Текст книги "Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая"

Автор книги: Нелли Шульман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 93 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]

– Зверь, – она погладила голову рыси. "Тут, в лесу живет. Поесть бы. Сейчас посплю, а потом мама меня покормит".

Мэри закрыла глазки. Зевнув, свернувшись в клубочек, она не заметила, как мимо норы прошли солдаты.

Девочка спала, и ей снилось что-то странное – высокая, красивая, темноволосая женщина, совсем незнакомая. Женщина стояла в воротах замка – каменного, серого, под низким, набухшим дождем, северным небом. Ветер раздувал подол платья, трепал выбившиеся из прически волосы – с заметной сединой. Она стягивала шаль на выдающемся вперед животе.

Мэри увидела несколько всадников, что приближались к замку, и закрытую холстом телегу, что ехала за ними.

Мужчина, – тоже высокий, с глубокими морщинами, с черными, побитыми сединой, длинными волосами, спешился. Подойдя к женщине, он остановился рядом. Опустив голову, он что-то сказал и та, взяв его за руку, – пошатнулась.

Женщина подошла к телеге. Подняв холст, она долго всматривалась в лица мертвецов.

– Полли, – услышала девочка шепот мужчины, – Полли, прости меня, это я виноват, я не уберег их.

– Наши дети, – сказала женщина глухо, коснувшись черной пряди, отведя ее с бледного лица девочки – лет десяти. "Все наши дети, Кеннет. Мальчики, – она сглотнула, но справилась с собой, – мальчики хотя бы погибли с оружием в руках, а Мораг…, – женщина согнулась, как от боли: "Надо было заплатить выкуп, Кеннет, когда ее похитили, может быть, ее бы вернули живой…"

Мужчина все стоял, глядя на трупы: "Не вернули бы, Полли. Это же ирландцы, ты сама знаешь…"

Губы женщины искривились, и она положила ладонь на свой живот. "Он, – сказала Полли, – вырастет и зальет кровью эту страну, Кеннет. Он сделает то, чего ты, – женщина откинула голову назад, – пока сделать не смог".

Мужчина долго молчал: "Я сделаю, Полли. Теперь сделаю. Пойдем, – он вздохнул и поправил холст, – надо похоронить наших детей".

Мэри проснулась и долго лежала, глядя в темноту норы. Мамы не было. Девочка, всхлипнув, положила руку под голову: "Она придет. Просто надо подождать еще немного. Я закрою глаза, а когда открою, – увижу маму. И не хочу снов, они плохие".

Девочка спала, чуть вздрагивая, сопя носиком, на поляне было уже совсем сумрачно. Самка койота, остановившись перед входом в нору, заворчала, велев детям подождать. Волчица обнюхала все вокруг, и, вздохнув, загнала детей в нору.

Мэри почувствовала какое-то тепло и улыбнулась: "Мама!". Она, не открывая глаз, подползла поближе. Самка койота осторожно взяла ее зубами за платье. Устроив ее рядом со своими детьми, у живота, она опустила голову в лапы.

Над лесом стояла тихая, пронизанная светом звезд ночь. Только откуда-то с востока были слышен скрип колес, и виднелись огни факелов, двигающиеся, исчезающие во тьме.

– Как больно, – поняла Юджиния, открыв глаза. «Даже двинуться не могу. Мэри, бедная Мэри, кто же о ней позаботится? Господи, прости меня, это я виновата, что ее оставила одну».

Она повернула голову и увидела, что носилки стоят под высоким, мощным дубом, у самого края лагеря.

– Не нашли? – услышала она скрипучий, знакомый голос и похолодела. Он стоял спиной к ней. Юджиния увидела, что его голова – забинтована.

Кинтейл повернулся, и, наклонившись над носилками, процедил: "Сучка!". Его лицо было закрыто повязками, один голубой, холодный глаз блестел в свете факела. Пахло смолой и кровью.

– Думала, ты меня убила? – Кинтейл сомкнул пальцы на ее горле. Юджиния захрипела. "Нет, мерзавка, только изрезала всего. Я буду жить, а ты сейчас – он указал на веревку, что лежала на земле, – сдохнешь. Где твое отродье, куда ты его дела?"

Девушка молчала, закрыв глаза. Кинтейл разъяренно сказал: "Ты хуже волчицы, что ты за мать, если бросила своего ребенка умирать?"

Он увидел, как дрожат длинные ресницы. Юджиния едва слышно прошептала: "Пусть…Моя дочь умрет свободной".

Кинтейл выругался. Ударив ее по щеке, – голова девушки бессильно дернулась, – он велел: "Кончайте с ней".

– Она стоять не может, ваша светлость, – растерянно сказал лейтенант.

Кинтейл взял веревку. Накинув петлю на шею Юджинии, он крикнул: "Тяните!"

– Мэри, – еще успела подумать девушка. "Господи, ну ты же можешь, – убереги ее от всякого зла".

Кинтейл услышал хруст позвонков. Брезгливо поморщившись, отвернувшись, он приказал: "Все, снимаемся с места, и так уже – много времени потеряли, надо догонять полки".

Он прошел туда, где стояла командирская палатка. В сердцах пнув валяющийся в грязи сундучок Юджинии, Кинтейл вскочил на коня.

Уже выезжая на северную дорогу, Кинтейл обернулся, – тело раскачивалось под резким, прохладным ветром. Вдали, над холмами в чистом, темном небе были видны собирающиеся облака.

– Поехали, – сказал он лейтенанту. "Если сейчас будет гроза, то мы все в грязи застрянем, особенно – артиллерия".

Всадники пришпорили коней и стали догонять хвост обоза.

Джон прислушался: «Подождите тут, Мирьям, мало ли что». Ночью шел дождь. Лес был прозрачным, умытым, пахло ягодами, вокруг щебетали птицы. Он раздвинул кусты и, выглянув на поляну, застыл – самка койота лежала у норы, глядя на своих волчат. Те носились по траве, а девочка – в грязном холщовом платьице, с растрепанными волосами, – весело бегала за ними.

Она подняла зеленые глазки и засмеялась: "Собачки! Папа!"

– Она же всех папой называет, – горько подумал Джон. "Господи, а где миссис Юджиния, она бы никогда не бросила Мэри". Он нагнулся и поднял с травы маленький, как раз под детскую ладонь, кинжал, с золотой фигуркой рыси на рукоятке.

Самка койота заворчала. Поднявшись, взяв ребенка зубами за подол платья, она подтолкнула девочку к Джону.

– Конечно, – спохватился тот, – конечно. Простите. Спасибо, – Джон поискал слово, – вам, большое спасибо.

Волчица внимательно посмотрела на него, и, – показалось Джону, – кивнула головой.

– Хочу собачек! – обиженно сказала Мэри, очутившись у него на руках. "Маму! Есть хочу!"

– Не все сразу, дорогая моя, – вздохнул Джон. Принюхавшись, он покачал головой: "Сначала тебе искупаться надо".

Мирьям вздрогнула, услышав треск кустов: "Смотрите. Тут кровь на траве, ягоды рассыпаны, и вот еще, – она сняла с ветки клочок простой, серой шерсти. Тоже в крови, – добавила девушка.

– Мама! – Мэри протянула к ней ручки. "Мама!"

– Это миссис Юджинии платье, – Джон указал на лоскуток ткани, – я узнаю его. А это Мэри, – он внезапно улыбнулся, – дочка миссис Юджинии, ну…

– От него, – Мирьям дернула губами. "Я ходила со своей наставницей к Юджинии, когда он только ее купил. Дайте, – она приняла у Джона девочку. Оглядев ее, Мирьям улыбнулась: "Сначала помоемся, я твое платье постираю, а Джон нам пока ягод соберет. Поедим и отправимся дальше".

– Куда? – Мэри засунула смуглый пальчик в рот.

– На запад, – Джон потрепал ее по мелким кудряшкам. "А потом – что-нибудь придумаем".

Мирьям вздохнула. Ловко намотав на плечи шаль, что передал ей Джон, она усадила туда девочку: "Пошли!"

– Вот еще, – Джон передал ей кинжал. "Это ваше оружие, наверное".

– Мое, – Мирьям забрала его: "Правильно, он же у Кинтейла был. Юджиния его взяла с собой, когда убегала".

– Это семейный кинжал, – девушка коротко улыбнулась, – с давних времен. Спасибо вам.

– Хорошо, – подумала Мэри, покачиваясь в такт шагам, задремывая. Мирьям обернулась: "Юджиния, наверное, сбежала, и они ее нашли в лесу. Застрелили, должно быть. Так по закону полагается, если раб не сдается сам".

– Она бы не сдалась, – мрачно ответил Джон. Они пропали из виду, скрывшись за стволами деревьев.

Тео распахнула ставни окна, выходящего на залив, и вгляделась в ровную, темно-синюю гладь моря. «Вот этот корабль, – девушка, вдохнула запах соли и нагретых солнцем водорослей. „L'audace“. Хорошее название. Господи, не могу поверить, на следующей неделе отплываем».

В дверь постучали. Тео, вздрогнула: "Открыто!". Она все никак не могла привыкнуть к тому, что миссис Франклин стучит, прежде чем зайти. "Дома, – краснея, призналась она акушерке, – в имении, управляющий может всегда проверить комнаты рабов, днем и ночью".

Та пробормотала что-то нелестное, и спросила: "А почему ты на плантации не работала?"

Тео опустила голову и вспомнила, о чем шептались старые слуги. "Когда миссис Тео умерла, жена мистера Дэвида, – она помолчала, – меня к мальчикам взяли, чтобы им веселее было. А мою маму продали, она была горничной у покойной миссис Тео. Я ее и не помню совсем, маму, мне два года тогда исполнилось".

– А Мэтью – четыре, – про себя подумала она. "Он никогда не говорил. Он, наверное, тоже мать не помнит. Не думай о нем, никогда больше не думай. Его нет".

Однако он был – каждую ночь, во снах. Тео просыпалась, прикусив зубами подушку, отбиваясь от его рук, чувствуя спиной удары плети. "Рассказала бы, – как-то раз, ворчливо, заметила, миссис Франклин, – легче бы стало".

Тео только помотала темноволосой головой и опустила глаза. "Никогда, никому, ничего не скажу, – повторила она себе. "А уж тем более мистеру Дэниелу, это все-таки его брат…"

Миссис Франклин зашла в комнату и улыбнулась: "Письмо твое я отправила, не волнуйся, мисс Марте де Лу в собственные руки. Вот, – она поставила на стол склянку, – по чайной ложке раз в день, а в Париже, когда обустроишься, найдешь, у кого покупать, травы известные".

– Мне не надо, – Тео хмуро отодвинула склянку. "Я никогда…"

Акушерка внезапно погладила ее по спускающимся на плечи кудрям: "Это ты сейчас так говоришь, милая. А потом встретишь того, с кем вы друг другу по душе придетесь, и все будет хорошо. Я-то знаю, о чем говорю".

– Откуда? – горько спросила Тео. "Вы же замужем были, по любви, откуда вам это знать?"

Сухие веки на мгновение дрогнули. Тео увидела холодный взгляд серых глаз.

– Когда мне было двенадцать, – сказала миссис Франклин, – шла война с микмаками. Это давно было, полсотни лет назад, там, – она махнула рукой на запад, – у моего отца ферма была. Индейцы пришли к нам ночью, все сожгли, убили моих родителей и старшего брата, а меня – увели с собой. И жила я у них, милая, четыре года – пока не сбежала. Думаешь, легко мне было, в двенадцать-то лет? Ничего, справилась. Потом до наших колонистов добралась. Встретила мистера Франклина, да хранит Господь душу его, он как раз тогда – первый год в священниках был, ну, а дальше…, – она улыбнулась и не закончила. "Так же и ты – все пройдет, милая, все забудется".

– Да, – вздохнула Тео, а про себя добавила: "Нет".

– И спускайся, – велела миссис Франклин, – там уже эти трое ждут. Хаим с Меиром у меня есть не могут, так хоть мистер Вулф к обеду останется, а то им скоро в армию, там уже так не покормят.

Тео наскоро оправила платье. Уложив косы надо лбом, девушка вышла на лестницу.

– Мистер Меир! – она рассмеялась. "А что это вы тут, а не в гостиной?"

Он вскинул серо-синие глаза и отчаянно подумал: "Господи, помоги мне, а ведь еще на корабле с ней плыть. Даже не думай об этом, она не еврейка".

– Я вам Расина принес, как обещал, – вслух сказал Меир. "Маленькое издание, очень удобное. И вот еще, – юноша показал ей конверт, – с утра из Филадельфии пришло. Это рекомендательное письмо месье Беранже, от мистера Соломона, они ведь друзья".

Тео застыла с раскрытым ртом, прижимая к груди книгу.

– У меня не получится, – она помотала головой. "Не стоит, и пытаться, мистер Меир".

Юноша встряхнул каштановыми локонами: "Мы тоже, мисс Тео, три года назад думали – не получится. А сейчас живем в свободной стране, хоть и воюем, но все равно – в свободной".

– L'audace, – вспомнила Тео и кивнула головой: "Я попробую. Спасибо вам, мистер Меир".

– Хаим сегодня уезжает, – тихо сказал юноша, – туда, – он махнул рукой куда-то вдаль. Будет искать Мирьям. Если бы не вы, мисс Тео…

Девушка посмотрела на него со ступеньки лестницы: "Ну что вы, мистер Меир, я же обещала мисс Мирьям вам все рассказать. Ваш брат ее найдет, обязательно!"

Юноша только вздохнул и отвернулся: "Почти неделя прошла, Кинтейл – в двух днях пути от Бостона, Дэниел днем и ночью в армии, ополчение готовится к обороне. Хаим едет за Мирьям, а я…, Получается, что бегу".

Тео внезапно оказалась рядом. Опустив глаза, – она была выше на голову, девушка проговорила: "Мистер Меир, я вам очень, очень благодарна. За все. И вы знайте, если надо будет что-то сделать в Париже…"

Юноша внезапно хмыкнул. Засунув руки в карманы сюртука, он, неожиданно весело, ответил: "Надо. Об этом мы с вами на корабле поговорим, мисс Тео".

Она только кивнула, чуть краснея смуглыми, гладкими щеками.

Хаим спешился. Посмотрев на прозрачное, жаркое небо, на темный лес, что взбирался по склонам холмов, он привязал коня к дереву. Юноша взглянул вниз, в долину: «Три дня уже ищу, все деревни объехал – и нет никого. Мирьям, Мирьям, что же с тобой случилось, где ты? Может, стоило прямо к Кинтейлу в лагерь отправиться?»

– Даже и не думай, – Дэниел проверил упряжь у коня. "Ты и так очень рискуешь, Хаим. Вообще-то, – красивое лицо юноши помрачнело, – это я должен был поехать".

Хаим внимательно посмотрел на друга и только вздохнул. "Дэниел, если ты вдруг наткнешься на Кинтейла – он тебя сразу вспомнит. Не надо погибать зазря".

– Не зазря, – Дэниел стоял, отвернувшись, и, наконец, тяжело вздохнул: "Пошли, провожу тебя. И сразу возвращайтесь, не сидите там, в тылу. В штабе вчера говорили, что Кинтейл с кое-какими индейцами спелся, они у него на содержании. Еще вам не хватало – на них наскочить".

– А что с нашими кораблями? – спросил Хаим, когда они уже подошли к окраине города. "Правда, это, что капитан Стивен Кроу тут где-то у побережья болтается?"

– Правда, – Дэниел взглянул на далекую, блестящую под солнцем полосу залива. "У нас тут сил больше, он себе быстро зубы обломает. Отряды от Вашингтона скоро подойдут, гонец сегодня с утра приехал. Выстоим, ничего. А "L’audace" будет идти под конвоем двух вооруженных барков, так что за нее можно не волноваться".

– Не слишком ли много чести для моего брата, – хмыкнул Хаим, – два вооруженных барка?

Дэниел помолчал: "Это требование Континентального Конгресса, не нам с тобой, дорогой лейтенант Горовиц, – это обсуждать".

– Понятно, – Хаим остановился и, пожал руку Дэниелу: "Дня через четыре привезу ее обратно, можно не волноваться".

Дэниел помахал вслед всаднику: "Это я виноват. Пришел бы, и сделал предложение. В конце концов, я помню, говорили же – у нас будут лицензии на брак, можно будет пожениться у мирового судьи, не обязательно в церкви. Она бы согласилась, она меня любит".

Он посмотрел вдаль – Хаим уже пропал из виду. Дэниел постоял, глядя на еще спящие дома предместья. Развернувшись, выпрямив спину, он пошел обратно в город.

Хаим прищурился и увидел на ветвях большого дуба что-то черное, раскачивающееся под ветром.

– Ищете чего, мистер? – раздался рядом мужской голос. Маленький, толстенький фермер, зажав в зубах трубку, встал рядом и тоже посмотрел вниз.

– Лорда Кинтейла, – высокомерно сказал Хаим, оправив хорошо сшитый сюртук. "Я из Нью-Йорка, торговец, – он со значением поднял бровь, – живым товаром. Мне говорили, у него тут в лагере негры есть, приехал узнать – не продаются ли они".

– Опоздали, мистер, – торговец присвистнул. "Была у него рабыня, да вон – мужчина указал на дерево, – третий день в петле болтается. Изрезала его светлость ночью, ножом, и сбежала. Ее в лесу нашли. Говорят, она дочку свою на съедение койотам оставила. Вот же эти негры…, – фермер сочно выругался.

– Юджиния, – вспомнил Хаим слова миссис Франклин. "Господи, бедная, да хранит Господь ее душу. А я ведь надеялся – она мне о Мирьям что-то расскажет. И ведь даже не попросить, чтобы похоронили, подозрительно это будет".

Хаим почувствовал на лице тепло утреннего солнца. Он, нарочито спокойно, спросил: "Тихо было, пока тут его светлость с войсками стоял? Или шумели они?"

Фермер усмехнулся. "Мальчишка мой к ним провизию возил, так рассказывал, что тут девку поймали, шпионку от патриотов. С ней солдаты как следует, повеселились, ну, понимаете, мистер, о чем я, – мужчина подмигнул.

– И что же, – еще более спокойно поинтересовался Хаим, – расстреляли ее, а то я второго трупа не вижу? – он кивнул на ветви дуба.

– Сбежала вместе с солдатом каким-то, – усмехнулся фермер, – должно быть, хорошо они с ним спелись. Наверное, к индейцам ушли, – он сорвал травинку и прикусил ее зубами.

Хаим спустился по вьющейся тропинке в долину: "Может быть, хоть что-то найду. Сестричка, бедная моя…, Наверняка, этот солдат ее застрелил, как только они до леса дошли. Чего еще ждать от британца".

Он посмотрел в сторону дуба. Отведя глаза, постояв несколько мгновений, Хаим стал внимательно оглядывать все вокруг. Среди куч мусора, брошенных, старых одеял, остатков еды, над которыми кружились мухи, он увидел старый, со сломанным замком сундучок.

Хаим опустился на колени и заметил, как из-за надорванной подкладки виднеется что-то желтоватое. Он развернул письмо и стал вчитываться в красивый, ровный почерк. "Вечно любящий тебя капитан Мартин Кроу, – шепнул Хаим и посмотрел на дату. "Август 1758 года, Бостон".

Он аккуратно сложил листок. Спрятав его, сжав зубы, заставив себя не думать о сестре, Хаим стал взбираться на вершину холма.

Отец лежал, закрыв глаза. Марта, что сидела у изголовья постели, увидела в его коротко остриженных волосах седину. «Год до пятидесяти», – подумала она, поправив повязку, что закрывала железную пластину на месте раны.

Мужчина не шевелился. Только прислушавшись, можно было уловить слабое, едва заметное дыхание. Марта посмотрела на фарфоровую миску, что стояла рядом с ней и позвонила.

– Спасибо, мистер О’Доннелл, – сказала она появившемуся слуге. "Мистер де Лу поел, немного. Когда будет нужна помощь, – Марта замялась, – с умыванием, я вас позову".

Когда дверь закрылась, она взяла большую, неподвижную руку отца и приникла к ней щекой, перебравшись с кресла – на пол. "Сколько так еще? – вздохнула про себя девушка. "Два раза в день овсянка, такая жидкая, что похожа на суп, уборка, поменять тряпки, поменять постельное белье, если вдруг не уследили…, Как я все это буду делать одна? И где? Папа, папа, ну что же ты мне ничего не сказал…"

Марта посмотрела на закладную и расписки, что лежали на столе в отцовском кабинете: "Я понимаю. Получается, что, если я не выплачу долги отца, то все его имущество переходит мистеру Бенджамин-Вулфу? – она указала на плантатора, что стоял у окна, не поворачиваясь, глядя в сад.

– Именно так, – прошуршал стряпчий. "Это рука вашего отца, мисс де Лу, и его печать".

– Да, – Марта проглядела бумаги, – верно. Я бы хотела показать их, – она положила изящную, белую руку на документы, – мистеру Адамсу.

Клерк из конторы Адамса подался вперед: "Мисс де Лу, вы же знаете, мистер Адамс сейчас в Филадельфии, участвует в Континентальном Конгрессе. Бостон практически отрезан войсками лорда Кинтейла. Мистер Адамс попросту сюда не поедет, а гонцу доверять такие бумаги нельзя. Да и не отправить никого на юг, это слишком опасно".

– Сколько у меня есть времени? – тихо спросила Марта, глядя на черные, чуть побитые сединой волосы старшего Бенджамин-Вулфа.

Тот молчал и стряпчий торопливо ответил: "Две недели, мисс де Лу. После этого имение официально перейдет мистеру Бенджамин-Вулфу. Если не будет выплачен долг".

Они ушли. Марта, опустившись в кресло, услышала сзади мягкий голос. Он чуть коснулся ее бронзовых волос: "Я что-нибудь придумаю, девочка, ты не волнуйся".

Марта вскочила. Подняв голову, она посмотрела в смуглое, чуть отяжелевшее лицо. "Вы могли бы их просто порвать, мистер Бенджамин-Вулф, – она вздернула подбородок, – вы же были другом папы!"

– Другом и партнером, – поправил ее плантатор. "В делах так не принято, милая, впрочем, – он поднял бровь, – это выше твоего понимания. Женщины в таких вещах не разбираются".

Марта покраснела и ответила сквозь зубы: "Папа всегда мне все рассказывал, мистер Бенджамин-Вулф. Я просто удивлена, что он скрыл от меня эту закладную и расписки".

– Ну, – развел руками Дэвид, – не хотел тебя волновать, наверное, да и собирался отдать деньги, но вот, – он помрачнел, – не получилось. Раз я теперь твой опекун, то доверься мне – я постараюсь сделать все, чтобы вы с отцом не бедствовали.

– Спасибо, – Марта вдохнула резкий запах табака: "Может быть, кольцо продать? Адамс мне его отдаст, если я попрошу. Но это надо дождаться, пока он приедет в Бостон, да и не хватит этих денег надолго, доктор, же сказал – отец может так еще два десятка лет прожить".

Теодор почувствовал теплую влагу на руке. "Плачет, – подумал мужчина. "Господи, девочка моя, пусть не волнуется, я уже скоро встану".

Он чуть дрогнул ресницами. Над ним раздался озабоченный голос: "Папа, милый, ты меня слышишь? Если слышишь – открой глаза, пожалуйста".

– Не могу, – понял Теодор. "Еще не могу, слишком тяжело. Прости меня, милая". Марта посмотрела в бесстрастное лицо отца. Отпустив его руку, закрыв лицо ладонями, она разрыдалась.

Не надо, – кто-то тихо зашел в комнату и оказался совсем рядом с ней. "Не надо, Марта, я прошу тебя – не надо".

Она, мрачно, вытерла лицо: "Папа же страдает, Мэтью, я не могу, не могу…Я все время об этом думаю. И теперь, с этой закладной, ты же знаешь, – Марта опустилась в кресло, – куда мне деваться с ним на руках? У нас даже родственников нет. Я, конечно, буду ухаживать за папой, но откуда взять деньги?"

Мэтью сел на пол рядом с ее креслом. Глядя на постель больного, юноша тихо сказал: "Послушай, я кое-что придумал. Только отцу моему не говори, пожалуйста, а то он может не согласиться".

– Не буду, – девушка помотала бронзовой головой.

Мэтью повернулся и, посмотрел в прозрачные, зеленые глаза: "Выходи за меня замуж, Марта. Я знаю, – юноша поднял руку, – ты меня не любишь, а что я тебя люблю, вот уже три года, – он пожал плечами, – так это тебя не касается, конечно".

– Как три года? – прошептала девушка.

– Так, – горько ответил он, – с того самого мгновения, как впервые тебя увидел. Мы тогда еще в снежки играли. То дело давнее, ты меня любить не обязана, Марта. Просто если мы поженимся, то отец не сможет мне отказать – он порвет и закладную, и расписки. Вы с папой останетесь жить здесь, как и раньше.

В спальне мерно тикали бронзовые часы. Марта покраснела и, скомкав в тонких пальцах кружевной платок, пробормотала: "Но если замуж, то ведь надо…"

– Ни в коем случае, – он вздохнул. "Я тебя и пальцем не трону, Марта, слово джентльмена. Как я могу, если ты меня не любишь? Может быть потом, когда-нибудь…, – он повел рукой и твердо добавил: "В любом случае, надо сначала поставить твоего папу на ноги. Я тебе помогу, я же говорил. И вообще, – Мэтью улыбнулся, – я тебе докучать, не намерен. Ты будешь тут, в Массачусетсе, а мне осенью уже надо возвращаться в университет, в Виргинию. Так что все равно – только на каникулах будем видеться. Если ты захочешь, конечно".

Он поднялся, и откинул назад золотоволосую голову: "Я бы тебе все равно предложение сделал, я сюда и ехал для этого, просто, – Мэтью вздохнул, – когда случилось это несчастье, я подумал – тебе сейчас не до этого. Может показаться, что я тебе выбора не оставляю, бесчестно навязывать себя девушке в таком положении".

Марта все молчала. Наконец, тоже встав, она спросила: "А если я соглашусь, Мэтью, что тогда?"

Юноша ласково взглянул на нее: "Тогда мы обвенчаемся. Но если ты потом придешь ко мне, когда твой отец выздоровеет, и скажешь: "Я хочу уйти", то ты уйдешь, Марта – куда хочешь. Я не могу, не имею права тебя удерживать".

– Зачем ты это делаешь? – тихо спросила девушка.

– Потому что я люблю тебя, уважаю твоего отца и потому, что я – джентльмен, – Мэтью потянулся и взял ее руку. "В давние времена рыцарь бы так и поступил, Марта, и не просил бы ничего взамен. И я не попрошу".

Она всхлипнула: "Можно, я подумаю? Просто все это так, – девушка поискала слово, – неожиданно…"

– Ну конечно, – Мэтью отпустил ее пальцы. "Иди, пообедай и ложись. Отдохни, почитай. Мы с мистером О’Доннеллом все сами сделаем, с умыванием".

– Спасибо, – она склонила изящную голову. Мэтью улыбнулся: "Я же сказал – я всегда буду тебе помогать, Марта, в чем бы ты ни нуждалась".

Дверь закрылась. Мэтью, подтащив кресло поближе, достав из кармана сюртука серебряную пилочку, подмигнул больному: "Что вы там рассказывали, мистер Теодор, об охоте в Акадии? С капканами, помните? Так вот капкан скоро захлопнется, обещаю вам".

Мужчина лежал неподвижно, будто изваяние. Мэтью, покачав головой, едва слышно насвистывая, стал подпиливать себе ногти.

Дэвид раздраженно бросил на стол письмо: «На, полюбуйся! Если бы я не проверял почту, твоя невеста, прочтя это, – он упер ухоженный палец в листок бумаги, – сбежала бы отсюда, куда глаза глядят, поверь мне».

– Никуда она не сбежит, пока ее отец жив, – Мэтью, сидя в шелковом халате, похлопал себя по щекам: "Жених выглядит хорошо, просто отлично выглядит. Жалко, что мистеру Теодору никак не удастся повести свою дочь к алтарю. Но, папа, – юноша поднял бровь, – если Тео в Бостоне, то надо поехать и привезти ее".

– Я ее сам накажу, – сладко подумал Мэтью. "Моя собственность, мне с ней и разбираться".

– Она не написала, где находится, – сумрачно ответил Дэвид. "Девчонка, знаешь ли, далеко не дура".

– Как и ты с братом, – добавил про себя плантатор.

Мэтью, взяв серебряный гребень, зевнул: "Папа, умоляю тебя, понятно, что она сбежала к Дэниелу. Ставлю что угодно. Он, наверняка, не преминул ее уложить в постель. Эти патриоты все кричат об ужасах рабства, но что-то я не слышал о тех, кто освобождает своих рабов. Джефферсон так и вовсе – открыто живет с цветной, вся Виргиния знает".

– Посмотрим, – хмыкнул отец, убирая письмо. "Если она у Дэниела, незачем торопиться, можно забрать ее в любой момент. Давай, – он потрепал сына по голове, – заканчивай собираться, уже и в церковь пора".

– Очень хорошо, – подумал Дэвид, спускаясь по мраморной лестнице. "Я своего сына знаю, услышав о том, что Тео – ему сестра, он сразу же пистолет себе к виску приставит. В этом он на мать похож, та тоже – не выдержала, в петлю полезла. А все потому, что кое у кого очень длинный язык был. Матери Тео его быстро укоротили, я же туда, в Южную Каролину ездил, проверял – она и полугода на плантациях не выдержала, сбежала. Нашли и забили плетью до смерти. Нечего было моей жене говорить того, чего ей знать не следовало".

Дэвид осмотрел себя в зеркало, и наклонил черноволосую голову: "Мэтью после свадебного обеда сразу уедет. Останемся мы с Мартой одни. Медовый месяц, так сказать. Давно у меня белых не было, если шлюх не считать".

Он увидел сына, и прошел в распахнутые слугой дубовые двери: "Когда мы вернемся из церкви, сразу же сядем за стол".

– Все будет готово, мистер Бенджамин-Вулф, – прошелестел тот. "Не беспокойтесь".

– Дом я сдам, – Дэвид обернулся, усаживаясь в ландо. "Он принесет отличный доход, место красивое, и от Бостона недалеко. Тем более, что Кинтейл, наверняка, войдет в город. Все встанет на свои места. А мы с невесткой уедем домой, в Виргинию".

– Трогай, – велел он кучеру. Красивая, низкая карета, выехав из ворот усадьбы, повернула к Уотертауну.

– Папа, – услышал он нежный, ласковый голос, – папочка, милый, ты как?

Теодор чуть дрогнул ресницами и увидел дочь, – она склонялась над изголовьем кровати, бронзовые волосы были распущены по плечам и прикрыты кружевной вуалью.

Марта отложила букет белых роз: "Папа, Мэтью мне сделал предложение, и я его приняла. Ты не волнуйся, это просто так – чтобы спасти имение, и выплатить твои долги. Он меня и пальцем не тронет, он обещал. Мы с тобой останемся здесь, и я буду тебя лечить".

Теодор вдохнул запах жасмина и почувствовал, как на его глаза наворачиваются слезы. "Надо сказать. Девочка, бедная моя, это же западня, это все подстроено, обман на обмане. Мерзавцы, какие мерзавцы, был бы у меня в руках пистолет…, Скажи! – велел он себе, но губы не двигались. Он даже не смог открыть глаза.

– Я знаю, ты хотел, чтобы я вышла замуж по любви, – Марта прижала к щеке его руку, – я тоже, папа, хотела. Но Мэтью мне сказал, что я буду совершенно свободна. И кольцо я ему не отдаю, оно в Бостоне и там останется.

– Хорошо, – пронеслось у него в голове. "Господи, как я устал".

Марта прислушалась – до нее доносилось ровное, размеренное дыхание. Она опустила руку Теодора и сказала появившемуся в дверях слуге: "Мистер О’Доннелл, вы побудьте с мистером де Лу, пока я в церковь съезжу. Сегодня ночью я сама подежурю".

Мужчина замялся: "В день вашей свадьбы, мисс де Лу?"

– Я сама подежурю, – твердо повторила Марта. Подхватив букет, высоко подняв голову, она прошла в переднюю.

– Спокойной ночи, – ласково сказал ей Мэтью, когда они стояли у двери в опочивальню Марты.

– Свидетельство о браке у меня, – юноша замялся, – так что в любой момент, когда оно тебе понадобится…

– Да зачем оно мне, – отмахнулась Марта, – все равно – это формальность. Спасибо, – она протянула руку Мэтью, – спасибо, ведь твой отец все сделал, как ты говорил – сжег и закладную и расписки. Теперь все это опять наше, – она обвела рукой устланный коврами коридор. "Я не знаю, как тебя благодарить, Мэтью".

– Ошибаешься, – хмыкнул про себя юноша. "Все это мое, дорогая жена. Вся твоя собственность теперь принадлежит мне, как и ты сама. Впрочем, ты мне не нужна, пусть тобой папа забавляется".

– Я же обещал, – он пожал руку девушке. "Слышала, у алтаря, – Мэтью невольно улыбнулся, – пока нас не разлучит смерть. Но это, – он вздохнул, – тебя не касается. Я говорил – я тебя в любой момент отпущу, когда захочешь".

– Сначала папе надо выздороветь, – вздохнула Марта. Девушка зглянула в окно, где уже догорал закат: "Сейчас переоденусь, и к нему пойду. Спокойной ночи".

Мэтью склонил голову. Зайдя к себе в опочивальню, он стал складывать саквояж. "Когда все уснут, – юноша тихо рассмеялся, – выскользну незаметно. Наемная карета из Уотертауна будет ждать на перекрестке, а там, – он с удовольствием потянулся, – еще три недели до начала занятий. Успею навестить "Дом Радости".

Юноша откинулся в кресле. Закрыв глаза, подрагивая веками, он вытянул вперед длинные, красивые пальцы. Руки чуть затряслись. Мэтью, нагнувшись, достал из саквояжа флакон темного стекла.

– Лауданум, – он раздул ноздри. Открутив пробку, Мэтью налил настойки в серебряную ложку. "До Виргинии мне его хватит, не сорвусь, а там уже, – он выпил, – меня ждут другие радости".

Марта развязала атласные ленты. Сняв чепец, она рассмеялась, любуясь собой в большом зеркале. «Придется на людях носить, – она повертела головой туда-сюда, – так положено». Девушка потянулась за гребнем и застыла, почувствовав сзади резкий запах табака.