Текст книги "Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая"

Автор книги: Нелли Шульман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 93 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]

Вильямсбург

Покосившееся, старое здание таверны стояло на берегу реки Джеймс. Кинтейл посмотрел на темную воду и недовольно пробурчал себе под нос: «Могли бы и в городе встретиться, в кофейне хотя бы. Тут же одна шваль отирается».

– Согласен, – раздался смешок сзади. Мужчина резко обернулся, потянувшись за спрятанным кинжалом. Невысокий, коротко стриженый, светловолосый человек, в потрепанной куртке ремесленника и грязных сапогах, с грубошерстным шарфом вокруг шеи, наклонил голову. Рассматривая Кинтейла пронзительными, светло-голубыми глазами, он сказал: "Semper fidelis".

– Semper eadem, – отозвался лорд Кинтейл. Не, протягивая руки, он презрительно осмотрел мужчину: "До чего мы докатились, премьер-министр Норт доверяет деликатные миссии всяким оборванцам".

Тот почесал нос. Порывшись в кожаной суме, достав флягу, незнакомец передал ее Кинтейлу. "Пейте, это хороший ром, я только что с Кариб. Хоть согреетесь. Вот, – он подпорол ногтем подкладку сумки и протянул Кинтейлу письмо, – читайте".

Светловолосый мужчина, отойдя к мокрому бревну, присел: "Как закончите – я тут".

Джон затянул потуже шарф и подышал на руки:

– Господи, хоть бы одного найти. "Черную стрелу" расстрелял этот француз, Этьен. Сволочь, судя по всему. Расстрелял и пропал. Джо бы выплыла, она сильная. На Синт-Эстасиусе ее никто не видел, ни живой, ни мертвой. Значит, она на корабле у этого Этьена. Или, – Джон нашел в кармане трубку и закурил, – у кого-то другого. Маленький Джон где-то тут, в соединениях Кинтейла, судя по записям. Я мальчика домой привезу, – он обернулся на Кинтейла и хмыкнул: "Разукрасили его славно, конечно".

– Простите, ваша светлость, я и не мог себе представить…, – раздался сзади голос Кинтейла.

– В кофейне мы с вами не сидим потому, что нечего объявлять всему Вильямсбургу, что сэр Джеймс Маккензи, лорд Кинтейл, тут проездом, – сварливо сказал Джон. "У вас теперь лицо приметное, полковник, уж не сердитесь. Рассказывайте".

Джон слушал. Потом, прервав Кинтейла, он поморщился: "Какая чушь. Совершенно незачем отправлять на Синт-Эстасиус военную эскадру и оголять побережье. Опять же, нам не с руки пока ссориться со штатгальтером. Там всем заправляет один человек. Уберете его, и поставки оружия замедлятся, если не прекратятся вовсе".

– А что же вы его не убрали? – хмуро спросил Кинтейл, взяв какую-то палочку, строгая ее кинжалом.

– Я там был не для этого, – коротко ответил Джон. "Кстати, этого посланца патриотов все зовут Ягненком. Я помню, по донесениям, был какой-то шпион, вы его все ловили, и не могли поймать…"

– Так вот куда она сбежала…, – процедил Кинтейл. "Сучка, мерзавка, я ее вот этими руками повесить намеревался".

– Она? – удивился Джон. "На Синт-Эстасиусе я видел молодого человека. Изящный юноша, каштановые волосы, синие глаза. Серо-синие. Представляется господином Оливером. Настоящее его имя, я, к сожалению не узнал".

– Это девка, – Кинтейл сплюнул. "Уж поверьте мне".

– Я как-нибудь отличу юношу от девушки, – ехидно заметил Джон. "А ну говорите, что там у вас было".

– Господи, – Джонс слушал и глядел на реку, – они что тут, совсем все с ума сошли? Вовремя я приехал, ничего не скажешь.

– Полковник, – он повернулся и взглянул в голубые глаза Кинтейла, – вы что, до сих пор мучаетесь тем, что вашему предку, и моему родственнику, лорду Кеннету, его величество король Яков отрубил голову за излишнюю мягкотелость? Хотите доказать, что вы умеете убивать и насиловать? Вы это видели? – Джон порылся в сумке и вытащил на свет тонкую брошюру.

– Жизнь в оковах, – прочел Кинтейл. Он сцепил, зубы: "Это отвратительная ложь, она сама виновата…"

– Сама виновата в том, что хотела бежать из рабства, – сочно заметил Джон. "Вы хоть понимаете, что прочтя это, – он похлопал рукой по обложке, – любой здравомыслящий человек содрогнется от ужаса?"

– Он похож на того парня, – Кинтейл внезапно похолодел. "Господи, нет. Джон Холланд, граф Хантингтон, герцог Экзетер. Не может быть такого".

– А вашему предку король Чарльз отрубил голову за государственную измену, – ядовито сказал Кинтейл.

– Давайте не меряться казнями, – вздохнул Джон, – это дело долгое и непривлекательное. Расскажите мне, куда делась эта девушка, что называла себя Ягненком. И не лгите, – Джон сомкнул тонкие губы, – вы же дворянин, лорд Кинтейл.

Мужчина опустил голову: "Ей помог бежать мой рядовой, и сам вместе с ней – дезертировал. Его потом заочно приговорили к расстрелу, за убийство троих солдат".

Джон поймал в ладонь тающую снежинку и долго смотрел на нее. Над дальними горами лежала тусклая полоска зимнего заката.

– Как его звали? – спокойно спросил герцог.

– Клянусь честью, ваша светлость, я не знал…, – забормотал Кинтейл. "Я бы сразу отправил его домой, разумеется. Джон Холланд, ваша светлость, – почти неслышно добавил полковник.

Джон встал и поправил суму. "Моему сыну еще не было пятнадцати, – холодно сказал мужчина, – он прибавил себе лет, чтобы попасть в армию. Он приехал сюда, чтобы найти свою сестру, лорд Кинтейл. Спасибо за то, что вы показали ему, как должен воевать солдат его Величества". Джон застегнул куртку: "Я очень рад, что мой сын дезертировал, полковник. Незачем служить бесчестным целям. Всего хорошего".

– Погодите, – крикнул Кинтейл, побежав вслед за Джоном по узкой тропинке, – я не мог иначе…

Мужчина гневно обернулся: "Могли. Но не хотели. Какой мерой мерите, такой вам измерено будет, лорд Кинтейл. Всего хорошего, мне пора".

– Я должен вам рассказать о человеке, который поможет нам узнать планы патриотов, – умоляюще сказал Кинтейл. "Очень надежный юноша, вы не пожалеете, ваша светлость…"

Джон коротко вздохнул: "Ну!"

– Мэтью Бенджамин-Вулф, он студент, тут, в колледже Вильгельма и Марии, – зачастил Кинтейл, – его брат, по слухам, – адъютант Вашингтона. Простите, ваша светлость, я и вправду не думал, что Джон – ваш сын…

– А если бы он не был моим сыном? – устало спросил герцог. "Или вы думаете, что наша кровь краснее крови других людей? Все, – он поморщился, – езжайте к себе в Трентон, и чтобы я вас больше не видел".

Кинтейл, было, протянул руку. Джон, пожав плечами, развернувшись, пошел по грязной, в ямах, дороге к входу в таверну.

Внутри было шумно, темно, пахло вареной капустой и потом. Джон присел к стойке. Хозяин зорко поглядел на него: "Дружище, так не пойдет. Уходил ты веселый, а вернулся, – краше в гроб кладут. Что случилось?"

– Так, – Джон махнул рукой, – переночую, завтра еще по деревням поброжу, упряжь коням починю, и махну на север. Налей-ка мне этого вашего, кукурузного, полный стакан.

– Зря ты из Англии приехал, – заметил кабатчик, – в самую войну попал. А то оставайся. Тут, в Виргинии, хорошие мастера всегда нужны. Опять же, – хозяин подмигнул, – у нас тут весело. В субботу танцы будут. Ты же говорил, что вдовец. Может, познакомишься с кем-нибудь. А дети-то есть у тебя?

Джон выпил залпом стакан виски. Хмуро ответив: "Нет", он пошел к деревянной лестнице, что вела на чердак таверны.

Джон нагреб под бок соломы. Потушив свечу, глядя на бледную луну, что светила в прорехах туч, он приказал себе: "Не смей. Вернутся, оба, просто надо ждать".

Ему снилась Тео. Она лежала, привязанная к столбикам кровати, темные, тяжелые волосы разметались по шелковой простыне, смуглое тело отливало бронзой. Он наклонился. Увидев страх в больших глазах, Мэтью ласково улыбнулся.

– Я всегда тебя любил, – сказал он, чуть поглаживая ее грудь плетью, – всегда, милая. С тех пор, как мне было четыре года. Так не убегай от меня, все равно, – Мэтью раскурил сигару и, повертев ее в руках, показал девушке, – все равно, Тео, ты далеко не убежишь. Поставлю тебе клеймо, – он рассмеялся, и резко приложил сигару к нежному, гладкому бедру.

Девушка закричала, забилась, пытаясь вырваться, запахло горелым мясом. Мэтью услышал сзади одобрительный голос: "Хорошо, очень хорошо". Мужчина – изящный, с тронутыми сединой волосами, в шелковом халате, погладил его золотистые кудри. Он усмехнулся: "А ты сам, Матье, хочешь попробовать, что такое боль? Держу пари, тебе понравится". Мэтью взглянул в пристальные, серые глаза и, сам того не ожидая, – кивнул.

– Приснится же такое, – недовольно сказал Мэтью, открыв глаза, вглядываясь в ярко-голубое, утреннее небо за окном. Он приподнялся на локте, зевая. Взяв серебряную чашку с кофе, юноша крикнул: "Джимми!"

– Да, хозяин, – невысокий, чернокожий парнишка просунул голову в дверь.

– Ванну, – коротко приказал Мэтью. "И оседлай мне лошадь. Я хочу проехаться верхом перед лекциями".

Он сел в пахнущую лавандой, теплую воду, и, блаженно опустил веки: "Вот же мерзавец этот Натаниэль. Как чувствовал, что я его хотел отправить в "Дом радости", сбежал. Ничего, там все убрано. Трупы уже давно в реке, а к следующему лету привезу новых постояльцев. Можно Джимми туда отправить, кстати. К следующему лету я уже буду отцом, – Мэтью озорно улыбнулся, – придется приехать в поместье к родам, иначе нельзя".

Вытираясь, юноша ворчливо сказал слуге: "Неси костюм для верховой езды. Приведи тут все в порядок, – Мэтью указал на гостиную, где были разбросаны пустые бутылки вина, и стояла стопка фарфоровых тарелок с объедками.

– Фи-Бета-Каппа, – хмыкнул он, посмотрел на серебряный ключик, что висел на цепочке от часов. "Правильно, масонской ложи у нас пока нет, только разговоры ходят о ее создании. Так хоть мы, студенты, в тайное общество объединились".

Мэтью отпер большую шкатулку черного дерева и посмотрел на склянку с лауданумом. "Нет, – встряхнул головой юноша, – нельзя. Потерпи до вечера". Он, было, протянул руку к склянке, но, одернув себя, развернувшись на каблуках – спустился вниз, во двор. Он принял от Джимми поводья красивого, белого жеребца. Вскочив в седло, посмотрев на небо, Мэтью улыбнулся.

Юноша выехал на устланную палой листвой дорожку университетского парка. Он оглянулся, и погладил по холке коня: "Через два года я уже буду адвокатом. Утрем нос Дэниелу. Это если его раньше не убьют, конечно".

Мэтью ехал легкой рысью, и что-то насвистывал. Остановившись над обрывом, полюбовавшись широкой рекой, он услышал сзади стук копыт.

Невысокий, светловолосый, изысканно одетый мужчина выехал на поляну. Придержав коня, он вежливо спросил: "Мистер Бенджамин-Вулф, если не ошибаюсь?"

– С кем имею честь? – высокомерно ответил Мэтью.

– Красавец, – хмыкнул Джон, глядя на золотистые, пышные, словно сено, волосы. "Блестящий студент, профессора на него не нахвалятся. Президент этого их тайного общества. Таким кто только в молодости не увлекался, юнцы обожают всякие секреты. Вот и прекрасно".

– Можете называть меня мистер Джон, – мужчина спешился. "Давайте прогуляемся, мистер Бенджамин-Вулф, у меня есть к вам деловое предложение. Я представляю интересы его Величества в колониях. Негласно, конечно".

– Разумеется, – Мэтью сглотнул: "Ну и глаза. С этим господином точно – шутить нельзя".

– Я прочитал ваше эссе о Юлии Цезаре, – сказал Джон, когда они медленно пошли по тропинке вдоль берега. "Очень изящный слог, латынь у вас отменная. Впрочем, ваш старший брат – тоже хорошо пишет".

– На другие темы, – ореховые глаза заблестели смехом.

– Верно, – согласился Джон. "Вы сколько языков знаете, мистер Бенджамин-Вулф?"

– Просто Мэтью, – запротестовал юноша. Он обаятельно улыбнулся: "Немного. Французский – он у меня как родной, у меня был наставник-креол, из Нового Орлеана, немецкий, испанский, итальянский. Ничего, – Мэтью развел руками, – экзотического".

– Да, – задумчиво проговорил Джон, – китайский нынче только иезуиты и учат. Впрочем, как и русский. Вот что, Мэтью, – он приостановился, – я не буду ходить вокруг да около. Вы из семьи лоялистов, – он поднял ладонь, увидев, что юноша открыл рот. "Ваш старший брат, – усмехнулся Джон, – меня в данный момент не интересует, и вообще, – мужчина поморщился, – я не хочу вас использовать для таких мелких дел, для этого есть военные. Вы, кажется, женаты? – Джон поднял бровь.

– Да, – Мэтью кивнул, – мы с Мартой знакомы с детства. Она очень милая, домашняя девушка. Я ее, разумеется, ни во что не посвящать не собираюсь.

– Очень правильно, – Джон потер подбородок. "Вы мне потом понадобитесь в Европе, Мэтью. А сейчас спокойно учитесь, получайте диплом".

– Я даже не сказал, что согласен, – промелькнуло в голове у юноши. Он наклонился, и поднял золотой лист дуба: "Мне, наверное, надо что-то подписать, мистер Джон?"

Мужчина махнул рукой. "Дорогой мой Мэтью, в нашем деле – чем меньше оставляешь за собой следов, тем лучше. Особенно бумажных. Вас найдут, когда придет время". Джон помолчал: "Уверяю, у вас будет такая увлекательная жизнь, что лауданум вам больше не понадобится".

Юноша покраснел: "Откуда вы…"

– Не мог же я не проверить ваши комнаты, – пожал плечами Джон. "Ну, – он подал руку юноше, – всего хорошего, вам пора на лекции. Рад был познакомиться".

– Я тоже, мистер Джон, – тихо ответил Мэтью.

Джон пришпорил коня. Уже подъезжая к воротам университета, он подумал: "Лауданум. В конце, концов, его в Лондоне налево и направо прописывают. Ее Величество от бессонницы его принимает. Безобидное средство".

Он в последний раз оглянулся на белокаменный шпиль церкви. Вдохнув свежий ветер с реки, Джон пробормотал: "А теперь к Делаверу. Мы там проиграем, несомненно, несмотря на все усилия Кинтейла и остальных. Надо уходить, пока еще есть возможность – с честью, а не то нас, вышвырнут отсюда. Да только лондонские упрямцы меня как три года назад не слушали, так и сейчас – не послушают".

Джон посмотрел на ясное, чистое небо – от вчерашних туч не осталось и следа. Он повернул коня на северную дорогу.

Река Делавер

Тяжелые, серые льдины ворочались под сильным ветром с запада. Уже темнело. Высокий, с заметной сединой человек, в голубом, потрепанном мундире Континентальной Армии, присев, потрогал снежную кашу, что летела на низкий берег реки.

– Ваше превосходительство, – раздался молодой голос сзади, – давайте отойдем, гессенцы могут вас увидеть и начать стрелять.

– Тут восемьсот футов до противоположного берега, – сварливо сказал Джордж Вашингтон своему адъютанту, – ни одна пуля не долетит. Что там у нас с переправой?

– Пригнали сорок даремских лодок, плоскодонки с усиленными бортами, – отрапортовал Дэниел, – мы их уже спрятали в камышах, около дома паромщика.

– Надо еще две баржи, а лучше – три, – велел генерал, поворачивая к низкому, каменному зданию таверны Мак-Конки. "Восемнадцать пушек, – посчитал Вашингтон, стряхивая снег с мундира, – и лошади. Вода такая, что если кто-то в нее упадет – тут же и замерзнет. Плавать у нас почти никто не умеет. Но другого пути нет, – он обернулся. Взглянув на тусклые огоньки лагеря британцев, еле видные в поднявшейся метели, генерал спросил:

– А что скауты, подтверждают те сведения, которые доставили из Виргинии? Индейцы там?

– Там, – тихо сказал Дэниел. "И лорд Кинтейл с ними. Ваше превосходительство, а что это за разведчик, в Виргинии? Кто-то знакомый?"

– Даже если бы я знал, – хохотнул Вашингтон, – я бы тебе не сказал. Это донесение сюда через десяток рук пришло, капитан Вулф. Кстати, твой дружок, капитан Горовиц – отлично работает в Чарльстоне. Это была прекрасная идея – отправить его свататься, никто ничего не заподозрил".

– Он и вправду – усмехнулся Дэниел, – сватается. Там же больше евреев, чем на севере. У них рано женятся, ваше превосходительство, да и война скоро закончится.

– Твоими бы устами, – пробормотал Вашингтон. Открывая тяжелую дверь таверны, генерал приказал: "Иди, проверь, как там у нас идет выдача мушкетов. Потом поспи хоть немного, мы тут пока, – он кивнул на плавающий слоями сизый табачный дым, – перекусим, и начнем военный совет. Два часа у тебя есть".

– Ваше превосходительство, – Дэниел, тяжело, глубоко вздохнул, – а что там с моим рапортом?

– Ты сначала руку вылечи, – буркнул Вашингтон, – хоть и левая, а все равно – пуля в локте, это не шутки.

– Но капитан Горовиц…, – Дэниел посмотрел в серые, внимательные глаза генерала, – он, же написал…

Вашингтон помолчал, разглядывая адъютанта. "Может, и отпустит, – успокоил себя Дэниел, – два месяца я у него служу, с тех пор, как из госпиталя вышел. Хватит, с рукой все в порядке, пора в строй".

– Капитан Горовиц, – ехидно заметил Вашингтон, – даже если тебе голову оторвет, – чего, я надеюсь, не случится, – напишет в рапорте, что ты годен к службе. Ладно, – генерал усмехнулся, – бери свой массачусетский батальон, воюй.

– Спасибо, ваше превосходительство! – облегченно сказал Дэниел. Вашингтон вдруг спросил: "А что это ты там сидишь при свече, по ночам? Дневник, что ли, ведешь?"

Юноша покраснел. "Я же юрист, ваше превосходительство, когда-нибудь нам понадобятся законы, конституция…"

– Сначала нам понадобятся деньги, – Вашингтон прислушался к голосам из таверны. "Впрочем, Ягненок неплохо справляется. Да и Франклин пишет из Парижа, что там будут нам помогать. Посмотрим, – коротко заключил генерал. "Ну, иди. Вернулся Фримен из Массачусетса, нашел свою мать?"

– Пока нет, – помрачнел Дэниел. "Я уже и сам не рад, что его отпустил, все-таки он беглый…"

– Он не беглый, а сержант Континентальной Армии Натаниэль Фримен, – оборвал его генерал. "Ничего, все с ним будет хорошо, он парень лихой".

Дэниел приложил руку к треуголке: "Разрешите идти, ваше превосходительство, обратно в батальон".

– Беги, – Вашингтон развернул его за плечи и подтолкнул. "Завтра вечером чтобы все были готовы".

Дэниел заглянул в палатку: "Тепло-то как! Уходил – угли еле тлели". В переносной чугунной печурке горел огонь, пахло жареным беконом и свежим хлебом.

Юноша взглянул на сидящего с поджатыми ногами на койке изящного, чернокожего парня: "Сержант Фримен, разве так положено встречать начальство?"

Натаниэль перекусил зубами нитку. Отложив мундир Дэниела, он весело ответил: "А я еще час в отпуске, мистер Вулф. Я вам тут прибрал немного, и поесть приготовил".

Дэниел уселся рядом с ним. Блаженно протянув ноги к огню, он проворчал: "Ты же не денщик мне, Натаниэль. Иди в свое отделение".

– Вот сейчас мундир в порядок приведу и пойду, – парень встряхнул кудрявой головой. "Не сердитесь, капитан Вулф, старые привычки, я все-таки неплохой слуга. Как отвоюем – он улыбнулся, – и Салли сюда привезу – постоялый двор хочу открыть".

Дэниел помолчал и осторожно спросил: "Нашел ты миссис Бетси?"

Натаниэль посмотрел на него темными, красивыми глазами. Он кивнул: "Под Спрингфилдом матушка моя, в имении. Живется ей неплохо, кормилица. Дитя родила от хозяина, да умерло оно, а так сестра бы мне была. Она же молодая у меня, мистер Дэниел, еще тридцати пяти не исполнилось. Говорил я ей, что бежать надо…"

– Не надо бежать, – прервал его Дэниел. Заметив удивление в глазах юноши, он твердо добавил: "Хватит бегать. Рабство так не прекратишь, Натаниэль. Надо, – он потянулся и взял тетрадь, – все делать по закону".

– Так нет такого закона, чтобы рабов не было, – удивился юноша. "Везде, мистер Дэниел, и тут, и в Нью-Йорке и на юге – везде рабы".

Дэниел открыл тетрадь: "Все люди рождаются свободными и равными, имея определенные природные, существенные, и неотъемлемые права, среди которых право защиты их жизни и свободы…"

– Что это? – тихо спросил сержант.

– Конституция, – задумчиво ответил Дэниел. "Основной закон нашей страны. Ну, – он улыбнулся, – будущий, конечно. Так что миссис Бетси мы освободим, Нат, – так, как надо, в суде, публично. Не волнуйся, – он взял мундир и велел: "Все, отправляйся в свое отделение. Скоро уже, и строиться будем, проверять, как вы к переправе готовы. Спасибо тебе".

Он проводил взглядом юношу. Устроив на колене оловянную тарелку, облизав пальцы, – бекон был горячий, – Дэниел усмехнулся: "А капитан Горовиц, наверное, в Чарльстоне на серебре обедает. Что он там говорил, эта мисс Линдо – дочь одного из самых богатых торговцев на юге? Вернется уже женатым, наверное".

– А сейчас – спать, – Дэниел вытянулся на койке. "Хотя бы час, и чтобы никто не мешал". Он закрыл глаза: "Господи, только, пожалуйста, не надо снов. Завтра ведь в бой".

Мирьям стояла на берегу огромного – без конца и края, моря. Каштановые волосы шевелил ветер, усталые, чуть припухшие глаза смотрели куда-то вдаль. Она повернулась, искусанные губы зашевелились. Девушка, махнув рукой, побрела, осторожно, тяжело ступая по камням, постепенно исчезая в белесом, густом тумане.

Дэниел перевернулся. Уткнув лицо в сгиб локтя, чуть морщась от вернувшейся боли в заживающей ране, он едва слышно заплакал.

Лодки медленно продвигались, лавируя между льдинами, в кромешной тьме, на пронзительном, несущем колючий снег, ветру. Дэниел, стоя на носу, вгляделся в метель: "Так, ребята, генерал уже почти на берегу, поднажмем".

В свисте вьюги, сзади, было слышно ржание коней и приглушенные людские голоса. "Возьмите, капитан, – Натаниэль протянул ему аккуратно свернутое знамя.

Дно челна заскрипело по песку. Дэниел выскочил в мелкую воду. Над его головой забился красно-белый, флаг. Обернувшись к своему батальону, юноша приказал: "За мной!"