Текст книги "Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая"

Автор книги: Нелли Шульман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 93 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]

– Потому что, – раздался с лестницы голос старшего брата, – девчонкам там не место. На митинг можешь пойти, – мы все идем, кроме Ягненка, – он потрепал Меира по каштановой голове, а потом отправляйся домой. Мы же, – он взял кусок пирога, и подмигнул Дэниелу, – навестим "Дартмут".

– Маски и костюмы готовы, – Дэниел посмотрел на сгущающуюся тьму за окном, – на сто человек. Лежат в типографии у Эдеса, пока будет идти митинг, – мы переоденемся. Когда твоя почтовая карета отходит, Ягненок?

– Через час, от Фанейл-холла, – тот прошел в переднюю и принес свой редингот. "Надо уже и складываться".

– Ты там осторожней, – велел Хаим, глядя на то, как младшая сестра зашивает письма в подкладку. "Кинжал я тебе все равно не дам, – перекусив нитку острыми зубами, сказала Мирьям.

– Что за кинжал? – недоуменно спросил Дэниел.

Хаим поднялся. Открыв маленьким ключом, что висел у него на цепочке, шкатулку, он протянул другу клинок. "Наш, семейный, – сказал юноша, – с незапамятных времен".

Дэниел погладил золотую, с изумрудными глазами рысь, на рукоятке: "На Мирьям похожа, та же стать. Она тоже так голову поднимает". Девушка протянула руку: "Давайте сюда, папа же говорил – он по женской линии передается. Значит, – она полюбовалась искусно сделанными ножнами, – он мой. Маленький, видите, как раз под мою руку".

– Вот и положи его обратно, – ворчливо велел ей старший брат.

На пороге дома Меир обернулся, и, потянувшись, обнял Хаима: "Вы тоже тут – не лезьте на рожон".

– Все будет хорошо, Ягненок, – юноша пожал руку Дэниелу, поцеловал младшую сестру. Вскинув на плечо потрепанную, кожаную суму, он вдруг, озорно попросил: "Покажите мне его, на прощание".

Мирьям вытащила из кармана передника шелковое полотнище. Флаг забился на ветру. Меир, спускаясь с Бикон-хилла, оглядываясь, следя глазами за белыми и красными полосами, подумал: "Дожить бы до того времени, как он над всей нашей страной развеваться будет".

Он кивнул головой. Помахав рукой, крикнув: "До встречи!", юноша пообещал себе: "Доживу".

Мирьям встала на цыпочки: «Господи, тут же тысячи человек. В Фанейл-холле не поместились, пришлось сюда перейти».

Она оглядела возбужденную толпу – церковь была освещена факелами, – и услышала громкий, отзывающийся эхом под каменными сводами, голос Сэмуэля Адамса.

– Губернатор Хатчинсон отказывается посылать "Дартмут" и другие корабли обратно в Англию, и настаивает на разгрузке чая.

– Никогда! – заревели люди. Адамс, замолчал, пережидая крики. В молитвенном зале воцарилась тишина, и Мирьям вдруг подумала: "Как у меня сердце стучит. Вот так, так все и начинается".

Она подняла голову и увидела голубей, что порхали над головами людей. Птицы забили крыльями. Адамс, неожиданно тихо, вздохнув, закончил: "Это собрание не может сделать больше, чем спасти эту страну".

– Давай флаг, и отправляйся домой, – шепнул ей Хаим. "Это наш сигнал". Мирьям почувствовала холод шелка в ладони, а потом толпа разразилась криками, и она, как ни старалась, не могла уже найти глазами светлые волосы старшего брата.

– В порт! В порт! – раздалось вокруг. Мирьям, выскользнув из церкви, покатившись по ледяной дорожке, огляделась – люди валили из высоких дверей, трещали факелы, а из гавани уже раздавались крики.

Она прикусила губу. Надвинув пониже меховую шапочку, нырнув в темный проулок, девушка побежала проходными дворами к гавани.

"Дартмут" покачивался на легкой волне. Капитан Стивен Кроу обернулся к первому помощнику: "Вот что, мистер Уитмор, сегодня ночью сюда придут шлюпки, со стороны моря. Сами понимаете, – он рассмеялся, – надо будет быстро и тихо все разгрузить. Они же и привезут товары. Все сделаем, и завтра на рассвете поднимем якоря".

– Очень хорошо, – пробурчал Уитмор, – и так, – слишком долго тут проторчали, капитан. Мужчина внезапно склонил голову: "Слышите? Колокол бьет. Опять что ли, они на свой митинг собрались? Лучше бы работали".

– Нас-то это не касается, – зевнул капитан Кроу и насторожился – внизу, у борта корабля, в пелене мокрого снега, появились какие-то тени.

Он услышал треск обшивки. Вынув пистолет, перегнувшись через борт, Стивен крикнул: "Первый, кто ступит на палубу "Дартмута" без моего разрешения, получит пулю в лицо!"

– Капитан – раздался сзади растерянный голос Уитмора. "Индейцы…"

Толпа – с раскрашенными лицами, в головных уборах с орлиными перьями, вооруженная топорами и дубинами, стала забираться по веревкам на корабль. Капитан Кроу, подняв вверх руку, выстрелил.

– Их тут сотня, не меньше, – подумал он. Почувствовав, как в спину ему упирается острие клинка, капитан услышал холодный, совсем еще молодой голос: "Не надо стрелять, капитан, советую вам".

– Я тебе лично голову продырявлю, мерзавец, – сочно пообещал Стивен Кроу, убирая пистолет. "Как только у тебя хватит смелости показать мне свое лицо".

– В трюмы! – пронеслось над толпой индейцев, ступени трапов затрещали. Капитан увидел, как нападающие тащат наверх тюки с чаем.

– В воду! В воду! – потребовала освещенная факелами толпа, что скопилась на берегу. Капитан прищурился – над головами людей реял бьющийся на шесте флаг – полосатый, красно-белый.

Стивен проводил глазами летящие в темные воды гавани тюки: "Два шиллинга за фунт. Девять тысяч фунтов стерлингов убытка. Ничего, они нам заплатят, не будь я Стивен Кроу. С лихвой заплатят, кровью".

Он, было, потянулся за оружием. Тот, же юношеский голос усмехнулся, нажав на клинок: "Еще немного, капитан, мы уже уходим".

– Чай уже не спасти, – капитан сжал зубы. "Это соленая вода, товар безвозвратно испорчен. Ну и мерзавцы".

– Триста сорок два тюка, – весело крикнул кто-то из индейцев. "Все в море, как и положено!"

Толпа на берегу заволновалась, издалека донесся сухой треск мушкетных выстрелов. Юноша, что стоял сзади капитана, велел: "Все в лодки, и быстро!"

– Ну, нет, – подумал Стивен Кроу, – этот – так просто не отделается". Кинжал убрали. Он, мгновенно повернувшись, крикнул: "Эй!"

Высокий, молодой человек, в индейском головном уборе, на мгновение остановился. Усмехнувшись раскрашенным до неузнаваемости лицом, он спросил: "Ну что еще, капитан? Никакого ущерба кораблю мы не причинили. Что вам надо?"

– Я, – ответил Стивен, незаметно вытаскивая пистолет, – не стреляю людям в спину, вот и все.

Ноги скользили на раскачивающейся, мокрой от снега палубе. Капитан еще успел подумать: "Какие светлые у него глаза. Да понятно, что это никакие не индейцы".

Он выстрелил. Юноша, взмахнув руками, закачавшись, отступив на шаг, – полетел через борт в непроницаемую, черную, холодную воду гавани.

– Туда ему и дорога, – сплюнул Уитмор. "Вот же подонки, капитан".

Стивен убрал пистолет, и устало сказал: "Давайте все тут приберем, примем на борт меха с табаком, и, – он обернулся в сторону берега, где толпа уже рассеялась, и в свете факелов были видны алые мундиры солдат, – будем отплывать".

– Я сюда больше не вернусь, – зло пробормотал Уитмор, опускаясь на колени, собирая в горсть растоптанный, склизкий чай. "Сколько денег на ветер, сколько денег…"

– А я, – холодно улыбнулся капитан Кроу, – вернусь. Чтобы показать этой мрази, где их место. Зовите людей, мистер Уитмор, будем мыть палубу.

Слуга неслышно налил в бокал темно-красное бордо. Дэвид Бенджамин-Вулф, откинувшись на спинку кресла, озабоченно сказал: «Мэтью, да у тебя жар, посмотри, как глаза блестят. Говорил же я тебе – не стоит гулять так долго. Все же ты не привык к местным зимам. Тео, – он щелкнул пальцами, – пойди, пусть мистер Брэдли сделает охлаждающее питье, он умеет».

– Да я просто озяб немного, батюшка, – юноша чихнул. Накинув на ноги меховую полость, он стал тасовать карты. "Ничего страшного, голова болит, но перестанет".

Девушка, поклонившись, вышла из гостиной и Дэвид, поглядел ей вслед: "Надо будет, когда вернемся, подобрать ей пару. Посмотрю по записям – у кого из мужчин больше белой крови. Можно, конечно, и самому, – он почувствовал, что улыбается, – но не след, все-таки я ее отец, зачем плодить уродов? И так, – он, на мгновение, закрыл глаза, – ее мать моей сестрой была, единокровной. Просто повезло, что с Тео все в порядке, больше так рисковать не стоит. Будет рожать, лет десять, а потом я ее на плантации отправлю, подальше куда-нибудь".

Он потянулся за пером, и, покусав его, написал столбик цифр. "Да, – он полюбовался итогом, – отличный доход. Никакие деньги лорда Кинтейла с этим не сравнятся".

Тео вернулась с серебряным кувшином, и, налив питье, ласково протянула его юноше: "Вот, мистер Мэтью, вам сразу станет легче".

Юноша поднес бокал к губам и поморщился: "Глотать больно".

– А ну, дай-ка, – отец поднялся и велел: "Рот открой".

Дэвид посмотрел на распухшую шею сына и резко сказал Тео: "Приведи сюда Брэдли!"

Хозяин постоялого двора бросил один взгляд на пылающее жаром лицо юноши: "Я сейчас побегу, доктора Абрахамса позову, мистер Бенджамин-Вулф, а мистер Мэтью пусть ложится".

– Абрахамса? – плантатор поморщился. Сняв с себя халат на соболях, он, нежно, укутал им сына. Зубы Мэтью стучали. Юноша, свернувшись в клубочек, сказал: "Очень холодно".

– Дров в камин подкинь, – приказал Дэвид. Он посмотрел на Брэдли. "А что, других докторов, – плантатор нехорошо усмехнулся, – кроме сынов израилевых, в Бостоне нет?"

– Есть доктор Раш, – неуверенно сказал Брэдли, – однако он хирург, учился в Лондоне, очень дорого берет…

– Ну, вот и приведите его сюда, – велел Дэвид. Наклонившись, он взял сына на руки: "Ничего, ничего, мой милый, сейчас придет врач, и все будет хорошо. Тео, приготовь постель, – велел он, и понес Мэтью в спальню.

Изысканно одетый, с напудренными волосами мужчина разогнулся. Вымыв руки в тазу, он взял шелковую салфетку: «Ничего страшного, мистер Бенджамин-Вулф. Это просто свинка, она сейчас гуляет по Бостону. Ваш сын, видимо, ей не переболел в детстве».

– Нет, Мэтью вообще рос здоровым мальчиком, – Дэвид осторожно коснулся пылающего лба. "Мы ведь живем в деревне, доктор Раш. Негры, конечно, болеют, но своих сыновей я всегда ограждал от них, – он кивнул на Тео, что, сидя рядом с постелью больного, держала его за руку.

– Я болела свинкой, доктор Раш, – тихо сказала девушка. "Четыре года назад. Это ведь значит, что я могу ухаживать за мистером Мэтью, да?"

– Конечно, – врач стал собирать свою сумку.

– Даже если бы и не болела, все равно бы ухаживала, – резко заметил плантатор. "Значит, покой, охлаждающее питье, и Мэтью выздоровеет?"

– Неделя, не больше, – Раш указал глазами на дверь. "На пару слов, мистер Бенджамин-Вулф, если вас не затруднит".

В гостиной негр убирал со стола бокалы.

– Оставь и выйди, – велел Дэвид. Разлив вино, он опустился в кресло. "Что такое, доктор Раш? – озабоченно спросил плантатор.

– Я дал Мэтью опиума, – врач чуть вздохнул. "И приду завтра, осмотрю его. Видите ли, мистер Бенджамин-Вулф, этой болезнью лучше заразиться в детстве. У подростков она протекает тяжелее, и…, – Раш на мгновение замялся.

– Говорите, – потребовал Дэвид, залпом допивая вино.

– И может повлиять на его развитие, – врач помолчал, – как мужчины. Может быть, этого и не будет, но я обязан вас предупредить. Я видел таких пациентов.

Дэвид налил себе еще вина. Посмотрев на метель за окном, помедлив, он ответил: "У меня двое сыновей, доктор Раш. Конечно, не хотелось бы, чтобы с Мэтью случилось такое, но если лечения нет…"

– Нет, – врач поднялся. "Он сможет жениться, но вряд ли у него будут дети. Конечно, этого может и не произойти, – Раш взглянул в карие, с золотистыми искорками глаза мужчины.

– На все воля Божья, – плантатор пожал плечами: "Я провожу вас, доктор, большое спасибо".

Уже в передней, застегивая плащ, Раш спросил: "Я так понимаю, вы уже навещали Дэниела?"

– Я видел его с утра, – нахмурился Дэвид, – он пошел на занятия, в университет. Что с ним такое?

– Вы только не волнуйтесь, – врач взял сумку. "Я сам его осмотрел, это просто царапина. Останется шрам, но ничего страшного".

– Он что, – Дэвид усмехнулся, – дрался с кем-то? Не похоже на Дэниела, он разумный юноша. Я, конечно, в молодые годы тоже – убил пару человек на дуэли. А его противник? – поинтересовался мужчина.

– Не было противника, – Раш открыл дверь. "Дэниел был ранен во время нападения "Сынов Свободы" на британские корабли. Сегодня вечером, в порту. Как вы понимаете, дело это тайное. Он сейчас у себя в комнатах, не стоит ему по улице разгуливать.

Но, как я уже сказал, – с вашим сыном все в порядке. Пуля прошла по касательной. Я сам зашивал рану. Он немного искупался в холодной воде, но, – Раш улыбнулся, – уже согрелся. До завтра, мистер Бенджамин-Вулф, – врач стал спускаться по лестнице. Дэвид, посмотрев ему в спину, сжав зубы, ответил: "До завтра".

Подойдя к спальне, Дэвид прислушался – нежный голос Тео читал Шекспира.

 
– Вот почему и волосы и взор
Возлюбленной моей чернее ночи, —
Как будто носят траурный убор
По тем, кто краской красоту порочит, – Дэвид вздохнул, и пробормотав:
– Но так идет им черная фата,
Что красотою стала чернота, – толкнул дверь опочивальни.
 

– Это о тебе он писал, – сказал Мэтью, что лежал на подушках, закрыв глаза. «О тебе, Тео, ты ведь у нас тоже – смуглая леди».

– Я не леди, мистер Мэтью, – ласково рассмеялась девушка и тут же покраснела: "Мистер Мэтью попросил почитать ему стихи, мистер Дэвид. Простите, пожалуйста…"

– Ничего, – Дэвид наклонился над кроватью. Поцеловав сына в лоб, перекрестив его, он погладил золотые, мягкие кудри: "Вроде уже не такой горячий".

– Я выйду по делам, ненадолго, – сказал плантатор. Не оборачиваясь, он достал из шкатулки, что стояла на каминной доске – пистолет. Положив его в карман сюртука, Дэвид осторожно, чтобы не потревожить больного, притворил дверь. Мэтью улыбнулся девушке: "Читай еще, ты всегда хорошо читала стихи. Помнишь, как ты была Аталией, ну, когда Энтони с нами учил Расина?"

– Помню, – Тео опустила глаза. "А еще я помню, как Энтони продали, – подумала она, – потому что Дэниел уехал в школу, а тебе отец привез белого учителя. И в первый же день этот мистер Тауэр выгнал меня из классной комнаты, сказав, что Господь запретил неграм читать и писать".

Она полистала томик сонетов и вздохнула: "Ваш любимый, мистер Мэтью".

Дэниел посмотрелся в зеркало, что держал перед ним друг и поморщился: «Теперь шрам будет».

Хаим усмехнулся, и похлопал его по плечу: "Небольшой, и он тебя совершенно не портит. А вообще скажи спасибо Мирьям, – если бы не она, ты бы так и плавал сейчас в гавани".

– Как она вообще оказалась на лодке? – Дэниел поднялся и, взял бутылку виски: "Это тебе можно, я знаю, Мирьям мне говорила".

– Ну как, – Хаим принял серебряный бокал, – ты же знаешь мою сестру, – если она себе что-то вбила в голову, ее не остановить.

Дэниел оглядел изящную, уютную комнату и, устало выпив, заметил: "Ну что, друг мой, как мне кажется – недолго нам осталось быть студентами".

Хаим нагнулся и, подбросив дров в камин, обвел рукой большие, обитые кожей кресла, покрытые меховыми полостями, ряды книг на дубовых полках, персидский ковер, что лежал на паркете: "Бросишь все это и пойдешь воевать с британцами?".

– Доучиться я смогу и потом, – Дэниел посмотрел на открытый том, что лежал на рабочем столе: "Даже странно. В январе экзамены, а я думаю совсем о других вещах".

Он вспомнил сильные, маленькие руки, что затаскивали его в лодку, и сердитый шепот: "Вот так, я тебя сейчас обниму, и согрею. Доплывем до берега, и быстро в твои комнаты – там мы тебя разотрем и зашьем рану".

– Нельзя, – сказал себе Дэниел. "Она ребенок, не твоей веры, – нельзя, вам с ней не по пути. Разве только, – он невольно улыбнулся, – еще повоюем вместе. Ее и точно – не остановишь".

– Стране будут нужны хорошие юристы, – внезапно заметил Хаим. "Надо будет писать конституцию, создавать законы, заключать мирные договора…"

– Сначала, – Дэниел выпил еще, – надо добиться независимости от британцев, а потом уже – все остальное. И хорошие врачи тоже, – он рассмеялся, – будут нужны. Переночуешь у меня?

– Да, – Хаим зевнул, – нет никакого желания тащиться обратно на Бикон-хилл. Мирьям уже, который сон видит, наверное. Поесть она мне принесла, так что завтра голодать не буду, – он вдруг наклонил голову: "Стучит кто-то. Неужели Раш решил тебя еще раз осмотреть – на сон грядущий, так сказать?"

Дэниел прошел в переднюю и Хаим услышал удивленный голос: "Папа!"

Высокий, крепкий мужчина по-хозяйски прошел в гостиную. Стряхнув снег с плаща, он грубо спросил: "А вы еще кто такой?"

– Хаим Горовиц, – сказал, поднимаясь, протягивая руку, юноша. "Я друг вашего сына, мистер Бенджамин-Вулф. Мы с ним вместе учимся".

Мужчина хмыкнул, увидев черную, бархатную кипу: "Еще один. Я смотрю, на севере вы так и кишите. Да и вообще – нет страны, которую бы вы не наводнили. Крысы, одно слово".

– Папа! – возмущенно сказал Дэниел, что стоял в дверях. "Как ты можешь!"

Дэвид, не говоря ни слова, повернулся к нему и ударил по щеке – со всей силы. Шов на ране разошелся. Хаим, увидев кровь, велел: "А ну прекратите! Ваш сын ранен, не смейте его трогать".

Дэниел вытер лицо рукавом рубашки, и замер – на него смотрело дуло пистолета. "Так, – сказал отец, дернув углом рта, – я вообще-то, должен бы был отвести тебя, подонка, к губернатору Хатчинсону. Вместе с твоим дружком, который тоже, наверняка, был сегодня в гавани…"

– Мистер Бенджамин-Вулф…, – попытался вмешаться Хаим.

– Заткнись, я, в отличие от британцев, – плантатор кивнул на кровоточащую щеку Дэниела, – стреляю без промаха. Так вот, – Дэвид невесело рассмеялся, – ты все же мой сын. А так, конечно – болтаться бы вам обоим на виселице. Собирайся, – он распахнул дубовую дверь шкапа и бросил к ногам Дэниела кожаную суму.

– Я не поеду в Виргинию, – юноша вскинул светловолосую голову. "Я же учусь…".

– Он учится, – задумчиво ответил Дэвид, разглядывая книги на столе. "Так вот – я прекращаю платить за твой Гарвард, лишаю тебя содержания, и вселю кого-то другого в эти комнаты, которые, если ты помнишь, я купил для тебя. Из завещания я тебя тоже вычеркну, завтра же. Всего хорошего, – он щелкнул курком пистолета. "Чтобы через пять минут и духу твоего тут не было".

– Это же ваш сын, – услышал Дэниел голос друга, и сквозь зубы попросил: "Хаим, подожди меня на улице, пожалуйста".

Он быстро собрал книги. Выдвинув ящик стола, достав кожаную папку с документами, Дэниел посмотрел отцу в глаза.

– Он на мать похож, – внезапно подумал Дэвид. "Может и повесится, как она. Хотя нет – он сильнее, это у него от меня. Спину-то как выпрямил".

– Я завтра пойду и поменяю фамилию, – холодно сказал Дэниел, накидывая плащ. "Вряд ли тебе захочется позорить себя сыном-патриотом, ты же у нас верный пес британцев, дорогой папа. Прощай".

Он вышел в морозную метель и обернулся: "Перчатки забыл. Да и черт с ними".

– Пойдем, – Хаим коснулся его плеча. Нагнувшись, собрав снег в горсть, юноша протянул его другу: "Приложи. Дома я тебе перешью, хотя, конечно, так как у Раша – не получится".

– Я всего на одну ночь, – Дэниел поморщился, и посмотрел на окровавленный снег. "Завтра найду себе какую-нибудь каморку, немного денег у меня есть".

– Адамс тебе устроит стипендию, – сказал Хаим, когда они уже взбирались по крутой улице на Бикон-Хилл. "Не то, чтобы нам долго оставалось учиться…"

Дэниел, взглянув на огоньки кораблей, что стояли в гавани, ответил: "Нет. Недолго".

Мирьям подышала себе на руки, и зажала в зубах кисточку: «Сейчас закончу». Дэниел раздвинул ширму и пробормотал: «Вот тут будет спальня, – он усмехнулся, – а тут кабинет, так сказать. Хорошо, что вход отдельный».

Он выглянул из маленького, под самой крышей окна – бревенчатый дом стоял прямо на набережной, зажатый между двумя тавернами.

– По вечерам тут будет шумно, – Дэниел оглядел чистый, сбитый из старых досок пол, книги, что лежали стопками на хлипком столе и два грубых табурета.

– Так, – сказала девушка. "Постельное белье я тебе все заштопала, ты ведь какие-то лохмотья купил – дырка на дырке".

– За мои деньги, – Дэниел рассмеялся, – и такое – дорого было. Надо, наверное, отучаться спать на простынях.

– Да, – девушка, распрямившись, одернула подол простого, коричневого платья, – как бы нам скоро не пришлось на земле ночевать, в палатках. Миссис Франклин учит меня обрабатывать раны, так, – Мирьям перекинула на грудь толстые, каштаново-рыжие косы, – на всякий случай.

Юноша повернулся и посмотрел на белую, нежную, приоткрытую скромным воротником шею. "Я тебе подарок принесла, – она чуть покраснела, и достала из кармана передника кусочек шелка. "Можно прибить за ширмой, никто не увидит".

Дэниел взглянул на гавань – снег прекратился, тучи разошлись, и вода блестела под лучами солнца – нездешним, сияющим, синим цветом.

– Как ее глаза, – подумал юноша.

Он взял из рук Мирьям красно-белый, полосатый флажок. Подняв его, любуясь, Дэниел ответил: "А я хочу, чтобы видели. Давай сюда молоток и гвозди".

Мирьям держала флаг, встав коленями на табурет: "Хаим хорошо ему зашил рану, не хуже Раша. Он станет отличным хирургом. Ну что ж, – она незаметно вздохнула, – хирурги будут нужны. А я попрошу доктора Абрахамса устроить меня в госпиталь тут, в Бостоне. Миссис Франклин сказала, что она – тоже пойдет работать с ранеными".

– Вот так, – сказал Дэниел, отступив на шаг. "Очень красиво".

Мирьям взглянула на флаг, что красовался над рассохшейся, в облезлой краске, каминной доской и улыбнулась: "Очень. А что у тебя с работой, кроме Адамса?"

Дэниел кивнул на стол: "Адамс мне устроил еще одну ставку клерка, бумаги переписываю, ну и это – он указал на табличку, – что-то ведь принесет, наверное. Не пропаду, в общем. Тем более, что стипендию мне одобрили, хоть и половинную. Пошли, – он подхватил молоток, – прибьем это у входа, тебе ведь уже на занятия надо".

– Погоди, – девушка порылась в своей холщовой сумке. "Я тебе перчатки связала, с обрезанными пальцами, чтобы удобней писать было. Ты ведь на дровах будешь экономить".

– Буду, – согласился Дэниел, натягивая перчатки. "Они очень теплые, спасибо тебе большое. Погоди, я тебе плащ подам".

Он чуть вздрогнул, коснувшись ее стройных плеч, вдохнув запах трав, и, распахнул дверь: "Давай мне руку, тут не самая надежная лестница".

На улице было почти тепло, гомонили чайки, в лужах растаявшего снега купались воробьи. "Скоро весна, – вдруг сказала Мирьям, придерживая деревянную табличку. Дэниел посмотрел на аккуратно выписанные, черные буквы: "Дэниел Вулф. Юридическая помощь", и весело ответил, зажав в зубах гвозди: "Да, скоро весна!"

Дэниел отложил перо. Потерев глаза, потянувшись за куском черного хлеба и ложкой, он стал жевать остывшие потроха, что стояли на краю стола в оловянной тарелке. "Это тебе не лобстер у губернатора, – усмехнулся он, и услышал на лестнице чьи-то тяжелые шаги.

Спрятав тарелку за ширмой, Дэниел быстро оправил сюртук и стянул перчатки.

– Я к мистеру Вулфу, – пожилой, заросший сивой бородой до глаз мужчина в холщовой куртке рыбака недоверчиво оглядел комнату.

– Прошу вас, – Дэниел поклонился и указал на табурет.

Мужчина опустился на него. Осмотрев юношу с ног до головы, он сплюнул на пол коричневую, табачную слюну: "Молод ты больно".

– Я учусь в Гарварде, – Дэниел сел напротив и взял перо. "Мистер…, – он склонил голову.

– Томас, – сказал рыбак. Маленькие, в морщинах глаза, остановились на флаге и он рассмеялся: "Из окна, значит, пока не вывешиваешь. Ну, ничего, придет и то время. Задаток у тебя, какой?"

– Никакого, – улыбнулся Дэниел. "Если я выиграю ваше дело – тогда и заплатите".

Мужчина погонял табак во рту: "Я там с одним поспорил, насчет лодки, что он чинить брался, да и не починил. Ну, врать не буду, руку на него поднял. Однако ж потом помирились, за одним столом в таверне сидели, а теперь жена его все пилит – мол, он тебе руку сломал, сети теперь тяжело таскать. А я руку ему не ломал, это он потом, после драки нашей, пьяным домой возвращался и на нее упал".

– Так, – сказал Дэниел, окуная перо в чернильницу, – давайте, мистер Томас, поподробнее, с именами, датами и свидетелями.

– Что за свидетели? – нахмурил лоб рыбак.

– С кем вы пили, – помог Дэниел.

– Их с десяток, было, – усмехнулся клиент: "Что задатка ты не берешь – это молодец, а лобстера я тебе все равно принесу, хоть поешь вволю, – он кивнул на тарелку, что стояла под ширмой.

Дэниел покраснел. Написав сверху листа: "26 декабря 1773 года", он велел: "Начнем".