Текст книги "Болтливой избы хозяйка 2 (СИ)"

Автор книги: НатАша Шкот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 41 страниц)

– Грустно. Так получается, даже то, что ты бог, не гарантирует счастья? – громко вздохнула Степка.

– Так и получается, – в тон ей вздохнула Леля, – но существует легенда, что однажды, Ягиня и Велес встретятся. Переродившись в других жизнях.

– М-да. А может, уже встретились…

– Нет, еще нет, не встретились. Но я не о том рассказать хотела. Будь осторожна, Степанида. Если ты ровня самому владыке Нави, диво, что отпустил тебя.

– А чего мне бояться? Говорят он свой мир не покидает.

– Он не покидает. А раз ты обладаешь способностями туда ходить, то…

– То? – прошептала Степка, съежившись.

– Как бы не приманил.

* * *

– Час от часу не легче, – вздохнула тихонечко, – только с хапунами разобрались, так завхоз мертвяков нарисовался. Ну, в общем я тебя поняла, к миру мертвых ни ногой. Это не проблема, меня туда и калачами не заманить. Гадать больше не стану…

– Добро, ежели так, – Леля успокоилась, вновь на бережке умостившись, – об чем еще вопрошать хотела?

– Эм… – Степка смущалась задать то главное, ради чего пришла, да делать нечего, окромя как богине, ее проблеме помочь некому, – вопроса у меня еще два и они, как бы… взрослые…

– О брачной ночи, небось, печешься? – лукаво поинтересовалась Леля.

– О ней. Мне Евдотья рассказывала, что в первый раз на Полянке… то самое и происходит…

– Верно. ПервОй обмен силами.

– Но… как если… если… в общем… я выберу… всех? – спросила и зажмурилась, устыдившись реакции богини на столь интимный вопрос. Но богиня только тихонько рассмеялась.

– И… как быть с Апгрейдом? – выпалила Степка, желая одним махом озвучить волнующее.

– С кем? – переспросила Леля.

– С… медведем, – ответила Степа на выдохе, поняв, что от стыда щеки алеют поярче свеколки.

– С медве-е-е-дем… – протянула богиня, – тут тебе страшиться нечего, есть чем возгордиться даже. Но, пожалуй его прибереги напоследок, из-за размеров лихаря исключительно.

– Не поняла сейчас, – моргнула Слагалица.

– Детородный орган у медведя велик. Поболее, нежели людской. От того и советую его на останок приберечь. Ты ведь дева невинная.

– Мамочки, – тут Степка не выдержала и ладонями лицо прикрыла, – так… ты хочешь сказать с ним я… тоже могу? Но… как?

– Понимаю, соромишься, – голос Лели звучал тепло, успокаивающе, – часы ныне иные. Ранее, связь с крепким, подходящим к женскому телу зверем не была порочной. Скорее почетной. От того, что редка.

– Да как это вообще возможно? – выглянув из-за пальцев простонала женщина, – мне б еще лет сто для осознания…

– Вот и обожди тогда. Дозрей, – пожала плечами советчица, – времени, чай много.

– Эм, то есть можно с медведем пока не… спать?

– Как пожелаешь…

– А с остальными?

– Силами обменяться ты все одно токмо с одним сгораздишься. С первым. Иное не так важно. Желаешь, полюбитесь вместе, али по очередности. А нет, так с тем, кто люб более всех. Думаю, так даже ладнее, ведь раз ты дева невинная, нелегко придется…

– А… как было у Нидары?

– Иные часы были в ту пору. Однак Нидара на брачном знаке пролила невинную кровь. Сдается мне от того ее Числобог и выбрал, за сохраненную непорочность.

– Почему, разве это редкость в то время?

– Непорочность? – переспросила Леля, – да, ты удивишься, но я повторюсь, – часы иные были. Мужи не хотели брать в супруги деву неопытную. Вот молодки и набирались опыту. С раннего возрасту, как только первые крови пойдут.

– Это… жуть…

– Зря ты так. Потребности организма, причем приятные. Мы не осуждали.

– Но тем не менее, Числобог выбрал девственницу для роли Слагалицы, – заметила Степка, – интересно, может ее сестра поэтому не подошла? Она ведь очень хотела быть Слагалицей в отличие от Нидары.

– Да, Манара невинность потеряла рано, – согласилась Леля.

– А зачем невинность, кстати понадобилась?

– На обряде надобна жертва от невесты. Однак, токмо для первой и последней. Кровь питает знак, а тот опосля дает могучую силу на тысячи лет для рождения дочерей с тем самым даром…

– Понятно… одним словом ничего хорошего, – прошептала одними губами и совсем приуныла. Ничего утешительного Леля не поведала, окромя, разве того, что со всеми сразу можно не гнеховничать, – и все-таки, как было у Нидары? Она со всеми, или…

– Так гляди, ежели желаешь, – взмахнула узкой ладонью богиня, брызгая Степке водой в лицо. Степка дернулась, открыв рот, чтоб возразить, но было поздно…

На Полянке вечерело. Однако, лучи закатного солнышка красиво освещали самый ее центр, словно нарочно выделяя серед всего. В том месте травка была густая, мягкая, невысокая.

Нидара, сидящая на коленях, с низко опущенной головой походила на статуэтку. Рыжие волосы покрывалом окутывали тело, скрывая от присутствующих, словно щитом.

Из богов на Полянке остался лишь Числобог. Около ручья он о чем-то шептался с волхвом, бросая недовольные взгляды на невесту. Нет, теперича уже жену.

Семь ее мужей топтались рядом. Мечислав был чернее ночи. В очах его бушевали штормы, губы поджаты, а кулаки счесаны до крови. Врезал таки некоторым из соперников, пока Стрибог не наказал обездвижением.

Иные шесть мужей выглядели взволнованными, но супротив всему в глазах их лучилась радость.

– Слушайте меня, мужи! – Числобог, окончив беседу с волхвом, повернулся к молодым, – великая честь вам выпала, не осоромьтесь! Дева в супруги богами дарована ладная, пригожая, чистая, аки роса. Да вы и без меня ведаете об том. Ваша задача проста, любить, да беречь. Домовитке окромя вашей ласки ничего не надобно, сама справится с предначертанным. А вы, ежели не справитесь, станете собачиться, да козни строить один одному – дозволяю ей от вас избавиться, с позором изгнать из семьи, – Числобог глядел строго, поочередно вглядываясь в лицо каждого. Мужья кивали, один лишь Меч отвернулся, – сегодня у вас супружеская ночь, условьтесь, кто познает ее первым, – бог повернулся к волхву и добавил, сощурив очи, – уж прости, волхв, сегодня тебе не обломится! Дева должна быть чиста для мужей!

– Как можно! – обиделся волхв, – дочь рОдная…

– Ой, али вас это останавливало когда, – фыркнул бог.

– Я за всех не в ответе! – волхв приосанился, на лице его светилась обида.

– Добро! – отмахнулся Числобог, – как сказал, так и будет! Не осоромьтесь, кабы я не сожалел о выборе!

Затем широкими шагами подошел к Нидаре, склонившись, приподнял за подбородок и скривился, увидев слезы.

– Живи достойно дара, Домовитка! И не реви, кажен муж пяты твои пестовать готов, еще вознесешь хвалы нам.

Нидара не ответила, вырвав подбородок из цепких пальцев бога.

– Понесешь от нынешней ночи, – Числобог поднялся, отряхивая длинный наряд, звездами да каменьями расписанный, – время Домовиток пошло! Быть сказанному, как по-писанному!

На Полянке опустело. Молодая женка не шевельнулась, не то обессилив, не то покорившись доле. Мужи долго беседовали, и один из них, самый зрелый, годков так сорока, подошел к насупленному Мечу.

– Я буду первым, – сказал негромко и как будто бы просяще, – я умелее других, подарую усладу супружнице. Уступи, Меч. Не об себе прошу, об ей.

– Не говори со мной, Благодар! – прорычал в ответ водяник, находясь на грани срыва, – зашибу к херам!

– Ты слышал богов, окстись! – вскинулся собеседник, – нам не враждовать, а в ладу жить. Об супруге печься надобно, а не об гордыне личной.

– Пошли прочь все! – закричал Меч, – я буду первым! Рискнет кто супротив выйти?

– Лады, – Благодар отвернулся, обреченно вздохнув, – уступлю. Люб ты ей, так и иди первым… Мы глазеть не станем. Токмо… ласку подари ей, боли не причиняя…

– Не быть мне единственным – так буду первым! – прорычал Меч, подходя к центру Полянки, – знал бы, что так обернется, не берег бы себя, другим отказывая! – последнее проговорил тише, озвучив горькую мысль.

Безумная злость захватила водяника. Неконтролируемая, чужая, лютая. Не раз в своей долгой жизни будет он вспомнить их первый раз и сожалеть, что так поступил, локти кусая. Разве виновна она в том, за что наказывал? Но словно демоны вселились, требуя крови и мести. Не Нидару он наказывал, а богов, свершивших с ними такое и самого себя… Однак досталось токмо ей.

Загорелась земля кругом их, когда шагнул ближе. Поднял Меч Ниду за плечи, в лицо заглянув, да только не разглядел ничего перед собою. Туман черный, застал все.

Поэтому опрокинул на траву, даже не видя, как горит она под ними, в заковыристые узоры обрисовываясь. Нидара не плакала более. Она подняла ладошку, погладить его собираясь, да только вздрогнула от взгляда полного ненависти, опустила руку, всхлипнув. Поняла все.

Он и хотел бы быть нежным, да не мог! Никак не выходило! Разорвал рубаху, впервые узрев ее нагой. Ладная была дарованная жена, фигуристая. Грудь высокая, соски розовые, талия узкая, бедра широкие. Рыжий кустик меж ног манил, совсем разума лишив.

Неловко сжал Меч белую грудку да зарычал. Нида застонала от боли, отвернулась, губу прикусив. А далее в него словно вся злость мира, пополам с похотью влились. Сжимал, давил, кусал, грубо целуя. Да и не поцелуи то были – метки! Что бы знала, дабы помнила, чья она, для кого предназначена!

На шее, груди, плечах и бедрах оставлял синяки он, да словно и не видел того. А Домовитка молча терпела, оногде постанывая, кусая губы в кровь. «Это не он, – твердила себе, – он не такой!» Но даже ее глупое-глупое сердечко не понимало, от чего, за что с ней так поступает самый близкий и любимый?

Грубо развел дрожащие ноги и просунул руку меж ними, добираясь до сокровенного. Горячая, красивая, его. Как же мечтал последние годы, бредил покрыть тело любимой. Он, она и звезды… в тех мечтах. Всегда токмо так желал. Дождался… «Вот как мечты могут сбываться! Проклятье!» Стиснул зубы, обозляясь сильнее, направил орган внутрь женщины, да вперед толкнулся. Неумело, не сразу попадая. Выругался в голос и сделал второй рывок. Вошел глубоко, по-сухому, что самому больно стало. А бедняжка Нидара не утерпела, громко закричав. Меч замер.

– Паскуда! – прорычал в десятке метрах от них Благодар. Стоя за деревьями на краю Поляны он слышал ее крик, полный боли и страха. Ему и глядеть не надо было, дабы понять, нежным Меч не был. Другие мужья також выругались, кулаки сжимая.

Он долбился в нее, как дикий вепрь. Одной рукой держась за плечо, вторую уперев в землю у головы Ниды. Не видя слез, не слыша стонов и криков боли. Пот катился градом по спине, лицу, шее, тело вибрировало от натуги. А когда пришел экстаз, водяник согнулся в спине, задрав голову к небу и зарычал.

С тем, как семя выплеснулось в тело жены, грянул гром и земля треснула под ними. Нидара закричала еще громче, дернулась, словно от удара. Силы, доселе жившие в ней, никак себя не проявляя, покинули ее и золотыми потоками, по венам хлынули туда, где супруги соединились. А затем оттуда в мужа. Меч не удержался на вытянутых руках, упал, рухнул, как подкошенный, принимая чужую, мощную силу. Обдало, закружило, обожгло, покорило. А затем от него, все ушло к ней. Нидара не вынесла новой боли, ухнув в блаженную темноту.

– Ну, родная, очнись… – ласковый голос Благодара вывел Нидару из небытия, – вот, молодец, моя хорошая, попей…

– Где… где я? – прошептала непослушными губами.

– Не бойся, мы в ручье, Числобог поведал, что волшба в ней лекарская, – улыбнулся муж, – скоро поправишься…

Домовитка огляделась и увидела, как полностью нагая лежит на руках супруга, а тот омывает ее тело в стыдных местах, легко касаясь, стараясь не причинить боли. Она заалела и прикрыла глаза.

– Где…

– Меч? – голос Благодара прозвучал зло, – ушел. Сказал не придет более. Не плачь о нем, он тебя не стоит!

– Я… люблю его, – ответила Нидара, чувствуя, как разрывается сердечко.

«Аки и сблудил – концы в воду!"

Не помня себя, Степанида вернулась восвояси. Пораженная уселась у окошка в опочивальне и долго глядела на то, как снег окутывает лес белыми шапками, да слушала завывания ветра в дымаре. От охоронников отмахивалась, говоря, что ей хочется побыть одной. Чай, не каждый день переживаешь насилие от любимого человека. И зачем Леля дала ей это узреть? Могла и просто рассказать…

Все размышляла о судьбе Нидары, с болью в сердце «примеряя» на себя, ведь до чего они все-таки похожи. Судьбы, похожи конечно же, а вот Слагалицы они разные. Глупая, несчастная Нидара. Чего только не притерпела в жизни. Так отчаянно и на свою беду полюбила водяника, все прощая и стремясь быть рядом, несмотря ни на что. «А дедуля Мити мудаком-то оказался. Так вот. Мстил он, понимаешь ли, гневом давясь… Кому мстил? Несчастной, униженной, сломленной невинной девочке? Козлина, причем породистая! Интересно, а Митя знал, как дед поступил с женой?»

Желание повидать жениха возникло внезапно, остро, да так, что не отвертишься. А собственно, почему бы и нет? Ей прямо жгуче требовалось поделиться увиденным, да обсудить, как быть дальше.

Степке не пришлось думы думать, кому на Полянке отдать в положенный срок свою невинность. Митина она и больше никого. Так сердце чуяло. Даже если покинет ее после свадебки. Поделиться силами и познать мужчину в полном смысле она желала с ним.

Другие женихи поймут, должны понять. Как не крути, о ее особой симпатии в курсе каждый из них. А потом, позднее, коли суждено выйти замуж за всех, отплатит им любовью за муки ревности. А ежели боги дозволят избрать одного, то… А дальше у Степки портилось настроение и думать не хотелось. «Я наверное дико порочная и озабоченная, и как так Лукерья говорила? Гульня и енда, но… не могу отпустить никого из них! Пусть все мои будут! Ну, а Митя первый…»

Оделась в платье вязанное по фигуре, бельишко белое, кружевное натянув, прыгнула в модные сапоги-валенки, набросила на плечи дубленку новую и вышла из дому, даже не ответив Лукерье, куда собралась. Не то настроение для болтовни. Ей бы к любимому срочно, с ним и поговорить и пообниматься надобно, а то шибко случившееся пробрало, без его поддержки никак.

Прыгать в колодец было боязно, ведь в первый раз подарком водяника в таких целях пользовалась. Но делать нечего. Зажмурилась, сиганула, три раза сжав ладонь. Аж в грудях от страха и холода сперло, благо недолго все продолжалось.

Почти сразу теплом обдало, подсказывая, что путь пройден. Раскрыла глаза и с радостью убедилась – отлично работает Рука Избранницы. Нежно погладила невидимую перчатку, поблагодарив таким образом.

Митин домик виднелся за ивами, Степка скинула дубленку, повесив ту на локоток, бодро шагнула вперед. Не терпелось, ой как не терпелось оказаться в объятиях любимого. Прыгая от одной кувшинки к другой, предвкушала встречу, ни на секунду не задумавшись, что следовало бы, пожалуй, известить хозяина о визите…

«Даже если его нет дома– подожду на террасе. Хоть воздухом его мира подышу, здесь тепло, спокойно… Хорошо здесь, как в санатории, птички поют, солнце греет, но не жарит. Очень этот мир по характеру Мите подходит» С такими размышлениями добралась Степанида до причудливого жилища водяника и взялась за ручки двери.

Дурные предчувствия нахлынули как-то внезапно. Враз окатив с ног до головы подобно водице студеной. Сердце пропустило пару ударов, а потом быстро-быстро зашлось.

Первой мыслью, когда она резко распахнула дверь и ворвалась внутрь, было – случилось страшное. Митя смертельно болен. Или…

И вторая мысль была о его здоровье, ведь с «подводного» этажа донесся мужской стон.

А вот третьей мыслью… Третью она додумать не успела. Запыхавшись, едва не скатившись кубарем по крутым ступеням, уставилась на происходящее и обомлела.

Или просто заледенела от ужаса, в соляной столб превратясь. Водяник, ее любимый Митя, самый близкий и родной… был… с другой. Нет, не женщиной. Как он ее тогда назвал? Водяница Лея? Доброе и светлое существо?

Сейчас это «доброе существо», изогнувшись в спине, держась за бортик кровати, подставляло свой округлый зад, а Митя, полностью обнаженный, врывался в нее грубо и быстро.

Степка, не в силах шевелиться, не отрываясь смотрела, как возбужденный орган водяника исчезал, а затем вновь появлялся, чтоб с характерным хлюпающим звуком скрыться в глубинах тела хвостатой девы.

А ей бы провалиться на месте, упасть без чувств, зажмуриться наконец, но никак. Глядела не дыша и не живя более. Вот так, водночасье, всего в одну крохотную секунду, лишившись главного. До этой самой минуты она, оказывается, не до конца осознавала, насколько важен Митя в ее жизни.

Больно до рези под веками, до темноты, до мушек. Словно сердце разорвалось на миллиарды осколков и те, разлетевшись, впились в каждую клеточку тела. Да, любовь умирает быстро и крайне болезненно.

У кого как. Чья-та мается в агонии годами, умирая медленно, используя сотни шансов, борясь за свое право, хватаясь за соломенные надежды. А Степкина погибла на месте, как пришпиленная булавкой бабочка.

Глаза водяника были закрыты, над верхней губой капельки пота, рот искривлен в приближающемся экстазе, а руками он крепко сжимал талию хвостатой. Степка долго глядела на него, словно надеясь, что случиться чудо и это ей лишь примерещилось.

А вот водяница, повернув голову в бок, глядела прямо на Слагалицу. Прищурившись, с триумфом, оскалив острые зубки в довольной ухмылке, как бы говоря: «Ну что, получила?» И именно эта усмешка отрезвила Степку, вернула ей возможность двигаться. Она прикрыла на миг очи и развернувшись, бросилась прочь, почувствовав, что извергнет содержимое желудка, ежели хоть еще на миг задержится.

* * *

И пока, спотыкаясь, мчалась прочь от его дома, все усмешка водяницы перед глазами стояла, да злые-презлые очи хвостатой. Не разбирая дороги бежала по чужому, незнакомому миру, с одной мыслью – подальше от подсмотренного.

И уже не только ухмылка видится, а и смех слышится, до самой печенки пробирающий, хохот даже, зловещий, жуткий. А потом и шаги позади, хлопающими звуками сопровождающиеся, ведь оказывается, она теперь по болоту бежит. По болоту?

В пору остановиться, дух перевести, а страх лютый вперед гонит. Все позабыла из-за него, кто она, куда бежит, да по какой причине. Странный, неконтролируемый, словно жгучей лозинкой подстегивающий, ползущий по венам ужас.

Так и мчала бы вперед, ежели б ветвь сухая больно по лицу не хлестнула, исцарапав до крови. А боль на Степку всегда определенное действие производила, враз в груди все чувства переворачивая. Остановилась она, как вкопанная, резко обернувшись, собираясь достойно встретить преследователя. Да только не было никого. Уф! Пф! Фр-р-р! И страх отпустил, вмиг мышцы обессилели, ноги задрожали. Выдохнула. Поморгала. Чаво такое это было-то?

Огляделась Степка, жадно воздух ртом хватая. Не пойми где оказалась за считанные минуты. Или сколько там она бежала, как лось подстреленный? Судя по теплому воздуху, пределов мира водяника не покинула. Вот только ноги по косточки в воде утопли, да деревца вокруг редкие тонкие, как на болотах, и мох на кочках. О-па-па!

– Жеванный торт! – выругалась она, еще пуще обозлясь, да не находя на ком настроение поправить, – правду говорят, бешенной собаке три километра не круг! Дура! Во-о-о дура!

– Конечно дура! – вдруг кто-то совсем близко согласился с ней, тонким писклявым голоском.

– Ой, кто тут? – подпрыгнула Слагалица на месте, потеряв в болоте один валенок.

– Кто надо! – хихикнул некто, до селе не видимый, – но если захочешь, то подружка…

– Чья подружка? – Степка крутила головой во все стороны, никак владелицу голоса не находя.

– Дык, твоя, если захочешь! Давай, соглашайся!

– Ничего не поняла? Кто ты? Где ты? Чего надо?

– А не покажусь, пока не пообещаешь кое-что взамен!

– Слушай ты, невидимка борзая! Мне только что любимый изменил! До чертиков кое-кому космы повыдирать охота! Не подвернись под руку! – сказала и пошла вперед, дороги не разбирая, второй валенок в болоте оставив. Дубленочка, как оказалось, тоже давно потеряна.

– Так не туда идешь, в той стороне трясина! – ухмыльнулся голос.

– Блин! – Степка остановилась, замерев. В трясину не хотелось.

– Ну… тебе конечно туда и надо… по-прямому назначению…

– Куда «туда»?

– Так ясно куда – в трясину!

– Сдурела? – Степка стала из себя выходить, вновь головой во все стороны крутя, отыскивая говорившую. «Найду – зашибу!» Почему-то казалось, что невидимка женского пола.

– Я? Нет. А вот ты сдурела, раз с Лейкой связалась. Не одолеть тебе ее. Че-ло-веч-ка.

– А-ну поподробнее!

– А пообещай кое-что взамен!

– А что надо?

– Подружку хочу.

– Я как помогу в данном вопросе?

– Так ты и подружись со мной.

– Почему я?

– А больше никто не хочет.

– Пф-ф-ф! Повезло же мне! Ты видно завидная партия! – а самом подумала – «Ладно, поиграем в «подружки», выясню, что здесь за хрень происходит».

– Нормальная я, – голос стал грустным, – просто невезучая…

– Эй, ладно, на жалость не дави! – перебила Степка, – буду я твоей подружкой, буду! Если ты… ну… не злая хотя бы…

– Я не злая! – в писклявом голоске прозвучала радость, – по статусу положено, но не злая…

– Уговорила. Давай «подруга», появись! – скомандовала, – и расскажи, что знаешь!

– Да здесь я, здесь! – из небольшой ямки, наполненной водой, показалась зеленая головка с черными глазками-пуговками, – приветики… – над головой взметнулась маленькая ладошка и приветственно помахала.

– М-мамочки… – пробормотала Степка, прищурившись, а затем и вовсе потерла глаза, – ты еще что за чудо-юдо?

– Сама ты чудо-юдо! – мордашка обиженно скривилась, – а я – русалка!

– Русалка? А почему такая… маленькая? Я думала они размером с женщин!

Степанида присела, разглядывая новую знакомую и ошеломленно отметила, что таки-да, русалка! Точно как на картинках, с хвостом и зелеными волосами, только… карликовая, какая-то.

– В наказание, – вздохнула маленькая дева и выпрыгнула из воды, усаживаясь на мох, хвостом чешуйчатым в болотце бултыхая, – не сдала экзамен.

– Какой экзамен?

– Так, вступительный! – русалка снова вздохнула, руками разведя, – провалилась!

– Слушай, как там тебя, что-то ты меня запутала… – Степка поднялась на ноги и потерла уже пылающее от таких манипуляций лицо, надеясь прийти в себя, – да и не до тебя мне, если честно.

– Наташкой меня звать, для близких Ната. Ударение на вторую «а», мне так больше нравится!

Степанида воззрилась на нее округлив глаза и захохотала.

– Н-наташка? К-карликовая р-русалка Н-наташка?! – а потом резко замолчала и пробормотала, – дебильный день!

– Нормальное имя, – обиделась зеленоволосая, – и день хороший! Я тебе можно сказать, жизнь спасла! Так что определенно, суперовый день!

– Снова здрасте! – тут уже Степка всплеснула руками, – вот с этого подробнее!

– Да расскажу я все, расскажу! Меня Лейка подговорила, что бы я тебя в болота заманила, когда из дому, как ошпаренная выскочишь.

– А ты разве заманила? Я сама сюда прибежала.

Русалка глянула на нее лукаво.

– Ой ли?

– Да ну? И как же?

– Да страху нагнала, ты и сиганула, – пожала плечами, локон зеленый на крохотный пальчик наматывая, – не помнишь, чтоль?

– Помню… – ответила, задумавшись, – почему-то страшно было до чертиков. А как ты это сделала?

– Да проще пареной репы, – махнула рукой русалка-недоросль, – мы, русалки, умеем чувства оборачивать.

– Куда оборачивать?

– Ох, непонимашка! Да любые сильные эмоции оборачивать в те, что нам надобно. Ну… признаться, мы это с мужчинами обычно проделываем… Но у меня и с тобой получилось… Ты ведь расстроенная была? Горем убитая? Верно?

– Ну… в общем да, – Степка выдохнула, облокотилась спиной о тонкую березку и прикрыла очи, прислушиваясь к себе, – даже странно, а сейчас вроде… полегче?

– А-ха! Это я тебя успокаиваю! – Наташка снова махнула ручкой, типа ничего особенного, – не то ты рыдать, да волосы на себе драть начнешь. А мне трезвый и вменяемый собеседник нужен.

Степанида открыла глаза и совсем иным взглядом на собеседницу взглянула.

– Сюр…

– Да-да, я понимаю… глазам своим не верю и все такое…

– Давай дальше рассказывай, а то что-то я и вправду начинаю расстраиваться. Только смотри, тебе в волосы вцеплюсь, а не себе! – процедила сквозь зубы.

– Ой, а мне-то за что? – испуганно пискнула Наташка.

– За соучастие! Кто признался, что приманила меня в болота?

– Так не в трясину же! То я для отводу глаз!

– И откуда такое благородство? Чего подружку-Лею предала?

– Не подружка она мне! Я же говорила, никто со мной дружить не хочет.

– Ага, прямо расплачусь ща! Заслужила, наверное!

– И ничего не заслужила! – надула губки русалка, – просто я – добрая.

– Врешь. Говорят, что русалки – злые!

– Злые, – согласилась Наташка, – а у меня сбой в генетике! Говорила же, что экзамен не сдала.

– Что еще за экзамен?

– Мужика утопить не смогла, – грустно-грустно призналась русалка, наклонив голову, – да еще и спасла. Вот меня и наказали. Теперь десять лет быть мне маленькой и жить в болоте. Отовсюду изгнали… – на последних словах в голосе прозвучали слезы, – а мне так с-страшно и о-одино-о-ко…

– Эй, эй, ты не плачь! Я русалок утешать не умею! Серьезно… не реви, а? Молодец же, человека спасла. Теперь я точно вижу – добрая ты! – Степка присела на корточки, склонившись над Наташкой, – ну же, успокаивайся, Ната-ударение-на-вторую-«а».

– А-ха, мне так больше нравится. Если просто Ната, то это банально, а мне банальщина претит!

– Ну да, ну да, – сдержала смешок Степка, – ты совсем не банальная… русалка… Ты тот еще эксклюзив! Со сбоем в генетике.

– С-спасибо! – русалка вытерла ладошками слезы и улыбнулась, – дальше рассказывать?

– Валяй!

– Так вот, Лейка хотела тебя заманить в трясину. Там старая выжившая из ума русалка живет, она бы тебя не пожалела, точно б на дно утянула.

– Нихрена себе! А Митя еще говорил, что в его мире только добрые водяницы живут! – при воспоминании о женихе, Степка вновь ощутила укол в сердце и тоску.

– Не знает он просто. Молодой, недавно вступил в права. Но он хороший, не злись на него. Тем более не виноват. Это все Лейка придумала.

– Рассказывай!

– Вроде как она давно на него глаз положила, очаровывала, подкатывала по-всякому. И даже все у них на мази было, а потом ты нарисовалась. Вот и обозлилась она. Я совсем уж всего не знаю, ведь не общаются со мной… Так, подслушала малехо, плюс догадалась.

– А что подслушала?

– Вроде, приворот какой-то использовать собралась. Она давно ждала тебя. По задумке ты должна была их застукать, сбежать, а потом в трясине утонуть. И ку-ку, нет тела – нет дела!

– Сучка! Ну я ей…

– Погоди ты. Не срывайся, без меня не выйдешь отсюда. Я выведу!

– Да! Кстати! А почему же Лея решила с тобой в сговор вступить, раз ты местный отщепенец?

– Так никто бы больше не согласился! Водяницы и правда добрые. Это Лейка от страсти ополоумела.

– А почему ты не дала мне утонуть?

– Так сто раз говорила! Добра я! Ну и это…

– Что?

– Не люблю я… разлучниц-мокрушниц. Такая и меня со свету жила…

– Это как?

– Как-как… соблазнила моего парня. А я дура утопилась. С моста в реку сиганула. Вот так-то.

– Какой кошмар… ты… блин… не знаю, что и сказать…

– Да чего уж, сейчас нормально. Тогда больно было. А сейчас у меня другая жизнь…

– М-да. Дела. А как же ты теперь?

– Буду как-то. А ты поможешь мне, если подруга настоящая.

– Даже не представляю…

– Забери меня с собой! Я не привередливая! Могу в ванной жить, или тазу большом. А на ночь просто к небу выноси, на звезды поглядеть…

– Эм… а как же ты без привычной среды?

– А что… друзей у меня и тут нет, даже словечком перемолвиться не с кем. А теперь все равно Лейка войну объявит…

– Ну, Лейке твоей я устрою, конечно… – Степка решительно поднялась на ноги, – веди, да только настроение мое больше не сдерживай! Сейчас полетит… чешуя да по закоулочкам!

– А возьмешь к себе? Где ты там обитаешь? Есть лишний квадратный метр для подруженции, а?

– Найдется, Ната-ударение-на-вторую-«а», найдется! А теперь… веди! – Степка хрустнула пальцами и отбросила взмокшие пряди за спину.

«Заблудившаяся овца дороже остальных»

Чесала Степка по кочкам в одних лишь капронках, местами утопая по самые косточки. Бурчала под нос что-то, безусловно грозное, в адрес Леи-водяницы, да и водяника, само собой. Как Наташка перестала чувства перенаправлять, так вновь посередке груди разболелось. «Предатель!» – билось в мозгу, хоть сто раз себе тверди, что измена подстроена. Она была и все тут! И болеть не перестанет никогда. И по-прежнему уже не будет. Вот такой скорбный исход у сказки про любовь Мити и Панни… Вздыхала, кулаки сжимая, да со слезами борясь.

Степка держалась стойко, конечно. Старалась думать лишь про то, как с гнусной соперницей разберется, а уж печали убийственной опосля придастся, да выплачется от души, когда одна с болью останется. Права была русалка, выть и драть на себе волосы хотелось сильно, по-бабски в истерику скатиться… да покамест не время для того.

– Эй-эй, подруженция! – выкрикнула Наташка, – кончай терзаться, меня от твоей энергетики с курса сбивает!

НатА едва поспевала за Слагалицей, прыгая из лужицу в лужицу, указывая, запыхавшись, направление. А Степка перла танком, торопясь по назначению скорее добраться.

– Я не терзаюсь, – проскрипела она сквозь зубы.

– Ага-ага! Вон гляди, от твоего настроения у того пенечка даже вешанки завяли, – хихикнула новая подружка, – а хочешь отвлеку, анекдотик расскажу? – и не дожидаясь ответа стала рассказывать: – Уехал, значит, муженек на курорт и там так часто изменял жене, что у него лопнул глазик! Но в больнице не оказалось человеческого глазика, поэтому ему вставили огромный, бычий и…

– Ты нарочно что ли мне соль на рану сыпешь? – злобно глянула Степка, остановившись передохнуть.

– Ранки, посыпанные солью, дольше остаются свежими! – заявила Ната, усевшись на кочку и обмахиваясь хвостом, как веером, – фу-ф, ну ты шальная, едва поспеваю…

– Болтать меньше надо! – буркнула недовольно Степка, но надобно признать, болтовня эта отвлекала ее от мыслей пекучих, – смотри, комар в рот залетит!

– Ой, ладно тебе, печальная! Если не понравился анекдотик, могу другой рассказать. Вот, послушай. Влюбленный сторож пересолил *опу Ванечке, воровавшему яблочки в саду. А-ха-ха! Смешно же, чего ты не смеешься?

– Может потом, что мне не до смеху?

– Д-а-а-а? – почесала курносый носик русалка, вмиг посерьезнев и кажется, призадумавшись, – а я и забыла! Тебе же на драку с Лейкой настроиться надо… Уже придумала, как отомстишь? Но учти, водяницы посильнее людишек будут! Ты с ней в воде не дерись, утопит, как пить дать!

– Доживем-увидим, выживем – учтем! – процедила сквозь зубы Степка, – помолчала бы ты. Бесишь болтовней.

– Да легко, – покладисто согласилась Наташка, – тогда ты что-то расскажи!

– Что тебе рассказать?

– Водяника нашего сильно любишь, да? – произнесла русалка мечтательно, прикусив мизинчик, – красивенький он, небось? Я его лишь издали видела.