Текст книги "Болтливой избы хозяйка 2 (СИ)"

Автор книги: НатАша Шкот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 41 страниц)

Бормотала под нос проклятия и уже собиралась начать коллективный обзвон, как услышала стук входной двери. Недоумевая кто бы это мог быть, прыгая через две ступеньки, помчалась вниз.

– Барышня, воздушник примчал, – отрапортовал Егорыч, – Конопатка не препятствовал, хоча времячко не визитное.

– Хорошо, Егорыч, спасибо! Вы отдыхайте, я сама встречу, – пробормотала скороговоркой. Набрала в грудь воздуха, пытаясь утихомирить нервишки. И пошла встречать жениха. Обнаружив глазами фигуру Никиты на пороге, вмиг поняла с кем беда была. Ох, не зря ей его отпускать не хотелось, ой не зря… В самой позе столько боли читалось, столько отчаяния…

Она птичкой кинулась ему в объятия, стискивая холодную фигуру изо всех сил в кольце рук.

– Никита… родненький ты мой! Все… хорошо? – бормотала на ухо, быстро ощупывая на предмет ранений. Отстранилась, в глаза заглядывая, да только в полумраке ничего было не разглядеть, – что-то произошло?

Никита громко вздохнул и попытался что-то сказать, да только открыл рот и закрыл.

– Ох, – сердце женское вновь заколотилось пойманным мотыльком, – тебе плохо? Хороший мой… молчи… не говори… – она поднялась на цыпочки и вновь прижалась к нему, желая забрать хоть частичку его боли себе, – ничего не говори… сейчас, сейчас… – забралась ладошками под куртку и погладила напряженную спину, от чего у мужчины вырвался еще один вздох. Дрожащими руками расстегнула змейку и стащила верхнюю одежду, сбросив ту на пол, – пойдем! Я знаю что тебе надо!

Никита послушно последовал за ней, скинув обувку. Слова, объясняющие с чем он заявился застряли поперек глотки, стоило ощутить в объятиях горячее тело невесты и ее нежный аромат. Он словно до самой души обжегся, как только ласковые ладошки огладили спину. И чувство такое, словно в рай пришел и тебя здесь с распростертыми объятиями встретили. Говорить абсолютно не моглось и она неведомым образом это почувствовала. Просто взяла за руку и потащила за собой. И до чего же захотелось позволить ей все-все, слепо идти следом на край света, чувствуя в ладони ее пальчики. Аж задыхаться стал от нежности.

Как поднялся по ступеням наверх даже не понял. Как и не расслышал шепот:

– Ой, чаво это хозяюшка его в опочивальню потянула, аль срахубничать малехо наприметила?

– Цыц! Пущай приласкаить воздушника, вишь, случилась у яво печаль горючая…

– А я не супротивница, абы токмо про меч в ножны не позабыла…

– Не позабудет, не боись!

Степка, услышав переговоры охоронников хмыкнула, но про себя отметила, что Егорыч слепо в нее верит. Приятно.

– Проходи, это мои апартаменты! – проговорила, втаскивая Никиту и запирая дверь. «Надеюсь Лукерья помнит запрет не соваться в мою спальню?» – раздевайся!

В спаленке горела одна лишь лампочка в маленьком прикроватном светильнике, окутывая комнату приятным полумраком. Никита замешкался на пороге, вновь припомнив цель визита. Перевел на невесту беспомощный взгляд и сжал зубы.

Степанида заметила, что он побрился, но смолчала. Ласково пробежалась пальчиками по щеке и принялась расстегивать пуговки на рубашке. Мужчина вздрогнул и опустил голову, глядя на ее руки. Видимо в его глазах было недоумение, поэтому она поспешила заверить его:

– Не бойся, я просто массаж хочу тебе сделать! – и добавила, – молчи! – когда он открыл рот, чтоб возразить.

Никита даже головой потряс, не веря глазам и ушам своим. Ни тому, что она сказала, ни тому, что делала. Он что, серьезно, мог бы этого бояться?

– Я сделаю тебе массаж, а потом ты мне все расскажешь! – продолжала Степка, расстегивая пуговицы и опустила глаза в пол, когда почувствовала волну дрожи под своими пальцами. Сама-то она возгорелась еще когда прижалась к нему на пороге. Но самонадеянно решила, что сможет удержать себя в руках, завершив намеченное. Никиту просто необходимо было расслабить, – вот только сейчас молчи! Даже если массаж выйдет бездарным… – она улыбнулась, бегло заглянув в омут янтарных очей, – пойдем!

Никита чувствовал себя… странно. Как-то внезапно успокоившись и растеряв былой настрой. Еще минуту назад был твердо уверен в своем решении, а в ее объятиях потерялся. Почувствовал себя… небезразличным ей?

Странно себя чувствовала и Степка. Так, словно любимого с войны дождалась. Будто внезапно поняла насколько Никита ей дорог, до сей минуты об этом не задумываясь. Столько чувств различных в груди расцвели, радости великой, облегчения, нежности, желания ласку подарить, слова теплые сказать… поцеловать…

Она едва не споткнулась, расшифровав свои мысли и потупилась, побоявшись, что он увидит, поймет больше, чем она готова показать.

Но Никите не надо было видеть, он ее чувства в воздухе «читал» явственней, чем по бумаге. Замер. Не поверил. Нахмурился. Она… у нее… столько всего к нему? Нет, быть не может…

– Падай на живот! – Степка думала, что ее голос звучит беззаботно и весело, тогда как на самом деле он дрожал от волнения. Идея сделать массаж все меньше казалась здравой.

Никита же вдруг широко улыбнулся и покорно улегся посередине круглого ложа. Легко так стало на душе. Вот только в штанах тяжело да тесно. «Надо же, я и правда ей нужен!»

Степка покопалась в тумбочке, нашла жирный крем, прикинув, что он сойдет для замены массажного масла. Немного помешкала, борясь с сомнениями, но все же вскарабкалась на койку.

Сперва долго робела. Медленно мазала руки кремом, прежде чем коснуться его. А они все тряслись, предатели. Да дело в том, что в обнаженном виде мужчина оказался шибко хорош… Телосложением Никита почти не уступал могучем Гору, да только был потоньше в бедрах.

– Ты… красивый! – не удержалась от комплимента и положила ладони на широкую спину. Никита вздрогнул так, если бы она его током ударила и погасил стон, уткнувшись в постель лицом.

Степка пошатнулась и отдернула руки. Ого, как! Перевела изумленный взгляд на свои ладони и тут услышала хриплое:

– Продолжай…

И она продолжила. Робко, неумело, постепенно загораясь и увлекаясь. Колясь, как от крапивы, но наслаждаясь непривычными ощущениями. Гладить его было столь приятно, что она позабыла от чего собственно решила сделать ему массаж. И как ее зовут, заодно.

Бугры мышц под пальцами были тверды, подобны камню. Горячему камню, словно из баньки. Степанида дышала сквозь зубы, обжигая ладони, отдаваясь целиком собственным действиям, некому таинству, познанию его тела. Потерявшись совершенно где она, зачем здесь и растеряв запреты.

Мужчине сдерживаться было трудно. По привычке, едва войдя в ее дом, он железной хваткой удерживал натянутые в воздухе страсти. Со временем так привык это делать, что даже не задумывался. А сейчас казалось, он сам себя душит. И вот-вот сорвется, отпустит вожжи их общего вожделения.

Как же сладки, желанны ее ласки. Теплое, ароматное тело рядом манило. А он как малец мял простынь руками и тихо стонал. И, ясное дело, не удержался.

В тот момент, когда женские ладони замерли на пояснице, а затем скользнули под ремень, погладив ниже. Лопнули оковы. С глубоким выдохом рассыпались и истаяли.

Степка захлебнулась собственным дыханием. Его вдруг не стало. По телу прошла волна безумного, нечеловеческого желания, нахлынувшего мощно. Поражающей, беспощадной силой, горячим ветром. Слишком внезапно, совершенно неожиданно. А она думала, что и так горит от желания. А нет, до этого мига был обман, суррогат, подделка. Слабая версия настоящего чувства.

Поэтому теперь ее было не остановить. И невозможно осудить. Ведь это таинство для двоих. Вся интимность пополам… Слагалица и сын настоящего бога. Их страсть может быть только такой…

Она обезумела, сломалась, потеряла контроль, стыд и всяческие мысли. Если до этого нежно гладила, то теперь сжимала, подчиняла мужское тело.

– Расстегни ремень, – прошептала одними губами, но он услышал. Подчинился мгновенно, приподняв бедра, а дальше она сама стащила брюки вместе с бельем и носками.

Никита и внешне был настоящим божьим сыном. В меру могучим, где надо тонким, и пахло от него силой, притяжением, обещанием…

Дрожащими руками был сорван халат с плеч, вслед за ним на пол улетела сорочка. Женщина, голодная, горячая, решительная легла поверх него, прижавшись голой грудью к вздымающейся спине.

Всхлип. Вскрик. Стоны. Степка извивалась на нем, словно ища более удобный угол соединения, но не находила. Кошкой терлась, положив свои руки на его, лежащие вдоль тела. Средоточием женской нежности лаская упругие мужские ягодицы. Откуда это все бралось, разрушая стопы, ломая табу?

Никита распался на атомы, потерялся в ней, погиб в этих простых, таких необходимых ласках… Прилип животом к кровати и мог лишь чувствовать и стонать.

Затем она целовала его. Ах да, массаж… Массаж губами, начиная от лопаток и до самой поясницы, что может быть откровеннее? Что может быть желаннее?

Повторила руками очертания бедер, длинных крепких ног, даря горячие поцелуи и им.

– Повернись…

Никита очнулся. Осознал, вспомнил, где он, с кем он, что происходит. И развернулся на спину, издав ликующий рык. В ту же секунду сжал невесту в объятиях и подарил их самый первый поцелуй, забирая инициативу себе.

Губы воздушника были прохладными, нежными, мягкими. А сейчас, не скрытые под густой бородой и усами, оказались красивой формы, полными. И до искр в глазах ласковыми. Степка захлебнулась тем поцелуем, отдаваясь стократно.

Однако через время отстранилась. Приложила пальчик к его алчному рту и прошептала:

– Погоди, массаж только начался… не прерывай меня… – Никита застонал и распластался по постели, соглашаясь на все, принимая ее лидерство.

Слагалица, в этот миг чувствуя себя настоящей управительницей Любви, продолжила изучать его губами, кончиками пальцев и языком. Шея, грудь, совершенно безволосая… Плоские коричневые соски, так просящиеся в рот.

И уже настолько сильно горели оба, что от их дрожи дрожала постель, а воздух казался терпко-медово-тягучим.

У Никиты была узкая талия и живот с нечетким контуром пресса. От него никак невозможно оторваться. Степка вжимала пальцы в этот живот, всасывала кожу губами, оставляя отметины и не сдерживала стоны удовольствия.

А воздушник сжимал простынь руками, почти разрывая ее и громко дышал сквозь зубы.

Когда дошла до главного, на миг оробела. Да ото того, что там Никита оказался… внушительным и очень… заинтересованным в продолжении.

Но он так разочарованно застонал от ее промедления и неуловимо толкнулся бедрами вперед, что она, как завороженная, опустилась… и поймала его нетерпение губами.

На что она была способна из-за отсутствия опыта, не ясно. Возможно на все. Но не потребовалось. Лишь, сжимая крепко губами, прошлась по стволу, языком увлажняя вершину. Лишь одно-два глубоких поцелуя, помогая себе руками приласкать его всего… и грянул гром.

Или это просто задрожал дом? Но кровать определенно закачалась под ними. Никита кончил молча, выгнувшись подобно тетиве лука, хватая воздух ртом, впервые утратив способность управлять собственной стихией.

Степка проглотила вкус мужской страсти, ощутив что-то наподобие маленького экстаза от его удовольствия и замурчала довольной кошкой.

«Импровизация наше все! И все-таки я его расслабила!»

* * *

Тело воздушника подрагивало долго. Степка загляделась на него со счастливой улыбкой, подмечая испарину над верхней губой, расфокусированный взгляд и по привычке нахмуренные брови. Растянулась рядом и принялась пальцами их разглаживать, а мужчина тут же словил ее в плен объятий.

– Поймал… – прошептал прямо в губы и впился в них долгим поцелуем. Голодно-счастливо-волнующим. Собрал свой вкус с них и задыхаясь добавил: – ты… слушай, я не уверен, что это массажем называется…

Степка засмеялась и спрятала заалевшее лицо у него на груди:

– Случайно планы поменялись, – прошептала и аккуратно куснула за сосок, – а чего ты такой красивый?! – сказала шаловливо-обвиняющим тоном и чмокнула место укуса.

– Я? – опешил Никита, – это я-то красивый?? Я???

– Ну ты, конечно, чего кричишь? – ткнула его в бок, – надо же мне было тебя растопить. А то пришел замороженный, напугал… Расскажешь?

Никита прижал ее крепко к боку, уставился в потолок и проговорил:

– Если скажу зачем пришел среди ночи, ты меня прогонишь…

– С чего такие выводы? – она принялась выводить восьмерки на его груди, чувствуя, что он снова напрягся.

– Знаю!

– Не-а, не выгоню! Хочешь поклянусь? – спросила шаловливо и потерлась щекой о щеку, – ты такой… другой без бороды…

– М-м-м? Другой? Тебе не нравится? Раньше лучше было?

– Нет, раньше было иначе. Ты был брутальным дровосеком, а сейчас… ну не знаю, все равно брутальный, но… менее строгий. Борода тебе строгости добавляла, вот!

Никита хмыкнул.

– Но ты с ней и без очень красивый, – добавила Степка серьезно, – оооочень!

– Ты меня смущаешь, – улыбнулась воздушник, – и воруешь фразу! Это я хотел сказать, какая ты красивая! – он резко повернулся, подмяв ее под себя, – и голая… и вся моя… – одна рука накрыла грудь, вторая скользнула на ягодицу, – хочууууу ещееее… – прошептал на ухо и прикусил мочку.

Степка задрожала, возгоревшись по-новой и жадно облизала губы:

– А… а нам нельзя… – сказала тихонько, – поэтому лучше поговорим!

– Что? Как это, нельзя? – возмутился мэр.

– Ну… меч в ножны – нельзя! – сказала, снова покраснев и пока он не стал выпытывать подробности, повторила: – расскажи, что стряслось. Честное слово, я буду мудрой невестой и спокойно выслушаю все, что ты мне расскажешь. Все пойму, Никит… – Степка обняла его за щеки и повернула лицо к себе, – ну верь мне в конце концов!

– Черт! – Никита скатился с нее и потянул край одеяла, накрывая свой заново проснувшийся интерес, – поймешь, говоришь…

– Пойму. Я хочу понять, – подтвердила тихо, вновь подползая ему под бок, потому что без него стало одиноко и холодно.

– Ладно. Я пришел сказать, что снимаюсь с женихов!

Степка опешила. Нет, не так. Услышанное на миг парализовало не только ее тело, а и мысли.

– И пока ты не передумала, и не вышвырнула меня прочь, спешу добавить, что… дураком был. Рассудок помутился, если хочешь… Прости, а?

– Таааак, стой! – отмерла Степка и резко села, – а… причина? Почему ты решил меня… бросить? – тема разговора вышла настолько неожиданной, что она не поспевала за эмоциями и спрятать их была не в силах. Столько боли отразилось в глазах, а воздух накалился от этой боли, что Никита поспешил сжать невесту в объятиях и усадив к себе на колени, сжал так, что не дыхнуть.

– Думал… что у тебя ко мне нет чувств. И что в сложившейся ситуации терпеть это я не смогу… – отчаяние в его голосе остудило, смыло обиду, словно из ушата ледяной водой окатили.

– А… теперь понял, что есть, да? – прошептала тихонечко.

– Да… понял…

– Как?

– Воздух, родная… Он состоит не только из кислорода. В нем чувства и эмоции, как на ладони…

– Клевые у тебя умения, – улыбнулась в темноту, – не обманешь, да?

– Ага… – согласился, – простила?

– Простила, – она обняла его в ответ, поцеловала в шею и отстранилась, – а теперь расскажи, чем тебя Стрибог обидел?

Никита молчал долго. Подбирал фразы, как объяснить ей все, не слишком показав насколько на самом деле велика его мука. Не по-мужски это, жаловаться.

– Как есть скажи, – оборвала его размышления Степанида, словно угадала мысли.

– Стрибог… – язык не повернулся назвать его отцом, – у него с моей матерью была короткая, одноразовая связь. Знаешь как боги иногда сбрасывали напряжение?

– Боюсь представить.

– Иногда они спускались к людям и находили женщин… для этой цели. От таких связей часто рождались дети, но надо сказать, что не все женщины были рады такому… вниманию со стороны высших. Даже не так. Мало кто был рад. И искали способы избавиться от… неожиданного подарка.

– Ой…

– Угу. И находили помощниц для такого дела, ведь избавиться от божьего ребенка сложнее, чем от человеческого, – Никита перевел дух, – плод надо было… проклясть сперва, а уж потом… повитухи делали свое дело.

– Как это, проклясть?

– Материнское проклятие, оно самое сильное… Ну и какой-то откуп дать, чтоб плод приняли в мир мертвых.

– Боже мой, ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что я такой ребенок. Которого прокляла собственная мать. Она так сильно ненавидела моего отца и меня, что в качестве откупа отдала десять лет своей жизни, – воздушник произнес эти слова ровным тоном, да только дрожал весь, не в силах сыграть безразличие до конца. Степка порывисто обняла его и сжала так сильно, как могла. Но слова утешения не нашлись, на столько ужасным было сказанное.

– Иногда бог-отец каким-то образом чувствует, что происходит и приходит на помощь, если можно так сказать. Он забирает… эмбрион и помещает его в какой-то сосуд и прячет в магическое место, где тот… растет без тела женщины. Долго, много сотен лет. И даже охранник к нему прилагается. Это все. Об этом мне рассказал Стрибог.

– Жуть какая, – Степка вытерла слезинки со щек, – бедные дети…

– Получается, мне крупно повезло, что мой… родитель спас меня. Иначе…

– Ты бы умер…

– Не просто умер. Как я сказал, проклятие матери самое сильное. Моя душа навечно была бы подвержена мукам.

– Это как же ненавидеть надо, – покачала она головой, – не могу и не хочу понимать… Никит, мне очень жаль, что ты это узнал. Лучше бы не знать, правда?

– Может быть. Но я уже знаю.

– И поэтому ты хотел меня бросить? Уйти хлопнув дверью? Типа, не буду и я никого любить? Так что ли?

– Прости, Степа, – Никита нежно убрал пряди с ее лица и поцеловал в уголок губ, – просто затопило обидой. Я так рад, что ты меня остановила…

– Даже не думай, Никит! – сказала строго, – я не отпустила бы тебя.

– Спасибо.

– Не благодари. Просто ты мой и все тут.

– Не ожидал… – Никита расплылся улыбкой до ушей. Покачивая Степу в объятиях едва не раздувался от счастья, – надо же…

– Что?

– Приятно, черт!

– Я тоже не ожидала… Что так расплющит, – она тоже улыбнулась.

– Но я должен еще кое в чем признаться.

– В чем?

– Ко мне сегодня приходила бывшая невеста…

– Катенька, что ли??? – Степка вновь подскочила.

– А ты ее откуда знаешь?

– Знаю! – ответила недовольно, – знакомы! И даже не раз виделись. Сначала она приходила выдернуть мне волосы из-за Гора. А потом… – она на миг замолкла, подумав, что последнее пожалуй лучше не говорить, но раз сказала «а», в пору говорить и «б», – она пришла с приворотом в дом твоего отца. И чуть не случилась беда.

– Вот черт! – Никита врезал кулаком по постели, – она… сделала тебе больно?

– Что? Нет! – хмыкнула Степка, вспомнив ту встречу, – скорее я ей.

– Боевая, да?

– Бывает, – ответила уклончиво, – так что она хотела?

– Теперь даже не знаю. Говорила любит, помириться предлагала.

– Хм, быстро она что-то. Мечется между мужиками, – Степка была зла и едва сдерживала обидные слова в адрес соперницы, – и что ты?

– Я давно не люблю Катерину, – пожал плечами, – но выставить ее было трудно, тут помог твой Фич.

– Как же, позволь узнать?

– Вцепился ей когтями… в пятую точку, – прыснул со смеха Никита, однако умолчал, что пятая точка в тот момент была без одежды. Ни к чему невесту расстраивать.

– Вот это по-нашему! – Степка расхохоталась, – пожалуй, дам ему двойную порцию сметанки! Фич пофиксил траблу! А-ха-ха-ха!

_____

Пофиксил траблу – фразочка программистов, означающая, что проблема устранена (ошибка исправлена)

«Не любить – горе, а влюбиться – вдвое»

– Вот мы поговорили, можно и… – настроение воздушника изменилось порывистым ветром, Степка и пикнуть не успела, как оказалась лежащей на спине, придавленная к постельке гибким мужским телом. Испуганно моргнула и зависла, в глаза янтарные поглядев. И припомнилось, как однажды, в его кабинете, она точно так же потерялась, когда он что-то непонятное сотворил, а у нее оргазм едва сам собою не приключился. Правда тогда она считала, что Никита простой человек, никаким сверхсилами не обладающий.

– Что… ты… делаешь? – пролепетала заплетающимся языком и жадно облизала вмиг пересохшие губы.

– Хочу подробности про меч и ножны… – коварно прищурившись, потребовал жених, – я прав, нам запрещен полноценный контакт, а поиграть немного можно?

– Ни-кит… – Степка прикрыла глаза и громко охнула, когда низ живота объяло жаром. Изумленно распахнула веки и сжала руками простынь, совсем как мэр накануне, – что ты…

– Ответь мне, Лучик, ну же… Тебе ведь можно… получать удовольствие? – вторая волна жара нахлынула резко, Степка едва не закричала. «Что же он делает, ведь даже не прикасается?!»

– Л-лучик? – вместо ответа пробормотала она.

– Лучик! – согласился Никита, – рыжий, теплый лучик солнышка. Такой я тебя вижу. Но не увиливай от ответа! Дава-а-а-а-й, скажи-и-и-и… – потребовал, послав между ног очередной поток горячего воздуха.

– Да… – выдохнула Степка, все-таки застонав, – что ты… – и задохнулась очередными ощущениями.

– Ш-ш-ш… ты ведь не думала, что я оставлю свою женщину неудовлетворенной? – его шепот на ухо заставлял ерзать и облизывать губы, – после такого потрясного массажа я твой должник…

– М-м-м, – промычала, не найдясь с ответом, да и слова потеряли смысл.

Никита приподнялся на локтях и подул ей на шею. И тело отозвалось предательской дрожью, заставив до боли закусить губы.

– Нет уж, дай их мне, – твердый мужской рот полонил женский, горячий язык зализал место укуса, – медовая, сладкая, моя…

Степка уже не ведала, от чего горит сильнее: от слов ласковых, поцелуев, или того, что он вытворял, не касаясь и пальцем. Воздух в спаленке изменился, накалился, ей казалось, что она в баньке. Тело покрылось испариной, дышать получалось через раз, давясь вздохами.

Воздушник отстранился и подул ниже. Прохладное наслаждение по изгоряченному телу. И она выгибается, мечется по кровати, а он губами трогает ключицы, впадинку у горла и медленно движется ниже. Стоны, всхлипы, скрип кровати, обезумевшие потоки воздуха, окатывающие то жаром, то холодом.

– Какая же ты… – шепчет он, впиваясь наконец в сосок. И на мгновение глохнет от крика, – какая же ты… настоящая… страстная… женщина… такая женщина… моя женщина! – он уже и сам не свой, то ласково дует, то впивается губами, оставляя засосы на влажной от испарины коже.

Степка хочет ответить, открывает рот, но из него вырываются хриплые стоны, ведь тело не корится хозяйке более. Змей извивается, словно хочет отстранится, спасись от этой муки, но не выдерживает… Снова подставляется под ласки.

Не насытившись дивным вкусом грудок, мужчина все же отрывается и дует на животик. И это уже почти-почти смерть, почти экстаз… И губы что-то шепчут, о чем-то молят, но теряются в вихре, кружащем на постелью…

Жадный, мокрый рот слепо следует за потоками воздуха. Губы ловят пупок. Животик дрожит. Степка близка, так близка, а он все никак не переступит последний рубеж, продолжает мучать.

– Можно я… – шепчет, уже касаясь губами курчавого бугорка, – узнаю, насколько ты горячая… там? – но разве она в силах ответить, или хотя бы понять о чем он спрашивает?

Поэтому, когда палец проникает неглубоко внутрь, она заходится чередой стонов, словно приступом астмы, а он шипит сквозь зубы. Ноги непроизвольно раздвигаются, женское средоточие жаждет самых последних, самых откровенных ласк.

Палец внутри медлит, оглаживает стеночки, исследует. А пальцы второй руки раздвигают складочки, обнажая скрытое, самое чувствительное местечко. Через сжатые губы Никита выдыхает чистой страстью, посылая сотни, нет тысячи потоков на ничем не прикрытую, беззащитную сладость.

Слагалица рыдала, кричала, охрипла… Дрожала, изламывалась в стремлении продлить ощущения, или умереть уже, наконец. От того, что оказалась не готовой быть порабощенной этой силой…

Пришла в себя в тесных объятиях, зацелованная, растерянная, запыхавшаяся и мокрая, как после душа.

– Лучик мой, что ж ты не сказала, что девственница?

– Ч-что?

– Ты дев-ствен-ница, – повторил Никита по слогам, вглядываясь глаза невесты. Степка несколько раз моргнула, вникая в смысл вопроса и не вынеся силы взгляда, спрятала лицо у него на груди.

– Я… не думала… – ответила не сразу.

– Как это? – кажется Никита никогда прежде так не удивлялся, – не понял?

– Ну… то есть, были опасения, конечно, просто… Блин, Никита, это сложно!

– Наверняка! – фыркнул воздушник, сжимая объятия и поцеловав ее макушку, – а все-таки?

На самом деле это было фактом очевидным. Судя из заверений Николая, что у них ничего не было во время совместного проживания. А Степка так и не припомнила ни единого интимного момента. Просто их «брак» в целом оказался дикостью, что о сохранившейся девственности она не задумывалась. Как-то и без того было о чем переживать. Но это ведь не так и важно, подумаешь.

Но почему Митя ничего не сказал? Вот это вопрос, который на самом деле поразил женщину. Ведь ему это явно было известно, кто как не он изучил ее тело во всех подробностях? Но ведь и не спросишь… Иначе придется рассказывать, как сама об этом узнала.

– Лучик? Ты чего притихла? Это тайна? – продолжал допытываться мужчина.

– В общем, нет, какая тайна? – вздохнула Степка и пояснила, – ты же слышал, что сказал Николай на дне рождения. Не было у нас с ним ничего. Видимо я под каким-то… не знаю, гипнозом находилась? В то время когда считала свой брак с ним нормальным. Даже уверилась в собственном бесплодии, – она пожала плечами. Нелегко было рассказывать об этой части своей жизни, в которой, как оказалось, принимала косвенное участие. Нелегко и странно… словно чей-то рассказ пересказывала.

– Хм, – задумался Никита, умолкнув на пару минут, – интересно зачем ему это было надо? Ладно захотел втесаться в наши ряды для получения Дара Слагалицы, пусть. А девственность твою для чего хранить? Вот представь… У тебя под боком молодая красивая женщина, а ты вековой негодяй… и ты будешь от нее нос воротить? Почему бы не попользоваться на всю катушку?

Степка скривилась от слова «попользоваться». Неприятно слышать такую правду в свой адрес.

– Может я ему не нравилась? – настроение испортилось. Не из-за отсутствия симпатии огневика в ее адрес, нет. Всякий раз, стоило вспомнить потраченные впустую одиннадцать лет становилось не по себе.

– Та ну! – фыркнул Никита, – ты и не нравилась???

– Спасибо конечно, мне приятно, – ответила грустно, – но что бы ты знал, особым вниманием у мужчин я не пользовалась. До момента приезда в село этой осенью.

– Слабо верится в твои слова. Ты очень красивая! – Никита приподнял ее лицо за подбородок и нежно прикоснулся к губам.

– Ты не можешь судить объективно, – Степка отстранилась и сжалась вся. Села, притянув ноги к груди, обхватив их руками, – ты под чарами…

И такое отчаяние внезапно напало на нее, даже слез удержать не смогла. Ведь… обман это все… магия… не настоящее ничего! Она женихам навязана, а они ей! Если бы не жениховская лихорадка, эти невероятные, бесспорно лучшие из мужчин, прошли бы мимо нее, даже взгляда не задержав. Не было в ней красоты!

До преображения в Слагалицу Степанида несла существование непримечательной женщиной. Крупной при этом. Волосы блеклые, ресницы светлые, кожа не самая лучшая. От прежней в ней только глаза разноцветные и остались. И горько так стало, больно до самой глубины души.

– Лучик, маленькая моя, ты чего? – всполошился Никита, сел на постели и стал осыпать поцелуями плечи, прижимать к себе, – я обидел тебя?

– Н-нет, нет, не обидел, Никита… просто… Боже, как же это все мерзко! – она вырвалась, слетела вихрем с постели, подняла халат и замоталась в него, туго подвязав поясом, – ты извини, что-то у меня нервы… мне одной побыть надо!

– Что случилось? – Никита оказался рядом и попытался заглянуть в лицо, – что я сказал, объясни пожалуйста! – в его взгляде был испуг.

– Ты… ничего… – ответила задыхаясь, чувствуя, как истерика подкатывает и вот-вот слезы хлынут неудержимым ливнем, – просто жизнь вспомнила… прости… я одна побыть хочу! – вырвалась и убежала в ванную, соседствующую со спальней и заперлась. Уселась на унитаз, отпустив боль на свободу.

Вспомнилась студенческая жизнь, во время которой у нее и парня ни одного не завелось. Не нравилась противоположному полу невзрачная Степанида. Вокруг было полно очаровательных, хрупких девчонок, тогда как она, Степка, всегда отличалась крупной комплекцией и далеко не покладистым характером. Она и профессию мужскую выбрала, оказавшись единственной девушкой на потоке.

Поэтому ее легко смог «окрутить» огневик. Да просто он был первым, кто заинтересовался ею. И тот, в корыстных целях. Обидно, как же обидно! Не нужна она никому! Не настоящее все вокруг! И внешность нее чужая и женихи зачарованные. И Дар навязанный, и чувства, и страсти горячие. Не ее жизнь, выбор не ее! И она – не их добровольный выбор!

Истерика набрала оборотов, полонив хозяйку домика целиком.

Но. Никита был по-настоящему хорошим женихом. Дверь открыл запросто, на руки поднял, к груди прижал. Долго слова утешения шептал, слезы сцеловывал.

– Так, ладно, хреновенький из меня утешитель получился, – пробормотал, увидев, что невеста не успокаивается, – значит, будем принимать радикальные меры!

Снес рыдающую вниз, отмахнувшись от причитаний Лукерьи и Егорыча и решительно распахнул входную дверь. Мишка появился на пороге, став перед ним нерушимой стеной, однако, хватило одного взгляда, чтоб он понял – Никита плохого не сделает. Апгрейд отступил.

А потом был полет. Со своею ношей на руках воздушник взмыл в небо. Снежинки с порога феерично разлетелись в разные стороны. Степка взвизгнула и мигом очнулась. Захлебнулась ужасом и онемела.

Ночь, обязанная быть морозной, колючей, ветреной, приняла их в горячие объятия и закружила вихрем, дезориентируя и пьяня. А Степка кричала. Во всю силу легких. Извернулась в мужских объятиях, обхватив Никиту ногами и руками, вцепившись намертво, не оторвать.

Подумать о красоте полета, пожалуй у нее не выдалось возможности. Страх, парализовавший конечности руководил ею, ничто иное. Захватывающее дыхание чудо? Небывалые ощущения великого и неизведанного? Как бы ни так!

Не видела она прекрасного звездного неба, с которого в одночасье, словно кто ластиком стер, исчезли тучи. Не видела красоты родного поселка, озаренного светом луны, домов с редкими огоньками в них. Не разглядела голубой замороженной речушки, перечеркнувшей село напополам. Не будоражил кровь адреналин настоящего, как у птицы полета.

Страшно было, да. Испугалась до паралича, мокрых ладоней и зажмуренных глаз. До ступора легких, редких стуков сердца, сорванного горла. В общем, чуда не произошло. Степка не впечатлилась.

Никита, заприметив, что невеста сказочному полету, вроде как не шибко рада, быстренько вернулся домой, даже полный круг вокруг села не сделав. Внес в домик и опустил на диванчик в гостиной.

– Родная, ну ты как? Испугалась что ли? Или замерзла? – он потрогал ее ладони, ступни и уверившись, что они теплые, непонимающе пожал плечами, – не было же холодно…