Текст книги "Болтливой избы хозяйка 2 (СИ)"
Автор книги: НатАша Шкот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 41 страниц)
– Не дави на меня, Славик, я этого не люблю! – и возмущенно вздернула носик.
– Да кто давит, любимая? У меня просто времени в обрез, а ты… колючая, как еж! Чтоб поцеловать, приходится применять эффект внезапности! – Славик остановился, уперев кулаки в стол и наклонил голову, скрывая выражение лица. Но тут распахнулась дверь. Разрушая неловкий момент в кабинет вошел официант в потертых джинсах и кожаном жилете на голое тело.
– Вожак, пацаны спрашивают, когда награждение начинать? – спросил он, выкладывая из подноса на стол блюда с едой, кувшин с лимонадом и стаканы.
– Алекс, во-первых, поздоровайся с моей невестой! – строгим голосом перебил Славик, – а во-вторых, Вожак теперь Лапа, привыкай, он бесится, когда вы Вожаком зовете меня! И в-третьих, дайте нам сорок минут и можно будет начинать.
Официант удивленно вздернув бровь, взглянув на Слагалицу, коротко кивнул головой, проговорив скороговоркой:
– З-здрасте, мое почтение! Прости, Тихий! Никак не привыкну. Окей, передам, но ты бы поторопился, за сорок минут они ужрутся, как свиньи.
– Девчонок подключи, они умеют отвлекать от выпивки, пусть номер свой коронный покажут. Давай-давай, иди уже!
– Прости, Штефа, еда у нас здесь специфическая: жаренная, перченная, на желудки крутых парней рассчитанная. Но повар ради тебя приготовил пюре картофельное и паровую котлету, сойдет? Или… – в глазах мужчины было столько заботы, что Степка почувствовала угрызения совести.
– Спасибо, Славик, сойдет! Я вообще-то всеядная, мог заказать, что угодно! – заверила она, усаживаясь за стол и подвигая к себе тарелку.
– Просто я подумал, что не стоит твой желудок после… ну, тошноты, нагружать тяжелой пищей…
– Я в порядке, правда! Садись и расскажи мне уже все, да пойдем праздновать твою победу, раз народ ждет!
– Ладно, – он сел, тихонько вздохнув, – с чего начать?
– С самого начала. Про родителей. Что за дух Волха такой и почему он изменил твою жизнь? – это она проговорила, вонзившись зубами в котлету.
– Из родителей у меня только мать, – начал Славик после паузы, не притронувшись к еде, – с отцом не знаком… Он изнасиловал мать и сбежал в закат.
Степка, с трудом проглотив кусок, проговорила:
– Прости, ужас какой…
– Я ничего о нем не знал, до того самого момента, пока не проснулся зов крови, – пожал он плечами, – мать до сих пор не может об этом говорить, поэтому я перестал спрашивать еще в юности.
– Представляю, – пролепетала Степка, ковыряя вилкой, потеряв аппетит, – бедная…
– Она… особенная, Штефа. Тут надо больше знать о Жар Птицах, что бы лучше ее понять. Такие, как мама, семьи не заводят. Не вступают в отношения. Никогда. У них своя миссия и они живут уединенно, скрытно. А тут такое… Я думаю, она себя винит в случившемся больше, чем того ушлепка.
– Бред, она не виновата! Этот твой отец, он…
– Да какой он мне отец? – оскалился мужчина, в ту самую минуту действительно став похожим на волка, – негодяй и насильник! Мать жалко. Она из-за него изгоем стала. Ее прогнали из дома и она жила среди чужих, непонятных ей существ. Для нее это худшая кара…
– Блииин, – совсем расстроилась Степанида. Так жаль стало прекрасную хрупкую женщину, пострадавшую вдвойне, – но это ведь несправедливо!
– Такие законы. Он не только изнасиловал мать, а украл все яблоки с ее дерева. Этого Жар Птицам не прощают! Молодильные яблоки очень ценны и их берегут как зеницу ока.
– И что же она делала? Как жила все эти годы, тебя растила?
– С деньгами проблем не было, у нее ведь волосы золотые и ногти, если ты заметила. Сложнее было жить среди людей и заботиться о ребенке. Но она справилась и не отправила меня в детдом.
– Да ну, какой детдом! Ты что, Славик! Она же мать!
– Ты не знаешь, какие они существа, Штефа! – он покачал головой, – то, что мать смогла вырастить меня, находиться среди людей– большое чудо. Жар Птицы всю жизнь живут сами. Никогда, понимаешь, ни-ког-да, не общаются ни с кем, кроме себе подобных, но и то, раз в сто лет. Ей очень тяжело было. Нам не понять.
– Хм, ну тогда и правда чудо…
– Да… Когда я вырос достаточно, чтоб обходиться без нее, она купила себе дом на берегу озера и поселилась одна. А я стараюсь даже не звонить ей лишний раз, боясь создать дискомфорт. Но она, парадоксально, всегда знает, когда я участвую в забеге и приходит, чтоб уберечь!
– Расскажи про шаль, – попросила Степка после паузы, во время которой думала об удивительной Жар Птице. Вот у кого судьба не подарок, грех тут жаловаться на долю Слагалью, – она ведь особенная, ты говорил ее мама плела? Не такую ли она подарила сегодня Белой Бабе?
– Да, – согласился мужчина, – накануне твоего дня рождения я сидел дома и ломал голову, что бы такого тебе подарить. И тут, представляешь, ко мне заявляется мама. И говорит, на мол, подари невесте. Я опешил, откуда знает? Ведь до этого мы больше года не общались. А она просто отдала и исчезла. Уже позже, когда шел к тебе, почувствовал опасность и понял, что она права была.
– А какую опасность ты почувствовал, можешь объяснить?
– Не могу сказать тебе точно, – задумался он на мгновение, – но такое ощущение… словно охотник рядом. Это чувство у любого хищника в крови. Вот и в отношение тебя мне периодически чудится его присутствие. Словно вот-вот кто-то выстрелит, а я не знаю, с какой стороны и боюсь, что… не успею спасти.
Степка проглотила ком страха, отодвинув от себя тарелку. Увидев ее перекошенное лицо, Славик испугался.
– Прости, любимая! Опять косякнул, – он ударил себя по лбу, – просто ты спросила, я ответил, не подумав.
– Д-да нет, ничего… Сама правду просила. А… как часто у тебя такое чувство?
– Острее всего было возле твоего дома в день рождения. Еще несколько раз, вроде, но гораздо слабее. Сегодня было, когда я в квартиру Николая ломился, но скорее всего я просто твое волнение почувствовал.
– Понятно… Но, кто же на меня охотится и почему? Может все тот же хапун?
– Мы выясним, любимая, обязательно выясним! – Славик оказался рядом, присел у кресла и сжал ледяные ладони, – ты не бойся, главное носи шаль. В ней ты невидима для разной нечисти. И брошь Петра Ильича не снимай, хорошо?
– Д-да, хорошо… Я так и делаю!
– И где же тогда шаль и брошь, скажи мне, пожалуйста?
– Э-э-м, шаль в сумочке, она не очень шла к наряду, – ответила Степка, моргнув, – а брошь на дубленке.
– И ты думаешь они тебе помогут из сумки? Ох, Штефа, Штефа! Беспечно относишься к себе! Хоть бы подумала о нас, представляешь, что с ним станется если с тобой что-то произойдет?
– Ладно тебе, Слав, – покраснела Степка, – я все поняла и сейчас надену брошь!
– И шаль! Она же тонкая, повяжи на шею!
– Ладно! Ладно! – Степка поднялась на ноги, обошла Вячеслава и склонившись над сумочкой, извлекла шаль, повязала на волосы, как шарф. Сняла с дубленки брошь и приколола на свитер, – сделано, товарищ участковый!
– Молодец! – Славик снова незаметно оказался рядом, заставив вздрогнуть. И как он так бесшумно передвигается? Сграбастал в объятия и уселся вместе с ней в кресло, – вот так лучше. Спрашивай, что еще тебе рассказать?
Степка беспокойно заерзала на коленях, борясь с эмоциями. Как обычно, желание прижаться к широкой груди и запустить пальцы в волосы, накатило сразу, стоило только почувствовать его прикосновение. Из головы напрочь улетели все вопросы. Но мужчина как-то по своему расценил ее замешательство и проговорил, внезапно хриплым ставшим голосом:
– Я настолько противен тебе? Да? Ты… все-таки водяника выбрала?
– Что? Нет, не противен, Славик! Что ты! – Степка подняла на него свои разноцветные очи и поглядела виновато. В который раз прокляла про себя жениховскую лихорадку, голод телесный и Числобога за одно, – я… это трудно говорить, но я скажу, что бы ты впредь не чувствовал себя обиженным. Слав… – она набрала полную грудь воздуха, зажмурилась и выпалила правду, надеясь, что мужчина перестанет злиться: – да хочу я вас! Всех хочу! Да так, что зубы ломит и ноги подкашиваются!
Вячеслав в ответ издал звук, похожий на кряканье.
– Д-да? – протянул он, – даже так? Ничего себе… здорово! – и сделал неожиданную вещь. Резко посадил ее на стол, а сам устроился к кресле между ее ног и уткнулся носом в живот, – теперь не отпущу…
– Ой! – пискнула Степка и вцепилась в его волосы, – с-стой, Сла-вик…
– Угу, стою… – ответил он где-то в районе ремня ее джинсов.
– Я… это сказала, что бы ты понял, я не шарахаюсь от тебя. Я… просто боюсь, что не утерплю… – признаваться было тяжко, но необходимо, – на расстоянии еще могу терпеть, но стоит только прикоснуться…
– Не бойся, я утерплю! – он дышал ей в живот таким горячим воздухом, что обжигал даже через ткань одежды и лишал последних здравых мыслей.
– И… еще! С-славик! Ну послушай же меня! – она больно дернула его за волосы, заставляя поднять к ней лицо, – я… мне стыдно, Славик!
– Но, почему? – спросил он одними губами, пытаясь сфокусировать на ней внезапно пожелтевшие глаза.
– Ну как же… я ведь не проститутка! Для меня ненормально хотеть стольких мужчин сразу! Это все не-пра-виль-но! – и повторила тише, – неправильно…
– У нас особый случай! – его голос стал меняться, тем временем, как ладони шарили по спине, придвигая ее к себе ближе, – посмотри на это с другой стороны…
– К-какой другой? – беседы водить хотелось все меньше, а скользнуть в его объятия, все больше.
– Отталкивая нас, делаешь больно. А нам так надо, хоть иногда быть с тобой… – тут его голос стал злым и грубым, – чтоб не озвереть от ревности… Знаешь, как мне охота вцепиться в горлянку твоему водянику? За то что он имел счастье разделить с тобой страсть?!
– Ш-ш-ш… Славик! – Степка погладила его по щеке и засмотрелась в глаза, переставшие быть человеческими. Зрачок увеличился, радужка стала огненной и, что самое дикое, разрез глаз изменился, поднявшись кверху у внешнего уголка, – н-не надо так… Вы все мне дороги. И… если ты забыл, то у нас с тобой тоже… было!
– Хочу еще! – рыкнул он и резко рванул на себя. Степка соскользнула ему на колени и уперлась руками в грудь, – тебя мало… мне мало… – голос, словно изломавшись, стал шипящим и томным, – всегда мало… а сейчас луна… трудно сдерживаться…
– Ой! – вот тут Степка совсем уж перепугалась, но он добавил:
– Не бойся… просто погладь меня немного… и поцелуй… – и стал тереться о нее, как иногда делают собаки, выпрашивая ласку, – пожалуйста, всего пять минут…
Разве могла она ему отказать? Если у самой кости плавились от его голоса и ласковых поглаживаний?
Впутала ладони в густую шевелюру, нажимая пальцами, прошлась от макушки до затылка, погладила шею. Спустилась на плечи и поцарапала их ноготками. Славик громко дышал и подрагивал, сокращая между ними расстояние медленно, но верно.
– Поцелуй! Сама поцелуй! – потребовал, сжав в капкане рук на грани боли.
И она покорилась. На миг прикрыла глаза, словно договариваясь сама с собой и выдохнула из груди то, что «кричало», вопило против того, что ей так сильно хотелось совершить. Погладила пальцем твердые, манящие губы, почувствовав небольшой укус и улыбнулась.
– Ты у меня злой волк, да? Кусаться любишь?
Оказывается, кусаться нравилось и ей. Приподнявшись на его коленях, вцепившись в волосы рукой, заставила Славика задрать голову, чтоб выплеснуть на него скопившийся голод.
Славик замер, не веря. Страсть женщины, по которой он уже больше двух месяцев сходил с ума, оказалась не слабее его собственной. А зубы, кусающие его губы и язык почти до крови, пробудили волчью сущность, которую рядом с ней было особенно трудно сдерживать.
И вот, в результате, она лежит распластанная на столе, изгибаясь, обхватив его талию ногами и стонет громко, не таясь и не сдерживаясь, а мужчина, навалившись сверху, ласкает миллионами укусов шею и грудь прямо через одежду.
Ей хочется быть еще ближе, чувствовать полнее, поэтому Степка изгибается и дрожит, мечтая, что б он уже избавил ее от ненавистного свитера…
Укусы сводят с ума, она тянется, стараясь в ответ укусить и его. И когда дотягивается – кусает, как обезумевшая! Куда удается дотянуться: до шеи, плеча или руки. А когда не удается, недовольно хнычет и выгибается кошкой на твердом столе, хватаясь за одежду, притягивая к себе, чтоб впиться в кожу и оставить свой след.
Это была какая-то другая Степка… стащившая с Вячеслава футболку и впивающаяся зубами в его, ничем не прикрытую кожу. Но… он рычит счастливым рыком и позволяет ей делать все, что она хочет! Это же чистый, ядовитый кайф! С каждым укусом он полонит разум, заставляет бояться, что еще глоток, – и волк покорится инстинктам.
Но как не сорваться, когда она горячая и разделяет его страсть так, как ни одна до нее? Это мука, чертово правило, не позволяющее сделать ее своей, будь оно трижды проклято, узлом связывает сухожилия!!!
Но злость, не кстати, лишь добавляет огня в кровь. Кусает горячее, чувствительнее. Пригвоздив женщину к столу, опустился на животик, стараясь, не понятно откуда берущимися силами, контролировать зубы, но она постоянно выкрикивала:
– Еще… сильнее, – что он едва не перекинулся.
Грубо развел ее ноги и уткнулся носом в манящую ложбинку. Нюхал, рычал, сжимал бедра. Терпел, чтоб не разорвать джинсы ко всем чертям, сатанея от манящего запаха.
Хотел быть нежным, но… укусил. Степка закричала и выгнулась под неестественным для человеческого тела углом, да так, что напряглись, заныли все мышцы.
– Пожалуйста… еще!
Он не смог отказать ни ей ни себе. Подняв на руки, в два шага отнес к дивану и принялся раздевать. В разные стороны полетели замшевые сапожки, чудом спасшиеся джинсы были заброшены на раритетный байк. Все это заняло не более двух секунд.
Белье снимать не стал. Каким-то проблеском сознания не дал самому себе пройти последний рубеж.
Когда укусил ее там сквозь тонкую ткань кружевного белья, женщина захныкала. Закусила ладонь, сдерживая крики. Славик поднял голову. Вырвав ее ладонь, поглядел желтым взглядом и велел:
– Пожалуйста, кричи…
Она кричала. Когда он еще несколько раз укусил в то, самое чувствительное место. Кричала, когда отвернув ткань трусиков, зализал свои же укусы. Кричала, пока он пил ее влагу жадно, рыча и уже больше не боясь испугать напором.
И, когда она, изливая страсть, вздрогнула под его губами в последний раз, рывком поднял на ноги и лизнул в губы, делясь вкусом их любви.
Степка, все еще находясь под странной, неуправляемой магией желания, облизала губы и… покачнулась. Отстранившись, опустилась на колени. Он не успел ее остановить или хоть что-нибудь сделать, как она… сжала зубы вокруг выступающего бугра в брюках. Вернув ему все то, что он проделывал с ней, обездвижив одним укусом. Славик окаменел, не контролируя огненную лавину, полоснувшую там, где коснулся женский рот. Это было… ни на что не похоже и по силе, равно торнадо. Неожиданный оргазм заставил рухнуть на колени и изумленно охнуть. И увидеть ее блаженную улыбку, когда прошептала:
– Квиты… – и упала в его объятия, почти без чувств.
* * *
– Ты… ты такая… – слова восхищения не нашлись даже после сотни мгновений спустя. Вячеслав сглотнул комок невысказанных похвал, пытаясь привести чувства в порядок и перестать блеять, – я ведь не смогу отпустить тебя теперь… ты это понимаешь, да?
Степка же, лежа в свитере и трусиках поверх мужчины все на том же полу, у дивана, пыталась ни о чем не думать, не сметь сожалеть, не ругать себя и… не вспоминать Митю. Поэтому не сразу осознала, о чем говорит Славик.
– В каком смысле? – все же поинтересовалась, отгоняя от себя мысли, грозившие испортить вечер.
– В самом прямом! Ты моя, Штефа! Моя по духу, темпераменту! Я такой никогда не встречал! Даже не мечтал, что ты – такая…
– Да ла-а-а-а-дно… – протянула она, хмыкнув, – я между прочим тоже думала ты – скромный мальчик. А ты вон, какой…
– И какой?
– Ну… во-первых и к счастью, старше меня. А то я комплексовала, думая, что тебе чуть больше двадцати, – его грудь колыхнулась от легкого смешка, – а во-вторых, ты был такой весь серьезный, важный участковый, – тут уже она засмеялась, – что я голову себе свернула, размышляя, кто же мой таинственный любовник с сеновала, твою кандидатуру даже не рассматривая.
– Ах, ты! – он сжал ее ягодицу и подтащил повыше, чмокнув в макушку, – не рассматривала, значит…
– Ай, пусти, волчара! – Степка игриво стукнула его кулачком в грудь, – мне вообще-то надо опять в душ…
– Угу…
– Тогда идем?
– Да, пора выходить в народ… Нас давно ждут, – он тихо вздохнул, понимая, что важный разговор придется отложить.
– Уже? А ты мне еще не все рассказал! – воспротивилась она, – хочу знать, как ты стал волком и откуда у тебя клуб? Почему тебя называют вожаком и…
– Стоп-стоп-стоп! Все расскажу, но в следующий раз, ладно? – Славик поднялся на ноги одним прыжком вместе со своей ношей и закружился на месте, – сейчас пришла пора развлекаться, ты со мной? Да, да, да? – со смехом спрашивал он, заглядывая в глаза.
– Ладно, что мне остается… – Степка хотела надуть губки, но те упорно растягивались в широкую улыбку, – только чур я первая в душ!
– Конечно, первая! Я могу и в другой сходить! – участковый быстро чмокнул ее в макушку и отошел на шаг, склонившись за футболкой.
– Ой ты ж, жеванный торт! – охнула она, только сейчас увидев его голый торс, покрытый синяками и багровыми отпечатками зубов.
– Что? Кто?
– Ты… весь в укусах! – Степанида прикрыла рот ладошкой, почувствовав неловкость и угрызения совести. А когда присмотрелась повнимательнее, то залилась румянцем. Под правым соском, на смуглом теле красавца-Вячеслава красовались следы от ногтей, левое плечо оказалось прокушено до крови, а губы у мужчины припухли от ее безумства, словно его искусал рой пчел, – я тебя чуть не загрызла…
– Ах, это? – Славик оглядел себя и расцвел улыбкой до ушей, – мне приятно носить на себе твои метки!
– А я… я тоже ТАК выгляжу? – женщина бросилась в ванную и принялась разгадывать себя в зеркале. Но на удачу выглядела она сносно, только губы горели, да пару засосов украшали шею, которые, впрочем, скрывал высокий ворот свитера. Пара мелких синяков обнаружились на животе, из чего стало ясно, что Славику досталось похлеще.
– Маньячка какая-то! – Степка послала вошедшему мужчине извиняющий взгляд через зеркало, – прости, не знаю, что на меня нашло?!
– Эй, престань! Я серьезно говорю, мне нравится! Украшай меня так хоть каждый день!
– Да ну тебя!
– Не волнуйся, уже через час на мне и следа не останется, кончай убиваться! – он погладил ее призывно торчащую попку, но тут же отдернул руку, прорычав: – нет, я лучше пойду, а не то продолжим! – и резко развернулся к выходу.
– А брюки, где мои брюки? – выкрикнула Степка ему в след.
– Они понравились моего железному другу и он отказывается их возвращать! – раздался смешок из кабинета.
– Это ты про тот металлолом времен Царя Гороха? Ему не пойдет, не его стиль!
– Что??? Женщина, побольше уважения, это Харлей тысяча девятьсот девятого года! – возмутился участковый, вернувшись в ванную с ее джинсами в руках, – он стоит дороже всей моей квартиры!
– Пф-ф, нашел на что деньги тратить! – Степка показала ему язык, вырвала брюки и вытолкала прочь, – мне нужно пятнадцать минут!
Трусики пришлось вновь стирать и сушить феном. Стоя перед зеркалом в свитере и сапожках, Степка недоумевала, как жизнь могла так с ней поступить? Это что и правда ее голый зад отсвечивает в зеркале ночного клуба? Это она, скучная моралистка, только что занималась любовью с практически незнакомым мужчиной? Даже без меча в ножны, по сути это то же самое… Это она, фригидная домоседка, потеряв голову, вгрызалась в его обнаженную кожу и ловила от этого кайф? И, кажется, сделала ему минет? Или через джинсы не считается?
– Стоп, нет, не хочу, не буду об этом думать… – она потрясла непослушными локонами, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей, – завтра подумаю, или через неделю, нет, лучше через месяц…
И ей почти удалось прогнать неприятные думы. Все, кроме одной, самой колючей и сверлящей до самого сердца: «Митя… Митенька… Как я могла?»
«Что у трезвого на уме, пьный уже сделал»
Славик, сияющий, как новая монета, ждал ее у двери кабинета, в нетерпении вышагивая из угла в угол. Он успел переодеться в черные классические брюки и бордовую рубашку, спрятав следы их недавнего безумства и выглядел до того счастливым, что Степка решила – ни за что не испортит ему праздник кислым лицом, терзаясь угрызениями совести. Улыбнулась, в который раз отметив его сходство с цыганом и поцеловала в щеку.
– Ну пойдем, рыцарь на серебряном коне, отпразднуем твою победу!
Зал, переполненный байкерами и байкершами, содрогался от басов тяжелого рока, женского визга и улюлюканья. «Отпадное местечко, однако…» Степка впервые видела стольких брутальных, похожих между собой мужиков, в одном месте. От чего-то подумалось, что Гор гармонично вписался бы в эту среду. В «жениховской» семерке он самый, свирепый, что ль. Пристрастие к мотогонкам, ему пожалуй подошло бы. А следующей мыслью было, что она сильно соскучилась. По всем своим, пусть и навязанным, женихам.
Славик вел ее сквозь толпу к сцене и толпа расступалась, пропуская хозяина и победителя. Он шел уверенными, широкими шагами, улыбаясь и крепко держа женщину за руку. Степка же чувствовала неловкость и непроизвольно пыталась спрятаться за его широкой спиной. Быть в центре внимания совсем не хотелось. Да и не ее это…
Сцена, а проще говоря – невысокий помост, освещенный снизу лучами нескольких прожекторов. Располагалась она у барной стойки, на которой происходило некое огненно-алкогольное представление на радость народу. Девушка в кожаном белье, виртуозно извивалась между языков пламени, жонглируя бутылками из которых выливался алкоголь прямо в рюмки, подставляемые барменом. Степка зависла, обалдев от мастерства не то танцовщицы, не то барменши, которая ухитрялась эротично изгибаться, подмигивать мужчинам, четко разливать алкоголь и не обгореть.
– Это не настоящий огонь, – выдал ее тайну Славик и добавил, – Штефа, подождешь меня здесь? Сейчас на сцене будет награждение. Это быстро. Хорошо?
– Конечно, иди! Удачи!
– Держи, это мой любимый коктейль, называется «Скорость», – он протянул ей высокий стакан с разноцветной жидкостью, – только пей медленно, тогда не опьянеешь! А, еще, – добавил он, – не бери из чужих рук алкоголь, дождись меня!
– Есть, шеф! Беги уже!
Степка уселась на барный стул у самой сцены и стала с интересом глазеть по сторонам. Когда еще ей выпадет возможность побывать в таком эксцентричном ночном клубе? Судя по всему, простых обывателей в него не пускают. Публика подобралась одношерстная, создавалось впечатление, что клуб закрытый и работает только для «своих».
Стены заведения были выкрашены в черный цвет и обвешаны цепями, фотографиями бородатых мужиков на байках, запчастями тех самых железных монстров и шлемами причудливых форм.
Вдруг рядом со Степанидой упал на табурет громадный мужик в жилете на голое тело, из которого никак не эротично выпирало татуированное брюхо и склонившись, прогрохотал на ухо:
– Скучаешь, детка?
– Не настолько… – проскрипела Степка, отхлебывая большой глоток из стакана. «Вот только еще одного поклонника мне и не хватало!»
Лохмач-бородач нахмурил кустистые брови, пытаясь разобрать пьяным мозгом, отшили его, или шанс есть, да тут рядом с ним возник высокий худощавый мужчина с белыми волосами, заплетенными сзади в толстую косу. У него был до того жуткий взгляд стальных пронзительных глаз, что Степка поежилась, когда он полоснул ними по ней. А когда взгляд коснулся бородача, тот лихо вскочил на ноги и улизнул, крикнул:
– Прости, Вожак, не знал, что она твоя!
«О, да это наверное тот самый, который Лапа» – решила Степка.
– Добрый вечер! – мужчина сел на освобожденное толстяком место, придвинув стул поближе к Степке.
– З-здрасти, – кивнула женщина, покосившись на пришедшего. От того исходило странное тепло, словно рядом с ней умостилась печка. «Человек-радиатор, с таким мужиком на электричестве зимой сэкономишь!» – подумала она и отодвинулась от него, на сколько позволял табурет.
– Не бойся, я здесь, чтоб присмотреть за тобой. Тихий просил! – квадратные, плотно сжатые губы искривились в улыбке, больше похожей на оскал.
– Спасибо, со мной все хорошо! Можете заниматься своим делом! – она отвернулась к сцене, всем видом показывая, что в дальнейшем знакомстве не нуждается.
– Ты наших парней не знаешь. Сидящую в одиночестве красотку в покое не оставят и не все такие покладистые, как Роки. Так что, я остаюсь! – заявил тоном, с которым не поспоришь и снова пронзил стальным прищуром, от которого захотелось отряхнуться.
– Ну, ла-а-а-дно, спасибо! – процедила Степка и поджала губы. Не нравился ей мужчина и, судя по его холодным взглядам, это чувство взаимно.
– Пожалуйста, рад помочь Тихому! Как тебя зовут? – и даже голос у мужчины был неприятный, бьющий по нервам током, заставляя подобраться, напрячься, как перед ударом.
– Степанида! – после некоторого сомнения все же представилась она, не сводя взгляда со сцены, на которую в данный момент выносили три огромных кресла.
– Лапа! – мужчина протянул руку и Степке пришлось повернуться к нему лицом, чтоб пожать ее. Все-таки он товарищ Славика и караулит ее, так что надо быть вежливой, даже если охота послать этого задаваку подальше, внушала она себе.
Опустив взгляд на протянутую ладонь, сразу сообразила, откуда у того такая кличка. На внешней стороне правой кисти у мужчины была вытатуирована волчья лапа. Создавалось впечатление, что ей протянул лапу огромный серый волк. Татуировка была выполнена до того профессионально, что каждая волосинка выглядела реалистично, а пальцы переходили в острые, покрытые черным лаком ногти.
– Неудачный переворот? – сострила она, протягивая руку и дернулась, когда горячая лапа сжала ее в стальной хватке. На миг душу прострелил страх. Ей почудилось, что тело заковано в оковы, а в нем «хозяйничает» кто-то посторонний, заглядывая в каждый потаенный уголок. Но это ощущение было настолько быстротечным, что уже через секунду, она о нем забыла. Горячая ладонь выпустила ее из плена, а глаза спутника из злых и колючих вдруг стали мягкими и добрыми. И выглядел он… удивленным?
– Как раз, удачный! – ответил он, улыбаясь уже иной, открытой улыбкой, с которой стал почти красивым.
– У вас… жар! – выпалила она и приложила к руке холодный стакан. Ладонь жгла, как если бы она и правда, печи коснулась. Степка уставилась на мужчину во все глаза, позабыв о сцене, на которой уже началось награждение. «Однако, какой странный тип!»
– Это моя нормальная температура! – Вожак склонился к самому уху и ей стоило огромных усилий не отпрянуть от него, – эй, я не плохой парень, расслабься!
– Ты – незнакомый парень, – она незаметно для самой себя перешла на «ты», приняв его стиль общения, – так что, держи дистанцию! – и отодвинулась от него еще на пару миллиметров.
– Потерпи полчасика. Передам Тихому и больше меня не увидишь! – он подмигнул ей и добавил, – не грей коктейль, его надо пить холодным!
Степка ничего не ответила, отвернувшись к сцене. Там как раз начало происходить нечто интересное, о чем говорил рев толпы с легкими элементами женского визга.
Кажется ведущий, (симпатичный парень в белых кожаных брюках и косухе) объявил победителя, занявшего третье место в гонках. На сцену поднялся верзила, затянутый в коричневую, основательно потертую кожу и в мото-шлеме. Поклонился толпе, сорвал шлем с головы и, задрав голову вверх, издал нечеловеческий рев. Толпа ответила ему сотней голосов. Степка зажала уши руками.
– Приветственный рык «волка», это традиция, – пояснил Лапа, склонившись к Степке. Та лишь кивнула.
Дальше было поздравление, вручение медали и бронзовой статуэтки с мини-байком. Победитель кланялся, кричал, топал ногами, а толпа вторила ему ревом. После вручения статуэтки ведущий выкрикнул в микрофон, обращаясь куда-то в толпу:
– Косуля победителя! – из колонок полилась нежная медленная композиция. Толпа разверзлась и на сцену запрыгнула… девушка в мотоциклетном комбинезоне из тонкой блестящей ткани. На голове у нее была бандана, которую она сорвала и забросила в толпу. Распущенные волосы упали на спину, пока та призывно шагала к победителю, занявшему одно из кресел.
– А что происходит? – поинтересовалась Степка у Лапы, не выдержав напряжения, ведь замерла даже толпа.
– Еще один приз. Если у победителя нет «волчицы», то любая «косуля» сегодня может попытать счастья ею стать. Если хорошо постарается! – ответил мужчина совершенно серьезно.
– Что у вас здесь за зоопарк? Косули, волчицы? Ничего не понимаю, – нахмурилась Степка. И куда она попала?
– «Косуля» – переведя на ваш язык, девчонка с которой тусишь, развлекаешься, гуляешь. А «волчица» – это близкая тебе по духу женщина, твоя половинка, невеста, – пояснил Лапа.
– А, типа с «волчицей» – это серьезно, а «косуля» так, на пару раз?
– Ага, типа того, схватываешь на лету!
Степка скривилась, вспомнив, как на гонках какая-то девчонка обозвала ее косулей. Правда, волчицей быть она тоже желанием не горела.
Тем временем, девушка на сцене принялась танцевать. Устремив взгляд на победителя, она извивалась, кружила вокруг его кресла, гладила себя и… постепенно расстегивала змейку на комбинезоне.
– Заметь, «косуля» не может на сцене касаться «волка», – продолжал комментировать Лапа, – только после того, как ее признают «волчицей». Ну… если признают.
– А чего так? Этот может не признать? – Степка пригляделась к довольному, раскинувшемуся в кресле мужику, жадно глазеющему на обнажающуюся девчонку, однако, кроме похоти в его взгляде не было ничего.
– Амбал – сам по себе. Не думаю, что он когда-нибудь заведет себе «волчицу». Зря Ритка сегодня выскочила за ним на сцену, – в голосе Лапы было сожаление и Степка подумала, что возможно он не такой и холодный, каким хотел бы казаться.
Девушка дотанцевала свой танец, в самом конце лихо сбросив комбинезон, оставшись в красном боди и чулках в сетку. Толпа взвыла, а победитель лишь скупо похлопал в ладоши, даже не поднявшись со своего места. На лице девушки мелькнула боль и разочарование, но она быстро взяла себя в руки. Поклонилась толпе, послалав воздушный поцелуй и медленно покинула сцену с высоко поднятой головой.
– Вот козел! – проговорила Степку. Он жалости к отвергнутой, она залпом допила коктейль.
– Она сама виновата. Преследует его уже лет пять, а Амбал никак не сдается, – Лапа пожал плечами, – лучше бы переключилась на кого-то другого.
– Наверное, любит…
В ответ Лапа опять пожал плечами, щелкнул пальцами бармену и подал какой-то знак. Через минуту у нее отобрали пустой стакан, заменив аналогичным, но полным.
