Текст книги "Когда говорит кровь (СИ)"

Автор книги: Михаил Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 61 страниц)

Глава десятая: Раскол порождает единство

Кирот Кардариш с довольной ухмылкой смотрел на девятерых старейшин, сидевших в креслах во внутреннем саду его загородного поместья. Тут были почти все, кто действительно чего-то стоил. Почти весь свет их партии. Столпы алатреев, что наконец-то смогли отвлечься от попыток сожрать друг друга и собрались вместе, чтобы поговорить. Точнее – собрались по его приглашению. И сбор этот занял у него много времени, сил и нервов. В голове Кирота даже билась шальная мысль, что если все эти почтенные господа не захотят договариваться по-хорошему, то стоит их запереть на пару дней в подвале.

Ведь назревшие вопросы, больше не терпели никаких отлагательств.

За минувший со дня смерти Патара Ягвиша месяц их великая партия, что являла собой мощь и славу сословия ларгесов, успела превратиться в сборище крикунов и подозрительных идиотов. А всё государство, словно услужливая девка, ложилось под семейку Тайвишей, постанывая от удовольствия.

Но Кирот не желал покорно лежать и пускать слюньки, пока этот жирдяй Шето запихивает в него свой новый порядок. Он жаждал борьбы. Жаждал победы и мщения. И он намеревался передать это желание всей своей партии. А для начала – заразить им тех, чье слово ещё имело вес и значение среди алатреев.

В его саду не хватало лишь нескольких человек из высшего круга, успевших переметнуться к этому убогому ничтожеству Мантаришу в его попытке устроить заговор против своей же партии. А когда Тайвиши, хорошенько отымев этого дурака, вышвырнули его за ненадобностью, то и все его союзники разом постарались превратиться в бестелесных духов.

Ну и, конечно же, тут не было и самого Мирдо Мантариша. После того злополучного собрания, на котором Тайвиши публично поимели все законы и алатреев в придачу, это трусливое животное сбежало из столицы в свое родовое поместье под Фэлигоном и теперь сидел там безвылазно, поджав хвост как побитая собака.

Но этот предатель и должен был бояться. Он должен был трястись и вскакивать по ночам, от каждого скрипа и шороха, медленно теряя рассудок и последние крупицы достоинства. Ведь пусть его роль в разыгранной Тайвишами партии была далеко не самой главной, это совсем не умоляло его измены. Напротив, в глазах Кирота Кардариша он становился от этого ещё более жалким и ничтожным: одно дело предать или продаться осознанно, и совсем другое – даже не понять, что тебя трахают при народе.

Но ничего. Недолго ему ещё оставалось трястись, забившись в угол. Кирот уж точно об этом позаботится.

Когда рабы принесли полные фруктов золотые подносы и кувшины с вином, Кирот наполнил тяжелый кубок, инкрустированный крупными рубинами и, отхлебнув, поднялся со своего места.

– Нам нужен новый предстоятель, – проговорил он, минуя все ритуальные расшаркивания.

– Вершь выка жа вога (Берешь быка за рога) – раздался тихий измученный голос.

Сейчас в это было почти невозможно поверить, но совсем недавно сказанные этим голосом слова с лёгкостью сокрушали сами своды Синклита. Теперь он звучал словно шипение змеи, на которую рухнул камень.

Своим же видом вещатель алатреев Сардо Циведиш напоминал старую морскую птицу, что не совладав с порывами ветра во время бури, оказалась избитой о скалы волнами, но вопреки всему выжила и выползла на берег. Он сидел скрюченный и переплетенный, пряча в глубинах мантии изломанное тело, сломанную руку в деревянной колодке и прикрывая краем одежды рот, в котором мелькали остатки зубов и половина языка. Его обычно выбритые до синевы щеки поросли почти полностью седой бородой, а обычная бледность превратилась в мертвую серость. Всё в этом человеке было мертво и искалечено. Вот только глаза, его вечно горящие бушующем пламенем ярко-серые глаза, остались прежними.

Хотя нет, прежними они тоже небыли. Никогда раньше Кирот не видел в них столько злобы и ненависти. Казалось, что ещё немного и они лопнут, а из глазниц прыснет раскаленная лава, которой он, умирая, успеет облить всех тех, кто сотворил с ним это.

– Я порядком устал от пустой демагогии Сардо. Мы только и делаем, что говорим, и говорим по большей части всякую чепуху, а за это время у нас успели забрать и Синклит и, кажется уже и все государство. Так что в бездну приличия. Нам нужен предстоятель.

– Нам нужно отмщение! – почти выкрикнул, вскакивая со своего места, двадцатилетний юноша.

Внешне Тэхо Ягвиш напоминал скорее своего двоюродного деда Рего, чем отца. Он был худ, подтянут, да и личико его в целом можно было назвать красивым. Ну а когда он поджимал губы и гордо задирал подбородок, то в его образе сразу чувствовалась старинная мужественность, которой некогда так славился его род, давший Тайлару целую плеяду именитых полководцев. Только вот глазки были такими же мелкими и поросячьими как у Патара, а ума у него было и того меньше.

– Проклятые Тайвиши убили моего отца руками этого скота Мантариша! И я требую мщения! Мщения и крови! И каждый алатрей должен требовать сейчас точно того же! Таково мое слово как наследника нашей великой фамилии!

Забавно. Похоже этот парнишка и вправду верил, что старейшины принесут ему на блюдечке руководство партией и будут слепо подчиняться его словам по праву происхождения. Ну что же, значит тем сильнее будет разочарование, которое его ждет. Может его прадед, или кем там он ему приходился и провозгласил первый независимый Синклит, а потом Ягвиши и неизменно занимали этот пост, но времена менялись, и они требовали перемен от всех и каждого. Даже от алатреев.

Кирот встал и подойдя к Тэхо Ягвишу, положил юноше на плечо руку, усаживая обратно в кресло.

– Тайвиши, без сомнения, причастны к смерти твоего отца, Тэхо. Но не думаю, что Мантариш сыграл в ней хоть какую-то роль. Просто он оказался достаточно тупым и недальновидным, чтобы невольно стать их марионеткой.

– Но мой отец мертв! Мертв!

– И все причастные поплатятся за это. Когда наступит время.

– А я требую… Ай!

Рука Кирота Кардариша с силой вдавила паренька в кресло, от чего он сжался и пискнул, словно девчонка, которой задрали платьице. Ягвиши, безусловно, были нужны хозяину поместья. Но не так сильно, чтобы терпеть тон этого сопляка. Великие горести, да он мог раздавить их так же, как давил сейчас этого юнца и его дело бы не особенно пострадало. Даже напротив, оно бы стало проще, так как привыкшие слушаться Ягвишей идиоты, без своих вожаков, наконец-бы заткнулись и перестали действовать ему на нервы.

– Кардариш прав. Нам нужен предстоятель.

Кирот взглянул на широкоплечего мужчину в резном кожаном тораксе, с богато украшенным мечом, висевшем на широком поясе. Хотя за годы затянувшегося уединения Убар Эрвиш сильно постарел и оплыл жирком, сила его тела, а главное – сила духа, остались почти прежними. Как не странно, но уговорить эту легенду из прошлого приехать оказалось куда проще, чем ожидал глава рода Кардаришей. Один из главных затворников их сословия сам проявил необычайно живой интерес к этому собранию, и теперь, впервые за два десятилетия, сидел в окружении элиты их партии. Той самой элиты, что все эти годы безуспешно пыталась вытащить его в столицу и привлечь к своей борьбе с алетолатами, а куда чаше – к обычным внутренним склокам и дрязгам.

– Раньше вы не слишком-то интересовались большой политикой, господин Эрвиш. – Проговорил сидевший слева от него Мицан Литавиш. Этот сильно постаревший красавец с аккуратным клином седой бороды на подбородке, как всегда светился дружелюбием. Он одним из первых откликнулся на предложение Кирота, и явно желал что-то выиграть для себя из сложившейся ситуации. Впрочем, как и все присутствующие.

– Так и было. Я двадцать лет только и делал, что охотился в лесах да наблюдал, как мои рабы возделывают виноградники, пребывая в твердой уверенности, что оставил государство в надежных руках. Когда Рувелия пал, я думал, что угрозы для Тайлара кончились и не желал сам превращаться в новую угрозу. Поэтому и предпочел ехать. Чтобы не питать надеждами всех этих бессчётных подхалимов, что день и ночь уговаривали меня разогнать вас всех взашей и натянуть на свои плечи порфиру, а если говорить проще – то стать новым тираном.

– Но теперь Тайлару ведь вновь угрожают. И угрожают как раз столь ненавидимой вами тиранией.

– И именно поэтому я и решил оторваться от своих угодий и виноградников. Чтобы встретить те вызовы, которые вы не смогли предотвратить сами.

– И как же вы намерены противостоять сим тревожным вызовам, господин Эрвиш? Поймите меня правильно, я тоже совсем не желаю видеть нового безумца, напялившего на себя венец и порфиру, но мне принадлежит весьма и весьма много земель в окрестностях Кадифа и я бы предпочел, чтобы без крайней необходимости их не вытаптывали штурмующие нашу прекрасную столицу солдаты.

– До таких мер и не дойдет, если все вы прекратите собачиться и займётесь общим делом, – проскрежетал Энай Гатриш.

Эпарх Хутадира был уже весьма стар, его левый глаз затянуло бельмом, а колени напоминали перекрученные узлы из морского каната, которые причиняли ему столько боли, что после каждой пары шагов, зубы старейшины начинали стираться друг об друга в мелкую пыль, а лицо белело, словно его покрасили густой краской. Но слабость его тела была обманчивой – в этом жилистом и сухом старике на проверку оказывалось больше жизни и упрямства, чем в ином юноше.

– И вы предлагаете… – не унимался Мицан Литавиш.

– Сделать так, как говорит Кирот. Избрать предстоятеля.

– Мы с братом поддерживаем избрание, – проговорил эпарх Касилея Киран Мендевиш. Сидевший рядом с ним Лисар, похожий как две капли воды на своего брата, согласно закивал головой.

– И я, – кивнул Майдо Янтариш – Я видел достаточно подлости и низости со стороны Тайвишей и не желаю, чтобы Тайлар попадал в их руки.

– Даже несмотря на то, что вы сражались за них на войне? – слащаво улыбнулся Мицан Литавиш.

– Я дрался не за них, а за Тайлар! – чересчур громко и нервно выпалил юный старейшина. – И я пострадал за это, но не запятнал своей чести.

– Не думал, что огромное наследство окажется столь непомерным страданием…

– Великие горести, Литавиш! Я же потерял всю свою семью в страшном пожаре!

– Которая, если память не играет со мной в игры, вас же перед этим прилюдно и прокляла? Весьма удобное совпадение, не находите, господин Янтариш?

– Да как вы смеете!

– Хватит! – Тяжелый кубок в руке Кирота Кардариша с силой опустился на стоявший рядом столик, от чего все старейшины вздрогнули. – Вы у меня в гостях и я не потерплю, чтобы в моем доме продолжались эти проклятые склоки. Вы тут говорите про грядущую тиранию Тайвишей, а сами своими тупыми ссорами только подкладываете под них государство. Так что довольно пустых слов, старейшины. Мы выберем предстоятеля. Мы выдернем из дерьма нашу партию, а следом мы выдернем из него и весь наш Тайлар. Таково мое слово.

– Желаеш шам пшимеэть жоль шпашителя? (Желаешь сам примерить роль спасителя?) – прошипел скрюченный сверток, бывший когда-то вещателем их партии.

– Нет, – отрезал Кирот Кардариш. – Не я.

– Традиция требует… – встрепенулся было Тэхо, но одного взгляда было достаточно, чтобы этот мальчишка вновь вжался в кресло.

– Им точно будешь не ты, мальчик. Ягвиши шесть поколений руководили нашей партией и лишь просрали все то, на чем она строилась. Вашему роду придется забыть о власти. Больше вы ее не получите.

– Так кого же ты предлагаешь Кирот? – зрячий глаз хутадирского эпарха Эная Гатриша пристально посмотрел на хозяина дома. – Похоже, у тебя же уже есть имя. Я прав?

– Прав, – улыбнулся Кирот Кардариш. У него действительно было имя. Славное и хорошее имя. Имя, которое знали. Имя побед. Имя, способное сплотить их расколотую партию и собрать ее воедино.

– И чье же это имя? – Проговорил бывший полководец.

– Оно твое, Убар Эрвиш, – проговорил он после небольшой паузы. – Ты станешь новым предстоятелем алатреев.

– Это прозвучало не как вопрос и не как просьба, – хмыкнул прославленный полководец.

– Потому что это утверждение. Кроме тебя, Убар, больше никто не сможет вытянуть эту лямку. Может ты и не заметил, но мы застряли в жопе и Тайвиши скачут у нас на головах, запихивая в нее все глубже и глубже. А мы только орем друг на друга, да припоминаем старые обиды.

– И ты думаешь, что просидевший в глуши двадцать лет солдат сможет это изменить? Похоже, ты слишком высоко меня ценишь.

– Я ценю тебя ровно на столько, на сколько ты стоишь. Как, впрочем, и любого другого человека. Ты герой, прихлопнувший проклятого разбойника Рувелию и весь его мятеж. И если ты выступишь против Тайвишей и их зарвавшегося ублюдка Лико, – от одного этого имени челюсть Кирота невольно заныла, а в ушах вновь появился шум обезумевшей толпы на пиру. – То люди за тобой пойдут. Потому что они тебя знают и помнят. Они знают, что тебе нужна не власть, а порядок и безопасность в государстве. И если против Тайвишей ты, то каждому идиоту станет понятно, что эта семейка несет нам лишь новую смуту.

– Только ты так и не спросил, хочу ли я этого.

– А мне плевать, что ты там хочешь. Ты нужен партии, Убар. Нужен Тайлару. Какие тут в бездну могут быть хотелки?

Вырванный из затянувшегося забвения полководец уже менялся на глазах. Его живот втянулся, плечи расправились, и даже изрядно поредевшие с годами волосы, казалось, обретали былую густоту. Он вспоминал молодость. Вспоминал годы своей славы и подвигов, когда его руки были руками самого Мифилая. Вспоминал того, кем он и был и от кого он прятался все эти годы, подменяя настоящую жизнь охотой, бездельем и распутством с рабынями. Кирот напомнил ему тот пьянящий и почти полностью забытый вкус долга. Вкус веры в себя и свое предназначение. Вкус жизни воина. И вспомнив его, Убар явно не желал возвращаться в болото добровольного изгнания.

– Ты прав, Кирот. Наши желания больше не имеют значения. Я согласен стать предстоятелем. – произнес он после долгого молчания. – Если остальные поддержат.

– За, – довольно улыбнулся Кирот.

– За, – вторил ему Энай Гатриш.

– Жа. (За) – издал щипение Сардо Циведиш.

– За! И за возрождение нашей чести и доблести! – Майдо Янтариш по военному ударил себя кулаком в грудь, словно приветствуя командира на поле брани.

– Мы за, – ответил за себя и за брата Киран Мендевиш.

– Я с вами, – проговорил сидевший до этого непривычно тихо старейшина Лиаф Тивериш.

– Ну как я могу пойти, против такого единодушия. Вы же потом нашлете на меня тысячу проклятий и свалите все грядущие беды, – рассмеялся Мицан Литавиш. – Убар Эрвиш, похоже мой голос твой.

Единственный кто так и остался молчать, был Тэхо Ягвиш. Юноша выглядел растерянным, он переводил взгляд от одного старейшины к другому, смотря на них с непониманием и то открывая, то закрывая рот. Этот юнец давно себя убедил, что право наследования обеспечит ему пост предстоятеля. Что другие алатрии, попав под магию его имени, вознесут его так же, как вознесли когда-то его отца, двоюродного дядю и всех последних Ягвишей. Это у алетолатов вечно происходила чехарда. Это они, что-то делили, переделывали и переназначили, пока галатреи соблюдали освященную традицией преемственность и в этой преемственности, как они думали, обретали свою силу. Но времена менялись. И измениться предстояло даже им, алатреям.

– Что, господин Ягвиш, у вас есть альтернативная кандидатура? Может вы хотите назвать нам другое достойное имя, вокруг которого сплотится партия? – даже не пытаясь скрыть издевки проговорил Кирот.

Юноша поднял было на него глаза, но тут же опустил их поникнув, словно признавая своё бессилие.

– Нет, у меня нет другого имени. Я отдаю свой голос за Убара Эрвиша.

Вот и все. Ягвиши уступили ему партию.

На самом деле, трагичная и внезапная смерть Патара Ягвиша принесла им всем больше пользы, нежели вреда. Под его руководством алатреи гнили живьем. Они теряли цель, теряли смысл и единство. Они жили лишь мелочной наживой и оказались совершенно не в силах дать отпор проклятому жирдяю, что буквально за пару лет подмял под своё необъятное тело почти всё государство. А в создаваемом его семейкой Тайларе ни Кироту ни всем прочим алатреям, уже не найдется места. Разве что им позволят пожить в роли шутов с бубенчиками, за которыми оставят лишь одно право – право лебезить и извиняться всякий раз, когда хозяйский сапог застрянет у них в жопе.

Но теперь все должно было пойти по-другому. Теперь во главе их партии стоял воин. Воин, который умел и любил побеждать. И с ним его партия сможет свергнуть новых самодержцев, ещё до их воцарения. С ним, и ещё с одной тайной силой, чей час вскоре должен был пробить.

– И так, мы вновь обретаем предстоятеля. Но что же дальше? Или это все ради чего мы собирались? – проговорил Лисар Миндэвиш.

– Неш, не шсе. Шам нушэн вэшашел. (Нет, не все. Вам нужен вещатель), – прошипел сверток ткани, бывший когда-то харманским змеем

– Но господин Циведиш, у нас же есть вы и вы ещё живы. Да, эти ублюдки сильно вас покалечили, но я уверен, что в скором времени, вы…

– Неш. Я уше не я. (Нет, я уже не я)

– Абсурд, – не унимался стратиг касилейских тагм. – Я видел много увечий, и должен признать, что хотя ваши и весьма тяжелы и неприятны, иные солдаты восстанавливались и после более сложных ранений. Давайте просто не будем спешить. Давайте дадим времени…

– У аш, его нетш. Вэшашел нушэн шэйшаш. Тшы. (У нас его нет. Вещатель нужен сейчас. Ты.) – Длинный сухой палец высунулся из под скомканных одеяний и ткнул в сторону Лиафа Тивериша.

– Я? – удивленно проговорил молодой мужчина, явно не ожидавший такого поворота.

– Тшы (Ты).

– Но, я не уверен, что справлюсь, тем более в такой момент. Конечно, я люблю выступать, и вроде получается у меня это весьма недурно, но вещатель… это очень большая ответственность.

– Я помошу. Я вуду пишат (Я помогу. Я буду писать).

– Это великая честь, господин Циведиш. Вы всегда были лучшим из живущих на нашем веку ораторов.

– Дша. Выл. (Да. Был)

– Тогда мне остается лишь поклясться родовой честью, что я стану самым прилежным вашим учеником.

Собравшиеся согласно закивали, безмолвно утверждая выбор харманского змея. Сардо Циведиш и вправду был лучшим из вещателей, чье мастерство и искусство давно обросли легендами. И если мастер слова, пусть искалеченный и лишенный теперь возможности произносить его самостоятельно выбрал себе преемника, то так тому и быть.

Конечно, Кирот Кардариш предпочел бы, чтобы вещателем остался Сардо. Но только тот прежний Сардо, что менял историю словом не хуже, чем иные мечом. А этот… этот лишь доживал свой век в личине искалеченной плоти. И ни Кирот, ни кто-либо иной уже не могли это исправить.

– И так, похоже у нашей дорогой партии вновь появился Предстоятель и Вещатель и даже некий намек на единство, – лукаво улыбнулся Мицан Литавиш. – При условии, конечно, что все прочие старейшины алатреи поддержат наш маленький сговор и примут его на ура.

– Они примут, – отрезал Кирот Кардариш. – Им больше не за кем идти. Не плестись же за этим ничтожеством Мантаришем?

– О нет, его золотые дни уж точно остались в прошлом. Однако даже если наша драгоценная партия и примет без обычного для нее сопротивления наши решения, это совсем не снимает перед нами главного вопроса, от самой постановки которого мы так изящно уклонялись все это время.

– Позвольте же узнать, какой вопрос вы считаете главнее выбора предстоятеля? – поднял седые брови Энай Гатриш.

– О, весьма важный, господин Гатриш. Как именно нам пошатнуть гегемонию Тайвишей. Напомню вам, господа, что пока мы так радостно летели бездну, они взяли под свой контроль армию. И в довесок ко всему прочему – привили под Кадиф весьма верную и победоносную армию.

– Большая часть из которой уже вернулась в свои провинции, – буркнул Лисар Мендевиш.

– Большая не равно всей. Напомню, что три походных Кадифарских тагмы и столько же домашних все ещё стоят тут, под нашим с вами боком. И их солдатам вполне может и не понравится, если кто-то решит обидеть их так горячо любимого полководца и великого, ох, простите, теперь уже Верховного стратига.

– Пфф. Вздор. Тайвиши не посмеют использовать армию против Синклита. – Энай скривился так, будто Мицан Литавиш предложил всем присутствующим съесть поднос с червями.

– Мы думали, что они и войну не посмеют вести против нашей воли, господин Гатриш. Однако же совсем недавно в городе прошел большой военный парад. И, кажется, он был посвящён какой-то крупной победе в диких землях. Не напомните ли мне какой именно?

– Твои опасения несколько преувеличены, Мицан. – прервал их Кирот.

– Да, и в чем именно? Неужто оставленная без денег и подкреплений армия успела нас так сильно полюбить?

– Да в том, что походные тагмы вот-вот отправятся морозить задницы в новую провинцию. А что же до домашних, то большая часть их командиров наши люди.

– Да, но не сам стратиг.

– Этого идиота Эная Туэдиша можно даже не брать в расчёт. Он такая же пьяная и тупая свинья, как и его отец. Солдаты всегда ненавидели этого ублюдка и никогда за ним не пойдут. Уверяю вас господа, очень скоро Тайвиши окажутся в крайне уязвимом положении. И вот тогда мы и ударим по ним всей силой. Но пока нас больше должна заботить иная проблема.

– И какая же? – спросил Лиаф Тивериш.

– Партия.

Почти до самого вечера они обсуждали предстоящие дела и грядущие перемены. То и дело братья Миндевиши предлагали составить списки врагов и предателей, а Мицан Литавиш, то ли шутя, то ли в на полном серьезе, начинал подсказывать им имена. К счастью единственный кто поддержал их в этом начинании, был Тэхо Ягвиш, но Кирот, а следом и Убар, весьма резко пресекали все подобные разговоры. Им нужно было единство, а не мелочное сведение старых и новых счетов.

Энай Гатриш, словно старый лев, что слишком сильно истосковался по охоте и свежей крови, постоянно пытался обсудить грядущую борьбу с Тайвишами, стараясь выудить хоть какие-нибудь подробности, но Кирот старательно укорачивался и уклонялся от каждого, даже самого прямого вопроса. Пусть тут и была большая часть главных семей, решения «заговора десяти», как в полушутку назвал их сборище Лиаф Тивериш, ещё предстояло донести до всех остальных старейшин, потом провести через все положенные церемониалы и лишь потом вступать в борьбу за возвращение государства. Не то чтобы Кирот Кардариш особенно сильно сомневался в исходе намеченного плана, просто он совсем не желал раскрываться раньше положенного времени. Это была его игра, и он собирался вести ее по своим правилам.

После ужина, который рабы накрыли прямо в саду, большая часть гостей предпочла вернуться в Кадиф. В поместье Кирота остался ночевать лишь Сардо Циведиш, да Мицан Литавиш, заявивший что желает задержаться и посетить расположенный неподалеку старый храм покровителя искусств Илетана.

Когда они разошлись по гостевым комнатам, Кирот Кардариш налил себе большой кубок вина и усевшись в тени старого дуба, уставился на девять пустых кресел, окруженных цветочными кустами и искусственными водопадами.

Все прошло просто. Намного проще и быстрее чем он ожидал. Не было ни торга, ни шантажа, ни вымогательства. Каждый из его гостей словно и сам знал, зачем приехал сюда сегодня и что от него требуется. Похоже, что чувство крушения всего того мира, что так долго создавало их сословие, поселилось не только у него одного в сердце. Вся их партия и вправду была готова бороться за права и привилегии ларгесов. Бороться, против новоявленных самодержцев. Он просто успел первым сказать то, что и так крутилось в мозгах у каждого. И это сильно упрощало его задачу.

– Похоже, тебе удалось-таки собрать обратно партию, да дядя? – неожиданно раздался позади него звонкий голос.

Хозяин поместья развернулся и протянул своему племяннику драгоценный кубок.

Великие горести, все же единственное, что удалось на славу у его братца перед тем как он скоропостижно скончался, разрушив свою жизнь бесконечными попойками, это его сын. Рего. Он получился на удивление красивым и складным юношей к своим шестнадцати. С отточенным ежедневными упражнениями телом атлета, жилистыми руками мечника и светлой головой, в которые учителя и книги смогли заложить достаточно ума и знаний, чтобы уже хоть сейчас брать в руки бразды правления династией. А его взгляд и эта улыбка чуть полных губ… в нем словно собрали все лучшее, что только могла дать их порода. Да, определенно он не ошибся с выбором наследника. И когда его час пробьет и Моруф поведет его через три кровавых реки и шесть пепельных полей в страну Вечного упокоения, Кирот Кардариш будет спокоен за наследие своего рода.

– Надеюсь, ты слышал все наши разговоры?

– Все, что было ценным или полезным. Прости, дядя, но львиную долю ваших свободных бесед и поминаний старых врагов я так и не смог вынести. Пришлось немного подремать.

– И очень зря. Я не просто так тебя позвал, Рего. На твоих глазах я заново собрал нашу партию, дал ей нового сильного лидера и четкую цель, к исполнению которой она теперь будет двигаться. Поверь мне, мой мальчик, больше ты такого нигде и никогда не увидишь.

– Да я и не то чтобы видел. В той каморке, в которую ты меня посадил, обзор оказался так себе.

– Зато там ты все хорошо слышал.

Юноша подтащил одно из кресел и уселся рядом, потягивая вино.

– Ага, слышал. Только почему ты почти ничего не говорил своим гостям о том, как вы свергните Тайвишей, дядя? Посчему ты не сказал им о, хм… заготовленном подарке?

– Потому что они пока и не должны этого знать. Братья Мендевиши напыщенные глупцы, у которых язык что помело. Энай Гатриш слишком своеволен и верен традициям. Мицан Литавиш хитрый змей, которому я бы не доверил и мешок с говном. Убар Эрвиш герой, на полном серьёзе считающий себя спасителем государства, а Майдо Янтариш как две капли воды похож на него в молодости. Из Лиафа Тивериша наверное выйдет толк, особенно если Сардо с ним поработает, но пока я слишком плохо его знаю. Циведиш и так в курсе, ну, а малыша Ягвиша я бы просто придушил подушкой, если бы в нашей партии уделяли чуть меньше значения фамильным заслугам.

– Не слишком-то ты высоко ценишь своих союзников.

– Я просто не испытываю на их счет иллюзий.

Они замолчали. Сидевший на дереве соловей затянул сладкоголосую трель.

– Так значит, нас ждет война с Тайвишами? – чуть слышно проговорил Рего.

– Война – это слишком серьезное слово, чтобы кидаться им впустую, мой мальчик. На войне самая популярная ставка – это жизнь и забирают ее там охотно.

– Но нас ждет именно война.

– Да. Вот только она будет совсем короткой.

Поднявшийся ветер колыхнул ветку дуба, спугнув усевшуюся на нее певчую птицу. Последние лучи почти уже скрывшегося за горизонтом солнца упали на лицо Кирота, заставив его зажмуриться. Черты лица главы рода Кардаришей неожиданно смягчились, и он стал похож на большого упитанного кота, что улегся после сытного обеда возле кухонного очага. Немного помолчав, он добавил, обращаясь скорее к самому себе, чем к племяннику.

– Никогда и никому не прощай нанесенных тебе оскорблений. Помни их всегда и бери за них тройную плату. Только так ты сможешь добиться от этого мира уважения.