Текст книги "Когда говорит кровь (СИ)"

Автор книги: Михаил Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 61 страниц)

– Ох, боюсь, что я и вправду совсем не знаком с их творчеством, а посему просто положусь на ваше слово. Но я чувствую некую неловкость, возникшую между нами – я начал с вами разговор не представившись. Купец и владелец мастерских Кантанаримо Звейги, к вашим услугам.

– Звейги? Я знал Рамалето Звейги, он…

– Мой папа. Да найдет его дух вечное упокоение.

– О, примите мои глубочайшие соболезнования, не знал, что ваш отец умер.

– Благодарю вас за вашу скорбь, господин Сатти. Папа скончался без малого полгода назад. Умер во сне. Он прожил долгую, прекрасную жизнь и расстался с ней легко и без мучений. Лично я склонен почитать это как милость богов, проявленную к моему дорогому папе.

– Как я понимаю, именно вы унаследовали его дело?

– Да, все так. Его дело, его загородные имения, дома и все его состояние. Покаюсь вам и только вам – не оставил братьям и сестрам ни авлия. Забрал себе всё подчистую. Но молю не осуждать меня за это. Они бы в мгновение ока промотали все нажитое моим папой, а я сохраню и приумножу его богатства. Ведь именно мне, как старшему, как папиному первенцу, выпала ноша оберегать достопочтенное имя нашей семьи.

– Весьма похвальное стремление.

– Ох, бросьте, дорогой господин Джаромо Сатти. В душе я тот ещё пройдоха и низкий простолюдин. Каюсь перед вами и в этом. Но раз уж мое состояние открыло мне, джасуру и палину, двери в дома благородных ларгесов и даже позволило посещать вот такие вот роскошные приемы, то почему бы не завести пару полезных знакомств?

– Полезные знакомства – весьма капризное удовольствие, господин Кантанаримо Звейги. Бывает, что иное знакомство не стоит ничего или оказывается по цене сопоставимо с прибрежным имением. Одни нанесенным вредом многократно превосходят сулящую выгоду. Другие, напротив, возвышают и оборачиваются золотом. Но у всякого из них все равно имеется своя цена.

– А я разве похож на скрягу, мой дорогой Джаромо Сатти? Вините мне в чем угодно – в черствости, в бессердечности, эгоизме, но скупость в делах мне чужда и противна. Более того, узнав меня поближе, вы поймете, что я, ко всему прочему, ещё и человек преданный своему государству. И чтобы выказать свою преданность и любовь я бы хотел в честь победы юного Лико Тайвиша подарить своему любимому городу бесплатные состязания лучших борцов на главной площади каждого из кварталов Каменного города. Как мне кажется, сие развлечение станет отличным дополнением для грядущего триумфального возвращения наших победоносных войск. И я был бы крайне вам признателен, чтобы вы, когда Первый старейшина спросит, кто же организовал эту часть праздника, не забыли упомянуть мое скромное имя.

Джаромо заулыбался. Тонкое переплетение лести, намеков, лжи и истинных желаний, порождали неописуемо прекрасный танец, в котором Великий логофет был готов кружиться вечно. И если бы этот вечер прошел без подобного развлечения, то он бы счел его пресным и потерянным. Взяв с подноса зажаренную в давленном чесноке и лимоне креветку он как будто ненадолго задумался, напряженно нахмурив брови, а потом откусил ее и с наигранным удовольствием прожевал.

– Подобные представления одна из любимых забав блисов. Я всецело уверен, что простой народ, да и некоторые представители благородного сословия, придут в несказанный восторг от столь щедрого подарка. Но как мы с вами и говорили, народ живет героями и легендами. Более того, он нуждается в них, дабы чувствовать себя единым целым со своим прошлым и ощущать свое величие и превосходство в настоящим. Но память человека, увы, весьма зыбка и ненадежна. И бывшие такими важными события со временем меркнут, если не поддерживать их яркими и свежими чувствами. Так, что каждая легенда и особенно каждый подвиг, вроде победы над дикарями, что веками опустошали наши границы, нуждается в увековечении. К примеру, в виде бронзовых статуй молодого полководца.

Кантанаримо Звейги нахмурился и нервно отхлебнул вина из большого кубка. Морщинки на его лбу пришли в движение, став похожими на летящих чаек.

– Бронзовые статуи обходятся недешево, – в этот раз голос его стал куда мрачнее, разом лишившись всей приторной лести.

– А разве дружба Первого старейшины и его благодарность рыночная дешёвка, что покупается за авлии или меняется на горсть ячменя?

– Ну что вы, что вы. Разумеется, нет. Она бесценна и ради нее я готов на любые жертвы. Вот только…

– Да, господин Звейги?

– Мне бы очень хотелось, чтобы мою жертвенность тоже оценили по достоинству.

– Любезный господин, я прекрасно понимаю, что у вас, как и у любого человека в этом мире, есть свои желания. Более того, я понимаю, что в дружбе со мной и Первым старейшиной вы ищите пути к их исполнению. Но боюсь, что вы уж слишком высокого мнения о моих скромных способностях, ибо мните меня не иначе как прорицателем, способным угадывать ваши желания без ваших слов.

– Ох, дорогой мой Джаромо Сатти, – купец облизнул губы, а мелкие бусинки его глаз забегали, пристально изучая лицо первого сановника. – Боюсь, что желания мои низки, приземлены и не идут ни в какое сравнение со столь возвышенным делом, как военная победа рода Тайвишей, что останется жить в веках. Не секрет, что разгром варваров в северных землях сулит скорый приток большого числа новых рабов, а куда их направить как не на поля? Стало быть, вскоре производство зерна, вина и масла увеличатся, и много излишков пойдет в государственные закрома и для нужд нашей победоносной армии. А мне от папы досталось очень крупное производство амфор. Блестящего качества и из лучшей глины, прошу заметить. И я бы счел за великую честь, если бы сановники из торговой палаты и палаты угодий и стад, сочли именно меня достойным для закупок, а Первый старейшина узнал меня как благодарного и любящего гражданина, что возвел две статуи, в честь его сына.

Джаромо с удивлением поднял бровь.

– Ваше имя может прозвучать при нужных людях и запасть в их души, как имя благодарного и благочестивого гражданина, что не поскупился на возвеличивание великой победы над варварами…

– И организовал борцовские состязания.

– И организовал борцовские состязания. Но вы же понимаете, что исключительные контракты это привилегия ларгесов. Это старинный и почти священный порядок, который не терпит нарушений. Я даже не хочу думать о том, как отреагирует Синклит…

– А я разве говорю об исключительных контрактах? Что вы, что вы, я не смею и не имею мысли покушаться на такие устои! Я лишь скромный палин и совсем не пытаюсь прыгнуть выше головы, прибрав привилегии благородного сословия. Просто мои амфоры действительно высшего качества и более чем достойны одобрения. В конце концов, разве не забота о государстве суть главное стремление всех сановников? А что может лучше соответствовать его интересам, чем лучшее сохранение запасов? Я настолько уверен в качестве своих амфор, что даже готов, в качестве жеста доброй воли и благодарности, пожертвовать, ну, скажем, каждый сотый, – Великий логофет удивленно поднял бровь. – То есть пятидесятый, конечно. Каждый пятидесятый заработанный на этой сделке ситал в качестве моей благодарности вам, как к заботливому проводнику и посреднику.

– Весьма щедрое предложение с вашей стороны. И я уверяю вас, что палаты его рассмотрят, а Первый старейшина и вся его семья узнает о том, сколь верного друга они имеют в лице купца и владельца мастерских Кантанаримо Звейги.

– Благодарю вас, милейший и мудрейший господин! Знайте, что вы – мой самый близкий, дорогой и возлюбленный друг! И прошу вас, знайте и помните, что со своими друзьями я всегда, всегда щедр без всякой меры.

– А я всегда храню верность своим друзьям и оберегаю их, чтобы не случилось.

Купец раскланялся и ещё долго сыпал комплиментами и заверениями в любви и верности Великому логофету, семье Тайвишей и государству, пока не растворился в собравшейся на другом конце зала толпе, чье внимание захватило выступление факиров.

Оставшись ненадолго в одиночестве, Джаромо быстро посчитал в голове прибыль от обещанной сделки и с улыбкой положил на свою тарелку несколько крупных мидий в остром соусе. Расправившись с ними, он положил к себе жаренную на углях кефаль. Но стоило ему отщипнуть кусочек пропитанной лимоном и шафраном рыбы, как внимание его привлекла появившаяся из ведущих внутрь дворца ворот женщина в темно-синем платье, вокруг которой уже вилась стайка юношей, смотревшими на неё обожающими глазами и без умолку что-то твердившими.

Хотя она была немолода, ее лоб и уголки глаз покрывали частые и глубокие морщины, а черные волосы разделяла большая седая прядь, весьма искусно встроенная в высокую прическу, она была красива. Красива той особой последней, увядающей красотой, что природа дарует некоторым женщинам. Ее тело так и излучало грацию и гибкость, а несла она себя так, что ни у кого в этом зале не возникало ни минуты сомнения, что перед ним подлинная властительница этого дворца и всего вечера.

Джаромо поднялся со своего места и с улыбкой направился в ее сторону. Удивив его, она решительным и весьма небрежным жестом раздвинула толпу почитателей, направившись к Великому логофету. Встретившись, они расцеловали друг друга в щеки, и женщина, взяв его под руку, повела в сторону.

– Пойдем, подышим свежим воздухом, милый. Боюсь, что от всей этой нескончаемой трескотни охотников за моим состоянием, у меня порядком разболелась голова.

– Как скажешь, любовь моя. Но, признаться честно, я думал, что твои пчелки никогда тебе не надоедают.

– Даже царице порой нужна легкая передышка от жужжащего вокруг нее роя.

Прихватив со стола кубок и кувшин с вином, они поднялись по витой лестнице на второй этаж, где пройдя по коридору с мраморной колоннадой, вышли на большой балкон, с которого открывался чудесный вид на бассейн и сад.

– Наконец-то ночная прохлада, – глубоко вздохнув, женщина налила себе полный кубок вина, и элегантно изогнувшись, оперлась локтями на перила, подставив лицо ветру. Ее глаза закрылись, а уголки губ растянулись в полуулыбке.

Джаромо встал рядом и слегка приобнял ее за талию. Город почти целиком растворился в ночной тьме, и лишь казавшаяся бесконечной россыпь огней, из которой выплывали могучие силуэты дворцов и храмов, напоминала о его существовании.

– Почему Шето никогда не приходит на мои приемы? – скривила она ярко-красные губки. – Вот уже как десять лет я исправно шлю ему приглашения, но ещё ни разу он не соизволил ко мне прийти. Неужели мои праздники настолько ужасны или вульгарны, что первый старейшина считает их недостойными своей персоны?

– Они чудесны, моя милая Ривена! Их размах и роскошь бьет на повал любого, кто питает слабость к подобным развлечениям и этот город не знает достойных тебе соперников. Но боюсь, первый старейшина не любит излишне шумные собрания.

– Отговорки и ещё раз отговорки. Скажи прямо, он просто не любит меня.

– С трудом представляю, как можно не любить столь прекрасную и очаровательную женщину. Лично мое сердце попало в плен при первой же нашей встрече и до сих пор бьется в полную силу лишь при виде твоих ярких, словно алмазы в лучах заката, глазах.

Хозяйка дворца хихикнула и положила голову на плечо сановника.

– Льстец. Но боги, как же приятна мне твоя лесть. Серьезно, тебе нужно дать пару уроков этим молодым горлопанам.

– Чтобы они лишили меня счастья твоего обожания? Никогда! Пусть либо учатся сами, либо сгинут без следа, оставив мне мою возлюбленную Ривену.

– Ах, мой милый Джаромо, если бы не наша с тобой разница в происхождении и сословии, я бы с радостью стала твоей женой. Я бы даже закрывала глаза на кое-какие твои пристрастия, а может даже их разделила.

– Брак и пристрастия разные вещи, и ты, любовь моя, знаешь это лучше многих. Но хотя боги и уготовили нам разные судьбы и разные роли в этом мире, они оставили нам взамен эти краткие мгновения блаженства, когда мы остаемся наедине, – рука Великого логофета сползла вниз и погладила её ягодицы.

– Аккуратнее Джаромо, не ровен час я и вправду решу, что ты воспылал ко мне страстью.

– А разве ты не замечала этого раньше? Ох, жестокосердная Ривена! Не думал, что ты будешь столь безразлична и глуха к моим чувствам!

Они рассмеялись. Женщина залпом допила вино из кубка, а Джаромо Сатти развернувшись и откинувшись спиной на перила, чуть свесил назад голову. Какое-то время они молчали, наслаждаясь прохладным ветерком и игравшей внизу музыкой.

С Ривеной Мителиш они были знакомы уже без малого пятнадцать лет, и все это время Джаромо исправно ходил на ее приемы, пропуская их лишь по самой крайней необходимости. Благодаря этой весьма удачно овдовевший женщине, коротавшей свои дни в бесконечной череде праздников, он завязал очень много весьма полезных знакомств и решил много вопросов. Да сама Ривена находила их знакомство весьма выгодным, и не раз прибегала к услугам Великого логофета. В частности именно благодаря его небольшому вмешательству, этот дворец посреди Палатвира и большая часть денег мужа остались у неё, а не вернулись в лоно рода покойного.

– Скажи мне, моя дорогая, а есть ли сегодня тут кто-то, с кем мне непременно стоило бы поздороваться? – проговорил он с хитрой улыбкой.

– О, сегодня у меня с лихвой именитых гостей. Но услышав одно имя ты, возможно, захочешь меня расцеловать.

– Расцеловать тебя я жажду каждое мгновение своего бытия, вне зависимости вместе мы или порознь. Но позволь всё же узнать, кто же так взбудоражил твое сердце.

– Скажем так, сей господин последние годы редко гостит в нашем чудном городе, и от того лишь ценнее и интересней. Я бы даже назвала его моей сегодняшней жемчужиной.

– Даже так? Жемчужиной? Ну же, любовь моя, удовлетвори меня скорее! Я просто сгораю от нетерпения!

– Даже так? О-о-о. Знаешь, а я как раз люблю сгорающих от нетерпения мужчин. Особенно измученных страстью и молящих об удовлетворении, – последние слова она произнесла шепотом и, наклонившись к его уху, легонько прикусила за мочку. Почти сразу она отстранилась. Их взгляды пересеклись и оба они рассмеялись. – Но с тобой я не рискну играть в подобные игры, мой милый Джаромо. Пойдем, я проведу тебя к своему гостю.

Жемчужиной Ривены Мителиш оказался крупный широкоплечий мужчина, обладавшей могучим телосложением и прямо таки звериной внешностью. Его широкая челюсть поросла жесткой седой щетиной, а над плоским носом с горбинкой и сощуренными глазами, нависали косматые сросшиеся брови. Они переходили в небольшой скошенный лоб, над которым ежиком топорщились короткие волосы. Такие-же седые, как и щетина.

Он сидел, сильно согнувшись над большим блюдом, полным обглоданных костей, и сжимал в своих могучих, поросших черной шерстью руках, словно примитивное оружие, длинное бычье ребро, по-звериному вгрызаясь в остатки мяса и вытирая губы от жира и сока краем скатерти.

Хотя куда больше его дикарской внешности подошла бы наброшенная на голые плечи волчья шкура, закрытый бронзовый шлем и кожаные штаны с заклепками, одет он был в дорогую шелковую тунику с причудливой вышивкой золотыми нитями, просторные штаны и небольшие коричневые сапожки с теснением. Со стороны могло показаться, что на приём он попал благодаря чьей-то неудачной шутки, а свой дорогой наряд и вовсе снял с остывающего тела. Но на самом деле этот человек обладал одной из самых ярких родословных среди всех ларгесов и просто баснословным состоянием.

Род Кардаришей происходил из числа Первых основателей – полумифических семей, что заключили соглашение о Союзе в ныне разрушенном и заброшенном городе Палте, на одноименной реке. Со временем этот союз, созданный для борьбы с некими дикарями, носящими имя хэегг, разросся до первого государства Тайларов. И хотя за минувшие с тех пор столетия многие из этих семей либо исчезли, либо растворились, разбросав свое семя по десяткам династий, Кардариши не только сохранили свою ветвь, но и тесно вплели её в историю государства.

Ещё до правления Ардишей они несколько раз становились Владыками – избираемыми народным собранием военными правителями и дали несколько блестящих реформаторов и военачальников. К примеру, не без их помощи был покорен город Абвен – главный конкурент Палтарны по созданию единого государства тайларов. В царский период они прославились как полководцы и ближайшие соратники самодержцев, что помогали им расширять и преумножать земли государства. А когда цари пали, Кардариши стояли у основания партии Алатреев, во многом заложив существующую сейчас систему власти. Но за времена смуты они отошли от государственных дел, сосредоточившись на торговле рабами и преумножив своё и без того огромное состояние. Но, даже отойдя от политики, они сохранили авторитет и влияние среди Алатреев. Но главное – они никогда ранее не выражали особой враждебности к Тайвишам.

В присутствии людей столь древнего и именитого рода Джаромо всегда чувствовал себя… неприятно. К враждебности, надменности, призрению, скрытому за лестью или вполне открытому, он привык давно и находил всё это даже забавными. Но у людей подобных семей был особый талант подавлять. Во время разговора с ними казалось, будто они бросают тебя на пол, ставят на горло ногу и начинают топтать. Топтать с каждым произнесенным словом, с каждым жестом, с каждым выдохом и вдохом. И топчут они до тех пор, пока ты, обессиливший и обезволенный, не начинаешь пресмыкаться и корчиться, в попытках им услужить. Джаромо, к счастью, находил в себе силы, чтобы выстоять перед подобным напором, но после таких встреч всякий раз чувствовал себя словно после тяжелой драки.

Однако Ривена была права – глава рода Кардаришей был именно жемчужиной ее приема. И хотя насчет радости и поцелуев она несколько преувеличивала, Великий логофет и правда не мог его упускать. Только не сейчас, когда род его патрона был так близок к величию и так отчаянно нуждался если не в союзниках, то хотя бы в отсутствии новых врагов.

Подойдя к старейшине почти вплотную, он отвесил короткий приветственный поклон.

– Всех благ и благословений, любезный господин Кирот Кардариш.

– А, Великий логофет, – его низкий и хриплый голос прекрасно сочетался с звериной внешность, напоминая рёв оголодавшего медведя. – И вы тоже тут, госпожа Мителиш. Благодарю за прием и угощение. Не плохие у вас тут повара.

– Ох, вы определенно перехваливаете их таланты, милейший.

– Отнюдь. А вот с винами вы продешевили. Малисантийские и Касилейские сорта больше подходят для палинского застолья. Пожалуй, я как-нибудь пришлю вам пару бочонков настоящего старого латрийского.

Её улыбка была все такой же радушной и очаровательной, глаза светились теплом, и лишь легкое подёргивание ноздрей и чуть дрогнувшая бровь, выдавали закипавшую внутри этой женщины ярость. Сторонний взгляд и не зацепился бы за эти легкие перемены в лице, но Джаромо слишком хорошо знал Ривену, и то, как много значили приемы для этой тонувшей во внимании, но при этом безумно одинокой женщины. И все же свою роль, она продолжала играть блестяще.

– Вы так добры и заботливы, что я просто не знаю, как вам отплатить. Позвольте хотя бы прислать к вам в качестве ответного дара одного из своих поваров.

– Не стоит. Я и так уже нанял в свое имение лучших из лучших и обучил их под свои вкусы.

– Тогда мне остается лишь сердечно вас поблагодарить и заверить, что вы всегда будете самым желанным гостем под крышей моего жилища. А сейчас прошу меня простить: как бы не было приятно мне ваше общество, боюсь, что обязанности хозяйки приема вынуждают меня идти. Приятного вам вечера. Вам Кирот и вам, милейший Джаромо. Прошу, наслаждайтесь блюдами моей кухней и теми развлечениями, что, надеюсь, будут радовать вас остатки этого вечера.

Она развернулась и грациозно пошла вглубь зала, увлекая за собой тут же образовавшийся шлейф из молодых и прекрасных юношей, а также зрелых и богатых мужчин. Джаромо проводил ее взглядом и мысленно посочувствовал ее рабам – хозяйка приема имела обыкновение вымещать на них всю злость и все обиды, как мнимые, так и настоящие, что накапливались за день.

– Какая обидчивая.

– Ну что вы, господин Кардариш, не думаю, что ваши слова могли хоть как то…

– Не считай меня за дурака, Джаромо. Я им не являюсь, как, впрочем, и ты тоже, – перебил его ларгес. – Я давно с ней знаком. И хорошо знаю, что твориться сейчас в ее прелестной головке. Но право дело, могла бы и раскошелиться на нормальные вина достойные благородных гостей, а не поить нас этим полупличным середнячком.

– Мне кажется, что вы слишком несправедливы к ее выбору, – хотя Джаромо никогда не был ценителем вин, чувство обиды за его старую подругу, как и неприязнь к этому человеку, жгли его изнутри, подталкивая слова к горлу.

– Вздор. Любой, у кого есть хоть немного вкуса и денег, знает, что нет лучших вин, чем латрийские. Но как может рассуждать о винах тот, что пьет лишь воду?

– А разве я спорю о достоинстве сортов? О нет, милейший господин, я бы никогда не примерил столь несвойственную мне роль. Однако не могу не заметить, что большинство гостей выглядит довольными, а та скорость, с какой рабы приносят новые кувшины и забирают опустевшие, весьма красноречиво говорит о поддержке ими выбора госпожи Мителиш.

– Ха, да большинство из них будет счастливо и корыту с брагой, лишь бы за него не пришлось платить.

– Даже большинство ларгесов?

– Ларгесы не так уж сильно отличаются от палинов и блисов. Просто наши далекие предки смогли хапнуть больше своих не столь расторопных соседей, а потом придумали, как все это удержать и передать по наследству. Ну а в остальном, мы точно такие же люди. Сам знаешь. Хотим жрать, срать, трахаться, дрыхнуть до обеда и желательно – делать все это за чужой счет. Вот только мы можем позволить себе есть с золотых тарелок, трахать лучших наложниц, спать на кроватях, что стоят дороже домов, и держать специальных рабов, которые подтирают нам задницы. И делаем мы все это напоказ только для того, чтобы никто и не заподозрил, что под шелками и жемчугами скрывается точно такое же дряхлеющее и заплывшее жиром тело, набитое говном и болезнями, а желания наши не отличаются от желаний низших сословий. Но впрочем, всё это пустая философия. А ты явно подошел ко мне совсем не ради светской беседы о выборе вин и человеческой природе. Не так ли, Джаромо?

– Не стану это отрицать.

– Конечно не станешь, ведь тебя я тоже неплохо знаю и знаю, что ты личность не вполне самостоятельная. К примеру, твой язык очень часто доносит до людей то, что хотят, да не решаются сказать Тайвиши самолично. Так что не юли и говори прямо. Ты пришел за моей поддержкой?

– И этого я не стану отрицать.

Впервые с начала разговора Кирот Кардариш ухмыльнулся, оскалив пожелтевшие зубы. Он положил ребро на тарелку и вытер руки о край скатерти. Сидевший рядом с ним тощий старик увешенный золотом, увидев это тут же сморщился, открыл было рот, сверкнув остатками зубов, но сразу закрыл, уткнувшись носом в тарелку, на которой были навалены сухофрукты вперемешку с кусками жирного мяса.

– Пойдем пройдемся, Великий логофет. Хотя всю эту публику не удивишь такими разговорами, я не люблю лишних ушей.

Кирот Кардариш поднялся и в этот самый момент на сцену вышли одетые в пестрые одежды музыканты, наполнив зал звукам флейт, кифар, барабанов и кимвал, а следом за ними появились танцовщицы, тут же завладевшие вниманием гостей. Кирот ненадолго остановился и, облизывая губы, уставился на девушек, что грациозно извивались под ритмы бодрой и все ускорявшейся мелодии. Его глаза так и засветились похотью, пожирая упругие тела юных дев. Он даже подался телом навстречу сцене, но тут же, словно опомнившись, уверенно пошёл, огибая гостей, к большим открытым вратам, ведущим в левое крыло дворца.

Пройдя немного по просторной галерее и подергав несколько дверей, он нашел открытую, за которой оказалась небольшая комната, освещённая масляными лампами из разноцветного стекла. Пол в ней был выстлан дорогими коврами с каришмянскими орнаментами, а посередине стоял небольшой круглый стол и два широких резных ложа. Кардариш сел на одно из них и жестом пригласил на соседнее Джаромо.

– Вот тут нашим разговорам никто не помешает. Ну, так, что нужно Тайвишам? Неужто денег? Неужели люди не врут и война так сильно истощила их сундуки, что теперь самому Великому логофету приходится попрошайничать на приемах?

Его низкий голос прозвучал глухо и с вызовом. В тусклом мерцающем свете масляных ламп, его лицо казалось багряным, отчего ларгес приобрел совсем уж зловещий вид. Но сановник лишь улыбнувшись своей самой дружелюбной улыбкой, присел на свободное ложе и закинул ногу на ногу.

– Ну что вы, господин Кардариш, Тайвиши не попрошайничают. И не стоит верить всем тем, кто выдает мечты и желания за действительность. Подобная вера слепит.

– Значит, ты пришел не за моими деньгами, а за моей поддержкой. Ну что же, логично. Какую бы брешь, не пробила война в закромах, уже очень скоро харвены ее заполнят. И ещё столько же отвалят сверху. А потом ещё и ещё. Раз уж вы захватили страну, то будете выжимать ее досуха, верно? Можешь не отвечать, я знаю, что так оно и будет, и ты это знаешь. И я уверен, что с этим вы справитесь сами. А вот с чем не справится без благословения Синклита, так это с проталкиванием сыночка Тайвиша в главнокомандующие? Ну как, угадал, да?

– Ваши суждения верны и весьма точны, господин Кардариш.

– Конечно, верны. Не зря же вы почти свели со свету беднягу Эйна Айтариша. Только не корчи рожу, логофет. В то, что пышущий здоровьем мужик так удачно заболел и уехал подыхать как раз перед триумфальным возвращением отпрыска Шето только в силу чудесного стечения обстоятельств, я никогда не поверю. Уж не знаю как вы это провернули, да и копаться в этом мне не с руки, но то, что болезнь его плод ваших трудов, я уверен. И даже не пытайся меня не переубеждать. Всё одно – не выйдет. Да и сделанного уже не вернешь – Эйн ушел и вероятно скоро помрет, а нам нужен новый Верховный стратиг. Вот только почему ты решил, что я захочу вам помогать?

– Потому что для вас это будет выгодно.

Кирот Кардариш нахмурил брови и, взяв со стола кубок, налил в него из кувшина красной ароматной жидкости. Выпив почти одним глотком, он скривился и сплюнул на пол.

– Тьфу, кислятина. Даже хуже, чем на приеме. Похоже, у твоей подружки начали-таки кончаться деньги, Джаромо. Смотри, приползет к тебе в скором времени просить об услугах и подачках. А что же до моей выгоды, о который ты говоришь… Позволь я расскажу одну историю из жизни моей семьи, сановник. Мой далекий предок, которого по забавному стечению обстоятельств тоже звали Лико, был близким другом Великолепного Эдо и его верным полководцем. Вместе с ним он осаждал Хутади. Участвовал в завоевании Восточного, а потом и Западного царства, командовал его войсками и бился с ним плечом к плечу. Кстати, именно он захватил порт Каад – ну, наш нынешний Кадиф, так что в некотором смысле это город моей семьи. Но по-настоящему мой пращур проявил себя во время войны с вулграми. В те времена они были не такими жалкими заморышами как сейчас, а грозными воителями, создавшими большое и крепкое государство с огромной армией. Они были силой, которая кого угодно могла в бараний рог свернуть и правила считай всем севером Восточного Внутриморья. Когда мы разобрались с джасурами, царь Кубьяр Одноглазый решил, что Тайлар стал слишком большой угрозой для его державы и вторгся в только завоеванные нами земли. Но мой предок удержал орду дикарей на переправе близь современного Лейтара. Целое шестидневье он с дестью тагмами сдерживал натиск семидесятитысячной орды, пока Эдо не подоспел с подкреплениями и не нанес первое поражение вулграм. Потом, когда Кубьр отступил и напал уже на наши исконные земли, моему предку было поручено руководство всеми армиями на юге и оборона недавно завоеванных земель. И он не просто оборонялся – он наступал, атаковал и изматывал варваров. Так, именно он в дерзком марше прошелся по побережью и сжег богатейшие города вулгров, чем вынудил их срочно отступить с наших земель. А когда война окончательно переместилась в их страну и Великолепный начал преследование Кубьяра, Лико Кардаришш был вместе с ним. Во всех битвах. А во время Второй битвы под Вечью, в которой Кубьяр Одноглазый пал, а вместе с ним пала и его держава, Лико Кардариш командовал правым флангом и в решающий момент сражения обогнул ряды врагов и, зайдя им в тыл, решил исход сражения. Немудрено, что именно ему Великолепный Эдо и поручил после войны усмирить и покорить вулгров. Что он и сделал, попутно превратив захваченные земли в тот цветущий и благословенный край, что мы сегодня знаем как Новый Тайлар. И знаешь, как он этого добился?

– Трудно найти образованного человека, который не знал бы этого, господин Кардариш. Ваш досточтимый предок обратил вулгров в рабов и заставил их обрабатывать поля для нужд ларгесов и всего государства.

– Именно. До правления Великолепного, рабов в Тайларе было немного. Богатые и знатные держали их как слуг, ну и для удовольствия, конечно. А вот обрабатывали землю, пасли скот, работали в шахтах и мастерских только свободные люди. Примерно как сейчас в большинстве владений Старого Тайлара. Но захваченные огромные и очень плодородные земли с населением, состоящим сплошь из злобных дикарей, поставили трудную задачу. Ведь никто толком не знал, как лучше удержать новые территории. Говорили о разном. Были даже предложения двть вулграм гражданство как джусором. То ещё безумие. Но Лико Кардариш, получивший наместничество над всем Новым Тайларом, начал лишать вулгров земель, а их самих – за любой бунт, неподчинение, да даже за долги или отказ покидать приглянувшиеся нашим переселенцам земли, превращать в рабов семьями и целыми родами. И чем яростнее они сопротивлялись, тем больше становилось рабов. А если они начинали смиряться, мой пращур подстегивал их ненависть – приказывал своим солдатом насиловать знатных варварок прямо на площадях городов, сжигать капища или вешать волхвов. Всё, чтобы сломать их и вытравить даже намек на неподчинение. И чем больше было рабов, тем больше у моей семьи, что и продавала вулгров другим ларгесам, становилось денег. Мы сказочно тогда разбогатели и продолжаем богатеть на торговле всяким сбродом и по сей день, хотя теперь мы все больше ведем дела в Дикой Вулгрии. Работорговля – наш источник богатства. Главное дело моей семьи на протяжении вот уже полутра веков и я не желаю, чтобы мои наследники и их наследники её лишились.

– Простите мою неосведомленность, любезный господин, но неужели кто-то осмелился покуситься на ваше семейное дело? Право дело, я всецело смущен и растерян, ведь мне ничего не известно о подобном злодействе.