Текст книги "Когда говорит кровь (СИ)"

Автор книги: Михаил Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 61 страниц)

– Слепцы, вы не понимаете, что мои страдания ничто, в сравнении с Забвением, на которое вы себя обрекаете! – прокричал проповедник, зажимая рану, из которой сочилась кровь.

– Это мы ещё посмотрим! – раздался из толпы чей-то голос и сразу несколько камней попали в живот и ноги старика. Ещё один выбил ему передние зубы. Следующий – разбил бровь. Старик рухнул на каменные ступени, закрывая окровавленое лицо руками, но все новые и новые предметы летели из бушующей толпы, попадая ему в спину и голову.

– Да что же это вы делаете, люди, вы же человека убиваете! – запричитала прилично одетая женщина с седеющими волосами, уложенными в высокую прическу.

– А нечего было на богов и на нас хулу наводить, – ответил ей маленький мужчина в мясницком фартуке. – Тьфу, тоже мне праведник. Богохульник он и все тут. Хвала, что хоть не у храма Златосердцего своё выступление устроил. А то ежели бы он его обидел…

Мужичок испуганно схватился за висевшие на его шее обереги и поплевал себе под ноги. Тело старика билось от попадающих в него камней, горшков, костей и всякого мусора, а каменные ступени и резные колонны храма заливала его кровь. Неожиданно позади толпы раздался свист и громкая ругань. Сквозь зевак, бесцеремонно толкаясь и работая деревянными дубинками, двигались семеро стражников, одетых в оранжевые рубахи, кожаные нагрудники и медные шлемы.

Увидев их, несколько заводил тут же скрылись в притихшей толпе, переставшей бросать камни в скрючившегося и завывающего старика. Старший из стражников, шлем которого украшал оранжевый конский волос, оглядел сурово толпу, а потом, ткнув проповедника дубинкой, строго произнес.

– Что за непорядок у вас тут? Чем провинился этот старик?

– Хулу на богов возводил, господин, – выкрикнула из толпы какая-то женщина. – И нас, добрых кадифцев, поносил всякими словами. Однобожник он!

– Правда, правда! – загудела толпа. – Богов клял! Все слышали! Нас оскорблял! Было!

– Понятно. Что конкретно-то говорил?

– Много чего, господин страж. Ой много чего и одно другого гаже. Что богов нет и молимся мы истуканам, – начала перечислять женщина. – Нас нечестивцами звал и говорил, мол от нас все зло, так как мы тут все лжецы, воры и распутники. А какая я распутница? Я честная тайларская женщина и только своего мужа знала. Детишек вот четверых рощу, а он меня в блудницы записывает и проклятиями грозит. Ну разве можно так и о честных людях? А?

– Нельзя! Нельзя! – загудела толпа.

– Но гаже всего, что он о богах так отзывался, господин страж, – не унималась она. – И где только, вы посмотрите: у храма самого Радока!

Стражник грозно посмотрел на корчившегося старика, а потом ударил его окованной палкой по ребрам от чего тот завыл словно больная собака.

– Ясно, – проговорил он. – Так, парни, у нас тут явно оскорбление богов и граждан, а так же крамола на государство. Берем его парни.

– А в толпе его слова кое кто поддерживал, господин страж, – неожиданно заорал волосатые руки. – Я сам слышал. Парень, щупленький такой был. И это, девка ещё. Да ещё…

– Как точно выглядели?

– Да я что, помню что ли? Людей то вона сколько!

– Раз не помнишь, то и рот не разевай, – строго ответил ему страж. – Что я теперь каждую девку, что ли схватить должен? Нет? Ну вот и ладно. Так, кто в свидетели пойдет?

– Я пойду, – отозвалась родившая четырёх детей женщина, выступая вперед из глубины толпы.

– И, это, я тоже, – сказал волосатые руки.

После них в толпе нашлось ещё несколько свидетелей.

– А вы, господин, не желаете ли засвидетельствовать хулу на богов и государство? Слово воина, оно бы весомым было. Для судейских сановников.

Айдек не сразу понял, что командир стражей обращается именно к нему. А когда сообразил, замотал головой.

– Не могу я. Срочная служба.

– А, понятно. Жалко, конечно, но понятно. Дела военные. Не чета нашим, поди. Ну, не смею вас тогда отвлекать господин. Парни, берите этого под руки, только аккуратнее, чтобы по дороге его Моруф… ну или как там у этих однобожников верится. Короче, чтобы не подох он.

Стражи подняли едва живого старика и понесли сквозь редеющую толпу, которая постепенно начала разбредаться по своим делам. Айдек так и остался стоять возле храма бога судьбы, пока площадь возвращалась к своей обычной жизни, вновь заговорив сотнями голосов и звуков. Но фалаг почти их не слышал. Он был зол и злился все сильнее. Зол на старика, который погубил себя это дурной проповедью, но ещё больше – на самого себя.

Глупый, несчастный старик. Кого он хотел тут просветить? Кому хотел открыть глаза на истину? Этой толпе? Так ей нужны лишь хлеб и развлечения. И одно из них, причем самое излюбленное, кровавое, он сегодня им и устроил. А ведь для них, для алавелинов, сейчас были не самые дурные времена. Праведных уже давно не преследовали, не устраивали облав и публичных расправ, как это происходило ещё каких-нибудь лет тридцать назад. Сегодня, если не кричать о своей вере и хранить ее в сердце, оставляя между собой и богом, как делал это сам Айдек, можно было жить спокойно и даже многого достичь. Но нет же, постоянно находились те, что шел проповедовать к толпе, примеряя роль мученика.

И все же, совершенное им было поступком. Деянием веры. А что сделал Айдек?

Промолчал. Как и всегда.

Он спокойно стоял и наблюдал, как его единоверца забивают камнями. Но разве мог он сделать хоть что-то? Разве мог он хоть как-то повлиять на участь этого несчастного? Конечно, можно было встать рядом с ним, и принять мученическую смерть за их общую веру. Но Айдек не был мучеником. И не желал им становиться. Он хотел жить. Жить по своей вере и убеждениям, но жить.

Неожиданно его мысли были прерваны настойчивым подергиванием за край рукава. Он обернулся и увидел стоявших перед ним девочку лет одиннадцати и мальчуган, которому на вид было от силы лет девять.

Русые волосы заплетенные в косы, круглые лица и широкие носы, выдавали в них вулгров, а чумазые лица и грязная, местами порванная одежда говорила, что живут они на улице.

– Господин! Любовь, господин! – обратилась к нему на ломаном тайларен девчонка. – Чистая. Нет хворь. Любить ртом три ситал, любить внизу пять ситал! Десять ситал и любить везде!

– Пошла прочь! – процедил он сквозь зубы, с отвращением отдëрнув руку. Девочка попыталась снова поймать его рукав, продолжая упорствовать.

– Господин хочет мальчик? Брат любить ртом за три ситал! И сзади! Брат любить сзади! Семь ситал господин! Пятнадцать ситал и любить нас вместе!

– Прочь я сказал!

Айдек с силой оттолкнул еë, от чего девочка упала на мостовую, и зашагал прочь, слыша, как вдогонку ему несутся грозные слова на шипящем наречии. Пройдя немного вперед, он не в силах сдержать любопытство обернулся. Рядом с детьми стоял крупный смуглый мужчина в шерстяной тунике и соломенной шляпе. Переговорив с девочкой, он сунул ей серебряные монеты и взяв под руку мальчика, повел в сторону одного из переулков. Довольная проститутка тут же спрятала полученные монетки, и начала выискивать новых клиентов, дергая за рукав и края накидок мужчин у торговых прилавков.

Фалаг скривился и произнес короткую молитву очищения от греха. Безлюдным и пустым этот город нравился ему куда больше.

Словно желая обогнать собственные мысли, он почти бегом отправился к Хайладской крепости.

Бывшая частью внутренней городской стены, она была намного старше современного Кадифа и, несмотря на многочисленные перестройки, ее архитектура до сих пор носила четкий отпечаток древнего царства. Невысокие, широкие внизу и сужающиеся к вершинам круглые башенки, лишь немного возвышались над крышами окружающих ее домов, а толстые стены с раздвоенными зубцами и вовсе скрывались за ними, словно признавая превосходство поглотившего её города.

Когда-то давно тут был расквартирован джасурский гарнизон, охранявший покой порта Каад и сдавший его почти без боя Великолепному Эдо. Теперь же крепость служила домом Второй домашней тагмы. Полутора тысячи воинов, что обычно коротали свои дни за тренировками, редкими патрулями по городским улицам и частыми играми в составные кости или «колесницы». Но вот уже как два шестидневья от привычной размеренной жизни не осталось и следа. И дело тут было совсем не в недавнем триумфальном возвращении армии или затянувшихся народных гуляниях.

Стоило Айдеку миновать ворота, как внутренний двор встретил его суетой строившихся в ровные линии воинов. Хвала Единому, он все же не опоздал к общему полуденному смотру. Бегом преодолев оставшееся расстояние, фалаг встал возле своего знамени, кивком поприветствовав солдат.

Листарг Эдо Хэдиш появился почти сразу. Он вышел из главной башни крепости в сопровождении трех арфалагов, дюжины сановников и нескольких незнакомых воинов, а рядом с ним, одетый в кольчугу, белый панцирь и такой же белоснежный плащ, шел молодой мужчина. Он был высок, хорошо сложен, красив, а его длинные черные волосы слегка колыхались на ветру. Это лицо, осанка и твердый шаг сразу узнались фалагу. Он уже видел этого человека – причем недавно и совсем близко, когда нес со своими воинами караул, во время триумфального возвращения армии. Правда тогда Лико Тайвиш был одет в ритуальные красные доспехи.

Командиры шли медленно. Грузный и уже разменявший пятый десяток лет Хэдиш шагал с явным трудом, прихрамывая на левую ногу, от чего молодой и порывистый полководец постоянного его обгонял, а потом останавливался и ожидал листарга тагмы. Хотя он и пытался не подавать виду, но Айдек слишком хорошо знал своего командира, чтобы сразу понять, насколько его раздражала эта ситуация.

Поравнявшись со знаменем Айдека, командиры вновь остановились.

– Как видите, господин Тайвиш, – проговорил листарг, обводя рукой строй воинов. – Вторая домашняя тагма исправно несет свою службу и в нашем великом городе как всегда мир и порядок. Так что беспокоиться тут не о чем.

– Правда? А мне рассказывали, что Аравенны нынче неспокойны. Поговаривают, что там разгул банд и льëтся кровь. Стычки происходят чуть ли не каждый день. Повсюду насилие и грабежи…

– Там всегда неспокойно, господин Тайвиш. Всегда было и всегда будет. Как по мне, так боги прокляли это место и поменять там что-то можно только спалив до головёшек. А что до бунта – так его уже как два месяца как ждут, чуть ли не каждый день пророчат. И год назад пророчили. Да только все не начинается он и не начинается. И это неудивительно – местные там друг дружку больше чем нас ненавидят, а потому к объединению и организации неспособны. Так что беспокоится не о чем. Как я и говорил – у домашних тагм все под контролем и мы…

– Бунт! – словно в издевку над его словами, раздался чей-то истошный вопль.

Полторы тысячи воинов как один развернулись на раздавшийся окрик. В ворота крепости вбежал взмыленный человек в разорванной и окровавленной военной рубахе. Почти сразу он рухнул на колени, подняв небольшое облачко пыли и песка, и проорал, задыхаясь, охрипшим голосом.

– В Аравеннах… напали на стражей, сановников. Убили. Там толпа. Толпа идет! Все громит. Прямо в гавань. Не меньше тысячи. От восточного рынка.

– Как всегда мир и порядок, говорите? – Лико Тайвиш резко развернулся к побелевшему Эдо Хэйдишу. В глазах юного стратига заблестел недобрый огонек азарта, а губы расплылись в хищной улыбке. – Кажется, аравенский сброд, вопреки всем вашим заверениям, решился-таки побунтовать. Листарг, я желаю участвовать. Знаю, что вам нужен приказ, но ваша тагма сейчас ближе всего, а время ждать не станет. Пусть пять знамен третьей линии отправятся напрямую к гавани, ещё пять заблокируют главную улицу. Бойцов первой линии расставьте на всех выходах из квартала, а вторая линия в полном составе пусть направляется к источнику мятежа. Так мы успеем пресечь беспорядки, пока они ещё не охватили всю гавань.

– При всем уважении, но у домашних тагм свой стратиг и я не обязан подчиняться вашим приказам.

– При всем моем уважении, листарг, подумайте вот о чем: я великий стратиг, сын Первого старейшины и на днях стану главнокомандующим, то есть и вашим непосредственным командиром. Но если для вас это не аргумент, то напомню что я только что покорил целую страну. А сколько стран покорили вы, листарг? Возможно я просто слишком долго отсутствовал, и пропустил все организованные в вашу честь триумфы. Так ведь листарг?

По рядам солдат пронеслось удивленное перешептывание, сменившееся полной тишиной. Никто и никогда не позволял себе говорить с их командиром в таком тоне. По крайней мере, публично. Командующий тагмы смерил Лико Тайвиша тяжелым взглядом. Айдек видел, как задрожали его губы, а пальцы сжались в побелевшие кулаки. Казалось, что сейчас он, потеряв остатки самообладания, выхватит из ножен меч и ринется в атаку. Безнадежную и самоубийственную атаку. Все в армии были наслышаны о боевых навыках юного полководца, что не раз лично водил своих воинов в наступление и дрался с ними плечом к плечу в самых жарких битвах. Ну а Эдо Хейдишу последние лет десять доводилось сражаться лишь со слишком жёстким куском говядины на тарелке.

Уловивший настрой командира тагмы стратиг повернулся к нему и чуть раскрылся, словно приглашая исполнить задуманное. Его рука еле заметно шевельнулась, потянувшись к висевшему на поясе мечу, но Хейдиш уже признал своë поражение. Опустив глаза, он произнес слегка охрипшим голосом.

– Арфалаги, фалаги, вы слышали приказ нашего будущего главнокомандующего. Исполняйте.

– Правильный выбор, листарг.

– Учтите, что я этого так не оставлю. Синклит ещё узнает о вашем поведении, – последние слова он проговорил в полголоса, явно не желая превращать их тему для вечерних пересудов тагмы.

– Очень на это надеюсь, – улыбнулся ему в ответ стратиг. – А заодно там мы обсудим как же вы допустили, чтобы в столице произошел бунт.

Фалаги и старшины уже раздавали приказы, выстраивая колонны солдат сначала к оружейным, а потом к выходу из крепости. Покинув еë, они почти сразу разделились, выполняя замысел Лико Тайвиша, и направились к своим позициям.

Пока они шли через казавшуюся вымершей Аравенскую гавань, Айдек судорожно вспоминал всë, что ему рассказывали во время обучения. Он ещё не был в настоящем бою, да и во всем, что хоть отдаленно, напоминало бы настоящий бой. Да, за время его службы случались беспорядки, но ни одно из подобных происшествий ещё не приходилось разгонять домашним тагмам. Обычно уже одного вида солдат хватало, чтобы разгоряченная толпа тут же успокоилась и, вступив в переговоры с чиновниками, разошлась по домам. Но сегодня всë могло обернуться совсем непредсказуемым образом. Ведь среди аравенского сброда не было граждан, и они успели убить нескольких сановников. А стало быть, у тагм было полное право действовать любым, даже самым жестким из возможных методов.

Но сама мысль, что ему придется отдавать приказ колоть копьями и рубить мечами не защищенную доспехами плоть носильщиков, торгашей и рабочих мастерских, вызывала у Айдека оторопь.

Война – какой она должна быть – это состязание воинов. Подготовленных духом и телом мужчин. И бунты, особенно зашедшие не слишком далеко, не имели с ней ничего общего. В них не было чести и славы. Не было возвышающего воинское ремесло достоинства. Не было равенства. Только ненависть. Ненависть людей, что ещё недавно уживались по соседству. И кровь, которую, возможно, предстояло пролить и ему самому.

Дойдя до восточного рынка, воины остановились. Небольшая площадь оказалась почти полностью разгромленной. Повсюду валялись перевернутые лотки торговцев, остатки товара, который не унесли с собой погромщики, сломанные тележки и искореженные тела убитых. Местных, судя по виду и остатками одежды. А на противоположном крае, возле здания, которое было лавкой ростовщика, лежали пятеро мужчин, одетых в кожаные доспехи и медные шлемы.

Недалеко от них, на балке с вывеской, висел связанный человек, одетый в желтую накидку и круглую шапочку сановника торговой палаты. Его лицо напоминало один сплошной кровоподтек, из разорванной штанины торчала сломанная кость, а на животе зияла глубокая рваная рана, из которой свисали облепленные мухами кишки.

Из рядов воинов вышел Лико Тайвиш и в полном молчании подошел к подвешенному телу. Перевернув валявшуюся неподалёку бочку, он подставил ее рядом, взобрался наверх и перерубил веревку. Безжизненное тело рухнуло у его ног.

– Унесите отсюда тела погибших граждан, приведите их в должный вид и отдайте родственникам. Передайте им, что великий стратиг Лико Тайвш разделяет с ними боль и оплатит похороны. Воины, мы обязаны догнать этих преступников и остановить царящее здесь насилие! Таков наш долг.

Определить куда направилась бушующая толпа не составляло особого труда. Одна из улиц ощутимо отличалась следами свежего разрушения: у некоторых домов были выломаны ставни и сбиты двери, а внутри явно успели похозяйничать. Временами на стенах попадались пятна крови, пару раз солдаты встречали трупы, валявшиеся прямо в канавах. А вскоре улица наполнилась сотнями кричащих на разных наречиях голосов.

Бойцы второй линии догнали толпу как раз на небольшой площади со старым разбитым фонтаном посередине. Погромщиков на вид было несколько сотен – в основном мужчин, со смуглой, молочно-белой или отдававшей красным кожей, скрюченных, с испещренными оспинами и опухшими лицами. Они были одеты в разное грязное тряпьё, вооружены, если это можно было так назвать, ножами, палками, топорами, а то и просто камнями.

И, похоже, вся эта толпа была пьяна. Вонь немытых тел, крови и гнили, мешалась с запахами кислого вина, браги и пива.

Одного взгляда на эту кричащую массу было достаточно, чтобы понять, что это даже не бунтовщики. Это действительно был сброд. Худшее из того, что могло явить человечество. Даже тут, в трущобах Аравеннской гавани, они были отбросами. Такие как они жили в вонючих норах и подвалах, не смея показаться наружу при дневном свете, выползая лишь по ночам. Но пролитая сегодня кровь и начавшиеся беспорядки, похоже, разбередила их, опьянив безнаказанностью. Вот и сейчас в толпе кого-то убивали, насиловали, или просто избивали, потрошили лотки купцов, а близлежащие дома взламывали, вынося оттуда все, что казалась хоть немного ценным.

Айдек поймал себя на мысли, что от вида этой смрадной массы человеческих отбросов, ему стало легче. Терзавшая его всю дорогу сюда совесть обретала покой. Его душа успокоилась. Свербящее чувство несправедливости и неправильности происходящего перестало рвать и выворачивать наизнанку его нутро. Он больше не жалел их и не боялся того момента, когда ему придется отдать приказ своим солдатам. Ему уже было неважно, что сподвигло тех людей на площади учинить самосуд над тайларскими властями. Ведь перед ним стояли не люди, но мерзкий и свирепый зверь. Худшие из худших, жаждавшие лишь крови. И фалаг был готов к любой развязке.

Эти люди были порождением скверны. В них не осталось и крупицы света Всевышнего, если он вообще у них был. А посему, жалость к этим отродьям сама по себе была грехом. Аравенны выпустили своих демонов и их нужно было усмирить.

Увидев вышедших на площадь солдат, что перестраивались в боевой порядок, бесчинствующая толпа тут же замерла и сжалась. На воинов домашней тагмы сотнями полных страха и ненависти глаз взирало чудовище из трущоб. Ещё недавно оно считало, что ему удалось захватить кусочек мира. Что оно вольно делать с ним все, что ей вздумается и никто не посмеет ему противостоять. Но теперь, ощетинившись копьями и отполированными щитами, на неё напирал Тайларский бык. И в его поступи слышалась неминуемая смерть.

Некоторые стоявшие по краям побежали, или пытались бежать: кое-кого хватали за одежду и тащили обратно. Другие же, напротив перехватывали покрепче оружие, явно готовясь к бою, но Айдеку кожей чувствовал, как ужас и безумие сковывает этих людей. И они должны были бояться. Должны были почувствовать всю глубину своего грехопадения и неизбежность кары, за все совершенное ими.

– Сегодня вы убили сановника и пятерых стражей города, – прокричал вышедший из рядов солдат Лико Тайвиш. Сделав пару шагов навстречу толпе, он остановился и, скрестив руки на груди, оглядел ее с полуулыбкой. – Пролив их кровь, вы поставили себя вне закона. Ведь подняв руку на них, вы подняли ее на сам Тайлар. А всякая рука, что замахнется на государство, должна быть отсечена. Таков наш закон. Но я хочу дать вам шанс сохранить свои жизни. Я позволю вам искупить те страшные преступления, что были совершены сегодня. Слушайте меня, я, великий стратиг Лико Тайвиш обещаю, что всякий, кто прямо сейчас бросит оружие и встанет на колени, останется в живых. В наказание за свои поступки он будет заклеймен и продан в рабство. Так что решайте, жизнь вас ждет, или, – стратиг обвел рукой ряды своих воинов – смерть.

Трущобный сброд зашептался и попятился. С их стороны площади была лишь одна улица, по которой можно было уйти, но вела она, насколько помнил Айдек, напрямую в гавань, где уже стояли воины третьей линии. И погромщики их видели. Должны были видеть. А значит, понимали, хотя бы на уровне чутья, что и отступать им некуда. Конечно, кто-то из них мог бы убежать через переулки или спрятаться в домах и подворотнях, но местные хибары так плотно жались друг к другу, что у большинства просто не было ни единого шансов на спасение. И толпа это знала. Знала и цепенела от ужаса перед своей судьбой.

Неожиданно повисшую тишину прервали женские крики – какая-то чумазая и измазанная кровью полная женщина, из одежды на которой остались только сандалии, пролезла под ногами погромщиков и даже не пытаясь прикрыться, пошла в сторону солдат. Воины расступились и она, заламывая пальцы, дергая головой и что-то безумно бормоча себе под нос, прошла сквозь их ряды.

Следом за ней, вспарывая погромщиков как плуг мягкую землю, из толпы вышел огромный мужчина. Он был на две головы выше каждого из толпы, широкоплеч, с могучими мускулистыми руками в которых сжимал кузнечный молот. Белая кожа, усы и русые волосы, заплетенные в косы, выдавали в нем представителя клавринских народов.

Выйдя ровно на середину площади, великан исподлобья оглядел солдат, остановившись взглядом на Лико Тайвише.

– Ты! – произнес он громоподобным голосом. – Член благородный, вздумал меня ставить на колени? Ты, червь! Слышишь меня? Я, Озар сын Грумьява бросаю тебе вызов и называю тебя трусом и бабой перед твоими людьми! Ну же сразись со мной тайларин и я докажу что все вы тут – тухлое дерьмо, а не воины!

Сказав это, он смачно плюнул в сторону стратига. Толпа одобрительно загудела, а по рядам солдат пронесся возмущенный ропот. Линия подалась вперед, готовясь немедленно залить кровью этих подонков базарную площадь, но Лико Тайвиш остановил их жестом. Сделав шаг навстречу великану, он вытащил из ножен меч и указал им в его сторону.

– Я – великий стратиг Лико Тайвиш, сын и наследник Первого старейшины Шето Тайвиша, и я принимаю твой вызов. Щит!

Из рядов воинов тут же выбежали двое его телохранителей, но вопреки ожиданиям Айдека не попытались увести командира, уберегая его от явного безумства, а протянули ему большой круглый белый щит с выгравированным черным быком и остроконечный шлем с гребнем. Одев их, стратиг встал в боевую стойку и поманил к себе мечом клаврина.

– Ха, ты не трус. И возможно даже не баба. Но все равно умрешь!

Погромщик бросился на Тайвиша с истошным воплем. Размахнувшись молотом, он направил его в голову стоявшего неподвижно полководца, но в последний момент тот ловко поднырнул под руку противника, ударив его краем щита под колени, а потом, резко развернувшись, рубанул по спине. Клаврин рухнул на землю, выронив свой молот. Перебирая опустевшими руками воздух, он уставился на него так, словно впервые увидел тяжелую железку.

Лико подошел к нему сзади и небрежным движением перерезал клаврину горло. Великан опустился на камни площади и под ним тут же расплылась лужа крови. Стратиг с холодной улыбкой повернулся к застывшей в немом изумлении толпе. Вытерев меч о рубаху мертвеца, он указал им на погромщиков.

– Вы сделали свой выбор. Воины, убивайте всех, кто не встанет перед вами на колени! Вперед!

Услышав его слова, толпа забилась. Словно затравленный зверь, которого кололи копьями или прижигали огнем, она металась в отчаянной попытке спастись. Одни пытались бежать, другие пытались сражаться, но большинство погромщиков просто падали на колени, в мольбе протягивая руки к солдатам. И воины Тайлара били их древками копий и кулаками. И сопровождая пинками, оттаскивали вглубь рядов.

А впереди шла резня. Ножи, дубинки и тряпки, служившие одеждой оборванцам из аравенских подворотен, были плохой защитой от мечей и копий гарнизонных войск. Бандиты падали, словно спелые колосья под ударами серпа в руке землепашца, а кровь лилась ручьями по старым камням площади.

Знамя Айдека находилось на задних рядах, и бой, если это можно было назвать боем, доносился до них лишь в форме истошных воплей, рева толпы и лязганья железа о железо. Их заботой были сдавшиеся преступники.

Айдек раздавал команды свои людям, ходя между связанными бунтовщиками. Вблизи они казались ещё уродливее. От вони их тел резало глаза, а содержимое желудка отчаянно просилось наружу. Одетые в грязное тряпье, искалеченные, завшивленные, беззубые и покрытые оспинами, они сидели молча, уставившись в землю глазами выброшенных на берег рыб, и лишь тихо, совсем по животному, поскуливали.

Это были обитатели самого дна. Самой глубокой и самой страшной пропасти, в которую только мог упасть человек. И стоя рядом с ними, единственное чего хотелось Айдеку, – так это сжечь собственную одежду, а потом долго-долго мыться в самой горячей воде, которую только смогло бы выдержать его тело.

– Командир! – обратился к нему один из старших солдат. – Может мы их это, по трое вязать будем? Ну так, знаете, бочок к бочку и ноги промеж собой. А то больно много их что-то, как бы верёвки не кончились.

– Действуйте, – нарочито безразлично проговорил фалаг, стараясь сдержать очередной приступ тошноты, подступившей к горлу.

Дальнейшая судьба всей этой смердящей массы, что добровольно или не очень сдавалась сейчас солдатам, была хорошо известна. Таких как они не брали в домашнюю прислугу, не покупали для развлечений или работы в мастерских или в поле. Им не доверяли прокладывать дороги, строить дома или мести улицы. Единственное место, где подбирали подобные отбросы рода человеческого, находилось на востоке от города – в Барладских горах. Там, в родящих серебро и железо копях, рабство было лишь отстроченной, причем не на слишком большой срок, смертью. Смертью от голода, от болезней, от кнута надсмотрщика или обвала, что мог каждую минуту заживо похоронить сразу пару десятков человек, а то и просто от усталости и изнеможения.

И жители Аравенн знали про это. Не могли не знать. И сидя сейчас связанными на камнях площади, они понимали, какая судьба их ждет.

Неожиданно кто-то из пленников схватил Айдека за край плаща и резко потянул. Фалаг обернулся, схватившись за меч. Прямо перед ним сидел поджарый мужчина средних лет с бледной кожей и немытыми русыми волосами, заплетенными в две косы.

– Господин, послушайте меня господин! Ошибка тут! Отпустите меня, пожалуйста. Не при делах я совсем. Не из этих я. Не пришлый какой. Этрик из вулгров. Не громил я ничего. Никому зла не делал. Ошибка это!

– Если ты невиновен, то не пострадаешь. Власти разберутся.

– Ага, как же. Разберутся. Я же знаю куда вы нас. В шахты эти, в Барладах которые. Всем скопом туда. А оттуда ходу нет. Знаю. Слышал. Я ж сгину там. Живьем сгнию. Понимает, господин? Сгнию! Я же не из этих – он кивнул в сторону своих связанных соседей. – Я ж нормальный. Как это, за-ко-но-по-слу-шный, вот. В доках работаю, суда разгружаю, тележку вожу до рынка али складов. Честный я. Случайно меня взяли. Ну совсем случайно. Просто не там оказался. Всеми богами и кровью предков клянусь – никого я не громил не резал. Ну отпустите вы меня. У меня же дети! Жена. Мать старая, больная. Сыновья. Дочка скоро замуж выйти должна. Как они… да как я… боги!

Он зарыдал, уткнувшись головой в колени. Его тело забилось в судорогах, а потом, резко откинув назад голову, мужчина завыл. Завыл громко, словно стараясь вложить в этот крик всю боль, страх и отчаянье, что были внутри него. Стоявший рядом солдат дернулся от неожиданности. Выругавшись, он с силой ударил его в живот древком копья, отчего представившийся носильщиком мужчина захлебнулся криком, упал на землю и, поджав ноги, тихо заскулил.

Айдек пристально на него посмотрел. Из одежды у пленника остались лишь порванные штаны из зеленой шерсти и сапоги из грубо выделанной кожи. Хотя тело его и покрывали свежая грязь и кровь, оно было довольно чистым – ни струпьев, ни расчесов или язв, да и шрамов почти не было заметно. Вполне возможно, что вулгр и не соврал. Тем более, что говорил он на весьма сносном тайларене, а среди обитателей Аравенн такое встречалось не так уж часто. Он вполне мог оказаться случайной жертвой, этой скорой и быстрой расправы. А мог и соврать – и под шумок, присоединившись к громящей всё и всех толпе, тоже успеть пограбить.

Но фалаг не мог ему помочь. А главное – не хотел этого делать. Вся эта кричащая, стонущая и ревущая масса вызвала у него только брезгливость и тошноту. Единственное, о чем он мечтал сейчас, чтобы все это побыстрее закончилось и воды памяти размыли все воспоминания об этом мерзком дне.

О Единый! Как он вообще мог тревожиться о судьбе этих проклятых? Все они, все до одного, были грешниками, что своим существованием отвращали от этого мира взор Всевышнего. И очищая эту человеческую скверну с улиц Кадифа, они очищали мир.

Когда все бунтовщики были связаны, бежали или погибли, воины соединившихся двух линий отконвоировали их в Хайладскую крепость, проведя по улицам города раздетую и избитую толпу. Горожане смотрели на нее со смесью страха и любопытства, кто-то подбадривал солдат, иные кидались всяким мусором в связанных, а один раз какой-то пьяный мужик в кожаном фартуке даже бросился на пленника из фальтов и несколько раз ударил его дубиной, разбив тому голову. Но в целом, путь до крепости был без происшествий.

Остаток дня Айдек провел как в тумане. Вместе со своими людьми он, как и все командиры тагмы, распределял будущих невольников по камерам в подземелье, принимал военных и городских сановников, что-то рассказывал им, показывал арестованных. Конвоировал жителей Аравенн до дознавателей. Приводил их на организованный прямо в крепости суд и отводил обратно. Менял веревки на железные кандалы. Отправлял гонцов и посыльных. О чём-то докладывал и передавал команды своим солдатам.