Текст книги "Герои умирают"

Автор книги: Мэтью Вудринг Стовер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Все – кроме Хэри.

Майклсон посмотрел на руку администратора, сжимавшую его локоть. Будь он сейчас Кейном… О, Кейн моментально оторвал бы руку этому ублюдку! Хэри же произнес:

– Да, администратор. Я просмотрел ее, все в порядке. Он с подчеркнутым вниманием посмотрел на влажную руку

Коллберга и добавил:

– Не обижайтесь, администратор, но на нас люди смотрят.

Коллберг отпустил его руку так поспешно, словно обжегся об нее. Облизнув губы, одернул куртку и сказал:

– Минут через пятнадцать будет обед, а вы еще не появлялись в северном конце зала. Хэри пожал плечами.

– Уже иду.

Он протиснулся сквозь группу инвесторов, одетых как Медвежьи стражи Кхуланской орды; две их спутницы-праздножительницы были наряжены в меха и крылатые шлемы самого Кхулана Гтара. На ходу обменялся рукопожатием с каким-то экзальтированным праздножителем – на его гримировку ушло не меньше пяти килограммов грима; этот идиот потратил чуть ли не шестьдесят марок на то, чтобы нарядиться вождем огрилло, которого Кейн убил в «Отступлении из Бодекена». Шестьдесят марок! Большая часть рабочих не получала столько и за неделю. Среди бесчисленных Бернов, крутившихся вокруг Хэри, пухленьких Бернов с дряблыми мускулами, актер разглядел некоего умника, вырядившегося в богомольного воина из народа Крркс; с такими бойцами Кейн сражался в «Погоне за короной Дал'каннита».

Внезапно Хэри оказался лицом к лицу с Марком Вило. Невысокий бизнесмен вырядился эффектнее остальных. На нем была кольчужная броня из легкого пластика; шлем отсутствовал, и Хэри увидел, что его покровитель перекрасился в блондина. Благодаря какому-то техническому ухищрению его левая щека и глазница казались только что разбитыми: осколки кости пристали к коже, с которой стекала блестящая кровь, а наполовину вытекший глаз держался на одном нерве.

Хэри выразил свое одобрение продолжительным свистом.

– Марк, вот здорово! Пуртин Кейлок, верно?

– Точно, сынок, – широко усмехнулся Вило. – Он еще жив, потому я его и выбрал. А для Берна у меня комплекция не та, хотя им – он кивнул на зал – это не помеха. В чем дело, малыш? Похоже, тебе не слишком весело.

– Я… наверное, я чересчур напряжен, Вило кивнул, занятый своими мыслями.

– Слушай, у меня тут гостья, хочу тебя с ней познакомить. Пошли… Стой, прежде чем идти – помнишь наш разговор на прошлой неделе, ну, про то, чтобы снова свести вас с Шенной?

– Ну? – опасливо спросил Хэри.

– Я просто хотел сказать, что у тебя здорово вышло. Я на такое и надеяться не мог.

Хэри почувствовал ком в желудке.

– Я не планировал ничего подобного.

– Да знаю, знаю, черт возьми. Но это просто невероятно зрелищно – понимаешь, я не могу проиграть!

Хэри прекрасно понимал, что Вило имеет в виду: он либо героически спасет Шенну, либо героически отомстит за ее смерть, либо героически умрет, пытаясь совершить это. Независимо от исхода, его покровитель получит выгоду.

– Да, – еле смог произнести он, – думаю, с вашей точки зрения, все великолепно.

– Точно. Ну, пошли.

Вило повел Хэри туда, где среди поклонников стояла полная праздножительница лет под пятьдесят. Поверх серо-стальной куртки и брюк она надела кольчугу; картину довершал ниспадающий голубой плащ. Она изображала Пэллес Рил.

Вило многозначительно откашлялся.

– Кейн, я хочу познакомить тебя с Шермайей Дойл. Праздноледи Дойл, это Кейн.

Когда праздножительница повернулась к Кейну, у нее загорелись глаза, хотя руки она, конечно, не подала.

– О Марк, мы уже знакомы.

– Праздноледи, – с легким поклоном объяснил Хэри, – почтила своим присутствием нашу с Шенной свадьбу.

– Да-да, так оно и было, – подтвердила женщина. – Если б ты был там, Марк, ты бы запомнил меня. У Вило покраснели уши, а Дойл продолжала:

– Как поживаете, профессионал Майклсон?

– Лучше не бывает, мэм. благодарю вас. А вы?

– О, я так переживаю за Шенну! – простонала праздножительница, прижав ладонь к обширной груди. – Марк был очень добр и пригласил меня разделить с ним его виртуальную кабину. Надеюсь, вы найдете вашу жену.

– Я твердо намерен сделать это, мэм.

– И прошу вас, профессионал, простите мой выбор костюма. Марк сказал мне, какова тема вечера, и я знаю, – она наклонилась к нему и самодовольно хихикнула, – что Пэллес Рил не враг Кейну. О, это я прекрасно знаю! Но я хотела бы напомнить всем о том, что сейчас действительно важно: кто является ставкой в этой игре. Вы не расстроены?

Хэри и сам удивился приливу добрых чувств к этой женщине.

– Праздноледи Дойл, – серьезно сказал он, – возможно, вы самый добрый человек из всех, кого я до сих пор встречал, поэтому вы ничем не обидите меня. Я полностью с вами согласен.

– Мне только хотелось бы как-то помочь вам, – вздохнула женщина. – Пожалуйста, помните, я буду с вами все это время. Я подключусь к вам через ящик Марка и стану молиться за вас с Шенной. Бог да пребудет с вами, профессионал!

Она отвернулась, отпустив Хэри, но он услышал, как она обратилась к Вило:

– Он так вежлив, Марк. Как я смогу отблагодарить тебя? Он так прекрасно вел себя!

Вило позволил взять себя под руку и увести. На ходу он мельком оглянулся на Хэри – его глаза горели, а губы беззвучно произнесли: «Удалось».

Хэри заставил себя улыбнуться и кивнуть. Толпа вновь сомкнулась вокруг него.

Через несколько минут ему надо было произнести речь – краткий спич перед ужином. После ужина пойдут бесконечные речи: Марка Вило, поскольку он его покровитель, Артуро Коллберга, как председателя Студии, да вышедших в тираж актеров, которых удалось затащить на это мероприятие. Хэри извлек из нагрудного кармана блокнот и откинул крышку; на экране появился текст его речи. Он направился в западный угол зала, к возвышению, образованному огромной витой лестницей.

Поднялся на несколько ступеней и повернулся к залу. Освещение слегка поменялось, чтобы привлечь к говорящему всеобщее внимание. На оратора направили золотистый луч, за которым не было видно нацеленных на него через весь зал микрофонов. Хэри откашлялся, и усиленный микрофонами кашель прозвучал как далекий гром.

Тысяча пар глаз в ожидании обратилась к актеру. Он посмотрел поверх голов, чувствуя холодок в желудке, перед ним собралась тысяча человек, одетых его врагами. Среди них не было только одного – человека, который нарядился бы Ма'элКотом. Хэри слегка встряхнул головой. Новый император появился в Анхане совсем недавно, и никто еще не знал, что он тоже враг Кейна.

Хэри откашлялся еще раз и произнес:

– Мне сказали, что тема сегодняшнего вечера – «Враги Кейна». Однако сейчас, когда я смотрю на вас, мне кажется более подходящим название «Жертвы Кейна». Думаю, ни в одном месте, кроме преисподней, никогда еще не собиралось столько мертвецов.

Следуя сценарию, он сделал паузу для того, чтобы дать аудитории одобрительно посмеяться и скупо поаплодировать.

«Они думают, что купили тебя».

Хэри почувствовал, как из-под волос по шее стекают капли пота.

– Я знаю, некоторые из вас подсоединялись к Приключениям Пэллес Рил, чтобы почувствовать себя в том мире; вы были растеряны и напуганы Анханой…

«Растерянная и напуганная Шенна? Какой идиот мог это написать?» Сердце быстро забарабанило в грудную клетку.

– …однако я клянусь вам, что найду ее. Я найду вас. И доставлю вас на Землю целыми и невредимыми.

«Они думают, что они в безопасности».

Буквы на экране блокнота стали расплываться. Хэри притворился, что кашляет, а сам вытер глаза и бросил косой взгляд на экран.

– Понимаете, эти ребята в Анхане сами не знают, с кем связались. Они еще не осознают, во что они вляпались… Мускулы на его шее напряглись до звона. «У меня столько свободы, сколько я могу удержать». Что-то произошло с руками – они захлопнули блокнот и уронили его на ступени. Потом, еще не понимая, что делает, он с силой опустил одну ногу на блокнот и раздавил его футляр.

– К черту все! – резко отрубил он. По залу пробежал шепоток.

– Весь вечер я притворялся Кейном, – сказал Хэри. – Шатался среди вас, чтобы вы могли на меня посмотреть, раздавал автографы, немного пугал. Но все это просто идиотская игра.

Его холодная улыбка стала по-кейновски кровожадной.

– Знаете, что Кейн действительно сказал бы вам сегодня вечером? Хотите знать?

Хэри заметил бледное, с выпученными глазами лицо Коллберга – администратор изо всех сил испуганно мотал головой. Он увидел Вило, всем своим видом выражающего сомнение, и Дойл, притворявшуюся, что не может как следует разглядеть его. На многих лицах был написан интерес, граничащий с жадным любопытством.

– Кейн сказал бы: «Это моя женщина и мой бой». Он сказал бы: «А вы, стервятники-дерьмоеды, держались бы от меня подальше!»

Хэри сошел со ступенек и остановился у края толпы, состоявшей из самых могущественных мужчин и женщин Земли.

– Прочь с дороги!

Они медленно расступились перед ним.

Он прошел к двери и исчез.

Его каблуки простучали по мрамору прихожей, и еще до того, как он оказался перед следующей дверью, из Бриллиантового зала донеслись оглушительные, все усиливающиеся аплодисменты,

Хэри не остановился.

Когда он ждал лифта, из двери прихожей вывалился Коллберг.

– Майклсон! – гаркнул он, впрочем, несколько тонковато, потому что задыхался. – Стой!

Хэри не обратил на него внимания. Он стоял и смотрел на ажурную бронзовую стрелку вычурного индикатора, показывающего местоположение кабины лифта.

– Это было совершенно недопустимо! – воскликнул Коллберг с вытаращенными глазами. Одутловатое, в красных пятнах лицо блестело от пота. – Я прикрыл тебя – слепка прикрыл! – и они до сих пор думают, что это была часть выступления. Но сейчас ты понесешь свою задницу обратно и обернешь все в шутку, понял?

– Знаешь что, – мягко промолвил Хэри, продолжая наблюдать за стрелкой. – Мы ведь одни, Арти. Ни охраны, ни скрытых камер. Ни свидетелей…

– Что? Как ты меня назвал?

На этот раз навстречу взгляду Коллберга из глаз Хэри выглянул Кейн.

– Я сказал, что мы тут одни, ублюдок, и я знаю три различных способа убить тебя, не оставив следов.

Коллберг приоткрыл рот, издав звук, похожий на писк сдуваемого воздушного шарика. Сделал шаг назад, потом еще один…

– Ты не имеешь права разговаривать со мной в таком тоне! Двери лифта расступились, и Хэри шагнул внутрь.

– Ну вот что, – бесстрастно сказал он, – если я останусь жив, то извинюсь.

Коллберг продолжал изумленно пялиться на него. Руки администратора дрожали от возбуждения, в котором перемешались ужас и ярость. Двери между тем сомкнулись, и лифт понес Майклсона на первый этаж.

«Завтра мне придется расплачиваться за это», – подумал он, выходя из здания. Затем положил руку на бронированное стекло и посмотрел в небо, на тучи, отражавшие оранжевый свет уличных фонарей.

– Черт, – прошептал он. – Завтра я расплачусь за все.

День второй

– Что с тобой? Ты же никогда не злишься! Уж лучше бы орал, чем… чем был таким вот… таким равнодушным.

– Господи, Шенна, да успокойся ты. С помощью крика можно выяснить только одно – у кого голос громче.

– Может, мне просто хочется найти нечто такое, что ты любишь, – кроме насилия. Может, иногда мне хочется играть в твоей жизни такую же важную роль, какую играет убийство…

– Черт, это нечестно…

– Нечестно? А ты хочешь честности? Ты сам говорил: «Я верю в правосудие до тех пор, пока держу нож у горла судьи».

– При чем тут…

– При всем. Это все одно и то же. Впрочем, наверное, не следует ждать, чтобы ты понял.

1

Слишком молодой, слишком симпатичный молодой человек с завитыми кудрями честным взглядом смотрит с главных экранов во всех домах мира.

– Для тех, кто только что подключился, напоминаем – вы смотрите «Свежее Приключение», единственный круглосуточный источник новостей из Студии. С вами Бронсон Андервуд. Главная новость этого утра: менее чем через час легендарный Кейн перенесется в Город Жизни, столицу Империи Анханы, на северо-западный континент Поднебесья. Его земная жена, хорошо известная Пэллес Рил, затерялась где-то в этом городе. В нижнем левом углу экрана вы видите счетчик времени, оставшегося до того, как в модампе Пэллес Рил закончится энергия и его хозяйка выпадет из фазы Поднебесья. Как видите, если Кейн не сможет спасти жену, через сто тридцать один час или пять с половиной дней ее ждет ужасная смерть. Этот счетчик останется на экране «Свежего Приключения» до тех пор, пока у нас есть хоть малейшая надежда на спасение Пэллес.

Каждый час мы будем передавать свежий репортаж о ходе отчаянных поисков Кейна. В нашем следующем часе вы увидите запись интервью, взятого ЛеШон Киннисон у Кейна. Это действительно нечто. Но вначале мы обратимся к нашему главному аналитику по делам Анханы Джеду Клирлейку.

– Доброе утро, Бронсон.

– Джед, что вы можете рассказать нашим зрителям о настоящей ситуации в Анхане? Что нам известно?

– О, гораздо больше, чем вы думаете, Бронсон! Во-первых, сто тридцать один час – это всего лишь приблизительный срок. Существует множество факторов, влияющих на фазозамыкающую способность…

И это только начало.

2

Сан-францисская Студия высилась над посадочными площадками и автопортами горой из камня и стали. Вместо орлов над ее вершиной кружили лимузины и закрытые автомобили праздножителей и инвесторов, совершавших бесконечные круги перед посадкой.

За ночь погода изменилась. Восходящее солнце раскрасило блестящие готические арки окон и сияло в глазах горгулий, сидевших на массивных арочных контрфорсах. Весь ансамбль был окружен высокими гранитными стенами – первой линией защиты от вторжения низших каст.

Толпы представителей этих каст – рабочие, ремесленники и даже профессионалы, не слишком выставляющие свое положение – шагали, топали, плелись по широкой дороге перед огромными железными воротами. Их движение сдерживали полицейские Студии в красных мундирах, стоявшие по обочинам, держась за руки.

Через час сам Кейн пройдет в эти ворота.

В Кавеа, зале, где стояло пять тысяч виртуальных кресел, целые отряды швейцаров усаживали в них богатых клиентов, подгоняли размеры и закрепляли датчики.

В виртуальных кабинах праздножители и их гости смаковали деликатесы и экзотические вина, которые подносили им официанты. Основной темой разговоров было невероятное выступление Кейна на балу подписчиков. Мнения на этот счет разделились: большинство считало, что он в точности следовал написанному Студией сценарию, однако упрямое меньшинство твердило, что все случившееся не было запланировано, а лежало целиком на совести Кейна.

Впрочем, все сошлись на том, что Кейн сумел заинтересовать их. Многие провели бессонную ночь в ожидании начала Приключения, те же, кто все-таки ухитрился заснуть, во сне видели себя на месте Кейна.

В технической кабине, выходившей окнами на матово-белую ступенчатую пирамиду платформы переноса Кавеа, раздавал бесполезные указания Артуро Коллберг. Он все еще кипел от вчерашнего унижения, которое пришлось как раз на миг его высочайшего триумфа. Оно было невыносимо и требовало каких-то ответных действий.

И ответ обязательно будет найден – он сделает это.

Коллберг уверял себя, что столь неистовая реакция с его стороны не имеет никакого отношения к личным переживаниям. Это нельзя назвать обидой или ущемленным самолюбием. Коллберг считал, что он выше этого, что его потребности как частного лица должны подчиняться специфике занимаемого им положения, и всегда старался вести себя соответственно. Нанесенное его особе унижение, даже угроза – все это было не важно, при желании он мог оставить инцидент без последствий. Глубоко личное дело человека-Майклсона и человека-Коллберга вполне можно предать забвению.

А вот оскорбление, нанесенное статусу Коллберга, – о, это совсем другое дело! Ссора переходила в плоскость Майклсон-профессионал и Коллберг-администратор. Оставить ее без внимания значило бы нарушить общепринятые законы цивилизации.

У администраторов всего мира было два девиза, два простых принципа, определявших их существование: «Почтение к высшим, уважение от низших» и «Служить».

Дети из касты администраторов рано начинают понимать, что они являются стражами общества, что именно они и есть та ось, вокруг которой вращается мир. Ниже них стоят профессионалы, рабочие и ремесленники, выше – бизнесмены, инвесторы и праздножители. Администраторы находятся посередке, они центр, точка равновесия, их задача ни много ни мало – поддерживать существование цивилизации. администраторы принимают указания от высших и проводят. их в жизнь, отдавая приказы низшим. Администраторы распределяют невосполнимые ресурсы Земли. Администраторы управляют предприятиями; устанавливают порядки; администраторы создают богатство, они – истинный двигатель Земли.

Администраторы несут на себе весь мир и ничего не просят взамен.

Умение «держаться на уровне» – одно из наиважнейших качеств администратора. Моральное превосходство умелого администратора оказывает такое влияние на представителей низших каст – и на администраторов рангом поменьше, – что они беспрекословно выполняют все его указания. У талантливых администраторов рабочие даже соревнуются друг с другом во время работы, чтобы получить в награду одобрительный взгляд и твердое «Хорошо сделано!».

Однако стоит лишь администратору допустить ошибку или слабость, как низшие касты тотчас становятся упрямы и ленивы – иногда они даже мухлюют или симулируют болезни, порой доходя до саботажа, причем как раз там, где это наносит корпорации наибольший вред. Это не выдумка, не страшная сказка для детей администраторов – нет, Коллберг сам наблюдал такие случаи.

Коллберг происходил от смешанного брака. Его отец – пусть обычный, однако умелый администратор больницы Среднего Запада – взял себе жену из низшей касты, из профессионалов, за которыми он присматривал. Мать Коллберга была всего-навсего торакальным хирургом, и администраторская ребятня. жестокая, как все дети, никогда не позволяла Артуро забыть об этом.

Все детство Коллберг бессильно наблюдал за тем, как родители его одноклассников поднимаются вверх по должностной лестнице, получают великолепные, заманчивые посты по всему миру. А его отец по собственной глупости обрек себя на прозябание в провинциальной больнице, в основном из-за того, что никогда не имел мужества поставить на место подчиненных. Он даже позволил своей жене продолжать работать, хотя, выполняя обязанности профессионала, она не могла подняться до администратора. В том, чтобы перейти из низшей касты в более высокую, не было ничего зазорного, однако желание остаться в низшей касте расценивалось как преступный эгоизм. А мать Коллберга по-прежнему работала хирургом, не обращая внимания на то, что наносит удар по карьере мужа и по жизни единственного сына.

Впрочем, неправильно было бы сваливать всю вину на нее. Коллберг-старший никогда не понимал, как важно сохранять достоинство, поддерживать имидж администратора. Он был слабохарактерен и легковерен и предпочитал быть не столько уважаемым, сколько любимым подчиненными. Он никогда не настаивал на почтительном к себе отношении; до сих пор его сына бросало в краску при одном воспоминании о том, как отец позволял своей жене прилюдно обращаться к нему без упоминания его официального звания. Он даже позволял ей дотрагиваться до него в присутствии представителей низших каст!

Коллберг сделал все, чтобы его жизнь была полной противоположностью отцовской. Он не женился, не завел семью – да и не собирался никогда этого делать. Жена отнимала бы у него чересчур много времени, что могло бы препятствовать его аскетическому служению собственным обязанностям. Коллберг всегда настаивал – и небезуспешно – на всенепременном почтении к себе со стороны подчиненных и с неизменным уважением относился к вышестоящим. Он четко осознавал свое место на социальной лестнице и точно знал, куда станет двигаться.

Вверх. Пусть медленно, но только вверх.

Благодаря преданности работе и сноровке он поднялся от помощника инспектора отделения в отцовском госпитале до той должности, которую занимал его отец. Артуро Коллберг испытывал законную гордость, вызывая в памяти одно из самых драгоценных своих воспоминаний – день, когда он вошел в отцовский офис, чтобы лично вручить отцу уведомление о принудительной отставке. Артуро сумел добиться всего, чего мог достичь расторопный администратор, доказав, что обладает всеми его качествами – если не считать чистокровности.

Однако победы над отцом ему оказалось недостаточно. О большем в системе здравоохранения нельзя было и мечтать – даже молодому амбициозному администратору. Теперь же, двадцать лет спустя, Коллберг достиг положения, недоступного среднему представителю его касты. Он обогнал всех своих одноклассников и их родителей, всех когда-либо встреченных администраторов. Он стал не просто одним из администраторов отделений Студии, а председателем самой первой Студии Сан-Франциско, той, где Джон Уинстон впервые создал свою Машину переноса. Эта Студия смогла изменить не только природу развлекательных зрелищ, но и повлиять на структуру всего общества.

Когда Коллберг взял дело в свои руки, Студия была на грани распада, этакое ископаемое, пустышка, тихое болото, куда, следуя принципу Питера, отправляли на покой посредственностей. Услышав о новом назначении Коллберга, другие администраторы качали головами и мрачно рассуждали о многообещающем молодом человеке, роющем себе могилу.

Впрочем, это продолжалось недолго.

Сан-Франциско стал драгоценностью в короне всей системы Студий. Крупнейшая и наиболее престижная из всех, тамошняя Студия ежегодно получала пятьдесят миллионов марок только от тех, кто стоял в очереди, чтобы подписаться на Приключения звезд из первой десятки.

А разговор о первой десятке звезд Сан-Франциско – да что там, о первой десятке звезд всех времен и народов! – неизбежно начинает вертеться вокруг Кейна.

Можно сколько угодно вспоминать о Берчарте, Стори, Жай-ен и Мкембе, можно перебирать любые другие имена – Кейн всегда будет только один. Ни до, ни после него не было и не будет подражателей; никто не осмелится копировать его. Существовало немало противоречивых теорий о закономерности столь продолжительной славы Кейна – ее причинами объявляли и его красноречие, и любопытную комбинацию жестокости и страсти, и причудливые повороты его популярности. Коллберг знал, что все это не более чем притягивание за уши различных фактов.

Одним словом, ерунда.

На самом деле непреходящая слава Кейна на рынках прямого подключения и записи зиждилась исключительно на двух вещах. Первой из них была его беспредельная жестокость.

Одно дело швырять в противника заклинания и чувствовать, как твое тело пронзает магическая сила, А рубящий удар мечом, вонзающимся в плоть, – это нечто более интимное и животное. Но даже это не может сравниться с почти эротическим ощущением ломающейся под голыми руками кости, удара плоти о плоть и исступленного вдохновения, когда противник слабо вздыхает, чувствуя свое поражение, когда его лицо обмякает, а в ваших глазах он видит смерть. Фаны Кейна живут такой схваткой, и их кумир бросается в бой с самозабвением ныряльщика со скалы: он готов ринуться в космос, он рискует жизнью или смертью ради возбуждения.

А вторым источником славы Кейна был сам Коллберг.

Он создал Кейна, лично следил за его карьерой с тем вниманием, с каким иные следят за своими детьми. Кейн отправлялся в любую точку Поднебесья, где происходили события, обещавшие нечто захватывающее. Коллберг посылал его даже туда, где уже работали другие актеры – даже если в этом случае Кейн врывался в их собственные Приключения и перехватывал ведущую роль. Коллберга немало критиковали за такой фаворитизм, за. стремление угодить публике, за нарушение прав других актеров и за снижение их профессиональной ценности.

На эти обвинения Коллберг отвечал одним-единственным жестом: пухлый палец указывал на таблицу итогов Студии. Даже самые мелкие актеры при этом переставали жаловаться: в конце концов, возможность неожиданного появления Кейна в их Приключении заметно повышала стоимость подписки на Приключения любого сан-францисского актера.

Но Кейн осмелился противопоставить себя Коллбергу, бросить ему открытый вызов, угрожать ему – этого нельзя спускать. Майклсон не может даже считаться профессионалом! Вообще же потакание прихотям актеров зашло слишком далеко. Профессионалы, ха! Если б не их работа, актеры могли бы стать самое большее ремесленниками, потому что их существование фактически заключается в обмене их работы на деньги. Настоящий профессионал – это член элитного общества с собственным этическим кодексом; настоящий профессионал отвечает за результаты своей работы.

Коллберг угрюмо усмехнулся. Было бы забавно заставить Кейна отвечать за свои поступки, чтобы он пожалел о содеянном. Однако об этом было приятно помечтать – но не более того. Кейн представлял слишком большую ценность.

Но ведь это не Кейн угрожал Коллбергу. Угроза исходила от Майклсона. Кейн принес Студии богатство, Кейн был величайшим успехом Коллберга.

А вот способ наказать Майклсона у Коллберга найдется.

3

Хэри закончил разминку серией ударов с поворотом. Он метил в топографическую мишень размером с голову, двигавшуюся в электростатическом тумане вдоль стены спортивного зала. Повороты в обе стороны, блокирующие удары, боковые удары, полуоборот. Хэри вертелся до тех пор, пока с волос не начал стекать пот.

Он потряс головой и сделал для себя заметку – быть поосторожнее с движениями влево: капризы погоды стянули старый шрам от меча на правом бедре, из-за чего он успевал нанести по пляшущей мишени всего три удара из пяти. Это совсем не понравилось Хэри – он уже не мальчик, а опыт заменяет быстроту только до определенного предела,

Минуя душ, он направился к экрану. Он вытирал пот и одновременно разговаривал с адвокатом, заверявшим, что все его дела в порядке. Ежегодные выплаты за содержание отца не должны быть отменены ни в коем случае, Хэри это подчеркнул и, успокоившись, разорвал связь. Больше ему не с кем было разговаривать.

Он набросил на плечи полотенце и направился к стенному шкафу. Лимузин Студии будет минут через пятнадцать.

Настало время превращаться в Кейна.

Гримерная, расположенная в фундаменте Эбби, потребляла такое количество энергии, что его хватило бы для освещения небольшого городка. Она поддерживала поле Поднебесья, благодаря чему Хэри мог хранить в ней одежду и оружие Кейна. Таким образом, ему не приходилось переодеваться в гримерной Студии вместе с актерами помельче.

Гримерная размерами была с обычный погреб и вдвое больше, чем требовалось Хэри.

Когда открылась дверь, ему в который раз бросилась в глаза пустующая левая половина помещения. Не так давно он вынашивал мазохистскую идею купить дубликат одежды Пэллес, чтобы хоть чем-то заполнить эту зияющую пустоту. Грустные мечты отчаявшегося человека – сам он никогда не вешал туда свою одежду. Точно так же он и спал – на одном краю огромной двухспальной кровати.

Хэри вытащил свое обмундирование.

Черная кожаная куртка потерлась и выцвела – белые пятна соли от застарелого пота окружали проймы рукавов, в этих местах сыромятная кожа вытянулась и затвердела. Хэри бросил куртку на безупречно чистую кушетку – вслед за мягкими черными штанами с грубо заштопанными дырами и порезами; суровая коричневая нитка штопки казалась пятнами крови. На пол Хэри поставил пару мягких ботинок высотой со спортивные тапочки из совершенно другого мира.

Он разделся и встал у зеркала, висевшего на дверце шкафа. Мощные мускулы на груди, подтянутый живот, бугры мышц на бедрах и руках – все это казалось высеченным из камня. Хэри слегка повернулся и сузил глаза, критически рассматривая небольшое утолщение на животе. Может быть, в сорок лет это неизбежно – а может, он просто обленился. В его неудовольствии не было тщеславия – просто четыре-пять фунтов лишнего веса могли на долю секунды замедлить его движения в ситуации между жизнью и смертью.

Хэри был сложен как боксер среднего веса, хотя его рост несколько превышал обычное соотношение. Его кожа представляла собой многообразие перекрещивающихся шрамов, по которым можно было проследить все ступени его карьеры. Вот круглый сморщенный след от арбалетной стрелы, которая настигла его в Серено; вот ромбовидный шрам от меча, пронзившего его у спальни Тоа-Фелатона. Чуть повыше, на ключице, виднелся зазубренный след удара топором, когда его чуть не обезглавил Гулар Вольный Молот. На боку пролегли параллельные шрамы, оставленные пумой из кошачьего рва в Кириш-Наре. Кейн мог рассказать историю каждого большого шрама и большинства мелких, сейчас он дотрагивался до них, вспоминая связанные с ними опасности и напоминая себе, кто он такой.

«Я – Кейн».

Большой шрам, переходивший с правого бока на бедро, тот самый, что замедлял его удары, был получен от Берна.

Майклсон помотал головой, чтобы отогнать эти воспоминания, и натянул на себя кожаный суспензорий с вшитой внутрь металлической чашечкой. За ним последовали кожаные штаны. Из набедренных ножен Хэри вытащил пару метательных ножей и испытал их остроту на собственном предплечье. Надев ботинки, проверил, на месте ли маленькие, с листовидными лезвиями кинжалы, хранившиеся в ножнах на щиколотке. В куртку были вшиты ножны еще для трех ножей – двух длинных боевых, которые прятались под проймами рукавов, и одного метательного, расположенного под лопаткой. Потом Хэри зашнуровал тунику на груди и перепоясался веревкой-гарротой, укрепленной металлическим тросом.

Снова посмотрел в зеркало. Отражение ответило ему взглядом Кейна.

«Я силен. Я безжалостен. От меня не скроешься».

Тревожный ком, холодивший желудок, постепенно рассосался и исчез. Боль и обида, давившие на плечи, потеряли силу. Он хмуро усмехнулся, чувствуя себя освобожденным. Проблемы Хэри Майклсона, его слабости и страхи, его замкнутый мирок – все останется здесь, на Земле.

Он позволил образу Шенны всплыть на поверхность сознания Если она жива, он спасет ее. Если ее уже нет – он отомстит за нее. Жить очень просто. Жить приятно.

«Я непобедим. Я – Клинок Тишалла.

Я – Кейн».

4

Сидевший в технической кабине Артуро Коллберг облизнул губы и потер руки. Мало того, что все виртуальные кресла были нарасхват, из Студий Нью-Йорка, Лондона, Сеула и Нью-Дели пришли запросы на одновременную спутниковую передачу Приключения.

Приключение зажило своей жизнью еще до того, как Кейн вошел в Студию. Оно было даже больше, чем рассчитывал Коллберг. Пока техники со всей Студии переговаривались, тестируя аппаратуру, администратор что-то мурлыкал себе под нос и придумывал название для Приключения. «Против Империи»? Старо. Может, «Семь дней в Анхане»? А вдруг Пэллес Рил не проживет этих семи дней? «Ради любви Пэллес Рил» – вот оно, отличное название, немного старомодное, но подходящее.