Текст книги "Герои умирают"

Автор книги: Мэтью Вудринг Стовер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 49 страниц)

14

Кейн стоял у алтаря, где лежала связанная Паллас, пока Ма’элКот говорил с Тоа-Сителем и Берном. Кейн клял свою беспомощность, потому что ничего не мог сделать для Паллас здесь и сейчас, хотя бы наготу ее прикрыть. Правда, от этого стало бы легче скорее ему, чем ей: там, где она была сейчас, в той дальней таинственной дали, она совершенно потеряла связь со своим телом.

Он наблюдал за лицами Герцога и Берна, а те не сводили глаз с Императора, который ходил по Железной комнате туда-сюда, отдавая приказы. Впрочем, Берн успевал еще бросать похотливые взгляды на голое избитое тело Паллас на алтаре, а один раз, увидев, что его застиг за этим Кейн, он медленно и подчеркнуто похотливо провел языком по губам.

Вот когда Кейн с запоздалым сожалением понял, в чем состоит главный недостаток его плана: он не предусмотрел в нем возможности собственноручно грохнуть этого больного на голову ублюдка.

Зато Тоа-Ситель смотрел на невероятно прекрасное лицо Императора неотрывно. За привычной маской вежливого равнодушия скрывалась озабоченность Герцога, граничащая со страхом. Когда же Ма’элКот поведал своим приближенным, что истинным врагом является Король Арго, краска залила лицо Герцога, и он пробормотал:

– Не верю. Ни одной секунды не верю.

– Веры от тебя никто и не требует, Тоа-Ситель, – повернулся к нему Ма’элКот. – А вот повиноваться тебе придется.

– Но… но… вы не понимаете! – выпалил Тоа-Ситель. – Кому вы верите, Кейну? Разве вы забыли о разрушениях, которые всегда идут за ним по пятам? Забыли Донжон? Забыли Войну за Престол?

Ма’элКот шагнул к нему, навис над ним, его лицо потемнело так, словно туча вдруг закрыла солнце.

– Я не забыл. Помни и ты: Я – Ма’элКот. Это Моя Империя, и Я распоряжаюсь ею по своему усмотрению. Как и этим городом, как и твоей жизнью, Тоа-Ситель.

Герцог не дрогнул, но взгляда Императора все же не вынес и опустил глаза. Ма’элКот тут же смягчился и дружески положил руку на плечо верного слуги:

– Мне понятна твоя тревога, Мой Герцог, однако не забывай – разрушения, которые сопровождали Кейна, неизменно оборачивались к Моей выгоде. Сначала Война за Престол привела Меня к власти, потом резня в Донжоне приблизила Меня к победе над Моим заклятым врагом. Я не прошу тебя верить сейчас на слово Кейну, верь Моему суждению.

Тут вышел вперед Берн. Ухмылка на его лице была кривой из-за того, что он прикусил губу изнутри. Он спросил:

– А где в это время будет сам Кейн? Я бы на твоем месте запер его здесь, чтобы иметь возможность приглядывать за ним в любое время.

– А тебя Я не спрашивал, Берн. – Ма’элКот наклонился, поднял с пола серебряную сетку, одним движением могучего запястья скрутил ее в узел – довольно увесистый из-за нашитых по краю гриффинстоунов – и швырнул этот узел в Кейна. – У Кейна есть в этом деле своя роль.

Кейн поймал сеть одной рукой, расправил ее, встряхнув, и принялся аккуратно сворачивать ее заново.

– В плане есть одно слабое звено – это Аббаль Паслава. Его еще зовут Чародеем, и он что-то вроде домашнего волшебника в Королевстве…

– Мы все знаем, кто такой Аббаль Паслава, – сухо заметил Тоа-Ситель.

– Так вот, тут есть одна проблема. Паслава – большой специалист по Иллюзиям и прочей такой дряни. Вдруг он как-то отследит Иллюзию Ма’элКота или даже рассеет ее? Это нам все испортит.

– И что ты предлагаешь?

Кейн взвесил на руке сверток из сетки:

– Убить его. Это несложно. Мне ведь там доверяют. Я заманю его куда-нибудь одного, накину там на него эту сетку, чтобы он не мог сопротивляться, и через пару секунд дело с концом. Я знаю несколько способов убить человека так, чтобы на нем следов не осталось. Паслава уже далеко не молод; если я скажу величеству, что он вдруг упал и умер у меня на руках, мне все поверят.

Берн спросил Ма’элКота:

– Откуда нам знать, что он сделает то, о чем сейчас говорит? Зачем рисковать, отпуская его на свободу? Ма’элКот, говорю тебе…

– Не бойся, – пророкотал Ма’элКот. – Я взвесил Кейна на весах Моего разума и не нашел в нем недостатков: он будет верен. Тоа-Ситель, впредь все необходимые приказы будешь отдавать ты; тебе Я передаю всю полноту власти в этом деле. А ты, Берн, подготовь Котов и приведи их на место. Как только Король Арго окажется у Меня в руках, мы поговорим о Паллас Рил.

«Твоя реплика», – скомандовал себе Кейн.

– Ма’элКот, ты же обещал…

– Нет. Мое обещание было дано при одном условии: когда закончится это дело. Но дело не закончилось и не закончится до тех пор, пока Я Сам не решу, что Паллас Рил больше не угроза Империи. Завтра в сумерках, если в городе снова будет спокойно, Я продолжу допрос. И если Я решу, что твоя история верна, то Я отпущу ее на свободу.

– На свободу? – повторил за ним ошарашенный Берн. – Но так нельзя!

– Можно. И так будет. Кейн, у тебя много дел. Сейчас ты пойдешь с Тоа-Сителем и подстроишь свой побег из железного экипажа, в котором тебя повезут в Донжон. Побег должен быть убедительным, но… – Брови Императора сдвинулись, предвещая грозу. – Никого не убивай. Прибереги свою жажду крови для наших врагов, и ты будешь вознагражден. Если отнимешь жизни верных Мне солдат, то будешь наказан. Тебе понятно?

Кейн раздраженно дернул плечом, демонстрируя явное неудовольствие:

– Да уж куда понятнее.

– Тогда ступайте, все вы. У Меня тоже есть дела, надо вернуть грозу из Каарна в город. На это уйдет несколько часов, а потом я займусь подготовкой Иллюзии на завтра. Ступайте.

Трое мужчин обменялись взглядами: взгляд Кейна был мрачным, взгляд Тоа-Сителя – мягким, а Берна – откровенно ядовитым. Тяжело вздохнув, Кейн двинулся к выходу. Ему пришлось приложить немалое усилие, чтобы отойти от Шанны. Уходя, он заставил себя не оглядываться.

Тоа-Ситель проводил Кейна до двери и даже распахнул ее перед ним. Когда они уже вышли, сзади до них донесся громовой раскат голоса Ма’элКота:

– Берн, а ты задержись.

Кейн тут же обернулся. Мысль о том, что Берн останется в Железной комнате один на один с Шанной, пока Ма’элКот будет заниматься своей погодной магией, была настолько невыносима, что он не сдержался. Но Ма’элКот, даже не оборачиваясь, рассеянно щелкнул пальцами, и дверь захлопнулась у Кейна перед носом.

Какое-то время Кейн стоял, уставившись на серебристые руны, которые встревоженными пауками расползались по всей поверхности двери от кольца Уробороса, и пытался успокоить дыхание и собраться с мыслями.

– Кейн…

Голос Тоа-Сителя звучал до странности напряженно. Когда Кейн оглянулся на Герцога через плечо, то увидел, что его лицо, обычно бесстрастное, побелело от еле сдерживаемой ярости.

– Ты уже однажды обвел меня вокруг пальца, Кейн, – прошипел Тоа-Ситель, – и сто тысяч человек стали тогда жертвами Войны за Престол, включая и двух моих сыновей. Я знаю, кто ты такой, Кейн, тебе не одурачить меня дважды. Не знаю, как ты перехитрил Ма’элКота, но со мной этот номер не пройдет: я тебе не верю. Я слежу за каждым твоим шагом, Кейн, и стоит мне заподозрить предательство с твоей стороны, как ты умрешь.

Кейн оскалился:

– Ты просто бесишься, потому что я сделал твою работу лучше, чем ты. Величество перехитрил тебя так же, как Ламорак – Берна.

– Я тебя предупредил, Кейн…

– Знаешь что, Тоа-Ситель: на твоем месте я меньше беспокоился бы обо мне и больше – о своей заднице. – Кейн тут же перешел на почти дружеский тон, как бы нарочито отказываясь от конфронтации. – Дам-ка и я тебе совет, Герцог. Не потому, что так уж люблю тебя, поверь. Но потому, что считаю тебя порядочным, по сути, человеком. Подумай о том, кто тебе друг, а кто – враг. Подумай, с кем ты останешься, если падет Ма’элКот.

– Он не падет, во всяком случае не при моей жизни, – ответил Тоа-Ситель.

– Не зарекайся. Если Ма’элКот падет и ты вместе с ним, кто тогда окажется у власти? Кто сумеет удержаться на троне хотя бы до следующего претендента, который его убьет?

Тоа-Ситель нахмурился; вдруг его глаза потемнели, и кровь совсем отхлынула от и без того бледных щек. Он встряхнул головой и забормотал:

– Но… никто же не пойдет за ним; он всего лишь Граф… у него нет авторитета, нет настоящей власти…

Кейн цинично ухмыльнулся в ответ:

– Знаешь, в мире есть люди, которым надо только одно: чтобы кто-то указывал им, что делать. А уж кто это будет такой, им без разницы.

Тоа-Ситель нахмурился, но попытался выбросить огорчающие его картины из головы:

– Ма’элКот не падет. Он не может пасть.

– Я бы не поставил свою жизнь на это. В последнее время он ведет себя немного странно, тебе не кажется? Вспышки ярости, одержимость мной – где я был да что делал. Мне кажется, у него крыша слегка поехала.

Тоа-Ситель прищурился и посмотрел на него словно издалека. Кейн сразу понял, что Герцогу уже приходили в голову такие мысли.

– Конечно, – продолжал Кейн, – завтра одной угрозой станет меньше. Но ты ведь уже понял, что Ма’элКот – не неприкасаемый. Он так же уязвим, как и другие. А если это видим мы, то видят и его враги.

– Кейн…

– Я сожалею о твоих сыновьях, Тоа-Ситель. Понимаю, тебе от этого не легче, но клянусь: никто даже не предполагал, что такая жестокая война разразится. Совет Монастырей никогда не послал бы меня сюда, если бы они знали, как все будет. Так что новая война нужна мне не больше, чем тебе, понимаешь? Подумай и об этом. Кто-то должен взять власть в свои руки и сохранять порядок, если Ма’элКот падет. И я не знаю никого, кто справился бы с этим лучше, чем ты.

Мускулы в уголках рта Герцога напряглись и снова расслабились, взгляд обрел четкость.

– Идем. Нам надо устроить твой побег.

15

– Неужели ты ему доверяешь? – возмущался Берн, меря шагами комнату и рубя напряженной рукой воздух. – Да еще и хочешь отпустить ее! После всего, что она мне сделала? Да ты хотя бы знаешь, скольких моих ребят она загубила?

– Тише, Мой мальчик, – пророкотал Ма’элКот. – Успокойся. Я не верю Кейну. И Паллас Рил не получит свободу. То, что она сотворила в доках… – Тень скользнула по его безукоризненному лицу и пропала. – Я Сам не смог бы сделать лучше. Она стала силой – слишком опасной, чтобы позволить ей жить.

– Но ты сказал Кейну…

Массивные плечи приподнялись и снова опустились.

– В конце концов, она ранена в грудь. Рана серьезная, она вытягивает из нее жизнь; вряд ли с такой раной она долго протянет – но пусть живет, пока нам нужен Кейн. – Император улыбнулся себе в бороду. – К тому же будет любопытно, а может, и поучительно совершить над ней заклятие на самом деле, вместо того чтобы…

– Для чего он тебе нужен? Почему ты отпустил его? – произнес Берн запальчиво. – Почему ты не позволяешь мне убить его?

– Может, еще и позволю. – Рука Ма’элКота легла на плечо Берна. – История, которую он рассказал Мне, звучит убедительно; она объясняет все факты, дает ответы на все вопросы. Но это как раз подозрительно: только выдумка может быть настолько безукоризненной. Реальная жизнь хаотична.

Император развернулся величественно, словно корабль, забирающий круто против ветра, и двинулся к алтарю. Остановившись над ним, он заглянул в неподвижное, ничего не выражающее лицо Паллас Рил, протянул руку и рассеянно провел ладонью по ее глазам, опуская ей веки.

– У Меня уже есть причина сомневаться в словах Кейна, – продолжил он. – Однако его план удивительно подходит к Моим целям: если он осуществится, то Я получу все, не рискуя практически ничем. К тому же не исключено, что он сказал Мне правду. Я допускаю такую возможность, хотя и не полагаюсь на нее.

Он поднял голову, и вся задумчивость, точно маска, упала с его лица; взгляд, который он устремил на Берна, пронизывал насквозь.

– Дай Мне твой нож. – Ма’элКот протянул руку; Берн не мешкая вынул из ножен кинжал и подал ему. Кинжал потонул в ладони Ма’элКота, а когда тот поднял его на уровень своих глаз, то и вовсе показался перочинным ножиком. – Я отдал Кейну сеть – на ней стоит Моя метка, Я поставил ее, когда поднял сеть с пола.

Глаза Ма’элКота вспыхнули зеленым огнем. Сжав кинжал в руке, он устремил на него полный глубокой сосредоточенности взгляд. Клинок сверкнул отражением изумрудного блеска в глазах Императора. Когда глаза обрели свой обычный вид, кинжал продолжал тускло светиться. Ма’элКот протянул кинжал Берну, который принял его трепетно, словно святыню.

– Направь острие этого кинжала на Кейна, и ты почувствуешь, как нагреется его рукоять, и увидишь, как засветится клинок. Иди за ним и узнай его цель. Возьми с собой отряд Котов. Если представится возможность арестовать или убить Короля Арго или кого-то из его Подданных, не упусти ее. Только не показывайся Кейну. Я не могу дать тебе Плащ, все Мои силы уйдут на возвращение грозы в город.

– Я сделаю, как ты велишь, Ма’элКот, – ответил Берн, сжимая кинжал так, словно то был символ его клятвы. – Ты можешь полагаться на меня.

– Я знаю, Берн. И Я на тебя рассчитываю. – Ма’элКот отвернулся, а взгляд Берна тут же скользнул к обнаженному телу Паллас Рил на алтаре. Ее отсутствующий взгляд, синяки на ее стройном теле, окровавленная повязка, скрывавшая груди, даже цепи вокруг запястий и лодыжек – он никогда в жизни не видел ничего более эротического. Он хотел ее так, что у него спирало в груди дыхание.

– Э-э-э… Ма’элКот?

– Да, сын Мой?

– Когда ты закончишь с Паллас Рил, может, отдашь ее мне? Это ведь я ее поймал, – добавил он поспешно. – Так будет честно.

– Мм… да, ты прав. Так будет честно.

16

– Кейн снова онлайн.

Кольберг резко выпрямился, как собака, взявшая след:

– Как долго его не было?

– Один час и семь минут, Администратор.

– Отлично, отлично.

Он подался вперед, бросив предварительно взгляд на соцполов: те все же сели часа два назад в кресла, которые он велел им принести, и теперь сидели неподвижно, точно манекены. Может, уснули?

Экран на дальней стене комнаты техподдержки засветился, показывая внутренности железного экипажа. Монолога пока не было. Кейн небрежно болтал с человеком, в котором Кольберг узнал Тоа-Сителя, того самого, Герцога. Кроме них, в экипаже были еще двое – Рыцари дворцовой охраны, судя по форме. Кейн то и дело поглядывал в зарешеченное окошко на пожары на улицах и на людей, которые бежали кто куда – кое-кто с оружием, почти все в крови, одни мародеры тащили какие-то коробки, ящики и даже кувшины, другие нападали на них и отнимали наворованное.

– Хорошо, – прошептал Кольберг. – Они везут его прямо через центр мятежа. Отлично… Черт, Кейн, я знал, что ты не подведешь. Зна-ал.

И Кольберг захихикал, увидев потрясенные, застывшие от ужаса лица Рыцарей дворца, когда те увидели, как наручники соскользнули с запястий Кейна и упали на пол кареты. Откуда ни возьмись в руке Кейна блеснул короткий крючковатый нож, который он тут же прижал к горлу Герцога.

– Убейте его! – зарычал тот. – Не обращайте на меня внимания. Не дайте ему уйти! Это приказ!

– Ага, давайте действуйте, – поддакнул Кейн. – Только вот кто останется в живых и объяснит Ма’элКоту, что вы выполняли приказ? Думаете, он вам поверит? А ну, отоприте дверь, а сами прижмитесь к стенке. Ну, живо!

Рыцари были не расположены рисковать своей жизнью. Они распахнули дверцу, и Кейн выволок Тоа-Сителя спиной вперед прямо в пасть мятежа. Двое Рыцарей на крыше экипажа завопили, когда из открывшейся дверцы на мостовую вывалились двое, но и они не больше жаждали приключений, чем те, которые ехали внутри. Кейн и его заложник смогли отступить в ближайший переулок.

– Так достаточно далеко? – спросил Тоа-Ситель тихо.

– Да. Я здесь почти как дома. Меня не поймают.

– Хорошо.

И Тоа-Ситель вдруг забился в его хватке и отчаянно завопил. Вырвавшись, он стал призывать Рыцарей. Ударом ноги Кейн повалил его на землю, потом еще постоял над ним с ножом в руках и, убедившись, что Рыцари его увидели, повернулся к ним спиной и растаял в густой красновато-черной дымке, застлавшей переулок.

Кольберг хихикал, наблюдая, как Кейн пробирается по охваченным мятежом улицам. Вся его нервозность, вся горькая решимость уничтожить Кейна во что бы то ни стало, даже присутствие соцполов, которое до сих пор непрестанно действовало ему на нервы, – все было забыто. На его глазах рождалось непревзойденное Приключение, и это было главное.

В ту ночь в Старом городе не было ни одного уголка, где бы царил покой; отовсюду неслись крики, всюду дрались, где-то звенело стекло, билась посуда. Уж кто-кто, а Кейн умеет заварить кашу – если подумать, то это и есть его главный талант. Вот он обогнул фасад какого-то магазина, в котором засел взвод регулярной пехоты, отбивая натиск толпы из нескольких десятков горожан, вооруженных булыжниками; прямо на глазах у Кейна кто-то из толпы поджег и этот дом.

Скользнув в ближайший туалет, где спугнул схоронившегося во тьме горожанина, Кейн сильным боковым ударом снес с петель дверь служебной шахты и скользнул по металлической лестнице вниз. Дверь у ее основания вела в пещеры под городом. Порывшись в кармане, Кейн нашел зажигалку Кирендаль; ее дрожащего огонька хватало, чтобы уверенно идти вперед.

На ходу он объяснял зрителям, что происходило в те моменты, когда они его не видели. Рассказ был хорош, мастерски выстроен, как всегда, однако что-то в нем было не совсем так, какая-то нота не давала Кольбергу покоя. Он даже подался вперед и слегка наклонил голову, как спаниель, который прислушивается к новым звукам. Что же это такое, легкое напряжение, даже неестественность… а-а-а, так вот оно что.

Кольберг улыбнулся с удовлетворением. Кейн контролирует свой монолог. Вот в чем причина. То есть он сознательно подбирает слова, чтобы не сказать ненароком что-нибудь лишнее, могущее вызвать неоднозначные трактовки, отсюда и отсутствие привычной текучести речи, построенной словно по методу свободных ассоциаций.

Кольберг улыбался, несмотря на то что осторожность Кейна снижала качество развлечения; улыбался тому, что все же запугал строптивого Актера. «Но может быть, он просто скрывает что-то еще», – вдруг мелькнула у Администратора невесть откуда взявшаяся мысль. Скрывает? Что еще он может скрывать? И Кольберг опять улыбнулся: ничего Кейн не скрывает, просто он, Кольберг, перфекционист, вот и придумывает себе разные ужасы.

Тут и там на разном расстоянии от себя Кейн видел отблески пламени костров, отраженные в каменных поверхностях стен. Несколько таких мест он обошел, не приближаясь к ним: оттуда доносились голоса и журчание воды, которая сочилась через песчаник и стекала в небольшие озерца внизу. Еще мимо пары таких мест он прополз – не рискнул обходить их боковыми коридорами, в которых боялся заблудиться. Он знал: стоит сделать один неверный шаг в этом трехмерном подземном лабиринте, и дорогу обратно придется искать несколько часов, а то и дней. Наконец ему попался костерок, к которому он подошел открыто. Трое мужчин, похожие на нищих, и еще один, в кольчуге Рыцаря Арго, грелись у небольшого огонька, разведенного прямо на голой каменной плите.

Люди нисколько не обеспокоились появлением Кейна. Он назвал себя и обменялся с ними короткими опознавательными сигналами, а они спокойно кивнули ему: мол, проходи. Он бросил на ходу:

– За мной могут идти чужие. Берегитесь. Может, вам даже лучше смыться.

Рыцарь легко поднялся на ноги, с уверенностью положил руку на рукоять меча:

– Остановить их?

– Нет. Просто не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал. Так что смотрите в оба глаза, и все.

И он ушел; неподалеку был вход в служебную шахту говночистов, и он скользнул туда, поднялся наверх и через очередной туалет выбрался на освещенную заревом костров ночную улицу Промышленного парка.

Держась подвижных сине-черных теней, он шел со всей возможной быстротой. Улицы то были совершенно пустынны, то вдруг наполнялись криками, борьбой, толпами грабителей. У входа в переулок, куда он хотел нырнуть, перед ним выросли двое с мечами и потребовали:

– Назовись!

– В смысле?

Острие меча закачалось в опасной близости от его открытого горла.

– Ты за Императора или за проклятых Актири?

– Лоялисты, значит? Тяжелая ночка вам выпала, ребятки!

Пока те пытались решить, к какому из двух лагерей это позволяет им отнести Кейна, он подался вперед, схватил ближнего за запястье и вывернул его так, что тот сам выронил меч. Поскольку вес тела Кейна все равно уже сместился в сторону от центра, он ударом пятки в челюсть пресек крики второго. Позволяя силе удара увлечь себя вперед, он описал в воздухе небольшую окружность, к завершению которой меч первого лоялиста плашмя ударил того по голове.

– Ха, – сказал Кейн. – Неплохо.

Не выпуская меча из рук, он нырнул в темный переулок раньше, чем поверженные лоялисты успели перевести дух и взмолиться о пощаде.

Он еще попетлял по улицам, старательно избегая любых толп и возможных стычек, пока наконец не вышел к большому многоквартирному дому, в окнах которого не было света. Дом показался Кольбергу знакомым. Быстрого взгляда на строчку телеметрии хватило ему, чтобы понять: Кейн прибыл в конечную точку своего маршрута – выработка адреналина в его организме достигла пиковых значений, пульс подбирался к красной черте. Дверь дома висела на одной петле. Кейн вошел внутрь и взлетел на два темных лестничных пролета.

На площадке он шепотом повторил опознавательный сигнал, которым уже обменивался с Подданными в пещерах, и получил тихий ответ. Шагнув в какую-то дверь, он оказался в прихожей, где стояли два Рыцаря.

– Меня послал величество. Он хочет, чтобы вы оба немедленно вернулись на стадион.

Рыцари обменялись растерянными взглядами.

– Я, это, не знаю, – заговорил один. – Мы должны быть здесь, пока величество лично не скажет нам уходить, понятно?

– Он немного занят сейчас. Вы что, не заметили?

– Извини, Барон, – добавил второй. – Он нам ясно сказал.

Кейн вздохнул и развел руки, как будто сдаваясь:

– Ладно. Дело вот в чем. Мне надо переговорить с тем парнем, Ламораком. Разговор будет такой, что вам лучше при нем не присутствовать, сечете? Так что топайте на стадион и прикиньтесь, что поверили моему сообщению. Величество вас простит.

– Но… но как же…

– Я вам говорю: величество простит. Он же не ждет, что вы расстанетесь здесь с жизнью, не требует этого от вас, – ответил Кейн, выразительно подрагивая в воздухе обнаженным мечом. Помедлил с минуту, ожидая, когда до его собеседников окончательно дойдет. – Ну как, усекли?

Те снова переглянулись, видимо приходя к согласию, что лучше молча сделать отсюда ноги, но Кольберг уже не следил за происходящим.

«Ламорак, – думал он, сохраняя полное спокойствие, которому сам же попутно удивился. – Значит, это безопасный дом в Промышленном парке».

Он сжал руку в кулак и занес его над тревожной красной кнопкой: нижняя часть его дряблого кулака зловеще заалела.

«Одной проговорки хватит, Кейн. Всего одной – и не обязательно от тебя. Пусть Ламорак только намекнет на признание, и мой кулак падет, как млат Господень».

Его губы цвета сырой печенки задергались, предвкушая, а сам он заворочался в кресле, пытаясь занять удобное положение, но не смог – что-то мешало. У него все зудело, так, словно муравьи ползли по коже; а еще он не мог расслабить плечи или унять лихорадочный стук сердца.

«Надо еще немного потерпеть, – уговаривал он себя. – Теперь уже немного осталось».