Текст книги "Герои умирают"

Автор книги: Мэтью Вудринг Стовер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 49 страниц)

Я шепотом спрашиваю у величества:

– А что ты помнишь?

– Да все я помню, Кейн, все. И что я говорил, и что делал, и как не мог остановиться. И как мне казалось правильным то, что я делал. Жуть, да и только.

Величество обходит меня, садится на скамью возле Ламорака и с агрессивным вниманием заглядывает ему в глаза.

– Одолжи-ка мне ножичек, Кейн, да побольше.

Я отрицательно мотаю головой: я принял решение. Правда, оно основано на предчувствии, необъяснимом и иррациональном, но очень сильном.

– Пусть живет.

– Ага, конечно.

– Прошу тебя. Считай это личным одолжением.

– Чего-то я тут не догоняю, – говорит величество. – Я думал, вы с ним друзья. С чего это он решил тебе такую подлянку кинуть? И почему ты терпишь?

Я гляжу на Ламорака сверху вниз, а он на меня снизу вверх. Слегка приподняв бровь, я едва заметно киваю на величество, словно спрашиваю: «Сказать ему или нет?» Ламорак отвечает мне молящим взглядом, и я с деланым безразличием пожимаю плечами.

– Помнишь, у нас был долгий разговор в ту ночь? – медленно начинаю я. – Паллас сказала, что вернется ко мне. Он плохо это принял.

– Да уж понятно.

Ламорак выпучивает глаза – он явно не ждал такого поворота.

– Ты… – брызжет он слюной. – Врешь! Ты все врешь! Он, он…

– Я же велел тебе заткнуться, – говорю я и стремительным ударом колена сворачиваю ему нос.

Его голова резко запрокидывается и ударяется затылком о каменную скамью. Глаза закатываются, тело обмякает, и Ламорак падает на скамью, пуская ртом кровавые пузыри.

Великий Серый бог, вот это было приятно. Желание довести начатое до конца обуревает меня, но я противлюсь ему и побеждаю. С трудом.

– Сделай мне одолжение, постереги его. Пусть он посидит у тебя под замком в той квартирке, где ты встречал нас после Донжона, – только сделай так, чтобы никто из Подданных не оказался в пределах слышимости его голоса.

– Ладно уж, так и быть. Но только, чур, когда ты с ним закончишь, он мой.

– Как скажешь.

Величество удовлетворенно хрюкает и встает:

– Так, ну а что мы будем делать с Паллас?

– Вот, это уже другое дело. – Кто знает, от души он говорит или заклинание Паллас еще действует, но это не важно. – По-моему, пора тебе начинать играть в открытую.

Он подозрительно щурится:

– В каком это смысле?

– Я знаю, чего ты добиваешься, величество. Тебе мало этого стадиона. Мало Крольчатников. Ты нацелился на куш покрупнее.

– Не знаю, о чем ты…

– Врешь. Ты не по доброте душевной поставил на карту Королевство, поддержав рискованную игру Паллас в Шута Саймона. Какое тебе дело до всяких там Актири, ты за них всех, вместе взятых, крысиного хвоста не дашь.

Он молчит, хмуро глядя вниз, на арену, где зализывают раны его парни.

– Я знаю, что ты задумал, – продолжаю я. – Ты хотел накрыть всех, кто работает на Шута Саймона, и сдать их Очам. Но за какую награду? За титул? Или за устный приказ Тоа-Сителя Очам смотреть в другую сторону, пока ты обделываешь свои делишки в городе? А может, тебе обещано негласное содействие в борьбе с другими бандитами?

Величество поворачивается ко мне с таким видом, словно моя рука уже сдавила ему горло. Его губы шевелятся, но с них слетает лишь сиплое карканье.

Он отдергивает плечо от протянутой к нему руки, но я лишь дружески пожимаю его:

– Все в порядке, величество. Я же не спятил.

– Я… Кейн, клянусь… она сказала, что кинула тебя. Я думал, ты будешь доволен…

– Ну что сказать, зло не такая простая штука, как кажется, да?

– Но теперь все по-другому, – бормочет он. – Теперь-то я ее знаю… Черт, Кейн, клянусь, я никогда не сделаю ей ничего плохого. Кому угодно, но не ей.

– Я даю тебе шанс. Ты поможешь Паллас, а я помогу тебе. Понял? Я перебью цену Тоа-Сителя. Я сделаю так, что тебе будет выгоднее спасти Паллас, чем предать. Сделай это для меня. – Я отчетливо выговариваю каждый звук, так что слова падают весомо, словно камни. – И я положу тебе в руки Анхану.

Теперь он ловит мой взгляд, и я вижу в его глазах блеск воспаленного честолюбия.

– Что надо делать?

– Завари на улицах Анханы такую кашу, чтобы Ма’элКоту вздохнуть было некогда, а тем более раздумывать о том, где я и чем занят. Мне нужен настоящий полномасштабный мятеж, понял? Не какая-нибудь мелкая заварушка в Крольчатниках, а бунт, такой, чтобы все – полиция, Очи, армия – все высыпали на улицы и были заняты по горло. Пусть город пылает.

– Ты многого просишь. Слишком многого. Я не могу рисковать Королевством.

– А какой у тебя выбор? Паллас не будет молчать под пытками вечно. Рано или поздно она сломается, и тогда Ма’элКот узнает, кто помогал ей проворачивать операции и даже снабжал ее деньгами. А когда он это узнает, его армия пожалует сюда в полном составе, чтобы стереть с лица земли Крольчатники и все твое Королевство вместе с ними. Можешь считать, что Королевство уплыло у тебя из рук в тот самый миг, когда они схватили Паллас. Сдавать Ма’элКоту ее агентов ты опоздал, теперь Ма’элКот и без тебя все узнает, а покончив с ними, обрушится на тебя, как гнев Господень, уж поверь. Твой единственный шанс – ударить первым, и без промедления. Как говорится, куй железо, пока горячо.

Он задумчиво устремляет глаза куда-то вдаль, и я даю ему пару секунд на размышление.

– Можно устроить поджоги, – говорит он наконец, – но этого будет мало. Такой мятеж, о котором ты говоришь, нуждается в подкреплении. Мои парни начнут, но кто-то должен подхватить. Значит, надо разозлить народ, заставить его бояться…

– Это легко, – говорю я. – Люди уже и так напуганы. Ма’элКот застращал их своей охотой на Актири, а превратить страх в злость – раз плюнуть.

– Да? И как же?

А вот это я продумал в деталях.

– Надо побить Ма’элКота его же собственной дубиной. Ма’элКот… – Я развожу руками так, словно показываю фокус. – Он один из них.

Величество недоумевающе хмурится, а я ухмыляюсь, глядя на него.

– Он тоже Актири, – продолжаю я. – Охота на Актири – военная хитрость, дымовая завеса, за которой не видно, что делает он сам.

Величество, вылупив глаза, хватает меня за рукав.

– Мать его перемать, – выдыхает он. – Чё, правда, что ли? – (А какая разница? Если долго и громко рассказывать одну и ту же историю, которая к тому же играет на худших страхах людей, она начинает обрастать собственной правдой.) – Но… нет, это правда? В смысле, если Актири все-таки существуют… тогда все ясно, яснее некуда. Все совпадает… Одного доказательства, одной-единственной улики хватит, чтобы свалить его в одну минуту. Знать его уже ненавидит; они разорвут его в клочки, только дай шанс. Армия тоже не будет за него драться… но без доказательств…

Я понимаю, что мне придется сделать.

Будет чертовски больно. И боль не пройдет годами.

Но если выбирать между моей спокойной совестью и жизнью Паллас, то выбор очевиден.

Обеими руками я беру величество за плечи, нависаю над ним и со всей доступной мне искренностью начинаю:

– Слушай меня, величество. Это правда. Сам подумай: Ма’элКот появился неизвестно откуда во время Войны Долин. Как так может быть, чтобы о человеке такого роста, красоты и силы никто ничего не слышал аж до сорока лет? Где он был все эти годы? Свалился на нас с неба, а через пять лет, глядь, он уже Император. Разве так бывает? Где люди, которые помнят его ребенком? Где его друзья, родственники? И вот тебе ответ: ни друзей, ни семьи, ни истории. Ясное дело, он Актири. А кто еще?

– Я понял, – шепчет он. – Клянусь кровью Тишалла! Теперь я все понял! Но, Кейн, мне все равно нужны доказательства, то, с чем я приду к знати и заставлю их восстать.

И я отвечаю ему с глубокой убежденностью честного человека:

– Я достану тебе доказательства.

Его взгляд, устремленный куда-то поверх моего плеча, туманится. Я знаю, что он видит: Большой зал во дворце Колхари с высоты Дубового трона.

– Дай мне доказательства, Кейн, и мятеж тебе обеспечен.

Я качаю головой:

– На это уйдет пара дней. А мятеж нужен сейчас. Через два дня Паллас либо расколется, либо умрет, и тогда военные явятся в Крольчатники и разнесут твое Королевство в пух и прах. Так что удар надо нанести немедленно, в пределах этого часа. Действуй решительно и смело, и ты получишь то, о чем мечтаешь. Разожги мятеж, а через два дня я принесу тебе доказательства. Клянусь.

Он заглядывает мне в глаза в поисках правды, которой там нет. Я отвечаю ему прямым взглядом. В нем десять лет нашей дружбы, его доверие, которое я сумел завоевать за эти годы, и все это я предаю одним махом.

Когда он узнает, что я ему солгал, мы с Паллас уже либо вернемся домой, либо умрем.

Даже слабеющее, ее заклятие должно склонять его сейчас на мою сторону, однако природный прагматизм наверняка подсказывает величеству, что он зря рискнет жизнью своих людей. Он балансирует на узкой грани между верностью Паллас и своим людям, не зная, что выбрать.

На моей стороне годы доверия и дружбы, моя репутация: Кейн скорее убьет человека, чем обманет его. Наконец Король кивает. Выбор сделан. Он сорвался и летит в бездну.

– Ладно, – говорит он твердо. – Я тебе верю. Через час начнется мятеж.

Я только киваю в ответ.

Бросив взгляд на лежащего без сознания Ламорака, я вижу, что он будто щерится на меня со злобным презрением.

«Ухмыляйся сколько хочешь, задница, – думаю я. – Я не клялся перещеголять тебя в благородстве».

– Сжечь целый город, – продолжает меж тем величество, задумчиво качая головой. – Не велика ли цена за жизнь одной женщины?

– Невелика, – отвечаю я. – Ради нее я не пожалею мира, не то что города.

И вот это уже чистая правда.

8

Новость пробежала по городу, как импульс по нервам человеческого тела, причем мозгом этого тела оказался Хамский стадион в Крольчатниках. Патрульный на границе с Лицами поболтал с семьей прокаженных нищих. Один из них поковылял на улицу Мошенников и там шепнул пару слов стайке чумазых уличных мальчишек. Один пацаненок во весь дух понесся в Промышленный парк, где разыскал дружка: тот промышлял тем, что подворовывал по карманам, продавая новости агентства «Текущие события». Он и рассказал новость Рабочим, которые стояли у ворот компании «Древесный уголь Черного Гэннона» на углу Лэкленда и Бонда. Рабочие разошлись по припортовым районам. Кто-то из них шепнул пару слов возчику, и тот повез новость дальше, через мост Дураков в Старый город.

Тайные Подданные Королевства Арго знали свое дело: каждый передал новость еще как минимум троим. Не прошло и часа, как нищий на Дворянском берегу, что на южной стороне Большого Чамбайджена, уже обменивался соображениями с человеком, который подал ему милостыню:

– Хочешь знать, что я об этом думаю? Ма’элКот перегнул палку с этими Актири, вот что. Сам-то он откуда взялся, а? Может, и он чего скрывает? Вор у вора дубинку украл, вот в чем тут дело.

Те же слова раздавались во всех тавернах и постоялых дворах города, от «Змеиной ямы» до двора Менял. Многие, услышав их, презрительно фыркали: в такое невозможно поверить, смехотворная выдумка. Но, пересказывая новейшую дикую сплетню приятелям, они нет-нет да и слышали в ответ: «А что, в этом что-то есть. Я где-то уже слышал такое сегодня. Не знаю, конечно, но, по-моему, это не исключено…»

Сплетня зажила своей жизнью. Как всякая сплетня, она была бы забыта через два дня, если бы эти дни прошли в тишине и покое. Обыденность усмиряет даже самые назойливые страхи и превращает любые слухи в пустую болтовню.

Однако короткий осенний день не успел склониться к закату, а на Южном берегу реки уже вспыхнул Дворянский игорный дом. Пожарная команда с ведрами успела только окружить горящее здание, как в полумиле оттуда запылал жилой дом. Еще через полчаса в тени моста Воров загорелась конюшня. К тому времени начальники охраны мостов уже сообразили, что пора отправлять на пожары солдат, и послали в гарнизоны за подмогой.

Время было далеко за полдень, когда город наполнился военными: потные, раскрасневшиеся от жара, они боролись с огнем в самых разных местах. Многие солдаты ворчали: «Император посылает дожди в черт знает какую даль, чтобы спасти урожаи тамошних крестьян, а нам почему ливень не пошлет? Наверное, ему на руку, если весь город выгорит».

Капитан стражи рухнувшего моста Рыцарей велел своим людям прекратить поиск уцелевших и тоже отправил их тушить пожары, причем сам возглавил отряд. Пока они быстрым маршем шли через остров, капитан бросил своему адъютанту:

– Дурно все это пахнет, ох как дурно. Вот помяни мое слово: тяжелые нас ждут времена.

Мог бы и не говорить: все горожане, его солдаты в том числе, и так это понимали.

Город затаил дыхание, со страхом ожидая наступления ночи, которая, как все были уверены, не могла пройти просто так.

9

Прежде чем раздался стук в дверь, Кирендаль заметила в Потоке новую струю. Она ничем не напоминала ту тонкую пряжу, которая возникает, когда Поток тянут на себя маги; нет, тут действовало что-то огромное и могущественное настолько, что Кирендаль показалось, будто ее окружает океан; его волны прокатывались прямо сквозь стены ее квартиры так мощно, словно за ними плескался левиафан.

Тап сидела на спинке стула Кирендаль и расчесывала прекрасные серебристые волосы хозяйки. Кончиками пальцев ощутив ее напряжение, она спросила:

– Кир? Что-то не так?

– Позови Закки. Он у себя. – Кирендаль вскочила с кресла стремительно, точно отпущенная пружина, ее длинные бледные руки и ноги напряглись, приобретя изысканное сходство с ненатянутыми луками. Глаза цвета денег будто глядели сквозь стену. – Разбуди его, и оба прячьтесь. Что-то сейчас будет.

– Кир…

Кирендаль закричала на свою крошечную подружку:

– Не трать время на споры! Иди!

Перевязанное крыло мешало Тап летать, но она была из породы древесных фей, ловких, как обезьяны. Напуганная тревогой Кирендаль, она стремительно перескочила со спинки кресла на диван, оттуда на пол, пробежала по ковру и выскочила в соседнюю комнату.

Кирендаль прикрыла свои угловатые прелести халатом – не хотелось отвлекаться на поддержание Иллюзии одежды. Растянув Оболочку, она впустила в себя эту новую силу и даже вскрикнула от неожиданности – Поток вошел в нее, как нетерпеливый любовник. Оказалось, что у Потока есть свой запах, интригующий и пока не опознанный ею, хотя она была уверена, что уже сталкивалась с ним раньше…

Отбросив эти мысли, фея сосредоточила свой могучий интеллект на распознавании Потока; когда в дверь постучали условным стуком, она была готова.

Кирендаль протянула воображаемую руку, Поток сам отодвинул задвижку и распахнул дверь.

В холле стояли два ее тайных агента: человек и камнегиб. Взволнованные лимонно-желтые Оболочки обоих покрывал аметистовый налет торжества.

– Просим прощения, Кирендаль, – начал человек, – но мы тут поймали кое-кого и подумали, может, ты сама захочешь поговорить с ним.

Между ними стоял Кейн – руки в стальных наручниках, черная Оболочка опасно пульсирует таинственной жизнью. Прошедшие дни добавили ей черноты, так что теперь Кирендаль едва различала Кейна сквозь сумрак. Потрясенная, она открыла рот, но не могла сказать ни слова: Поток двигался не от него, как всегда, а к нему, точно он был магом, наделенным божественной силой. При этом Поток не проходил сквозь него; одни струи извивались и взвихрялись вокруг, сталкиваясь с другими. Она понимала, что это происходит само собой, без всякого участия Кейна, – и в самом деле, ведь он даже не в мыслевзоре, без погружения в который ни один смертный не может ни видеть Поток, ни тем более повелевать им. Так что же тогда происходит?

– Стража-то не облажалась, а, Кир? – заявил камнегиб. – Сцапали мы его, вот как.

– Не будьте идиотами, – оборвала она верного слугу. – Прекрати ломать комедию, Кейн. Покажи им.

Кейн пожал плечами, и наручники со звоном упали на пол. Одураченные агенты подпрыгнули и схватились за оружие. Кейн поднял руки:

– Мы поговорим или мне сначала приструнить этих щенят?

– Оставьте его, – приказала фея. – Кейн, заходи. А вы двое стерегите дверь. Да смотрите хоть теперь не оплошайте.

Кейн осторожно шагнул через порог. Поток бушевал вокруг него, мешая разглядеть его улыбку. Он закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. И, как в тот раз, вокруг него закружились призрачные Кейны – двойники отделялись от него при каждом его движении и рассеивались в пространстве. Видно, он был готов к любой неожиданности, раз его копии обрели конкретный облик в Потоке. Если раньше Кирендаль лишь чувствовала их присутствие, то теперь она своими глазами видела эти подвижные сгустки энергии.

– Стой здесь! – резко бросила она ему. – Сегодня новый день, и я ко всему готова. Одно резкое движение – и тебе конец.

Он развел руками:

– Не кипятись, Кирендаль. Я пришел извиниться перед тобой и позволил твоим стражникам скрутить меня, чтобы не убивать никого из них.

– Ты – извиниться?

– Ну да. Я без приглашения влез к тебе в дом в тот раз, связал твоего пажа, попортил крыло твоей дриаде…

Кирендаль глядела на него прищурившись. Призрачные Кейны заслоняли лицо настоящего, мешая разглядеть его выражение, а ей необходимо было понять, искренен он или нет.

– Деньги – вот лучшая на свете форма любви, – сказала она. – Если бы ты вправду хотел извиниться, то позволил бы деньгам сделать это за тебя.

– Я так и планировал.

– Тогда пятьсот ройялов – во столько ты мне обошелся.

Черная густая бровь поползла вверх.

– Многовато за один сломанный стол и фингал под глазом.

– Столько я заплатила Берну. После твоего… ухода… он выгреб у меня всю кассу и был таков.

– Что ж, я возмещу тебе убыток в двойном размере, – сказал Кейн и пожал плечами. – Сдай меня.

Целую минуту Кирендаль смотрела на него не мигая. Кажется, она ослышалась?

Но Кейн продолжил:

– Я серьезно. Ты же знаешь, сколько сейчас дают за мою голову. Пошли гонца к Очам, и я не удивлюсь, если Тоа-Ситель собственной персоной явится сюда за мной и вложит награду прямо тебе в руки.

– Я не понимаю.

– Чего зря деньгам пропадать? Пусть кто-нибудь их получит – почему бы не ты?

– Что за игру ты затеял?

– Не твое дело. Так нужны тебе деньги или нет?

– Что мне действительно нужно, – вырвалось вдруг у феи, – так это понять, что происходит?

Кейн ухмыльнулся, глядя на нее:

– Этого все хотят.

– Мои агенты сообщают мне, что город горит; куда ни повернись, везде народ спорит, Актири Ма’элКот или нет, – новейшая сплетня, которую, кстати, пустили Подданные Арго. А еще говорят, что в городе вот-вот начнется мятеж. Вчера какой-то маг-человек в одиночку повернул вспять воды Большого Чамбайджена, утопил уйму народу в порту и снес мост Рыцарей – спроси меня кто-нибудь раньше, возможно ли такое, я поклялась бы, что нет. Еще я слышала, что этот маг, обладающий Силой, на которую человек просто не имеет права, – твоя бывшая подружка Паллас Рил. Теперь ты сам являешься ко мне в дом и требуешь, чтобы я сдала тебя Очам. Между этими событиями есть связь или мне кажется?

– У тебя надежные осведомители, – бесстрастно сказал он.

Кирендаль ждала продолжения, но так и не дождалась: Кейн молчал точно каменный, даже не моргал.

– Что ты задумал?

– Хочу попасть во дворец. – И он поморщился, словно от внезапной боли, а в ответ на ее недоумевающий взгляд только раздраженно тряхнул головой. – Тебе не обязательно знать зачем. Так ты берешь деньги или нет?

Кирендаль оскалила на него зубы, слишком острые по человеческим меркам, и прошипела:

– А если нет, то что?

Кейн ответил небрежно, как будто разговор шел о безделице:

– Тогда я пойду в другое место.

Но Поток вскипел вокруг него так сильно, заклубился такой чернотой, что Кирендаль невольно спросила себя – чего она упрямится? Ей ведь никогда не претил легкий заработок. Глядя, как распределяется вокруг него Поток, она поняла: противиться желанию Кейна себе дороже. Лучше пойти ему навстречу, иначе сгоришь в огне его Силы, как мотылек в пламени свечи.

– Ладно, – торопливо согласилась она. – Я пошлю гонца и ни о чем больше не буду тебя расспрашивать. Придет день, когда ты сам расскажешь мне все.

– Договорились.

– В твоей жизни, – осторожно добавила она, – действуют силы, мощь которых побивает мое воображение. Я вижу их, точнее, малую их часть, но не понимаю их природы. Ты стоишь в точке их противоборства.

Он ответил ей усмешкой прожженного циника:

– Со всеми так, Кирендаль. Просто обычно мы этого не замечаем.

– Мне заранее жаль всякого, кто встанет у тебя на пути.

– Ага, мне тоже. Давай уже к делу, а? Время не терпит.

10

Услышав, как открылась и снова закрылась за его спиной дверь, Тоа-Ситель повернул голову, окинул вошедшего Берна холодным равнодушным взглядом и снова уставился в окно.

Из окна была видна не только стена Сен-Данналин, окружавшая дворец Колхари, но и замысловатые шпили храма Катеризи и вообще вся западная часть улицы Богов. По ней, залитой багровым светом заката, к дворцу полз экипаж с решетками на окнах, запряженный четверкой вороных, – отчаянная давка на улице не давала коням двигаться быстрее. Теперь, когда мост Рыцарей рухнул, все бедняки и недочеловеки, которым закон предписывал покидать пределы Старого города на ночь, стекались к единственной уцелевшей переправе – мосту Дураков. День выдался не по сезону жарким и заканчивался духотой; глядя на толпу сверху, Тоа-Ситель понимал, что до наступления комендантского часа ей не рассосаться. Он видел потасовки, которые вспыхивали в толпе время от времени: один потный горожанин потерял терпение, когда ему в очередной раз наступили на ногу, другому надоело терпеть тычки локтями в ребра, третьего вытянул хлыстом по физиономии дворянин за то, что тот загородил путь его лошади. Констебли, которых в толпе было всего ничего, заметно нервничали. Вообще-то, в такой ситуации им должны были помогать солдаты, но армию бросили на тушение пожаров, которые по-прежнему полыхали в разных концах города, посылая столбы черного дыма к безоблачному небу.

Сзади раздался голос Берна:

– Ну как, еще не доехал?

Тоа-Ситель кивнул на приближающийся экипаж.

– Едет. Объезд занимает время, знаешь ли, – буркнул он. – Ты, наверное, в курсе, что мост Рыцарей рухнул?

В кои-то веки Берн не клюнул на наживку, а только сказал:

– Ма’элКот хочет видеть Кейна в Железной комнате.

– Какое совпадение, я тоже, – буркнул Тоа-Ситель.

– Как думаешь, где он был?

Герцог раздраженно пожал плечами:

– Выпал из этого мира. А сегодня, после полудня, вернулся. Точнее сказать не могу.

Тоа-Ситель незаметно вздохнул, ожидая язвительных замечаний Берна. И ведь крыть ему будет нечем: Коты Берна свое дело сделали. Правда, Актири сбежали, зато Ма’элКот теперь знает, где они, так что ему останется только руку протянуть, чтобы извлечь их оттуда, если ему захочется, ведь маг, который прятал их до сих пор, лежит, беспомощный, на алтаре в Железной комнате.

А вот Очи не справились с задачей, не высмотрели Кейна. Вместо них его нашла шлюха из недочеловеков, хозяйка борделя «Чужие игры» утерла нос ему, Тоа-Сителю. Он был убежден, что Берн с присущей ему ребячливостью ни за что не упустит возможности поиздеваться над ним, но Граф его удивил. Встав у окна рядом с Тоа-Сителем, он уперся ладонями в подоконник и невидящими глазами уставился на толпу, которая запрудила улицу Богов.

– Нет таких слов… – раздался его громкий шепот, – у меня нет слов, чтобы сказать, как сильно я его ненавижу.

Тоа-Ситель открыто уставился на профиль Графа, уже не столь безукоризненный со сломанным носом, теперь еще кроваво-красный от заката, – и с удивлением обнаружил, что испытывает к нему нечто вроде сочувствия.

– Быть может, Ма’элКот позволит тебе его убить.

– Надеюсь. Очень надеюсь. Но… – Граф повернулся к Тоа-Сителю и грациозно, как он делал вообще все, пожал плечами. – Я не знаю. Я волнуюсь, понимаешь? По-моему, кругом происходит слишком много такого, о чем я не знаю. У меня такое чувство, что все вышло из-под контроля. Не только у меня – у всех нас. Вообще у всех.

Не раз и не два прежде Тоа-Сителю случалось окидывать Берна внимательным взглядом, но теперь ему показалось, что он видит Графа впервые. Берн совсем не пострадал при катастрофе на мосту Рыцарей – пара царапин, оставленных кинжалами той девчонки, которую он убил там, не в счет, – и это лишний раз напомнило Герцогу, что перед ним тот, кого защищает Сила самого Ма’элКота, любимец Императора. Его мужественная красота, могучее телосложение и грация пантеры – все это Тоа-Ситель видел уже не раз, но вот чего он не замечал прежде, так это неожиданной глубины его чувства к Ма’элКоту, заботы о нем, а может, и об Империи тоже. Еще вчера, да нет, сегодня утром Тоа-Ситель поспорил бы на свою бессмертную душу, что Берну недоступны те самые чувства, которые он сейчас походя демонстрировал.

Всю неделю Герцог задавался вопросом: не порождена ли ненависть Берна ревностью к наемному убийце и страхом, что тот может занять в расположении Ма’элКота то место, которое сам Берн занимал до сих пор. Теперь Тоа-Сителю вдруг пришло в голову, что и его собственное злобное презрение к Графу могло быть продиктовано теми же мелочными чувствами; ведь до того, как Берн получил титул Графа и должность командира Серых Котов, он, Тоа-Ситель, был единственным доверенным лицом Императора, его ближайшим советчиком.

«Как странно, – подумал Герцог, – я, тот, для кого читать в душах других – работа, остаюсь загадкой для самого себя».

– И у меня такое же чувство, – сказал он вслух, приходя к внезапному решению. – Берн, ты и я никогда не были друзьями. Вряд ли когда-нибудь и будем. Однако мы слишком увлеклись противоборством и подсиживанием друг друга, наша вражда сыграла на руку нашим противникам. А между тем мы оба служим Императору, просто каждый на свой лад, так давай впредь не забывать об этом. Хватит нам с тобой биться, как двум любовникам, соперничающим за одну даму, пусть между нами отныне будет мир.

И он протянул руку. Берн взглянул на нее так, словно перед ним оказался какой-то непонятный предмет, дернул плечами и пожал ее.

– Ладно, – сказал он. – Мир.

Но тут же повернулся к окну и снова уставился на алую дольку над линией горизонта – последний ломоть истекающего кровью солнца.

– Но с Кейном все равно надо что-то делать. Знаешь, я думал, когда он исчез в первый раз… я думал, что, когда он вернется, Ма’элКот скажет мне: «Убей» – и дело с концом. Но когда я объявил ему, что та сучка из города Чужих требует выплатить ей награду за голову Кейна, он расхохотался – ну, ты знаешь его смех, как будто богатый дядюшка смеется… в общем, ты понял… и велел мне привести его в Железную комнату и оставить там. Знаешь, я подумал, что Кейн просто нравится Ма’элКоту. А может быть, и больше чем нравится. Между ними что-то происходит. Что-то глубокое, вот только не пойму что.

Тоа-Ситель кивнул:

– Согласен. Недели не прошло с тех пор, как Ма’элКот обещал отдать Кейна тебе. И он говорил серьезно, но теперь я не уверен, что он так поступит. Ты наблюдал за ним в то время, когда он был занят Великим Трудом?

– Как он лепит то одного, то другого Кейна и все ломает голову, куда его вставить?

– Да. С той ночи в Сумеречной башне он не лепит никого, кроме Кейна. Всю первую ночь, которую Кейн провел во дворце, Ма’элКот только тем и занимался, что подвергал его магической проверке. С тех пор его одержимость Кейном растет. В последнее время он не думает ни о чем и ни о ком, кроме Кейна. Это чрезмерно, да и опасно.

– Зря я не убил его тогда, в «Чужих играх», – отрешенно произнес Берн, по-прежнему глядя в окно.

– Зря, – согласился Тоа-Ситель. – Но что сделано, то сделано. Надо искать способ избавить Ма’элКота от одержимости. А для этого надо понять ее природу. Что ты знаешь о прошлом Кейна?

Берн пожал плечами:

– То же, что и все. Но я подскажу тебе, где стоит поискать, – в Монастырях.

– Вот как?

– Ага. Ты знаешь, что мой отец монах? Из ордена Экзотериков. Так вот, они там помешаны на записях. Записывают все подряд, вообще все.

– Да, я об этом слышал, – задумчиво протянул Герцог. – И что, они позволят мне заглянуть в их архивы?

– Нет, обычно нет, они же тайные. Но сейчас совсем другое дело. В Монастырях очень озабочены деяниями Кейна…

Размышляя над услышанным, Тоа-Ситель прижал лоб к оконному стеклу и стал смотреть вниз, во двор замка, где стремительно густели ночные тени. Пятеро Рыцарей дворцовой стражи, в тяжелых доспехах, окружили дверцу зарешеченного экипажа, которую распахнул один из Очей Короля. Во дворе вспыхнули факелы. Из экипажа, стоявшего в тени стены Сен-Данналин, вышел человек. Сверху он казался совсем маленьким. И как будто ничуть не тяготился ни наручниками вокруг запястий, ни стальными кандалами на ногах.

– Слишком многие, – протянул Тоа-Ситель задумчиво, – озабочены сейчас деяниями Кейна. Что ж, подождем его в Сумеречной башне.