Текст книги "Канализация, Газ & Электричество"
Автор книги: Мэтт Рафф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц)
Моррис щелкнул переключателем, и грузовые вертолеты сбросили пирог. Камеры зафиксировали его падение сверхзамедленной съемкой: кадр за кадром он пролетел по длинной дуге и плюхнулся на переднюю часть рулевой рубки ледокола.
– Это тебе, Гарри, – сказал Фило. Маршалл Али, сидящий в рубке, нацелился из водомета и начал поливать «Южную Борозду» взбитыми сливками.
Двадцать Девять Названий подлетел низко и быстро, чтобы его бортовой компьютерный прицел мог выбрать цель для Электрогарпуна «Зодиака». Он был счастлив оказаться в своей стихии, а также – от того, что его морская жертва во много раз превосходила его в размерах, – и лишь на одну постыдную секунду пожалел, что это не кит, а гарпун – не настоящее копье смерти с каменным наконечником. Пролетая над кормой ледокола, Двадцать Девять Названий выпустил гарпун, и толстый серый кабель связал его с основанием радиолокационной мачты «Южной Борозды». Гарпун вонзился в корабль, словно раскаленная игла в спину сома; находившаяся в стреле аппаратура залила вирусы в навигационную и контрольную систему корабля. Громадное судно вздрогнуло и стало сбавлять скорость.
«Зодиак» пролетел над рубкой и резко опустился вниз, чуть не попав в струю взбитых сливок; Двадцать Девять Названий вытянул руку, захватив пригоршню сладкой белой пены. Испачкав губы, он развернул «стрекозу» и стал низко парить над ледоколом. Переключился на автопилот и достал из-под сиденья флаг. Потом спрыгнул.
Посередине корабля на палубе уже лежал слой взбитых сливок толщиной в три фута; так падать было все равно что на матрас из сахарной ваты. Двадцать Девять Названий Снега со смехом вынырнул и принялся размахивать флагом, на котором было изображено маленькое гордое иглу на белом поле.
– Я провозглашаю это корыто собственностью инуитов! – прокричал он.
Его окружил недовольный экипаж «Южной Борозды». Как палубные команды других кораблей смехом реагировали на атаки «Яббы-Даббы-Ду», Двадцать Девять Названий уже видел, но у этих ребят с чувством юмора было неважно.
– Да ладно те, не хмурься, – сказал он дюжему парню, который вообще-то уже начинал рычать. – Я понимаю, что выглядит как-то позорно, зато это полезно для природы.
– Малыш, я тя щас уделаю, – сказал дюжий.
– Не выйдет, – ответил Двадцать Девять Названий, отбросив флаг. – Но я честно тебя предупреждаю – я учился у одного из величайших мастеров боевых искусств Курдистана. Если ты меня тронешь, придется отделать тебя резиновой рыбкой.
Дюжий попытался его тронуть. Двадцать Девять Названий спокойно уклонился от атаки и, верный своему слову, шлепнул сердитого моряка эластичной пурпурной форелью. Дюжий плюхнулся на задницу во взбитые сливки. По «Мыльной Телесети Тернера» падение показали дважды: один раз живьем, другой – в замедленном повторе.
Подлетел второй матрос, за ним третий. Двадцать Девять Названий отфорелил обоих. Потом на него кинулся сразу весь остальной экипаж, и на миг возникло ощущение, будто на палубе разгорелась борьба регбистов за мяч. Двадцать Девять Названий, спокойно насвистывая, отошел от этой кучи мутузящих друг друга мужчин и женщин.
Он остановился помахать камерам, и тут с грохотом раскрылся люк – это на палубу с ракетницей вылетел гиперактивный стюард Бердсли Степаник.
– Так, – заорал Бердсли, стараясь навести на него дергающуюся мушку, – а ну замри, природолюб!
– Расслабься, – ответил Двадцать Девять Названий, отцепив что-то под медвежьей шкурой. Крутнув запястьем, он швырнул в Бердсли нечто похожее на снежок; за метаморфозой в полете сложно было уследить даже на суперзамедленном показе, но когда Бердсли опустил взгляд, он увидел, что к его груди прижался полярный кролик. Плюшевая зверушка с острыми коготками, которые предварительно окунули в жидкую эйфорию.
– Ой, эй. – Чувственное тепло расползлось по груди Бердсли, разлилось по рукам и ногам, дойдя до самых пальцев. Внезапно возлюбив целый мир, особенно пингвинов, он выбросил ракетницу за борт и сел на корточки во взбитых сливках, щедро втирая их себе в волосы. – У-у-ух-ты. – Он поднял взгляд на Двадцать Девять Названий и улыбнулся. – Слушай, парень, а ты ведь прекрасен, сразу видно.
– Я абориген, – ответил Двадцать Девять Названий. – А ты и сам не так плох.
– Переходи к рекламе, – скомандовал Фило.
COUP DE GRACE[50]50
Завершающий удар (фр.).
[Закрыть]
Капитан «Южной Борозды» Шанс Бейкер наблюдал за курбетами Двадцати Девяти Названий через заляпанные меренгами окна рубки. В гневе он был спокоен, так что ничего не сказал: он попивал чуть теплый кофе и думал о том, что хорошо было бы резко развернуться вправо и врубить бы все двадцать тысяч тонн веса ледокола в «Яббу-Даббу-Ду». Но даже если бы можно было развить полную скорость на глохнущих двигателях, капитан все равно бы этого не сделал, поскольку понимал, что его обставили: об этом с каждого монитора говорили улыбающиеся желтые мордочки, а также задорная игра балалайки, которую он услышал, попытавшись воспользоваться радиопередатчиком. Если капитан Бейкер попытается протаранить субмарину и потерпит поражение, это лишь усугубит его беспомощность, и тогда, возможно, он не сдержится и все же набьет морду помощнику за его идиотские вопросы.
– Что будем делать, шкипер? – сказал тот, когда Бердсли Степаник начал слать им с палубы воздушные поцелуи.
– Почему бы пушку не выкатить? – предложил капитан Бейкер.
– У нас нет пушки.
– Значит, получается, что они держат нас за яйца. Так что заткнись и оставь меня в покое.
Запищал голографический коммуникатор связи корабль—корабль. Входящее изображение было закамуфлировано: звонивший был прозрачен, остался лишь контур (нечеткий), глаза (зеленые) и рубашка (кричащий гавайский узор).
– Капитан Бейкер? – осведомился он и представился: – Это Фило Дюфрен с «Яббы-Даббы-Ду».
– Не могу сказать, что рад с вами познакомиться, – ответил капитан. – Хотите, чтобы я покинул корабль?
– Ничего личного, капитан. Мы сейчас крутим экотажную рекламу, а когда она закончится, мы вернемся в прямой эфир и потопим ваш корабль, так что лучше бы вам распорядиться, чтобы люди расселись по спасательным шлюпкам.
– А если я откажусь?
– Тогда пошлю отряд побольше, чтобы вас пересадили силой… но сначала надену на вас костюм гориллы. – Это был блеф. Не про костюм гориллы – их у Фило было три, – а сама идея, будто у него хватит времени, чтобы полностью захватить корабль. Скоро «Си-эн-эн» перехватит передачу, следовательно, переполошат военных, и авиабаза ВВС имени Роналда Рейгана[51]51
Роналд Рейган (1911–2004) – 40-й президент США (1981–1989).
[Закрыть] в Трентоне пошлет на них все имеющиеся противолодочные самолеты. Но капитан Бейкер не стал его провоцировать.
– Ладно, – сказал он. – Ваша взяла. Но вот что… Дюфрен?
– Да?
– Вы знали, как меня зовут, – возможно, вы знаете и то, что я командовал миноносцем в военном флоте. Вернувшись в порт, я задешево предложу свою кандидатуру любому, кому нужен капитан боевого судна. И тогда я пушусь искать вас. Ясно?
– Ясно. Но я вас лучше тоже предупрежу: Гарри Гант – пацифист. Больше ничего хорошего я о нем сказать не могу. Конец связи.
Последнее слово в передаче осталось за Моррисом Каценштейном. Он стоял на пусковой палубе «Яббы-Даббы-Ду» в шляпе волшебника с луной и звездами и в маске с фальшивыми усами, большим носом и очками.
– Привет, мир, – сказал он. – Пришла пора новой встречи с Господином Наукой. Сегодня мы проведем эксперимент по переносу кинетической энергии. Это, – и он указал на поднявшуюся длинную цилиндрическую направляющую, – электромагнитная рельсовая пушка, уменьшенная модель того самого агрегата, с помощью которого республиканцы защищают Белый Дом от ядерной атаки. А это, – Моррис поднял здоровенную колбасу, – двадцать фунтов кошерной салями. Мы сейчас разгоним ее до девяти Махов[52]52
Число Маха – отношение локальной скорости потока к местной скорости звука. Зачастую используется упрощенное определение числа Маха как отношения скорости тела, движущегося в газовой среде, к скорости звука в данной среде (3062,61 м/с).
[Закрыть] и посмотрим, как это отразится на носу вон того корабля, договорились? Малыши, прошу вас, только не пытайтесь повторить то же самое дома без присмотра родителей…
АНАЛИЗ
– Есть комментарии? – спросил Гарри Гант у своей команды по работе с кризисными ситуациями, когда «Южная Борозда» на видеоэкране конференц-зала ушла под воду. Гант сидел спиной к столу, и поскольку выражения его лица не было видно, тем членам группы, которые старались выдвинуться, сложно было понять его настроение и выдать соответствующий ответ. Никто не удивился, что первым заговорил Сиваш Каспийски – коллеги из Департамента общественного мнения звали его «мастером болтологии».
– Предполагаю, что салями ненастоящая, – высказался он.
– Что?
– Ненастоящая колбаса, – повторил Сиваш. Он был шести футов трех дюймов ростом, блондин, сложен как чемпион по десятиборью, но все сходство с Адонисом портили очки в роговой оправе и клетчатый галстук-бабочка. – Даже кошерная салями, возможно, не выдержала бы такого разгона.
– У тебя репа вместо головы, – прошипела Ванна Доминго. Но Гарри Гант расхохотался. Он повернулся к ним лицом и зааплодировал.
– Великолепно, – заявил он, – это даже лучше, чем великолепно, это просто блестяще.
Клэйтон Брайс из Департамента творческой бухгалтерии откашлялся и произнес:
– Чего тут блестящего, мистер Гант?
– Да все, – сказал Гант, махнув в сторону экрана. – То, что Сиваш только что сказал. Об этом будут говорить в СМИ. Я уже представляю последующее интервью на «Си-эн-эн»: «Профессор Ньютон, расскажите о практическом аспекте стрельбы салями из рельсовой электромагнитной пушки». Уж не говоря про реакцию страховщиков из «Этны», когда мы подадим им заявку. «Помоги нам, „Этна“, злой пират Дюфрен потопил нас куском копченого мяса!»
Ванна Доминго просто не верила, что он говорит таким тоном.
– Вы этим подонком восхищаетесь?
– Дюфреном? Конечно восхищаюсь. Черт, мне бы его нанять.
– Но он же только что уничтожил вашу собственность стоимостью в несколько миллионов долларов.
– Он сделал себе рекламу за мой счет – вот что он сделал. Вы видели реакцию публики. Благодаря ему первоклассники в Канзасе учатся печатать на компьютере, только чтобы написать мне обидное письмо. Записи трансляций его налетов – ценнейшие экземпляры в любительских коллекциях. Если бы он был главой акционерного общества, а не преступной организации, сейчас бы он входил в 500 самых богатых компаний. Дюфрен – настоящий американский герой.
– Он — зло, – настаивала Ванна Доминго. – Мы должны получить за этот корабль деньги по страховке и нанять флот, чтобы выследить его. С торпедами и глубинными бомбами…
Гант воздел руку.
– Никакого физического насилия, – сказал он, – наемники, глубинные бомбы, вся эта солдатская чушь – это противоречит традициям свободного рынка. К тому же мне такая идея не нравится.
– Но ведь он прибегает к насилию против корпорации, против вас, так почему…
– Это другое. У Дюфрена насилие… творческое. Ладно, признаю, насилие есть насилие, в душе он, может, и неприкрытый анархист, но если бы я был неприкрытым анархистом в душе, я бы только мечтать мог о том, чтобы разработать такой же красивый боевой план, как тот, который мы только что видели. Ни единой смерти, никаких серьезных повреждений, а эти зайки, которыми бросался парнишка, – да их можно продавать в магазинах под Рождество, и готова новая традиция. Совершенный гений.
– Но суть в том, что мы не анархисты, а капитал-демократы, а это означает, что военные действия мы оставляем правительству. Кстати, что там Пентагон говорит?
– Ничего воодушевляющего, – ответил К.Д. Сингх, связующее звено Ганта с Вашингтоном. – Они либо слишком перепуганы, либо в замешательстве, но в любом случае официальных комментариев от них не было. Может, сегодня им больше повезет, но мои внутренние источники сообщили, что при всех прежних морских разведках даже следов субмарины не обнаружили, сколь быстро противолодочные команды ни прибывали бы на место действия. Для кучки радикальных природозащитников, действующих сами по себе, они двигаются слишком незаметно, но ни ЦРУ, ни Анти-антиамериканское подразделение ФБР не обнаружили связи Дюфрена с какими-либо иностранными державами.
– Значит, теоретически, – сказал Гант, – пиратам не может сходить с рук то, что им сходит с рук.
– Да, сэр. Что означает, по понятиям военной разведки, что «Яббы-Даббы-Ду» не существует.
– Не существует? – Ванна изменилась в цвете. – Не существует! Ее было видно на миллионе телеэкранов, какое еще доказательство им нужно?
– Они просто осторожны, – сказал К.Д. Сингх. – И, честно говоря, мистер Гант, мы еще не подняли тот шум, на который способны, учитывая богатство корпорации.
– А скажи-ка мне вот что, – ответил Гант. – Если флот или ВВС найдут Дюфрена, что они с ним сделают?
– По возможности вынудят сдаться. Передадут его вместе с экипажем ФБР, а лодку поставят в сухой док и препарируют ее, чтобы разобраться во всех секретах. А если не сдастся – потопят.
– И скатертью дорога, – вставила Ванна.
– Хм-м, – промычал Гант. – Интересно, что на это скажут первоклашки в Канзасе.
– За канзасских школьников не отвечаю, – сказал К.Д. Сингх, – но могу предположить, о чем прямо сейчас говорит президент. Он дал разрешение на проведение работ в Антарктике на условии, что мы сведем скандалы к минимуму, что было бы нелегко даже без подобного вмешательства. Полагаю, в течение часа позвонит его представитель и отменит поддержку.
Гант пожал плечами.
– Это меня не беспокоит. Честно говоря, идея бурить Южный полюс, чтобы добыть нефть, никогда меня особо не возбуждала.
– А должна бы, – сказал Клэйтон Брайс, внезапно разозлившись. – Нам нужны доходы. А причина, по которой нам нужны доходы, заключается в том, что строительство этих зданий в милю высотой не выгодно. В «Вавилон» деньги сливаются просто так; здание начнет существовать безубыточно, если такое вообще случится, не раньше чем наши правнуки выйдут на пенсию. «Минарет» окупает себя с грехом пополам, «Фениксу» до этого пока далеко, нам долгов до конца жизни не выплатить.
– Клэйтон, но ты подумай, – ответил Гант, отмахиваясь от таких мелочных финансовых размышлений. – Эта башня на милю поднимается в небо. Я представить не могу более выдающегося достижения человечества. Высочайшее здание в истории.
– А если мы из-за него обанкротимся?
– Да черт, не обанкротимся мы. Какую-нибудь новую продукцию разработаем, чтобы его финансировать. И антарктический проект тоже не обязательно бросать, если считаешь, что это так уж необходимо. Сингх сможет связаться с кем-нибудь еще из стран – участников Конвенции, и ось закрутится.
– Мистер Гант, на это могут уйти годы…
– Пусть уходят годы. Лично я планирую прожить еще лет сорок-пятьдесят. Могу подождать.
– …к тому же они в любом случае будут настойчиво требовать что-то сделать с Дюфреном, прежде чем можно будет заключать какие-то сделки.
– Так, значит, возвращаемся к Дюфрену… может, экономическая война? На такое насилие я могу согласиться. Мы разобрались, кто их финансирует?
Клэйтон покачал головой:
– Никаких успехов.
– Никаких?
– Мы попытались проверить слухи, что к Дюфрену поступают средства от террористов или наших конкурентов, что он владелец алмазной шахты в Африке или плантации коки в Южной Америке, что он бывший торговец бросовыми облигациями, который вдруг подался в праведники. Мы проверили даже заявления о том, что его поддерживает Трехсторонняя комиссия. И все безрезультатно.
– Будем продолжать попытки, – сказал Гант. – Ванна, а ты собери всех, кто занимается общественным мнением и…
– Это же смешно, – перебила Ванна. – На этом ледоколе мы потеряли миллионы. Кто знает, сколько еще потеряно миллионов — миллиардов – потенциальной прибыли от Антарктики. И все из-за одного налета этого ублюдка – а вы чего хотите? Организовать против него рекламную кампанию. Разбить его хрюшку-копилку. Погрозить ему пальчиком. Почему бы попросту не убить его?
– Нет, – сказал Гант, ставя на этом точку. – Фило Дюфрен воплощает дух, который сделал эту страну, а таких людей не убивают. Такого человека надо либо подчинить, либо унизить. А для этого надо еще больше американской смекалки, чем он использует против тебя.
– Похоже на очень дорогой патриотизм, – заметил К.Д. Сингх.
– Это мой патриотизм, – ответил Гант. – И моя корпорация, посему мой патриотизм тут на первом месте. Так что об убийствах ничего больше и слышать не желаю. Мы этого Дюфрена победим, но победим правильно. Давайте к другим делам.
Ванна Доминго, все еще красная, сверилась с Электропланшетом.
– Следующий пункт касается вашей бывшей жены. И той громадной рыбины, которая вынырнула у Техникума сегодня утром. Так вот, расследование службы безопасности показало, что за взрывом стояла Джоан Файн. Целила она, похоже, в рыбу, а не в вас.
– С ней все в порядке? – Гант подался вперед, впервые за день серьезно забеспокоившись. – Она же не погибла?
– Не погибла, – ответила Ванна, подумав: об этом остается только мечтать. – Команда спасения Департамента канализации нашла ее в сухом тоннеле, и ее отвезли в общую больницу Ист-Ривер. Она была в сознании и, похоже, не особо пострадала – несколько царапин, только и всего, – но врачи хотят провести обследование. Старший инспектор канализации сделал заявление, в котором назвал это происшествие массовой галлюцинацией.
– Его бы тоже нанять. Ванна, запиши: узнать номер палаты Джоан и запланировать мне посещение.
Ванна посмотрела прямо на него.
– Вам нельзя ее навещать. Она предала корпорацию. Это анафема.
– Ванна, успокойся. Я пошлю ей открытку с пожеланиями доброго здравия, только и всего.
– Но она не пострадала.
– Ванна, я просто прошу узнать номер палаты.
– Слушаюсь, сэр.
В дверь конференц-зала постучали. Всунул голову директор Службы посещений «Феникса».
– Простите, что побеспокоил, мистер Гант, – сказал он, – но у нас тут чрезвычайные обстоятельства…
Гант вздохнул:
– Что еще?
– Мне только что позвонили снизу, из Группы по пресечению массовых беспорядков. Вы случаем не заказывали две тысячи пицц?
3Почти никто не в курсе, что больше двухсот лет вода в Нью-Йорке была настолько противной на вкус, что даже лошади отказывались ее пить, настолько грязной, что болезни через год выкашивали население, она стоила настолько дорого, что бедняки обходились без нее, улицы были безобразно грязны, а источники разбросаны настолько, что возгорающиеся время от времени пожары уничтожали сотни по четыре-пять домов одним махом.
Роберт Дэли, «Мир под городом»
1914: ПЕШКОМ ДО ФЛЭТБУША
Голландские поселенцы из Нового Амстердама скептически бы отнеслись к заявлению, что их ухабистый городишко на Гудзоне после смены имени и двух национальностей, а также многочисленных тщетных творческих экспериментов в прокладывании труб в конце концов прославится как город с самой вкусной питьевой водой в мире. Британцы и свежеотчеканенные американцы, которые поселились там вслед за ними, тоже в это, скорее всего, не поверили бы, хотя постоянно позволяли дурачить себя всяким мошенникам, которые обещали избавить их от грязных колодцев. В этой игре в наперстки поучаствовал даже Аарон Бэрр[53]53
Аарон Бэрр (1756–1836) – американский политик и государственный деятель, сенатор Нью-Йорка и вице-президент США(1801–1805).
[Закрыть]: его проект коммунального водоснабжения «Манхэттенская компания» оказался финансово успешен (чего оказалось достаточно, чтобы обеспечить его президентскую кампанию и основать банк «Чейз Манхэттен»), но на практике провалился (работало все отвратительно и совершенно не улучшало ужасных санитарных условий, регулярно вызывавших вспышки желтой лихорадки и холеры).
В конце концов Нью-Йорк начал импортировать воду – сначала по акведуку из Уэстчестера, а потом, когда из-за взрыва народонаселения, вызванного наплывом иммигрантов, налоги предельно возросли, воду стали получать с водохранилищ в далеких Катскиллах. Коммунальные инженеры и работники (многие из них только-только приехали из Италии) прорыли тоннель от Катскиллов до резервуара «Горный вид» в Йонкерсе, потом продолжили бурить горные породы в южном направлении, прошли под рекой Гарлем и довели воду непосредственно до города. 11 января 1914 года взорвали скальную перегородку на последнем участке тоннеля, и в качестве побочного эффекта завершения работ появилась возможность провести самый необычный марафон в истории города: подземную прогулку длиной в сто двадцать миль, от Катскиллов до бруклинского Флэтбуша.
Питера Луго Пеллера, внештатного корреспондента газеты «Нью-Йорк Трибьюн» чей праправнук прославится как журналист-катастрофист потерянного поколения, настолько вдохновила идея «прогулки до Флэтбуша», что он смог уговорить на это путешествие еще пятерых журналистов и двух фотографов. Они встретились в Катскиллах у дамбы Ашокан 18 января. Естественно, тут же собралась кучка насмешливых землекопов, работавших в тоннеле, которые начали делать ставки насчет того, как быстро ходоки сдадутся; лучшее капиталовложение сделал тот, кто сказал, что они не протянут и десяти миль.
Прямо перед спуском появился еще один журналист – тощий мужчинка в полной альпинистской экипировке, волосы собраны под шлем углекопа. Он бросился к кучке корреспондентов и поприветствовал Питера Луго Пеллера крепким пожатием обеих рук.
– Сальны из Северной Дакоты, – представился новичок. – Из «Диапазона Фарго».
– Далековато забрался, да? – спросил один из фотографов.
– Стараемся быть космополитами, – ответил Сальны.
Они спустились вниз, и Питер Луго Пеллер, который взял на себя роль предводителя, вскоре сделал два тревожащих открытия: первое заключалось в том, что тоннель не прямая линия, соединяющая две точки, как ему почему-то думалось вначале, а, скорее, горная дорога, на сотни футов взмывающая вверх и ныряющая вниз и петляющая вокруг рек и прочих естественных преград; а во-вторых – тоннель уже полон воды. Местами можно было потонуть или по крайней мере испортить обувь – а Пеллер надел свои лучшие туфли. После короткого совещания каждый неустрашимый корреспондент решил, что надо продолжить путь над землей, чему они и посвятили целый день, а потом вообще бросили эту затею.
Никто не заметил, что Сальны из тоннеля так и не вышел.
25 января в резервуаре «Горный вид» в Йонкерсе несколько подземных рабочих заметили мокрое существо, все в синяках, но крайне довольное собой – в помятом шлеме углекопа из недр земли выкарабкался человечек. Один из рабочих накануне выиграл серебряный доллар в конкурсе жонглеров и теперь подбрасывал его на ладони, но при виде Сальны остановился – тот вообще никак не вписывался в обстановку водохранилища.
– Ты кто? – спросил жонглер по-итальянски. Его товарищ, который сносно говорил по-английски, перевел:
– Ты чё за мудак?
– Леди на прогулке, – ответила Сальны. Она подняла шлем, высвободив длинные каштановые волосы – одиннадцатилетний Голливуд еще не успел заездить это движение. – Иду во Флэтбуш.
Жонглер опешил; его товарищ, при рождении получившая имя Мария, но решившая, что в рабочих брюках и рубахе жизнь проще, позволила себе осторожно улыбнуться. Сальны подмигнула ей в знак тайного сообщничества, а потом ткнула пальцем в серебряную монету.
– Слушай, – заявила она, – отдай ее мне. Переводить приказ не было нужды, и жонглер тут же сжал пальцы над своим блестящим призом.
– С чего бы?
– Потому что, – ответила Сальны на его родном языке, – я только что это заработала.
2023: ОСЛЫ ЗАБЛУДИЛИСЬ В ЛЕСУ
Сто девять лет спустя женщина по имени Лекса Тэтчер сидела на чердаке в Бруклине – в Нью-Бедфорд-Стайвесанте, а не Флэтбуше, но это рядом – и крутила пальцами все тот же серебряный доллар. Монету пять раз передавали из поколения в поколение, от матери к дочери, и она уже почти совсем стерлась, но отвага, которая подхлестывала всю женскую линию Сальны/Холлингсов/Тэтчеров, нисколько не ослабла. Мать Лексы ездила искать приключения в Северную Африку, где в одиночку перешла Сахару от Тимбукту до Марракеша. К востоку от Касабланки, у подножия Среднего Атласа, она соблазнила и ограбила бедуина, торговца подержанными машинами – хотя, возможно, то было целое представительство, этого она никогда не уточняла, – в результате чего руки Лексы, в которых она держит монетку, густо-бронзовые, а сердце и голова безошибочно определяют, какая сделка невыгодна.
В домашнем кабинете Лексы стояли стол, компьютер с многочисленными внешними устройствами (некоторые можно было встретить только у добрых друзей Морриса Каценштейна), складная кровать, коллекция портретов в рамках-сердечках, а также – в настоящий момент – семейный телевизор, портативный, который шляется из комнаты в комнату, когда его не смотрят. Помимо этого в доме курсировала пара Электронавозников, выискивая и уничтожая пыль и частицы грязи, что отражало представление Лексы о домашнем хозяйстве: оно идеально, когда хозяйничает само. Два огромных окна пропускали свет и свежий воздух: в Нью-Бедфорд-Стайвесанте работал климат-контроль, и там никогда не бывало холоднее, чем благоуханной ночью в середине лета.
Пока Лекса готовила статью для следующего еженедельного номера «Межгорода» ее дочь Раби спорила с телевизором. То был не Портативный Телевизор Ганта, а древний «Сони Аниман», девятнадцатидюймовый экран на поршневых латунных ножках со смазкой. Лекса установила в него Коробку Моделирования Личности – дорогое устройство, но, на ее взгляд, оно того стоило, – чтобы помогала справиться с непростой задачей родительского контроля телепередач. Не то чтобы Раби запрещалось смотреть какие-то определенные программы, но всякий раз, когда она включала ящик, перед ней возникал компьютерный образ Сократа[54]54
Сократ (ок. 469–399 до н. э.) – древнегреческий философ, учение которого знаменует поворот от материалистического натурализма к идеализму.
[Закрыть], который заставлял ее объяснять, почему она хочет посмотреть именно этот канал.
– Восхитительная моя Раби, – поприветствовал Сократ ее сегодня, – я всегда с нетерпением жду, когда мне представится возможность выслушать твои мудрые речи. Вот сейчас час дня, понедельник, почти все семилетние дети в это время в школе, однако ты сидишь дома…
– У меня ветрянка, – сказала Раби, протянув руку в пятнышках. – Видишь?
– О, еще одна причина, почему я хотел бы учиться у тебя. Болезнь мешает тебе получать образование, ради которого общество пошло на такие жертвы. Многие в твоем положении стали бы отдыхать, чтобы как можно скорее поправиться, или почитали бы, чтобы не забыть науки, или воспользовались преимуществами «Улицы Сезам»[55]55
«Улица Сезам» (с 1969) – развлекательно-образовательная программа для детей дошкольного возраста, созданная Джимом Хенсоном. Кукольные персонажи «Улицы Сезам» известны во всем мире, поскольку в 120 странах снимали свою версию программы, а также имеется 20 международных версий. По количеству серий (более четырех тысяч) «Улица Сезам» занимает одно из первых мест среди телепрограмм.
[Закрыть], чья серия скоро начнется по тринадцатому каналу. Ты же, Раби, – следуя какой-то несомненно гениальной цепочке умозаключений, – выбрала вместо этого просмотр жестоких мультиков, в которых кролики, койоты и земляные кукушки сбрасывают друг на друга валуны[56]56
Имеются в виду мультфильмы студии «Уорнер Бразерс» «Песенки с приветом» (1930– 1960-е гг.), многие персонажи которых были созданы американским режиссером-мультипликатором Чаком Джонсом (1912–2002).
[Закрыть]. Если бы ты только поделилась со мной своими логическими рассуждениями, я бы мог восхвалять твой ум и добродетель перед другими детьми на Территории трех штатов[57]57
Район, где сходятся штаты Нью-Йорк, Нью-Джерси и Коннектикут.
[Закрыть]…
– Ты знаешь, что я тут на днях читала? – прервала его Раби. – Сама, в школе нам не задавали. Книгу по греческой мифологии, это что у вас было вместо мультиков, когда ты был в моем возрасте. И знаешь, что я узнала? Что бог по имени Кронос взял серп и сделал отца импотентом. Импотентом. Это лучше или хуже того, что на койота бросают булыжник?
Закрывшись наушниками от их спора, Лекса попросила компьютер запустить программу под названием «Графика – Слил/Залил».
– Выполняю, – сообщил компьютер и нарисовал на главном мониторе полосу комиксов с лицами семи кандидатов в президенты от демократической партии, расположив их так, словно они сейчас начнут дебаты. Когда Лекса положила листы с их ходульными речами в оптический сканер, над фигурами появились рамочки с текстами, пропорциональные многословности каждого кандидата. Самое большое окошко получилось у Престона Хакетта, оппортуниста, – он был темной лошадкой, и в разных заявлениях называл своей родиной восемнадцать штатов, включая Бельгию, которую, по всей видимости, приняли в Союз, пока никто не видел.
– Готовность отбраковки? – сказала Лекса.
– Готов к выборке. Средняя длина речи до отбраковки – 3617 слов.
– Выбрасывай приветствия, шутки и ненужные исторические отступления. А также данные и статистику, которая не поддерживает напрямую их политическую позицию. Убери банальности и нелогичные выводы. Вырезай повторения очевидных фактов. Сократи языковые излишества. Вырежь недостоверные заявления и откровенную ложь. Но эти пункты пометь, потом пригодятся.
– Выполняю, – сказал компьютер, и текстовые окошки резко сократились. – Выбраковал. Теперь средняя длина речи составляет 207 слов.
– Выбрось и пометь невыполнимые обещания. А также обещания, сформулированные слишком расплывчато.
– Каков порог допустимой расплывчатости?
– Давай не слишком строго. Вырезай все, что ниже четырех по шкале Тэтчер «Гм-м-да».
– Загружаю параметры шкалы. Выполняю. – Окна сжались до крохотных кружочков. – Операция завершена. Теперь средняя длина речи составляет 22 слова.
Лекса взяла лазерную ручку и указала на изображение кандидата Хармона Фокса. Фокс зачитал голые остатки своей подрезанной речи: «Если меня изберут, я подниму налоги для богачей, сокращу военные расходы в пользу программ социального обеспечения и посажу миллион деревьев».
Лекса перевела луч на Нэна Шеффилда. «Если меня изберут, – пообещал он, – я подниму налоги для богачей, сокращу военные расходы в пользу программ социального обеспечения и посажу два миллиона деревьев».
Кто больше. Лекса ткнула в идущего следом Престона Хакетта и, к собственному удивлению, услышала самую короткую на данный момент речь: «Если меня изберут, я подниму налоги для богачей и сокращу военные расходы в пользу программ социального обеспечения».
– А про деревья ничего? – спросила Лекса.
– Единственное заявление Хакетта насчет деревьев, – ответил компьютер, – заключалось в том, что он планирует восстановить лес на Великих равнинах. Оно было вырезано.
– Вставь его назад. Найди и верни на место.
– Готово.
– Теперь сделай постраничный просмотр, ширина колонок стандартная. В боковое поле вставь речи кандидатов, оставь место на рисованные карикатуры. Рабочее название статьи: «Ослы заблудились в лесу».
Следующие полчаса Лекса печатала. Клавиатурой ей служила печатная машинка «Ремингтон Рэнд» 1952 года, единственная вещь, которую тут нельзя было назвать новинкой техники. Лексе просто нравилась металлическая тяжесть клавиш и стук литерных рычагов по пустому валику; встроенные в корпус датчики давления переводили сигналы от клавиш в компьютер. Под клавишей пробела «Ремингтона» был красиво, будто кисточкой, выведен «Жидкой Бумагой» девиз: ХОРОШАЯ СЛЕДСТВЕННАЯ ЖУРНАЛИСТИКА УЖЕ В ПРОШЛОМ.
К тому времени, как Лекса закончила статью, дочь уже побила доводы Сократа и смотрела, как Багз Банни пытается сделать то же самое с Элмером Фаддом[58]58
Кролик Багз Банни и охотник Элмер Фадд – персонажи мультфильмов из серии «Песенки с приветом» (с 1940).
[Закрыть]. Убедившись, что морали ребенка ничто не угрожает, Лекса переслала копию статьи в главный манхэттенский офис «Межгорода», а также Эллен Левенгук, своему блистательному фотографу отправленной на задание в Вашингтон. Потом велела компьютеру «сгрести листья во дворе» – это была кодовая фраза, по которой запускался универсальный поиск интересных новостей: слово «интересный» определялось постоянно развивающимися параметрами, файл которых был с небольшой словарь.
