Текст книги "Канализация, Газ & Электричество"
Автор книги: Мэтт Рафф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)
– А на ее вопрос ты вообще ответила? – поинтересовалась Джоан.
– В смысле – словами? Ну, – сказала Змей, – чужого пессимизма не рассеешь, составляя на салфетке список плюсов и минусов и посчитывая, чего в сумме больше.
Надежда – это выбор, а не итоговая сумма; у тебя ее может быть столько, сколько захочешь, независимо от обстоятельств. Но если вот так это попытаться человеку объяснить, особенно когда он в плохом настроении, он подумает, будто ты говоришь с ним свысока, и может даже швырнуть в тебя чем-нибудь. Так что надо быть хитрее.
– Например, напоить, – сказала Джоан, – окунуть в воду копа…
– Как вариант. И он сработал.
– А как насчет замечания суфражистки, что будут новые войны? К этой теме ты еще возвращалась?
Змей пожала плечами.
– Да там почти нечего было добавить после того, как я признала очевидное: она права. Войны всегда будут. К счастью, можно и уехать куда-нибудь.
– И тебе не кажется, что из-за того, что войны постоянно повторяются, перемирия теряют смысл?
– О господи, – ответила Змей. – А тебе?
– Нет, – сказала Джоан. – Мне просто любопытно твое мнение.
– Если тебе интересно, считаю ли я, что временный мир бесполезен, тогда ответ – нет; не думаю, что хоть кто-нибудь, кто побывал на войне, сочтет даже пятиминутное перемирие бесполезным. Но вот бессмысленным… Я вообще не уверена, что у события есть смысл, пока люди его не придумают. Поэтому надежда – это выбор, а не обязательство. Я считаю, что мы рождаемся с потребностью объяснять все, что происходит вокруг, – не научно, а просто как бы вести учет, выдумать какую-нибудь обрамляющую историю и вклеивать туда события; и я считаю, что выбор такой истории-рамки очень богат. Но в то же время очевидно: некоторые события настолько мощны, что наши попытки сдержать их в рамках смысла тщетны, и как раз такие события и сводят нас с ума.
– Как с Максвеллом, – сказала Джоан.
– Как со мной. – Змей потрясла культей. – Первый вопрос, который задаешь себе, – самый первый, даже раньше, чем «Выживу ли я?», – это «Почему? Почему я должна так страдать?».
– Кажется, тебе удалось найти более удачный ответ, чем Максвеллу.
– Нет, – призналась Змей, – я обнаружила, что могу обойтись без ответа, только и всего. А Максвелл все еще пытается уцепиться за что-нибудь.
– Но вернемся к суфражистке, – продолжила Джоан. – Ей же не настолько болезненно было узнать, что после всех их петиций Утопии не наступит.
– Разумеется. Ее травма послабее. Один из недостатков принадлежности к расе сказочников – склонность забывать, что судьба не сказка, как бы ни хотелось ее так воспринимать. А один из главных недостатков жизни, с точки зрения повествователя, – то, что ей не хватает завершенности.
– В каком смысле – завершенности?
– В том, что все линии и составляющие рассказа не сходятся в одной точке, после кульминации все не становится по своим местам. В жизни все не так аккуратно складывается, и она не прекращается лишь потому, что кто-то одержал победу. В романе доходишь до последнего форзаца, а в жизни за реальными событиями следуют другие реальные события.
– То есть, даже если выданное женщинам избирательное право и привело к раю на земле…
– …за этим бы все равно последовало что-то еще, – подхватила Змей. – Дальнейшее развитие: рождения и миграции, приезжают новые люди с новыми идеями, граждане постарше корректируют свои взгляды на жизнь, меняются внешние условия…
– Формируются новые конфликты, – продолжила Джоан. – Снова война.
– Ну — какая-нибудь борьба. И неважно, что после предыдущей не осталось ни сил, ни терпения. Вот из-за чего так расстроилась моя суфражистка: единственное действенное противоядие от борьбы и связанных с нею страданий – как-то избежать будущего. А единственный способ добиться этого — единственный реальный способ, при отсутствии желанного завершения сказки – умереть, прежде чем будущее настанет. И суть надежды как раз в том, что лучше уж не сделаться персонажем, чем сделаться трупом.
– Не сложный выбор ведь.
– Для меня – определенно нет. Я, конечно, устаю от всего этого говна, но не настолько.
Джоан улыбнулась:
– Отсюда – твой невероятно преклонный возраст.
– Ты, блин, права, – согласилась Змей. – Знаешь, что обо всем этом говорил древнеегипетский визирь Птах-хотеп[144]144
Птах-хотеп – древнеегипетский визирь и философ, живший при V династии, в XXIV веке до н. э.
[Закрыть]? Кстати, это я в сборнике Барлетта[145]145
Джон Барлетт (1820–1905) – американский издатель и писатель, составитель сборника цитат, названного его именем.
[Закрыть] прочитала, лично мы с ним не встречались.
– И что он говорил?
– «Веселись, пока живой». Думаю, это 48-центовая версия пожелания приятного дня, но, по-моему, совет дельный.
Змей помахала Сэму-101, показывая, что ей надо еще рома, а Джоан достала очередную сигарету. По вагону прошли два агента ФБР, проверяя, нет ли безбилетников. Вскоре после того, как они ушли, проводница дунула в свисток; двери вагона зашипели и плотно сомкнулись, «молния» заскользила из Гранд-Сентрала на магнитных подушках. При максимальной скорости 340 миль в час до Атлантик-Сити было ехать лишь полчаса.
– Расскажите поподробнее о землетрясении на Восточном побережье, – попросил Зандер Менудо. – Вы действительно считаете, что оно возможно? Я в старших классах зависел от химических препаратов, так что ничего не помню о тектонической активности, или как там это называется, но где-то слышал, будто Нью-Йорк лежит на прочной породе, так что…
– Кажется, что на прочной, – сказал Тэд Уинстон Пеллер, – так только кажется. Но тем не менее она движется…
2008, ПРОДОЛЖЕНИЕ: СДЕЛКА С ДЬЯВОЛОМ ХРЕН ЗНАЕТ ГДЕ
В июле 2008 года еще не было поездов-«молний», на которых Джоан и Гарри могли бы приехать на свой первый деловой обед. После долгих размышлений и бесед с Лексой Джоан согласилась обсудить с Гантом условия работы, но только если ей можно будет выбрать место встречи. И вот через пять недель после Марша против мусорных свалок Гарри Гант полетел в Нью-Йорк (у него аж костяшки побелели от страха, но другого выбора не было, ибо запланированный Джоан обед и без того требовал слишком много времени, больше Гарри позволить себе просто не мог). Джоан встретила его в аэропорту Кеннеди, и они вместе сели на другой самолет до Монреаля, оттуда в Квебек, («Все! – сказал Гант, когда перед последней посадкой маленький турбореактивный самолет попал в зону турбулентности, – нужно придумать, как путешествовать быстро, не покидая землю…») В Квебеке они арендовали полноприводной джип и зашли в магазин с походным снаряжением. После чего двинулись на север.
Все дальше на север. И дальше. Сначала большие шоссе сменились маленькими шоссе, те сменились дорогами, потом – пожарными просеками. После пяти часов беспрерывной езды, в течение которых Джоан отказывалась говорить о деле – «мы еще не приехали», – они остановились на ночлег в каком-то крошечном лесном селении, квебекское название которого Гант выговорить не мог. Утром они проехали на север еще немного.
К обеду второго дня Гарри начал шутить про встречу с Санта-Клаусом.
– Расслабься, – ответила Джоан, – мы не выехали даже за верхнюю границу лесов. – Она провела джип по последним колдобинам пожарной просеки и выехала на луг, который делился надвое ручьем, а ряд соснового молодняка не позволял ехать дальше; там Джоан и остановилась.
– Здесь у тебя последний шанс позвонить по спутниковому, – сообщила Джоан. – Дальше – строго никакой технологии. Скажи своим гоблинам, что будешь вне досягаемости дня два, может три.
– Три дня? – переспросил Гарри. – Джоан, мы ведь на одну дорогу потратили… – Но она уже вылезла из джипа и вытащила два коричневых тканевых рюкзака.
На лужайке стояло еще два джипа – оба принадлежали жильцам деревянной сторожки, расположенной прямо перед сосновым насаждением. Кроме сторожки, никакого жилья видно не было. Прямо рядом был установлен деревянный плакат, почти такой же по высоте, но, в отличие от прочих вывесок в сепаратистском Квебеке, на нем были надписи на разных языках. Вот что говорилось в английской версии:
СОГЛАСНО АКТУ ОБ ОХРАНЕ ПРИРОДЫ КВЕБЕКА ОТ 1999 ГОДА, ЗА ЭТОЙ ГРАНИЦЕЙ НАХОДИТСЯ УЧАСТОК ПЕРВОЗДАННОЙ ПРИРОДЫ. В ОТЛИЧИЕ ОТ ОБЫЧНЫХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ЗАПОВЕДНИКОВ И РЕЗЕРВАЦИЙ, ВЫ ТУТ — НЕ ПОЧЕТНЫЙ ГОСТЬ. ВХОДЯ НА ЭТУ ТЕРРИТОРИЮ, ВЫ СОГЛАШАЕТЕСЬ СТАТЬ НИЧЕМ НЕ ВЫДАЮЩЕЙСЯ ЧАСТЬЮ ЭКОСИСТЕМЫ, БЕЗ КАКИХ-ЛИБО ДОПОЛНИТЕЛЬНЫХ ПРАВ ИЛИ ПРИВИЛЕГИЙ ПО СРАВНЕНИЮ С ОСТАЛЬНЫМИ ОРГАНИЗМАМИ.
ЗАПРЕЩЕНО: ОГНЕСТРЕЛЬНОЕ ОРУЖИЕ, ЛУКИ, КОПЬЯ (ВСЕХ ВИДОВ), НОЖИ ДЛИННЕЕ 15 СМ, УСТРОЙСТВА ДЛЯ ЗАПИСИ И ВОСПРОИЗВЕДЕНИЯ ЗВУКА И ИЗОБРАЖЕНИЙ (ВСЕХ ВИДОВ), КАРТЫ, КОМПАСЫ, ЧАСЫ, ФОНАРИКИ, ПОРТАТИВНЫЕ УСТРОЙСТВА СВЯЗИ, ГИГИЕНИЧЕСКИЕ САЛФЕТКИ, ТУАЛЕТНАЯ БУМАГА. ПОЛНЫЙ СПИСОК КОНТРАБАНДНЫХ ТОВАРОВ МОЖНО ПОЛУЧИТЬ НА СТАНЦИИ СМОТРИТЕЛЯ. ПЕРЕД ВХОДОМ СМОТРИТЕЛЬ ОБЯЗАН ОСМОТРЕТЬ И ОДОБРИТЬ ВСЕ ВАШИ ПОЖИТКИ ДЛЯ ПРОНОСА. СМОТРИТЕЛЬ НЕ НЕСЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ВЕЩИ, ОСТАВЛЕННЫЕ В МАШИНАХ БЕЗ ПРИСМОТРА.
ПРОКЛАДЫВАТЬ НОВЫЕ МАРШРУТЫ, СОСТАВЛЯТЬ КАРТЫ И РУБИТЬ ДЕРЕВЬЯ ЗАПРЕЩЕНО. ТАКЖЕ ЗАПРЕЩЕНО ВОЗДВИГАТЬ КАПИТАЛЬНЫЕ СООРУЖЕНИЯ. РАЗРЕШАЕТСЯ ОХОТИТЬСЯ И ЛОВИТЬ РЫБУ (ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ВРУЧНУЮ, С ПОМОЩЬЮ ПЕРОЧИННЫХ НОЖЕЙ И КРЮЧКОВ ИЗ КОСТИ), но лишь ДЛЯ ПРОПИТАНИЯ; «ТРОФЕИ» ВЫВОЗИТЬ НЕЛЬЗЯ. ЗА КОСТРАМИ НЕОБХОДИМО ПОСТОЯННО СЛЕДИТЬ, А ПОСЛЕ ТУШЕНИЯ РАЗБРАСЫВАТЬ ЗОЛУ.
ПОМНИТЕ, ВЫ ЗДЕСЬ — САМИ ПО СЕБЕ. ХОТЯ СМОТРИТЕЛИ ИНОГДА ПРОВОДЯТ ВЫЛАЗКИ С ЦЕЛЬЮ УБЕДИТЬСЯ В ТОМ, ЧТО ПРАВИЛА НЕ НАРУШАЮТСЯ, И МОГУТ ПО СОБСТВЕННОМУ УСМОТРЕНИЮ ПОМОГАТЬ ПОТЕРЯВШИМСЯ ИЛИ РАНЕНЫМ ПОСЕТИТЕЛЯМ, СПАСЕНИЯ ЖДАТЬ НЕ СТОИТ. ВЕРТОЛЕТЫ НЕ БУДУТ ВЫЗЫВАТЬСЯ НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ. ИЗ ДАННОГО ПРАВИЛА ИСКЛЮЧЕНИЙ НЕТ.
– Погоди секунду, – сказал Гант. – Джоан…
– Гарри, идем. Лучше пойти, пока еще светло.
– Но, Джоан… никаких спасателей? Без туалетной бумаги?
– Да пойдем же.
В хижине было трое смотрителей, и только один соизволил говорить по-английски. Он оказался весьма приятным человеком, даже несмотря на то, что счел Джоан с Гарри супружеской четой.
– Похоже, ваш муж нервничает, – сказал он Джоан.
– Это потому, что он и впрямь нервничает, – ответила она. – Он городской. Ни разу даже лося не видел.
– Лося? – воскликнул Гарри. – У них есть лоси?
Тех двоих, которые «не говорили по-английски», это неимоверно развеселило. Они начали издавать всякие звуки, подражая диким животным, и бормотать непонятные словечки по-французски, вроде loup и ours[146]146
Волк… медведь (фр.).
[Закрыть], что Ганта отнюдь не успокоило. Дружелюбный охранник тем временем осмотрел их рюкзаки на предмет контрабанды, проверил по цветовой таблице, вся ли одежда в допустимом спектре: даже вещи неестественных цветов, вроде ярко-оранжевых охотничьих жилетов, были тут запрещены. Завершив досмотр, он попросил Джоан и Гарри подписать международный отказ от претензий.
– И запишите, когда предполагаете вернуться, – сказал он. – И телефоны ближайших родственников, с которыми можно связаться, если вы задержитесь более чем на полгода. И ключи от машины оставьте.
– Без карты? – спросил Гарри, когда они взвалили рюкзаки на спины и перешли через сосновую границу. – Без компаса? Я, конечно, в первый раз иду в такое место, но разве там не слишком просто будет заблудиться?
– Да, ориентиры надо выбирать очень осторожно, – согласилась Джоан. – И слишком далеко заходить не стоит, если не знаешь, как выжить при минимальном снаряжении. Так что бо́льшая часть территории для туристов табу, в чем и весь смысл. Кто хочет выбраться в лес на выходные, чтобы все было легко и по-быстрому, отправляется в Ла Морисье или Мон-Тремблан, которые ближе к большим городам, и там есть общественные туалеты.
– Но ты здесь уже бывала. То есть ты знаешь, как тут ориентироваться, да?
– Приезжала один раз с Лексой Тэтчер и ее подругой, Эллен. Кажется, еще в 02 году, точно до Пандемии. Мы потерялись, и у нас закончились почти все припасы, но зато мы видели волков, так что нам было все равно. Да-да, волков, не дергайся так. Иди вдоль речки и смотри внимательно – непременно что-нибудь интересное попадется.
Гарри послушался, и именно так и вышло. Сначала он увидел лису; мирного дикобраза, сидящего на пеньке расколотого молнией дерева; парочку выдр в ручье; а через некоторое время – черного медведя, который удивил Ганта своим равнодушием и беззлобностью. Зверь прошел меж двух сосен, ненадолго повернул морду к людям, словно стараясь понять их намерения, и, не останавливаясь, побрел своей дорогой.
– Ха, – сказал Гант, побледнев лишь самую малость. – Это ours?
– Это ours.
– Ха. Во дела.
День уже клонился к вечеру, когда земля справа начала забирать вверх и вдоль речки потянулась цепь отдельных холмов. У подножия одного Джоан заметила естественную каменную пирамиду и кивнула, узнав место. Она подергала Ганта за рукав.
– Пойдем проверим, он еще там?
– Что еще где?
– Иди за мной, – сказала Джоан и, поднимая брызги, двинулась через речку.
Холм с пирамидой был самым крутым подъемом, по которому Ганту приходилось взбираться без лестницы или эскалатора. И до конца своих дней он будет вспоминать это как свой первый и последний опыт альпинизма, свой личный Эверест; после скромного тридцатиметрового подъема Гант уже не мог дышать и чувствовал, что покорил громадную высоту. А Джоан уже хлопала в ладоши – она вскарабкалась на самую вершину и поняла, что память ее не подвела: на гребне стояла заброшенная охотничья хижина – просто хибарка, зато с террасой, выступающей над самым крутым обрывом холма, откуда открывался прекрасный вид. Джоан отодвинула в сторону дверь, давным-давно сорванную с петель.
– Гарри, у меня хорошие новости, – объявила она. – Сегодня будешь спать под крышей.
Деревянный пол уже начал гнить, от крыши почти ничего не осталось; мебель всю давно поломали прежние визитеры, чтобы растопить ржавую печку, сделанную из нефтяной бочки. Джоан как следует постучала по террасе ногой, прежде чем доверить ей весь свой вес, но та по-прежнему казалась крепкой. Джоан вышла и картонной спичкой зажгла сигарету.
– На ремонт они особо не тратятся, как я вижу, – сказал Гант.
– Хижину построили до выхода Акта об охране природу, – объяснила Джоан. – И они решили: пусть гниет, как любое другое человеческое строение в Глухомани. Тут недалеко к западу стоит недостроенная ядерная станция, башенные охладители все в лишайниках. А к северо-западу отсюда «Гидро-Квебек» в своем последнем проекте затопил пятьдесят тысяч акров леса. Так что политика сепаратистского парламента по отношению к окружающей среде не совсем последовательна.
– Я заметил, – сказал Гант. – Обработанный табак естественнее, чем туалетная бумага?
Джоан посмотрела на «Голуаз» в руке.
– А, ты об этом. Понимаешь, почти все квебекские зеленые – заядлые курильщики…
– Но ведь, я так думаю, многие и в уборную ходят…
– Гарри, вопрос приоритета. В любом случае, смотритель посчитал, сколько у меня сигарет, а на выходе пересчитает окурки. А как расправляются с теми, кто устроил пожар, тебе лучше не знать.
– Да, пожалуй. – Гант снял рюкзак, нашел на полу не слишком гнилой участок и поставил его туда. – Ну вот, раз мы на месте, Джоан, может, поговорим о…
Она прервала его, подняв руку.
– Подожди, не разбирай пока вещи, – сказала она. – Выйди на террасу, посмотри.
Гарри вышел, ступая осторожно; обрыв под ним был почти вертикальный, так что терраса определенно могла считаться высотой. Обведя взглядом горизонт, Гант увидел, что они находятся на краю огромной лесистой долины и речка, вдоль которой они шли, впадает в круглое озеро, похожее на монетку, которую алхимия закатного солнца превратила из серебряной сначала в бронзовую, а затем в медную. У берега склонил голову лось, чтобы напиться; как и медведь, он оказался не таким уж страшным животным, как предполагал Гарри. С такого расстояния в нем виделось даже нечто благородное. Но больше всего тронули Гарри, пробив его городскую усталость и дойдя до самого сердца, бобры. Настоящие, без батареек: семейство из шести зверьков суетилось у плотины из валежника.
– Ха, – сказал Гант. – Ух.
– Ну что? – спросила Джоан. – Стоило оно того?
– Как я понимаю, мимо этих французов бинокля ты не пронесла?
– Извини, Гарри. Если хочешь, можем прогуляться к озеру.
– Нет-нет, пусть лось спокойно допьет. Но скажи вот что – в Нигерии так же?
– В глобальном смысле зимой там меньше снега.
– Но там — так же?
– В смысле, достойна ли Африка того, чтобы не сваливать туда отраву? Разумеется.
Гарри Гант кивнул.
– Видишь? – сказал он. – Именно поэтому я и хочу тебя нанять.
– Ты о чем?
– Обо всем этом. – Он развел руками. – Ты меня сюда привезла, позволила мне собственными глазами увидеть, что стоит на кону. Ну и очевидная сила твоих убеждений. Ты именно тот человек, которому я хочу доверить руководство экологической политикой «Промышленных Предприятий Ганта».
Джоан затушила сигарету о перила террасы и сунула окурок в карман.
– Гарри, скажи мне кое-что.
– Спрашивай.
– А ты вообще собирался устраивать свалку в Африке?
Гант заморгал.
– Почему такой вопрос?
– После марша у меня было время поразмыслить над этим, – сказала Джоан. – И я достаточно хорошо помню разговоры, которые мы вели тогда в Гарварде, чтобы понимать, где идея Гарри Ганта, а где нет. Например, в Автоматическом Слуге чувствуется твой стиль; в «Минарете» – тоже, и в этой затее с реконструкцией «Эмпайр-стэйт-билдинга». Но переработка отходов? – Она покачала головой. – Не-а. Это выгодное дело, но не «клевое», так ты выражался?
– Ну…
– Вот я и думаю, что свалка – это была не твоя идея, а твоего партнера. И еще я думаю – вот это уже забавно, – что он, наверное, не успел рассказать тебе об этом перед смертью. Разве не смешно? Лекса узнала о свалке раньше тебя самого, и когда связалась с тобой, ты был просто ошеломлен и не удосужился сообщить, что Кристиан Гомес держал этот проект в секрете и ты впервые об этом слышишь. А когда ты узнал, что собираюсь припереться я и организовать бунт у тебя под окнами, ты тоже ничего не сказал, хоть и не собирался претворять в жизнь план Гомеса, поскольку тебе, вероятно, неинтересно.
– Допустим, – ответил Гант, – что так тоже бывает. Я этого не подтверждаю, а просто допускаю. Для тебя бы это что-нибудь значило?
– Да нет, – ответила Джоан. – Отнюдь. Я считаю, очень здорово, что я собрала полмиллиона людей, желающих предотвратить надругательство над землей, которое даже и не собирались осуществлять. Я умею напрасно тратить силы.
– Но разве силы были потрачены зря?
– Это ты мне скажи, Гарри. Ты собирался устраивать эту чертову свалку или нет?
– Честно говоря, нет. Но послушай, Джоан…
– Тогда почему ты не сказал об этом Лексе, прежде чем она раструбила об этом? Когда она тебе позвонила, ты…
– Ну, Джоан, это несправедливо. Не я полез в папку Кристиана еще до того, как его признали мертвым. Я не виноват, что вы пришли к поспешным выводам на основе краденой информации, которую я сам не видел.
– Да, Гарри, это так, но…
– На самом же деле, когда Лекса первый раз позвонила, я был в Атланте в морге. К тому времени, как я снова с ней связался – поскольку у меня голова была забита другим, это произошло не сразу, – она уже позвонила тебе и подготовка к маршу шла полным ходом. Так вот, я до нее дозвонился, и она говорит мне, что, во-первых, Кристиан замышлял крупный деловой ход, о котором не поставил меня в известность, а во-вторых, что Джоан Файн готовит пикет. А такое сразу сложно воспринять.
– Ладно, – снова сказала Джоан, несколько даже оправдываясь, – я могу понять, почему ты сразу ничего не сказал. Но у тебя же был целый месяц, даже больше, чтобы разъяснить это недоразумение до протеста.
– Джоан, а кто бы мне поверил? Корыстный бизнесмен заявляет, будто ему неизвестно о планах собственной компании создать в Нигерии громадную свалку: «Подразделение „Африкорп“? Возможная прибыль в миллиарды долларов? Ничего об этом не слышал…» Блин, да я бы сам не купился. А будь я природоохранником, а не промышленником, уверен, что все равно отправился бы линчевать такого ублюдка, даже если бы тот все отрицал. Так что я понял: надо разработать стратегию, поскольку правду в таких условиях говорить бессмысленно, и тогда мне в голову пришла…
– О боже. Очередная клевая идея.
– Джоан, выслушай меня. Я столько проехал с тобой и не жаловался, так что закури-ка еще сигаретку и заткнись, пока я не закончу, о'кей? К тому времени мы с Кристианом уже обсуждали возможные способы реорганизации; ни к какому согласию мы не пришли, но, учитывая успех Автоматического Слуги и увеличение производства ради удовлетворения растущего от месяца к месяцу спроса, мы оба признавали потребность в новой схеме правления, которая способствовала бы росту «Промышленных Предприятий Ганта». А после гибели Кристиана вся реорганизация легла на меня… И я первый готов признать, что отличаюсь от президентов других компаний. Я не очень интересуюсь выгодой; деньги для меня важны лишь потому, что позволяют инвестировать новые проекты. Я никогда не хотел связываться с акционерами в первую очередь потому, что их выгода интересует, а если придется отвечать их запросам, я не смогу сосредоточиться на собственных целях…
– Например, строить высоченные здания, – вставила Джоан.
– Точно. Но в то же время я понимаю, что есть практические соображения. Нельзя же просто оставить денежный вопрос финансовому департаменту, не приглядывая за ними, и ожидать, что они сами все отлично сделают; если собираешься делегировать, приходится делегировать ответственность. За балансом всегда следил Кристиан, он все время доставал меня денежными потоками, если я сам не уделял этому достаточно внимания, то есть – почти постоянно. Когда его не стало, я понял, что мне нужен хороший бухгалтер, творческий бухгалтер, чтобы руководить финансами и стать моей новой денежной совестью… Ну вот, и как только я собрался начать реорганизацию, я узнал от Лексы, что ты собираешься приехать аж из Новой Англии, дабы протестовать против Кристиановой свалки. И о чем бы я в тот момент ни подумал, должен признать – мне было отрадно, что кто-то настолько беспокоится за Африку. За природу. Потому что мне вот это нравится, – он показал на окружающую Глухомань, – и я рад, что ее охраняют, но у меня самого, без понуканий, ни за что не хватило бы ни терпения, ни силы воли о ней заботиться. Природа ведь, она как деньги: я понимаю, что это очень важно, но не могу постоянно этим восторгаться.
– И ты решил делегировать эту заботу, – подытожила Джоан, – мне.
– Тебе, – согласился Гарри. – Поэтому я обставил свою капитуляцию так, как я ее обставил, чтобы сфокусировать внимание на тебе и твоих мотивах, передать тебе эти санкции в присутствии СМИ. Так что теперь у тебя, помимо устремленности и энергии, которые компания ценит в работнике, есть еще и доверие общественности. Я думал, тебе это будет на руку.
Джоан недоверчиво покачала головой.
– В одном должна отдать тебе должное, Гарри, – сказала она. – Ты не совсем дурак. Ты правильно поступил, разыграв капитуляцию перед «Си-эн-эн» и тем самым действительно обеспечив мне доверие. Вопрос только в том, зачем мне тратить это доверие, становясь твоим подручным по связям с общественностью? Я с тем же успехом буду зудеть об экологической политике «Промышленных Предприятий Ганта», не работая на тебя.
– А ресурсы, – ответил Гант, – о них не забывай. Если ты будешь вести дело независимо, у тебя ни за что не будет такой базы, какую тебе дам я. И еще кое о чем не стоит забывать – об Автоматическом Слуге. Я владею патентом.
– И?
– Подумай сама. Обо всех тех компаниях, которые ломанулись в Зону свободной торговли – как по-твоему, куда они обратятся за рабочей силой для новых нефтяных, газовых и угольных разработок? – Гант похлопал по груди. – Ко мне. У меня самый дешевый источник промышленной рабсилы на планете, а это открывает очень большие возможности. И ты могла бы ими воспользоваться, чтобы следить за тем, как будут поступать с Африканским континентом, разрабатывая его ресурсы.
– Вымогательство, – поразилась Джоан. – Ты говоришь о том, чтобы шантажировать другие корпорации.
– Я говорю о капитализме в действии. Предложение и спрос: мы поставляем Слуг, мы можем и спрашивать со всех. Кое-какие наши требования, конечно, могут оказаться слегка необычными, но все равно это просто бизнес. К тому же, такие манипуляции куда эффективнее, чем кампании прямого действия, которые можно замутить с «Гринписом»[147]147
«Гринпис» – международная общественная природоохранная организация, основана в Канаде в 1971 году.
[Закрыть]или группой Нэйдера. – Гант снова обвел рукой долину и озеро. – Работая на «Промышленные Предприятия Ганта», ты сможешь позаботиться о том, чтобы такие вот Охраняемые Зоны появились и в Африке; ты сможешь спасти в сотни раз больше земли, чем заняла бы Свалка. И это – лишь одна из возможностей.
– Гарри, ты дьявол, – ответила Джоан. – И тебе ведь это известно? Почему ты считаешь, что у тебя есть право вот так торговаться насчет будущего Африки?
– Сдается мне, Джоан, я мог бы то же спросить и у тебя; по всей видимости, твои предки покинули Африку так же давно, как и мои. Но если честно, я не думаю, что разговор о правах тут уместен. У меня просто хватает для этого власти, и я готов поделиться ею с тобой, почти совсем задаром.
– Почему?
– Потому что я не злой. Может, и дьявол, но не злой. Я не хочу портить природу, но в то же время я не хочу, чтобы мне слишком много приходилось об этом думать, поскольку знаю, что в конечном итоге я это делать перестану.
– Но тебе придется об этом думать, если я соглашусь на эту работу, просто придется. Ведь ты на полном серьезе перед камерами заявил, что я должна заставить тебя пожалеть о том, что ты меня нанял. Ты не представляешь себе, как я буду кусать тебя за жопу, если у меня будет достаточно полномочий.
– О, – ответил Гант, – думаю, некоторое представление у меня об этом есть. Вот потому из нас и получится хорошая команда, невзирая на наши различия: упрямством мы друг другу не уступаем. А ты собираешься согласиться?
Джоан пожала плечами.
– Пока не знаю, – ответила она, хотя на самом деле знала – как и Гарри. – Завтра утром спустимся к озеру, научу тебя ловить рыбу голыми руками – ну, или хотя бы правильно падать в воду. И еще кое-куда сходим. А отвечу я, когда вернемся в цивилизацию.
– Хорошо. – Гант улыбнулся. – Джоан, у нас будет клевое партнерство, вот увидишь.
– Сомневаюсь, – ответила Джоан. – Сильно сомневаюсь. Такого еще не было, чтобы сделка с дьяволом оказалась клевой. Что-то мне подсказывает, что я буду сильно наказана еще до того, как мне удастся из всего этого выпутаться.
2023: ПРЯНИЧНЫЙ ДОМИК
Единственный памятник Доналду Трампу в Атлантик-Сити представлял собой ряд мемориальных игральных автоматов на вокзале «транзитных молний». Всего их было семь, и стояли они под стенкой между двумя дверьми со знаками М и Ж; а над ними в рамочках красовались газетные заголовки, описывающие ключевые моменты заката карьеры Трампа – например, как сровняли с землей громадное казино «Тадж-Махал» и собственно смерть Трампа: погиб он на мысе Канаверал, при пожаре на пусковой площадке, положившем конец его мечте стать первым миллионером-марсианином (на стене висел некролог из «Нью-Йорк Пост» с цветной фотографией взрывающегося «шаттла» и подписью: «Финальный отсчет Трампа»).
– Прямо как на поминках, – заметила Змей. – Как я понимаю, на похоронах никто из горожан не рыдал.
– По-моему, похорон вообще не было, – ответила Джоан. – Только денег в эти автоматы не бросай. Они так настроены, что выигрыши составляют лишь один процент того, что им скармливают, а джекпот никогда не выпадает. Тут самая плохая игра в городе.
– Это типа тоже как память?
– Ага.
Выйдя из вокзала, они остановились покурить на променаде. Ребята из команды общественных работ в защитных костюмах собирали на пляже макраме из пакетов для крови и хирургических трубок, выброшенное приливом.
– О, взморье, – сказала Змей, стряхивая пепел в песок. – Где, ты говоришь, живет этот Джон Гувер?
Джоан разглядывала карту на центральном развороте туристического путеводителя.
– Похоже, не в самом городе. Поймаем машину.
Они остановили Электромаршрутку. Водитель посмотрел, куда ехать, по собственной карте и заломил баснословную цену, но Джоан согласилась; в бризе с океана появился знакомый запашок, а ей в тот момент не хотелось вспоминать о миазмах Манхэттена.
Поездка до Гувера заняла десять минут. Перед районом застроек западного пригорода на большом покосившемся плакате кто-то написал краской из баллончика: БЛАЖЕННЫ КРОТКИЕ, ИБО ОНИ НАСЛЕДУЮТ ЗЕМЛЮ[148]148
Цитата из Нагорной проповеди, Матф. 5:5.
[Закрыть]. ОНИ СЛИШКОМ СЛАБЫ, ЧТОБ ОТКАЗАТЬСЯ. Район, простиравшийся за плакатом, напоминал опустошенный Канал Любви или Водопады Плесси[149]149
Канал Любви – район, расположенный у Ниагарского водопада. В 1920-х гг. туда вывозили отходы химической промышленности. Когда администрация города Ниагара-Фоллс захотела выкупить у химический компании «Хукер Кемикалс» участок для строительства школы, компания поначалу отказывалась, но администрация стояла на своем и в конце концов выкупила участок за минимальные деньги, подписав заявление о том, что они знают о захоронении химических отходов.
[Закрыть]; на улицах стояло лишь несколько машин, а пешеходов вообще не было. То есть – вообще ничего живого; Змей встревожилась, заметив, что трава на лужайках погибла – не просто засохла, а именно погибла, – деревья стояли голые и серые, и нигде ни единой кучки опавшей листвы.
– А ты уверена, что мы туда приехали? – спросила она.
– Туда. Я смотрела названия улиц.
– Хм-м.
Дом Джона Гувера… ну, в общем, отличался от других.
– Его легко заметить, – добавил водитель Маршрутки, забирая у Джоан деньги. Он не стал спрашивать, не надо ли их подождать; как только они вышли, машина с визгом шин унеслась, выбрав кратчайший путь из этого района.
– Гензель и Гретель, – произнесла Джоан.
– Пряничный домик, – согласилась Змей. Она подошла к парадной калитке и вцепилась в белый столбик частокола, окружавшего владения Гувера, – она рассчитывала на шершавость беленого дерева, но и забор, и калитка оказались пластмассовыми.
– Джоан, а ты слышишь, как поют птички, кричат чайки?
– Нет. С тех пор как мы уехали с набережной, не слышу. Думаешь, он сам тут все украсил?
– Это могло бы объяснить, почему соседи разбежались.
Лужайка Джона Гувера была зелена, но в природе такого оттенка и текстуры не существует. От калитки дорожка из разноцветного гравия вела к дому, который и впрямь будто бы сложили из глазированных пряников. Водонепроницаемое покрытие стен цвета мокко украшалось сиреневыми оконными наличниками и ставнями, дверная рама и крыльцо были темно-лавандового цвета, а розовая крыша словно покрыта сахарной глазурью. Входная дверь – блестящая плитка шоколада, ярко-вишневая труба; а сразу за забором на бело-красном карамельном столбике висел почтовый ящик цвета ванильного крема, на котором было причудливо, словно из кондитерского шприца, выведено имя: ДЖОН Э. ГУВЕР. Не хватало только набора пряничных детишек для лужайки, но кто знает – может, их уже сожрали.
– Ну, – заявила Змей, толкая калитку, – позвоним в звонок. – Джоан вошла следом; наклонилась, чтобы рассмотреть траву, и обнаружила, что это «астроторф». Логично.
– Эй, Змей, – начала она, но осеклась, когда из-за угла вышла Собака.
Не Электрическая, а Механическая. В ее литой раме ревел шестицилиндровый бензиновый двигатель, а из-под металлической щетки, служившей хвостом, тянулась струйка выхлопа. Янтарные глаза Собаки мигали, словно лампочки аварийной сигнализации, а сама она постепенно подгребала к гостям; однако внимание Джоан приковал хромированный капкан в том месте, где у нормальной сторожевой собаки были бы зубы.
