Текст книги "Канализация, Газ & Электричество"
Автор книги: Мэтт Рафф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)
– Не туда, – сказал капитан Бейкер, когда Серафина и Двадцать Девять Названий собрались было рвануться вниз. – Капрал Психопат только что спустился под палубу на баке; думаю, он пробирается назад к двигателям.
Серафина уставилась на него.
– А вы что, разве не из плохих? – спросила она.
– Да, – ответил капитан Бейкер. Он провел по лбу тыльной стороной руки; от влаги собственной крови у него закружилась голова, и затошнило. – Да, я из плохих. Как и вы. Как и Дюфрен. Но Пенсиас… он не такой, как мы с вами.
«ШАНТЕКЛЕР»
Возможно, со стороны Королевского флота было ошибкой назвать марку оружия в честь породы петуха. «Шантеклер», самая быстрая торпеда из когда-либо созданных, при боевых испытаниях в британском Северном море показывала исключительные результаты; но только после начала массового производства и размещения стало ясно, что такие характеристики торпеды показывают исключительно в этом море. Двигатель «Шантеклера» оказался очень чувствителен к переменам температуры: в более теплой воде Средиземноморья и тропиков они часто уже через минуту перегревались и заклинивали; в водах Арктики обычно вообще отказывались работать; а в Атлантике, так сказать, проявляли темперамент.
Еще у «Шантеклеров» были проблемы с наводкой.
Мишень-то «Город Женщин» нашел быстро. За сонаром «Сьерры Миттеран» никто не следил, поэтому на мостик сигнал об опасности не поступил; Надзимэ продолжала идти курсом норд на одной трети мощности, так что любая торпеда-недоумок поняла бы, где цель. Но когда до «Сьерры» оставалась примерно миля, «Шантеклер» начал забирать влево. Не сильно; в самый раз.
В «Шантеклерах» использовался магнитный неконтактный взрыватель, готовый рвануть, когда подлетит к цели на тридцать футов. Торпеда «Города Женщин» прошла от «Сьерры Миттеран» в тридцати трех по правому борту.
Пройдя лишнюю четверть мили, головка самонаведения попыталась разобраться, что же случилось с тем кораблем, в который она целилась. Может, он каким-то образом увернулся? Торпеда начала змеей вилять влево-вправо, надеясь вновь обрести цель; естественно, это не помогло, поскольку «Сьерра» была уже сзади и с каждой секундой становилась все дальше. Но «Шантеклер» не сдался и, продолжая следовать курсом зюйд, нашел себе другую цель, по размеру – примерно с лондонский омнибус, который только что вылез из-под воды.
«ЕЩЕ ДАЛШЕ»
Моррис выбрался с биноклем на крышу спасательной капсулы, посмотреть, что там видно.
– Смотрится неплохо, – крикнул он вниз остальным. – Похоже, одна из моих фараонских хлопушек рванула раньше срока.
– Серафины не видно? – спросил Фило.
– Вижу спасательный плот, но на нем никого… погоди, на воде еще один плот, поближе к кораблю. И еще… Что, блин, это за люди?
– Моррис, – позвала Аста Уиллс, – а ты больше ничего в воде не видишь? Пеленг примерно 3–5—5?
– А ты что-то слышишь? – Главный сонар потонул вместе с «Яббой-Даббой-Ду», но на «Еще Далше» был дешевый набор шумопеленгаторов, купленных в магазине «Радио-Хижина», с которыми Аста могла вволю повозиться. – Чего хоть искать?
– Узнаешь, если увидишь. Я бы сказала, милях в двух.
И он увидел.
– Вот блядь! – сказал Моррис.
– Точно, – ответила Аста. – Я так и думала.
«СЬЕРРА МИТТЕРАН»
Капитан Бейкер отвел их к боевому информационному посту. По пути они почувствовали, что со «Сьеррой Миттеран» что-то не то; огни замигали, а четкий гул двигателей начал сбиваться и заикаться. На боевом посту компьютер разговаривал сам с собой.
– Répétez après moi:…Amiral Jones a déspensé beaucoup d'argent pour son nouveau cuirassé… Commandant Vendredi a coulé une frégate chinoise avec ses missiles Exocet… Mon tante Trudi a tué un lemantin avec son moteur hors-bord[310]310
Повторяйте за мной… Адмирал Джонс сильно потратился на новую броню… Капитан Пятница потопил китайский фрегат ракетами «Летучая Рыба»… Моя тетушка Труди убила ламантина лодочным мотором… (фр.)
[Закрыть]…
– Систему глючит, – сказал капитан Бейкер. – Саранча?
Серафина кивнула.
– Вы уверены, что тут безопасно? – спросила она; в помещении было много темных углов.
– Может, и нет, – сказал капитан. – Поднимемся на мостик. Соберем всех здравомыслящих людей и…
Погас свет, мониторы тоже. С визгом жарилась аппаратура, щелкали предохранители, затем настала темная тишина, нарушаемая лишь предсмертным хрипом «Сьерры Миттеран».
А – и еще один звук… равномерное тррр-щелк, как автоматический фокус на фотоаппарате.
– Ложись, – рявкнул капитан Бейкер. Кто-то открыл огонь, и помещение осветили вспышки выстрелов. Серафина пригнулась, схватив Двадцать Девять Названий за руку, и бросилась бежать к ближайшему выходу, который ей удалось заметить, но тот не вел к мостику. Они на ощупь шли по коридору, который окончился кладовой; тогда они двинулись назад, по ошибке вышли через другой люк и оказались на баке.
За пусковой установкой «Диких Свечей», сидя на корточках, словно Будда под священным деревом, их поджидал Трубадур Пенсиас.
– Здоро́во! – сказал он.
– Но… – Серафина посмотрела через плечо; изнутри доносилась пальба.
– Это капитан? – спросил Пенсиас. – В кого он стреляет?
– В вас, – сказала Серафина.
– Наверное, я долбанул его по башке сильнее, чем собирался. – Носком ботинка Пенсиас прижал саранчу, ползавшую по палубе; насекомое попыталось бить крылышками, но ее моторчик на батарейке зажужжал и беспомощно защелкал.
Двадцать Девять Названий сжал руку Серафины и заскользил ногой назад, к люку за спиной.
– Слушай, эскимос, – сказал Пенсиас, наблюдая за ним через третий глаз прицела винтовки. – Закрой-ка дверь, пока я не решил, что буду убивать вас медленно. – От палубы отрикошетил предупредительный выстрел. – Закрой, я сказал, а не лезь туда… Вот. А теперь идите сюда. – Указывая стволом, он сам сделал шаг в сторону, приказывая им сесть на его место под торпедным аппаратом. – Хорошо. Просто отлично… – Он начал передвигать скользящий затвор «ремингтона». – Просто отлично…
– Вы собираетесь нас пристрелить? – сказала Серафина.
– Ну да.
– Но почему?
– Нет, – ответил Пенсиас, – вот этого не спрашивай. – Он держал винтовку у бедра, а прицел и обе линзы ОЧЕЙ сфокусировались в одной точке на черной коже, идеально подходящей для входного ранения. – Даже не заговаривай об этом.
О корпус корабля что-то громыхнуло, словно литавры. По ощущениям – удар торпеды, но без взрыва, только удар, будто тараном. «Сьерра Миттеран» сильно накренилась; Серафину и Двадцать Девять Названий сбило с ног, а Пенсиаса отшвырнуло в сторону, к правому планширу.
– Что?.. – недовольно воскликнул он; голова резко дернулась, ОЧИ перевелись на воду, которая вдруг оказалась намного ближе.
Оттуда на него уставилось чудовище. Гигантский кашалот – восемьдесят футов в длину, весом в сто тысяч фунтов, на его серую шкуру налипли ракушки, а над левым глазом проходил рубец, по размеру и форме точно соответствующий головке «Дикой Свечи». Сам же глаз был большим, холодным, безжалостным, зеленовато-желтым в крапинку и, по всей видимости, понимал, на кого смотрит.
Пенсиас завопил. Сражаясь с законами физики, он пытался вскарабкаться по наклонной палубе; кит поднял голову и с такой яростью выпустил фонтан, что вода ударила, как Судный день в котельной. Восемнадцатифутовый хвостовой плавник хлестнул по кораблю сбоку, снося переборки и своротив пулеметную стойку. «Сьерра» накренилась сильнее, едва не сделав оверкиль. Двадцать Девять Названий ухватился за основание торпедного аппарата, а Серафина ухватилась за Двадцать Девять Названий; Трубадур Пенсиас, у которого под рукой ничего не оказалось, хватался за воздух.
Корабль балансировал на грани, и Пенсиас понял, что не выдержит. Серафина видела, как это произошло. Капрал резко прекратил борьбу, вытянулся доской под острым углом к палубе; винтовку он сжимал в одной руке, в другой сверкнуло лезвие, Пенсиас обнажил зубы, повернулся и отдался силе притяжения. Он заскользил к планширу и катапультировался через борт, стреляя на лету.
Всплеска не последовало.
«Сьерра Миттеран» выпрямилась, по крайней мере – попыталась; качнувшись назад, окончательно выровняться она не смогла, а встала с пятиградусным креном. Кит еще разок шандарахнул по корпусу хвостом на прощанье. Ударом пробило еще два отсека, и пятиградусный крен стал пятнадцатиградусным. С кормы сбросили еще один спасательный плот; это Надзимэ с Тагором все надоело. Через несколько секунд за ними последовал и механик Чаттержи.
Серафина и Двадцать Девять Названий медленно поднялись на ноги. Двадцать Девять Названий заметил на палубе красное пятно – там, где вывалился Пенсиас, – и пошел посмотреть. Для крови жидкость казалась недостаточно густой, он попробовал пальцем, поднял каплю к носу, понюхал. Пахло водой. Двадцать Девять Названий решил, что волноваться по этому поводу не стоит.
– Эй, – позвала Серафина. – Лекса едет.
«ЕЩЕ ДАЛШЕ»
– Как-то это нечестно, – сказал Моррис, глядя на несущийся к ним «Шантеклер». Фило вылез к нему на крышу, за ним Норма, а потом из-за того, кто полезет следующим, начали толкаться палестинцы. Хотя это не имело никакого значения; торпеда приближалась со скоростью сто семьдесят футов в секунду, и ей оставалось лишь полмили, так что из зоны поражения не успел бы выбраться даже олимпийский пловец.
Но все же забавно, о чем думает человек, когда над ним нависает смерть. Моррис по-прежнему держал в руке дрейдл, время стремительно убегало, а он вдруг осознал, что таращится на деревянный кончик волчка, силясь припомнить, первые буквы какого высказывания отпечатаны у него по бокам.
Посмотрим. Нун, гимель, хей и пэй. Нун-гимель-хей-пэй, это… ну-ка…
– Нэс гадоль хай по, – произнес Моррис вслух, и стоявший рядом Фило затаил дыхание.
– Господи, – сказала Норма Экланд. – Слава богу…
– Что? – спросил Моррис.
– Она остановилась, – ответил Фило. Меньше чем в сотне ярдов от них след торпеды рассеялся и исчез.
– Пингование прекратилось! – закричала снизу Аста Уиллс. – И шум двигателя тоже! Слушайте, я думаю, у нее кончилось топливо!
– Моррис, – спросил Фило, – а что это ты только что сказал?
– Нэс гадоль хай по, – ответил тот. – «Великое чудо было здесь». Так на Хануку говорят. – Он посмотрел на воду, в то место, где исчезла торпеда, глянул на дрейдл, потом снова на воду. – Да не, не может быть.
– Хм-м, – ответил Фило.
«ГОРОД ЖЕНЩИН»
– Их ударил кит? – спросила Уэнди Душегуб.
– Ну, судя по звуку, да, капитан. Двигатели «Робеспьера» окончательно остановились, и я слышу, как подпалубные пространства заливает вода. Кит уплывает назад к стаду.
– А что случилось с нашей торпедой?
– По всей видимости, она промахнулась. В последний раз она пинговала откуда-то с зюйда, но взрыва не было… погоди. Новый объект!
– Что на этот раз? – сказала Душегуб. – Дистанция и пеленг?
– Почти точно над нами, но забирает на зюйд-ост… Кровавая Мэри говорит, что это дирижабль.
– Да, конечно. Дирижабль. Ну естественно.
– Восемь газотурбинных двигателей, летит невысоко над водой, еще слышно, как фонит громкоговоритель, очень пронзительно, чуть ли не ультразвук – как та высокая частота, которой отгоняют насекомых…
– Капитан? – позвала Лихо Макалпайн. – Когда мы сможем вернуться в Англию?
– Чем, блин, скорее, – ответила Уэнди Душегуб. – С меня хватит. Две трети вперед.
– Какой курс?
– Нахер отсюда. Вчера.
– Есть, капитан!
21Он поднял палец и подмигнул мне:
– Но представьте себе, молодой человек, что у одного из моряков есть крошечная капсула, а в ней – зародыш льда-девять, в котором заключен новый способ перегруппировки атомов, их сцепления, соединения, замерзания. И если этот моряк швырнет этот зародыш в ближайшую лужу?..
– Она замерзнет? – угадал я.
– А вся трясина вокруг лужи?
– Тоже замерзнет.
– А другие лужи в этом болоте?
– Тоже замерзнут.
– А вода и ручьи в замерзшем болоте?
– Вот именно – замерзнут! – воскликнул он. – И морская пехота США выберется из трясины и пойдет в наступление!
«ПОКУПАТЕЛЬ, БУДЬ БДИТЕЛЕН»
В поезде, на котором она возвращалась в Нью-Йорк, мест для курящих не было. Джоан сидела в самом конце вагона-салона с нетронутой чашкой кофе, на коленях лежала газета, в которую был завернут пистолет. К ней хотел подсесть юный священник, но она взглядом дала ему понять, что лучше этого не делать; когда в вагон вошел Автоматический Слуга, который принес продукты для бара, Джоан его чуть не расстреляла. Она только-только увернулась от полиции на вокзале Атлантик-Сити, и ей нестерпимо хотелось закурить, чтобы успокоиться, так что понятно – Джоан была не в самом миролюбивом настроении.
На Айн же напала болтливость.
– Вы мне так и не сказали, почему развелись с Гарри Гантом, – вдруг вспомнила она, за десять минут до прибытия на Гранд-Сентрал.
Джоан вздохнула:
– Айн, вы всегда такое странное время выбираете для личных вопросов.
– Я по природе любознательна, – сказала Айн. И добавила – не столько для угрозы, сколько просто констатируя факт: – Может, вы проживете недолго и не успеете рассказать.
Джоан снова вздохнула, потом пожала плечами и ответила:
– Водопады Плесси. Краткий ответ – я развелась с ним из-за Водопадов Плесси.
– Водопады Плесси?
– Хотя на самом деле нет, – продолжила Джоан, решив, что лучше поговорить – все же какое-то занятие. – Водопады Плесси стали только поводом, последней соломинкой. По правде говоря, за эти девять лет я устала. От Гарри, от компании. Да вообще-то это одно и то же.
– Его дело – это продолжение его личности, – одобрительно кивнула Айн. – Так и должно быть.
– Должно или нет – не знаю, но так есть.
– А от чего именно вы устали?
– От всего, – ответила Джоан. – От рутинной фигни. Понимаете, правление Ганта было организовано по классической модели дисфункциональной семьи с тремя родителями. Я была такой суровой мамашей, которая постоянно пилит детей на тему убрать в комнате, играть честно, не позволять собаке ссать на соседский газон – и в то же время хвалится перед остальным миром, какие они расчудесные, просто самые лучшие дети, о которых мать только и может мечтать. А Клэйтон Брайс был отцом, который детей портит, подрубая мой авторитет на каждом повороте: подсовывает полтинник, чтобы они могли сходить в кино вместо прополки сада, побуждает пробиться в Малую бейсбольную лигу всеми правдами и неправдами, говорит, что на самом деле не обязательно рассортировывать все сдаваемые бутылки… Разумеется, если спросить Клэйтона, он наверняка бы сказал, что это я плохо влияю на детей, что я идеалистка и не даю им увидеть настоящую жизнь…
– И в этой извращенной аналогии, – предположила Айн Рэнд, – сам Гант – третий родитель?
– Номинальный глава семьи, – согласилась Джоан. – Но, по сути, Гарри был отсутствующим отцом: большую часть времени он проводил либо в сарае, ковыряясь со своим последним хобби, либо в сиротском приюте – выбирая новых детей, о которых нам с Клэйтоном заботиться… Именно это, конечно, меня ни хрена не удивляло, я ведь знала, в какую семью вступаю, так что грех говорить, будто меня не предупредили… Да это было и не так уж плохо, по крайней мере – поначалу. Несмотря на все мои жалобы и дурные предчувствия, за первые три года работы с Гантом я, наверное, сделала куда больше хорошего, чем за всю оставшуюся жизнь. Одни соглашения о защите окружающей среды в Африке стоят всего того раздражения и сомнений в собственных силах, которые я испытала.
Айн изобразила изумление:
– Сделали что-то хорошее? На капиталистическом предприятии?
– Дешевый ход, Айн, – ответила Джоан. – Только из-за того, что я не согласна, будто эта система выше всякой критики…
– О, да, конечно, давайте раскритикуем теперь капитализм! Но если взять тоталитаризм, и социализм, и массовое попрание прав человека…
– Вы хотите дослушать до конца или нет?
– Прекрасно! – Айн капризно сложила руки на груди.
– Ну вот… короче, первые три года мне весьма неплохо работалось, – продолжила Джоан, – но «Промышленные Предприятия Ганта» росли, производство становилось разнообразнее, появлялись новые отделения, новые продуктовые линейки – новые дети, – и через некоторое время я заметила, что пользы от моих стараний становится все меньше. Изменения происходили постепенно, но шаг за шагом и я перешла в другую колею – стала больше заниматься минимизацией урона, решением внутренних проблем компании, которые, начать с того, вообще не должны были возникать.
– Какого рода проблемы?
– Ну, например, когда Клэйтон Брайс отказывался вкладывать деньги в то, чтобы «транзитные молнии» отвечали всем федеральным законам по охране окружающей среды и безопасности. Или когда один из протеже Клэйтона из Отдела трудовых отношений попытался дать взятку боссу профсоюза, чтобы нам позволили составлять команды укладчиков из одних андроидов. И после того, как нас потащили в суд по обвинению во взяточничестве, между Департаментом общественного мнения и Творческой бухгалтерией разгорелась настоящая война.
– А что с Водопадами Плесси?
– Помните Канал Любви?
– Название слышала, – сказала Айн. – Какая-то история про то, как штат возбудил дело против химзавода, да?
– Да, что-то вроде. – Джоан уныло улыбнулась. – А Водопады Плесси – такая же история, только в конце 90-х. Это было – по крайней мере, когда-то – болото площадью двадцать акров на севере штата Нью-Йорк.
– Болото – это водопады?
– Через болото бежала речушка; в одном месте был четырехфутовый перепад, отсюда и название. Болото находилось за химзаводом по производству пластмасс, в 50-х его частично начали осушать, чтобы устроить свалку отходов. Очень ядовитых канцерогенов – там было более двух сотен видов, упакованных в металлические бочки по 55 галлонов, не защищенные от ржавчины.
– Канцерогены? – переспросила Айн. Она подчеркнуто неспешно затянулась через мундштук. – То есть так называемые вещества, способствующие возникновению рака?
Джоан не сразу поняла.
– Погодите, – сказала она, – вы же не хотите сказать, что до сих пор не воспринимаете предупреждения Минздрава серьезно?
– Статистические данные, на которых базируется их предупреждение, ненаучны, – ответила Айн. – И потому не являются объективным доказательством.
– Да? А что же является?
– Рациональные наблюдения. За причинами и следствиями.
– То есть если русский философ полвека курит по две пачки в день, а потом наблюдаешь, как ей вырезают пораженное раком легкое? Такие причины и следствия?
– Те полвека ежедневно случалось множество различных событий, – самодовольно возразила Айн. – Каждый день над нами проходит луна. Если уж вам так нравится полагаться на ненаучные статистические связи, почему бы не списать мой рак на нее?
– Потому что луну вы не вдыхали, – ответила Джоан. – В лунном свете не содержатся известные яды, вроде никотина и цианида, и когда впервые попадаешь под его воздействие, кашлять не начинаешь. Если обрить крысу и оставить ее под лунным светом, у нее не образуются кожные вздутия, но если по ней мазнуть сигаретной смолой…
– Заканчивайте давайте вашу чертову историю! – прорычала Айн.
– С радостью, – сказала Джоан, бросив тоскующий взгляд на голограмму «Мальборо» в мундштуке Айн. – К середине 60-х Водопады Плесси полностью осушили и заставили бочками с токсичными отходами. Бочки запечатали глиной, на глину набросали земли, посадили травку и кустики, чтобы смотрелось посимпатичнее, а потом, в 1975 году, продали все двадцать акров городку Кривые Ворота по договорной цене – всего за один доллар. Акт продажи включал пункт о передаче всей последующей ответственности за данный участок покупателю. Был еще и абзац, говорящий, что там захоронены «производственные отходы», но их состав и количество не указывались. Члены городского правления вопросов не задавали; они заключили сделку и построили на этом участке среднюю школу и спортивное поле… Примерно двадцать лет после этого все шло отлично. Такой срок понадобился, чтобы влага размыла глинистое покрытие и начала разъедать бочки. А потом все ученики разом начали болеть: необъяснимые головные боли, сыпь, воспаления глаз, респираторные и нервные расстройства, иммунодефицит и куча других симптомов; уровень подростковой беременности в городе резко снизился – и не потому, что они перестали беременеть, а потому, что стало куда больше выкидышей, хотя такая беда, пожалуй, была к лучшему. А преподаватели, которые приезжали в школу раньше и сидели там дольше, чувствовали себя еще хуже… Школу Водопадов Плесси закрыли, потом снова открыли и опять закрыли. Химзавод тщательно замел следы, так что на полное расследование ушло три года и сорок девять повесток в суд. Первый иск был подан в 1998-м, а затянулась битва до нулевых. В конечном итоге компания обанкротилась и вышла из дела, что для города стало пирровой победой, поскольку местная экономика зависела от этого завода. Так что из дела вышел и городок Кривые Ворота.
– Вот видите? – сказала Айн. – Поэтому нужны частные школы… но вы продолжайте. Как сюда вписываются «Промышленные Предприятия Ганта»?
– Так же, как и граждане Кривых Ворот, – ответила Джоан. – Посредством небрежения эпического размаха. Окончилось разбирательство тем, что компания согласилась принять данный участок у Водопадов Плесси обратно и очистить его. Но потом компания прекратила существование, так что вся грязь осталась. Токсичную школу попросту обнесли забором и забросили. Кривые Ворота стали городом-призраком… Потом, лет через двенадцать, когда об истории Водопадов Плесси перестали трубить в СМИ и все об этом позабыли, кроме статистики раковых заболеваний, там оказался Гарри Гант, искавший недорогой подержанный завод. У Гарри тогда родилась идея прозрачных тостеров – с прозрачными боковыми панелями, то есть чтобы человек заметил, если хлеб начнет подгорать, – и до него доползли слухи о том, что на севере стоит такой брошенный завод. Правда, это был завод не для электроприборов, но против цены было не устоять, и сделка состоялась.
– И он не проверил, почему завод заброшен?
– Ну, он должен был это сделать – то есть кто-то должен был, – но после Пандемии брошенная недвижимость никого не удивляла, так что Гарри ограничился самым очевидным выводом. И опять же не устоял против цены: по закону об освоении, введенному после Пандемии, чтобы стать владельцем, «Промышленным Предприятиям Ганта» достаточно было лишь выплатить налоги на собственность и заплатить штату за оформление документов. Именно это мы и сделали; и буквально в тот самый день, когда мы вступили во владение, кто-то из Юридической службы Ганта нашел вырезку о том скандале на Водопадах Плесси.
Поезд, сбавляя скорость, подъезжал к вокзалу Гранд-Сентрал; Джоан положила руку на пистолет, чтобы он не соскользнул. И продолжила:
– Так что великолепная сделка в итоге оказалась не такой уж великолепной. «Промышленные Предприятия Ганта», не зная того, стали хозяином гнойного токсичного ужаса.
– Но ведь не Гант должен за это отвечать, – возразила Айн.
– По документам все было иначе, – ответила Джоан. – Уж не говоря о правиле «покупатель должен быть бдителен».
– Но ведь это владельцы химзавода не выполнили обязательств и не очистили Плесси, так…
– Какой химзавод? Никакого химзавода уже не было. Как юридическое лицо он не существовал, все его бывшие администраторы на «золотых парашютах» улетели на пенсию в деревеньки Палм-Спрингс и Флорида-Киз. Можете быть уверены, мы хотели их разыскать, но на это потребовалось бы много времени и судебных издержек, и даже если бы мы отсудили у них все до цента – что маловероятно, – это все равно бы не покрыло стоимости очистки.
– Почему? Насколько это дорого при современных технологиях?
– По приблизительным оценкам, триста-четыреста миллионов.
– Долларов?
– Ну естественно. И то, если начинать сразу, – ибо, когда имеешь дело с промышленной свалкой, чем дольше откладываешь, тем выше цена. Этот фактор тоже следовало учесть: пока мы решали, как поступить, отходы занимались своим делом. Металлические бочки продолжали разлагаться, глина размывалась, выпуская все больше химикалий в почву и грунтовые воды, так что яд распространялся… а в Кривые Ворота стали возвращаться люди.
Поезд остановился. Пассажиры двинулись к выходу, но Джоан продолжала сидеть, глядя из окна на платформу.
– Неудивительно, – сказала она, – что в компании пошли серьезные споры на тему того, что делать. Я думала: ладно, мы обожглись, это очень плохо, но давайте теперь как взрослые люди решим проблему, пока положение дел не ухудшилось…
– Вы хотели, чтобы Гант заплатил за очистку?
– …и потом попытался бы возместить убытки, да. По моему мнению, единственный способ сделать что-то быстро, если делать вообще, – это делать самому, поскольку отлагательства подразумевали увеличение затрат, к тому же люди снова могли начать болеть, так что в той ужасной ситуации это была самая безвредная альтернатива. И не сказать, чтобы мы не могли себе этого позволить. Да, четыреста миллионов – большие деньги, но частично мы могли бы покрыть расходы за счет рекламного бюджета на ближайшие годы. Если правильно разрулить ситуацию, репортажи об очистке возместили бы нам недостаток рекламы, к тому же мы могли бы увеличить стоимость этих тостеров и позиционировать их как экологически грамотную продукцию. А уладив дела со свалкой, можно было начать поиск бывшей администрации той компании и поработать сборщиками долгов. Все равно, конечно, мы бы остались в убытке, но такова жизнь… Ну а Клэйтон Брайс считал, что я спятила. «Не наша вина, не наша забота» – такова была его позиция. Он думал, что можно аннулировать переход завода в нашу собственность на основании того, что хозяева, сбежавшие с Водопадов Плесси, при Пандемии не погибли; так что мы окажемся свободны, свалив проблему обратно на штат. Очистка и финансовое преследование виновников станет правительственной проблемой.
Айн удивилась:
– И вы не согласились?
– Не поймите меня неправильно, – сказала Джоан. – Не то чтобы я принципиально отказывалась от участия правительства, но предложение Клэйтона подразумевало очередную длительную задержку, а учитывая потенциальную угрозу здоровью населения, думаю, это было неприемлемо. К тому же в правительственной помощи мы не нуждались; мы были не такой уж и бедной корпорацией – да, нам не повезло, но мы бы справились, и, может, это даже принесло бы пользу. Но Клэйтон возразил, что мы бизнесом занимаемся не для того, чтобы приносить пользу, а для того, чтобы получать прибыль, и ни за что не будем платить четыреста миллионов за уборку чужого дерьма.
– А что сказал Гант?
– Гарри сказал, что он надеется, что мы с Клэйтоном уладим проблемы с Водопадами Плесси вовремя, чтобы он смог выпустить тостеры ко Дню матери, поскольку видно было, что к Рождеству нам точно не успеть.
– И тогда вы ушли?
– Тогда я, наверное, начала об этом думать. Но сначала провела еще пару раундов с Творческой бухгалтерией. Мы с Клэйтоном наняли себе по команде оценщиков, чтобы повторно исследовать свалку. Ученые Клэйтона сказали, что стоимость очистки составит от полумиллиарда, но отходы «стабилизировались», так что спешить не обязательно; а мои – что, возможно, удастся договориться на триста с мелочью, но было очевидно, что химикалии расползаются за пределы своих двадцати акров, так что время дорого… После этого мы решили, что следует посмотреть на Водопады самим. Ну, то есть я решила, а Клэйтон счел нужным поехать со мной, чтобы я не могла соврать. Мы и Гарри с собой потащили, надеясь, что он нас рассудит, когда случится неизбежное. Мы взяли с собой еще двух ученых – одного из «Юнион Карбайд», другого из компании, работающей на контрактной основе на Агентство по охране окружающей среды. Кто кого позвал, догадайтесь сами.
– И что вы обнаружили, добравшись до школы?
– Мы до нее так и не добрались, – сказала Джоан. – В этом не было нужды. Мы поехали в Кривые Ворота на выходные; примерно в то же время года, за несколько недель до Дня благодарения, но зима пришла рано, на земле уже лежал свежий снежок. И вот мы едем словно по рождественской открытке, всюду нетронутый белый покров, по-настоящему красиво – только слишком тихо. Почти во всех домах темно, во многих окна забиты досками. А потом, примерно за полмили до школы, мы увидели у дороги эти деревья…
– Погибшие?
– Нет, здоровые. Это-то и было странно: невероятно здоровые, с бутонами и молодыми листиками. В ноябре. В тридцать градусов[312]312
Примерно -1°С.
[Закрыть]. – Джоан машинально зажгла в опустевшем вагоне сигарету. – Вы знаете, что деревья чувствуют температуру корнями? Так они узнают, что за время года; когда в марте или апреле земля разогревается, они понимают, что пришла весна… Так вот, а их обманули. На углу жилого квартала был скверик, в котором росли эти три дерева – по центру, где растаял снег; вместо него там росла трава. Ученые вылезли из машины проверить, и выяснилось, что на земле – 115 градусов[313]313
Примерно +46 °C.
[Закрыть]. Деревья с травой думали, что лето. Но, разумеется, теплой была только земля; на ветках все равно лежал снег, а раскрывающиеся листья замерзали… Эксперт из «Юнион Карбайд» сказал, что причина может быть в чем угодно: может, канализацию прорвало, может, газопровод потек. Представитель Агентства по охране окружающей среды считал, что участок слишком велик для прорванной коммунальной трубы, – по его мнению, химическая реакция пошла в самой почве, и пары буровых проб хватит, чтобы определить вещества, а если они окажутся токсичными – то и вероятный источник. Но Клэйтон запрыгнул в машину, заявив, что, на его взгляд, пробы брать незачем, поскольку очевидно, что вещества не токсичны – деревья-то живы, правда? – а я сказала, что, если он искренне верит в это, пусть возьмет немного земли в рот… Потом я заметила, что Гарри в дискуссии не участвовал, и стала высматривать, где он и чем занят. Он тихонько стоял у обочины, смотрел на деревья, с таким выражением… я его тут же распознала. В этом можешь не сомневаться. По лицу было видно, что у него только что родилась очередная клевая идея. И через секунду я уже догадалась, в чем она заключается… И вот мы стоим на углу этой отравленной улицы, в районе, где раньше играли дети и где, если Клэйтон добьется своего, они снова скоро будут играть, – а Гарри может думать только об одном: «Ух ты, интересно, можно ли это как-нибудь упаковать».
Айн не поняла:
– Упаковать эту недвижимость?
– Нет, – ответила Джоан. – Этот «эффект». Чтобы деревья зеленели зимой. Ну, сделать какой-нибудь покупной наборчик, нагревательный элемент, который достаточно будет закопать в саду, если вдруг захочется встретить Новый год на лужайке среди распускающихся листиков. Разве это не клево… – Она вздохнула, тяжело и протяжно. – Я даже не разозлилась – то есть не сильно. Я просто поняла, что… устала. Месяц или два до этого я, наверное, пожала бы плечами и сказала: ну таков уж Гарри. Но тут я, наверное, достигла предела. Девять лет… даже университетские преподаватели получают годичный отпуск после семи лет работы, а им приходится иметь дело только с теми клевыми идеями, которые надежно заперты в книгах… Мы покатались по району, нашли еще несколько горячих участков, взяли образцы почвы – все оказалось очень токсично, все промышленные отходы – и вошли в несколько заброшенных домов. В подвалах обнаружились какие-то жидкости, которых боялся даже парень из «Юнион Карбайд». Может показаться, что это решило бы дело, но я-то все хорошо понимала; мы вернулись домой, я подождала, и естественно, в понедельник же утром Клэйтон вернулся к своей песне: «Это не наша вина, не наша забота». Словно мы никуда и не ездили. Я пошла поговорить об этом с Гарри и застала его в кабинете с саженцем вишни в горшке и коробкой устройств для согревания рук. Он попросил меня зайти через двадцать минут, а я: «Все, с меня хватит». Собрала вещи и ушла еще до обеда. Вернулась домой, позвонила Лексе, в отдел здравоохранения штата и на «Си-эн-эн».
