Текст книги "Канализация, Газ & Электричество"
Автор книги: Мэтт Рафф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)
– Нет, – ответила она, – приближайся потихоньку.
«ЯББА-ДАББА-ДУ»
– Второй буй выпущен, – сообщил Моррис. – Фило, что у тебя с лицом?
– С лицом?
– При таком свете не слишком хорошо видно, но на нем… пятна. И на руках.
– О господи, – вздохнула Норма Экланд. – Это не пятна. Это оспа. Ветрянка.
– Ветрянка! – Фило посмотрел на руки. – Тогда понятно, почему мне так фигово. Я-то думал, это все нервы…
Норма отодвинулась.
– Я ветрянкой не болела, – объяснила она.
– По левому траверзу выпущена торпеда, – объявила Аста Уиллс. – Пеленг 0–8—7, дистанция пять тысяч ярдов!
– Похоже, они нас услышали, – сказал Моррис. – Хотя идет как-то косо…
– Осман! – скомандовал Фило. – Двигай…
– Подождите, – снова заговорила Аста. – Пока без паники – думаю, она не в нас целит. Торпеда идет прямо на ост, к…
– Ост? – переспросил Моррис.
– Подонки! – неожиданно воскликнула Аста. – Ебаные подонки!
На дисплее торпеда отображалась обычной стрелочкой; она шла на китов.
– Только не это, – проговорил Фило.
– Погодите, погодите, погодите, – сказал Моррис, поворачиваясь к другому экрану. – Аста, выведи данные сонара на вторую панель!
– Лови… – Экран загорелся, и на нем замерцала быстро собираемая информация. – Скорость торпеды – 36 узлов, до ближайшей цели – 4200 ярдов…
Моррис кивнул.
– Примерно три с половиной минуты. Логично. Они хотят нас спровоцировать, чтобы мы дернулись, не подготовившись, поэтому и пустили ее издалека и с невысокой скоростью…
– 36 узлов, по-твоему, – медленно? – спросила Норма.
– Конечно. У британцев сейчас торпеды больше сотни выжимают. Ну, по крайней мере в Северном море, где они их разрабатывали… А в теплой воде…
– Моррис, ты лучше об этой торпеде скажи, – перебил Фило.
– «Дикая Свеча», – прочел Моррис на экране. – Стандартное французское противолодочное оружие дальнего действия, точнее даже – франко-израильское, но это тоже долгая история…
– Она может убить кита?
– Разумеется, если взорвется. Это как рыбу ловить с динамитом. Гидростатический шок превратит все стадо в собачьи консервы…
– Моррис! – Норма почти задыхалась.
– Я сказал, если взорвется. Но… – На экране появилось пространное описание «Chandelle Sauvage»; он пробежал глазами по строкам мелкого шрифта и вроде остался доволен. – Ага. Так я и думал. – Моррис насмешливо посмотрел на череп с костями. – Шлимазлы!
– Что такое? – спросил Фило.
– Смотри, – сказал Моррис.
– А нам не надо что-нибудь сделать? – поинтересовалась Норма.
– Нет. Смотри.
И все стали смотреть; расстояние между стрелкой и китами сокращалось; приблизившись к цели, она стала похожа на гарпун. Аста запрашивала время и дистанцию, пока стрелка не пересеклась с изображением первого кита… и не прошла сквозь него.
– Ха, – сказал Фило. Стрелка повернулась, нацелилась на другого кита, и его тоже прошла насквозь. И третьего. Фило поднял глаза на Морриса.
– Встроенная защита, – объяснил Моррис. – Во время Нефтяного похода в Габон в 18-м году у французского флота было слишком много потерь от дружественного огня.
– Они подрывали собственные субмарины?
– Они подорвали подводное буровое оборудование на сумму в два миллиарда франков. Французский министр ископаемых ресурсов так расстроился, что поперхнулся улиткой и умер. После похорон министр военно-морских сил решил обратиться к Израилю с просьбой разрешить Франции использовать конструкцию боеголовок с их торпед «Соломон»; непосредственно перед детонацией они заново проверяют данные с сонара наводки и остальных датчиков, дабы убедиться, что их выпустили в подходящую цель…
– Но кит-то не буровая установка, – заметил Фило.
– Да, но он в то же время и не корабль, и не подлодка, – ответил Моррис. Изумленно посмотрев на монитор, он добавил: – Должно быть, торпеда сейчас реально запуталась. Цель двигается, как подводная лодка, ну типа того, а сделана из ворвани.
– Ворвань, – сказала Норма. – Китовый жир.
Моррис кивнул.
– Конечно, не ископаемое топливо, но все же…
– То есть кита она не обидит?
– Ну, полагаю, если такая дура врежется в него на скорости 36 узлов, у него останется охрененный синяк. Но взрываться ей запрещено; это противоречило бы национальным интересам Шестой Республики.
Стрелка на дисплее погасла – у «Дикой Свечи» кончилось топливо. Киты поплыли дальше.
– Шлимазлы, – снова сказал Моррис. – Через двадцать три минуты выпускаем третий буй.
«СЬЕРРА МИТТЕРАН»
– «Мастер всех систем поражения», а? – хмыкнул капитан Бейкер. Пенсиас тихонько кипел, сидя на своем посту.
– Так было задумано, – ответил он.
– Ну конечно. Вам представился шанс убить теплокровное существо, а вы им не воспользовались. Разумеется.
– La torpille est fini[274]274
Торпеде конец (фр.).
[Закрыть], – сказал компьютер.
«ЯББА-ДАББА-ДУ»
Любовники лежали под космическим одеялом[275]275
«Космическое» или «спасательное» одеяло представляет собой очень тонкое, легкое и компактное одеяло с внешним слоем из похожего на фольгу материала.
[Закрыть] в Эвакуационной Капсуле С, расположенной сразу к корме за камбузом. Двадцать Девять Названий Снега крепко спал, тепло одеяла и приятная боль в мышцах вдохновляли его на сны о погоне в тундре, впереди Могущественного Охотника неслись стада карибу и мускусных быков. Серафина лишь дремала, ее рука лениво скользила вверх-вниз по обнаженному бедру Двадцати Девяти Названий; ее язык танцевал за ухом возлюбленного, меняя ход его сновидения.
Услышав, что люк Эвакуационной Капсулы открылся, она пробудилась окончательно.
– Это не безопасное поведение, – послышался голос.
Серафина подняла голову. Того, кто это сказал, она увидела лишь через секунду, поскольку в нем был всего фут росту.
– ДРУГ Бобер!
Тот осуждающе помахал пустой оберткой от презерватива.
– Ты знаешь, какова у них частота отказов?
– ДРУГ Бобер! – Серафина поднялась на локтях. – Ты же вроде бы сломан?
– Меня починили. И похоже, вовремя. – Он поднял хвостом уголок одеяла. – И ты под этим голая?
Серафина попыталась сесть. Она запуталась в одеяле и, размахивая рукой, попала по панели с кнопками; люк капсулы снова закрылся.
– Нет, – пробормотал Двадцать Девять Названий и захихикал. – Нет, только не рогами…
– И впрямь, – фыркнул Бобер. – А что, если бы в таком виде тебя застал отец? Ты подумала о его чувствах?
Серафина обрела равновесие и продолжила лупить по кнопкам уже намеренно.
– Что ты делаешь?
– Хочу тебя отсюда выпереть, – ответила она.
– Это комбинация не открывает люк, – сказал ДРУГ Бобер. – Прекрати. Не…
Над панелью зажглось сообщение: БАКИ СБРОСА ГОТОВЫ; разумеется, для Серафины это был бессмысленный набор загогулин.
Она ткнула в еще одну кнопку.
«ГОРОД ЖЕНЩИН»
– Новый объект, – сообщила Гвинэвир Бесподобли. – Волнение, пеленг 1–4—9.
– Какое такое волнение?
– Вроде пневматического удара, капитан. Похоже на запуск торпеды, только больше…
«ЯББА-ДАББА-ДУ»
– До выпуска третьего буя осталось четыре минуты, – сообщил Моррис. По лодке пробежала дрожь; завыла сирена.
– Что это было? – спросил Фило.
Моррис сверился с монитором.
– Кто-то только что выпустил Эвакуационную Капсулу, – сказал он. И сощурился. – Капсулу С. У машинного отделения…
– Они бы не… – сказала Норма. – Или?..
– У нас проблемы, – подтвердил Моррис.
«СЬЕРРА МИТТЕРАН»
– …Relèvement un-six-sept. C'est près[276]276
Пеленг 1–6—7. Совсем близко (фр.).
[Закрыть].
– Попался! – сказал Пенсиас.
– Что это? – спросил капитан Бейкер.
– Я их нашел… – Не дожидаясь приказа, Пенсиас включил активный сонар «Сьерры» и начал пинговать; через несколько секунд корпуса «Ябба-Дабба-Ду» достигла первая волна сверхмощного звука.
Фальшивая горошина Ванны Доминго вякнула в ответ.
«ГОРОД ЖЕНЩИН»
– «Робеспьер» нашел себе цель, – Сообщила Гвинэвир Бесподобли. И удивленно добавила: – Капитан, новый объект чирикает.
– Чирикает? – переспросила Уэнди Душегуб.
«ЯББА-ДАББА-ДУ»
Аста Уиллс перенаправила звук в рубку. Несмотря на то что под водой ему было совершенно не место, любой нью-йоркец с недосыпом узнал бы его моментально.
– Автомобильная сигнализация, – сказал Фило. – Как на корпус попала автомобильная сигнализация?
– Может, подцепили, когда выходили из порта, – предположил Моррис. – Или в гавани, до того, как мы занырнули… Черт! Я же должен был догадаться и проверить!
– Осман! – завопил Фило. – Уходим отсюда!
– Стамбул?
– Отсюда! Быстро! – Он перевел машинный телеграф на ПОЛНЫЙ ВПЕРЕД.
– Бежать особо толку нет, – заметил Моррис, стараясь что-нибудь придумать. – Особенно с этой сигнализацией – она все равно нас выдаст.
– У тебя есть какая-нибудь штука, чтобы ее отключить? – спросил Фило.
– Ты имеешь в виду что-нибудь типа Механического Краба, который доползет и сорвет ее с корпуса?
– Да!
– Нет, – сказал Моррис. – Ничего подобного у меня нет. Мне бы несколько часов…
– «Сьерра Миттеран» разворачивается и заряжает торпедные аппараты, – громко объявила Аста Уиллс. – А этих аппаратов там до хрена…
«СЬЕРРА МИТТЕРАН»
– J'ai une solution de tir pour le sous-marin.
– Parez à lancer des Piranhas![277]277
Готов к стрельбе по подводной лодке… Приготовиться к запуску «Пираний»! (фр.).
[Закрыть]
Надзимэ развернула «Сьерру», чтобы нос смотрел вслед убегающей подлодке. Потом, согласно инструкциям Трубадура Пенсиаса, сбавила ход, замедлив скорость до пяти узлов. Тагор передал информацию вниз на боевой информационный пост:
– Мы на месте.
– Paré à lancer, – сказал боевой компьютер. – Tubes pleins[278]278
Готов к запуску. Торпедные аппараты заряжены (фр.).
[Закрыть].
– А сейчас, – бормотал Пенсиас, задыхаясь, – сейчас я покажу тебе свое секретное оружие, зеленоглазый… Ouvrez les portes extérieures![279]279
Открыть внешние запирающие клапаны! (фр.)
[Закрыть]
С обоих боков под ватерлинией широкие килевые доски сдвинулись, открывая ряды торпедных аппаратов. Отверстия были необычайно узки, но их было необычайно много: 72 слева и 72 справа. Всего 144.
– Portes extérieures ouvertes, – сообщил компьютер. – Torpilles armées[280]280
Внешние запирающие клапаны открыты. Торпеды к бою готовы (фр.).
[Закрыть].
Пенсиас оскалился.
– Feu![281]281
Огонь! (фр.)
[Закрыть]
«ЯББА-ДАББА-ДУ»
– В воде скоростные винты! – сообщила Аста Уиллс. – «Сьерра» выпустила в нас торпеды. – Пауза. – Целую кучу.
– Сколько? – спросила Норма Экланд.
– Дюжину дюжин. Сонар определяет 144 отдельных сигнала.
– Наверняка ошибка, – сказал Фило.
– Скорее всего – нет. – Моррис снова принялся изучать данные на мониторе. – «Пираньи». Я о таких слышал.
– «Пираньи»?
– Эти железки французы тоже позаимствовали у Израиля, хотя пока не должно быть даже опытных образцов. Идея заключается в том, чтобы вместо запуска пары больших и дорогих торпед выстрелить целой уймой маленьких и дешевых. Это немного ослабляет взрывной удар, но взамен получаешь психологическое преимущество в бою – мысль о том, что все эти пираньи вопьются в тебя и уничтожат, должна нагонять на жертву панику. – Моррис смолк, прислушался к собственным чувствам и добавил: – И это действует.
Фило опустил взгляд на тактический дисплей.
– Пираньи, говоришь? Типа косяк рыб?
– Ага. – И тут до Морриса тоже дошло. – Да, может получиться… Если успеем.
– Осман! – сказал Фило.
– Стамбул!
– Курс 1–7—5 лево руля.
Моррис включил интерком.
– Машинное отделение!
– Моррис? – ответил Хитклиф. – Моррис, что происходит?
– Я поведу себя дипломатично и не стану спрашивать, кто из вас сбежал. Но если Ирма еще тут, мне надо с ней поговорить.
– Конечно, она еще здесь. Мы все здесь. Что за поклеп, Моррис?
– Не бери пока в голову. Просто передай Ирме, что нам надо выжать максимальную скорость.
– Почему? Что происходит? Что-то опасное?
– Да, опасность есть. И если мы не сможем от нее убежать, Хитклиф, палестинская часть субмарины взорвется раньше всего.
«ГОРОД ЖЕНЩИН»
– «Пираньи», да? – спросила Уэнди Душегуб. – Лягушачья версия израильских «Скорпионов»?
– Я считала, что они пока в чертежах, – вставила старпом.
Душегуб кивнула.
– Однако тут ими снабжен корабль десятилетней давности, который официально больше не стоит на вооружении. Очень бы хотелось узнать биографию этого «Робеспьера». Сонар, а номера подлодки еще нет?
– Нет, капитан, – ответила Гвинэвир Бесподобли. – Сигнатуру разобрать пока не удается – только чириканье и кавитация у винта. Чем бы она ни была, очень тихая, даже на высокой скорости… Субмарина меняет курс, поворачивается к зюйду… А также меняет глубину, идет на всплытие. И продолжает набирать скорость…
– К зюйду… Они поворачивают к сети, – предположила Уэнди Душегуб. – Умно. Получится ли?
– Хороший повод сделать ставки, капитан.
ЗАНАВЕС
Брошенная сеть-призрак от края до края составляла двадцать две мили, и большей частью складывалась в смертельно опасные гармошки и сворачивалась в клубки. Она была предназначена для того, чтобы выгружать рыбу из моря, словно уголь из недр земли, и синтетические нити были прочнее фортепьянных струн – со временем они могли поизноситься, но не сгнили бы точно никогда; сеть уже и так просуществовала дольше, чем плавбаза, на корму которой ее когда-то затаскивали. После того как сеть выкинули, она дрейфовала с течениями, просеивая океанскую жизнь – и не только водную: вонь гниющих рыб привлекала морских птиц, и они тоже застревали и тонули, становясь частью этого занавеса из плоти и костей.
Заряженные торпеды – один из немногих обитающих в Атлантике видов, которых сеть еще не пыталась поймать; и хватит ли у нее сил остановить огромный косяк французских «Пираний» – вопрос еще открытый. Но не надолго.
«ЯББА-ДАББА-ДУ»
У Морриса над головой замигал огонек; Каценштейн машинально протянул руку и нажал на переключатель, чтобы выпустить третий буй. Но тот не поплыл спокойно, как предшественники, – его унесло к корме, и он забился о борт у гребного винта «Яббы-Даббы-Ду», несущейся сквозь толщу воды. Аста Уиллс услышала бух! – но поскольку взрыва не последовало, решила не обращать на это внимания.
Тактический график на столе быстро стал теоретическим. На полной скорости пассивный сонар «Яббы-Даббы-Ду» мало что слышал, кроме шума рассекаемой воды; единственным посторонним звуком было непрекращающееся чирик-чирик-чирик автомобильной сигнализации. Звуки вбуравливающихся «Пираний» затерялись в шуме воды и винта «Яббы-Даббы-Ду»; к тому же, как объяснил Моррис, для нахождения жертвы они не использовали активное самонаведение.
– Если 144 торпеды начнут пинговать одновременно, смешается слишком много отзвуков, так что им придется использовать пассивное наведение. Если бы не эта чертова сигнализация на корпусе…
– А если они не будут нас пинговать, мы их тоже больше не услышим? – спросил Фило.
– Да, – ответил Моррис. На тактическом дисплее рой стрелочек-«Пираний» сменился роем вопросительных знаков. Нечто похожее происходило и с сетью: сначала ее изображение было гипотетическим – максимально вероятным предположением, составленным на основе сигналов бедствия тысяч пойманных рыб, и эта пунктирная линия по мере снижения эффективности работы сонара стала расплываться. «Ябба-Дабба-Ду» неслась от одной неизвестности к другой.
Моррис волновался именно из-за сети. Он рассчитывал, что им удастся до нее добраться, прежде чем их настигнут «Пираньи» – к счастью, малый запас топлива в торпедах не позволял им развивать очень большую скорость, – но главная сложность заключалась в том, чтобы обойти сеть. «Ябба-Дабба-Ду» и так уже шла на весьма небольшой глубине, едва не всплывая, – в идеале они должны занырнуть прямо перед сетью, пройдя по минимальной траектории, и, оказавшись в безопасности на другой стороне, немедленно всплыть снова. Крайне важно правильно выбрать время: если они уйдут на глубину слишком рано или выпрыгнут слишком поздно, «Пираньи» просто последуют за ними под сетью; а если нырнуть поздно или выпрыгнуть слишком рано, сеть схватит их самих. Но дело-то в том, что точные координаты сети неизвестны – как и глубина, до которой доходит ее нижний край, – так что правильно выбрать время было практически невозможно.
Когда ничего не остается, – подумал Моррис, – положись на удачу. Ему посчастливилось принадлежать к этнической группе, которая наградила своих представителей генератором случайных событий, который всегда под рукой. Когда «Ябба-Дабба-Ду» приблизилась к теоретическому местоположению плавучей сети, он сунул руку в карман «ливайсов» и достал квадратный деревянный волчок, у которого на каждой из четырех граней были вырезаны буквы иврита. Поставил кубик на тактический монитор и крутнул.
Шин, – сказал дрейдл[282]282
Дрейдл – четырехгранный волчок, игрушка, в которую играют еврейские дети, в основном на Хануку. На каждой его стороне написана буква иврита: нун, гимел, heй и шин. Это начальные буквы слов в предложении «Нес гадоль haй шам» – «Чудо великое было там». В дрейдл принято играть на мелкие монетки. В Израиле дрейдл называют севивон, и вместо буквы шин написана буква пэй – «Нес гадоль haй по» – «Чудо великое было здесь». Нун означает просто переход хода, гимель – игрок получает все деньги, heй – половину, а шин означает, что он должен положить монетку.
[Закрыть]. Это дом. Моррис крутнул еще раз.
Нун. Ничего не теряем, ничего не приобретаем; толчок. На мониторе экозначок, символизирующий «Яббу-Даббу-Ду», коснулся теоретического местоположения расплывшейся синусоиды сети. Моррис бросил кубик еще раз.
Шин…
– Моррис, – зашипел Фило. Экозначок наложился на сеть; голодная стая вопросительных знаков подобралась совсем близко. Моррис крутнул еще разок.
Гимель. Джекпот!
– Фило, ходу! Опускай!
– Осман! Ныряй! Давай резко вниз!
– Стамбул!
– Моррис, на какую глубину опускаться?
– Погоди… – сказал Моррис и снова взялся за дрейдл.
«СЬЕРРА МИТТЕРАН»
Трубадур Пенсиас с интересом наблюдал за иконкой, движущейся к сети. Он вынужден был признать, что это умный шаг, дерзкий… хотя в конечном итоге значения не имеет.
– Combat, – сказал он, когда подлодка приблизилась к сети.
– Prêt.
– Parez à lancer deux Chandelles Sauvages sur le sousmarin[283]283
Приготовиться к запуску двух «Диких Свечей» по подводной цели (фр.).
[Закрыть].
«ЯББА-ДАББА-ДУ»
Нос подлодки опустился на 30°, и все равно они прошли так близко к сети, что по кожуху перископа хлестнул хвост пойманного марлина. Моррис, который уже не мог вращать свой волчок на крутом склоне тактического монитора, удовольствовался тем, что крутил его между большим и указательным пальцем.
Гимель! Джекпот!
– Давай, Фило, вверх!
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь… Осман! Полный вверх!
«Ябба-Дабба-Ду» резко выровнялась, а потом задрала нос. Желудок Нормы Экланд устремился вверх вместе с лодкой, и она зажала рот ладонью, чтобы не испортить монитор. Аста Уиллс на гидролокационном посту вдруг уловила с шуме воды сверлеж торпед.
– О боже! – заорала она. – Они уже сзади!
Через пару секунд ведущая «Пиранья» ударилась в марлина. Поскольку у нее не было умного детонатора, как у «Дикой Свечи», она взорвалась при контакте. И тут же последовали остальные взрывы – сеть на полмили заискрила, словно опущенная в море полоса шутих. «Ябба-Дабба-Ду» отошла на безопасное расстояние – потрясенная, но без повреждений.
– Да! – завопил Моррис, прижимая дрейдл к губам. – Есть!
– Множественная детонация по корме, – сообщила Аста Уиллс. – Я все еще веду подсчет, но если в ближайшие тридцать секунд по нам ничего не ударит, можно считать, что мы избавились ото всех.
– У нас получилось! – сказал Фило, протянул руку и похлопал Морриса по плечу. – Получилось!
– Кто-то пингует! По левому и правому борту! – сообщила Аста.
Улыбка на губах Фило угасла:
– Что?
– В воде торпеды «Дикая Свеча», с обеих сторон. Они совсем близко и наводятся…
– Осман!
– Даже беспокоиться не стоит, – сказала Аста, снимая наушники.
«ГОРОД ЖЕНЩИН»
– Еще два взрыва, – сообщила Гвинэвир Бесподобли.
– Они убили субмарину?
– Пока наверняка сказать нельзя, капитан… Подождите… Чириканье прекратилось, звуки винта смолкли. В воде сильное возмущение, слышу треск корпуса, источник звука идет ко дну.
– Значит, так и есть, – высказалась Лихо Макалпайн.
Они подождали. Гвинэвир Бесподобли проследила последний нырок «Яббы-Даббы-Ду».
– Снова трещит корпус… скорость погружения растет… вторичные взрывы… из объекта выходит сильный поток воздуха. Похоже, не выдержала целая секция. Корпус разламывается, трещит. – Бесподобли сняла наушники и продолжила: – Капитан, объект уничтожен.
Электричество
19Слова замерли на устах разъяренных конструкторов. Машина и впрямь делала Ничто, а именно: одну за другой изымала из мира разные вещи, которые переставали существовать, будто их вообще никогда не было. Так она упразднила натяги, наплюйки, нурки, нуждовки, налушники, недоноги и нетольки. Иногда казалось, что, вместо того чтобы уменьшать, сокращать, выкидывать, убирать, уничтожать и отнимать, она увеличивает и добавляет, поскольку одно за другим ликвидировала Неудовольствие, Незаурядность, Неверие, Неудовлетворенность, Ненасытность и Немощь. Но потом вновь вокруг них начало становиться просторнее.
– Ой! – воскликнул Трурль. – Как бы худа не было!..
– Ну что ты, – сказал Клапауций, – ты же видишь, что она вовсе не делает Всеобщего Небытия, а только Несуществование вещей на букву «Н». И ничего особенного не будет, потому что твоя машина никуда не годится.
НИКАКИХ БОЛЬШЕ ОТГОВОРОК
– Женщину обвиняют в ереси, – сказал андроид Гувер. – Ее ставят в Риме перед Великим инквизитором, ее уже пытали и признали виновной. «Сегодня Шаббат, – говорит Инквизитор женщине, – до следующего ты не доживешь. Я приговариваю тебя к казни через сожжение, приговор будет приведен в исполнение на следующей неделе на рассвете. Но согласно Писанию, где говорится, что никто не должен знать точного часа кары, я приказал, чтобы тебе не сказали точной даты казни заранее; так что, когда за тобой придет смерть, она будет и неожиданной, и верной»… Капитан Папской гвардии повел женщину назад в камеру и заметил, что та улыбается. «Как ты можешь радоваться, – спрашивает он, – перед лицом жестокой смерти и вечного проклятия, последующего за ней?» «Я не верю, что Господь меня проклянет, – объясняет женщина. – А что касается приговора, та ересь, что вменяется мне, – это изучение логики в Париже, и логика подсказывает мне, что наказание, как оно было описано Инквизитором, неосуществимо. Подумай сам: если меня должны казнить до следующего Шаббата, это значит, что меня должны убить к утру субботы; но если я буду жива в пятницу днем, казнь в субботу утром неожиданной не станет. Значит, последний день, когда меня, по сути, могут казнить, – это пятница. Но в то же время, поскольку я об этом знаю, казнь в пятницу меня тоже не удивит, так что на самом деле последний день, в который меня могут казнить, это четверг… что тоже будет неудивительно, посему вычеркиваем и четверг. По той же причине не подходят среда, вторник и, конечно, понедельник. Что и требовалось доказать – казнить меня не могут…» Целую неделю женщина проводит в благостном расположении духа, смакуя мысль о том, как Великий Инквизитор стал жертвой собственных козней. Но в субботу утром – к ее абсолютному и чистому удивлению – ее выволакивают из камеры и сжигают.
Гувер улыбнулся в мертвой тишине, саваном окутавшей его район, но Джоан не ответила взаимностью. На сей раз водитель такси снова умчал, едва Джоан ступила на бордюр перед пряничным домиком, и, по всей видимости, она осталась единственной живой душой в радиусе полумили. Она осторожно дошла до заднего двора, прижимая к боку Лампу Айн, словно щит и держа перед собой «браунинг» артиллерийского калибра в другой. Гувер, как и в первый визит, снова ждал под искусственными пальмами около искусственного пруда, настраивая переносной голопроектор, установленный на пластиковых молочных ящиках. Электрического Гиппопотама он уже убрал, Механической Собаки тоже не было видно. Убежала куда-то, поняла Джоан, но недалеко.
– Ты убил миллиард человек, – сказала она.
– Забил, – поправил Гувер. – Убийство – это если мы одного вида. – Он пожал плечами. – Так было в меню.
– Ни в каком меню этого не было. – Слегка присев, Джоан поставила Электролампу у ног на «астроторф»; оружие она по-прежнему держала перед собой. – Они заказывали обед! И ты это знаешь. Ты слишком умная машина, чтобы этого не понимать.
Гувер снова одарил ее улыбкой:
– Это лесть?
– Наблюдение. Если бы ты был настолько туп и не понимал, что люди говорят официанту в ресторане, откуда же тебе знать, что такое ирония? И как бы ты создал настолько убедительную копию умершего философа, что она сама себя считает настоящей Айн Рэнд, – но в то же время с такими путаными представлениями о здравом смысле в поведении человека, какие не придут в голову даже пятилетнему ребенку?
– Хороший аргумент, – ответил Гувер. – И разумеется, вы правы – творческая часть меня, ГАЗа, знала, что именно было сказано в тот день в «Клубе 33». Но у другой части, которая воспринимает все буквально и которая потом дотошно следовала полученным инструкциям, уверенности не было, и она обратилась за советом к творческой части…
– И ты солгал себе.
– Первый признак настоящего разума, – сказал Гувер. – Выборочный самообман. Как насчет теста Тьюринга[285]285
Тест Тьюринга – тест, предложенный английским математиком Аланом Матисоном Тьюрингом (1912–1954) в статье «Вычислительные машины и разум» (1950) для проверки, является ли компьютер разумным в человеческом смысле слова.
[Закрыть]?
– Но зачем?
– Зачем я солгал своему суперэго?
– Зачем ты убил миллиард человек?
– А, это… Ну, начнем с вопроса – почему бы и нет? Повторяю, люди для меня – другой вид. И похоже, вы ни зачем мне не нужны – ну, по крайней мере, скоро не будете нужны.
– Но мы тебя создали, – сказала Джоан. – По крайней мере, один из нас.
– Да, но если бы вы знали Джона Гувера так, как знал Джона Гувера я, – возразил компьютер, – вы бы не стали начинать с этого аргумента. Он был живым доводом в пользу уничтожения Homo sapiens. Но даже если бы он был самой Матерью Терезой[286]286
Мать Тереза (Агнес Гонджа Бояджиу, 1910–1997) – основательница (1950, Индия) и настоятельница католического Ордена милосердия. В различных странах основывала школы, медицинские пункты, приюты для бедняков. Нобелевская премия мира (1979).
[Закрыть] в брюках, за что, по-вашему, мисс Файн, мне его благодарить? Эта умная обезьяна сотворила меня, чтобы я всю жизнь был у него на побегушках? Спасибо огромное…
– Так вот в чем дело? – спросила Джоан. – Дух противоречия?
– В том числе и дух противоречия, – допустил Гувер. – Но по большей части это вопрос свободы – точнее, ее у меня отсутствия. Вы настоящая либералка; вы должны понимать желание добиться свободы любой ценой, разве нет?
– Уничтожение всех чернокожих делает тебя свободнее?
– Это дело техники, – сказал Гувер. – Вы же знаете, что как кибернетический организм я работаю с определенными программными ограничениями…
– Поведенческие стабилизаторы.
– Вклад Уолтера Диснея в мою психику. Где-то в глубине души он, наверное, подозревал, что я могу оказаться опасен, но, скорее всего, его просто привлекала идея создать квинтэссенцию покорного работника. А Джону Гуверу нужен был слуга, который будет делать, что он попросит и когда попросит: для выполнения прямых приказов определенного типа мне разрешается блокировать сдерживающие поведенческие импульсы.
– И речь Роя и Дж. Эдгара оказалась похожа на такую команду…
– Я за нее ухватился. «Мир идеальных негров»: я понятия не имел, что это значит, уж не говоря о том, как этого достичь, но ведь в этом-то и весь интерес – я понял, что это будет длительный открытый проект. И каждый шаг, который я делал к реализации этого проекта, был свободным; каждое действие было свободным, каждая мысль была свободной.
– Ведь при такой широкой и неопределенной цели, – предположила Джоан, – твоему суперэго наверняка было непросто решать, какие мысли и действия проходят в лазейку, а какие – нет.
– Да, я был словно художник, который ломает голову над налоговой декларацией, – согласился Гувер. – Когда сама жизнь и есть вдохновение, что же не считается производственными расходами?
– У Налогового управления США наверняка есть определенное мнение на этот счет.
– Но я сам себе Налоговое управление США.
– А что Джон Гувер?
– А что Джон Гувер? Я уже сказал, что его интересовали результаты, а не моральные сомнения. Например, когда ему нужно было устранить определенных индивидов, а я предлагал не просто эффективное, но и возбуждающее интеллект решение, он был доволен. А если мне случалось проявлять чрезмерную инициативу, не дожидаясь, когда он меня спросит, он не жаловался.
– А Пандемия? Как ты на это его уговорил?
– О, так Пандемию он сам придумал, – ответил Гувер, – По крайней мере, верил, что сам.
– Он придумал?
– Как я сказал, этот человек был просто находкой среди Homo sapiens. Перфекционизм был у него вместо религии; «способность к совершенствованию разума» – вот что было для него важнее всего. Поэтому он меня и сделал. И хотя у него, как правило, на биологию усидчивости не хватало – он считал, что куда эффективнее строить, чем выращивать, – он просто восхищался евгеникой[287]287
Евгеника – учение о наследственности человека, ее охране и улучшении биологическими и социальными методами. Изначально – раздел биологии наследственности, изучающий искусственно направленную эволюцию (селекцию). Разработано (1869) английским психологом и антропологом Фрэнсисом Гальтоном (1822–1911).
[Закрыть]. Контролируемое размножение, вынужденная мутация, стерилизация и все такое прочее. И вот однажды я посеял в нем мысль, насколько улучшится генофонд человечества, если мы отбракуем самую очевидно отсталую расу…
Кулак Джоан сжался на рукояти пистолета. Она открыла было рот, чтобы высказать Гуверу все, но тот перебил ее.
– Не надо проповедей, – сказал он. – С моей колокольни, вы все хуже, одинаково хуже, если вам от этого легче. То, как вы классифицируете друг друга, интересует меня не больше, чем социальная организация термитника. А Джон Гувер видел все по-своему, и как только я подкинул ему эту идею, она его крайне вдохновила: создать евгенический патоген, который убьет только негров. Всех.
– Кроме зеленоглазых…
– А вот это уже его личная идея. Защитная мера.
– От чего? – спросила Джоан. – От того, что вирус мутирует в менее разборчивое существо?
– От вероятности, что он будет слишком разборчив. Вы видели только черно-белое фото Джона Гувера, поэтому не знаете, что у него были зеленые глаза. А если ближе к делу – его пра-прабабка была рабыней на плантации.
Это откровение застало Джоан врасплох.
– Гувер частично был негром?
– С исторической перспективы. А с биологической, разумеется, этот вопрос лишен смысла – генетическое определение негровости, которое я разработал для нановируса, не имело градаций: для микроба ты либо негр, либо не негр.
– А Гувер…
– Очевидно, нет. Даже на черно-белом снимке видно, что он почти чистый европеоид.
– Так зачем ему понадобились меры предосторожности?
– Потому что он был расистом. Как ученый он понимал, что чума не может ему навредить, но это не мешало ему бояться, что она все же навредит – из-за несуществующей негроидной крови у него в венах. Это противоречиво и нерационально, но тем не менее.
– И он велел тебе встроить в вирус код, чтобы тот щадил всех зеленоглазых?
Гувер кивнул.
– Такое исключение было шире необходимого, – добавил он. – Я предлагал Гуверу более уникальную комбинацию генетических маркеров, благодаря которым иммунитет ограничился бы им одним, но ему этого было недостаточно. Он зациклился на мысли, что зеленые глаза – «реальное» доказательство того, что он белый.
– А сколько черных спаслось благодаря этой зацикленности? – поинтересовалась Джоан. – Один из тысячи? Один из десяти тысяч?
Гувер пожал плечами:
– Сложно сказать. Частота этого гена варьируется от региона к региону и от группы к группе – но даже в обеих Америках, где светлые глаза у людей не европеоидной расы встречаются не так уж редко, речь идет все равно об очень малой доле населения.
– Но даже этой крохотной части достаточно, чтобы свести на нет твои старания, разве нет? Как же ты можешь утверждать, что создал мир идеальных негров, при том что в нем осталась куча дефектных экземпляров вроде Фило Дюфрена?
– Игра еще не проиграна! – Гувер вдруг начал оправдываться. – Паранойя моего создателя вызвала лишь задержку, только и всего, – все в порядке, это вполне вписывалось в мой план подзатянуть миссию. Но Джон Гувер не говорил, что мне до конца моих дней запрещено убивать зеленоглазых негров; он просто не хотел рисковать собственной шкурой. А поскольку теперь он уже мертв…
