Текст книги "Река времени Книга 9"

Автор книги: Майя Малиновская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 45 страниц)

Он снял с руки перчатку.

– Желаете опробовать. Радиус действия – пятнадцать метров. Если возникнут особые вопросы, можете спрашивать у Франсин или у Лукаша, он имеет к этой мышке непосредственное касательство. Давайте прощаться.

– Еще пятнадцать минут, – попросила Эл. – Алик, осваивай разведчика, а мне нужна ваша помощь, Диана. У нас в пятницу выход в свет.

Когда Эл и Диана покинули танцзал, Диана сказала:

– Не волнуйтесь, Эл, я не рассказала Карлу ничего из того, что собиралась сказать вчера. Возникли более серьезные вопросы, и вчера вы сами пришли к взаимопониманию.

– Да, приятно это осознавать.

– А куда мы идем и зачем?

– Вы захотите кое с кем проститься. Не так ли?

Диана гордо подняла подбородок.

– Да полно вам, – фыркнула Эл. – Хотите его видеть?

– А из вас, командор, получилась бы отличная сваха, – заметила Диана и смягчаясь.

– В каком-то смысле это мое маленькое хобби, – иронизировала Эл.

Эл довела ее до комнаты Дмитрия.

– Эл, скажите правду, Карл пытается, как всегда оберегать мои нервы, но я подозреваю, что вам грозит серьезная опасность. Это опасно то, что происходит?

– А это повлияет на ваши отношения с Димкой?

Эл неожиданно назвала его по-детски, Диана удивленно вздернула брови. Эл представляла, что Димка как раз уже дрыхнет, так что свидание будет односторонним. Диана хотела видеть его, Эл очень остро ощутила ее волнение и желание.

– Проходите. Дим, к тебе гость, – предупредила Эл.

Она закрыла дверь за спиной Дианы прежде, чем она поняла, что оказалась в спальне. Диана ожидала, что увидит его усталым, ожидающим ее. Раз уж Эл так смело позвала ее, значит, он просил. Уединиться при Ванхоффере она не посмела.

Она замерла у двери. Дмитрий спал на кушетке, не раздевшись. Даже подушку под голову не положил. Диана не понимала, что ей делать. Она несмело двинулась к нему.

– Дмитрий, – позвала она.

Если встреча такова, то можно хотя бы уложить его в постель. Он не отозвался, даже не пошевелился. Она взяла подушку и попробовала подсунуть ему под голову. С первого раза не получилось, она опасалась его разбудить, потом поняла, что сон его очень крепкий. Она склонилась, погладила его по щеке, не проснулся. Она присела на корточки у кушетки, приподняла его тяжелую голову и смогла подсунуть под нее подушку. "Какой же он красивый", – подумала она. Да, Дмитрий был редким экземпляром, которого можно было бы именовать образчиком настоящего мужчины в рассвете молодости. Она любовалась им спящим и впервые расплакалась. За стремительным развитием событий она даже не вспоминала о времени, которое неумолимо утекало. Уже сегодня он полдня посвятил тому, как и когда они будут уходить отсюда. Уходить! Он уйдет совсем скоро! Диана похолодела. Одной рукой она вытирала слезы, а другой гладила его по волосам, не опасаясь, что разбудит. Он пошевелился, повернул голову. Она ждала, что он откроет глаза, разбудила. Он вздохнул и опять замер.

Она сидела рядом пока не почувствовала тревогу, момент когда визит может показаться долгим. Карл ждет ее, он тоже не спал эту ночь, он тоже требует ее заботы.

Она поднялась, уверенно вытирая остатки слез. В коридоре не было Эл, она вышла на шум их своей комнаты. Эл проводила ее обратно в танцзал, и они с Ванхоффером покинули этот дом.

В крытой двухместной коляске она сидела рядом с Ванхоффером, который сам управлял лошадьми, он не любил ездить с кучером, при всей видимой важности он очень не любил озадачивать людей своими личными заботами, только ей он это позволял.

– Устала? – спросил он. Без посторонних он называл ее "на ты".

– Да, два дня слились в один, – согласилась она.

– Мне показалась, что ты грустишь. Ты очень нервничаешь из-за них. Напрасно. Эл, как говорят, человек не из робкого десятка, и к тому же, видно по замашкам, – неплохой политик. Друзья ее тоже люди с опытом и выдержкой. Не следует тебе так волноваться, ты, в сущности, ничем им не можешь помочь.

– Я только что поняла, что они очень скоро уйдут, а я уже к ним привыкла. С ними жизнь превращается в какой-то водоворот, никогда нельзя угадать, чем завершиться день. Я буду скучать, – сказала она.

– Тебе надоела размеренная и предсказуемая жизнь? Впрочем, ты молода, немногим старше их, могу понять. Они источают азарт, довольно заразительный.

– Мне вчера казалось, что Эл жестко, даже жестоко обошлась с этим мальчиком, Эдвином, он был напуган ее напором. Карл, ее угрозы реальны?

– Вполне. Она имеет такое право и полномочия. А мне его не жаль, он стал участником нечистоплотной затеи, я тебе говорил уже.

– Да. Это так опасно?

– Из того, что мы с Эл смогли предположить, значительная доля риска присутствует. Однако, Эл произвела на меня впечатление опытного командира, она умело доставила группу в Вену без нашей помощи, а значит и вывести сможет. Наша задача – помочь. При трезвой оценке возможностей и правильном планировании с возвращением у них не должно возникнуть сложностей, если только мы не упустили еще что-то в этом ходе событий.

– Карл, я вообразить себе боюсь, что это провокация или подлость. Если бы своими глазами не видела человека из второго патруля, я скорее бы стала подозревать Эл в преднамеренных действиях, в злом умысле.

Диана испугалась своих слов, она первый при шефе охарактеризовала Эл таким образом.

– Умысле? Диана, ты все же наивна, как женщина, которая погружена в житейские волнения. Эту неделю действия Эл были именно преднамеренными, очевидно преднамеренными, на опережение событий. Хорошая работа. Они занимались своими свитками и незаметно вывели в поле зрения всех патрульных. Аккуратно, тонко, очень умно. Когда она мне вчера рассказала, я признался себе, что не заметил их тайных действий. Меня тоже подозревали, но я понимаю их. Не могу сказать, как я повел бы себя, если бы оказался в ситуации, когда не доверяют, когда провоцируют на резкие действия. Скорее всего, я бы учинил открытое разбирательство, не терплю недоверия и подлости. В какой раз убеждаюсь, что в любом времени этого довольно. Люди, увы, быстро не меняются. Не то что, техника, – Ванхоффер устало вздохнул.

– Значит, Карл, ты не считаешь, что Эл вела себя неэтично, затеяв двойную игру?

– Тройную, – поправил ее Ванхоффер. – Тройную. Мы, забыла нас включить. Я заметил перемену в твоем отношении к Эл, ты ведешь себя осторожно, на расстоянии. Она тебе уже не столь симпатична.

– Я ее боюсь, – призналась Диана.

– Почему?

– Мне кажется, что она на все способна.

– Вот в чем дело. Тебя пугает масштаб. Это нормально, для человека обычного. Среднего человека пугают люди, которые обладают масштабным мышлением и опытом. Они выглядят опасными, потому что сложно понять их, уловить мысль. А еще они заставляют вырваться из скорлупы, а обыватель этого не любит.

Диана не считала себя человеком средним. Значит, Карл так считает. Дмитрий назвал ее наивной, это еще можно объяснить, но Карл в глаза назвал ее обывателем. Она нахмурилась. Тут нужно отдать должное Эл, она хотя бы говорила с ней на равных.

– Но ты меня не пугаешь, – сказала она в ответ.

Его она считала мудрым, лучшего руководителя она себе не представляла. Эти дни стали менять ее взгляд на собственное положение. Ванхоффер рассмеялся.

– А мне кажется, что я этой молодежи в подметки не гожусь. Не сознайся вчера Эл, я бы этих лисьих ходов знать бы не знал. А кодовое имя ей дали очень точное. "Лисица". Я в сравнении с ними скорее напоминаю постаревшего сторожевого пса, видавшего виды и опытного, но неповоротливого, как все старики.

– Карл. Вас невозможно сравнивать. Ты серьезный ученый, ты выдающийся изобретатель. А они набрались уловок на оперативной работе в патруле, а подозрительности и дерзости на какой-то там войне.

– Диана, – укоризненно протянул Ванхоффер. – Девочка моя. Тебе не мешало бы интересоваться не только историей этого времен, антропологией и хозяйственной деятельностью, но и историей будущего. Пусть мы там не живем, но не мешает его знать. Пока мы работали здесь в мире и спокойствии эти годы, они, совсем еще молодые тогда люди, защищали нашу планету. Сколько им было? Немного за двадцать? Тебе стоило бы переосмыслить это. Они выполнили за ночь серьезную работу, а это нужно уметь. Мне лично очень симпатичен Александр Константинович. А знаешь почему? Я что-то увидел в его глазах в первый день. Я про себя подумал, что это поразительный должно быть человек. Когда я навел справки, моя догадка подтвердилась. Он командовал военными судами на войне, он капитан не малого ранга, между прочим. Я увидел мощную личность и человека, который души не чает в своей жене. Эл этим пользуется, как любая умненькая женщина. Мне странно до сих пор, что не он командует группой, а она. Эл по сути своей не командир, она вдохновитель, хороший координатор, но не командир. Она вертит мужчинами.

– Эл – командор, – пробормотала Диана. – Она командовала флотом. Они упомянули этот факт в разговоре. Она имела отношение к военной разведке.

– Я знаю. Она умело маскирует свою силу. Ее так запросто не разгадаешь. У тебя как у женщины ее загадочность, смелость суждений и пренебрежение общепринятыми нормами, формирует отрицание, а я не вижу в ней злоумышленника, мной движет естественное мужское любопытство. Я начинаю вдумчиво искать ответы, а потом увлекаюсь ее обаятельной манерой вести себя. Ты же судишь ее, как соперницу. Как женщина. Так кто из нас не любит сильных женщин?

Ванхоффер снова засмеялся, а потом зевнул.

– Не знаю, что мне присниться сегодня, надеюсь что-то не связанное с этим временем.

Диана не хотела продолжать разговор. Кажется, они с Карлом перестают понимать друг друга. Она подумала о спящем Дмитрии. Что сниться ему?

***

Он отдыхал по настоящему во сне только тогда, когда ему снились полеты. Он продирался через какие-то дебри, джунгли, путался и плутал. Он знал, что спит. Когда ему надоело плутать, он остановился. Закрыть глаза, погрузиться в темноту, а потом проснуться. Внутри не было тревоги. Он открыл глаза, а кругом снова лес. Где-то шумела вода. Поток. Он слушал его, птицы вторглись своими голосами в пространство его сна. Приятно выйти к воде, увидеть на берегу катер, сесть в него и улететь отсюда.

Он пошел на шум воды, поток оказался близко. Он вспомнил, как плутал только что. Речка – метра полтора в ширину, быстрая как ручей весной, берег – камень и песок вперемежку, но катер его не ждал. На противоположной стороне на камне, мокром от воды, сидела Эл, почему-то в костюме для ныряния.

Что она делает в его сне?

– Эл?

– Хм.

– Я сплю?

– Пытаюсь понять. Давно контролируешь свой сон?

Он проснулся.

Часы тикали на столе, этот звук мерный и противный привел его в реальность.

Кто-то был в комнате, сунул подушку ему под голову. Спал он четыре часа. Он посмотрела на циферблат, потом на Эл, которая сидела на его постели, по-турецки сложив ноги. Она была в той же одежде, в руках планшет от терминала.

– Что ты тут делаешь? – спросил он.

– Охраняю твой сон, – пошутила она. – Что снилось?

– Ерунда. Значит, я никуда не ушел. А снилось, что уходил. Честно, переоделся, вышел на улицу. Только на прогулку я ждал не Олю, а Диану, – он загадочно улыбнулся. – Кажется, я хотел ее найти, но вспомнил, что Ванхоффер рядом. Спасибо, за подушку.

Эл приложила ладонь сбоку губ и словно по секрету шепнула.

– Это не я. Это Диана. Я ее пустила сюда, полюбоваться, как ты спишь.

– Зачем? – нахмурился он.

– Она хотела видеть тебя, а ты спал. Я нашла компромисс.

Дмитрий покряхтел. Эл слезла с постели, налила из графина воды в стакан и подала ему. Он прокашлялся и произнес:

– Какие мои привычки ты не знаешь?

– Твой выбор женщин меня поражает, – сказала она.

– Я стараюсь выбирать разных, – игриво сообщил он. – Не угадаешь, потому что я сам не знаю.

– Я проверила расчеты. Все выглядит довольно стройно, но меня мучает сомнение относительно девятнадцатого. Я ночью погорячилась. Не все даты, которые перечеркнуты, могут попадать на дни отправки.

– Эл, Эл. А чё ты у меня в комнате сидишь? А? Замужняя женщина, у меня – роман. Нас могут неверно понять в этом времени. И от кого ты тут прячешься?

– От Оли.

– Она откопала топор войны, ой, то есть скальпель войны.

– Пусть думает, что мы тут о ней шушукаемся.

– Эл, давай серьезно. Ты зачем-то тут сидела?

– У тебя проблемы со сном. Ты мечешься во сне, как в бреду, и зовешь Диану. Мы с Аликом слышим тебя через стену. С час назад было то же самое. Я пришла, и ты успокоился. Опасались, что ассистенты заметят. Пришлось посидеть с тобой.

– И давно я так?

– Дня четыре, как мы заметили, после той дождливой ночи и горшков Хофманов. Что произошло накануне?

Он смотрел растерянно. Ничего не помнил, известие было странным, непонятным.

– Я сильно шумел?

– Нет. Но не ты один чувствуешь окружающих. К тому же, мы слежки боялись. Ванхоффер о вас все еще не знает.

Он закусил губу, смотрел виновато.

– Может из-за перебросок или из-за дверей?

– Нет.

– Пока ты тут сидишь, я веду себя тихо?

– Да. На тебя я действую, как успокоительное.

– Ты спала в моей комнате?

– Нет. Я сидела с тобой под утро. Ты мечешься не всю ночь, где-то час перед рассветом, перед пробуждением. Когда сны самые яркие. Поэтому я спросила, что ты видел?

– Мне еще лес снился. Джунгли. Дианы в этом сне не было, я ее не нашел. А тебя я видел, помню. Эл, ты можешь объяснить? Чую, можешь.

– Мне повезет больше, чем с Олей, у тебя нет пудры.

– Эл. Ты намекаешь, что мы тут с ума посходили? На почве неконтролируемых чувств? А кто начал? На вас с Аликом без зависти смотреть невозможно! Вернее даже не зависть, а желание пережить нечто подобное. Зараза. Эпидемия. Хорошо, клятвенно обещаю ничем в тебя не кидать, я не Оля, я точно попаду. Ты меня в шок вогнала, я сплю как младенец. Я всегда сплю тихо. Спал, то есть. И какова по-твоему причина?

– Ты влюбился. Это не милый флирт, не мимолетное ухаживание по ходу задания. Это серьезное чувство, ты его пытаешься не выпустить наружу, и оно тебя мучает. То, с чем ты справляешься наяву, обуревает тебя во сне. Это не Оля – клиент доктора Фрейда, а ты, мой любвеобильный друг. – Он собрался возразить, и вскинул руки, собираясь защищаться. – Тихо! Выслушай меня. Мне известно это состояние. Я много лет бредила во сне.

– Ты? А впрочем, чего с тобой только не было! Бредила, говоришь?

– У меня были видения, в которых я не могла отличить воображение от реальности. Я видела Алика на острове с параноидальной регулярностью. Образ был очень схож внешне, но чувства, которые он приносил, были гораздо острее реальных, до боли, до немого обожания, до исступления. Мучительно сильные. В мирах мне стало казаться, что это владыка играет моими чувствами, что я больна. Я передать не могу, какие яркие ощущения будит сила. Образ не пропал после ухода из миров. Он исчез после того, как я вышла замуж. Женщина, которая опекала меня в мирах отца, описывала мой бред во время сна или в беспамятстве от ранений. У тебя похожее состояние. Очень похожее. Ты можешь перенимать у меня способности. Мог перенять и эту, сложно отследить, каким образом это происходит. Я могу с полным правом звать тебя братом. Теперь и в этом.

– Нет уж, спасибо, сестренка, – недовольно проворчал он.

– Димка, ты влюбился. Признайся. Себе.

– Брось, командор, это просто временное помешательство, каких на моем веку было немало. Диана каким-то невероятным образом сочетает в себе все, что я обожаю в женщинах. Она чудесная, она умница. Но мы не просто из разных веков, я бы сказал, из разных миров. Она понятия не имеет, кто мы на самом деле. Это моя забота. Командир, займись своим обожаемым супругом. Обещаю больше не бредить.

Эл наблюдала эту браваду со скептическим выражением лица и не верила ни одному слову.

– Она любит тебя. Я согласна взять ее в команду. Она умница, и она сильная личность. Вы стоите друг друга.

– Элька. – Дмитрий погрозил пальцем. – Вот она причина твоих нападок на Диану последние дни. Я думал ты ее чувства хочешь охладить, показать ей реальность, развеять миф о нас, мне помочь, а ты все с обратно целью делала?!

– Пришлось. Я использовала свою стервозную сторону личности, женщины отличаются бСльшим коварством, чем мужчины. Я не испытала удовольствия терзая Диану, но убедилась, что она тебя все таки любит. Я очень хотела, чтобы она тебя не отпустила.

Дмитрий стал шарить рукой по кушетке, схватил подушку.

– Я понимаю Оленьку. Можно я в тебя этим брошусь, Эл? – выговаривая четко, спросил он и замахнулся.

– Бросишься? А что было в первую ночь здесь? Ты изменил свою тактику ухаживаний. Ты ее даже не поцеловал. А пять дней назад? Ты пошел громить горшки Хофманов под проливным дождем, вовсе не потому, что хотел выглядеть провидцем. А вчера вечером? Я, конечно, устала, но твою сияющую рожу, я помню отлично. А теперь бросай. Приму как безмолвный аргумент: "за".

Она расставила руки пошире, открываясь для удара.

Он положил подушку обратно. Склонился, уперев локти в колени, а голову опустив на руки.

– Это правда. Я не одну женщину так не желал, как ее, ни одну так не оберегал от своего влияния, как ее. Я люблю ее, Эл. Что мне с этим делать?

– Я не знаю, что можешь или должен делать ты. Только ты сам это решаешь в отношении Дианы. Но зато я знаю, что могу сама. Я готова рискнуть. Ради друга. Было нас шесть, будет – семь. Она замечательная, она сильная. Она выдержала мой прессинг, мучалась, металась, но сохранила остатки равновесия и здравый смысл. Она умеет мыслить самостоятельно. Она целостная натура со своими принципами, а я уважаю таких людей. Она еще не раскрылась, Ванхоффер не представляет ее подлинную ценность, при нем она останется на вторых ролях. Вы стоите друг друга. Рискни. Не так много людей отыщется, которые нас любят. Эта ценность сравниться только с самой жизнью.

Дмитрий поднял на нее глаза.

– Ну, ты даешь, командор. Вот уж не ожидал. А двадцатый век? А остров? А полеты? А миры?

– Испугался? Страстный шалопай и сердцеед Дмитрий Королев боится за чувства женщины?! Недавно, в понедельник, ты угрожал разбить ей сердце. По-моему, ты сделал это на несколько дней раньше. Она выслушала твои хмельные откровения, утаила чувства от Карла. Она поймет. Она вполне спокойно вынесла известие о моем происхождении. Достойно. Диана обладает, как бы описать, женской мудростью. Она тоже боролась со своими чувствами, раньше тебя поняла, что в этой сфере человек над настоящими чувствами не властен. Любовь всех меняет. И, как говорят великие в таких случаях: мой интерес тоже небескорыстен. Благодаря возлюбленной ты не станешь так бездумно собой рисковать, как прежде, и возможно выживешь. Мы не знаем своего будущего, мы его лишь предполагаем. Может быть, всем нам пришла пора устраивать личную жизнь. Отвоевались, пока.

– Мне жить десять лет!

– Это мне жить десять лет, а ты решил умереть со мной за компанию. Оговорка. Никто своего будущего не знает. Мы не одни в потоке событий. Вчера мы лично убедились. Мы теперь не знаем, что завтра будет, какие уж там десять лет. И пусть десять. Если прожить их с умом, на всю широту души, можно превратить их в длинный период.

– Я не могу обрекать ее на такую сложную жизнь.

– По-моему это решают двое. Скажи мне, что ты не хочешь рискнуть. Что ты ни разу не представил, как это может быть. Ты не мечтал, о том, что она будет рядом? Тогда брось в меня чем угодно, хоть роялем.

Дмитрий тяжко вздохнул, снова опустил голову на руки.

– Сядь, пожалуйста. Хочу, чтобы ты рядом посидела. Меня так распирает, что если не скажу кому-то – меня разорвет. – Эл села рядом. – Я поцеловал ее вчера, чуть сердце не выпрыгнуло. Когда я понял, что она пытается спасти от нас Эдвина, я понял, что не могу больше себя контролировать. Мне нравиться, как она пытается меня воспитывать, как хмуриться, как подозревает меня и нас, как борется с нашим вольным поведением. Мне кажется, она разгадывает мои уловки, а я знаю, что она сделает. Мы чувствуем друг друга. Я люблю ее за это еще больше. Я за неделю потерял голову. Ты права, это острое чувство. Мне так хочется прикоснуться к ней, что ломит пальцы. Я никогда не испытывал такого. У тебя так же с Аликом?

– Нет, – Эл спрятала глаза. Он очень удивился. – Я тебе завидую. Ты помниться мне рассказывал, что мне интересно за вами наблюдать. Это правда. Я могла остро чувствовать только очень давно, на войне, в бреду или в видении. Теперь, наяву, мои чувства приглушенные, мне приходиться частенько осмыслять то, что я должна чувствовать в тот или иной момент. Мне доставляет удовольствие наблюдать за вами, за тем, как эмоции играют в вас. Вы легко им поддаетесь, а я – нет. У меня не бывает резких всплесков. Тебе ли не знать. Ни гнева, ни страсти.

– Почему? Я хочу услышать от тебя подноготную. Я чувствую или угадываю тебя, но я не знаю, как в тебе это происходит.

– Первая причина – это пытки и тщательный самоконтроль годами. Чувства притупились. – Она указала пальцем себе в висок. – Там сидит контролер, созерцатель, бесстрастный союзник. А другая причина в том, – она усмехнулась и помедлила, – что я слишком давно живу. Мой прежний опыт истощил мою впечатлительность.

Он согласно закивал.

– Моя способность ощущать подлинные чувства других, не дает мне собственной остроты чувств. Это хорошо для дела, для работы, для осуществления некой цели моей жизни, в обыденной обстановке со мной скучно, когда от меня ждут человеческого поведения. Приходиться подыгрывать, притворяться, чтобы человек не счел меня сухой.

– А как же Алик? Ты любишь его. Определенно.

– Я виновата перед Аликом, я никогда не смогу любить его с такой силой, с какой любит меня он. Я имею в виду экстатические состояния, эмоции, страсть. У меня их нет.

– Эл, я не понимаю. Ты стала его женой, его любимой женщиной. Он действительно счастлив рядом с тобой. Ты выглядишь счастливой. Это любовь? Ты изменилась, он изменился. Это любовь? Что тогда я чувствую? Тиамит прав?

– В чем прав Тиамит я не знаю, он мне не рассказал причину своих сомнений. – Она сказала это так, что у него закралось подозрение.

Он хмурил брови и не верил.

– Ты зачем за него замуж вышла? – с опаской спросил он. Наступила молчание, Дмитрий замер, замерли и его чувства, и ум. – Не молчи.

– Я его люблю, но это не совсем так, как представляют себе люди.

– Фуф, – выдохнул он. – Значит, любишь. Я решил, что ты привела к общему знаменателю ваши отношения, уступив ему. За это я бы тебя возненавидел. Ты не способна так лгать.

– Я вышла замуж, потому что хочу быть как можно ближе к нему. Именно к этому Алику, а не к тому, кого привыкла любить на расстоянии. Алик из моих видений и этот Алик, реальный, – разные персонажи. Они разные, потому что я их по-разному ощущаю.

– Так. Эл. Прости, но пока ты пытаешься мне это объяснить земными категориями, ты больше напоминаешь мне клиента психушки. Видения, разные Алики. Можно мне это как-нибудь с других позиций объяснить, так, как будто я с Тиамитом разговариваю. Я пойму. И я еще не очень проснулся, так что в моем мозгу реальность и видения воспринимаются с одинаковой остротой. А если я проснусь раньше, чем мы поговорим, то и роялем могу в тебя запустить. Если немедленно мне не объяснишь причину, по которой ты связала мои чувства к Диане и твои видения. Как это с моим бредом связано?

– Отвечаю, как Тиамит. Каждый объект проявленного мира носит в себе два полюса и мужской, и женский. Все зависит от того, какой из них проявляется сильнее. Если полюса действуют гармонично, то человек или любое живое создание независимо от пола ощущает себя гармонично. Иной случай, если один из полюсов начинает преобладать. Тогда живое существо начинает тяготеть к тому, чей полюс противоположен и компенсирует нехватку. Река течет вниз, пар идет наверх, а все одно – вода. Понимаешь?

– Понимаю. У меня что-то с полюсами?

– Ты, по мнению твоих поклонниц, обладаешь ярким мужским потенциалом, женщины на него очень падки. Сила и внешность – это частное проявление твоего истинного потенциала. А ты пользуешься этим в чисто бытовом смысле. В тебе много качеств, которые характеризуют настоящего мужчину, в усредненном понимании этого слова. Ты даже ленив истинно по-мужски. Ты чувствуешь себя в женском обществе, как лев в своем прайде. На человеческом уровне это выглядит как инстинкт, который ты, нужно отдать тебе должное, умеешь контролировать. Но за это нужно платить. Тебе не хватает противоположных энергий. Женских. У тебя не было проблем с компенсацией, пока ты вдруг не попытался себя остановить. Не просто остановить, а сломать свои обычные реакции. Диана – существо с красивой женской потенциальностью. Могу спорить, что тебе такие еще не попадались. Это вообще-то редкие женщины. Вот мы и подобрались к природе твоего бреда. Она тебе нужна. Ты изводишься без нее. Пока вы выясняли отношения и присматривались друг к другу, ты мог внешне контролировать этот поток. Во сне контроль слабеет. Во сне ты ищешь ее.

– Ты мне тоже снишься.

Она кивнула.

– Последнее время, – добавила она.

Он не стал расспрашивать, признаться его не очень интересовало, как Эл залезает в его сны.

– Если я тороплю события, извини, – заговорила она снова. – Прости, что вообще вмешиваюсь. Никогда прежде я не обсуждала твои отношения. Сейчас ситуация непростая, тебе известно, в каком мы положении. Я не сомневаюсь, что ты готов пожертвовать своими чувствами, хоть завтра развернуться и раствориться во времени. Я бы этого не хотела. Попробуй ей о нас рассказать, еще раз, правду. Она не болтлива, мы убедились. Для нее это будет, опять таки, трудно, но ради тебя женщина может на многое решиться. Диана – редкий случай. Поверь мне. Потом не сможешь вернуться, нас обратно не пустят. Это не на соседний континент слетать. Мы обсуждали с Ванхоффером вариант раздельной переброски нашей команды. При случае мы можем вернуться разными каналами. Только прости, я тебя одного не оставлю. Я тоже останусь. Тогда мы уйдем трое и трое.

– Эл, я даже не думал об этом.

– А ты подумай, звучит как издевательство, но время у тебя есть. Или ты вернешься один и будешь год или два в муках забывать ее, или тебя ждет иное будущее вместе с любимой. Выбирай.

– Я – женатый человек? – Дмитрий изумленно поднял брови. – Не смеши, командор. И почему ты думаешь, что я буду мучаться? Из-за женщины? Никогда.

– Я знаю, какие силы в тебе пробуждаются. Ты в самом начале. С тобой, да поможет Космос, не произойдет того, что было со мной. Вместе с могуществом будут просыпаться и другие силы. Страсти, страхи, гордыня, злоба. Страсти и ярости в тебе и сейчас довольно, ты сам знаешь. Их могут удержать лишь их противоположности. Эта битва будет страшнее реального боя, в котором ты преуспел. Прежде, чем ты станешь таким черствым типом, как я, мысль о самоубийстве не однажды будет ласкать твой ум. Никакое чувство долга тебя не спасет. Любовь – это единственное чувство, которое во мне не угасло после всего, что было в моей жизни. Это даже не чувство, это сила, которая выше чувств, выше ума, без времени, без границ. Она всегда манила, как дальняя цель. Она не дает покоя. Она питает и лечит раны. Это ответ на вопрос, почему я вернулась к реальному Алику. Наши чувства взаимны, по крайней мере, на этом этапе жизни. Мы друг другу необходимы, чтобы продолжалась жизнь, чтобы свершилась наша судьба. Поразительно, но самым острым состоянием она становится в самые жуткие моменты. Если однажды сердце понимает ее силу, не возникает никакого желания сопротивляться. Это становиться естественным состоянием. Это красиво.

– Просто поэзия! Ты – женщина. У нас разные взгляды на любовь.

– Правда? Упрямый мальчишка! А ты любил кого-то? Для тебя любовь – охота за чувственным наслаждением, экстазом, сексуальным удовольствием. Не более. Ты о подлинной любви ничего не знаешь. Ты с ней первый раз столкнулся здесь.

– Я не Оля не надо меня воспитывать. Я не готов представить себя рядом с кем-то. Диана – это просто очередная вспышка, она сильнее остальных, я согласен. Но чтобы это длилось долго? Такого не будет. Плохо ты меня знаешь.

– Пусть. Довольно об этом. Ты не будешь сердиться, если я пока буду тебя опекать во сне? Только до тех пор, пока мы домой не вернемся.

– Идет. Я на тебя сердит.

– Я вижу. Из-за Алика.

– Сначала я узнаю о парне из миров. Теперь этот нарисовался. Кто этот второй из видений? Наш Алик о нем знает?

Эл улыбнулась и скосилась на него.

– Мы, женщины, склонны идеализировать своих возлюбленных. Я подозреваю, что этот образ создал для меня Остров. Он вынырнул из пелены моего подсознания в тот момент, когда я почти забыла Алика. Он возник как вспышка в памяти о временах, когда я кого-то любила. Удивительное было ощущение, а после того, я впервые подумала о том, чтобы возвратиться к вам.

– Ты об этом раньше не говорила так открыто.

– Тебе сейчас это важно, потому и говорю. У меня нет опыта, кроме своего собственного. Вдруг пригодиться.

– Ты пробовала забыть Алика?

– Забывала, несколько раз. Ничего у меня не вышло. Это сильнее меня. Звучит смешно, но моему уму однажды пришлось согласиться с тем, что я не мыслю себя без него. Образ он или реальный, он стал частью меня.

– Значит, ты его все-таки любишь.

Он почувствовал облегчение в сердце, но от дневного сна в голове было мутно. Тревога сна рассеивалась, его напряжение породило подозрительность, которая ушла с последней фразой.

– Дим, я не утверждаю, что ты никогда ее не забудешь. Конечно, забудешь. Что будет более ценным – тебе решать. И далеко ходить не надо. Посмотри на Игоря. Понаблюдай, он как раз сейчас в очередной раз пробует забыть свою любовь, – добавила Эл.

Дмитрий хмыкнул, потом пробормотал.

– Да уж. Идите вы к лешему с вашей любовью. Посмотришь, что вокруг твориться, хочется остаться с каменным сердцем и ледяной головой.

Эл покосилась на него, засмеяться бы сейчас, сказать, что у него ни того, ни другого. Очередной повод для шуток может смягчить напряжение, а ему оно необходимо. От звука имени у него загорались глаза, при мыслях о ней он начинал улыбаться. Если не дать ему остро прожить свои чувства он призовет свое упрямство и убьет их.

– Я пойду? – спросила она.

– Чем мне заниматься?

– Сегодня больше нечем. Завтра оповестим патруль телеграммой, назначим встречу, а дальше – вернемся к поискам.

– Лукаш вернулся?

– Да. Играет с Аликом в шахматы в столовой.

– А Игорь?

– За роялем в танцзале.

– А Оля?

– Поехала к Матильде на ужин, они вчера договорились. Будет жаловаться на меня баронессе.

– Не часто ли они видятся? Подозрительно выглядит.

– Я бы выглядела, а Оля – нет. У Матильды на нее виды.

– Тео?

– Да.

– Ты одну ее отпустила?