Текст книги "Душа Демона (СИ)"

Автор книги: Маруся Мусина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)

– У меня его было слишком много, – Дамиэн даже не собирался давать сопернику передышку и снова бросил мое тело в бой, – целых сто двадцать восемь лет семь месяцев и двадцать один день… именно столько я провел в Призрачной Башне благодаря тебе…

Не знаю, что это за место – Призрачная Башня, но, пожалуй, у моего демона были свои причины недолюбливать бывшего друга…

Огромный зал оказался совсем маленьким и тесным для двух демонов, даже не смотря на то, что их сущности были заключены в человеческие тела. Слишком велики были скорость и сила. Слишком быстро они настигали друг друга.

В очередной раз меняя тактическую позицию, Аджей рубанул мечом по массивной колонне, служащей не столько украшением, сколько поддерживающей потолок. Колонна треснула, как глиняная чашка. За секунду ее опутала паутина трещин, и она лопнула, рассыпавшись неровными кусками каменной породы. Пол содрогнулся, с потолка посыпались камни. И пока я уворачивалась от наиболее увесистых обломков, Рагдар уже добрался до следующей колонны. Ее падение сопровождалось еще одним громовым раскатом, который потонул в грохоте обвалившегося частью потолка.

В зале оставалась еще одна колонна, но до нее добраться Аджей не успел. Я догнала его раньше, и мы снова скрестили мечи…

Два раза коснуться чужого лезвия, а потом ногой в колено. Черт, промахнулась. Клинок целит в горло, но я уклоняюсь, а потом бью левой в челюсть. Отличный удар. Кости трещат, и больше даже мои. Руку прошивает острой болью, но разве это важно?!..

Аджей, отброшенный в сторону, спиной снес с петель двери, ведущие в соседнее помещение, и скрылся в облаке пыли и каменной крошки. Я, перехватив меч поудобнее, бросилась за ним, но была остановлена на подходе, вылетевшим навстречу диваном. Однако что значит диван по сравнению с жаждой крови отдельно взятого демона?! Я отбросила этот предмет обстановки в сторону, словно он весил не больше подушки, и продолжила свое движение.

Соседний зал находился не только в стадии ремонта, но еще и использовался как склад перенесенной из других покоев мебели. Столы, стулья, шкафы, секретеры, кресла, диваны, зеркала и даже перевернутые, стоящие боком кровати образовывали скалистые островки в море не уступающей размером предшествующей комнаты. Казалось бы, здесь нам должно было быть еще теснее и неудобнее, но нет – нагромождения мебели служили отличным средством для прикрытия и маневра.

Некоторое время мы развлекались тем, что целенаправленно превращали все вокруг себя в щепки. Маркус в лице Аджея, видно был не слишком рад такому противнику как Дамиэн в оболочке Охотника, и старался всячески избегать прямого контакта, а заодно тянул время. Моего демона такая стратегия мягко говоря бесила, но он владел собой(а заодно и мной) достаточно хорошо, чтобы не подставляться лишний раз.

Обвалить потолок и в этом зале пока никто не пытался, но я порадовалась этому преждевременно. Маркусу надоело убегать, и он выбрал другую тактику: очередная куча досок рядом со мной, ранее бывшая вроде бы шкафом, полыхнула лучше сухой соломы. Огонь мгновенно перекинулся на другую мебель, и вскоре все вокруг уже пылало, обжигая жаром и душа едким дымом.

Я бросилась обратно, но где-то наверху грохнуло, и навстречу мне полетели камни. Видимо обрушение потолка в соседнем зале не прошло бесследно, и потянуло за собой следующие этажи.

Расшвыривая обломки и горящие доски в разные стороны, я добралась до стены. От моего прикосновения она тут же покрылась инеем, и я с удовольствием прижалась к ней спиной. И тут прямо на меня выскочил Аджей…

Клинки снова скрестились. Несколько перехватывающих ударов, потом резкий выпад, уход в сторону и снова выпад, с той стороны, откуда никто не ждал. Но Аджей все равно успел увернуться. Острие лишь скользнуло по ребрам и не нанесло серьезных повреждений, хоть лохмотья, в которые превратилась одежда герцога, и окрасились кровью.

Звон мечей практически не слышен, только рев пламени и грохот терзающих восточное крыло обвалов. Игра света и тени на лице Аджея, темные и светлые пятна у меня в глазах… Я теряю силы очень быстро, они утекают, просачиваются сквозь пальцы… Я давно уже на пределе своих возможностей. Еще несколько минут, и мое сердце перестанет биться. Но это почему-то совсем не пугает. После всего, что случилось сегодня, после всего, что я узнала, после той выворачивающей наизнанку реальности, мне вдруг становится абсолютно все равно, чем кончится этот поединок. Ведь моя жизнь уже сломана, смята, растоптана. Она почти пыль, что летит отовсюду и оседает вокруг. Сегодня я снова окунулась в море крови своих воспоминаний, в сотню смертей, в пелену сводящих с ума кошмаров и тоскливую пустоту серых дней человека потерявшего все. Один раз я все это уже пережила, и не хочу переживать снова. Не справлюсь. Сдамся. Тогда я считала, что у меня не было другого выхода. Теперь передо мной лишь пустота с привкусом горечи на губах…

Удар. Я перехватываю чужой меч своим. Держу двумя руками, а рукоять дрожит, норовит выскользнуть из пальцев. Азарт прошел, жажда крови угасла, возбуждение пошло на убыль. Собственное тело кажется мне деревянным.

Шаг назад. Я снова ухожу в оборону. Сил атаковать больше нет. Кажется и демон это понимает. Что он предпримет? Припрятан ли у него на этот случай туз в рукаве?

Выпад. Я отскакиваю в сторону и, собрав последние силы, направляю в сторону Аджея поток воздуха, подхватывающего мелкие пылающие предметы. Это не огненный вихрь, но хоть что-то.

Меч как масло режет уже оттаявшую стену, и я выпрыгиваю в осыпающийся, быстро разрастающийся проем. Там снаружи идет ливень. Яркая молния буквально ослепляет, а гром оглушающе бьет по ушам.

На моих глазах половина восточного крыла до самой угловой башни оседает и обваливается, поднимая огромное облако пыли… Я успеваю оказаться на безопасном расстоянии, бегу вдоль устоявшей стены прочь… Тот зал, в котором продолжается пожар, не обвалился, но в нем вылетели все стекла, и теперь языки пламени вырываются из оконных проемов, облизывая уцелевшую стену. Дождь лупит по голове и плечам. Я бегу… и вдруг спотыкаюсь и падаю.

Ох, больно то как!

В глазах темно, и грудь перехватывает – не вздохнуть. Я пытаюсь подняться, но тело не слушается. Руки и ноги дрожат и разъезжаются. С трудом мне, наконец, удается встать. Я шатаюсь, как пьяная. И вдруг понимаю, что я одна. Демона во мне больше нет!

Что все это значит?

Какого черта?!

Я оглядываюсь по сторонам, но Дамиэна нигде не видно.

Зато видно Аджея, и очень хорошо. Он здесь, рядом со мной, я даже не заметила, как он появился. Герцог замахивается мечом, и я едва успеваю ускользнуть из-под удара. Прыгаю в узкий проход между двумя поникшими под струями дождя розовыми кустами и вываливаюсь на садовую дорожку. Я теперь безоружна. Мой клинок остался где-то там позади, на земле. Но это уже не важно, я все равно не смогла бы теперь сражаться с герцогом на равных.

Казалось бы, мне все равно нечего терять. Почему бы не сдаться, не позволить руке, которую еще недавно я целовала, пронзить меня мечом?! Пусть Аджей и Маркус одно целое. Какая разница?! Это означает лишь то, что я люблю их обоих.

Одна я не могу ничего сделать. Смертный приговор мне уже вынесен. Остались последние минуты. Зачем я продлеваю агонию? Зачем мучаю себя бессмысленными попытками убежать? Зачем?

Но какая-то сила тянет меня, не дает остановиться.

– Дамиэн! – кричу я, перепрыгивая через клумбу.

Позади трещат и ломаются стебли. Моя смерть идет по пятам.

– Дамиэн! Где ты, чертова тварь? – мой голос тонет в раскате грома. – ДАМИЭН!!!

Я спотыкаюсь, снова падаю и снова поднимаюсь.

Все. Мое преимущество закончилось.

Аджей рядом. Меч идет по касательной, я пригибаюсь. Успела. Дергаюсь в сторону, проваливаюсь в ветки очередных кустов и оказываюсь на открытом пространстве. Поворачиваюсь… и вижу, как клинок медленно и неотвратимо входит мне в грудь.

Ребра ломаются, как тонкий фарфор. И через эту дыру в грудь начинает натекать могильный холод.

Вот и все.

Странно, но я даже рада.

Я пытаюсь улыбнуться, открываю рот, чтобы сказать несколько слов напоследок, но не могу. В горле булькает, и по подбородку течет кровь.

Я падаю к ногам Аджея… Маркуса… Изгоя…

Он смотрит на меня. И на его лице нет ликования.

– Мне жаль, – говорит он и заносит меч для последнего удара.

Лезвие взмывает вверх, ловит ослепительную вспышку молнии…

И в этот момент тяжелый арбалетный болт пробивает грудь Аджея напротив сердца.

Секунда. Зрачки герцога расширяются, лицо каменеет. От его фигуры отлепляется крылатая графитовая тень, фыркает, рычит, отряхивается. И на нее тут же набрасывается другая. Огрызающийся, взвизгивающий клубок прокатывается мимо меня и исчезает. Аджей заваливается вперед.

Лезвие движется вниз…

Лететь ему совсем недолго, совсем чуть-чуть. Но кто-то отбивает его в пяди от меня.

Глаза застилает туманом, но сквозь него я еще успеваю заметить, как надо мной склоняется Риан.

Рубашка трещит, на грудь ложатся горячие пальцы.

«Ха!», – злорадно думаю я. – «Слишком поздно»…

* * *

Я все-таки не умерла.

И я неоднократно об этом пожалела, особенно в первый раз, когда ласковая спасительная темнота безжалостно выкинула меня в мягкий полумрак, показавшийся нестерпимо ярким, и боль впилась в тело, наполнив его целиком. Нудная, сильная боль. Боль снаружи и внутри. Боль, которую невозможно принять и пережить. Не в силах ее терпеть, я заскулила тихонько. По лицу потекли слезы.

В комнате было сумрачно. Может вечер, а может, просто задернуты шторы.

В кресле рядом с кроватью вполоборота сидела женщина. Я видела край ее щеки, нежное маленькое ушко со скромной сережкой-цветочком. Грудь, плотно упакованная в ткань оливкового цвета, вздымалась равномерно. Но даже если женщина и спала, то мой скулеж заставил ее проснуться. Она повернула голову и встретилась со мной глазами.

Тиро.

Это была Тринитта Тиро. Такая же худая, и почти такая же измученная, какой я видела ее последний раз, в платье она казалась необыкновенно хрупкой, словно хрустальная статуэтка. Но взгляд уверенный и твердый не давал окончательно впасть в заблуждение.

Чувствуй я себя не так паршиво, обязательно спросила бы, что она здесь забыла, и почему я еще не умерла(меня, конечно, больше интересовал второй вопрос), Трин же, кажется, и не думала начинать светскую беседу и исчезла из моего поля зрения столь стремительно, что я засомневалась не была ли девушка плодом моего больного воображения.

Не успела я принять какое-либо решение по этому поводу, как сбоку послышалась возня, а потом Трин снова появилась передо мной, но, к сожалению, не одна. Компанию ей составлял уполномоченный представитель Альянса – благородный, сиятельный, и еще черт знает какой ирье Риан Керш. При виде его бледного, осунувшегося, помятого лица с причудливым узором от подушки на щеке, красноречиво говорившим о том, что Наблюдателя только что разбудили, меня почему-то ощутимо затошнило и внутри поднялось буквально осязаемое чувство протеста. Я не хотела ни видеть его, ни иметь с ним что-то общее.

Увы, у него были совсем другие планы.

Его сиятельность самолично залил мне в рот омерзительно горькое лекарство, после чего под благовидным предлогом выпроводил Тиро из комнаты, а сам грозовой тучей навис надо мной.

Даже боль немного отступила: неприятие его присутствия было сильнее.

– Только посмей сдохнуть, – хрипло сказал Риан. – Я тебя и на том свете достану. Ты мне должна. Помнишь?!.. Теперь спи.

Прохладная рука легла мне на лоб, и я тут же провалилась в колодец беспамятства…

* * *

Боль уходила. С каждым моим пробуждением она становилась все меньше и меньше, скукоживалась, таяла. Силы постепенно возвращались. Сначала их хватало лишь на то, чтобы слушать – Тиро, уверенная, что мне это помогает, мурлыкала себе под нос колыбельные песни, когда видела, что я в сознании, – потом, их стало достаточно, чтобы озвучить самые тривиальные просьбы, потом, чтобы самостоятельно держать ложку, потом – подняться на ноги, потом – сделать пару шагов.

Учитывая тяжесть ранения и общее физическое истощение, поправлялась я стремительно. Происходило это исключительно благодаря помощи Риана, но, несмотря на признание его заслуг, я по-прежнему не желала его видеть, и каждый раз, когда он ко мне заходил, я закрывала глаза и притворялась предметом меблировки. Искать причину этого неожиданного отвращения не имело смысла: она лежала на поверхности. Причина абсурдная и нерациональная. Упорство же, с которым я игнорировала Наблюдателя, очень остро попахивало какой-то почти детской обидой. Я вела себя глупо, но ничего не могла с собой поделать. Риан убил Аджея, и я не могла ему этого простить, даже принимая во внимание то, что он спас мне жизнь.

За время болезни от недостатка информации я не страдала, Трин, моя верная и почти бессменная сиделка, регулярно докладывала мне все свежие новости. Первое время я все удивлялась ее неожиданной болтливости, пока не догадалась, что все это делается для того, чтобы не дать мне замкнуться в себе. Тиро(или персона, приказавшая ей вести себя таким образом) не подозревала, что отвлекающая болтовня и пересказ последних сплетен совершенно не мешали мне погрузиться в состояние апатии, а вот углубиться в него не давал только Риан, вызывающий раздражение своим появлением.

Странным мне казалась не только болтливость Трин, но и ее постоянное присутствие, так как особой дружбы между нами не было, а на благодарность за пару-тройку мелких услуг, что я ей оказала, такое внимание не тянуло. Можно было бы предположить, что Риан рассказал о моем участии в отправке ее домой, и потому Тиро считала своим долгом теперь меня выхаживать. Это было вполне похоже на правду, так как девушка однозначно страдала благородством, доходящим до идиотизма, но вот представить себе ирье Керша делящегося подобной информацией я просто не могла. Несомненно, шантаж и игра на слабостях других людей не были чужды Наблюдателю, но это все же был не тот случай.

Все объяснилось просто, но в то же время совершенно неожиданно: оказалось, что находиться неотлучно рядом со мной Трин попросил никто иной, как Адор. Сам Гвиоль, – чье имя, кстати, было первым словом, которое я произнесла, когда смогла говорить, – появлялся у меня не часто, по той причине, что его назначили временным исполняющим обязанности начальника охраны. Совет Альянса никто не отменял, и Адору приходилось проводить большую часть своего времени рядом с принцем, продолжавшим каждый день встречать очередного правителя очередной дружественной державы. Судя по всему, и наследник престола, и новый начальник охраны справлялись со своими обязанностями совсем неплохо.

Среди мелких незначительных сплетен, подробных описаний пребывающих делегаций и прочих новостей я узнала, наконец, подробности отъезда Гвиоля и Тиро из столицы. Ирье Керш, надо отдать ему должное, действительно знал свое дело, выполнял его на совесть, и, как и обещал, сделал все возможное. Поездка элиссы Тиро к родителям и назначение Адора сопровождающим были, как я и предполагала, не более чем приманкой. Хитрость же заключалась в том, что, сообщая о предполагаемом отъезде всем заинтересованным лицам, ирье Керш каждый раз называл новый маршрут. Рагдару он сказал, что Трин повезут по Таверонской дороге, принцу – что путники проследуют через Ньюбер, а в беседе с Варияном упомянул Лиаресский тракт. Расчет был прост: если от Адора действительно хотели избавиться, то такой шанс упустить было бы глупо, и предполагаемый убийца наверняка устроил бы засаду в том месте, которое ему указали, так как следовать за каретой от столицы было рискованно и слишком подозрительно, поскольку все должно было представлять собой несчастный случай.

Простая черная карета без гербов покинула столицу, а с ней еще две точно такие же. И каждый из трех экипажей сопровождаемый четырьмя закутанными в черные плащи всадниками последовал по одному из выше означенных маршрутов. Однако ни элиссы Тиро, ни ирье Гвиоля не было ни в одной из карет. Их благополучно и незаметно ссадили в ничем не примечательном узком мрачном переулке нижней части Эвиноллы, а потом отвели в безопасное место, где они и находились до того момента, как их почтил своим визитом ирье Керш.

Нападение случилось на Таверонской дороге, и само это конечно еще не было неопровержимым доказательством причастности герцога Рагдара, но тень на него, несомненно, бросало. Последние же сомнения развеял Адор, к приезду Наблюдателя неожиданно вспомнивший, что найденного на охоте убийцу он видел именно в обществе Аджея. Так что, по сути, моя смерть от Звездной Пыли ничего для регента не меняла: Риан по возвращении во дворец собирался отстранить его от управления страной и даже, вполне возможно, посадить под домашний(поскольку улики все же были косвенными) арест до самого Совета.

Однако самую сногсшибательную новость Трин приберегала напоследок, а может, просто стеснялась, и узнала я ее совершенно случайно.

Обычно, при появлении в моей комнате Наблюдателя Трин молча раскланивалась с ним и сразу исчезала. Но накануне того дня, когда тайное, наконец, стало явным, я уже окрепла настолько, что при попытке блондина осмотреть рану оказала сопротивление, заодно послав его к черту. Инцидент вышел неприятный, в первую очередь потому, что он все равно сделал то, что хотел, правда для этого ему пришлось на время лишить меня сознания, так как сдаваться я в любом случае не собиралась. И видимо, чтобы избежать повторения подобной ситуации, ирье Керш в следующий раз попросил Трин задержаться.

– Эрда Гвиоль, – сказал он учтиво, – я вынужден просить вас о помощи. Состояние больной таково, что боюсь, без вас мне не справиться…

Именно таким образом я узнала, что Трин и Адор поженились. И это была единственная новость не оставившая меня равнодушной.

Бестактные вопросы, вроде: «Как это случилось?», заставили Тринитту впервые покинуть свой пост у моей постели, и впредь я была белее деликатной. В конце концов, мое какое дело?! Но случившийся вскоре разговор с Гвиолем подтвердил мои догадки о том, что это не внезапно вспыхнувшая страсть. Адор оставался Адором: он был благороден до мозга костей. Подобное качество невозможно воспитать, с ним можно только родиться. После той ночи, что они провели вместе с Трин, – понятное дело за беседой, – Гвиоль настолько проникся печальной судьбой своей спутницы, что наутро не придумал ничего лучше, чем предложить ей выйти за него замуж. Тринитта, как я упоминала, тоже страдала тем же недостатком, что и Адор, поэтому принимать предложение не спешила, но, в конце концов, мужчина ее уговорил. Поженились они в тот день, когда Керш объявил им о том, что я перестала стоять одной ногой в могиле, и состояние мое стабилизировалось.

Так же я выяснила, что Трин вызвалась быть моей сиделкой по просьбе мужа, и, в благодарность за все, что он для нее сделал, выполняла свою роль со всей самоотверженностью, на какую была способна.

– Что ж, во всяком случае, вы с ней похожи, – сказала я Адору. – Для совместной жизни это не так и плохо…

В течение моей болезни ко мне постоянно рвался Его Высочество принц Нолан, но его упорно не пускали, и правильно делали. Потому что когда он все-таки один раз проник в мою комнату, у него случился шок.

Не говоря уже о том, что я и так выглядела: краше в гроб кладут, пламя пожара опалило мне волосы и оставило на время без бровей и ресниц – вид, мягко говоря, не для слабонервных. И я молчу о синяках, ссадинах и зеленоватой мази скрывавшей ожоги. Даже то, что я тут же, с ходу, рассказала ужасно смешной и пошлый анекдот про одинокого рыцаря, съеденного драконом, не сделало личико мальчишки менее несчастным.

Не знаю, как блондин определил, что у меня гости, но примчался он ровно через пять минут после того, как принц испуганно отшатнулся от моего ложа, и тут же уволок наследника прочь, на ходу расписывая ему тяжесть моего состояния, при котором визиты категорически запрещены. Либо часть его речи, – та, которую слышала я, – была чрезвычайно убедительной для Нолана, либо блондин за дверями присовокупил к ней еще парочку весомых аргументов, скорее всего далеких от действительности, но принц у меня больше не появлялся.

Не могу сказать, что была сильно опечалена данным фактом: успокаивать испуганных детей, да и вообще брать себя в руки, абсолютно не хотелось. Хотелось просто лежать, пялясь в потолок, и ни о чем не думать, а иногда, когда в комнате появлялась подходящая кандидатура, кидаться в нее тяжелыми предметами. Однако принц своим появлением напомнил мне об одном неоконченном деле, и теперь, если бы его лицо постоянно мелькало у меня перед глазами, мне было бы легче переключаться и сосредотачиваться на мыслях о том, как лучше в этом неоконченном деле поставить точку.

Итак, поправлялась я стремительно, видно перед Наблюдателем стояла четкая цель поднять меня на ноги к заседанию Совета. Количество разнообразных микстур и зелий, приготовленных специально для меня(что особо подчеркивалось, то ли для того, чтобы я оценила свою важность, как свидетеля, то ли, чтобы прониклась степенью чужого милосердия), было запредельным. Чем-то меня поили строго по часам, чем-то за определенное время до или после приема пищи, что-то давали вместе с едой. У меня самой, бессловесной(поначалу) жертвы, голова шла кругом от такого многообразия пакостной на вкус мерзости, а от количество разномастных пузырьков рябило в глазах. Ума не приложу, как бедняжка Трин во всем этом разбиралась, Керш-то – понятно, – он прирожденный садист.

В конце концов, мой организм не выдержал подобных издевательств, и меня начало тошнить с завидной регулярностью. Особенно по утрам: до завтрака мне давали необычайно отвратительное на вкус лекарство. Надолго оно во мне не задерживалась, и покидало желудок очень быстро, правда вместе с пищей. Хотя еду я тоже особо не жалела, потому что по утрам меня кормили жидкой овсянкой на воде – с таким не сложно расстаться без сожалений. Однако рвотные позывы и сам процесс опорожнения организма не слишком естественным способом удовольствия мне совершенно не доставляли. Поэтому когда я окрепла настолько, чтобы самостоятельно доползать до горшка, то посчитала возможным отстаивать свои права свободного человека и положить конец чужим зверствам.

«Конец» изначально лег подозрительно легко. Как только я возвестила Трин о своем решении завершить процесс лечения досрочно, она послушно поставила пузырек на место, даже не попытавшись применить ко мне весь спектр убеждений: начиная вкрадчивыми уговорами и заканчивая слезами.

– Нет, так нет, – сказала она.

И это было несколько обидно, во-первых, потому что минувшей ночью мне не спалось, и половина времени моего бодрствования ушла на подготовку соответствующей случаю речи, а теперь не пришлось зачитывать даже ее часть; и, во-вторых, потому что я могла бы высказать свой протест гораздо раньше, глядишь, и мучиться бы не пришлось лишние два дня.

Однако радоваться раньше времени я не спешила. Что Трин?! Она всего лишь исполнитель. А вот основной мой противник и главный палач должен был появиться позже. Он и появился с хорошо знакомой мне глиняной плошкой с розовой каемочкой, от которой поднимался пар, в одной руке, и печально известным медным тазом – в другой.

– Она отказалась от лекарства, – наябедничала Тринитта, взбивая мне подушки.

– Я буду иметь это в виду, – бесстрастно отозвался Наблюдатель.

Девушка помогла мне устроиться удобнее и удалилась, а блондин молча поставил поднос с плошкой мне на колени. Тазик он пристроил сбоку, но так чтобы тот был все время под рукой.

– Моему выздоровлению способствуют трапезы в одиночестве, – максимально вежливо намекнула я на то, что раз уж Керш не собирается читать мне нотации по поводу отказа от лекарства, то ему самое время отсюда убраться.

– Чем быстрее ты поешь, тем быстрее я уйду, – намек Наблюдатель понял прекрасно, только воспринял его совсем не так, как мне хотелось.

– Надеешься в очередной раз насладиться зрелищем, как меня выворачивает наизнанку?! – язвительно поинтересовалась я. – Боюсь сегодня не доставить тебе такого удовольствия.

– Приятного аппетита, – невозмутимо произнес ирье Керш, присаживаясь на край моей постели.

– Чтоб те подавиться, – проворчала я в ответ и взялась за ложку.

В то утро в каше плавали кусочки свежей клубники(не иначе как из королевской теплицы), я почему-то запомнила их очень хорошо. И к моему разочарованию все они, вместе с овсянкой перекочевали в таз, использовав предварительно мое тело в качестве посредника. Я проводила их грустным взглядом.

– Какого черта?! – вопрос был скорее риторическим.

– Это пройдет, – на попытку успокоить ответ не тянул.

– Когда пройдет? – растревоженной змеей зашипела я. – Сколько еще будут продолжаться побочные эффекты от твоих микстур?

– Микстуры тут не причем.

– Что?!

Наблюдатель вздохнул.

– Твои утренние недомогания, – он выразительно взглянул на тазик, – имеют иную природу. Это не реакция на те лекарства, которые я тебе даю.

– И что же это тогда? – я изобразила на лице издевательски-вежливое внимание.

– А ты не догадываешься?! – спросил блондин и посмотрел на меня в упор.

Сразу стало неуютно, и в попытке избавиться от этого неприятного чувства, я воскликнула с притворной радостью:

– Неужели я скоро умру?!

– Вынужден тебя разочаровать, – Керш и не думал отводить взгляд от моего лица. – Еще варианты?!

– Я не собираюсь играть с тобой в угадалки, черт возьми! – К концу фразы мой голос сел, и должного эффекта не получилось, поэтому я перешла к угрозам: – Если не скажешь, содержимое этого таза окажется у тебя на голове.

Губы Наблюдателя тронула легкая улыбка, и взгляд чуточку потеплел. Блондин без труда избавил мои слабые руки от тазика, поставил карающее орудие справедливого возмездия на пол, а потом спросил:

– Когда у тебя последний раз были регулы?

– Чего?! – возмутилась я, после чего весьма пространно высказалась, куда ему идти со своим нездоровым интересом.

– Я задал тебе нормальный, закономерный вопрос, который задал бы любой другой целитель, – спокойно сказал мужчина, когда я выдохлась. – Фаза цикла имеет непосредственное влияние на организм и эмоциональное состояние женщины… Так когда?

Я недовольно фыркнула, но напрягла память и ответила:

– Месяца полтора назад. – Последние три года мой цикл варьировался от тридцати до пятидесяти дней, что меня вполне устраивало. – А что?!

– Если учесть, что ты уже месяц, как беременна, то ничего.

– Хорошая шутка, – я позволила себе улыбнуться. – Только есть одна маленькая проблемка: я не могу иметь детей.

– Кто сказал тебе такую глупость?

После этого вопроса у меня впервые появились сомнения, и непоколебимая уверенность пошатнулась. Я вспомнила, что человек, сказавший мне об этом, строго говоря, был больше священнослужителем, чем целителем, да и характер моих повреждений после того неудачного падения вовсе не давал стопроцентной гарантии в последующей бездетности. Но с другой стороны, Учитель, иногда касаясь моего живота, качал головой и говорил: «Не быть тебе матерью». Да и потом, сколько лет прошло, а я никогда не прибегала ни к каким ухищрениям, которыми обычно пользуются женщины, чтобы не залететь…

Нет. Этого не может быть.

– Я, знаешь ли, никогда ни в чем себе не отказывала, – озвучила я свои соображения. – И ни разу ничего не случилось.

– Тебе везло, – пожал плечами блондин.

– Нет. Из этого следует, что ты просто ошибся. У меня длинный цикл, поэтому…

– Дара, по-твоему, тоже ошиблась?!

– Что?!

Наблюдатель усмехнулся:

– Беременность, конечно, иногда дает осложнения и на слух тоже, но сейчас ты меня прекрасно слышала.

– Ты лжешь!

– Позвать ее к тебе?

– Ты все это придумал!.. Зачем? Что тебе надо?

– Ты поверишь только ей, или кому-то еще? Ирье Гвиолю, к примеру? Он был здесь, когда Дара к тебе заходила.

– Дара была здесь?

– Первые три дня. Мне нужна была помощь…

– Перестань вешать лапшу мне на уши! Дара не может передавать энергию посредством простого наложения рук!

– А она и не передавала энергию тебе. Она передавала ее мне. Я тратил слишком много сил, и мне необходимо было восстанавливаться.

– Я… а… не… – похватав воздух ртом и похлопав глазами, я выдохнула и съежилась на кровати.

Рана тут же дала о себе знать: обожгла грудь и заколола между ребер, придав моей мимике необычайную выразительность, что не прошло незамеченным со стороны собеседника.

– Мы слишком рано начали этот разговор, – блондин озабоченно заглянул мне в лицо, вытащил из-под меня подушки и уложил на спину.

Я не сопротивлялась. Сил не было.

Наблюдатель выхватил один из стоящих на прикроватной тумбочке пузырьков, плеснул немного жидкости в кружку, разбавил водой и быстрым отточенным движением влил мне в рот. Это было то самое мерзкое лекарство, от которого я отказалась перед завтраком.

– Теперь тебе надо отдохнуть, – сказал мужчина, поправляя одеяло. – А нашу беседу мы продолжим чуть позже. Я попрошу ирье Гвиоля зайти к тебе…

* * *

Адор появился у меня через четверть часа. Видно, Наблюдатель очень беспокоился о моем душевном равновесии и не желал долго мучить неизвестностью, а может, просто хотел «добить» поскорее. Новости, которые сообщил мне мой приятель, совсем меня не утешили. Дара действительно говорила о моей беременности, и все беспокоилась, как бы я не потеряла ребенка, а так же проверила все лекарства, которыми меня пользовали, с целью исключить вредные для моего интересного положения(таких, кстати, не нашлось).

Сказать, что я была поражена – не сказать ничего. Меня словно прибили пыльным мешком. Я уже давно убедила себя в том, что потомство мне не растить, и, надо сказать, сумела найти в этом массу положительных моментов, хотя не могу сказать, чтоб я так уж была против детей. Просто я привыкла себя с ними не отождествлять. И вот теперь, ребенок. Так неожиданно. И мягко говоря, совсем не вовремя. Нет, если бы это было дитя Аджея, я благодарила бы Всемогущего стоя на коленях. Но ребенок был от Наблюдателя: названный им, и подтвержденный Дарой, срок, не оставлял никаких сомнений.

Какая горькая насмешка! Чудом забеременеть от человека, одно имя которого вызывает неприязнь.

Всю ночь промучившись мыслями по этому поводу, к утру я приняла решение, однозначно не делавшее мне чести, но оставлявшее надежду исправить ситуацию. Для этого всего то надо было окончательно поправиться, да заглянуть к знакомой ведьме.

Однако Наблюдатель не был бы Наблюдателем, если бы не испортил мне все планы. Он явился утром вместо Трин, до отвращения свежий и бодрый, в компании своих неизменных спутников: овсянки и тазика. Не утруждая себя пожеланиями доброго утра и вопросами о самочувствии, блондин с ходу залил в меня лекарство(я безропотно его проглотила, – чем быстрее выздоровею, тем лучше) и молча всучил мне завтрак.