Текст книги "Душа Демона (СИ)"

Автор книги: Маруся Мусина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц)

Маруся Мусина
Душа Демона

Когда сестра Терезия появилась на пороге молельни, я в который раз подивилась как мало надо времени сестре Алве на клепание очередного доноса. А может все дело в терпении матери Илисатт?!

Я как раз читала про себя всего лишь третий стих о похождениях Рябого Рэя, так как молиться я толком так и не научилась. Слова молитв, я, безусловно, запоминала, но это совсем не то. Молиться надо от души, каждое слово наполнять верой. Наши же отношения с Богом были своеобразны. Мне почему-то казалось, что Всемогущий ужасно устал от постоянных просьб, жалоб и благодарностей, недаром же у него на всех изображениях такой постный вид. Да и нечего мне было у него просить, а благодарила я его по два раза на дню – просыпаясь и отходя ко сну – более чем достаточно. Зачем повторять по десять раза, Он и так слышит. Поэтому, склонив голову для молитвы, я почитала своим долгом чем-нибудь Его развлечь и читала ему стихи, разные, как правило, из народного фольклора. Сегодня я решила порадовать Бога похождениями Рябого. Там все истории веселые, немного пошловаты местами, но из песни слов не выкинешь.

– Элисса Диана, матушка ожидает вас.

Сестра Терезия была неподражаема. Официальное мирское обращение «элисса» – олицетворяло брезгливость и отвращение, мое имя было произнесено холодно и обвиняющее, «матушка» – выражало море безграничной нежности и обожания, «ожидает» – бездна негодования, – как смеет пыль под ногами заставлять ждать матушку, – и, наконец, «вас» сказано было с презрением и жалостью.

Да, что и говорить, здесь, кажется, все умеют не то, что голосом, одной складкой одеяния выразить все многообразие чувств. Вот и сейчас каждое слово сестра произнесла определенным тоном, донеся до моего сознания значительно больше информации, чем под этими самыми словами подразумевалось.

Новости в нашей богадельне разносятся быстрее морового поветрия – женский серпентарий. С мужчинами все-таки гораздо проще. Ну что ж, сестра Алва никогда не теряла времени даром, и теперь я не сомневалась, что о произошедшем инциденте, а точнее об определенной его трактовке, знает уже весь монастырь.

Поднявшись с колен, я подмигнула напоследок лику Всемогущего, он мне как обычно не ответил.

Сестра Терезия собранная и серьезная со сведенными к переносице бровями летела по коридору, олицетворяя не иначе ангел возмездия, мне же, как и полагается заблудшей душе, оставалось только семенить сзади. Проходя по коридору, я мельком увидела зареванное личико Анны в проеме закрывающейся двери. Бедолага. Вот уж кому не повезло, так это ей. Я уже давно не обращала внимания на отношение ко мне других людей, – или мне так казалось, – а вот девчонке придется туго, хотя, надо признать, она сама виновата.

В кабинете Матери Илисатт, все было так, как я и предполагала: унылые святые на гобеленах, темные тучи в узком стрельчатом окне, вялые языки никогда негреющего пламени в камине, спокойная и строгая Илисатт и, наконец, красная и возмущенная Алва, встретившая меня «дружелюбным» шипением.

– Исчадье ада!.. – сестра взирала на меня с бескорыстной и чистой ненавистью.

Присвистнув, – про себя, конечно, – я в очередной раз поразилась силе и глубине чувств этой немолодой уже женщины. Такую энергию, да на мирные бы цели…

– Вы можете идти, – кивнула Алве матушка.

– Вы… Я… Она оскверняет своим присутствием… стены… воздух… нашу обитель! – Выкрикнула сестра, негодующе тыча в меня сарделькообразным пальцем. Маленькие свинячьи глазки невразумительно блеклого цвета метали молнии из-за толстых щек.

– Испортить воздух я еще не успела, это исключительно ваша прерогатива, сестра, – заметила я и, хмыкнув, без приглашения опустилась на холодное деревянное сиденье, по недосмотру называемое здесь креслом. Автору сего мебельного шедевра лично я бы кое-что оторвала, чтоб неповадно было, и не только руки…

Удивившись повисшему молчанию, я подняла глаза и не на шутку испугалась, что сестру Алву хватит удар. Женщина покраснела до свекольного цвета и судорожно хватала воздух ртом. Если она сейчас тут свалится, мы ее в коридор вытащить уже не сможем (сестра Алва во все двери, кроме столовой, проходила бочком, так как эти самые двери были явно не рассчитаны на столь жир… дородных монахинь).

– Диана! – укоризненно покачала головой настоятельница. Судя по плескавшемуся в ее глазах испугу, она тоже оценила возможные последствия падения сестры.

А что я? Я – ничего. Что есть, то и сказала. За сестрой действительно водился такой грешок.

– Воды… – прохрипела Алва, закатывая глаза и начиная картинно заваливаться вправо.

– Сестра присядьте, – Илисатт подхватила ее под локоть и потянула к кушетке, кстати, такой же жесткой, как и кресло, даром, что тканью обита.

– Диана… – настоятельница растерянно обернулась.

Но я была уже тут как тут с кувшином воды в руках. Лицо матушки на мгновенье озарила благодарная улыбка, лишь на мгновенье, которого мне хватило, чтобы вылить содержимое кувшина на голову «умирающей» сестры.

Громкий трубный рев сотряс стены, не знаю как там на нижних этажах, но подо мной пол точно покачнулся. После этого мы все замерли: Алва – в шоке, Илисатт – в ужасе и я – с легким любопытством. К слову сказать, ни одна капля вылитой воды пола не достигла.

– Ч-ч-что… что это было?… – икнув, прошептала сестра Алва.

– Вы перепугали нас, сестра! – Настоятельница – она на то и настоятельница, чтобы выкручиваться из любой ситуации. – Вам сделалось дурно, и мы пытались привести вас в чувство. Это все погода! Уже неделю постоянные дожди. Это плохо влияет на всех нас. Вам лучше?

– Э-э-э-э… – Алва растерянно кивнула.

– Ну, вот и хорошо! – Обрадовалась Илисатт. – Вставайте! Вам надо немедленно пойти к себе и лечь! Я очень переживаю за вас, сестра. Диана, помоги.

Я быстро подхватила Алву под локоть с другой стороны и со всей возможной прытью потянула ее к выходу. У самой двери сестра опомнилась и, негодующе сверкая глазами, вырвалась их моих рук.

– Матушка!.. Это… Из-за этой… я…

– Да-да, – закивала головой Илисатт, сделав мне знак исчезнуть из зоны видимости, – вы очень слабы! Прошу вас, сестра, идите к себе и прилягте! Я волнуюсь за вас.

Последнюю фразу настоятельница произнесла таким встревожено заботливым тоном, что не только у Алвы, у меня на глаза навернулись слезы.

– Вы так добры ко мне… – дрожащим голосом залепетала сестра, уверившись в том, что она действительно еще «очень слаба». – Я… Мне… Вы так добры, матушка!..

Выкрикивая бессмысленные слова благодарности Алва, подталкиваемая настоятельницей, очень медленно продвигалась к широко распахнутой мной двери. Я опять хотела было вмешаться, но матушка кинула на меня такой взгляд, что мне пришлось снова нырнуть за гобелен. Когда, наконец, за широкой спиной(а вернее боком) сестры Алвы закрылась дверь, мы обе не сговариваясь с облегчением привалились к ней.

– Вы действительно безмерно добры, мать Илисатт, – подтвердила я, – и терпеливы. Бесконечно терпеливы.

– О, да… – вздохнув, настоятельница опустилась в кресло и устало прикрыла глаза, но через мгновенье строго уставилась на меня. – Так что там за история с сестрой Анной?

– А что за история? – невинно поинтересовалась я.

– Диана!

– Надо же мне для начала узнать, в чем меня обвиняют.

Илисатт вздохнула, по красивому строгому лицу пробежала тень.

– Диана… Ты не монахиня. Ты живешь здесь уже давно, но не отказалась от мирской жизни. Так не делается. Многие сестры, которые… с которыми… Сестры, чье мнение мне приходится учитывать, обеспокоены. Не столько твоим присутствием, сколько тем искушением, которое ты несешь в себе. Ты ведь понимаешь, что своей речью, своим поведением, мыслями ты олицетворяешь мир, ставший для нас закрытым. А многим сестрам, особенно молодым сестрам этот мир еще интересен, еще не потерял своего очарования. Да и ты уже не то загнанное существо, что приползло к воротам полгода назад. Ты снова стала сильной, и ты хочешь вернуться туда. И мир… Твой мир ждет тебя.

Теперь настала моя очередь хмуриться и вздыхать. Настоятельница была права. Я оправилась от потрясения, – что и говорить, время лечит, – и мне действительно уже стало здесь скучновато. С некоторых пор я начала задумываться о том, чтобы покинуть монастырь, но пока не решила, куда идти. Никто нигде меня не ждал.

Не получив от меня ответа, настоятельница продолжила:

– Не знаю, что там у вас вышло с Анной, но даже если не было ни малейшего повода для разговоров, и ты, и я, и она поклянемся в этом, мало что изменится. Ты понимаешь, о чем я?

– Да, матушка. Я все понимаю.

Я действительно все понимаю. Судьба решила меня поторопить с выбором. Что ж, пора. И, правда, пора. Я слишком долго пряталась от себя и своих воспоминаний, слишком долго позволяла себе жить, ни о чем не думая.

– Я могу остаться до завтрашнего утра? – спросила я. Вопрос получился резким.

– Даже до послезавтрашнего… Диана, я…

– Я знаю.

– Прости.

– Не стоит. Вы и так очень много сделали для меня.

Мы помолчали. Да и что говорить?! Мы обе все понимали. Она не хотела меня гнать, но не могла поступить иначе. Я не хотела уходить, но тоже, как видно, иначе не могу. И дело не в Анне, совсем не в ней, это только предлог. Бедная девочка, я то уйду, а она останется. Во мне вновь шевельнулось что-то, отдаленно напоминающее жалость. Время идет, начинаю раскисать в спокойной обстановке…

– Матушка Илисатт, Анну надо как-то обезопасить, – удивляясь самой себе, выдала я.

– Да, но мне будет легче это сделать, если ты мне все расскажешь.

Все рассказать?! А что все? Рассказывать особо нечего. Мне вспомнился тот вечера, с которого собственно это все и началось. Разразилась страшная буря, дождь хлестал в окна, раскаты грома сотрясали стены, а испуганная девочка тихонько подвывала, забившись в угол. Она тогда просто напомнила мне Солидат, та тоже всегда боялась грозы. В тот вечер я впервые за долгое время позволила себе окунуться в прошлое, и, гладя по спине прижавшуюся ко мне Анну, вспоминала, как солнце запутывалось в волосах моей названной сестры.

Из-за этого то, наверное, я и смотрела потом на поведение Анны сквозь пальцы, не отдавая себе отчет в серьезности создавшейся ситуации. Я и сейчас не считала ее сколько-нибудь серьезной, но излишнее внимание других сестер было, безусловно, ни к чему, слишком уж далеко идущие выводы они делали, да и монастырь это все же. Женский.

– Диана, мне неприятно говорить об этом, но все же какие отношения у вас были с сестрой Анной? – нарушила мои размышления настоятельница, сделав акцент на слове «были».

– Отношения? – Я хмыкнула и развела руками. – Не было у нас никаких отношений. Симпатия – да. Отношений – нет.

Мать Илисатт задумчиво побарабанила пальцами по столу.

– У меня нет оснований не верить тебе, Диана. Тем более, я знаю, что ты не можешь говорить неправду.

Я с удивлением взглянула на матушку.

– Да, я знаю, – ответила женщина на мой немой вопрос, – но только я. Никто больше.

Надеюсь, мое лицо выражало именно то, что я и хотела показать – уважение и благодарность. Улыбнувшись, матушка кивнула, показывая, что мои потуги были не напрасны, и продолжила:

– Не знаю, что на самом деле видела сестра Алва, но она утверждает, что вы…

Пауза. Я просто физически ощутила, как у матушки язык не поворачивается повторить то, что нашептала ей наша верная доносчица. Однако Илисатт во время вспомнила, что она все же настоятельница и имеет определенные обязательства, поэтому, взяв себя в руки, она твердо закончила:

– … что вы предавались любовным утехам.

Хохот мой был громогласным, не таким конечно, как рев сестры Алвы, но за дверью что-то упало. Порадовали и формулировка, и понимание того факта, что сестра Алва вряд ли отдает себе отчет, что под этим подразумевается, а еще я представила ее участвующей в этих самых любовных утехах. Нарисованная моим воображением картина была… впечатляющей, как и сама сестра. От смеха слезы брызнули из глаз.

– Уважаемая мать Илисатт! – отсмеявшись, торжественно произнесла я. – Смею вас заверить, что я не придавалась… любовным утехам, – на этом словосочетании с трудом созданная серьезная мина снова стала расплываться в широкую улыбку, – с сестрой Анной, ни сегодня, ни ранее.

– Я была в этом уверена, – заявила матушка, но от меня не укрылся ее вздох облегчения.

Она расслабленно откинулась на спинку кресла, прикрыла лицо руками.

– Я могу идти? – уточнила я.

– Да-да, Диана… иди.

Но когда мой зад с радостью покинул жесткое сиденье, настоятельница спохватилась:

– Скажи мне только, что же сестра Алва так вольно интерпретировала.

Поняв, что отвертеться все же не удастся, я ответила как можно легкомысленнее:

– Всего лишь поцелуй, матушка. Один поцелуй.

Илисатт это конечно не порадовало.

– Целомудренный? – посчитала своим долгом уточнить она.

– Э-э-э… – это редко встречающееся в моем лексиконе слово уже давно мне ни о чем не говорило, и я вопросительно уставилась на Илисатт, ожидая пояснений.

– Невинный сестринский поцелуй?

– А! Хм… почти… – в памяти некстати всплыли неожиданные таланты сестры Анны, огорошившие меня и не позволившие вовремя пресечь двусмысленную ситуацию.

– Что значит «почти»? – напряженно поинтересовалась настоятельница.

– Хм…

В этот эпический момент послышался деликатный стук, после чего дверь широко распахнулась, пропуская внутрь почтенную сестру Анабелл, самую старшую в монастыре. Я была уверена, что эта уважаемая бабуся, которой по моим скромным подсчетам давно перевалило за девяносто, за кислой миной на сморщенном личике и показной немощностью скрывала бодрость, неиссякаемый оптимизм и безудержное любопытство. Вот и сейчас она цепким взглядом окинула комнату, оценила расстановку сил, а потом неожиданно и незаметно для Илисатт одобряюще мне подмигнула.

– Посольство герцога Рагдара, – вяло сообщила сестра Анабелл.

Вот уже три месяца раз в две недели герцог Рагдар оказывал монастырю материальную помощь в виде продуктов, тканей и денег. Оказались эти пожертвования очень кстати, так как зима выдалась холодная и затяжная, а следующая за ней весна все никак не хотела начинаться.

Что снизошло на герцога, или какие грехи он отмаливал, никто не знал, но матушка была ему крайне признательна. Я пару раз намекала ей, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, но Илисатт отмахивалась – что можно взять с монастыря?!

Матпомощь передавалась через доверенное лицо герцога – владельца граничащего с территориями монастыря графства Верье. Само поместье располагалось от нас в дне пути, на что граф Верье – вялый анемичный мужчина за пятьдесят – жаловался постоянно.

– Странно… они же были у нас четыре дня назад, – озадаченность настоятельницы выдали чуть приподнятые брови. – Ступай, Диана. Мы договорим позже. Сестра Анабелл, прошу вас передать графу Верье, что я буду рада его принять.

Покинуть комнату мы не успели. Дверь без стука распахнулась, и в помещение, бряцая оружием, вошли четверо мужчин. Граф Верье переступил порог последним, и тут же начал блеять о своем плохом самочувствии и тяжелой дороге, что даже весьма отдаленно не напоминало извинения. Высокий горбоносый мужчина средних лет, вошедший первым, прервал это нелепое бормотание.

– Уважаемая мать-настоятельница Илисатт, прошу простить нас за вторжение! – Говорил он четко и громко, и сразу становилось понятно, что незнакомец привык командовать. – Поверьте это продиктовано насущной необходимостью. Мы не стали бы беспокоить вас по пустякам, и, надеюсь, мы не отнимем много вашего времени.

– Позвольте узнать ваше имя, благородный ирье, – царственно осведомилась у него матушка.

– Адор Гвиоль, к вашим услугам, – с поклоном представился он.

– Слушаю вас, ирье Гвиоль.

Во время всех этих экивоков я наблюдала за прибывшими из под опущенных ресниц, как и полагается образцовой монашке. Занять стратегическую позицию справа и чуть впереди от матушки, я успела еще до того, как первый из незнакомцев вошел в комнату. Одного взгляда мне хватило, чтобы понять, кто они и зачем пришли. Теперь я присматривалась, отмечая детали. Гвиоль здесь за главного, военный, видно сразу, прямолинеен, не дурак, но и звезд с неба не хватает. Сражаться должен хорошо, но как солдат. Двое его спутников – наемники, к гадалке не ходи, – на Гвиоля косятся с легким презрением и чувством собственного превосходства, а так же не имеют ни малейшего представления, что забыли в этом курятнике. Тот, что слева, ближе к двери, сероглазый крепыш с волосами собранными в хвост, вообще не преграда, настолько рассеян. А вот второй – бритый наголо с V-образным шрамом на левой щеке – тот поумнее, скучает, конечно, но готов к нападению – неплохой экземпляр. Графа Верье в расчет не берем. Жаль, маленький кабинет у матушки, особо не развернешься, да и балахон на мне этот дурацкий…

– Письмо от герцога, – Гвиоль протянул матушке свиток, а я задумчиво прикинула расстояние до камина, если придать лысому правильный угол полета…

– Мне, кажется, герцога ввели в заблуждение, – откладывая прочтенное письмо и поднимаясь из-за стола, сказала мать Илисатт, – все изложенные здесь предположения лишены оснований, я уверена.

– Эрда настоятельница, – мужчина поморщился, – мы ищем преступника, опасного преступника, а следовательно обязаны проверить все возможные… предположения.

– Ирье Гвиоль, – матушка чуть повысила голос, – искать преступника в женском монастыре по меньшей мере странно, вы не находите?!

– Обычного преступника – да, но этот преступник необычный, – вояка и не собирался сдаваться. – Охотник Ирнан Катриоль – женщина. И она здесь.

– Вы отдаете себе отчет в том, что говорите? Вы утверждаете, что одна из сестер – убийца?!

– Ни в коем случае, эрда настоятельница. Насколько мне известно, под вашим покровительством находится женщина не являющаяся монахиней.

– Вы говорите абсурдные вещи, ирье Гвиоль, – презрительно качнула головой мать Илисатт.

– Вы будете это отрицать?

– Я не стану ничего отрицать или подтверждать, но, тем не менее, попрошу вас покинуть нашу обитель.

Мужчина покраснел, но ответил спокойно:

– При всем уважении, никак не могу исполнить вашу просьбу. Прискорбно, что вы не доверяете словам герцога, эрда настоятельница, но может быть тогда вот это заставит вас изменить свое мнение, – с этими словами мужчина положил на стол еще один свиток. – Это приказ короля…

– Покойного?

– Да, ныне покойного короля, земля ему пухом… но это не отменяет действие приказа. Он обязывает нас задержать впредь до расследования дела Диану Рэвейн, известную как Охотник Ирнан Катриоль, подозреваемую в жестоком хладнокровном убийстве восемнадцати человек. И, попрошу обратить внимание, эрда настоятельница, что любой участвующий в сокрытии преступника и оказании ему помощи, так же считается преступившим закон.

Ознакомившись с документом, матушка отложила его в сторону осторожно, словно ожидала, что через мгновение он рассыплется в пепел. Черт! А что?! Хорошая мысль. И я снова глянула на камин.

– Я наделен необходимыми полномочиями, а также могу давать свидетельские показания. Видит Бог, я не хотел доводить до такого. Эрда настоятельница, будьте любезны, позовите элиссу Рэвейн, или же вы и дальше будете проявлять бессмысленное упорство, и мне самому придется искать ее?!

– А вы же не знаете, как она выглядит, – тихо сказала мать Илисатт.

– Не знаю, – подтвердил Адор. – Но у всех Охотников есть отличающие их татуировки.

– Где?

– На спине.

– И что же… вы будете… будете раздевать сестер?

– Если потребуется.

– Всемогущий посылает нам испытание, – с расстановкой произнесла матушка. – Сестра Анабелл спуститесь за… нет…

Илисатт повернулась и посмотрела на меня:

– Лучше вы… идите вы.

Я взглянула в прекрасные чуть удлиненные к вискам зеленые глаза матери-настоятельницы и улыбнулась. Мать, она на то и мать, чтобы пожертвовать всем ради своих детей. Она давала мне шанс, в противовес своему благополучию и благоденствию монастыря. Слишком дорого она оценила мою жизнь, она столько не стоит. Я молча подошла к Илисатт, опустилась на колени и поцеловала ее руку. Потом поднялась, и, встав в пол-оборота, чтобы видеть всех находящихся в комнате мужчин, сказала:

– Никого звать не надо, матушка! Я и есть – Диана Рэвейн. Простите, что не сказала сразу, – и обратилась к Адору, весело ему подмигнув, – вам полагается награда ирье Гвиоль. Вы задержали опасного преступника… и монашек раздевать не пришлось.

* * *

Переодеться мне, конечно, не дали, равно как и забрать свои вещи, а жаль, очень жаль. Уж больно хороши были мои звездочки и удобный браслет под них. Да ладно, найду потом приличного кузнеца и восстановлю свой боезапас. А вот клинка мне было не жалко, это был меч Гевара, и брать его в руки снова совсем не хотелось.

Не смотря на просьбы матери-настоятельницы, кандалы мне навесили прямо в ее кабинете, и я покинула монастырь, как и подобает преступнику – гремя цепями. Ко всему прочему Гвиоль потребовал доказательств моим голословным утверждениям, и мне пришлось частично оголиться, являя всем собравшимся отличительный знак Охотника. Хорошо хоть последние несколько дней я по необходимости щеголяла в бесформенных панталонах, иначе разглядывание татуировки имело бы более интимный характер, так как нижнего белья я здесь не носила.

Отряд, прибывший за мной, состоял из семи человек, граф Верье был восьмым, но его я не считала ни за сколько-нибудь серьезного противника, ни даже за человека. Итак, семеро. За исключением Гвиоля, все наемники, вооружены до зубов, но явно недоумевают, как их сюда занесло. Странно. То ли ничего не знают об Охотниках, то ли не верят что я – он и есть.

Мои предположения подтвердились на первом привале, когда один из мужчин, – чернявый широкоплечий громила по кличке Драй, не присутствовавший непосредственно при задержании, – еще раз внимательно меня осмотрев во всеуслышание брякнул:

– Мы вроде ехали за убийцей. Зачем нам эта бледная немочь?.. Ее и на всех то не хватит, если использовать по прямому назначению. Эй, Гвиоль, ты часом ничего не перепутал?!

– Может хоть цепь с нее снять, – поддакнул пузатый рыжий бородач, – а то глядишь, свалится под тяжестью.

Наемники дружно заржали.

– Может, капитана потянуло на экзотику? – влез в разговор третий – худой, длинный как жердь, лопоухий парень.

– А Охотники могут менять обличье? Кто знает?

– Ага-ага, сейчас монашка, а тока ты ей платье задерешь, оп-па, и здоровяк с тебя ростом.

– Во-во! И тут уж не ты его, а он тебя!

Снова радостный гогот.

– Может, проверишь?..

– Отставить разговоры! – рявкнул подошедший Гвиоль. – Вам за что заплатили?! За сопровождение и охрану! Вот этим и занимайтесь! Остальное – не вашего ума дело!

– Как скажешь кэп, – кивнул Драй. – Да только ребята думали: Охотника повезем – прославимся, а тут доходяга убогая. Расстроились…

Опровергая его слова, наемники снова принялись лыбиться.

– Хватит прохлаждаться! – оборвал Гвиоль. – Лошади уже отдохнули, а у нас мало времени.

Неприязненно глянув на меня, он кивнул лысому со шрамом:

– Блэр, помоги.

Особо помогать Блэр мне не собирался, больно дернув за руку, поднял на ноги. Черт! Синяки останутся. Зря я тогда не сунула его головой в камин.

Моим глазам лысый видимо не доверял, так как постоянно подсказывал направление, грубо толкая в спину. Судя по всему, это доставляло ему особое удовольствие. Чужая радость, для меня не горе, но только не за мой счет.

– Блэр! – рявкнул Адор.

– А что?! Ты же сказал помочь! Вот я и помогаю ей идти быстрее.

– Не так грубо.

– Как скажешь, кэп, – и Блэр звонко шлепнул меня пониже спины.

Все, кроме меня и Гвиоля нашли это очень забавным.

Я тихо сказала:

– Еще раз так сделаешь – убью!

– Ого! Голосок прорезался! – Радостно зашептал мне на ухо Блэр. – А то я думал, так и будешь молчать всю дорогу. Убьешь?! И как же ты это сделаешь, детка?

Загадывать мне не хотелось, и я ответила уклончиво:

– По обстоятельствам…

Возле кареты графа, в которой меня собственно и везли, наемник подставил мне подножку. Я едва не упала, и больно стукнулась коленкой о ступеньку, а Блэр, якобы помогая мне удержаться на ногах, облапал мой зад и нахально сунул руку между ног, насколько это позволяло бесформенное длинное платье. Отреагировала я мгновенно, даже не успев подумать насколько это в данной ситуации неосмотрительно. Цепи, сковывавшие руки и ноги одновременно, не давали простора для маневра, но наемник подставился сам, оказавшись очень близко, а так как он при этом еще и наклонился, то мой локоть попал ему аккурат в лицо. Блэр взвыл от неожиданности, а я зашипела от боли – мало того, что от рывка металл впился в голые лодыжки, так еще и пришлось прыгнуть в карету, чтобы успеть развернуться и занять оборонительную позицию. Карета качнулась, и дверца захлопнулась, скрывая от меня происходящее. Снаружи послышался шум возни и приглушенная брань, а когда дверь снова распахнулась, вместо Блэра я увидела немного помятого и очень злого Гвиоля. Вслед за ним в карету буквально вполз бледный до зелени граф Верье. Щелкнул кнут возницы, и мы тронулись.

Через полчаса, уже немного отошедший Адор обратился ко мне:

– Элисса Рэвейн, я поклялся герцогу Рагдару доставить вас живой и невредимой… хм… насколько это возможно при задержании… Вы показались мне благоразумной женщиной… и потому я очень прошу вас не затевать ссоры с… хм… нашими сопровождающими.

От такой наглости я даже не сразу нашлась, что ответить. Я затеваю ссору?! Это что-то новенькое! Но сказала я совсем другое:

– А герцог Рагдар приказал заковать меня в кандалы для моей же безопасности?

Гвиоль покраснел и промолчал.

– А!.. – догадалась я. – Это ваша личная инициатива… Вы меня боитесь, ирье Гвиоль?

– Я ничего не боюсь, элисса! Я – солдат, – холодно заметил он.

Причем сразу стало понятно, что я оскорбила его до глубины души.

– Тогда зачем вот это? – потрясла я цепями у него перед носом.

– Я… опасаюсь… – Гвиоль осторожно подбирал слова, – что без кан… без сдерживающего фактора, мне было бы сложно выполнить волю герцога… все таки вас обвиняют в… тяжком преступлении.

– То есть вы бои… – поймав красноречивый взгляд Адора, я широко улыбнулась и сделала ударение на следующем слове, – опасаетесь… что я вас всех перебью?

– Нет, – усмехнулся мужчина, – я опасаюсь, что вы предпримете попытку сбежать.

– Ах, вот оно что… – протянула я. Сбежать при желании я могла еще в монастыре, но Адору это знать не полагалось. – Ирье Гвиоль, вы знаете, что Охотники не лгут?

– Да, – склонил голову мой собеседник, – это мне известно.

– А знаете ли вы, что Охотники всегда выполняют данное слово?

– И об этом я слышал…

– Адор, – обратилась я к мужчине по имени, глядя прямо в глаза, он вздрогнул, – я дам вам слово, что не сбегу. Избавьте меня от этого металлического хлама. Пожалуйста.

Сидящий рядом с Гвиолем граф Верье дернулся всем телом, снова позеленел, и потом, кажется, потерял сознание. Адор колебался.

– Не сбежите и никого не убьете? – уточнил он.

– Даю вам слово, что если вы снимите с меня цепи, я во время нашего с вами путешествия не сбегу, никого не убью, и предстану пред светлые очи герцога Рагдара, – официальным тоном произнесла я, положив левую руку на правое плечо. Сделать это оказалось не слишком удобно, мешали цепи, поэтому поза у меня была не слишком впечатляющая.

Гвиоль пошевелил губами, словно повторяя слова моей клятвы, потом нехотя извлек на свет ключ и разомкнул цепи.

– Наконец-то, – не сдержала я вздох облегчения, радостно потирая запястья и лодыжки. – Кстати, благородный ирье, соблаговолите вернуть мне мою обувь.

– Она под вашим сиденьем, – буркнул мужчина, явно сомневаясь, что поступил правильно.

Я обворожительно улыбнулась:

– Благодарю, вы так любезны.

Сейчас, конечно, вроде и весна, но без обуви прохладно.

После этого я свернулась клубочком на предоставленной в мое личное пользование скамейке и спокойно заснула.

* * *

Проснулась я от резкого толчка. Карета, душераздирающе скрипя, накренилась, и чудом мне удалось не свалиться с сиденья. Чудо представляло собой колено Адора, в которое я вцепилась мертвой хваткой. На мгновение мы замерли, я смотрела на него, он на мою руку, а опять посеревший граф Верье, в ужасе пялился на нас, а потом с воплем: «На нас напали!» бросился вон, – что было вдвойне глупо, так как при нападении ему следовало бы заползти под сиденье и сидеть там.

Адора я, наконец, отпустила, и он последовал за графом, но более спокойно. Крики, доносившиеся снаружи, не носили тревожный характер.

– Эй, граф, – услышала я голос Драя, – вы когда последний раз чинили свою колымагу?.. Э-э-э… Куда он понесся?

– Что у вас тут? – крикнул, проскакав мимо Блэр.

– Колесо отвалилось, – проорал в ответ возница, кажется, его звали Дак.

– Починить сможем? – сосредоточенно осведомился Гвиоль.

– Если ребята помогут…

– А граф то вон за березкой… блюет, кажись!

– Оставь его! Видишь, плохо человеку…

– Эй, парни, привал! – заорал Драй, – Эрд, Сэдни, сюда!

– Вот и лошади передохнут…

– Что там?

– Да колесо вот отвалилось…

– А…

Услышав слово «привал» я вдруг неожиданно вспомнила об одном важном деле, которое было бы неплохо осуществить в кустах где-нибудь по соседству. Выйдя из кареты, я с удовольствием потянулась, но тут же почувствовала неладное. Переговаривающиеся мужики при моем появлении заткнулись и замерли как по команде, а потом со всех сторон послышался характерный звук вынимаемых из ножен мячей. Я с удивлением уставилась на направленные на меня клинки.

Гвиоль оказался сообразительным малым, не зря за мной отправили именно его.

– Отставить! – заорал он. – Все под контролем!

– Кэп, она это… без цепей… – осторожно сообщил Драй, указывая на меня мечом.

– Я не слепой. Кандалы я снял сам. Элисса Рэвейн добровольно проследует с нами до поместья.

– Э-э-э… кэп, она вроде как… убийца. Сколько там покрошила, восемнадцать человек?!.. Нас всего шестеро, не считая тебя и графа…

– Драй, да ты никак трусишь?! – с вызовом бросил Адор.

– Никак нет, капитан! Просто не хотелось бы… лишних проблем.

– Проблем не будет. Не так ли, элисса? – Гвиоль повернулся ко мне.

Я пожала плечами, что можно было трактовать как угодно. Но клясться меня больше не требовали. Мужчины вернулись к прерванным занятиям, продолжая настороженно косить глазами в мою сторону. Мимо, спотыкаясь, прошел граф Верье. Бедолага хотел было забраться обратно в карету, но Сэдни успел перехватить его за шиворот. Пока благородному ирье объясняли, что средство передвижения на ремонте, он безумно вращал глазами, а когда отпустили, он опять предпринял попытку прорваться внутрь. Его снова поймали, – под дружный хохот, – и снова вразумляли. Это несколько переключило внимание наемников и немного разрядило обстановку.