Текст книги "Люди сорок девятого (СИ)"

Автор книги: Мария Минаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)

– Но мы хотя бы попытались, – тихо, обращаясь куда-то в пустоту за спиной, Моргана проговорил он. – Да, мы проиграли... Но, черт возьми, никто не может сказать, что мы плохо сражались. Чертовы политики сгубили и предали нас. Наш драгоценный президент пытался бежать от янки в женском платье[12.], однако этому обстоятельству не поколебать славу героев Конфедерации. Вы унижали нас, празднуя победу в наших городах, но все же даже после Аппоматокса последняя битва осталась за нами!

Он очнулся. "Что я трачу время на разговоры с янки? Держу пари, этот тупой канзасец не понял ни единого слова. Люди поумней, Алиса, например, и те не всегда понимают, что у меня творится в душе. Мисс Морроу всегда знает, когда мне плохо, но я не могу ей объяснить, почему, как ни стараюсь..."

Однако его забавлял этот парень, считающий, что знает все на свете и уверенный, что мир крутится вокруг его проблем, поэтому, подняв револьвер Моргана, Джонатан Линдейл приказал:

– Вынь ножик и давай сюда.

Морган, оторопело внимавший стремительному бреду, тщетно пытавшийся отыскать достойный ответ, обернулся и уставился на перламутровую рукоятку, застывшую посреди переносицы Линкольна. Медленно, словно во сне, он встал и, потянув ручку, высвободил лезвие. Он стоял с ножом в ладони, прикидывая свои шансы. Их было слишком мало и, когда Морган снова обернулся к Линдейлу, на губах последнего блуждала понимающая усмешка.

– Бут был идиотом. Ему следовало бы пристрелить Эйба до войны, да и Лонгстрита тоже, – сказал он; этот янки был слишком туп, и Джон читал его как открытую книгу, – и уж конечно не надо было попадаться... Лонгстрит... Черт! (он стукнул по столу кулаком, и Морган подпрыгнул от неожиданности). Не знали те парни, что свято верили ему и умирали для него, которых он вел в бой, что их герой окажется паршивым предателем, подлижется к янки и будет поливать грязью того, чьего мизинца он не стоит... Ладно, давай сюда эту игрушку.

– Ничего бы не изменилось, – Морган протянул ножик Линдейлу лезвием вперед, но тот, продолжая улыбаться, перехватил рукоятку возле клинка, и план Моргана снова провалился, хотя пальцы его все же рефлекторно дернулись в сторону прежде, чем выпустить перламутр.

– Возможно, – согласился Линдейл, – а возможно, и нет. Мы любим коротать вечера вместе: я и Эйб, и я часто задаю ему этот вопрос, но он молчит, потому что давно мертв... Иногда мне удается себя убедить, что реально именно второе "возможно". Особенно когда слышу, что вице-президент Стивенс снова занимает свое место в Конгрессе. А потом я открываю запоздавшую на месяц или больше газету и вспоминаю о мистере "безоговорочная капитуляция"[13.], сидящем в Белом доме, о чернокожем парне, занявшем в сенате место Джефа Дэйвиса, и понимаю, что мое "возможно" – всего лишь фантазия. Ведь, если бы войны не было, один валялся бы пьяным в какой-нибудь конюшне, а другой... Я читаю напечатанные буквы и понимаю, что мои воспоминания – не страшный сон, все действительно было...

– А какая твоя сторона в теперешней войне? Я имею в виду Сван-вэлли и "Ленивую М", – спросил Морган, снова садясь на стул. Его заинтересовал разговор, хотя он многого не понимал, к тому же просто так уходить он не собирался.

– Моя сторона? – Линдейл хмыкнул. – Я всегда на стороне победителя.

– "Ленивая М" выиграет войну? – спросил Морган, внутренне холодея, потому что чувствовал, что Линдейл говорит правду.

– Да, – Линдейл кивнул и резко втянул в себя сладковатый дым.

– Но ведь так быть не должно... – голос Моргана осекся. Он бы и сам не влез в это безнадежное дело, если бы не увидел глаза миссис Джоунз.

– Невиновные не должны пострадать, – сбивчего бормотал он, обращаясь скорее к себе, чем к Линдейлу. – Ведь когда-то ты сам не был на стороне победителя, Джон.

– Я был молод и наивен в то время, – в голосе Линдейла звенела светлая грусть. – То время ушло.

– Тогда тебе следовало бы наживаться на янки, а не кидаться на них, как бешеная собака, – заметил Морган, испытывая острое желание ссоры, непонятно откуда возникшее.

– Война закончилась, Линдейл.

– А что ты знаешь о войне? О нашей войне? – лицо Джона исказила гримаса боли, и, чтобы скрыть ее, он снова принялся рассматривать что-то в ящике своего стола. – Разве ты был с нами, когда мы маршировали день за днем с пустыми желудками и босыми ногами?! У нас кончались патроны, и других мы не могли достать. Мы грабили мертвецов янки, чтобы получить одежду... И все же мы выиграли большинство сражений, и битву за Фредериксберг в частности, когда сумасшедшие командиры бросали полк за полком на окопы Мари. Солдаты бежали по открытому склону, и вскоре он весь стал синим... Я был с мятежной армией, я видел их день за днем, и хотя знал, с самого начала, что проиграем, в этот день самой легкой из наших побед, мы все были одним целым: нас объединяло нечто огромное, магическое. А когда ночью небо засверкало широкими полосами, переливающимися будто чешуя древнего дракона всеми цветами радуги, мы кричали, и наш мятежный клич сотрясал землю и небеса, и звезды готовы были рухнуть вниз. Мы бросали вверх наши шляпы, нам казалось, что сам Всевышний торжествовал победу вместе с нами, и я... – голос его достиг вершины и оборвался, застыв в тишине.

– Всего лишь чертово северное сияние, но я почти поверил, что наша победа возможна... – прошептал он и добавил грустно несколько минут спустя:

– Я часто вижу то утро, перед Геттисбергом... Когда битва еще не была проиграна, и все еще было возможно...

...А потом наступило долгое, протянувшееся в бесконечность Четвертое Июля, самое жуткое на его памяти, когда колонны измученных, оборванных, мрачных людей с почерневшими лицами начали долгое безнадежное отступление из Пенсильвании, не добравшись до Вашингтона и не дав передышки Виксбергу. Наверное, не один Джон тогда догадался, что это было начало конца.

В воздухе повисла звенящая тишина. Молчание длилось несколько минут, а потом Линдейл вдруг резко, с грохотом захлопнул ящик и, вскинув голову, уставился Моргану в глаза; он заговорил, голос его звучал твердо:

– Неважно. По крайней мере, мы не превращали чужие усадьбы в кладбища. Генерал Ли был добрым человеком, попавшим в сложные обстоятельства. Считал своим проклятием полученное военное образование до конца своих дней, говорят, хотя, по-моему, именно его расчет помог сберечь много жизней. Хотя, именно из-за него агония затянулась... Тот самый случай, когда хороший человек может причинить много зла... Берегись, канзасец. Хорошими намерениями вымощена дорога в ад.

Линдейл умолк. Морган поднялся, сжимая кулаки.

– Что ты хочешь сказать?

– Что слышал, – холодно отозвался Линдейл, давя окурок в медной пепельнице. – А теперь убирайся.

– Не могу, – Морган громко сглотнул.

– Я должен был догадаться... – улыбка Линдейла была широкой и дружелюбной, хотя глаза горели голодным волчьим огнем, жаждущим крови. Он подцепил пояс с револьвером, поднял его со стола и, встав, швырнул Моргану. Пальцы Джуннайта схватили на лету вытертую кожу и машинально сомкнулись на ореховой рукоятке. Он мог бы попробовать застрелить Линдейла, а тот стоял и скалился, будто держал козырь в рукаве. "Нет, не сейчас... – остановил себя Морган. – Тебе нужен реванш..." Он медленно отпустил рукоять и, застегнув пояс, повесил его себе на плечо.

– Снаружи. Мне только кровь с пола оттирать не хватало, – Линдейл изящным жестом указал на дверь и, пропустив вперед Моргана, пошел за ним. Он думал об одном забавном случае в городке на границе: Один бандит (опасный человек, как говорили), бездельничавший в городке у железной дороги, очень любил стрелять по "любимчикам Чарли Крокера"[14.] от нечего делать. По утрам он выбирался из своей хибары с бутылью виски под мышкой и направлялся в салун, ища по пути, кого бы пристрелить. Чтобы достичь заведения, ему надо было перейти через реку. И вот однажды один китаец (маленький такой, тощий) стал приходить к тому ручью и сидеть на берегу так, чтобы его было видно с моста, по которому бандит ходил несколько раз в день. Сидел и, как завидит громилу, начинал лопотать что-то по-своему. Бандит поинтересовался, о чем говорит китаец, ему сказали: "что-то про берег реки да труп врага", и тот немного испугался, что на него порчу наводят. Он стрелял в китайца, как только завидит, но "любимчик" был слишком юрким и быстро бегал. Всегда, когда бандит шел через мост, китаец был на месте и в один прекрасный день дождался. Однажды громила вышел на мост, как всегда пьяный с утра, револьвер наготове, а жителя "Поднебесной" нет. Бандит бутыль выронил и к перилам бросился: головой по сторонам крутит, а перила-то гнилые оказались и подломились. Река не слишком глубокая была: по грудь самое большее, но пьяница упал лицом вниз да и захлебнулся. А китаец, говорят, из кустов вышел, головой покачал и домой пошел.

Только вот, с Джонатаном Линдейлом этот номер не пройдет.

Глава V. Столкновение.

Линдейл захлопнул за собой дверь и, заперев ее на ключ, снял тяжелую медвежью шубу с крюка. Алиса, будто тень скользнула из-за шкафа со спиртным, и Джон поморщился, догадавшись, что она подслушивала, но вслух ничего не сказал. Линдейл обвел взглядом шумный, забитый людьми зал и перекинул шубу через руку. Бармен продолжал невозмутимо встряхивать бутыль спирта, чтобы разогнать табачный осадок. Алиса потянула Линдейла за рукав.

– Осторожно, Джон, – шепнула она; ее глаза сверкали в полутьме, как черные бриллианты. – Семеро парней с "Ленивой М" в городе с утра. Видишь, двое в углу накачиваются виски?

Линдейл кивнул.

– Это люди Макклахана. Час назад в город приехали ребята из Сван-вэлли. Они могут сцепиться в любой момент.

Джон кивнул снова, с завистью глядя на спину Моргана, одним прыжком перескочившего через стойку и ожидающего противника. "Да, Джон... Тяжеловат ты стал для таких фокусов. Стареешь... Хотя этот парень, должно быть, не намного старше. А ведь когда-то..." Все существо Линдейла сотрясалось от внутренней дрожи, скрытой и сладостной, какую могло вызвать лишь предвкушение славной драки с достойным противником, первым, пожалуй, за всю жизнь, которого он не презирал. Он поглядел на Алису с мягкой полуулыбкой.

– Скоро вернусь, – коротко сказал Линдейл бармену и, выйдя из-за стойки, развернулся к Моргану. – Хочешь реванш, да?

Джуннайт кивнул.

– Прекращай болтать и переходи к делу, если не трус, – прошипел он с вызовом.

– Ты знаешь, – задумчиво произнес владелец салуна, – мне кажется, ты и подобные тебе должны быть благодарны Конфедерации.

Лицо Линдейла приблизилось, каждое его слово оставляло след в сердце Моргана, как раскаленное железо:

– За то, что вас упрятали в этот спокойный уголок... Как его? Андерсонвилль. И лишили сомнительного наслаждения созерцать все ужасы той войны... Если бы ты видел все, что я... сомневаюсь, остался бы ты в здравом рассудке.

Морган отлично знал, что Линдейл намеренно перепутал название. С каким-то звериным ревом, прорывающимся изнутри, кинулся он на противника. Прежде, чем он успел что-либо сообразить в затуманившей мозг алой пелене ярости, владелец салуна увернулся, пропуская нападающего мимо, потом схватил его за волосы и с силой ударил о полированную стойку лицом. Нос Джуннайта противно хрустнул, из него хлынула кровь, абсолютно обескураживая парня, на глаза помимо воли навернулись слезы. Он схватился за бандану, поспешно принялся вытирать обильно текущую алую жидкость, а когда, справившись кое-как, вскинул голову, озираясь по сторонам в поисках врага, тот уже быстрым шагом направлялся к выходу. Чертыхаясь, стрелок зажал разбитый нос и поспешил за обидчиком.

Морган быстро шел к выходу, стиснув зубы, еле сдерживая клокотавшую и бившуюся внутри магму гнева, окрасившую его лицо и шею алым, заставившую побелеть рваный узкий шрам, аккуратно спрятанный под шейный платок, когда будто сильный удар сотряс его донельзя напряженное тело, мгновенно заставив позабыть о Линдейле. С огромной бутылью виски, двумя стаканами и беззаботной ухмылкой, направляясь к столику в углу, шел мужчина в расстегнутой куртке с бараньей подбивкой, надетой поверх клетчатой рубахи, и мир исказился, потемнел в зрачках Джуннайта, отразивших на мгновение давнюю мертвую луну и вспышки снега, закованного в хрупкую ледяную броню.

– Анденсонвилль, – негромко сказал стрелок, останавливаясь и скидывая кожаную петлю с курка своего револьвера. Это слово растворилось в общем гаме голосов, но тот, кому оно предназначалось, услышал и обернулся, мгновенно побелев, наткнувшись на взгляд Моргана, будто смерть уже коснулась его лица. Джуннайт молча рванул из кобуры револьвер. Он видел перед собой только одного мужчину, его профиль, его губы, изогнутые тонкой усмешкой, в которой сквозило злорадное наслаждение, его черты, размазанные в свете луны, в жутком контрасте с заостренными чертами Джека, лежащего у его ног. Смертельная ярость схватила ганфайтера за горло и так сдавила, что зарябило в глазах и застучало в висках... Морган очнулся.

Мгновение он тупо смотрел на мужчину, который стоял, шатаясь, давя разбитое стекло ногами в тщетной попытке обрести равновесие, уронив наполовину вытащенный револьвер обратно в кобуру. Человек удивленно глядел на окровавленную ладонь своей левой руки, которой секунду назад провел по темно-багровой рубахе. Он поднял глаза; в них был немой вопрос, он согнулся пополам и рухнул навзничь, опилки мгновенно впитали струйку крови, сбегающую по щеке изо рта. Смерть стерла ухмылку с его лица, и Морган похолодел: что-то неуловимое в выражении рта мужчины, напоминавшее Андена, улетело, будто сдернутый ветром сухой листок; в застывшей безжизненной маске не было и намека на одного из демонов Джуннайта. Кто-то рванулся к оружию. Морган поймал это движение углом глаза и, вскинув револьвер, выстрелил, не целясь, а потом кинулся к черному ходу и, распахнув дверь, выскочил из салуна. Раненый поднялся и снова рухнул навзничь; дыхание вырывалось с хрипом из его полуоткрытого рта. Линдейл был уже в дверях, его нога коснулась порога, когда грянул выстрел. Обернувшись, он пристально оглядел всю сцену, потом

вытащил из кармана сигару и, закурив, пробормотал, не обращаясь конкретно ни к кому:

– Видимо, "реванш" откладывается.

На его широкоскулом лице не отразилось ничего, однако глубоко в зрачках мерцало удовольствие, когда он скинул петлю, удерживавшую револьвер в кобуре и, набросив шубу, вышел в переднюю дверь. Все шло по плану.

* * *

Мистер Черрингтон сидел за своим рабочим столом и заполнял бухгалтерскую книгу мелким убористым почерком, когда тихо открылась хорошо смазанная дверь и, шурша юбками, вошла его жена.

– Идем обедать, – ласково сказала она, мягко отодвигая от него толстый амбарный том и вынимая из рук перо. Муж улыбнулся и, поднявшись, коснулся губами ее волос. Ветер донес эхо двух отдаленных хлопков.

– Что это? – миссис Черрингтон сжалась, зрачки ее расширились от ужаса. – Выстрелы? Опять?..

– Нет, дорогая, конечно, нет... – муж взял ее руки в свои. – На Рождество готовят какие-то особенные фейерверки, а сейчас, наверное, проверяют петарды... До праздника совсем немного времени осталось.

– Как я испугалась, – прошептала миссис Черрингтон. – Наверное, я никогда не перестану боятся.

– Все в порядке, – негромко сказал Роланд Черрингтон. – Пойдем обедать.

Он обнял ее за плечи, и они спустились в столовую. В тот момент, когда супруги переступили порог, глухо прокуковала кукушка, извещая всех о наступлении двух часов дня. Обед был на столе, и дети, свободные от школьных занятий по поводу субботы, сидели на своих местах, ерзая от нетерпения, однако зоркий взгляд матери сразу заметил пустое место.

– Где Люсьен? – спросила миссис Черрингтон, раскладывая по тарелкам тыквенную кашу. Во время каникул или выходных, когда у сына появлялось много свободного времени для авантюр, она всегда нервничала.

– Он играет на улице, – сказала Мари. – Можно мне персик?

– Да, да... – рассеянно пробормотала миссис Черрингтон. Смутная тревога стала понемногу заполнять душу, пока она смотрела, как ее младшая дочь с наслаждением выуживает из банки законсервированный фрукт, а старшая наливает себе молоко. Жаклин уже считала себя самостоятельной, и ей нравился сын Марсвелов, который был года на три старше и собирался бросить школу на следующий год, чтобы помогать в лавке отцу.

– Люсьен опять ушел без спроса, – сказала Жаклин. Люсьен был младше на три года, но немного выше и любил ее задирать, поэтому она не могла упустить такую возможность пожаловаться на брата, однако мать почему-то не рассердилась, только морщина прорезала ее лоб. Снова послышались хлопки, и миссис Черрингтон вздрогнула.

– Пойду, позову его, – сказала она и, положив ложку, которой раскладывала кашу, нервно вытерла руки о фартук, поворачиваясь к дверям.

– Сиди, я схожу, – предложил мистер Черрингтон. Он открыл дверь и, выйдя в прихожую, снял со стены шубу. Миссис Черрингтон села и машинально отломила кусок булки.

Грохот раздался снова, на этот раз ближе, и женщина вдруг выронила хлеб. Согнувшись, она закрыла руками уши, шепча срывающимся голосом:

– Это не петарды... Это... выстрелы... Выстрелы...

* * *

Морган сбежал по ступеням и, торопливо оглядевшись, заменил использованный барабан. В его голове не укладывалась сама мысль о том, что можно было так ужасно ошибиться. Он нагнулся, зачерпнул пригоршню снега и приложил к распухшему носу, пульсирующему тупой болью. Кровь практически перестала идти, но дышать все равно было сложно. Ветер стих, снег падал в тишине слипшимися редкими хлопьями, обнимая город, будто крыльями ангелов... Скоро Рождество... Нормальные люди уже готовят подарки родным, достают елочные украшения с чердаков или мастерят их из блестящей бумаги вместе с детьми в уютной гостиной с ходиками на стене, перед потрескивающим приятным березовым теплом камином... Красивый немецкий обычай – наряжать елку всей семьей, миссис Черрингтон, наверное, тоже будет...

А он, Морган Джуннайт, бредет, съежившись от холода, по щиколотку утопая в снегу, с револьвером в руке и размазанным по лицу носом, и за спиной у него опять кровь... "Неважно." Парень сам не заметил, как использовал недавно слышанное от Линдейла слово. Заскрипел снег, сопротивляясь чьим-то шагам, утрамбовывающим его воздушный покров, укутавший усталую землю, и Морган вскинул револьвер – инстинкт, который будет с ним, пока не кончится жизнь -, но сразу же опустил, разглядев за снежной пеленой Уилберна и сопровождавших его людей, некоторые из которых носили дорогие меховые куртки, мало стеснявшие движения, при виде которых Моргана начала душить зависть.

– Мы проходили мимо салуна и услышали выстрелы. Бен Бристон и Джим Хорриган говорят, ты убил парней с "Ленивой М"? – Уилберн ткнул пальцем в двух парней позади. – Поздравляю.

Среди сопровождавших хозяина Сван-вэлли Морган увидел и Мортимера. Приветливо махнув знакомому рукой, стрелок сплюнул в сторону Уилберна, целясь в его начищенный до тошнотворного блеска сапог, и пошел дальше. Джуннайт не был настроен разговаривать, к тому же его раздражал снег, закрывавший обзор и вызывавший смутную тревогу, мечущуюся в голове, будто испуганный зверь: в городе, скорее всего, есть еще наемники с "Ленивой М", и они, наверняка, уже ищут его. Через несколько шагов его нагнал Уилберн.

– А что теперь? – спросил он с приторно-сладкой улыбкой. – Здесь Сид Рэйми, Нед Бентлайн... Им не понравится то, как ты обошелся с их дружками.

Страшный грохот, больно ударивший в барабанные перепонки и отозвавшийся звоном в голове, перекрыл слова Уилберна, и Бен рухнул в снег.

– Берегись! – заорал Морган, бросаясь в сторону; Уилберн, издав нечленораздельный писк, упал на живот и залез под тротуар с такой прытью, которой стрелок не ожидал. Что случилось с остальными Джуннайт не видел. Он ткнулся лицом в холодную перину, а в следующую минуту перекатился на спину, стреляя не глядя, просто подняв руку с револьвером, а потом снова откатился. Морган догадался, что они наткнулись на тех, кого он опасался, но чье появление все же прозевал, отвлеченный глупой болтовней Уилберна. Чертыхаясь, Джуннайт заполз в неглубокую выбоину у дороги, которая могла, правда, с чудовищной натяжкой, сойти за окоп и поспешно нагреб небольшой снежный бруствер. Все же это было хоть какое-то укрытие.

– Проклятый идиот... Идиот... – повторял он снова и снова сквозь плотно сжатые от ярости зубы, вытряхивая пустой барабан и вставляя на его место новый. – Всех нас подставил...

Наемники с "Ленивой М" покупали табак в лавке Юджина Марсвела, когда услышали выстрелы и поспешили к заведению Линдейла, зная, что там были их друзья, которых послали заказать для всех выпивку и к которым они должны были вскоре присоединиться. Ворвавшись в салун, ковбои обнаружили там два трупа, которые тащили к дверям добровольцы, и бармена, сметающего кровавые опилки с пола. Не сговариваясь, парни с "Ленивой М" вышли на улицу и отправились на поиски людей из Сван-вэлли, каких, им было все равно, испытывая острую потребность отомстить. Они открыли огонь, как только увидели лица не из своего лагеря. Падая в снег, Морган успел заметить пятерых; у одного был шарпс.

Снег сверкал под редкими лучами солнца, пробившими блокаду туч; резкий запах пота мешался с запахом снега и металлическим привкусом крови. Застигнутые было врасплох, но пришедшие в себя люди Уилберна спешно подыскивали укрытие, нападающие тоже рассеялись, занимая более безопасные позиции. Лежа неподвижно, Морган аккуратно стер налипшие на ресницы холодные хлопья и внезапно увидел Линдейла, подпиравшего спиной столбик веранды на другой стороне улицы, с сигарой в зубах, револьвером, спрятанным за спиной; на его лице было холодное любопытство и ничего более. "Надо убираться отсюда", – решение пришло внезапно, как тогда, при Бул-Ране. "Это не моя война". Он слушал грохот перестрелки, то затихавший, то опять набиравший силу, вдавив свое начавшее коченеть тело в ледяную выбоину. Морган не хотел лишний раз рисковать, высовывая голову, просто лежал, слушая свист пуль, и ждал подходящего момента. Он не видел, как укрывшийся за обледенелой бочкой под водостоком Мортимер, сжимая в обеих руках револьверы, задыхался, зажмурившись, чтобы сдержать слезы. Нанимаясь к поселенцам, он думал, что будет всего лишь отваживать воров от чужого стада – работа, к которой он привык с детства, да передавать кое-какую информацию брату, но никак не ожидал такого. Около него лежал Бен, задумчиво разглядывавший небо неподвижными зрачками, а еще, до того как спрятаться, он видел славного веселого парня с добрыми глазами, с которым Райли часто играл в покер. Мортимер всегда знал, что он работает на "Ленивой М", но только увидев беспощадную ярость в глазах знакомого, начал понимать, как далеко все зашло. Его нервы были натянуты до предела, и, когда пуля звонко стукнулась об обледеневший край бочки, он, не видя ничего перед собой, выскочил из своего укрытия, стреляя из обоих револьверов. Мортимер не чувствовал пуль, попавших в него, просто услышал оглушительный грохот со всех сторон и упал, поскользнувшись. Его револьверы выстрелили в воздух; барабаны вращались, но пуль больше не было. Выше по улице, в своем маленьком окопе, Морган услышал стрельбу, будто сосредоточенную на одной цели в стороне. Это был его шанс. Морган резко вскочил, перепрыгнув через свой сугроб, у его виска свистнула одиночная пуля, и Джуннайт выстрелил в ответ, подхватывая свою шляпу налету и надевая ее. Стрелявший чертыхнулся, свалившись на одно колено на лед, и красные пятна вмерзли в землю, там где оно опустилось. Морган быстро огляделся: подстреленный им человек, подтаскивая раненую ногу, заполз за изгородь, ему явно стало не до драки; еще один человек с "Ленивой М" лежал неподалеку в снегу, зажимая полой куртки смертельную рану в животе, и кровь, стекая в снег, мгновенно застывала алой слюдой и белоснежные хлопья из ангельских крыльев, обнявших город, таяли на дрожащих губах, хватающих воздух.

Морган отшвырнул пустой револьвер и схватил два двенадцатизарядных Уэлч-нэви умирающего. В отдалении лежало еще несколько человек, припорошенных снегом, – погибших или раненых... сложно было понять. Почувствовав, что огонь в его сторону ослабевает, из-за поленницы поднялся Джим, держа в руке револьвер, и Морган отчетливо увидел спиленный спусковой крючок и зарубки на полированной рукояти револьвера, отчасти прикрытые пальцами, а в следующий момент пуля снесла Хорригану полголовы, и он рухнул на обледенелые дрова...

... Мистер Черрингтон услышал слова жены в прихожей. Он набросил шубу и, выглянув в окно, похолодел: Люсьен, не обращая внимания на выстрелы, заинтересованно склонился над мертвецом посреди улицы. Мистер Черрингтон широко распахнул дверь сильным ударом ноги, его сердце бухало часто и тяжело, когда он увидел, как сын выпрямился.

– Папа! – крикнул мальчик, размахивая в воздухе тяжелым револьвером. – Смотри, что у меня теперь есть!

– Люсьен, нет! – вырвалось с дыханием из груди мистера Черрингтона, когда он кинулся к сыну, резко выбросив вперед правую руку, не замечая черного провала ружейного дула, ни на секунду не теряющего из вида точку над его сердцем...

Кусок свинца ударил его в грудь, оборвав протяжный, полный отчаянья и страха крик, он захлебнулся кровью и упал в снег, хватая воздух губами, на которых уже лопались кровавые пузырьки, будто вытащенная из реки форель. Обрывки мыслей метались в голове Роланда Черрингтона, он потянулся вперед, стремясь доползти до сына и закрыть его от пуль, его рука, все еще вытянутая вперед, хватала пустоту дрожащими от напряжения пальцами, он попробовал встать, поднял голову... И ничего не увидел, кроме нависших над ним грязно-фиолетовых, странным образом искаженных домов и сумеречного неба. Он закашлялся, ощущая во рту мерзкий привкус металла, удивляясь, что так быстро стемнело... Когда они собирались обедать было только два... Надо будет починить часы, наверное, они сломались. Резкая боль навалилась ему на грудь, и он сплюнул несколько сгустков крови, мгновенно ставших льдом, внезапно вспомнив, что с ним. "Жена была права, он схватил первое оружие, которое увидел... Я был слишком самоуверен... Я совсем не знал эту страну... Чтобы выжить здесь, или где бы то ни было еще, надо... Надо... Люсьен!"

Напряженная рука обмякла и безвольно упала, он ткнулся лицом в сверкающий снег, втянув его в себя в тщетной попытке... Дыхание прервалось. Круг замкнулся.

* * *

Люсьен стоял посреди улицы, широко открытыми глазами наблюдая за снежными хлопьями, которые, кружась, опускались на неподвижную спину его отца. Мальчик не в силах был двинуться, просто стоял неподвижно, сжимая до побеления костяшек пальцев тяжелый пустой револьвер, выброшенный Морганом, и громко дышал открытым ртом, позволяя клубам пара растворяться в морозном хрустящем воздухе.

Уцелевшие люди Уилберна усилили огонь, кто-то из них, воспользовавшись суматохой, добрался до оружейной лавки, расположенной рядом, и вернулся с патронами; ковбои "Ленивой М", не имеющие такой возможности, начали осмотрительнее расходовать боеприпасы, хотя почти все они, предвидя неприятности, имели при себе по три пояса каждый.

Морган отступал вниз по улице, стреляя с обеих рук, и не видел трагедии, произошедшей у дома Черрингтонов. Большинство пуль свистели впустую, так как противники явно торопились, да и Морган палил только для того, чтобы не дать им лучше прицелиться. Мокрый снег практически залепил глаза, но патронов в Уэлч-нэви было, пожалуй, даже больше, чем требовалось. Морган поскользнулся и упал – над его головой свистнула пуля, он снова вскочил, несмотря на тяжелую куртку. Больше всего Морган не хотел бы вспотеть, но думать об этом как следует не было времени. В те несколько ужасных минут, пока Джуннайт не оказался за пределами досягаемости пуль, ему было все равно, что случиться с Уилберном, ему было наплевать на парней из Сван-вэлли, оставшихся в огненной ловушке, безразлично, что станет со всем этим городишкой вообще, а с Линдейлом – в частности; что его действительно волновало, так это седло, которое должно висеть на своем месте, да еще хотелось, чтобы дорога прочь из города была свободна...

Пуля вонзилась в землю, взметнув искрящийся снег совсем рядом с Люсьеном, и мальчик вздрогнул, но не двинулся с места.

Джон Линдейл с наслаждением затянулся сигарой и, щелчком отбросив окурок в снег, продолжил наблюдать за перестрелкой с прежней холодной усмешкой, но внезапно его взгляд наткнулся на одинокую маленькую фигурку в вытертой куртке на размер меньше, чем нужно, с ремингтоном в руке и человека, лежащего лицом вниз возле крыльца дома Черрингтонов. Маска холодного равнодушия в один краткий миг была сорвана с его лица, обнажив дикий, все поглощающий ужас, злобу и боль. Перед его глазами – фотографии босых четырнадцатилетних мальчишек, умирающих в окопах Питерсберга, около девяти месяцев не пускавших Гранта в обескровленный город. Рванувшись с места, Линдейл пересек пространство, отделяющее его от мальчика, в два прыжка, на ходу выхватывая из кобуры "рут-и-маклахан", сделанный на заказ. Стреляя поочередно в обоих направлениях, он подхватил Люсьена свободной рукой, как перышко, слегка подкинув, чтобы было удобнее держать, развернулся, прикрывая ребенка от пуль спиной, задержавшись лишь на мгновение. Он бежал дальше, стреляя из-под локтя, не глядя, ища глазами незапертую дверь, так как лавка Черрингтонов осталась позади. Возвращаться было нельзя. Мальчишка крепко обхватил шею ганфайтера и зажмурился, выпустив из рук револьвер, с глухим стуком упавший в снег. В ту же секунду Линдейл громко чертыхнулся сквозь стиснутые зубы, почувствовав удар пули, чуть не сбившей его с ног. Он пошатнулся, но устоял, правая сторона груди онемела мгновенно; Джон мотнул головой, будто раненый гризли, сунул за пояс пустой револьвер и, выдернув той же рукой из наплечной кобуры второй, пальнул пару раз в ответ, продолжая двигаться.

"Безопасное место... Где же оно, есть ли оно вообще в этом проклятом городе..." Горящие голодным пламенем зрачки Линдейла поймали ближайшую дверь и устремленный в бесконечную глубину небес острие церковного креста. С размаху налетев на толстые створки коленом и плечом одновременно, Джон высадил одну и свалился на пол в полутьме храма, попутно поймав еще одну пулю, зацепившую бедро. Преподобный Джозеф Блейк вздрогнул от резкого звука, свеча в его руке прыгнула, пламя дернулось и погасло. Левая створка дверей задребезжала, качнувшись на единственной уцелевшей петле, издав пронзительный горестный всхлип. Поднявшись с трудом, Линдейл поставил на ноги Люсьена.