Текст книги "Люди сорок девятого (СИ)"

Автор книги: Мария Минаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)

– Помоги раненым, а потом вели им убираться, – сказал Линдейл своему сопровождающему. – Пусть деньги Мака останутся у них. Свою работу они сделали, а я не нуждаюсь в их услугах.

Спешившись, парень занялся работой, а Линдейл так и остался в седле. Положив револьвер на сгиб локтя, он с почти дружеской усмешкой глядел на сдавшегося в плен. Это был тот самый юноша, с которым он разговаривал по дороге на ранчо.

– Я не стрелял, – пробормотал он, будто оправдываясь.

– У вас был приказ никого не выпускать с ранчо этой ночью? – спросил Джон. Юноша кивнул.

– Не знаешь, как называет себя сейчас Зак Торн? Ну, парень из Невады, известный снайпер, которого Мак нанял на днях.

– Нет, Мак со всеми договаривается лично.

Краем глаза Джонатан следил за всем лагерем. Некоторые люди шевелились, пытаясь встать, человек Боба, атаковавший пост вместе с Линдейлом, спешившись, бродил среди них. Тех, кто нуждался в помощи, он обезоруживал, перевязывал бинтами из их же запаса, лежавшего в мешках под группкой осин и, так как веревок в лагере тоже хватало, связывал им руки за спиной. Второй шумно продирался сквозь кусты в темноте, ловя разбежавшихся лошадей.

– Что с ними делать? – спросил тот, который занимался ранеными, на мгновение прервав свою работу. Он находился в поле зрения, и Джон мог его видеть, не поворачивая головы.

– Надо бы их как-нибудь на ранчо перетащить, если придумаете как, – ответил Линдейл. – В любом случае подержите связанными до рассвета, а потом пусть уходят. К утру все решится окончательно, да и у них пылу поубавится.

– Вас понял, – парень повернулся к следующему пленнику, чтобы перевязать, и Джонатан увидел, что у него рукав в крови.

– Ты ранен? – спросил он встревожено.

– Не беспокойтесь, сэр, царапина, – отмахнулся парень, ни на секунду не оставляя своего занятия.

– Все равно, займись, – велел Линдейл.

Парень закончил работу и, выпрямившись, оглядел освещенное пространство, его губы двигались, и Джонатан понял, что он пересчитывает пленных. Юнец с поднятыми руками так и стоял под дулом револьвера Линдейла. Только однажды он медленно, и будто спрашивая разрешения взглядом невинных голубых глаз, опустил левую руку, чтобы почесать нос. Сосчитав всех и удовлетворенно вздохнув, человек Боба двинулся по направлению к мальчишке, но повелительный тон Джонатана его остановил:

– Отставить. Я приказываю вам заняться вашей раной, сэр. Выполняйте.

Парень рефлекторно вытянулся по стойке "смирно", потом, опомнившись, подошел к костру и начал стягивать куртку, болезненно морщась. Немного расслабившись, Джонатан вытянул из кармана сигару и с наслаждением закурил. Глаза закрывались сами собой, Линдейл с огромным трудом разлепил налитые свинцом веки. Он чувствовал, что его тело разламывается на куски, а внутри сидело щемящее ощущение, песчинки в необъятной Вселенной: полное и безнадежное одиночество...

Ему почудилось, что в его перепонки снова бьет звук того давнего взрыва, он вскинул голову, мгновенно очнувшись от кратковременного забытья, и ужаснулся, поняв, что задремал. Оглядевшись, Джонатан увидел сперва полные ужаса глаза человека у костра, замершего с окровавленной корпией в здоровой руке, а потом юнца, раньше стоявшего с поднятыми руками, а теперь лежащего навзничь в снегу с простреленной головой. Линдейл удивленно поглядел на револьвер в своей руке, понюхал ствол и, не почуяв горелого пороха, перевел вопросительный взгляд на парня, стоявшего в полутьме, рядом с привязанными лошадьми и державшего в руках винтовку. Его напарник, явно не понимая, в чем дело, переводил взгляд с товарища на босса и обратно. Никто не сказал ни слова, но все отлично поняли друг друга. Парень, ловивший лошадей, сунул ружье в чехол у седла и, подойдя к мертвецу, ногой пихнул откинутую в сторону левую руку в свет огня так, что ясно стал виден дерринжер, накрепко сжатый пальцами. Расстояние было слишком мало, чтобы юнец промахнулся.

– Я увидел, как он опустил руку, – пояснил тот, кто стрелял, – а когда поднял, в ней что-то блеснуло. Это мог быть нож или просто монета... Если честно, я даже не думал. Это инстинкт. Извините, если что не так.

– Нет, – задумчиво протянул Джон, подавив зевок. – Все правильно. Мне следовало позволить его связать, но он показался мне безобидным. Это моя ошибка. К тому же надо было сразу объявить им, что Макклахан мертв.

Со стороны костра послышался хриплый хохот, и взгляды всех троих мгновенно метнулись туда. Смеялся один из раненых, сидевший, прислонившись головой к дереву.

– Мелкий поганец схватил-таки пулю! – немного отдышавшись, сказал он злорадно. – Не смог удержаться. Нам и так заплатили большие деньги, но Макклахан еще премию дополнительную обещал тому, кто пристрелит Джонатана Линдейла!

– Вот парень и пожадничал... – подхватил другой, тоже без капли сожаления в голосе. – Поделом ему! А как хвастался, что уложит Линдейла и получит вознаграждение. Держу пари, ему уже неважно было, жив Макклахан или нет, это уже дело принципа было. Мальчишку бы засмеяли, если бы он не попытался.

– Заткнитесь! – раздраженно рявкнул Джонатан. – Первого, кто свой поганый рот откроет в моем присутствии без разрешения, самолично пристрелю.

Он сунул револьвер в кобуру, ствол несколько раз проскальзывал мимо, но потом попал. Линдейл почувствовал, как непреодолимая судорога сводит челюсти, и закрылся локтем, притворяясь, что кашляет: подавить зевок не было никаких сил. "Пора убираться отсюда и ехать спать... Это становится слишком опасно", – думал Джон. Овладев собой, он повернулся к своим телохранителям. По повадкам и по сути они напоминали ему Райли и Мортимера, поэтому он спросил:

– Вы братья?

– Нет, – хором ответили они, посмотрев друг на друга, потом тот, который занимался своей раной, добавил:

– Просто встретились однажды на тропе, сэр.

– Спасибо. Вы отлично справились со своей работой, парни, – похвалил Джон, – Хочу знать, как вас зовут.

– Я – Дэнни, сэр, – сказал тот, кто отвязал лошадей.

– Я – Сэм, – представился второй. Склонившись с седла, Линдейл пожал руку обоим, а выпрямившись, приказал:

– Вы, ребята, кончайте дела здесь и возвращайтесь на ранчо. Одного поста для охраны, думаю, хватит. В город я поеду один.

– Это опасно, – предупредил Дэни, в его глазах светилось уважение, – особенно, когда этот тип из Невады бродит поблизости и скорее всего ему тоже заплачено вперед за вашу смерть.

– Я справлюсь, – сказал Линдейл. – Сейчас на ранчо нужны люди, да и здесь работа еще есть – скоро будут возвращаться с дежурства другие наемники. Справитесь?

– А как же! – хмыкнул Сэм, сунув большие пальцы в карманы брюк. – Они же по одному возвращаться будут.

– Тогда до встречи, – крикнул Линдейл, уже разворачивая вороного. "Люблю людей, которые хорошо делают свою работу..." – думал он, пока жеребец рысью петлял между стволами. Немного отъехав, Джон обернулся и, не увидев даже отсвета костра, глубоко вздохнул. Почему-то он всегда чувствовал напряжение, находясь среди людей, даже таких как Дэнни и Сэм, и только теперь, оставшись один, он понял, до какой степени устал.

Потом Джон внезапно услышал, как вокруг него сомкнулась тишина и пошел снег, задувающий порывами ветер разбрасывал его над усталой, обагренной кровью землей. Глубоко вздохнув, Линдейл перевел коня на рысь, обтирая своим шейным платком, вытянутым из седельной сумки, его влажные дымящиеся бока.

– Все, – прошептал он почти беззвучно, уткнувшись лицом в мягкую темную гриву. – Поехали спать.

* * *

Алиса в полушубке поверх строгого дорожного платья, закрытого до горла, стояла, глядя на холодный, мерцающий старым серебром, такой знакомый пейзаж, и противоречивые чувства раздирали ее изнутри. «Хватит, – убеждала она себя. – Надо покончить со всем этим раз – и навсегда, иначе ты сойдешь с ума». Отвернувшись от окна, она сдула упавшую на глаза яркую прядь, потом, спохватившись, аккуратно спрятала ее под шляпку и, подняв тяжелый саквояж, пошла к дверям. Все снова и снова, как наваждение, тысячи безликих мужчин, обнимающих ее, и его лицо у каждого из них... Так нельзя, это путь к сумасшествию. Пора положить этому конец. На пороге она задержалась, глубоко неровно вздохнув, а затем вышла, не оглянувшись. В коридоре ее ждали Фокси и Лу.

– Ты действительно хочешь уйти? – спросила ирландка.

– Да, – ответила Алиса, чувствуя, как прошлое вцепилось в ее сердце своими когтями, не желая отпускать.

– Куда ты пойдешь? – не унималась Фокси. Алиса пожала плечами.

– Не знаю, – сказала она. "Надо идти. Куда угодно, лишь бы подальше".

– Забирай мои платья, – сказала Алиса, отдавая ирландке ключи от своей комнаты. – Забирай все, тебе они будут как раз.

– Спасибо, – сказала Фокси. Они обнялись. Потом Алиса повернулась к Лу.

– Ты тоже возьми, что понравится...

– Только не смей делать глупости, – предостерегла ее Лу. Алиса горько усмехнулась.

– Я вышла из этого возраста.

Они обнялись.

– Прощайте, – сказала Алиса. – Не провожайте меня, не надо...

– До свидания, – ответили ей. Алиса подошла к краю верхней площадки и положила ладонь на перила, но внезапно остановилась. Грохнул выстрел, потом еще. Прислушиваясь к близкой канонаде, женщина зябко передернула плечами, потом, мотнув головой, будто окончательно отбросив все сомнения, решительно шагнула вниз.

Алиса медленно спускалась по ступенькам, легко ведя пальцами по полированной поверхности перил; ее сердце тяжело выстукивало каждый шаг, тяжелый саквояж оттягивал руку. "Так будет лучше для тебя и для него," – говорила она себе, тщетно пытаясь себя убедить, что когда-нибудь сумеет все это забыть. Если бы можно было заглушить, убить воспоминания о нем, стереть его черты из памяти раз и навсегда...

Будто в полусне Алиса прошла между столами и вышла в ночь; впереди лежала неопределенность и мгла.

* * *

Линдейл спешился около маленькой конюшни позади своего салуна и, заведя туда вороного, стянул с него тяжелое седло и засыпал в кормушку отруби с кукурузой. Он немного поспал в седле и теперь чувствовал себя значительно лучше. Растирая черную бархатную шкуру куском мешковины, Джон поймал себя на том, что какая-то смутная тревога бьется в ритме ударов сердца в жилке на его виске, вызывая снова головную боль. Как будто он вновь был близок к тому, чтобы потерять самое дорогое... Закончив чистить коня, Линдейл растер свои руки. Развернувшись, чтобы уйти, он зацепился за край вил полой сюртука, вылезшей из-под шубы и что-то выпало в солому, сверкнув, как падающая звезда в тусклом свечении, проникающем в помещение сквозь открытые двери. Нагнувшись, он подобрал темное золотое кольцо. Потусторонний лунный свет, отразился в изломах небольшого бриллианта, мгновенно воскрешая призраков и Линдейл отбросил его, будто пальцев коснулся раскаленный металл. Кольцо. Оно было зажато в его кулаке, когда взрывная волна, уничтожившая все дорогое ему, выбросила его на обочину жизни. В памяти Линдейла был провал; он не помнил, что сделал с кольцом дальше и не вспоминал о нем все эти годы. Даже удивительно, что оно сохранилось. Линдейл вывернул на изнанку полу сюртука и обнаружил рваную дыру в подкладке, вероятно, нанесенную зубьями вил. Сюртук был старый. Вероятно, Джон перекладывал кольцо ни один раз, пока оно не завалилось за подкладку, но он абсолютно не помнил этого. Взгляд Линдейла снова поймал призрачный отблеск и в этом свете он внезапно увидел Анабель.

– Она тебя любит, – сказал призрак. – Не заставляй ее страдать. Иди к ней, или ты ее потеряешь. Навсегда.

Свет померк. Линдейл медленно сделал несколько шагов вперед и, ощупью отыскав кольцо, поднял его, бросив кривую усмешку всем демонам ада. Минуту он разглядывал камень, затем опустил в целый карман, где лежал медальон Бэкки, и вышел из конюшни, прикрыв за собой двери. Звезды загадочно мигали ему из созвездия Ориона. "Похоже, я перебрал," – подумал Джон, бредя по глубокому снегу к задней двери салуна. Ветер стих, снег перестал; сверху мягкий свет, сулящий тепло, струился через мутноватые стекла. В окне Алисы мелькнул женский силуэт; откуда-то долетал низкий женский голос, поющий "Лорену". Линдейл поморщился, он сам часто пел эту песню на привалах с теми, кого больше нет на этой земле, она воскрешала воспоминания о войне, о тоске по дому, по...

Не позволив себе додумать, Джонатан толкнул дверь и вошел.

– Как мы тогда любили, Лорена,

Как понимали друг друга без слов.

Как бы сейчас мы жили, Лорена,

Как расцветала бы наша любовь...

Линдейл медленно поднимался по ступеням, чувствуя боль глубоко в груди, которая странным образом оживляла его. В его душе, будто пробуждаясь ото сна, пробивались из-под горелой корки на пожарищах прошлого робкие цветы. Он возвращался к жизни, как оживала Джорджия после похода Шермана и шаги его ускорялись: наверх, наверх, наверх...

– Но верю, минует нас мрачное время, – раздавалось над его головой, – Растает как призрак в туманной мгле...

На верхней площадке Линдейл остановился, переводя дыхание.

– Спите. – прошептал он всем своим демонам. Теперь, после событий этой ночи, Линдейл знал, что имеет право это сказать.

– ...Скажу я годам потерянным

Пусть ужасы жизни будут только во сне.

Быстро пройдя по коридору, Линдейл толкнул знакомую дверь.

– Алиса! – крикнул он с порога, увидев фигуру в ее платье возле окна, но мгновенно испытал острое разочарование, когда женщина обернулась. Это была Фокси.

– Она ушла. – ирландка расширенными глазами смотрела на Линдейла, не понимая причины его взвинченности и напуганная его безумным взглядом. – Собрала чемодан и ушла. Сказала, что поедет в Денвер, а потом вернется в Новый Орлеан... Она оставила деньги за контракт, вы не волнуйтесь...

Взгляд Линдейла обшаривал комнату; в ней было ощущение пустоты: исчез пейзаж, украшавший стену и старые настольные часы – подарок ее бабушки, а на столике возле кровати лежали деньги. Ушла. Линдейл стиснул зубы в бессильной ярости, ему вдруг снова мучительно захотелось кого-нибудь пристрелить, спалить салун и рвануть куда-нибудь в Калифорнию, снова спасаясь от проклятой памяти. Оставила деньги и ушла...

– Она уехала... – все повторяла Фокси, испуганная выражением его глаз, но он, сорвавшись с места, уже несся сломя голову вниз; его мозг лихорадочно работал: "Она может уехать, только если возьмет лошадь в платной конюшни и наймет проводника..."

Выскочив на улицу, Линдейл кинулся по направлению к платной конюшне, он бежал и сердце колотилось где-то в горле. "Сейчас, или никогда".

Наконец он увидел ее – одинокую фигуру с тяжелым саквояжем в руке.

– Алиса! – его истошный вопль заставил ее вздрогнуть и сбиться с шага, но она не обернулась, даже не остановилась.

– Алиса! – прокричал Линдейл снова, он бежал из последних сил, удивляясь как держат его ноги, превозмогая боль в раненом бедре, а иногда прыгая на здоровой ноге. Догнав женщину, Джон схватил ее за плечи и, развернув к себе поцеловал в губы. Она сопротивлялась и даже огрела тяжелым саквояжем по спине. Разогнувшись, Линдейл потер ушибленное место и тут же получил по щеке так, что зазвенело в ушах.

– Мерзавец, – сказала Алиса, всхлипывая. В ее глазах стояли злые слезы, копившиеся слишком долго, все невысказанные гневные слова вертелись на кончике языка, но она не успела открыть рта, как Линдейл молча вложил что-то ей в руку. Разжав ладонь, женщина, все еще трясясь, увидела прозрачный камень, впаянный в тонкий золотой круг, хранящий синеватый сгусток тайны в своей сердцевине, окруженной изломами граней, и выронила саквояж. Но мгновенье спустя, радость улетучилась. Алиса подняла на Джона полный мрачного недоверия взгляд.

– Это ее кольцо? – холодно и резко спросила она, готовая швырнуть его Линдейлу в лицо.

– Я так и не отдал его ей, – пожал плечами Джон. "Неужели это так важно?" – подумал он про себя, а вслух сказал: – Она всегда будет в моем сердце и моей памяти, ее место не займет никто, но ее больше нет. Я не хочу заменять ее тобой. Ты – особенная. А кольцо... Что ж, оно всегда предназначалось для женщины, которую я...

Он запнулся.

– Что? – нетерпеливо спросила Алиса, дрожа как в лихорадке. "Неужели скажет?" Линдейл глубоко вздохнул.

– Которую я хочу видеть матерью моих сыновей.

Он как всегда остался верен своим привычкам, или предрассудкам, но то, чего он не сказал, отразилось в его глазах, и Алиса, сумев это разглядеть, улыбнулась сквозь слезы, принимая этого человека таким, каким он был. Она медленно надела кольцо на палец.

– Я обещал Летящему перу, что познакомлю его с моим сыном, когда он вернется сюда следующей зимой... – продолжал Линдейл немного неуверенно; ему было очень сложно говорить с ней о своих чувствах и понимая это, Алиса стояла и ждала, сверля его насквозь пронзительным взглядом, не отпускающим ни на секунду, – Я мерзавец, Алиса. Я только что убил человека, но обещаю... нет, всего лишь надеюсь, что это последний.

Ее глаза прикованы к его, будто вырывают эти слова изнутри:

– Ты... Выйдешь... за меня...

– Да, – Алиса отвела свой взгляд, отпустив его на мгновение. Глубоко вздохнув, она прижалась щекой к его плечу.

– Да, черт возьми.

Внезапно она отпрянула от него, в глазах недоумение, в голосе страх.

– Что это?

Проследив ее взгляд, Линдейл увидел яркий красно-желтый метеор, летевший, как казалось, очень низко, над дальней кромкой леса, параллельно вершинам деревьев, сливавшихся в единую темную массу. Где-то с минуту болид несся пылающей точкой во тьме, тянув за собой короткий раскаленный добела хвост, затем угас, окончательно растворившись в плотных слоях атмосферы. По какому-то наитию подняв головы, они увидели десятки, сотни серебряных стрел, прочерчивающих ночь и затухающих возле самой земли.

Небо абсолютно очистилось и звезды падали, почти непрерывно, блеском последнего жеста затмевая три четверти луны.

– Как красиво! – выдохнула Алиса, заворожено глядя в отражение метеоров в его глазах. "Это добрый знак, – думала она, – Не может быть иначе."

– Да, – Линдейл усмехнулся, но в голосе его звучало напряжение, – И смертельно опасно... Знаешь тот большой кратер в Аризоне? Это одна такая звезда упала много тысяч лет назад и взорвалась в миллионы раз мощнее всех бомб, убив все живое вокруг... Не боишься?

– Да пошел ты, Джонатан Линдейл, – весело смеясь, сквозь слезы, выговорила Алиса. – Я ничего не боюсь!

– Тогда... – глаза Линдейла сверкнули, – Пошли будить Блейка.

Он подобрал ее саквояж и отшвырнул во тьму ближайшего переулка.

– Ты думаешь... – в голосе Алисы звучало сомнение, но Джон не дал ей договорить:

– Нельзя упускать такой случай – венчаться в ночь звездного дождя. Такое бывает только однажды... Нет, постой минуту.

Он несколько неуклюже сгреб Алису, их губы столкнулись в долгом французском поцелуе. Одновременно Джон развернулся и закрыл своей широкой спиной эту сцену от поблескивающего в окне почты всевидящего бинокля дедушки Беннингтона. Они так и не заметили темный силуэт, притаившийся в одном из неосвещенных окон в доме напротив. Человек наблюдал всю сцену из-за полуприкрытого ставня и думал о том, что не зря покинул Неваду. Он-то знает как лучше распорядиться теми благами которые может получить полновластный хозяин города. Конечно, любой обычный наемник просто пристрелил бы Линдейла в городе, как велел босс, у него была такая возможность, однако он предпочел рассмотреть ситуацию в перспективе и, обдумав ее, позволил хозяину салуна уехать в сторону "Ленивой М". Человек отставил к стене ружье и облокотился на подоконник, в задумчивости потирая подбородок. Что ж, его ожидания оправдались лишь отчасти: к несчастью, мексиканская ничья случается не так часто. Надо смириться с этим обстоятельством и продумать дальнейшие действия. Человек не видел, как Линдейл вернулся в город, заметил его только тогда, когда он гнался за своей женщиной по улице. Но мутный лунный свет был обманчив. С такого расстояния в полумраке можно промахнуться, даже если используешь телескопический прицел, и стрелок задумался над новым планом: Надо сделать так, чтобы жертва оказалась на свету, а охотник в тени, причем место должен определять снайпер.

* * *

Это было очень странное ощущение: он знал, что лежит, сжавшись в комок на тюремной койке и вместе с тем бродил между схлестнувшимися в смертельном объятии людьми, которым, в сущности, нечего было делить. Там, в Манассасе, собралось столько зевак, чтобы «посмотреть на войну, пока она не кончилась...» Морган ступал по обагренной кровью земле – все звуки странно приглушены. А потом оказалось, что он стоит на площади в Анденсонвилле, невидимый никем и снова заглянул в глаза своего единственного друга, переполненные мертвой неподвижной луной. И увидел глумливую ухмылку Андена. Внезапно все исчезло. Его глаза широко распахнулись навстречу реальности. Морган встал и начал медленно шагать из угла в угол. Звон цепи тревожил его, и без того расшатанные нервы, стрелок прижал ее ладонью, заставив умолкнуть. Мысли плавно, будто маятник, появлялись и исчезали. Да, Рою наверняка лучше, чем ему, Моргану, сейчас и, наверное, он все-таки был прав – абсолютной свободы можно достигнуть только умерев. Искать в этом безумии, которое называется жизнью, какой-либо смысл бесполезно, его нет, и не может быть... У него не было не только шпор, но даже брючного ремня или подтяжек, охрана предусмотрительно забрала все. Если бы Морган мог, он бы свел счеты с жизнью еще несколько часов назад, и не было бы этих рвущих душу секунд одиночества: они текли, складываясь в десятки, сотни, тысячи... На тысяче он сбился. «В конечном итоге, – пришла в его голову мысль, – Тебе надо лишь подождать: Анден не будет тянуть и вздернет тебя при первой же возможности... Кстати, удивительно, что он еще этого не сделал». Подойдя к окну, Морган прижался лбом к решетке. «Да, надо только подождать...» Но ждать! Каждая секунда памяти бередила старые раны. Морган открыл глаза и увидел кусок темного неба над заснеженными крышами лабиринта подсобных построек, сверкающего брызгами млечного пути. На свете нет избавления от почти реальных кошмаров, от демонов, мстящих за пролитую кровь и за молчаливое созерцание этого. С этим придется жить... К счастью, недолго.

А если цепь от наручников... Теперь, когда стрелок нашел выход, его настроение улучшилось: он обманет всех. Морган сел на койку, прижавшись спиной к стене, и, забросив руки за голову, налег горлом на цепь. Что-то было не так. Он еще дышал, он боролся с самим собой. Его руки разжались, упав на колени. Проклятие. Инстинкт выживания, с которым он, вероятно, родился, или который возник где-то на пыльной тропе по пути в Калифорнию, все еще был сильнее его собственной воли.

Морган Джуннайт поднялся и подошел к окну, свесив руки сквозь решетку, насколько позволяла цепь. Его кожи коснулся морозный воздух. Посмотрев на темный город, стрелок прижался лбом к ледяным прутьям. Еще несколько минут в пустоте... Морган жалел лишь о том, что не мог помочь миссис Черрингтон. Он должен был предвидеть, должен был следовать за ее мужем, словно тень и оттолкнуть, или заслонить его в нужный момент. "Я хочу... – отчаянно думал он, – Я умоляю, если кто-то распоряжается нашими жизнями свыше... Я требую... или нет, готов на колени встать, или вечно в аду гореть и никогда больше не видеть ее... Только чтобы она снова была счастлива..." Морган поднял голову, снова глядя на звезды, разлитые над крышами, запутавшиеся в голых ветвях деревьев.

"Постой, – подала голос вторая половина его разума, – дважды камень в одно место не попадает. Петля уже была на твоей шее однажды и все же... посчастливилось вывернуться, да... Не может же это быть зря. Это не просто так... Ради того чтобы дать Мортимеру воды? Вряд ли именно это спасло его жизнь. Ради миссис Черрингтон? Тогда, миссия явно провалена... Но может и нет, может, есть что-то еще... чего я, да и никто другой еще не знает. Может быть, твоя паршивая жизнь для чего-то нужна. Это глупо, два раза угодить в одну яму, но тебе не впервой. Тебя столько раз сбивали с ног, втаптывали в грязь, но ты всегда поднимался, сумеешь и сейчас. А если нет..."

Он видел, как по небосклону покатилась первая звезда. Потом еще и еще... Его глаза широко раскрыты от удивления, пальцы рук немеют на морозе снаружи. Морган Джуннайт никогда не видел ничего подобного. "Это знамение," – торжествовал второй голос, окончательно подавив первый. А звезды все падали и падали, пока у Моргана не зарябило в глазах и он не отпрянул от окна, потрясенный, прижавшись спиной к стене. Сдаваться нельзя! Да! Надо действовать... делать что-то. Немедленно! Та планка, прогнувшаяся под его локтем – это действительно шанс.

Он бросился на колени и огляделся в поисках хоть чего-нибудь, что могло помочь... Ничего. Стражники больше не следили за ним, увлеченные игрой, один вообще храпел, откинувшись на спинку стула и запрокинув голову, его упавшая рука все еще сжимала развернутый веер карт. Морган медленно сел на пол, прислушиваясь к треску огня, пытаясь уловить хоть какой-то ритм, согнув ногу, он поставил каблук сапога на хлипкую планку. В печи с ужасным треском обрушилось полено, под которым прогорела опора, и стрелок с силой стремительно разогнул колено, сломав подгнившее дерево. Оглядевшись еще раз, и поняв, что все спокойно, он поглядел на результат своих усилий. Доска сломалась приблизительно посередине, прогнувшись вниз, но не совсем до конца. Ее края слегка вздыбились, покрытые ржавчиной гвозди наполовину вышли из балки, один сломался, оставив острие в каркасе. Если удастся вытащить хоть один целиком, у Джуннайта будет хоть что-то острое... Морган осторожно просунул руку под настил, и его пронзил восторг, потому что пальцы очутились в пустоте. Там, внизу, было свободное пространство! Одной доски, несмотря на ее приличную ширину, было явно недостаточно, чтобы образовалась, дыра достаточная, чтобы протиснуться внутрь. Он попробовал соседние планки – ничего. Ну и черт с ними! Когда у него будет в руках кусок острого железа, он справиться и с этим.

И Морган яростно накинулся на один из концов доски, он дергал его, в надежде окончательно выдернуть гвозди, пытался пальцами крошить подгнившие вокруг шляпок волокна, пока не загнал под ноготь большую занозу. В отчаянии, еле сдержав готовый сорваться с губ стон, результат внезапной острой боли, стрелок резко вскочил на ноги, каким-то сверхволевым усилием выдернул кусок дерева из мгновенно распухшего пальца и отошел к окну, судорожно дыша. Он пару раз чертыхнулся и снова поглядел на рану. Ноготь изнутри наполнился кровью, она потекла вдоль тыльной стороны ладони, и Морган сунул палец в рот, чтобы ее остановить. Если бы у него были шпоры, пряжка, хоть что-нибудь... Джуннайт вынул палец изо рта и медленно развел в стороны руки, его глаза прикованы к цепи. У него есть наручники. Что ему мешает, сковывая движения, то и поможет... Его растерянный взгляд метнулся от сломанной доски к окну и обратно. Что предпочесть? Что? Как не ошибиться? Ведь у него не хватит времени на оба пути... Прутья глубоко вогнаны в бревна, даже не ясно, на какую глубину, вероятно, при постройке... Нет, лучше тогда... Стрелок не додумал, медленно опустился на колени возле кровати, забыв о пульсирующей боли в руке и другой – от ран, и вдруг увидел краем глаза, что один из игроков пристально следит за ним поверх развернутых веером карт, в его глазах подозрение, пока неопределенное...

Морган мгновенно положил, нет, уронил, руки на край постели и склонил голову, передвинув колено так, чтобы нога заслонила сломанную доску. Он едва дышал. Он был на волоске...

Позади него охранник со смехом толкнул под столом носком сапога голень своего соседа.

– Смотри! А наш заключенный-то оказывается религиозный человек!

– Господи, – выдыхал неслышные слова Морган, – если Ты есть... Если...

– Ага, хохотнул второй, – Если и не был, теперь, вроде как, есть отчего, верно?

Они заржали в две глотки и разбудили третьего. Мотнув головой и, все еще не выпуская карт, тот начал ерзать на стуле и тереть глаза, бормоча какие-то невнятные ругательства.

– Да ну его, – махнул рукой первый, – Смотри, Криса разбудили!

– Не пытайся тянуть время, – огрызнулся второй, – А ну, показывай свои карты!

Они заговорили о своем, и Морган вздохнул свободнее. Осторожно опустив руки, он стал осторожно ковырять краем браслета дерево вокруг шляпок гвоздей, стараясь не поранить руки. "В конце концов, – думал он, – доска не такая уж толстая..."

"Есть еще кое-что, – внезапно вспомнил Морган, и это придало ему силы. – Том Анден жив и здоров, и останется таковым, если ты покорно исчезнешь... Нет! Пусть даже они пристрелят меня, но я доберусь до него, и своими зубами разорву ему глотку".

Почувствовав, что один из гвоздей, поддеваемый снова и снова краем браслета, начал шататься, стрелок, тяжело дыша и чувствуя, как пот струится по его лбу и спине, решил передохнуть, окрыленный надеждой. Он оглядел свои запястья, по которым скользили наручники, несмотря на всю его осторожность; кожа содралась в некоторых местах, и ранки теперь жег попавший в них пот. Руки – самое главное для ганфайтера, он должен их беречь, но... Морган криво усмехнулся: если не использовать сейчас все возможности, ему уже никогда не придется держать револьвер. Он принялся за дело снова, но потом остановился и сел на пол. Слишком медленно. Так ему никогда не выбраться на свободу. Надо еще раз каблуком... Стрелок оперся на руки и занес сапог над доской.

Внезапно Морган вздрогнул. Что-то было не так, как должно... Да что такое вообще с ним происходит?! Он был абсолютно свободен, когда с боем вырвался из Анденсонвилля и ощущал это каждой клеточкой своего существа, а сейчас – нет, и даже десять дней назад, до приезда в город – нет, значит, дело не в решетке... А самое ужасное, что сам не знал, не заметил, как эту свободу потерял. Изменения приходили незаметно, крадучись, будто взломщик в темноте. Наверное, в какой-то момент он спросил себя: "что мне дала свобода"? Почему я беден как церковная мышь, почему меня мучают кошмары, почему... почему?.. Стрелок не знал того, что понял сейчас: свобода никогда ничего никому не дает, кроме... свободы. Она самоценна, а большего требовать нельзя... Тогда, в самом начале, еще можно было все исправить.

Морган ожесточенно и сильно бил доску обоими каблуками по надлому, углубляя его. Ее треск сливался с гудением огня в трубе, со щелканьем горящего дерева, с шумом оседающих дров и не тревожил охрану. Мысли, теснились в голове стрелка и не уходили даже во время работы. Наваждение какое-то...