Текст книги "Люди сорок девятого (СИ)"

Автор книги: Мария Минаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

...Томас Анден. Анден... Где-то он слышал это имя, не так давно, оно жгло его память, будто огнем, почему-то рождая необычное кровожадное возбуждение, стремление ринуться в бой, и одновременно стыд. За себя... За Джорджию... За всю Конфедерацию.

– Томас Анден... – прошептал он, и внезапно пришло озарение. Джон увидел Моргана, как наяву, с ненавистью бросающего ему в лицо это имя. "В Анденсонвилле не было вишень в цвету..." Анден. Томас Анден.

"Канзасец... – сверкнула яростная мысль в голове содержателя салуна – Нельзя было оставлять его в живых..." Теперь Джон точно знал, что интуиция его не обманула, знал кто поджидал его в темноте.

Усилием воли он выгнал все лишние мысли из головы и, приподнявшись, отбросил саквояж в сторону. Тяжелый баул стукнулся о стену и упал на землю, в ту же секунду раздался выстрел. Джон ответил тем же, распознав голос шарпса, ориентируясь по звуку, чуть левее вспышки, потом правее. В темноте раздался сдавленный стон.

Мгновенно переместив ствол, Джон выстрелил еще раз и откатился, уходя от пуль. Снайпер был вынужден каждый раз вставлять новый патрон, и это было на руку Линдейлу.

– Джон? – раздался с улицы взволнованный голос, потом легкий стук приближающихся шагов.

Его губы сжались. Он попытался выстрелить снова, но боек щелкнул вхолостую. Шаги раздавались уже в переулке, и перезаряжать не был времени.

Джонатан отшвырнул револьвер и, когда противник выстрелил на звук, сжался, готовый бросится вперед, выдергивая из рукава нож.

– Джон? – голос звучал близко, – Я слышала выстрелы...

Времени больше не было. Прыгнув, Линдейл схватил врага и заработал скользящий удар прикладом в плечо. В ответ он всадил в человека лезвие с отчаянной решимостью, не заботясь о том, куда попадет. Ответом ему был вой противника и снова приклад пролетел в дюйме от его виска, опустившись на запястье и выбив нож. Джон попытался перехватить ружье, но промахнулся, потому что действовал одной рукой, другой держа врага, а снайпер обеими.

– Где ты, Джон? – прозвучало совсем близко, шаги замерли. Звезды замерли на небосклоне.

Стиснув зубы, Джон рванулся вперед, ударил кулаком чужой локоть и услышал, как ружье упало в снег.

Что-то раскроило его рукав, и Линдейл попытался схватить противника за шею, но его пальцы скользнули по предусмотрительно натертой жиром коже, тот вывернулся, ударив ножом. Джон вовремя откинул голову назад, и лезвие блеснуло в лунном свете, пронесясь в полудюйме от его горла. Он откатился в сторону, подхватил свой нож и, заткнув его за пояс, попытался нашарить револьвер, одновременно обыскивая карманы в поисках какого-нибудь завалившегося туда патрона.

– Джон, – Алиса сделала несколько шагов вперед и остановилась, не видя его во мраке, что-то звякнуло у ее ноги, и она нагнулась. Убийца, затаившись, ждал в темноте. Внезапно Джон догадался: если она зажжет фонарь, они оба окажутся на виду. Его пальцы нащупали и схватили гладкую округлую гильзу, указательный скользнул по ней вверх, ощутив округлый кончик пули. Чиркнула спичка, и он увидел лицо женщины, склонившееся над светильником. Правая рука Джона нашарила рукоять револьвера. Пламя запалило фитиль.

В тот же миг Линдейл вскочил, вырвав фонарь из рук жены, и отбросил его прочь. Почти в ту же секунду ударили еще несколько выстрелов подряд, а после них – характерный щелчок. Масло разлилось из разбитого корпуса, огонь затух, чтобы через мгновение с новыми силами выстрелить в черное небо. Грянувшие в темноте выстрелы никого не задели. Линдейл разломил револьвер и, быстрым нажимом вытолкнув гильзы, обнажил пустые камеры, левой выдергивая из кармана единственный оставшийся патрон. Огонь озарил все вокруг, и глаза противников встретились. Их оружие раскрыто, готово заглотить смертоносный заряд и послать его в цель.

– Джон Смит! – воскликнула Алиса. Снайпер ожесточенно толкнул патрон в пустую открытую камору и дернул скобу вверх. Джон отчетливо видел свежий вздувшийся шрам на его шее сбоку – след вчерашней уличной перестрелки и другой, еще более недавний на скуле от пули, посланной "сорок четвертым".

В то же мгновение Линдейл, с ошеломительной даже для него самого скоростью развернул последний патрон в пальцах пулей вперед, позволив ему соскользнуть в камеру, и вскинул прямую руку вверх левой ладонью толкая вверх ствол, пока барабан с рукояткой не воссоединились и не слепились воедино с едва слышным щелчком.

Они выстрелили одновременно. Снайпер знал, что попадет, не мог не попасть, он держал жертву в перекрестье прицела и видел все предельно отчетливо.

Джонатан не мог увернуться. Позади была Алиса, и он боялся, что если оттолкнет жену, следующую пулю убийца намеренно пошлет в нее, ведь тогда хозяин салуна потеряет прицел, промахнется и перестрелка продолжиться. Все было решено в доли секунды.

Он предпочел остаться на месте, бесстрастно глядя, как стремительно приближается кусок раскаленного металла. Перед глазами Линдейла, сверкнув, как горящий в атмосфере болид, – вся его жизнь: всего лишь сон, сконцентрированный в капле воды, скользнувшей по окаменевшей щеке...

Пуля пролетела мимо, опалив волоски на его небритой скуле, он не мог этого объяснить. Линдейл слишком долго жил по закону оружия, чтобы ошибаться. Свинец из его револьвера ударил снайпера в грудь, сбив его с ног. Прижав руку к ране, и, оторопело поглядев на свои пальцы, наемный убийца поднял глаза на Джона, подошедшего ближе и теперь возвышающегося над поверженным противником с оружием в повисшей руке.

– Ты – Захария Торн? – спросил он, разглядывая пустой патронташ на плече врага и носком сапога отбрасывая от его руки другой, полный, в котором недоставало лишь одного заряда. – Не ври. Теперь ты не должен лгать.

Снайпер кивнул, все еще не в силах осмыслить случившееся. Боли он не чувствовал из-за шока.

– Пристрели его Джон. – раздался низкий женский голос. – Прикончи его, или я сама. Эти убийцы не заслуживают ничего, кроме пули.

– Замолчи, Ал. – не отрывая взгляда от лица снайпера властно сказал Линдейл, опускаясь на одно колено возле тела. Он видел, что раненому оставалось жить несколько минут.

– Хорошее прикрытие. – сказал Джон, – Никто и никогда не догадался бы.

– Да... – снайпер засмеялся, и на его губах появилась кровавая пена. Он не понимал, что случилось, он все еще думал, что выберется, что осуществит свой план, и единственным препятствием, оставшимся теперь на его пути к заветной цели, был этот мужчина, стоящий рядом.

– Нагнись, – его губы едва двигались. – Я должен что-то тебе сказать.

Джон начал наклонятся.

– Ты отличный воин, Линдейл, – шептал снайпер, его правая рука вцепилась в ворот шубы противника, левая осторожно шарила за поясом Джона. – но... благородство убивает.

Сапог Алисы внезапно вклинился между двумя мужчинами и удар в грудину оттолкнул Линдейла, оторвав цепкие пальцы умирающего от шубы владельца салуна. Следующим движением ноги женщина отбросила руку снайпера, сжимающую нож и наступила на нее каблуком.

В лице, нависшем над снайпером теперь, не было сострадания, в отличие от предыдущего. Тонкие бледные губы, горящие глаза. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, когда она медленно вытянула вперед и вниз узкую руку, тонкие пальцы которой обвились вокруг дерринжера и спустила курок прежде, чем муж успел ее удержать.

Промахнуться женщина не могла, ее пуля пробила глаз снайпера, прекратив его страдания навсегда.

Без тени эмоций Алиса поставила ногу на грудь мертвеца и подняла юбку, чтобы вернуть оружие в кобуру на бедре, потом повернулась к Джону.

– Надо быть осторожней, – отрывисто бросила она. Джонатан Линдейл встал и подобрал нож, потом отыскал револьвер.

– О чем я и говорил. – негромко сказал он, – Я снова застрелил человека. Я же говорил, что я мерзавец.

– Живой мерзавец, черт возьми. – прервала его жестко Алиса. – Мой мерзавец. И не смей мучить себя из-за этой падали.

– Джон Смит... – все еще не в силах прийти в себя от изумления произнес Джонатан, не в состоянии поверить в чудо, – Всего лишь одно лицо из толпы... Я бы никогда не смог его вычислить. Искал бы среди наемников с той или иной стороны, но никогда бы...

Он не договорил и нагнулся, чтобы закрыть уцелевшее око мертвеца, потом поднял глаза на жену.

– Пошли домой. – ее тон не допускал возражений.

– Домой... – повторил Линдейл, поднимая саквояж, бока которого украшали дыры от пуль, – Домой еще нельзя... Эту ночь придется провести в салуне.

– Какая разница? – раздраженно сказала Алиса.

Разница, конечно, была, но Джон слишком устал, чтобы объяснять или ехать верхом на ранчо, тем более, по глазам жены он догадался, что, где бы они ни провели остаток ночи, спать ему не дадут, по крайней мере, до рассвета.

Подхватив жену на руки, Джонатан внес ее в салун, на мгновение остановился, чтобы швырнуть в угол саквояж Алисы, и, улыбнувшись, спросил, уже зная ответ:

– Что будем делать теперь?

– А ты не догадываешься? Эй, смотри, не урони меня! – рассмеялась она, обхватив руками его шею, – Сейчас самое время сделать кое-что для того, чтобы сбылось предсказание старого индейца и твой сын укрывался бы той шкурой следующей зимой.

– Хорошая мысль, – усмехнулся Линдейл, поднимаясь по ступеням. Он опустил ее на верхней площадке и она, смеясь, принялась расстегивать его шубу, увлекая к двери своей комнаты, но внезапно остановилась. В ее глазах на мгновение вспыхнуло отчаяние.

– Этот ребенок не умрет, правда? – с истерическим всхлипом спросила Алиса, глядя ему в глаза. – Мы будем любить наших детей и никто из них не умрет...

Повторила она, как заклинание, медленно снимая с себя меховое пальто и перебрасывая его через руку.

– Я не позволю никому из моей семьи умереть. – сказал Линдейл, расстегивая ее дорожное платье. – Обещаю.

Их губы слились в долгом пронзительном поцелуе, он стащил платье с ее левого плеча, потом Алиса ухватила его за ворот рубашки и втянула в свою комнату, а дверь за ними захлопнулась от сильного тумака Линдейла.

Лу и Фокси играли в покер в соседней комнате, когда услышали скрип половиц, хлопок, а потом вой старых пружин, и тихий смех.

– Ал вернулась, – констатировала Лу с удивлением в голосе. – И привела буйного дружка. Странно, что она передумала, это на нее не похоже. Придется, видно, вернуть ей платья.

– Не придется. – Фокси вытянула изо рта длинную тонкую папиросу, вставленную в мундштук, и выпустила в потолок струйку дыма, – Знаю я, какого дружка она привела, Лу. Думаешь, Линдейл позволит ей продолжать работать?

– Если уж он решился, думаю нет. – сказала Лу. – У меня фул.

– Вот черт, у меня всего две паршивые пары. – хладнокровно сказала Фокси, снова затягиваясь. – Если он продаст нам свое заведение в рассрочку, будем заправлять вместе. Наших сбережений должно хватить для начала, потом каждый месяц часть выручки будем ему отдавать, пока не расплатимся. Да и кому еще он здесь продаст? Можно съездить в Денвер, перевезти девушек, которые нас заменят. В крупном городе конкуренция большая и, держу пари, многие оставшиеся не удел рискнут попытать счастье в этой дыре... Черт, мы же не становимся моложе, пусть они работают, а мы будем наживаться на этом, да еще доходы со спиртного...

– Долго они там шуметь будут? – спросила Лу, зевая и сгребая десятицентовые монеты, – Как думаешь?

– Оставь их, – ответила Фокси, стряхивая пепел с папиросы, – Эх, мне бы кого заловить... Они долго шуметь не будут, оба почти всю ночь не спали. Итак, уже довольно долго.

Через некоторое время пружины смолкли.

– Что я говорила? – спросила Фокси, собирая карты. – Ладно, нам тоже спать надо. Рассвет скоро. Видно, сегодня уже никто не придет.

Когда Лу ушла к себе, ирландка бросила свое боа на спинку стула и, потушив лампу, легла. "Самим заправлять всем, – думала она, – Наварить деньжат... Если сюда все-таки проложат эту пресловутую железную дорогу, из-за которой пока одни неприятности, для нас откроются новые перспективы... А если такая жизнь надоест совсем, уехать куда-нибудь... Где нас никто не знает. Состоятельные дамы лет тридцати, скажем, вдовы... Финансово независимые... Можно открыть пансион или отель, или хорошо выйти замуж. Хотя замуж выйти в принципе не проблема. Не выгорит здесь – отправимся дальше на запад. Уж глушью нас не напугать, как других. На золотых и серебряных приисках полно состоятельных мужчин, соскучившихся по хорошей кухне и женскому обществу... Просто прекрасные перспективы... Великолепно."

* * *

Зевнув, Линдейл сел в своей кровати и потянулся, а затем огляделся, пытаясь сообразить что происходит. Лишь увидев Алису, спавшую рядом с ним, зарывшись головой в подушку, он начал припоминать обрывками вчерашнюю ночь: кажется, он напился, пристрелил Макклахана и под конец женился. Преподобный Блейк был раздражен, когда они вытащили его из теплой постели среди ночи, долго не мог понять, чего от него хотят, и слишком медленно одевался, но все это компенсировалось очень быстрым венчанием, после чего Линдейл отнес жену на руках наверх, шепча ей на ухо какой-то пьяный бред, которого сейчас не помнил, а священник вернулся к своей подушке. Джонатан поправил одеяло, сползшее с плеч Алисы, она неровно вздохнула и медленно перевернулась на другой бок, окончательно стащив одеяло с мужа. Аккуратно, чтобы не разбудить ее, Линдейл встал и, так как было холодно, сдернул с кресла шерстяной плед. Завернувшись в мягкую клетчатую шерсть, Джон доковылял до печки, сев прямо на пол, открыл дверцу и принялся раздувать едва тлеющие угли. Его раны побаливали после ночных приключений, однако, Линдейл впервые хорошо выспался и никто из призраков не потревожил его. Он бросил взгляд на часы, оказалось, что уже час. В окно, впервые за последние дни, светило ослепительно – яркое солнце, оно не давало тепла, но все же создавало его иллюзию, валяясь яркими квадратами на полу и смятой постели. Пламя понемногу проснулось и выбралось из-под черной дымки золы. Джонатан подкинул березовых дров и, закрыв печку, встал, как вдруг все здание вздрогнуло от громкого стука. Допрыгав на одной ноге, он раздраженно распахнул дверь и, выскочив из комнаты, закрыл ее за собой. Его настроение резко ухудшилось при виде серебряной бляхи и подобострастно взирающих на него снизу вверх глаз маршалла.

– Чем обязан? – холодно спросил Линдейл.

– Ну, я подумал, – по-идиотски улыбаясь начал маршалл, – что коли уж Вы теперь Босс, мне надо к Вам обращаться. У меня в тюрьме сидит Джуннайт. Мы его вчера арестовали по приказу Макклахана, тот его вздернуть хотел, а чего теперь-то с ним делать?..

Линдейл стиснул зубы, хорошее настроение испарялось с фантастической быстротой. Однако делать что-то было надо.

– При нем вот это было. Так понимаю, это все его пожитки. – продолжал маршалл, отдавая Линдейлу седельную сумку. Джонатан взял ее и спросил:

– Тюрьма хорошо охраняется?

– А как же! – с энтузиазмом отозвался маршалл. – Макклахан позаботился, уж будьте уверены.

– Значит так, – безапелляционный наиграно – высокомерный тон Линдейла заставил его собеседника стушеваться. – Ты иди туда и глаз с парня не спускай. Головой своей за него отвечаешь. Я оденусь, позавтракаю и приду в участок, чтобы сообщить тебе мое решение лично. Да, нам еще кое-что надо будет обсудить. А сейчас можешь идти.

Линдейл отпустил его королевским жестом, виденным на картинке в какой-то книге. Маршалл торопливо засеменил к черной лестнице, но потом вдруг остановился.

– Эй, Линдейл, если захочешь в покер сыграть, я всегда к твоим услугам. И если чего еще надо, я...

– Да, да, конечно. – отозвался Линдейл бесцветным скучающим голосом и маршалл удалился, чуть ли не кланяясь. Джон остался один и медленно опустился на стоящий в коридоре стул. Новости обескуражили его. Этого он не предвидел. Противник в его власти! И яростное ликование заполнило грудь хозяина борделя. Все его существо требовало крови, руки тряслись в предвкушении...

Вздернуть янки посреди улицы, на глазах у всех и триумф будет полным! Линдейл закрыл глаза и сжал кулаки так, что ногти впились в ладони... Через мгновение он очнулся и усилием воли заставил сердце биться ровнее, вспомнив боль, спрятанную в глубине зрачков Моргана. "Это не выход..." – промелькнуло у него в голове, – "Это уже было, было..." – с отчаянием думал он. Месть свершиться, а ненависть и пустота останутся... До следующего раза? А потом – снова и снова мучительный поиск врага сквозь все круги ада и снова месть за давно минувшее зло... Пока рано или поздно ярость не вырвется из-под контроля, уничтожая всех, кто ему дорог... И его самого. Когда это случиться: через год? Через два? А может, завтра?...

Джонатан Линдейл глубоко вздохнул, с трудом освобождаясь из липких объятий своего бреда. Прошлое осталось позади и люди, убившие Анабель мертвы. Морган не виновен в этом, он сам пострадал от войны ничуть не меньше, у него самого слишком много демонов, с которыми предстоит примириться.

Наверное, это последнее испытание... Прощать очень сложно, но теперь Линдейл знал, что у него достаточно сил сделать это.

– Я прощаю их всех. – негромко сказал он в слух, и что-то легкое и радостное зародилось в глубине его сердца, от сознания того, что сказанное – чистая правда. Эти слова относились к янки и к правительству северян, к убийцам Анабель и Макклахану, выбравшим свой путь и сполна заплативших, за совершенное зло. Солдат был прав, можно драться, защищая свою жизнь, можно ненавидеть, но нельзя жить минувшими победами и поражениями, это отнимает будущее.

Встав со стула, Джонатан вернулся в залитую расплавленным золотом комнату. В камине трещал огонь, воздух прогрелся. Джонатан Линдейл, стараясь не шуметь, сел на кровать и открыл сумку Моргана. Опасная бритва, кусок мыла, две пары носков, чистая рубашка на смену, кружка, железная сковорода без ручки, тут же оловянные миска и ложка. Летние кожаные перчатки без меховой подкладки...

Немного же нажил победитель за прошедшие после войны годы... Нож Боуи в самодельных кожаных ножнах, кисет с табаком "Булл Дарем" и бесплатная бумага, пачка фабричных сигарет, оселок...

Джон сунул руку глубже и к своему изумлению извлек осколок негатива. Он оглядел стекло со всех сторон, потом посмотрел сквозь него на свет. Два человека стояли вполоборота, облокотившись на нарезное орудие Пэррота, серый и синий мундиры. Иногда, особенно в первые годы, в часы перемирия противники часто встречались на нейтральной территории, чтобы обменяться парой слов, попросить у незнакомца взаймы табачка или огонька, а потом выкурить сигарету вместе. "Морган. Еще одна головная боль первого утра медового месяца..."

– Джон!? – раздался полусонный голос Алисы. – Что у тебя в руках?

– Доброе утро, – отозвался Линдейл. – Это стеклянный негатив. Довольно забавная штука, смотри.

Приподнявшись на локте, Алиса поглядела сквозь стекло на свет.

– Откуда у тебя это? – спросила она.

– Лежал в сумке Моргана, которую мне только что принес шериф, – ответил Джон честно. Он и так слишком много лгал близким людям, нельзя начинать так совместную жизнь.

– Забавно, – задумчиво продолжал владелец салуна, глядя в стекло, исчерченное черными призраками людей. – Забавно. Эти двое сидят тут и курят, как лучшие друзья, однако никто не поручится, что минуты через две, когда перемирие закончится, и снова затрубят атаку, они ни всадят друг в друга пули или штыки, ни секунды не жалея, что так случилось.

Джон поднял голову и поглядел в окно, потом обернулся к женщине. Та настороженно слушала, в ее глазах было недоверие и тревога, которых он раньше не замечал.

– Кстати, я должен буду ненадолго уйти. Скоро вернусь.

Алиса резко села в постели.

– Джонатан Линдейл. – в ее голосе звучала угроза, углубленная инстинктом собственницы.

– Не стоит волноваться, ничего не случиться. – твердо поставил точку Линдейл. – Морган не опасен. Кстати, я тебе не рассказывал о моем ранчо? Его начал строить еще мой отец, потом мы потеряли его. Я вернул его вчера ночью и не спрашивай как. Красивей мест я не помню, оно недалеко от города и мы поедем туда, когда я закончу тут все дела. Мы можем приручить птиц, подсыпать для них проса... Ты знаешь, можно подешевке купить старые негативы, такие как этот и застеклить ими парник, создать оранжерею. Я видел как-то нечто подобное.

– Да, и я тоже, – сказала Алиса. "Война оставила слишком глубокие рубцы в душах людей и они больше не хотят видеть ее даже на многочисленных фотографиях..." От времени негативы выгорали и разбивались, но Алиса сомневалась, что это поможет стереть память людей.

– Да и надо ли... – задумчиво сказала она в слух.

– Что? – переспросил Линдейл. Он встал и брился у зеркала.

– Забывать все? – уточнила вопрос женщина. – Если люди забудут испытанную боль, все повториться однажды.

– Ты права. – нехотя сказал Линдейл, с излишней силой скребя лезвием щеки. – Это было ужасное столкновение, порожденное излишней бравадой, нежеланием понимать друг друга и неумением предвидеть последствия. Оно стоило слишком дорого, и могло обойтись еще дороже, но теперь все кончено. Это надо помнить, а не смаковать боль, причиненную когда-то. Только это... Больше – ничего.

Он резко захлопнул бритву и, умывшись, принялся натягивать на себя темно-синий костюм.

– Только один вопрос, Джон, – сказала Алиса, откидываясь на подушки. – Ты действительно справился с этим?

– Можешь быть уверена, – ответил Линдейл, улыбаясь. – Война окончена.

Он застегнул пиджак и быстро вышел из комнаты, чтобы не продолжать разговор. Алиса закрыла глаза. "Надеюсь, ты не ввяжешься снова в неприятности, Джонатан Линдейл, иначе я тебя сама пристрелю..."

Салун был пуст, так как был сочельник, и бармен должен был петь в церковном хоре. У него был неплохой голос, и он договорился с Линдейлом заранее отлучаться на праздники, все равно посетителей не предвиделось...

Джонатан стремительно направлялся к выходу, когда двери салуна распахнулись, и перед ним предстала миссис Черрингтон с покрасневшим от мороза носом и тревогой в стремительно бегающих глазах.

– Вы должен меня выслушать, – твердо сказала она, нервно комкая в руках матерчатую сумочку и голос ее звенел от напряжения. Минуту Линдейл колебался, но то, что он увидел в горящих зрачках женщины заставило его пересмотреть планы. Маршалл подождет, ничего с ним не случится. Босс имеет право заставить себя ждать. Они зашли за стойку и Джон, подойдя к двери в свой кабинет, распахнул ее, предложив жестом миссис Черрингтон войти.

В нетопленой комнате было холодно.

– Садитесь, – предложил Линдейл, отодвигая от стола стул, на который миссис Черрингтон почти упала, будто у нее подкосились ноги. Она была чем-то напугана, только вот чем? Джон слышал ее прерывистое дыхание и стремительное биение сердца.

– Хотите выпить?

– Нет, спасибо. – миссис Черрингтон облизнула пересохшие губы. Ее пальцы нервно теребили шелковую ленту на сумке.

– Вы, должно быть, знаете, – голос ее дрогнул. – Что мне закрыли кредит в этом городе. Я продала одну вещь, но денег все равно недостаточно, чтобы пережить зиму.

– Чего вы хотите от меня? – спросил Линдейл немного резко, но усмехаясь углом рта, ибо понемногу начал понимать. – Чтобы я открыл вам неограниченный кредит под залог вашей лачуги, или, может быть, хотите предложить что-нибудь иного рода? Извините тогда, но ваше предложение запоздало, я женился и намерен продать это заведение.

Ему нравилось играть с огнем и было любопытно, пойдет ли она до конца. Миссис Черрингтон сглотнула, ее бледное лицо покрылось багровыми пятнами, но она взяла себя в руки.

– Я хотеть разводить скот. – сказала она твердо. – Мне нужна земля и кредит под залог дома.

– Леди – ранчеро! – съязвил Линдейл. – И вы, маленькая миссис, думаете, что вам это по силам? Почему бы вам просто не уехать на Восток?

– Мне некуда ехать. Я устать вечно убегать. – в ее глазах была твердая решимость. – Мы остаться здесь.

В ней все-таки была незаметная раннее несгибаемая стальная ось и теперь Линдейл был уверен, что она выживет на этой суровой земле несмотря ни на что.

– Вы, и только вы можете решить этот вопрос. – продолжала миссис Черрингтон. – Я знаю, что теперь вы тут единственный хозяин...

Ее рука скользнула в сумку. Линдейл неприкрыто расхохотался во все горло, падая от смеха на диван, и схватившись рукой за лоб. Женщина тревожно вскинула голову и в ее глазах, как в зеркале отразилось все. Улыбка внезапно слетела с лица Джона, будто опавший лист, унесенный ветром.

– Теперь к делу. – сухо сказал он, садясь за стол. – У меня мало времени. Ранчо О'Руни вам подойдет? Три тысячи акров леса и высокогорных лугов, на северо-западе граничат с моими землями, тысяча голов скота, по моим сведениям. Хозяин мертв.

Лицо миссис Черрингтон вытянулось, она едва нашла силы, чтобы кивнуть и тот час же в изнеможении откинулась на спинку стула. Обмакнув перо в чернильницу, Линдейл вытащил из ящика какую-то бумагу и, положив ее на край стола, принялся что-то быстро писать.

– Когда я официально скупал в Вашингтоне права на землю еще до того, как все это началось, – попутно пояснял он, – я, на всякий случай прикупил и это местечко. Не мог удержаться. Пришлось, конечно, поинтриговать, скупить через подставных лиц, но что поделаешь!

Изумление сменилось недоверием в глазах женщины.

– Вы... Вы хотеть говорить...

Присыпав бумагу песком, Линдейл смахнул его на пол и, припрыгав на одной ноге к миссис Черрингтон, остановился в двух шагах от нее.

– Это дарственная на ранчо. – сказал он жестко. Линдейл понимал состояние миссис Черрингтон – она пришла сражаться за себя и детей, с отчаянной смелостью явилась к нему в логово диктовать свои условия, сумев выйти за пределы своего страха и заставив его работать на себя. "Женщины... Кто их поймет?" Вытащив из сумки трясущуюся руку, миссис Черрингтон взяла дрожащими пальцами листок и, глубоко вздохнув, снова откинулась на спинку стула.

– Как Люсьен? – спросил Линдейл.

– Он заговорить, благодаря вам. Я быть невежлива. Я испугаться... – миссис Черрингтон умолкла, не в силах прийти в себя, приложив правую руку к груди, а левой убирая в сумку драгоценный документ. – Он хотеть лошадь и благодаря вам она у него скоро быть, мой сын быстрее поправится... Я так благодарна вам, я клянутся, что выплачивать вам каждый год деньги, пока полностью не расплатится за ранчо.

Линдейл поднес палец к губам.

– Тише... – прошептал он. – Вы ничего мне не должны. Это не милостыня и не подачка, миссис Черрингтон.

Потом открыл шкаф и принялся в нем рыться.

– Возьмите еще и это. – сказал мужчина распрямляясь. В его руке сверкнул медальон, который он опустил в сумку женщины. – Ребенок должен знать свою мать в лицо. Когда-то, в другой жизни я... Впрочем, неважно.

– Спасибо... – щеки миссис Черрингтон вспыхнули. – Я...

– Не стоит, миссис.

– Я ошибаться в вас, – настаивала миссис Черрингтон со слезами на глазах. – Вы хороший человек.

Линдейл аккуратно взял ее руку с тонкой кожей, сквозь которую просвечивали сосуды, и, склонившись, прикоснулся к ней губами.

– Я плохой человек, миссис Черрингтон, – сказал он по-немецки, выпрямляясь. – Не хочу, чтобы вы питали иллюзий на этот счет.

– Мне все равно. – миссис Черрингтон покраснела, – Я молиться за вас.

– Что ж... – Джонатан в задумчивости почесал подбородок. – Пожалуй, это единственная плата за ранчо, которую я вправе принять...

Не говоря ни слова более он направился к выходу из кабинета, но на пороге остановился и обернулся.

– Еще кое-что, – голос Линдейла снова стал сухим, а взгляд пронзительным. – Вы плохой игрок в покер, миссис Черрингтон, но у вас есть мужество, чтобы блефовать; я думаю, со временем вы научитесь.

"Мир выработал у этой женщины жесткую хватку. – думал он. – в этих краях люди просто выживают, или нет. Похоже, она из счастливчиков." Он поднял голову и поймал ее растерянный взгляд.

– Совет на будущее: запугав человека, вы наживаете себе смертельного врага, так что гораздо проще сразу его прикончить; вам все равно придется это сделать рано или поздно, если он действительно боится вас... Но Бога ради, мадам, никогда не делайте этого сами. Всегда можно найти человека, который сделает это для вас.

Он молчал, изучая пол под своими сапогами, потом добавил:

– На той неделе вернется Райли. У него масса пороков, но есть одно качество, перекрывающее их все: он верен тому, кому служит. Наймите его в качестве segundo, его и еще несколько парней с "Ленивой М", оставшихся не удел – не наемников, а тех, кто разбирается в быках. Это тоже надежные парни. Можете доверить им самое дорогое и они не подведут. Ладно.

Он махнул рукой.

– Теперь убирайтесь, пока горожане не проснулись и не придумали про вас новую сплетню, увидев, как вы отсюда уходите. Прощайте.

Громко судорожно вздохнув, миссис Черрингтон поднялась, прошла мимо Джона и, шатаясь, вышла из салуна. В ее голове стоял туман, она никак не могла поверить в то, что сделала это и осталась жива, слишком уж все это походило на сон, кошмар... Войдя в прихожую своего дома, она открыла свою сумку и, отодвинув в сторону револьвер, вытащила и развернула дарственную, желая удостовериться, что все это происходит наяву. Потом медленно свернула бумагу и положила ее обратно. Ее начало трясти. Кое-как справившись, наконец, со своим голосом, миссис Черрингтон крикнула:

– Жаклин!

Проводя взглядом женщину, Линдейл медленно подошел к столу и, открыв ящик, долго разглядывал его содержимое, наконец, вытащил почерневший и сморщенный кусок кожи со свисающими вниз как старая пакля волосами. Держа скальп в руке, он захромал в зал салуна, но перед дверью остановился и долго смотрел на портрет Линкольна, усеянный рваными ранами от ножей, прежде чем сорвать его.

– Ну, Эйб, – сказал он негромко, сминая в руках неподатливый, покрытый краской холст, – Пора нам расстаться. Не знаю, о чем ты думал... Надеюсь только, что ты долго размышлял, прежде чем принять решение.

Если бы у него были медали, Джон надел бы их теперь, но в армии южан не давали наград, и это тоже было основание для гордости. Героями были все солдаты Конфедерации, их отвага не нуждалась в подкреплении металлом. Простого упоминания в рапорте было вполне достаточно, что само по себе являлось немалой честью, которую следовало заслужить. Он вспомнил об этом только сейчас, за много лет, должно быть, просто время пришло. Джонатан Линдейл попадал в рапорты как герой дважды.

В салуне его ждала Фокси, ее глаза расширенны любопытством. Лу наверняка еще спала.

– Это правда? – требовательно спросила ирландка.

– Что? – не понял Джон.

– Ну, что вы с Ал поженились?