Текст книги "Люди сорок девятого (СИ)"

Автор книги: Мария Минаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)

Пока ошеломленный Морган ловил ртом воздух, будто бьющийся на берегу окунь, пытаясь прийти в себя от неожиданного потрясения, к Макклахану, неслышно ступая, подошел Чет.

– Я не могу больше ждать, как вы велели. Я спешу, – негромко произнес он и вытянул вперед руку ладонью вверх точно так, как раньше протягивал маршаллу, но на этот раз реакция была другой. Со слащавой улыбкой Макклахан, порывшись в кармане, вытянул кожаный мешочек, тихо звякнувший, ложась на раскрытую ладонь нового владельца.

Страшная, безнадежная, безрассудная ярость снова завладела Морганом; забыв обо всех, кроме этих двоих, он рванулся вперед, мечтая вцепиться ногтями в горло предателя, почувствовать вкус его крови, но несколько человек из охраны, побросав свои ружья, успели схватить парня за руки. Чет, уже убравший золото в карман, заметил его порыв и, усмехаясь, подошел ближе, ступив в ослепительный свет.

– Кстати, я едва выбрался из твоего паршивого завала, мерзкая тварь, – пробормотал бывший приятель, хрустнув суставами пальцев, лицо его изменилось мгновенно, и он быстро, прежде чем Морган успел увернуться, ударил его сцепленными руками в живот. По ране не попал, но сбил Джуннайта с ног. Державшие пленника люди вовремя его отпустили и отошли, все присутствующие с любопытством следили за происходящим.

– Я не знал тогда, что ты подлец, знал бы – прострелил бы башку для надежности, – огрызнулся сквозь сжатые зубы Морган, пытаясь подняться.

– А это тебе за тот страх, которого я натерпелся, когда в чертовом склепе очнулся! – явно заводясь больше и больше, все повышая голос, продолжал Чет и, замахнувшись ногой, ударил, целя Моргану в голову, но парень, вовремя разгадав намеренье противника, пригнулся и ботинок врезался в его плечо, снова опрокинув на землю.

– И эти паршивые индейские твари кругом, – глаза Чета горели безумным огнем, речь перешла в бред. – Собрались там, в темноте, и пялятся на меня... Ты, говорят, дурной человек. Языка не знаю, да и они, вроде, рта не открывают, только слова у меня в ушах раздаются. Я стреляю в них, чуть не глохну от чертова эха, а они смеются только. Копай, копай, говорят, все равно в аду белых будешь, время, говорят, значения не имеет, особенно для нас. Все боги справедливы, говорят. Ха!.. А мы, говорят, подождем и посмотрим, да... Потому как я ту индейскую девку, в той деревне... когда в кавалерии...

Он запнулся, зажав рот рукой, будто выболтал страшную тайну, потом, поняв, что окружающим все равно, злобно прошипел:

– И за это тоже получи, мразь.

Он ударил снова, но Морган уже был готов и откатился, сапог стукнул пустоту, а Чет зашатался, утратив равновесие. В ту же секунду стрелок бросился вперед, двигаясь так молниеносно, что никто не успел сообразить, что происходит. Морган накрепко обхватил ногу Чета руками и, рванув ее на себя, ударил под колено, а когда тот с воплем, окончательно потеряв баланс, повалился, стрелок выдернул из-за его голенища нож; Джуннайт не доверял больше пистолетам, побывавшим в чужих руках, потому что не было видно сразу, заряжены они, или нет... В тот же миг он рванулся вперед, сумев перехватить взметнувшуюся было с револьвером руку противника, а потом, не колеблясь и не думая, всадил широкое лезвие в живот упавшему, его руки окрасились кровью, когда он резко дернул оружие вверх, с диким, темным, животным наслаждением глядя, как утекает жизнь из глаз предателя. Одним ночным призраком меньше, одним больше, какая разница? Морган торжествовал, но вместе с тем, все переворачивалось у него внутри, вызывая острую боль в груди, от которой не было спасения, ибо ему все еще нравился этот парень, который мог стать его другом, но был всего лишь поганым Иудой. Он должен был убить, но пережить измену и эту смерть во второй раз было слишком тяжело. Немедленно выдернув нож, Морган с силой, почти без замаха, швырнул его туда, где секунду назад заметил краем глаза помощника коменданта Анденсонвилля. Он был трезв, но от боли мир шатался не меньше, чем от виски, и стрелок не заметил, в какой именно момент Анден отступил в сторону, толкнув одновременно вперед своего опешившего от неожиданности заместителя, в грудь которого и вошла сталь, по самую рукоять. Качнувшись, Миллер рухнул замертво на землю, обливаясь быстро стынущей кровью, и воздух вокруг взорвался щелчками взводимых курков, но залп остановил истошный вопль нанимателя:

– Стоять всем!

Все замерли. Потом два человека, повинуясь жесту хозяина, силой подняли стрелка на ноги, заломили ему за спину руки и приставили к голове револьверы.

Подойдя к Моргану, Анден взял его двумя пальцами за подбородок и поднял голову ганфайтера так, чтобы видеть глаза. Его собственное лицо оказалось в ярком, не оставлявшем сомнений и недомолвок свете, и теперь его враг был уверен точно, несмотря на минувшие годы.

Помощник коменданта долго глядел на пленника, изучая его черты и удивляясь, что такого особенного было в этом невзрачном мужчине, единственном темном пятне на его безупречной военной карьере и не понимал. Не мог осознать, почему именно этот человек был единственным, вырвавшимся из его лагеря, несмотря ни на что, проскользнувшим под самым носом, опозорившим его, Томаса Андена перед подчиненными, нанесшим удар по больному честолюбию, оскорбление, которое едва может быть смыто кровью обидчика, которое требует долгой, изощренной расплаты. Бывший поклонник Генри Уэрца, отрекшийся от своего кумира, презрев его неумение выпутаться, его жалкие попытки оправдаться перед янки, желание свалить все на приказ вышестоящего начальства, лишь бы избежать смерти, не мог понять, почему эти два парня, сидевшие тише других, попытались прорваться в одну ночь друг за другом и одному это удалось, невзирая на гибель другого. Что двигало ими обоими, какая такая сила, все еще таившаяся в глазах пленника?

– Смерть от пули слишком легка для такого крепкого парня как ты. – процедил он сквозь зубы, обозленный этой загадкой, которую не в силах был даже понять. – Я тебя повешу, парень... Я придумаю что-нибудь интересное... Кстати, к убийству Оуэна добавляется также гибель гражданина нашего города Честера... О черт, забыл как дальше... Но это не столь важно.

"Ты слишком опасен для меня... – кричали расширенные страхом его глаза, Морган читал их как открытую книгу, даже лучше, ибо в грамоте был не так силен, и несмотря на свое катастрофическое положение, упивался ужасом человека, которого ненавидел. – Ты знаешь, кем я был и кто я есть."

– Ты тоже знаешь, кто я и как я ухожу, когда мне наскучит твое общество, – ответил Джуннайт на несказанные слова, стараясь спрятать свой страх за звучащим в голосе презрением. Теперь Морган знал: что бы ни случилось дальше, он уже победил в их давнем заочном противостоянии, заставив помощника коменданта Анденсонвилля бояться.

Анден обжег его свирепым взглядом, полным страха и ненависти и, не найдя ни тени тех же чувств в зрачках пленника, отвел глаза в сторону. Мысли метались в голове бывшего помощника коменданта как тараканы, несущиеся в темные углы при яркой вспышке света. Ему было наплевать, узнают ли об этом его люди, многие и так знали, или, по крайней мере, догадывались, но ему вовсе не хотелось, чтобы горожане заподозрили что-нибудь в этом роде, хотя бы даже на уровне слуха, или, того хуже, все это как-то дошло до Федерального правительства. Интересно, лежит ли у них в пыльных архивах ордер на арест военного преступника Томаса Андена и не истек ли еще срок давности?

Воровато оглядевшись, хозяин "Ленивой М" коротко размахнулся и ударил Моргана по лицу. Голова стрелка дернулась назад, в углу рта появилась кровь, но нос, как ни странно, кулак Андена лишь слегка зацепил, и тот устоял.

– Браво, – осторожно шевеля окровавленными губами, сказал Джуннайт. – Только я, знаешь, как-то даже не почувствовал такого слабого удара... Сильнее не можешь?

"Правду говорят, что сросшаяся после перелома кость крепче выходит," – думал он про себя, преодолевая надоедливый звон в ухе и радуясь, что не чувствует страха.

Злость, душившая Андена, прорвалась в истошном вопле, сопровождаемым нервным жестом:

– Увести в тюрьму!

– Босс, у нас нет тюрьмы... – напомнил один из державших Джуннайта и тотчас же пожалел о своей ошибке. В Иглз-Несте действительно не было настоящей тюрьмы, и преступников отправляли отбывать срок в Денвер или Юму, если не вешали или не отпускали в течение нескольких дней.

– Мне все равно! – орал Анден, распаляясь все больше. – Под замок! В участок! Караул поставить!

Его приказ был выполнен незамедлительно. Опешившие от такого взрыва ярости, наемники с "Ленивой М" пробежали весь путь до офиса маршалла, протащив Моргана волоком по земле, и, нацепив на него наручники, швырнули на пол единственной камеры, мгновенно заперев дверь. Они слишком поздно догадались, что надежнее было бы сковать руки пленника за спиной, но потом решили и убедили шефа, что и так сойдет. Тома Андена так и подмывало отдать приказ, которого ждали его люди: вздернуть парня прямо сейчас, на первом же дереве, но, чтобы не вызвать лишних вопросов, придется подождать... Может даже собрать суд из нужных людей. Томасу Андену абсолютно не хотелось повторить судьбу человека, которым он восхищался и с которого брал пример в годы войны, но который, на поверку, оказался заурядным неудачником. И теперь, глядя на с трудом поднявшегося с пола и тяжело опустившегося на койку Моргана сквозь частую решетку с крепким замком, будто на голодного хищника, хозяин "Ленивой М" остро чувствовал опасность, грозившую его благосостоянию, его престижу в глазах горожан, самой его жизни...

– На этот раз тебе не уйти, чертов янки, – сказал он, чтобы успокоить себя.

– А какие сны видишь ты, когда один в темноте? – спросил Морган, взявшись за прутья обеими руками и медленно приближая к решетке лицо. – Неужели призраки не приходят тебя навестить? Их так много вокруг тебя...

Цепь натянулась между запястьями стрелка. Его глаза сверкали из полумрака потусторонним светом, подчеркивая белизну шрама на горле.

Анден отпрянул от решетки, будто увидел готовую к нападению змею или, что было вернее, пришельца из потустороннего мира. Узнай он, что рядовой Морган Джуннайт, военнопленный, умер и похоронен уже добрый десяток лет назад, он не удивился бы. Живой человек из плоти и крови не может так хладнокровно глядеть смерти в лицо. "Быть может, он уже был мертв, когда появился в Анденсонвилле. Когда появился? Не знаю... Не помню... Кажется, он всегда был там, с самого основания... – это не укладывалось в голове, но Томас Анден зациклился на этой мысли. – Быть может..." Он хотел было что-то сказать еще, открыл рот, но внезапно передумал и быстро вышел, а за ним последовали и его люди. Только двое из наемников расположились за столом маршалла, взгромоздив на него ноги и держа ружья под рукой, а как только начальник ушел, подмигнув друг другу, распечатали новую колоду карт, извлеченную из заднего кармана брюк одного из них, мгновенно и полностью утратив к пленнику всякий интерес.

Убедившись, что за ним никто не наблюдает, Морган схватился за ноющий бок и привалился к стене, упершись в бревна головой, потом медленно сполз вдоль нее и упал на нижнюю койку двухэтажных нар ничком. Беззвучный крик вырвался из горла стрелка, слегка шевельнув губы, но не потревожив охрану. Морган Джуннайт полежал немного, чувствуя, как все его тело, каждая его клеточка, разрываются на части, потом, когда боль отпустила, осторожно сел. Первым делом проверить наручники. Стрелок покрутил браслеты вокруг запястий, стараясь не греметь кандалами, подергал все звенья цепи, попытался вывернуть руку – бесполезно. У него были широкие ладони, да и наручники, видимо, были рассчитаны так, чтобы взрослый мужчина не мог от них освободиться даже при наличии мыла. Морган сплюнул на пол и, тихонько выругавшись, оставил кандалы в покое. Его ум начал работать, ища выход. Как-нибудь он выберется из этой дыры, должен выбраться...

Быстрый взгляд доложил Моргану, что караул полностью поглощен картами. Поднявшись, он медленно, чтобы не привлекать внимания, придерживая цепь, двинулся к небольшому окошечку, краем глаза постоянно следя за игроками, готовый реагировать на малейший резкий жест. Пару раз Джуннайт замирал: в первый раз, когда один из охранников разразился отборной бранью по поводу дурных карт, другой – когда тот же тип смачно сплюнул на пол, а другой отругал его, велев пользоваться плевательницей. Очутившись, наконец, возле окна, стрелок аккуратно потряс по очереди каждый из трех толстых стальных прутьев, преграждавших ему путь на свободу, но новенькие, еще не тронутые ржавчиной железки были прочно вставлены, видимо, в процессе постройки здания прямо в крепкие бревна– ни один из них не пошатнулся, даже не повернулся в своем гнезде. Если даже Морган мог бы их сломать, он не был уверен, что сумеет протиснуться в образовавшееся отверстие. Теперь парень стоял к окну лицом и больше не видел игроков за столом маршалла. Перед его глазами предметы слегка двоились в ауре головной боли, и окошко постоянно плыло, ежесекундно меняя форму и размер, чем объяснялось затруднение: один раз оно показалось слишком узким, в другой – вполне достаточным; в любом случае попытка бегства этим путем не останется незамеченной и будет сопряжена со значительными сложностями.

Внезапно слух Моргана резанул дикий вопль, донесшийся со стороны стола, который заставил парня вздрогнуть, вернее пронзил, сотряс все его тело ледяной дрожью, вонзившейся в позвоночник...

Как во сне, не веря, что это все происходит именно с ним, он развернулся к играющим, воткнув в стену локти так, что цепь опоясала его грудную клетку, и, загораживая спиной окно, как будто он уже перепилил все прутья и вот-вот готов был нырнуть на свободу...

– У меня фул! Фул! – орал один из охранников, приплясывая вокруг стола, сгребая монеты вперемешку с купюрами и подбрасывая их в воздух. Морган выдохнул и провел тыльной стороной трясущейся ладони по лбу, смахивая испарину, уже не обращая внимание на тихий перезвон цепи, потом медленно сполз вдоль стены на пол, некоторое время оставаясь неподвижным. Когда страсти улеглись и началась новая игра, Джуннайт осторожно обследовал бревна и доски, ища хоть какое-нибудь слабое место, пока одна планка, почти под самой койкой (теперь парень видел, что нары намертво привинчены к полу), не прогнулась под его локтем. Морган попытался представить, как выглядит здание: за все время пребывания в городе, он не обращал на него внимания. Вроде, там был небольшой фундамент... Если сломать эту доску и еще несколько, можно будет протиснуться туда, вниз, и подкопать дыру, или просто затаиться и переждать, а может, он попадет прямо под тротуар. Если... Морган почувствовал, как желудок снова сводит от голода, но пойти к решетке и начать скандалить в надежде, что ему принесут какую-нибудь еду, лишь бы заткнулся, означало лишний раз привлекать к себе внимание. Поднявшись с пола, Морган сел на койку; все равно, пока те, коротающие ночь за покером, не начнут клевать носами, предпринимать какие-либо радикальные шаги нельзя. Внезапно он вспомнил, чем можно подкрепить свои силы, не потревожив охрану и даже на миг не оторвав их от любимого занятия: два вчерашних бутерброда с вареньем, бережно завернутые в старую газету, все еще лежали в кармане его куртки. За окном завывал ветер, неся в себе снег, но печка установленная вне камеры, в углу, возле стола маршалла, давала много тепла, удерживаемого и концентрируемого толстыми стенами.

Морган расслабился, впитывая кожей проникающий внутрь мышц жар, и, прикрыв глаза, сидел неподвижно несколько минут, потом очнулся, сел поудобнее и, достав из кармана завернутую в газету еду, развернул, жадно набросившись на хлеб. Варенье засохло и стало противно – тягучим, зачерствевший хлеб сильно крошился на развернутый на коленях листок и пол, но это было хоть что-то съедобное, и ганфайтер упрямо вгрызался в бутерброд, пока не уничтожил последнего кусочка и не подобрал все упавшие на бумагу крошки.

Взяв второй сандвич, он случайно взглянул на старую газету, расстеленную на коленях, которую схватил со стола в редакции, чтобы завернуть хлеб с вареньем, и в глаза ему бросился крупный выцветший заголовок: "Финансист покончил с собой". Движимый каким-то смутным инстинктивным чувством, Морган вцепился в пожелтевшую мятую бумагу, всю в жирных пятнах от варенья, отряхнул и быстро, насколько позволяла грамотность, пробежал глазами начало заметки: "Как стало известно нашей газете, вчера, в своем загородном доме покончил с собой Рой Нейл – известный финансист и банкир, состояние которого оценивается по самым скромным подсчетам в пятьсот тысяч долларов, не считая недвижимости и ценных бумаг. В последнее время все его предприятия процветают, принося каждый год все большую прибыль, акции растут в цене. На этом фоне причина самоубийства представляется загадкой, ответ на которую, похоже, не будет найден. По свидетельству слуг, вечером к мистеру Нейлу пришел оборванный бродяга, которого финансист пожелал принять у себя в кабинете, куда позже приказал подать ужин на двоих и где они провели несколько часов, причем предмет их беседы остался неизвестным. После ухода гостя, хозяин послал за нотариусом и обсудил с ним, как нам стало известно, новое завещание, которое и было составлено на месте. Когда юрист удалился, мистер Нейл приказал не беспокоить себя и заперся в кабинете, под дверью которого всю ночь виднелась полоска света. За окном бушевала гроза, сопровождаемая ураганом, и никто в доме не слышал выстрела. Слуги обеспокоились только на другой день, когда обычно пунктуальный мистер Нейл не спустился к завтраку. На стук никто не ответил, и тогда, взломав дверь, они обнаружили бездыханное тело. Мистер Нейл сидел за своим столом, сжимая в упавшей руке револьвер, из которого выстрелил себе в рот и в котором при осмотре была обнаружена одна гильза. Перед ним лежал листок бумаги, но записка тоже ничего не объяснила. Там было написано дословно следующее: "Свободен, как птица. Не упусти". Рой Нейл был одним из богатейших людей нашего города, к голосу которого неизменно прислушивались. Большие суммы он тратил на благотворительность, не изменив этому принципу и после смерти; значительную часть состояния он оставил, согласно новому завещанию, приютам и бесплатным столовым для ветеранов гражданской войны, какой бы мундир они не носили. Рой Нейл начал свой путь к успеху с низов..." И так далее, и тому подобное. История создания состояния, соболезнования родным, иски неудовлетворенных наследников...

Морган не дочитал до конца, он посмотрел на дату, уже чувствуя, как леденеют пальцы, и сердце под гром потревоженной цепи, проваливается куда-то вниз от предчувствия, что его опасения верны: так и есть, накануне он встречался с Роем. Они никогда не были дружны, но эта смерть стала для ганфайтера ударом. Побледнев, он скомкал газету в руке и, запустив в угол, откусил сандвич, оказавшийся почему-то совершенно безвкусным. Медленно жуя, Морган привалился к стене: перед его глазами маячило румяное лицо и золотая цепочка на дорогом шелковом жилете. Деньги... И деньги тоже не могут оградить от ночных демонов, сколько бы их ни было. Никто не решит проблему, кроме самого человека. Никто и ничто. Морган прикрыл глаза, ему хотелось умереть. Может, это самый лучший выход? По крайней мере, Рою, где бы он ни был, не может быть хуже, чем ему сейчас.

* * *

Линдейл вернулся около полуночи. Алиса, сидевшая внизу, в пустом темном баре, с одной высокой свечей, воткнутой в пустую бутылку, освещавшей ее черты зыбким призрачным светом, услышала топот копыт и увидела вороного, медленно бредущего по дороге. Джонатан Линдейл лежал на шее животного, его руки болтались по обе стороны седла. Сердце Алисы стукнуло и замерло. «Ну и черт с ним,» – подумала она, любуясь бликами отраженного света на золотой крышке лежащего перед ней медальона. В своей жизни Алиса видела много мужчин, и никто из них не был идеальным, так почему же ей так необходим этот? Есть масса людей куда с меньшим количеством недостатков и гораздо большими перспективами...

Конь остановился сам напротив входа в салун, и Линдейл с трудом выпрямился в седле, опираясь на руки, посидел так немного, а затем тяжело спустился на землю. Он зацепил поводья за коновязь, похлопал вороного по шее и нетвердой походкой направился к дверям.

– Уф... – сказал Джон, ввалившись в помещение и тяжело топая по полу, чтобы стряхнуть снег. – Уф... Мне надо выпить, я замерз как собака...

Его взгляд упал на лежащий на столе медальон.

– А это что?

Он снял шубу и, повесив ее на крюк, остановился в недоумении, пьяно качая головой, увидев выражение глаз женщины.

– Явился, – резко бросила ему Алиса, наливая себе стакан и залпом осушая его. – Тебя даже не интересует то, что происходит вокруг. Хочешь знать про эту вещицу, ну так я тебе расскажу, чтобы ты понял, что весь мир не крутится только вокруг тебя. Миссис Черрингтон продала его мне. Мерзавцы закрыли ей кредит, ты знаешь?

Джон покачал головой из стороны в сторону, что должно было означать отрицание.

– Так сделай что-нибудь! – воскликнула Алиса.

Линдейл снова покачал головой.

– Всему свое время, – едва выговаривая слова, произнес он с трудом.

– Свое время?! Ты, бревно бесчувственное, – распалялась Алиса, – тебя интересует эта вещь, да? Это медальон миссис Джоунз. Она и ее муж погибли, но кто-то нашел их сына и принес в церковь. Миссис Черрингтон взяла ребенка к себе. Он был завернут в медвежью шкуру, в которой и лежал медальон.

Линдейл побледнел, как мел, и в его глазах появилось осмысленное выражение. Мгновенно протрезвев, он кинулся к столу и, схватив медальон, принялся разглядывать. Алиса поднялась, опершись кулаками на стол, чуть наклонилась вперед. Злость была сфокусирована в центрах ее зрачков, сверлящих Линдейла.

– Ты... – выдохнула она так угрожающе, что Джонатан мгновенно в изумлении вскинул голову. – На себя посмотри! Позже никак не мог оставить своих собутыльников?! Напился как свинья! Смотреть противно! Тьфу!

Она сплюнула ему под ноги.

– Ал, ты чего? – изумленно спросил Линдейл, переводя взгляд с Алисы на медальон и обратно.

– Мерзавец. Ненавижу тебя, чтоб ты сдох! – резко бросила женщина и, встав, быстро поднялась по лестнице наверх. Джонатан услышал глухие рыдания, потом грохнула дверь и заскрипел поворачиваемый в замке ключ.

Глубоко недоуменно вздохнув, Линдейл посмотрел женщине вслед, а затем опустил глаза на зажатый в руке медальон. Это без сомнения был тот самый, он узнал его, хотя прошло столько лет... Задумчиво поглаживая темное золото, Джон пошел в свою комнату. Опустившись на диван, он зажег керосиновую лампу и, нащупав кнопку, нажал. Крышка откинулась со щелчком, показавшимся оглушительным выстрелом в тишине, и Линдейл вздрогнул. Да, тот самый, даже надпись по краю можно было различить: "Милой Бэкки, в память о нашем чудесном пикнике... Лето 1860 год". Да, да он отлично помнил этот день... Солнце играло с листвой деревьев, бросая на дорогу и траву причудливую резную тень, пели птицы, и ничего не предвещало перемен в сонном хлопковом мире Джорджии... Вряд ли тогда кто-нибудь из молодых людей (многим из которых скоро предстояло погибнуть на кукурузном поле возле Данкер Черч, при Геттисберге или в забытой незначительной стычке в каком-то перелеске) собравшихся на том пикнике придавал какое-то значения газетным статьям о событиях в Канзасе, с 56 года только набиравших оборот. Да и сам Джон, вернувшись на каникулы домой из далекого университета предпочитал отмахиваться от раздражающих его и портящих настроение пророчеств отца... Он удирал на пикники и праздники при любой возможности, стараясь меньше бывать дома, ибо ежедневные дискуссии Линдейла-старшего с соседями зачастую кончались ссорами.

Тогда (это было 7 июля) Джон надел Бэкки на шею этот медальон, он помнил ее улыбку и солнечные зайчики в траве... Ну почему это должно было случиться? Наверное, он женился бы на Бэкки и жил бы в том доме с высокими белыми колоннами до глубокой старости, и никогда не был бы одинок. Резкая дрожь пронзила его тело.

– И никогда бы не встретил Анабель, – чуть слышно прошептал Линдейл свою догадку, возвращаясь в реальность. Он снова поглядел на медальон и захлопнул его. Джон помнил, как пропала его фотография, а потом так же внезапно вернулась на прежнее место, причем Соломон только скрытно хихикал, когда его спрашивали о пропаже. Его портрет в медальоне был явно списан с того дагерротипа. Линдейл снова вспомнил тот вечер в саду Соджернов. Бутоны, на нежных полураскрытых в манящей улыбке лепестках которых дрожали кристально прозрачные бусинки влаги только что прошедшего дождя; они, по очереди вспыхивали бриллиантовым блеском в отсветах фонарей в такт легкому движению цветов под дуновениями теплого ветерка. Шелест шелка мешался с шорохом листьев, запахи сливались в невероятную симфонию, и у Джона от этого слега кружилась голова... Линдейл попытался представить себе миссис Джоунз и не смог. В памяти были только бесконечно усталые глаза. Они встречались несколько раз в магазине и на улице, но проходили мимо, не узнавая. Значит, она вышла за Джоунза, за эту деревенщину, а потом просто умерла. Хорошо зная мисс Соджерн, Джон догадывался о причине этого странного мезальянса: вероятно, ее ложь о замужестве была открыта, и она ухватилась за первого встречного, чтобы только не оставлять своих пациентов. Болезненно сжалось сердце. Хрупкая милая Бэкки умерла, как и весь старый Юг. Она, как и он сам, принадлежала к той исчезнувшей вселенной, а в этом мире места ей не нашлось. Бэкки, должно быть, нашла лучший выход... Они жили совсем рядом, не замечая друг друга. Добропорядочная жена и мать и владелец борделя, что могло бы заинтересовать их друг в друге настолько, чтобы взглянуть чуть пристальнее и увидеть прошлое? Жизнь очень сильно изменила ее, стерев румянец, поселив в глазах безнадежность, стянув лицо преждевременными морщинами, а что сталось с ним? Из всех слов, брошенных ему Алисой в лицо, в его затуманенной голове застряла одна фраза: "Посмотри на себя", которая странным образом припомнилась именно сейчас. А что, собственно, с ним не так? Линдейл положил медальон на стол возле лампы, поднявшись с дивана, медленно подошел к маленькому зеркалу в углу над тазом для умывания и уставился в его темную глубину, хранящую тайну. В призрачном свете, отбрасываемом немного коптящей керосинкой, он увидел, что оттуда, из бездны мрака, на него глядит человек с обросшими щетиной щеками и запавшими пустыми глазами тяжело больного. Бэкки никогда бы не узнала в нем своего давнишнего кавалера. Джонатан Линдейл поскреб подбородок: "Да, вид действительно неважный". Внезапно его рассеяно блуждающие глаза натолкнулись на острый взгляд отражения, и Джон замер не в силах оторваться, казалось, ища ответ на какой-то вопрос в прозрачно-зеленоватой глубине зрачков своего двойника. Должно быть, тусклое освещение и опьянение были повинны в этом, но на секунду Линдейлу показалось, что в зеркале отражается другой человек. Внутри нарастала боль, будто разбередило древнюю рану. Он отступил на шаг, тряся головой. Где-то он уже видел эти глаза, этот взгляд; видел совсем недавно. Потом понял: Морган Джуннайт, ночным призраком прокрался в дом и притаился в зеркале... Это его взгляд, пустой и ненавидящий, поэтому Линдейлу и показалось на мгновение, что на него глядит чужак, хотя теперь он ясно видел свое отражение, только глаза были не его: раньше он этого не замечал. Джонатан отступил еще и опустился в кресло. "Он был хорошим противником, таким, какой нужен был мне как раз в это время, чтобы почувствовать себя снова молодым перед тем, как придет время решающей схватки. Наверное, человеку необходимы враги, подстерегающие его на каждом шагу, не дающие расслабиться, чтобы оставаться сильным... Неужели я сам все время по инерции искал такого, как он? Противник в прошедшей войне... Лучший враг... Истинно сказано: "Ищущий да обретет..."

Линдейл чуть не расхохотался, вдруг ясно увидев все события последних дней в несколько ином свете. Ведь этот ненавистный янки так похож на него самого – он сам выдумал про этого человека слишком многое, просто увидев его болезненную реакцию на воспоминания о войне, и все время бил в больное место, но разве сам он не был поражен тем же недугом? Мысли мелькали пестрым калейдоскопом, ставя массу вопросов, но не успевая дойти до ответов. Закурив от лампового стекла, Джонатан Линдейл откинулся на спинку кресла, втягивая успокаивающие прозрачные кружева дыма. Его глаза пробежали по комнате: взад и вперед. И еще раз: взад и вперед. Он резко выдернул сигару из губ подрагивающими пальцами, снова сунул ее в рот и одной затяжкой сжег до половины. Нарастающее внутреннее беспокойство, вроде бы ничем не вызванное, но мучительное, пожирало его изнутри. Линдейл выдохнул дым и судорожно затянулся опять. Ему казалось, и он никак не в состоянии был избавиться от этого ощущения, что кто-то смотрит на него сзади, хотя шторы были плотно задернуты на закрытых ставнями окнах. Резко встав, Джон вышел из комнаты, пробежал через бар и, нацепив торопливо шубу и шляпу, вышел в мерцающую холодными солнцами бесконечно далеких миров ночь. Луна в размытой мантии морозного ореола стояла высоко – луна для конокрадов; койот тоскливо пел за холмом...

...Ломкие, хрустящие звездочки снега летели из-под копыт вороного, мешаясь с неподвижными светляками, рассеянными по небосклону; черный хвост жеребца стелился над землей, утопая в сверкающей пыли, блестящая черная шкура почти сливалась с холодным бархатом ночи. «Бэкки умерла...» Мозг не справлялся со всем услышанным и понятым, и мысли прыгали с одного на другое. «Морган, Бэкки и я сам... Мы – это не мы, а то, что из нас сделали четыре года сражений и ненависти. Наше будущее уничтожено, наши судьбы надломились в какой-то момент, а мы этого даже не заметили, и война все еще продолжается, одной бумаги с подписями недостаточно, чтобы положить ей конец». По небу быстро бежали рваные тучи, гонимые ветром, который почти не ощущался среди деревьев, в их прорехах мерцала луна. «Миссис Черрингтон... – вспомнил он вдруг. – Она тоже невольно стала жертвой столкновения цивилизаций, протянувшего к ней свои щупальца через столько лет...» Конь захрапел и слегка взбрыкнул, прыгая через поваленное дерево. «Человек с войной в голове подобен блуждающей пуле; никогда не знаешь, на кого он бросится в следующий момент...» Это как звуковая тень... Пушки палят, крики, дым, выстрелы..., а человек стоит на небольшом расстоянии, все предельно четко видит, и вокруг него мертвая тишина. Ты не слышишь войну, но она там. Отойдешь на пару шагов вперед или назад, грохот поглотит тебя.