Текст книги "Люди сорок девятого (СИ)"

Автор книги: Мария Минаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)

Плач ребенка, донесшийся из кухни, вернул женщину к действительности. "Это ее ребенок... – догадалась миссис Черрингтон. – Миссис Джоунз и ее муж так и не добрались до Денвера... Кто-то нашел их ребенка и забрал с собой... Они еще не крестили его, это я знаю точно. Не могли согласиться насчет имени. Мистер Джоунз хотел, чтобы сына звали Александер, а она... Кажется, Джонатан. Да, точно, Джонатан. Что ж, пусть так и будет. Джонатан Александер Морган".

"Мир не без добрых людей, – мелькнула быстрая мысль. – Но все же, кого больше на этой земле: тех, кто склоняется к добру или ко злу?.."

У нее не было ответа на этот вопрос.

* * *

Вскоре все было кончено: лишенные руководства, наемники Рика сопротивлялись недолго. Большинство было убито во время панического бегства, а те, кто сумел добраться до лошадей, рванули прочь из города в различных направлениях. Джон Линдейл устало вытер взмокший лоб рукавом, все еще сжимая в руке опустевший револьвер, и повернулся, чтобы идти обратно в салун, как вдруг на улице показались новые люди. Это были жители Сван-вэлли: по одному и по двое, маленькими группками; верхом и пешком или в телегах, груженных скарбом, добирались они до Иглз-Неста, измученные и упавшие духом, что явственно было написано на их лицах. Многие оглядывались назад, будто опасаясь чего-то, идущего за ними попятам, и двигались очень быстро. Поглядев туда, откуда тянулась эта процессия, Линдейл увидел темные точки, быстро скользящие по снежной белизне. Преподобный Блейк вышел на порог своей церкви – его лицо осунулось, он постарел на несколько лет.

– Что случилось? – устало спросил Джозеф, не обращаясь ни к кому конкретно. Ответа не последовало. Он повторил свой вопрос, и какой-то поселенец с густой черной бородой поднял голову.

– Нас уничтожили, – раздраженно бросил он, и стегнув лошадей, промчался мимо в облаке снега. Следовавший за ним человек натянул поводья и притормозил, создав за собой затор. Люди, несколько лет бывшие его соседями, осыпали беднягу отборной бранью.

– Извините, святой отец, – кричал мужчина, перекрикивая гул недовольной толпы, в глазах его стояли слезы. – Но это черт знает что!

Его жена пыталась успокоить напуганных плачущих детей и убеждала их не вставать, не высовываться из-за борта повозки.

– Что произошло? – спросил снова отец Блейк.

– Времени мало, они идут за нами, наступают на пятки, – скваттер махнул кнутом куда-то назад.

– Кто они? – поинтересовался Джозеф, уже зная ответ, ибо он догадался, кто стал хозяином города.

– Наемники Макклахана! Они напали внезапно. Торнтон, Вэйнер... Они и еще пятеро пытались им противостоять. Они... их уничтожили, святой отец, смели с лица земли!

Он умолк, его глаза беспокойно двигались, будто он все еще был там, все еще видел...

– Я не хочу так... Не могу! – сказал скваттер, наконец. – У меня семья, дети... Это место не стоит, чтобы из-за него умирать, даже климат намного хуже Калифорнии...

– Вы туда? – спросил отец Блейк, не осмеливаясь смотреть им в глаза. Мужчина кивнул.

– Ты подлый предатель, Винс! – раздался крик откуда-то сзади. – Мы же договорились, если здесь не выйдет, остаться вместе!

– Да пошел ты! – огрызнулся Винс, и лицо его исказилось. – Я знаю, почему это случилось. Мы прокляты! Все мы, вот почему!

– Заткнись, Винс! – лица его бывших соседей были бледны от страха и перекошены злобой.

– Нет, я скажу! – выкрикнул Винс. – Мы виновны в убийстве, все мы. И в равнодушии тоже, но что это в сравнении с убийством.

– Кончай, Винс! – раздался крик из толпы, но это только подстегнуло говорившего.

– Мы виновны в убийстве Нэйтона Гринуотера, которого бросили без пищи, воды и оружия в пустыне, виновны не меньше, чем Давид в убийстве Урия хеттеянина. А может, и еще кое в чем... Черт! Зря я Мертона не слушал, когда он предупреждал...

Он помотал головой и, хлестнув лошадей, помчался дальше по улице. Ошеломленный отец Блейк стоял в дверях своей церкви, уронив четки в снег; то, что он видел, то, что узнал, испугало и поразило его до глубины души...

Люди с «Ленивой М» во главе с Миллером ворвались на улицу, их крик, свист и улюлюканье слились в один общий гул. Теперь Джонатан Линдейл, благоразумно отступивший на тротуар, понял, какой приказ, полученный заранее, они помчались исполнять по знаку Макклахана, без сомнения, возле поселка к ним присоединились заранее оставленные там и ожидающие атаки наемники.

– Убирайтесь отсюда! – кричали они и щелкали затворами ружей, смеясь над испугом преследуемых. – Вы нам тут не нужны!

Кто-то выстрелил под копыта лошадям, впряженным в одну из повозок, животные, испуганно храпя, взметнулись на дыбы, разорвав часть упряжи, и понесли, вращая белками глаз, усиливая панику, вызванную грохотом, летевшим со всех сторон, и увлекая за собой другие упряжки. Мужчины пытались заставить коней двигаться как можно быстрее, желая убраться из города и поскорее достичь Денвера, единственного места, где, как им казалось, они будут в безопасности, никто не хотел уступать дорогу. Повозки сталкивались с грохотом и скрежетом, сцеплялись колесами, в снег летели оторванные куски, женщины и дети кричали или плакали, пригнувшись и зажав руками уши. Ожесточенные люди уже не разбирали своих и чужих, они были готовы ударить или даже убить любого, преградившего дорогу, напоминая обезумевшее от страха стадо, сорвавшееся в хаотическое бессмысленное бегство сквозь ночь. Сквозь этот гам иногда прорывался отчаянный, охрипший голос отца Блейка, который оперся на косяк своей двери, другой рукой держась за сердце:

– Опомнитесь! Остановитесь! Во Имя...

Но во всеобщей схватке, поглощавшей все звуки, люди были глухи к словам других и каждый был сам за себя. Внезапно посреди этого столпотворения Линдейл увидел Уилберна.

Выбравшись из-под тротуара и отряхнув с себя снег, бывший хозяин Сван-вэлли закричал во все горло:

– Сражайтесь, братья мои! Остановитесь и бейтесь до последней капли крови! Станьте непреодолимой стеной...

– Да пошел ты! – одиночный злой выкрик потонул в гуле голосов, клянущих на чем свет стоит своего вождя и его безумную идею.

Внезапно осознав, что все кончено, Уилберн секунду стоял в оцепенении, глупо моргая: наверное, впервые чутье подвело его.

"Мерзавцы! Трусы! Да я и сам дурак. – с отчаяньем думал бывший хозяин Сван-вэлли, – Так просчитаться! Надо было оставить хоть несколько человек там, в долине! Какая жалость, какая глупость! Ведь даже двух наемников Рика хватило бы, чтобы подстегнуть этих олухов! Всего два ствола, нацеленные им в спины, в каждого, кто посмел бы отступить. Но я был уверен... уверен... У них просто выбора бы не было – легли бы там все, но не пропустили ребят Мака!"

И как только он подумал об этом, сейчас же увидел его и оцепенел. Нейтон Гринуотер стоял, прислонившись к дощатой стене, вокруг его переносицы и глаз, где должна быть дыра от пули – черные круги. И этот взгляд.

"Бред, надо убираться. Надо это было сделать давно..." – подумал Уилберн и торопливо огляделся: казалось, никто кроме него не замечал пришельца, более того, одна срикошетившая пуля вонзилась в стену как раз там, где стоял Гринуотер, пройдя сквозь парня, о чем тот, по всей видимости, даже не догадался. Его глаза, пронзительные и бесстрашные, такие же, как в ту ночь, когда он знал, что не победит, но сражался до конца.

– Остановитесь! Повернитесь к врагу лицом и сражайтесь! Трусы! Мерзкие трусы! – закричал поселенцам Уилберн во всю силу своих легких, а потом, увидев, что его призывы тщетны, бросился догонять ближайшую повозку. Рыжий, похожий на ирландца человек, правившей ею, не раз рукоплескал его речам.

Торопливо бросив на бегу взгляд через плечо, бывший хозяин Сван-вэлли чуть не споткнулся, потому что у стены их было уже двое. Мертон и Гринуотер. Их руки сложены на груди, их лица будто высечены из камня, в глазах нет ненависти. Они больше не принадлежат этому миру, им не надо действовать. Только ждать.

– Заберите меня! – визжал Уилберн, со страхом в голосе, а потом прыгнул, зацепившись за борт, и повис на руках. – Они убьют меня!

– Пошел вон! – резко крикнул рыжий на козлах, хлестнув бывшего вожака кнутом по пальцам. – Лишний груз нам ни к чему.

Свалившись в снег, Уилберн сильно ударился, но кое-как поднялся.

– Они не будут слушать тебя, – губы Мертона не шевелились, но его голос звучал в голове убийцы подобно тревожному набату.

– Возьмите меня! – чуть не плача, умолял бывший босс, бросаясь от одной группки шарахающихся от него людей, внезапно испугавшись, что его бросят на милость победителя, скачущего попятам. Он цеплялся за стремена и борта повозок, но ни в чьих глазах не видел сочувствия, срывая голос в бесполезных увещеваниях:

– Мы же одна команда: один за всех, все за одного..., помните?..

– Сейчас каждый спасает свою шкуру. Ты сам довел нас до этого, – огрызались со всех сторон люди, совсем недавно с благоговением внимавшие каждому его слову.

– Пора заканчивать, – жестко сказал Гринуотер и шагнул с тротуара, вытянув руку вперед. Его пальцы стремительно приближались, и Уилберн, по причине не ясной даже его скептическому уму, подался назад, все еще надеясь избежать своей судьбы. Он почувствовал, как что-то зыбкое уплывает из-под его ног, и, теряя равновесие, взмахнул руками

Чья-то лошадь грудью налетела на него, Уилберн упал, и по его руке проехала повозка.

– Бога ради... – простонал он, приподняв голову, обращаясь то ли к бывшим подчиненным, то ли к тем, кто пришел поглядеть на свершение мести. Уилберн не договорил – страшный удар в затылок, треск шейных позвонков... "Я научил их предавать..." – возникла мысль на пороге вечности, и через мгновение он увидел Мертона и Гринуотера, без ехидства и злобы смотревших на него с высоты дощатого тротуара, а потом все исчезло.

* * *

В город уже прокрадывались первые сумерки, когда в лавке Юджина Марсвела громко зазвенел колокольчик над дверью, пропустившей внутрь миссис Черрингтон, которая тащила за собой Мари.

– Мама, я хочу леденец, – потянув ее за рукав, практически сразу захныкала дочь.

– Не сегодня, Мари, – строго сказала миссис Черрингтон и пошла к прилавку.

– Чем могу служить? – тон Юджина Марсвела был подчеркнуто официален, но миссис Черрингтон пропустила это мимо ушей.

– Вот список того, что нам нужно, – сказала она и, вытащив из сумочки бумагу, положила ее на стойку. Юджин даже не поглядел на список.

– А деньги у вас есть? – спросил он.

– У нас возникли временные финансовые затруднения... – неуверенно сказала миссис Черрингтон, нервно теребя сумку. – Но, я думать, с кредитом, который быть у моего мужа здесь, проблем нет. Мы всегда аккуратно выплачивать долги.

– Жаль, что ваш муж оказался наемным убийцей... – мечтательно сказал Юджин. Он опер локоть о стойку, а подбородок удобно примостил на ладони.

– Вы врете! Врете! – воскликнула Мари прежде, чем мать успела ей помешать. – Не смейте так говорить про моего папу!

Лицо Марсвела исказила злобная гримаса.

– Миссис Черрингтон, – он почти кричал, – заставьте вашу дочь замолчать! Немедленно!

Щеки миссис Черрингтон покраснели от гнева, но она сдержалась.

– Вы открывать мне кредит? – спросила она, четко выговаривая каждое слово, чтобы не сорваться.

– Я так понимаю, – Юджин слегка смягчил свой тон, – я так понимаю: вы не знали о том, кто ваш муж на самом деле, а теперь, когда все открылось, искренне сожалеете и раскаиваетесь в том, что защищали его.

Люди, толпившиеся в лавке, замерли, любопытные взгляды всех сконцентрировались на владельце лавке и женщине напротив него. Все слушали, затаив дыхание, готовые жадно ловить каждое слово ее ответа.

– Слушать, вы! Я никогда не брать свой слова назад, – глаза миссис Черрингтон потемнели, голос звенел. – Я спрашивать вас сейчас: вы открывать мне кредит?

– Ладно, – внезапно сдался Юджин, но глаза его недобро засверкали, – насчет кредита...

Он нагнулся ближе, его губы – у самого ее уха, его дыхание обожгло ее кожу.

– Мы можем уладить все, – прошептал он с отвратительной ухмылкой, так тихо, чтобы слышала его только она одна, – если ты окажешься сговорчивой и придешь еще раз обсудить эту проблему... Сегодня в полночь. Здесь...

Миссис Черрингтон отшатнулась и со всего размаху, даже не раздумывая, залепила ему пощечину.

– Ладно... – прошипел Юджин, прижимая ладонь к лицу, – ладно...

Его взгляд скользнул по ее пухлой фигуре, по уже заметному, если присмотреться, животу.

– Значит, только наемников любишь, а? – сказал он громко. – Парней с большими пистолетами? Небось, и с тем ганфайтером, которого пригрела, уже в постели побывала? Интересно, муж знал?

Он понизил голос.

– Убирайся отсюда, женщина. И отродье свое с собой прихвати. И в моем магазине не показывайся, пока денег не заработаешь.

Лавочник отвернулся, показывая всем своим видом, что разговор окончен. Миссис Черрингтон беспомощно огляделась: ее взгляд скользил по лицам, обращенным к ней, ни на одном не читая сочувствия. Только любопытство, презрение, равнодушие... Ни слова не говоря, чтобы в голосе ее никто не услышал слез, она схватила Мари за руку и выбежала из лавки.

– Пойди, у своего любовника попроси, он тебе, небось, должен, за услуги! – крикнул Юджин ей в след. Колокольчик на двери пронзительно звякнул. Владелец лавки злобно чертыхнулся и сплюнул, а потом, вновь нацепив приторно-сладкую улыбку, обернулся к следующему покупателю.

Глава VIII. Конец пути.

Просторный нижний зал «Клубничного поля» был забит людьми так, что места за столами хватило не всем, многие стояли и даже сидели на полу, и народ все продолжал прибывать. В основном это были работники и наемники с «Ленивой М», праздновавшие победу. Несмолкаемый гам наполнял помещение: в нем смешались шум голосов, шарканье ног и звон стекла. Бармен едва успевал поворачиваться. Многие курили, над толпой плыли рваные клочья дыма. Кто-то притащил скрипку и теперь терзал ее в углу. Джонатан Линдейл беседовал то с одним, то с другим, ему жали руки на каждом шагу, и хозяин салуна никак не мог добраться до стойки, чтобы уединиться в своем кабинете и промочить, наконец, горло по настоящему хорошей выпивкой. Дойдя до середины зала, он встал на цыпочки и, сложив руки рупором, крикнул, перекрыв своим голосом все звуки:

– Каждый может выпить один стакан бесплатно! Угощаю! Только оставайтесь на местах, вам принесут! Бобби, займись!

Бармен раздал выпивку ближайшим людям и, составив полные стаканы на поднос, полез в толпу.

Кто-то тронул Линдейла за рукав, и он обернулся довольно резко. Перед ним стоял Райли.

– Пойдем в кабинет, – негромко сказал Джон. Они начали проталкиваться к бару. Очутившись за стойкой, Линдейл открыл дверь и пропустил Райли в свой кабинет. Оказавшись там, хозяин заведения сел за стол и, усадив гостя рядом, налил из бутылки отменное шотландское виски себе и ему. Из-за двери доносился приглушенный шум гулянки.

– Перейдем сразу к делу, – сказал Линдейл, подвигая парню стакан. – Скажи мне, что ты сделал с дикой кошкой?

Райли рассмеялся и поднял руку, демонстрируя запястье с отчетливыми следами зубов.

– К стулу привязал, сэр, – ответил он, улыбаясь. – С ней ухо востро надо держать, а то мигом глаза выцарапает.

– Она такая... – Линдейл задумчиво потер лоб. – Надеюсь, ты ее развязал?

– Да, как только все закончилось... – глубоко вздохнул Райли. – А она мне пощечин надавала и плюнула. Будь она мужиком... А, черт! Женщинам чересчур многое позволено.

– Ну, я надеюсь, это поможет тебе скорее залечить раны, – усмехнулся Линдейл, он пригубил виски, свободной рукой открыл ящик стола и, вытащив пачку банкнот, кинул ее Райли. – Ты неплохо поработал. Браво.

Парень аккуратно пересчитал деньги, убрал их в свой бумажник и поднял свой стакан.

– За успех, – сказал он.

Линдейл улыбнулся и поднял свой.

– За успех, – повторил владелец салуна. Они выпили.

– Как ты думаешь, – задумчиво спросил Линдейл, – зачем мы воевали?

Этот вопрос застал Райли врасплох. Он пожал плечами и поглядел в пустой стакан.

– Не знаю, – сказал он. – Я жил на ферме и ничего больше не знал. Война, несмотря на все лишения, дала мне возможность увидеть другие места. Я прошел тысячи дорог и, наверное, это доказало мне, что страна, о которой так много спорили и судачили, все же существует. Видел ее своими глазами, сэр. И теперь, если меня спросят, не скажу что я из Южной Каролины, как когда-то, скажу из Штатов, сэр.

– Да... – протянул Джон и замолчал.

– Теперь я могу считать себя в отпуске? – уточнил Райли. Линдейл кивнул.

– Абсолютно верно. Как здоровье брата?

Внедрение Мортимера в сообщество Сванн-Вэлли не принесло желаемого результата. Вместо того, чтобы смотреть и слушать парень ухитрился получить пулю в самом начале, но в других случаях он выполнял свою работу хорошо, и Джон решил заплатить 50 долларов, причитающиеся ему за отработанную неделю, когда он поправится.

– Худшее позади, – ответил Райли. – Но я хочу отвезти его в Денвер, к врачу. Собственно, для этого и нужен отпуск.

– Понимаю... – Линдейл кивнул. – Жду тебя здесь через неделю.

Парень взял свою шляпу и начал подниматься, но потом вдруг сел, почти упал обратно, в его глазах сверкала нескрываемая тревога.

– Еще одно, сэр, – сказал он, немного колеблясь, – пока меня не будет в городе, просчитывайте каждый свой шаг, будьте предельно осторожны.

– Что ты хочешь этим сказать? – Линдейл вздрогнул.

– Есть кое-что, что меня беспокоит... – Райли облизнул пересохшие губы. – Хотя на сто процентов я уверен быть не могу...

– Что случилось? – настороженно спросил Джон, чувствуя, как холодеют пальцы.

– Мистер Черрингтон, сэр, – сказал Райли негромко, изучая доски пола под своими сапогами. – Это не была шальная пуля. Его застрелили из снайперской винтовки, сэр.

– Господи, Райли!... – выдохнул Линдейл, страшась поверить услышанному. Он откинулся на спинку кресла, закрыв лицо руками и тяжело дыша.

– Почему ты так думаешь? – спросил он через минуту, все еще не отрывая ладоней от глаз.

– Во-первых, – подчеркнуто спокойно проговорил парень, – мне брат сказал, что во время свалки, он поднял глаза и увидел дуло винтовки в одном из верхних окон. Оно было направлено на мальчишку, а потом резко метнулось в сторону дверей. Это сообщение меня заинтересовало, и я решил проверить. В ту же ночь я помчался в город и пошел к гробовщику поболтать, а когда он пошел на двор, я осмотрел Черрингтона. Пуля застряла под самой кожей на спине, я сделал надрез и вытащил ее. Сорок пятый калибр. Не знаю, но мне показалось, что ею выстрелили из ружья. Вот я и думаю, сэр, нельзя вам расслабляться. Затишье-то мнимое, у меня все шрамы зудеть начинают, как подумаю об этом – верный знак.

– Зачем? – Линдейл уронил руки на колени и теперь впился в Райли взглядом.

– Похоже, – Райли говорил медленно, взвешивая каждое слово, – есть кто-то еще с той или иной стороны, кто ведет свою тайную игру, если вы меня понимаете.

– Кто? – голос Линдейла хрипел, он едва смог выдавить это единственное слово сквозь сдавивший горло ком злости.

– Возможно, слухи о парне из Невады имеют под собой некоторую основу, – сообщил Райли. – Вот и говорю, что пока я не буду прикрывать ваши тылы, будьте осторожны.

"Канзасец, – сверкнули в голове Линдейла отголоски эха, – надо было пристрелить его, пока была возможность. Одной проблемой было бы меньше".

– Спасибо, Райли, – сказал Джон. – Я буду осторожен. Можешь быть свободен и не беспокойтесь за меня.

Парень встал и направился к двери.

– Райли! – громыхнул внезапно голос Линдейла. Парень вздрогнул, но не стушевался, а наоборот, обернулся и вытянулся по стойке "смирно", глядя нанимателю прямо в глаза.

– Слушаю, – сказал он.

– Я видел, как ты вытащил Моргана из той заварушки, – медленно проговорил Линдейл, поднимая на парня пронизывающий взгляд холодных глаз. – Закрыл его собой, если сказать точнее. Однако я позволю себе заметить, что ты превысил свои полномочия. Тебе за этот альтруизм не платят.

– Я не буду оправдываться, сэр, – ответил Райли. – Свою работу я сделал, и вы сами признали это. Миссис Черрингтон была в безопасности. А Морган... Я обязан ему. Это вопрос чести.

Линдейл кивнул. Его взгляд смягчился, и Райли понял, что снова прошел проверку.

– Понимаю, – сказал владелец салуна. – Ты отличный солдат, Райли. Можешь идти.

– До следующей недели, сэр, – отозвался Райли и вышел.

Джонатан Линдейл выпил еще. Из-за двери донесся смех. Хозяин заведения должен был бы радоваться победе вместе со всеми, и острая зависть пронзила его, потому что ему совсем не было весело. Странная грусть поглощала его, воскрешая воспоминания. Быть может, если бы он служил только в одном полку, то видел бы меньше, и возможно, было бы легче, но его переводили, перемещали. Джон закрыл глаза, потом снова открыл их. Он помнил капитуляцию смутно, все расплывалось от голода и четырехлетней усталости, рядом с ним шатались или валились с ног истощенные, убитые вестью однополчане, и янки бежали к ним, неся в руках свертки с пайками. Джон помнил, как ожесточенно, с первобытной яростью, придавшей силы, и всепоглощающей болью в груди отшвырнул прочь протянутую руку в синем, сжимающую краюху хлеба и рухнул на колени, отчаянно, будто за последнюю опору в рушащемся мире, цепляясь пальцами за ствол энфилда. В тот момент ему было легче тысячу раз умереть. Линдейл моргнул, поняв, что на мгновение задремал, и огляделся, пытаясь придумать, чем себя занять. Он взял с полки Байрона и попытался читать, но новый взрыв смеха заставил его раздраженно отложить книгу. Джон выпил еще – голова приятно пошла кругом. "Должно быть, – подумал он, – если я окажусь там, среди людей, я смогу веселиться вместе с ними. Все лучше, чем сидеть сычом в этом кабинете". Линдейл встал и вышел в зал. Снова рукопожатия, снова он в толпе... До тошноты знакомые лица кругом. Райли уже исчез. "Единственная приятная физиономия", – машинально подумал Джон.

– Отличный праздник! – проорал ему в ухо какой-то парень со стаканом в руке, которого хозяин салуна знал в лицо, но не помнил по имени.

– Да, – прокричал в ответ Линдейл, – все просто замечательно! Мы празднуем победу, и пусть небеса содрогнуться! Боб! Еще виски!

Он выдернул из рук бармена бутылку и приложился к горлышку. Индейское виски опалило внутренности, разбегаясь по телу быстрыми колючими ручейками.

– ... Никто из этих крыс даже попытки не сделал защитить свои дома! – донесся до него обрывок вопля собеседника. – В отличие от Мертона и Джоунза. Похоже, это были единственные мужики в их компании!..

– Да нет! – вклинился в разговор посторонний. – Пять – семь парней и впрямь решили, что сумеют от нас отбиться своими допотопными ружьями. Было бы их больше, может, и был бы какой-то шанс... Они и вправду поверили в тот бред, которым Уилберн им мозги морочил! Представляешь, как смешно?!...

– Потрясающе, – бросил Линдейл рассеянно.

– Но остальные и впрямь бежали, как крысы! – парень отхлебнул пива из кружки и положил Джонатану руку на плечо. Хозяин салуна раздраженно смахнул ее прочь довольно грубо, но наемник, казалось, и не почувствовал этого, а если и ощутил, то ему было все равно, так как он продолжал трещать, обдавая Джона парами перегара.

Линдейл слушал его в пол-уха и морщился. Громкий шум нервировал его, выбивал из колеи, притуплял чувства, лишая ощущения безопасности. Иногда он сам выкрикивал что-то, просто так, ибо и его никто не слушал. Джонатан затруднялся сказать, сколько времени прошло и сколько он выпил, но в какой-то момент увидел, что бутылка пуста на две трети. С самому ему не понятным остервенением он отхлебнул еще, и что-то случилось с его головой. Голоса прорывались к сознанию с трудом, будто через слой ваты, глухие и искаженные. Только вой скрипки был по-прежнему громким, острой болью вонзаясь в висок. Линдейл оглянулся вокруг – насколько видно везде раскрасневшиеся лица и одинаковые, бессмысленно блестящие стеклянные глаза... Джон чувствовал, что ему стало трудно дышать, он сунул палец под тугой, накрахмаленный воротник, чтобы хоть немного ослабить его давление. Ему казалось, что ворот неотвратимо сжимается вокруг его горла. Сегундо с "Ленивой М" взгромоздился на стойку с ногами, возвысившись над толпой.

– Мы спалили их дотла! – кричал он, подняв стакан и сверкая глазами, на его щеках – отблеск адского пламени. – Они бежали от нас, будто крысы с тонущего корабля!

Толпа встречала каждую его фразу визгом и улюлюканьем, а то и пальбой вверх из револьверов, хотя вряд ли кто-нибудь мог разобрать хоть слово. Вопли Питера Миллера тонули в общем шуме, а глаза горели пьяным восторгом, азартом охотника, затравившего зверя и ненавистью к побежденным. Скрипка, надрываясь, визжала и стонала в углу – пронзительно и резко. Пьяные наемники обнимались, забыв, что каждый – сам за себя, что при малейшем подозрении, что его хотят оскорбить, любой из них, не задумываясь, воткнет нож в бок тому, кому секунду назад клялся в вечной дружбе. Стаканы сталкивались, гремя и дребезжа, люди пританцовывали, хохотали и хлопали, хлопали... Линдейл не услышал треска: просто его палец, сдавленный воротничком, внезапно освободился. Он инстинктивно глубоко вдохнул отравленный воздух и закашлялся, как если бы тот был пронизан серой. Грохнув полную на одну треть бутылку на стойку, с которой ее мгновенно подхватили чьи-то руки, Джонатан Линдейл пошел к выходу. "Поскорее бы убраться отсюда... На воздух, на воздух..." Он не мог объяснить причину своего состояния, просто инстинктивно желал оказаться на улице. Джон чувствовал себя так же, как тогда, в крутящемся и ревущем пламени, всасывающем в себя кислород, бывший вокруг человека. Огню ведь тоже надо дышать... Линдейл довольно грубо оттолкнул пару человек, попавшихся на пути, так что те повалились на покрытый опилками грязный пол, бессмысленно мигая глазами. Скорее всего они даже не поняли, что случилось. Джон сдернул с гвоздя шубу и надел, не замедляя шага. Он распахнул двери сильным ударом ноги и, резко втянув в себя чистый ледяной воздух, вышел на террасу.

Солнце неспешно опускалось за горные пики, и по земле бежали длинные сиреневые тени; смешиваясь с отблесками угасающего дня на снегу, они отступали на мгновение и снова бросались в бой, неуклонно захватывая все больше и больше пространства. Джонатан Линдейл прошел несколько ярдов по улице, наслаждаясь тишиной, и остановился, глядя в сторону заката. Он не заметил, откуда появился новый человек, просто обернулся, а тот уже поравнялся со входом в салун, хотя еще минуту назад улица была абсолютно пуста. Смуглый, давно не бритый, он остановился, перебросил холщовый вещевой мешок на левое плечо и принялся сворачивать самокрутку, казалось, не замечая Джонатана.

– Добрый вечер, – негромко сказал Линдейл. Он не знал, зачем поздоровался, просто вырвалось – и все. Его взгляд мгновенно отметил залатанный серый мундир, длинную саблю, бьющую по ногам, и слишком узкие стоптанные сапоги.

– Издалека?

– Да... – незнакомец медленно повернул изрезанное глубокими уродливыми шрамами лицо. – Я иду слишком долго... С тех самых пор, как кончилась война, и я оказался не у дел...

– Можно найти работу, – заметил Линдейл. – Это не так уж сложно сделать на западе.

– Да, вопрос лишь в том, какую... – сказал мужчина, проведя языком по бумаге, он заклеил самокрутку и спросил:

– Огонька не найдется?

Порывшись в кармане, Линдейл вытащил спичку и дал незнакомцу прикурить.

– Я полагал, что человек в вашем положении не погнушается даже самой грязной работой, – сказал он, немного холодно. Незнакомец несколько раз быстро затянулся, чтобы раскурить сигарету, и поднял на Линдейла бесстрастные глаза.

– Можете думать обо мне что угодно, мистер, – сказал он наконец, – но я не лентяй, нет, сэр.

– В чем же дело? – озадачился Джонатан.

– Проблема в том, – отвечал незнакомец, прикрыв глаза. – Что я – солдат.

– Простите, не понимаю, – резко сказал Линдейл. – Я сам воевал за Конфедерацию, сэр. Однако я, в отличие от вас, не слоняюсь по дорогам без дела.

– Вы держите бордель, – сказал солдат и нагло усмехнулся. В голосе его явственно слышалась издевка. – Достойное занятие. Но это еще не дает вам права смотреть на меня свысока, ибо, по сути, я – это вы... Или, скажем так, часть вас. Ваше второе "я".

Линдейл чертыхнулся, на секунду задохнувшись от такой наглости. Ни один мускул не дрогнул на лице незнакомца, более того, на его губах появилась легкая мечтательная улыбка.

– Я поясню, – проговорил он, медленно растягивая слова. – Я – порождение войны. Человек, умеющий убивать и убивавший ни один раз. Я – солдат снаружи и внутри, и моя душа так же покрыта шрамами, как и лицо.

Он вынул изо рта сигарету и мгновение глядел на алый тлеющий кончик. Линдейл вздрогнул. Неужели парень прав, и сам он такой же, как этот неприкаянный странник. Неужели в нем самом есть эта темная субстанция, безобразное существо – покрытый шрамами ветеран, не знающий отдыха.

– Люди не любят нас, – продолжал солдат. – Мы напоминаем им то, что они хотят забыть как можно скорее. Но мы существуем. То, что помогало мне выжить, вдруг оказалось не нужным. Людям наплевать, что мы убивали на войне, защищая свою жизнь и их жизни, они не могут нам этого простить. Мы представляем опасность с их точки зрения, мы не вписываемся в их насквозь правильный и гуманный мир. Это правда, я такой, какой есть. Я не могу расстаться с прошлым легко, не могу простить многого ни себе, ни другим и многого не могу забыть. Хотя сами те люди, о которых я говорил, не лучше нас. Они и именно они, те, кто отдавал нам приказы, не могут простить своих врагов, отыскивая или придумывая новых и новых... Им все равно на кого натравить нас, лишь бы мы не портили вид их нравственного мирка своим присутствием. Мы для них – зло. Мы могли бы обрести покой и не тревожить их более, исчезнуть из их жизни, если бы они перестали бояться нас и потому загружать работой. Работа! Для нас в их глазах есть только одна работа – убивать, для другого нас не используют. Мы для них на одной доске с профессиональными убийцами. Мне же нужен только покой, и я не потревожил бы их более. Я согласен прийти на помощь и вновь убивать, если на то будет реальная причина, если над моей или их жизнью нависнет смертельная опасность. Я согласен встретится лицом к лицу с любыми реальными врагами, даже превосходящими меня по силе, но придумывать их, чтобы занять мое время... Это уж слишком.

В сердцах солдат сплюнул в снег. Линдейл глубоко вздохнул. Он чувствовал теперь нечто вроде симпатии к этому человеку. Несколько минут длилось молчание, потом солдат аккуратно вытащил изо рта истлевший окурок и, бросив на землю, затоптал в снег.