Текст книги "Люди сорок девятого (СИ)"

Автор книги: Мария Минаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 35 страниц)

– Хочу поздравить вас, – начал Линдейл, избегая смотреть собеседнику в глаза, чтобы тот в свою очередь не догадался о его мыслях, а потому обшаривая взглядом кабинет. – Победа осталась за вами.

– Да, – Макклахан закурил и пододвинул резной ящичек из слоновой кости, наполненный сигарами, Джону. Тот отрицательно покачал головой.

– Спасибо, но нет. Я бросаю, – солгал он. Хозяина ранчо это судя по всему не насторожило.

– Да... – Макклахан затянулся сигаретой и, откинувшись на спинку стула, затрясся от натянутого смеха, а потом, обретя над собой контроль, но все еще задыхаясь, выговорил:

– Теперь хозяин я...

Это "я", вместо "мы", которого был вправе ожидать Линдейл, резануло его слух, но оно подтвердило догадку. Ящик стола возле правого локтя хозяина ранчо был выдвинут, однако он вряд ли осмелится стрелять даже безоружному противнику в лицо. Если промахнуться мимо сердца хоть на дюйм, Джонатан сумеет добраться до горла Макклахана и сжать на последним издыхании так, что придется отрывать с мясом, и владелиц "Ленивой М" знал это. Он будет стрелять в спину, когда Линдейл повернется к двери, чтобы уйти, если не спровоцировать его.

Тем временем Макклахан продолжал:

– Мы так наподдали им, что они до Мериленда не остановятся, пари держу. Даже вожака своего затоптали со страху, как стадо безмозглых лонгхорнов, напуганных кем-то!

– Да... – задумчиво протянул Линдейл. – Меня всегда интересовало, о чем думали те, из партии Доннера, когда собачились, теряя драгоценные часы, каждый из которых мог оказаться спасительным, а наши скваттеры, пожалуй, их переплюнут даже в этом. Эти люди с Востока... Они никогда с индейцами не дрались. Подождали, пока всю грязную работу за них сделают, сразу видно. Индейцы даже мертвых забирают, когда это возможно, я знал многих белых, участвовавших в таких сражениях, кто перенял у них этот обычай, по крайней мере, в отношении раненых. Чтобы сражаться один на один, чтобы иметь шанс выжить, надо перенять у аборигенов все и по возможности стать лучше... Прав он был или нет, но он был их человеком, а они его бросили...

Он прервал себя, почувствовав, что теряет контроль над ситуацией. "Меньше философствовать надо. Меньше книжек надо читать". Он подумал, что Морган, за исключением одного случая в салуне, никогда не разглагольствует попусту, если его не разозлить и не заставить отвечать на оскорбления.

– Не кипятись так, Джонни, – вмешался в его мысли Макклахан, на его губах мерцала усмешка. – Кому какое дело до них сейчас?

– Верно, – как-то отстраненно, бесцветным голосом сказал Линдейл, очень медленно стягивая перчатки, его взгляд скользил по комнате, лишь на несколько секунд цепляясь за каждый предмет, почти не слыша, что ему говорит Макклахан, лишь изредка механически кивая в ответ. "Уилберн... Мерзавец заслужил это хотя бы тем, что вложил револьвер в руку Черрингтона. Думал, никто не увидит... Да и лавка к тому же... Возможно ли, что бы в этом мире все же существовала высшая справедливость?" Холодные зрачки Линдейла замерли на небольшом дагерротипе под стеклом, украшавшем стену кабинета за спиной Макклахана. Джон задумчиво мял в пальцах плотную кожу перчаток. Гордая, слегка высокомерная улыбка играла на губах молодого усача в офицерском мундире, лишь смутно похожего на теперешнего босса "Ленивой М", который стоял, опершись на винтовку. "Только что получил назначение," – подумал Линдейл, усмехнувшись, и уже хотел было отвести взгляд, как, будто прозрев, увидел то, что было фоном для позирования: высокий забор с тяжелыми воротами и вышками. Это строение могло бы быть обычным фортом, если бы ружья часовых не смотрели внутрь ограждения. Ворота были приоткрыты немного, и в них виднелось слабое размытое пятно. Оно могло быть дефектом негатива, но Линдейл вдруг увидел, как это замутнение начало принимать все более четкие очертания человеческого силуэта. Джон моргнул, кивнул на какую-то очередную реплику Макклахана, потом посмотрел снова, но фигура не исчезла, более того, прорисовалась так четко, что виднелись сгорбленные плечи и тонкие закоченевшие пальцы, стягивающие рваный воротник синего мундира... У человека было лицо Моргана, губы его шевелились, бросая ему в лицо горькие и злые слова.

– Что, нравилось издеваться над военнопленными? – вырвалось у Линдейла помимо его воли; он не мог молчать, внутренним взором он видел глаза Моргана, их лихорадочный блеск, когда его придирки заставляли парня обнажить душу. Макклахан вздрогнул и смертельно побледнел, и Джонатан Линдейл с изумлением понял, что его удар, нанесенный вслепую, попал в цель, потому что в глазах хозяина ранчо он увидел вдруг бесконечный ужас и изумление – как этот человек узнал его прошлое... Помимо воли владельца салуна, пред его мысленным взором возникли фотографии пленных из Андерсонвилля, тех, кто выжил, которые ему довелось увидеть совершенно случайно после войны и которые были вытеснены из его сознания гигантским усилием воли, как нечто опасное для рассудка, но все это время таились в темных углах мозга: эти мужчины могли сойти за анатомические пособия, так четко прорисовывались сквозь пергамент кожи мельчайшие косточки; они казались ему мумиями, лишенными мышц. Видя это, Джон ненавидел безумца, осквернившего своими преступлениями землю его родной Джорджии. Потом Макклахан заговорил, вырвав собеседника из этого ужаса: быстро и яростно, мысленно проклиная себя за то, что глупое тщеславие помешало ему уничтожить этот дагерротип, как он избавился в свое время от всех связей с прошлым, даже от собственного имени:

– Разве с нашими ребятами хорошо обращались в Рок-Айленде[18.]? Черта с два! А нам самим не хватало... Мне ли тебе объяснять, Джон...

– Они говорили то же самое, держу пари, – ответил Линдейл, к изумлению своему испытав некоторое удовлетворение. Однако теперь надо быть вдвойне осторожным, потому что рядом с подобным страхом неизменно присутствует ярость и желание устранить свидетеля становится почти нестерпимым... Впрочем, решение наверняка принято уже давно. Линдейл снова бросил взгляд на дагерротип: человек за воротами снова стал размытым дефектом негатива, будто удовлетворившись словами в свою защиту.

– Но, речь не об этом, – резко изменил тему Линдейл. – Об Оуэне ничего не слышно? Мне бы сейчас не помешали те деньжата, что он мне должен.

Макклахан, несколько ошеломленный столь крутым поворотом, тупо моргал несколько минут, потом, слегка оправившись от испуга, с некоторым облегчением ответил:

– Ну, ты вряд ли теперь денежки свои получишь. Его Джуннайт застрелил... По указу Уилберна, должно быть. А может, еще кого. Этот писака своей листовкой всех здесь против себя настроил.

Легкий, беспечный тон, каким это было сказано, заставил Линдейла глубоко вздохнуть, хотя некоторое время назад он мог бы, пожалуй, в это поверить.

– В прошлый раз ты, кажется, говорил, что он из города уехал... – холодным звенящим голосом, отчетливо выговаривая слова, произнес он и испытал злорадное удовольствие, увидев как позеленел Макклахан, поняв, что снова попал в примитивную западню. Правда, надо отдать ему должное, он быстро взял себя в руки и выпустил ярость в ответном ударе:

– Кстати, тут появилось одно тавро, я такого раньше не видел, назовем его, скажем "гора". Не "решетка", конечно, но и мой знак и Уилберна покрывает. Выглядит, как "двойное перевернутое", только снизу чертой подведено. Завидую счастливчику, которому оно принадлежит, коровы с таким клеймом будто каждую неделю телятся и производят иногда сразу взрослую скотину... До чего же хорошее тавро... Не знаешь, чье оно?

Тот, к кому эти слова были обращены, уже и без этого знал, что наступил момент истины, но он сам бросил вызов и к тому же догадался о западне.

Хищная усмешка прорезала тонкие губы Джонатана Линдейла, когда он поднялся, слегка оттолкнув назад тихо взвизгнувший от возмущения по навощенным доскам пола стул.

– Мое, – ответил он, слегка наклонившись вперед и глядя Макклахану прямо в глаза.

– Мерзавец! – сжавшись в своем кресле, как бешеная собака, прошипел хозяин ранчо. – Я подозревал это!

Еще не договорив первого слова, Макклахан рванулся к открытому ящику стола так стремительно, что опрокинул чернильницу и смахнул на пол часть бумаг. Револьвер сверкающей молнией вылетел из своего укрытия и взметнулся вверх, но в тот короткий миг, когда ранчеро вскинул оружие, огонь лампы искрой полыхнул на стремительно летящей стали, и нож, с силой брошенный Линдейлом с коротким размахом снизу, вонзился в руку, держащую "смит-вессон". Хозяин "Ленивой М" в упоении самим собой даже не заметил, что за секунду до того, как Джон сказал свое веское слово, в его ладонь из рукава куртки скользнуло узкое лезвие. Макклахан сделал еще одну ошибку – не положил палец не спуск рефлекторно, сразу, как только схватился за револьвер; он держал оружие за рукоятку и мгновенно выронил его, с искаженным от боли лицом схватившись за плечо. По столу медленно расползалось черное пятно, чернила пожирали бумаги и неторопливо капали хозяину ранчо на колени. За дверью слышались приглушенные встревоженные голоса, пробуженные вскриком Макклахана, раздавшимся через секунду после того, как лезвие вонзилось в его руку. Нож еще был в движении, когда Джонатан Линдейл дернул ремешок, завязанный скользящим узлом вокруг его бедра, позволив освобожденному револьверу выскользнуть из-под скрывавшего его крыла мехового чапахейрос на носок сапога, мгновенно подбросив оружие высоко вверх. Он поймал смит-вессон в полете и сразу, будто это было всего одно длинное движение, взвел курок и вскинул ствол, одновременно поднеся указательный палец другой руки к губам. Оружие не шелохнулось в его прямой, как струна, руке, палец на спуске слегка подрагивал от напряжения. Макклахан стиснул зубы от ярости и боли, переводя взгляд с врага на ручейки крови, опоясавшие его руку. Нож он, справившись с шоком, вытащил из раны, стараясь не делать резких движений под пристальным взглядом Джона, и отбросил на пол, под ноги Линдейлу. Напрасно. Гость не отвел взгляд.

– Мистер Макклахан! – донесся из-за двери встревоженный голос Боба. – С вами все в порядке?

Линдейл указал пальцем свободной руки в том направлении и жестом велел Макклахану ответить.

– Все в порядке, – голос его звучал натянуто, но за дверью интонаций особо не разберешь.

Тем временем Джон, не сводя взгляда с противника, поднял нож, вытер о штаны сзади и вернул на место. Револьвер лежал на столе, почти под рукой, и Макклахан косился на него, но Линдейл зло шикнул, и тот решил не испытывать судьбу.

– Предлагаю сделку, – сказал хозяин салуна спокойно, – тебе мое предложение может показаться странным, но ты можешь уехать отсюда, и не спрашивай почему. Можешь уйти. Встать, собрать один саквояж и убраться отсюда, чтобы никогда не возвращаться.

Макклахан немного расслабился, он подумал, что есть шанс выйти победителем, Джонатан видел, как страх в его глазах мешался с ощущением превосходства.

– Я не хочу убивать тебя, Мак... – предостерег Линдейл, но выражение глаз хозяина ранчо не изменилось. Через мгновение Макклахан заговорил, резко выплевывая слова в тишину:

– Думаешь, переиграл меня? – спросил он. – Нет, сэр! Ты не выйдешь отсюда живым. Надо было велеть людям стрелять сразу... Помнишь слухи о стрелке из Невады? Захария Торн? Я перекупил его у Уилберна еще до того, как эти ребята убрались отсюда. Да, представь себе, этот мифический снайпер существует на самом деле.

Макклахан упивался своим превосходством, тем знанием, которым владел он один.

– Я как раз послал его за тобой в город, чтобы пригласить к себе, но, видно, вы разминулись. Так вот, даже если ты каким-то образом прорвешься через моих ребят, он позаботится о проблеме. Я заплатил ему авансом, и он не успокоится, пока не отработает эти деньги. Мне, право, очень жаль, что ты спелся с этим янки...

Это было новое и довольно неожиданное обвинение, да и сведенья новые, но ни один мускул не дрогнул на лице Джонатана. Макклахан, поняв, что выбрал неверный путь, попытался сменить тактику.

– Джон, я не понимаю, почему ты делаешь это?

Джонатан сделал вид, что клюнул на приманку:

– Я даже своей фамилии не менял.

Услышав эти слова Макклахан вздрогнул и изменился в лице, заметив это Линдейл подумал, что должно быть случайно наткнулся на еще одну тайну этого человека, но, не подав виду, продолжал:

– А ты, видно, крепко забыл, откуда у тебя это ранчо, чьи руки заложили фундамент этого дома.

В глазах Макклахана сверкнула искра понимания, стеревшее вмиг все высокомерие.

– Джонни... – сказал он, – кто старое помянет... Ты... Мы можем править здесь вместе, всей этой долиной! Это все наше!.. Мы же в покер с тобой играли!.. Ты не посмеешь...

Решив, что заговорил противнику зубы, а может, поддавшись нервному импульсу, Макклахан схватил пистолет левой рукой. Его лицо исказилось, сквозь него внезапно проступила его истинная сущность с неприкрытыми желаниями, а желание в этот момент было только одно – убивать. Мгновением позже его захлестнул бездонный страх, отпечатавшийся в глазах. Макклахан внезапно понял с кристальной четкостью, должно быть, впервые в своей жизни, что может умереть, причем не когда-нибудь потом, а прямо здесь и сейчас... Его угасающий мозг, все еще ловивший отголоски выстрела, в секунду прорабатывал тысячи вариантов, не находя выхода. Макклахан задыхался, рубашка на груди вымокла, а ноздри обжигал запах сгоревшего пороха; непослушная рука не удержала "смит-вессон", и револьвер, выстрелив в стену, загрохотал по доскам пола. Он видел холодные глаза Линдейла, в которых действительно было нечто, похожее на сожаление. "Быть может, он действительно не хотел убивать... Быть может..."

– Извини, – холодно сказал Джонатан. Макклахан ловил воздух ртом, откинувшись на спинку стула, его руки шарили по полированному дереву, не находя опоры. Линдейл слегка перегнулся через стол, облокотившись на него левой рукой.

– Мне право жаль, что ты умираешь, – сообщил он. – Но ты украл эту землю и не захотел ее возвращать.

На миг Макклахану показалось, что перед ним краснокожий, который объясняет убитому медведю, зачем нужна была его смерть.

– Не люблю, когда затыкают рот людям, осмелившимся сказать правду.

Джон помолчал секунду, потом снова поднял револьвер. "Ты славно выдрессировал горожан на пару с Уилберном. Раз они смолчали насчет Черрингтона, заткнуться и насчет тебя".

– Игра в покер еще не делает человека твоим.

Он выстрелил. Дернувшись, Макклахан судорожно ухватил что-то со стола и повалился на пол, с грохотом опрокинув стул; из раны в его виске медленно вытекала холодеющая кровь. В дверь, встревожено гудя, колотили охранники. Придвинув к ней стол, Джонатан Линдейл, нагнувшись, высвободил из мертвой руки Макклахана тонкую пластинку маленького дагерротипа. Несколько долгих мгновений он глядел на застывшие на нем лица, затем вернул карточку в холодные пальцы, как когда-то вложил галету в открытую ладонь едва присыпанного землей мертвеца. Ту галету он вытащил из полуистлевшей руки, мучимый не проходящим трехгодичным голодом, и вернуть ее его заставило не отвращение, а нечто другое: чувство, которое словами описать было нельзя. Джон выпрямился и поглядел в лежащие на столе бумаги, в том числе и листок, на котором что-то писал Макклахан до прихода визитера, который разлившиеся чернила лишь слегка запятнали в углу. Судя по доносившимся снаружи звукам встревоженные выстрелами и наступившей затем тишиной охранники уже налетали на дверь плечами или пытались выбить ее ногами. Джонатан Линдейл пробежал глазами недописанное письмо, скомкал его и, сунув в пепельницу, кинул туда же зажженную спичку. "Еще один с войной в голове... – подумал он – Том Анден... Томас Анден." Он слышал, как Боб посылает одного из парней созвать остальных охранников, находившихся поблизости, и подумал, что пора убираться. Его силуэт наверняка выделялся в раме освещенного окна, и это могло стать причиной ненужной перестрелки. Расстреляв лампы, Линдейл подошел к окну, тихо открыл его, головой вперед нырнул в ночной полумрак и покатился в снег, мгновенно замерев с револьвером наготове. Мимо пробежали два человека; услышав скрип снега под их ногами, Джон прижался к стене, скрываясь в отброшенной ею тени и практически не дыша. С самого начала он знал, что в затеянной им авантюре победитель получает все или ничего и чтобы выиграть, надо с самого начала не надеяться ни на что, кроме смерти, но помогать противнику себя убить не входило в его планы. Немного переждав, Джон отвязал от ноги второй сорок четвертый, перезарядил оба револьвера и, выпрямившись, неторопясь направился к главному входу. Он подошел к дверям, никого не встретив, и совершенно беспрепятственно прошел в гостиную. Там собрались десять человек, пытавшихся высадить дверь по очереди. Они сменяли друг друга, остальные же стояли, сложив на груди руки, мрачно глядя на предмет своих тщетных усилий, и не заметили, как Джон бесшумно вошел в гостиную и, убрав один револьвер за пояс, поднял свой рут-и-маклахан со стола в углу. Наемники, поглощенные своим занятием, обернулись и оставили свои попытки только тогда, когда услышали позади его твердый голос:

– Остановитесь.

Их оружие было в кобурах, и они не хотели испытывать судьбу, обескураженные появлением у себя в тылу человека, которому полагалось быть за запертой дверью в кабинете. Работники "Ленивой М" не ожидали увидеть его живым, по их мнению, в сложившейся ситуации наилучшим исходом для Джона была мексиканская ничья; победить Линдейл не мог. А он стоит здесь, без единой царапины... На их простых лицах ясно читалась растерянность.

– Макклахан мертв, – сообщил им Линдейл. – Вам никто не платит.

Они застыли, кое-кто с полуоткрытыми ртами; в их глазах – смятение, как у сторожевых псов, внезапно потерявших хозяина. Боб даже мелко дрожал всем телом, как ожидающая пинка дворняга.

– Как... – он пытался заговорить, но голос не слушался его, – как же...

Линдейл внезапно подумал, что не знает стрелка из Невады в лицо, им мог оказаться любой, он мог бы даже находиться в этой комнате... Нет, не может, он не успел бы добраться до города и вернуться обратно, да и все находящиеся в комнате служили Макклахану давно, однако, надо быть настороже.

– Он вам больше не платит, ребята... – Линдейл говорил спокойно, без вызова или иронии, хотя на губах его играла уверенная улыбка, подкрепленная стволами в руках, но сердце его глухо стучало. Он затеял опасную игру, малейшее неверное движение или нотки в голосе, которые могли бы показаться оскорблением и насмешкой, и эта свора сорвется с цепи, невзирая на то, что минимум четверо обязательно поймают смертельную пулю.

Выдержав небольшую паузу, Джонатан закончил предложение:

– ...но вы можете работать на меня.

Наступила гнетущая тишина. Потом Боб медленно поднял руку и почесал нос.

– Ну... – протянул он, покачиваясь на каблуках. – Я знаю... Мы все знаем, что твоему слову можно верить.

Боб взлохматил свои и без того торчащие во все стороны волосы и протянул руку Джону. Их ладони сомкнулись.

– Отныне, – торжественно сказал он, – мы служим вам, мистер Линдейл, или тому, кого порекомендуете вы.

И зная этих людей, Джонатан Линдейл мог быть уверен, что это не пустые слова.

"По крайней мере, они верны своему хозяину до конца. Глупо требовать от них отдавать свои жизни, когда тот уже мертв. Бывает и такая преданность, но чертовски редко".

– Хорошо, – сказал он, когда Боб отпустил его руку. – Где Миллер?

– Нет его, – мрачно отозвался Роберт, заложив руки в карманы. – Я теперь сегундо.

– А что случилось? – Линдейл был встревожен. – Он был в моем салуне, живой и здоровый, значит, не перестрелка...

– Так, – уклончиво ответил Боб, – у Мака тут один старый знакомый обнаружился в этом городе. Он взял несколько парней, как они протрезвели немного, и снова отправился в город, заканчивать работу... Обратно Пит не вернулся, говорят, его тот самый знакомый ножом... Кстати, вам повезло, будь Миллер здесь, он бы не допустил нашей капитуляции, даже узнав, что босс мертв, очень уж он принципиальный был, да и недолюбливал он вас, сэр.

Линдейл поморщился, потом пожал плечами.

– Значит, ты будешь новым сегундо, – сказал он. – У тебя, я вижу, есть голова на плечах, чтобы не рисковать понапрасну. Мне надо вернуться в город на пару дней или немного побольше, поэтому ты, Роберт, останешься здесь за главного. Двух человек я возьму с собой, чтобы меня не расстреляли на сторожевых постах. Стрелок из Невады на меня не работает, если появится, гоните его к черту отсюда. Еще что... Да, дверь хорошая, не стоит портить добро, лучше обойдите, залезьте в окно и откройте изнутри, я вход столом забаррикадировал. Макклахана найдете в кабинете, похороните его, как полагается, на холме, под соснами... – он замолчал ненадолго, глубоко дыша, потом продолжал, все так же уверенно: – Там есть уже один камень, увидите... наверное, снегом заметен. Почистите его, а Макклахана положите рядом. Поставьте крест с именем. Настоящим именем: Томас Анден. Анден... Кажется, все.

Анден... Томас Анден... Где-то он слышал это имя раньше, но где и когда вспомнить не мог, только появлялось при его звуке противное ощущение, нечто сходное со стыдом. Как будто сам совершил нечто отвратительное.

– Все понятно? – спросил он скорее для того, чтобы устранить это чувство. Роберт кивнул.

– Сэм, Дэни, – сказал он тихо, но твердо. – Езжайте с мистером Линдейлом.

Джон вышел, двое вооруженных до зубов наемников – за ним. Поглядев на шумящий лес и небо, по которому стремительно неслись мелкие обрывки туч, он ткнул два сорок четвертых в седельные кобуры, а "рут-и-маклахан" за пояс. Ветер то успокаивался, то снова начинал трепать верхушки деревьев. Вставив ногу в обледеневшее стремя, Линдейл забрался в качнувшееся седло и направил храпящего вороного в сторону города, ни разу не оглянувшись. Он и так знал, что люди Макклахана последуют за ним, а вскоре, нагнав своего нового хозяина, они заняли места по обе стороны от него. Первый пост они проехали спокойно: сначала часовые отдыхавшие возле костра не стали стрелять, потому что увидели три фигуры вместо одной, потом с удивлением выслушали рассказ о смене власти, после чего, пожав плечами, сказали, что не против перейти на службу к Джону, а когда расскажут тем, кто сейчас на дежурстве о происшедшим, те сами решат, что им делать.

– В любом случае, – зевая, подытожил один из них, – они либо согласятся, либо вернуться на ранчо забрать пожитки и уедут. Докучать вам не будут. У нас был приказ, застрелить вас, но, раз уж так повернулось...

– Только осторожнее со следующим постом, – предупредил другой, приложившись к кружке, потом, поморщившись и долив в кофе подозрительной жидкости из маленькой фляги, пояснил: – Вчера Макклахан приказал сменить там всех наших людей, а на их место поставил перебежчиков из Сван-вэлли, ну, наемников, конечно, не поселенцев. Когда Уилберн помер, и предприятие его с нашей скромной помощью лопнуло, как мыльный пузырь, им деваться, вроде, и некуда стало, а наш босс их подобрал, пыль отряхнул и к делу приставил. Ребята жутко недовольны были, мы же нескольких своих парней потеряли из-за этих... мерзавцев, а они раз – и вывернулись, и снова тепленькое местечко нашли уже у бывшего врага. Несколько дней назад, они бы Мака с удовольствием подстрелили и денежки за него получили, а теперь вдруг ручные стали... Ты, Джонни, на свой счет это не воспринимай, ты никого из наших не убил, нам на тебя злиться нечего. Ваши с Маком разборки – дело личное, улаженное честно, причем в ловушку-то заманить тебя он хотел... Ходят слухи, тем Уилберовским койотам какое-то особое секретное дело поручили и денег заплатили кучу – тройное жалование каждому... Вот черт, за такие деньги и зад отморозить не жалко, а мы тут за тридцатку в месяц...

С досады парень плюнул в костер и, вытерев рукавом усы, снова принялся за кофе.

– Да, мы поедем осторожно, – кивнул Джонатан. – Спасибо за предупреждение.

Он тронул поводья, двинул коня вперед, размышляя над тем, что ему несказанно повезло, его телохранители ехали следом. Макклахан ошибся, считая, что война окончена, и допустил просчет, наняв чужаков за большие деньги; кто-то, скорее всего из самих новых "работников", не выдержав, сболтнул об этом, а зависть и не успевшая перегореть вражда натравленных друг на друга хозяевами свор довершили начатое. Похоже, без вмешательства извне человека, которого люди Макклахана знали достаточно хорошо, недовольство бы только возрастало и вполне могло вылиться в бунт...

Оставшийся позади костер светил им в спины и длинные тени бежали впереди всадников, указывая путь. Джонатану сильно хотелось курить, но он опасался, что уголек на конце сигареты привлечет к их группе излишнее внимание, если по близости окажется посторонний. Он разыскивал костер, вокруг которого грелись сменившиеся часовые со второго поста, и иногда останавливался, прислушиваясь и вглядываясь в полумрак, и тогда кто-нибудь из ехавших следом, едва слышным шепотом подсказывал, куда свернуть. Луна для конокрадов – это то, что нужно: света достаточно, но не слишком много. Наконец, Джонатан заметил отблески близкого костра на стволах деревьев и поднял вверх руку. Повинуясь этому жесту, двое за его спиной замерли.

– Теперь езжайте медленно и будьте начеку. Обо мне особо не тревожьтесь: на этом этапе каждый отвечает только за свою шкуру. – выдохнул вместе со столбом белого пара Линдейл, и они шагом тронулись вперед. "Особый приказ... – думал Джон, – Мак, конечно, считал войну оконченной, поэтому на всякий случай решил и от меня избавиться, но знал ли он, что я буду готов... Все ли продумал. Нельзя недооценивать его". Он осторожно высвободил ноги из стремян, чутко ловя каждый шорох.

Как Линдейл и подозревал, здесь их ждал отнюдь не дружеский прием: наемники открыли огонь сразу, едва заметив темные силуэты, их абсолютно не смутило, что всадников было трое. "Возможно, у них приказ убить в эту ночь любого, кто попытается покинуть ранчо..." – молнией сверкнуло в голове Джона, когда он валился с седла в снег. Парни Боба, привычные к подобным ситуациям, были уже на земле.

– Лежите, не двигайтесь, босс, – не поднимая головы, шепнул один из них. – Вас не зацепило?

– Нет, – ответил Линдейл. – За те деньги, что этим парням обещали, я бы вообще всю ночь просидел от огня отвернувшись, глядишь, и попали бы тогда... Сегодня мне везет.

Выстрелы прекратились, но люди у костра (их было человек восемь) оставались на месте: видимо, не рискнули сразу подойти и теперь ждали, не встанет ли кто...

– Я мог бы снять их из ружья, сэр, – сказал один из парней, облизывая обветренные губы и не сводя глаз с темных силуэтов на фоне пламени.

– Нет, – возразил второй, – ты убьешь одного – двух, а остальные кинуться на нас или сбегут в лес.

Он немного помолчал, потом продолжил, уткнувшись подбородком в заснеженную кочку, отчего его речь стала менее разборчивой:

– У них там действительно слишком большой огонь... А лошадки в темноте под деревьями привязаны. Пожалуй, я мог бы пробраться туда и спугнуть их, если вы позволите, сэр.

– Хорошо... – беззвучно шевельнул губами Линдейл, вытаскивая "рут-и-маклахан", и в ту же секунду парень змеей скользнул в сторону и растворился в деревьях.

Люди у костра тем временем успокоились и снова забегали вокруг огня, готовя кофе и еду, потом один из них лениво протянул:

– Гарри, иди проверь, кто это был?

– А тебе не все равно? – отозвался Гарри, – Макклахан велел стрелять в любого, кто поедет с той стороны, так какая разница?

– А вдруг это он сам, дубина? Забыл о своем приказе и решил в полночь в город наведаться, в салун к Линдейлу? – говоривший поперхнулся смехом, явно довольный своей шуткой.

– Вернее к девкам тамошним! Может, ему вдруг понадобилось?... – подхватил другой, и вся компания расхохоталась.

– Иди проверь, кому говорят! – сердито рявкнул кто-то – а вы прекратите ржать. Ты слышал, Гарри? Прикончишь их, если еще живы.

– И коней их забери, – вклинился новый голос, – лошади, похоже, неплохие, в Денвере за них хорошую цену дадут.

Слушая их перепалку, Джонатан Линдейл внезапно почувствовал приближение боя, ощущение, не испытываемое уже давно... Голоса вдруг ушли на второй план, и воздух наполнился звенящей тишиной; мышцы напряглись, готовясь к рывку. Он ждал сигнала, чувствовал его приближение, желал его. Вороной тоже ощущал наэлектризованность воздуха. Спокойно стоявший раньше, в эти несколько секунд обостренного восприятия он вдруг начал переступать ногами и ноздри его раздулись.

Все еще трясясь от смеха, Гарри нехотя поднялся на ноги и уже разворачивался, когда слева грохнуло несколько выстрелов и раздался пронзительный свист, а затем обезумевшие лошади, спущенные с привязи, помчались сквозь лагерь, шарахнулись в разные стороны, сверкая белками расширенных в ужасе глаз, огибая костер. Обезумев от страха, они носились взад и вперед, давя людей и расплющивая оловянную посуду. В тот же миг Джонатан Линдейл взлетел в седло и погнал храпящего вороного вперед, его "мятежный клич" гремел в ночи, разламывая небо, перекрывая ржание мечущихся коней. Этот ужасный звук, приводящий в панику людей и животных, забирающийся внутрь костей, от которого стыла в жилах кровь у всех, кто его слышал, казалось, весьма нравился жеребцу, будя древнюю память первобытных предков, носивших когда-то в бой до безумия диких людей. Оглушенные этой какофонией звуков, не успев разобраться в ситуации, ничего не видя в темноте, после того, как грелись у теплого костра, глядя в его коварное пламя, они попадали под перекрестный огонь или были затоптаны лошадьми, едва схватившись за оружие, или палили наугад. Выстрелив пару раз в воздух, безо всякой, впрочем, надежды, что кто-то сдастся, Джонатан Линдейл открыл ответный огонь, а следовавший за ним парень стрелял с обеих рук, закусив поводья зубами. Через несколько секунд, когда они осадили коней, взметнув в небо снежную пыль, навстречу им поднялся только один человек с поднятыми руками, повторявший как заклинание:

– Не стреляйте!.. Не стреляйте!..

Воспользовавшись тем, что его помощник держит парня под прицелом, Джонатан перезарядил револьверы. "Смит-вессон", "рут" потом еще "смит-вессон". Непослушные пальцы выронили пару гильз в снег, он чувствовал себя слишком усталым, чтобы нагибаться за ними, кажется, просто вытащил другую из сумки. Одну или две... Какая разница. Голова Линдейла немного кружилась, он не помнил, сколько пуль зарядил в барабан, но это было неважно, теперь достаточно одной – двух... Джон с глубоким усталым вздохом закрыл оружие. Машинально сунул за пояс "сорок четвертый", заметив ошибку, досадливо сплюнул в снег, но менять ничего не стал и опустил в кобуру у седла "рут-и-маклахан". Потом выпрямился и осмотрел поле боя.