Текст книги "Скандинавский детектив. Сборник"

Автор книги: Мария Ланг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 42 страниц)

– Хочу писать, – заявила Кристина, слезая на пол.

Анни достала старый ночной горшок. Кристина села на него очень осторожно, она вечно боялась провалиться в середину, но не хотела признаваться в этом Анни.

– А мне кажется, эти дяди нехорошие и они нас украли, – заявила она.

– Что ты выдумываешь! Не нужно так говорить, дяди могут услышать и обидеться. Помни!

– Помню, но все равно они нехорошие.

– Иди умойся. – Анни подошла к старомодному умывальнику с бачком и прекрасной фарфоровой раковиной.

– Я сама умоюсь.

– Ну разумеется, сама.

Кристина к мылу даже не притронулась.

– Нельзя лицо мыть мылом, оно попадает в глаза.

– Это нестрашно.

– Нет, страшно. А откуда ты знаешь, что они не воры?

– Знаю, и все. И больше об этом ни слова.

– А куда делся Поросенок?

– Это не поросенок, а тетя, переодетая поросенком.

– Она вовсе не была переодета, только лицо было как у поросенка.

– Да-да, – нетерпеливо кивнула Анни. – Я это и имела в виду.

Низко над домом пролетел самолет. Кристина кинулась к Анни и обняла ее.

– Я так боюсь самолетов!

– Нечего тебе бояться. Они летают низко, потому что мы возле аэродрома.

– Арланда, – кивнула Кристина.

– Откуда ты знаешь, что он называется Арланда?

– Мы с папой были в Италии и садились в самолет на Арланде.

Кристина старательно вытерла лицо, а полотенце бросила на пол и уселась на кровать, сося палец. Анни подняла полотенце и повесила на место.

– Нельзя бросать вещи на пол. Ты жуткая неряха.

– А я раз слышала, как ты говорила другой девушке, что папа – жуткий неряха.

– А ты не подслушивай,– отрезала Анни.– Нельзя подслушивать, о чем говорят взрослые.

– Почему?

– Ведь они могут вовсе не хотеть, чтобы кто-то их слышал.

– Тогда почему ты вчера вечером стояла у дверей и слушала, о чем говорят дяди?

– Я думала, ты уже спишь. Мне было интересно, что они собираются делать.

Кристина приняла такое объяснение и с мечтательным видом продолжала сосать палец. Подтянув колени к груди, она, казалось, забыла обо всем. И вдруг сказала:

– Я есть хочу.

– Не можешь еще немного подождать?

– Нет, я хочу сейчас.

Анни подошла к двери, осторожно постучала, и дверь почти сразу открылась. За ней стоял Арне, предусмотрительно натянувший маску Пса Плуто. Анни показалось, что он все время стоял под дверью.

– Кристина хочет есть, – сказала она.

– Завтрак в кухне. Возьмите.

Анни вошла в кухню. Приподнявшись на цыпочки, чтобы снять с полки пачку корнфлекса, она буквально ощутила липкий взгляд Арне, скользнувший по ее ногам. Из холодильника Анни взяла молоко. Кристина тоже выглянула из комнаты и с любопытством озиралась по сторонам.

– У папы тоже такая машинка, – заметила она.

Анни покосилась на машинку и убедилась, что Кристина права. Маленький красный «гермес» той же модели, что у Сундлина.

– А придет тетя с мордочкой поросенка?

Арне это позабавило.

– Не знаю, но наверное, – ответил он. – Она работает в городе.

– Иди есть, Кристина, – позвала Анни из комнаты. – Я уже насыпала хлопьев.

Кристина села за стол. Анни с треском захлопнула двери, чтобы не видеть смеющуюся собачью морду. Какая жалость, что не известно, какое лицо спрятано под этой маской!

Кристина ела энергично и с аппетитом. Анни тоже попыталась себя заставить, но не смогла. Беспокойство за их судьбу сжимало горло. Столкновение с Псом Плуто ее ужасно расстроило.

Она чувствовала себя намного спокойнее, когда здесь был тот, другой. Инстинктивно она понимала, что тот главный, что он решает и командует. Он казался ей более человечным.

– Хочу еще, – заявила Кристина.

– Ты, правда, съешь еще?

– Съем.

Анни снова постучала в дверь.

– Открыто, – бросил Арне.

Анни пошла за корнфлексом.

– Какие ноги! – восхитился Арне.

Она одернула юбку, торопливо подошла к холодильнику и услышала, как открывается входная дверь. В кухню входил Боссе в маске Утенка Дональда.

– Добрый день, – поздоровался он.

– Добрый день, – облегченно вздохнула Анни.

– Все в порядке?

– Да, все. Долго нам еще тут оставаться?

– Похоже, все идет по плану. И скоро вы вернетесь домой.

– Могу я в этом быть уверена?

– Ну разумеется. Только сохраняйте спокойствие.

Боссе даже не взглянул на Арне, который встал с кресла и заявил:

– Поеду за газетами! Скоро вернусь.

– Надеюсь. И позвони нашей подруге. Она нужна здесь.

– Будет сделано, – кивнул Арне, запирая двери.

РАЯ

В половине одиннадцатого Рая сидела в салоне. Приняв первого клиента, она отдыхала, читая журнал. Непрерывно звонил телефон.

– Алло, Инга Мари?

– Нет, у нее сегодня выходной.

– Ну, все едино. Можно заглянуть на полчасика?

– Ради Бога.

Еще звонок.

– Добрый день.

– Где это?

– На Добельсгатан, – ответила Рая и назвала номер дома.

– И какие услуги?

– Массаж – пятьдесят крон. Французский с предохранением – семьдесят пять.

– И ничего больше?

– Это можно обсудить на месте. Добро пожаловать.

И так все время. Поскольку Инга Мари не возвращалась, Рая была одна. Работы много, но и доход приличный. После обеда ее кожаный бумажник уже распух от банкнот. Закурив, она принялась пересчитывать деньги. И опять зазвонил телефон.

Рая недовольно подняла трубку. И тут же узнала голос Арне, парня Инги Мари. Рая не могла понять, зачем Инга Мари унижается, содержа такого оболтуса.

– Как дела, Рая?

– Ничего.

– Я только хотел сообщить, что Инги Мари пару дней не будет. Займись сама. Ничего против не имеешь?

– Нет вообще-то, хотя будет нелегко.

– Может, найдешь какую-нибудь подругу, которой хочется немного подработать? Ну разумеется, хорошенькую. И здоровую.

– Попробую. Сколько мне ей платить?

– Решай сама. Я не вмешиваюсь.

– Инга Мари заболела?

– Нет, только ты же понимаешь, бывают дни…

Рая воздержалась от комментариев, но не поверила. Из-за такой ерунды Инга Мари никогда не пропускала рабочих дней. Тем более она принимала пилюли. Нет, тут что-то другое.

– Передай от меня привет, – сказала она. – И пусть не беспокоится.

– Передам. И еще одно. Тем, кто станет звонить и спрашивать, лучше не говори, как долго ее не будет.

Рая задумалась было над его словами, но потом отогнала сомнения. Причин жаловаться не было. Напротив, она станет зарабатывать гораздо больше.

Вновь сняв трубку, она набрала номер ресторанчика в центре и сказала, что хочет говорить с девушкой, работавшей на кухне.

– Мы не одобряем приватных разговоров с персоналом в рабочее время, – заявили ей на коммутаторе.

– Но это очень важно.

– Все так говорят, – буркнула телефонистка, но соединила.

Через несколько минут одна из посудомоек уже спрашивала управляющего, может ли она взять отпуск на пару дней: заболела мать, срочно нужно помочь.

– Ну ладно, но только за свой счет.

– Ну конечно.

И девушка отправилась к сестре на Добельсгатан. Она немного нервничала, но после парочки клиентов все прошло. Рая советовала, что и как. В конце дня оказалось, что заработала она больше, чем в ресторане за неделю.

– А не могла бы я остаться насовсем? – спросила она вечером, одеваясь.

– Я спрошу Ингу Мари, согласится ли она работать втроем.

– Какая она?

– Да ничего особенного, но баба оборотистая.

– И сколько дней ее не будет?

– Не знаю. Ее парень сказал, что пару дней, но может быть, и дольше.

Сняв рабочий халатик, Рая надела элегантное модное платье. Она была блондинкой истинно финского типа. Сестра казалась ее копией, правда, моложе и полнее.

– Косячок хочешь? – спросила Рая.

– Косячок?

– Не придуривайся, не хуже меня знаешь, что я имею в виду гашиш. Хочешь или нет?

Сестра с детства, проведенного в глуши на Финском заливе, прекрасно помнила крепкие кулачки Раи. И всегда ее слушалась.

– Можно попробовать, – протянула она.

И получила первую в своей жизни порцию гашиша. Это было чудесно. Она забыла обо всем дурном и неприятном. Сможет ли она удержаться на новой работе? И тот мерзкий вонючий старикашка… И тот, который захотел, чтобы она стегала его плетью, которую он принес в желтом портфеле…

Она позабыла про это и про все остальное тоже. Рая тоже курила, но мечтая о чем-то покрепче, что было у нее в квартире, снятой в поднаем на Содермангатан.

– Похоже, пора мне самой заводить свое дело, – заметила она.

Сестра застыла неподвижно, вся в мечтах. Она слышала, но теперь медленно соображала.

– Где? – наконец спросила она.

– Пока толком не знаю, но одно местечко на Томтебогатан я присмотрела.

– А меня возьмешь? – спросила сестра, уже видя в мечтах до отказа набитый бумажник.

– Посмотрим, – протянула Рая. – Почему бы и нет?

Потом они вместе пошли на станцию метро. На перроне народу было немного. Среди толпы – два пьяных. Один из них вдобавок уставился на них. Он только что искал кого-нибудь на улице, но там девиц уже не осталось. Может, какие и остались, но те обращали внимание только на мужчин с машинами.

– А как насчет вечерком повеселиться? – подкатился он к Рае.

– Пошел ты к черту!

– Ах ты курва!

Она огляделась и увидела двух полицейских, медленно прогуливавшихся вдоль перрона. С левой стороны у них, как положено, болтались пистолеты в белых кобурах, и сами патрульные выглядели чистыми и приличными. Один даже с бакенбардами. Рая кинулась к ним.

– Этот пьяница ко мне пристает.

Неуверенность движений и нечеткость речи несчастного забулдыги сомнений в ее правоте не вызывали.

– Пройдемте,– вежливо предложил один, тот, что без растительности.

Мужчина принялся протестовать, запаниковал, замахал руками. Полицейские переглянулись и сцапали его. Он заорал и угодил одному по носу. Тот схватился за дубинку.

– Только спокойнее! – крикнул другой при виде занесенной дубинки.

Первый же удар раскровавил пьяному лицо, потекли слезы, и он дико заорал. Полицейские заломили ему руки и поволокли по платформе. Люди с любопытством озирались, но не вмешивались.

В будке возле турникета сидел вахтер. Мимо прошли две девушки. Он припомнил, что только пару минут назад продал им билеты.

– Там драка, – сказала Рая. – Мне кажется, полицейским нужна подмога.

Вахтер поднял трубку и вызвал патрульную машину. Номера он знал на память: 50-00-00 и внутренний 11-11.

Через пару минут подъехала патрульная машина. Двое полицейских в мундирах помогли коллегам выволочь пьяного, которого теперь ожидал не только штраф за пьянство, но и срок за сопротивление представителям закона.

УТЕЧКА

На следующее утро Лунд – как всегда, в бежевой замшевой куртке и светлых, чуть коротковатых брюках – явился к секретарю редакции и сообщил, что идет в Министерство юстиции.

Секретарь уже привык к капризам Лунда. Подчинить его нормальному рабочему распорядку было совершенно невозможно. Он всегда делал что хотел. А если не мог поступить по-своему, весь день дулся, как обиженный ребенок. Это секретарю было совершенно ни к чему.

Поэтому, забыв о пресс-конференции, на которую собирался отправить Лунда, он только спросил:

– И что там ты будешь делать?

– Хочу кое-что разнюхать. Скоро вернусь. Если позвонит моя жена, скажи, что я пошел в банк.

– Почему не сказать ей, что ты пошел в министерство юстиции?

– Потому что я ей обещал зайти в банк. Она хочет, чтобы мы купили участок и переехали в Ротебро. А я и не думаю, не дам себя депортировать.

– Ага… Значит, я должен ее обмануть…

– Вот именно. Только порешительнее, – бросил Лунд, вскакивая в проходящий лифт.

По эскалатору он спустился на Сергельсторг, там вошел на станцию метро и, нырнув в укромный закуток возле магазинчика, перебрался на западную сторону Свеавеген. Оттуда опять эскалатором поднялся на Мальмскиллнадсгатан.

Возле Стокгольмской террасы какой-то несчастный клянчил мелочь на пиво. Лунд, смолоду тоже бедствовавший, дал ему десятку.

– Можешь купить бутылку вермута, – наставлял он собрата по несчастью, явно растерявшегося от такой расточительной щедрости.

– Ну ты и псих! – протянул он.

– А курить хочешь? – спросил Лунд.

– Ты дурной или что? – Бедолага сплюнул и зигзагом поспешил к Мастер-Самуэльсгатан, к винному магазину.

Лунд же направился через Мальмкиллнадсгатан к перерытому Брункевергсторг, недовольно косясь на новые дома и большую гостиницу.

Переходя через канавы на Геркулесгатан, он припомнил, как однажды ночью нашел тут уютное убежище в доме, который уже снесли.

Дальше, в сторону Якобсгатан и Густав-Адольфсторг, город выглядел по-старому. У Министерства обороны стояли в ряд «мерседесы». Какой-то длинноволосый тип распахнул дверцу перед щуплым господином в штатском, вероятно, генералом, не оставившим еще мечту стать главнокомандующим.

Лунд, не обращая внимания на красный свет, перешел на другую сторону улицы у дворца наследника трона, и пара машин проводила его яростной серенадой. Но Лунд смотрел в землю и ничего не слышал, поглощенный собственными мыслями.

Его главным качеством – кроме легкого пера и многолетнего опыта – была предельная самоотверженность в добывании нужных сведений. Чтобы раздобыть сенсационную новость, он способен был прикидываться идиотом, льстить, угрожать, провоцировать толпу, лгать и даже красть.

Практически, однако, никогда не случалось так, чтобы кто-то на него разозлился. Он всех подкупал своим ненавязчивым обаянием, безграничной наивностью и естественной беззащитностью.

Пер Лунд был человеком весьма незаурядным, и казалось странным, что он стал газетчиком. Даже в своей нелегкой погоне за новостями он оставался простодушным, а таких среди журналистской братии найти не так легко.

В холле министерства юстиции он подошел к стеклянной кабинке, где персонал охраны стерег государственные тайны. Там сидели двое: один – бывший полицейский, другой когда-то служил в водной полиции на Каллинге.

– Добрый день, – поздоровался Лунд. – Я к Адельборгу из пресс-службы.

Бывший работник водной полиции окинул взглядом Лунда, стоявшего за стеклянной стеной с глуповатой миной из-за оттянутой жвачкой верхней губы.

– Что-то забрать?

– Да, – кивнул Лунд. – Я из Министерства обороны. Нужно забрать кое-какие бумаги.

Охранник подумал, что у соседей слишком часто меняют курьеров, и махнул Лунду, чтобы проходил, показав при этом дорогу в пресс-службу.

Лунд скрылся за поворотом коридора, но и не собирался встречаться с коллегами по перу. Прихватив первую попавшуюся картонную папку, он принялся шастать по многочисленным коридорам.

Найдя пустую комнату, входил спокойно, без труда вжившись в роль курьера. И уже через несколько минут кое-что нашел.

В одной из комнат на столе лежала папка с надписью «Для служебного пользования». Даже не оглянувшись, он начал читать, временами делая пометки на обороте конверта, который жена поручила ему опустить в почтовый ящик. В комнате он провел минут пять. Когда конверт был весь исписан, он сел за пишущую машинку, чтобы выписать несколько цитат.

Войди сейчас кто-нибудь, он сказал бы, что пришел починить машинку.

Но никто не вошел. За пять минут Лунд успел сделать множество выписок, сунул их в свою папку и удалился тем же путем, каким попал сюда.

– Нашел? – спросил вахтер.

– Разумеется, – ответил Лунд, – но времени потерял уйму.

Спокойно и неторопливо возвращался он в редакцию. На этот раз по Регирингсгатан, где заглянул в магазин и купил бутылку красного вина. Потом свернул налево на Мастер-Самуэльсгатан, спустился по эскалатору и в магазине сыров приобрел коробочку французского камамбера.

На шестнадцатый этаж нового небоскреба он поднялся лифтом.

– Звонила? – спросил он секретаря редакции, у которого на столе ждали две снятые трубки, пока он робко просил молодую сотрудницу не опаздывать на работу.

– У меня отец болен, – заявила она.

– Ах так… Чего тебе, Пер?

– Я спрашиваю, звонила?

– Не звонила.

Кивнув, Лунд удалился в свой закуток. Достал из шкафа пластиковый стаканчик, откупорил бутылку, налил полный стакан вина. Открыл коробочку с сыром, осторожно снял станиоль и откусил приличный кусок. Потом запил вином.

Съев сыр и выпив все вино до капли, он вставил лист бумаги в машинку и взялся за работу. Отстучав четыре страницы, молча положил их на стол секретаря. После чего сел в лифт и поспешил в Торговый банк, чтобы обсудить вопрос о ссуде на земельный участок в Ротебро.

Закончив разговор по телефону, секретарь редакции прочитал рукопись Лунда и тут же поспешил с ней к редактору отдела внутренней политики.

– В номер, – скомандовал тот после краткого размышления.

Так в пятницу перед полуднем все газеты Швеции, несколько информационных агентств и радио узнали, что Албания согласилась принять убийцу посла.

ГУСТАВ ЭНБЕРГ

Когда владелец магазина игрушек Густав Энберг вернулся вечером, жена его была дома. Звали ее Астрид, и все годы их супружества она полностью довлела над мужем, который ради собственного спокойствия потакал всем ее капризам.

Не раз ему приходилось тяжело, но он кое-как держался. Пытался найти отдохновение в книгах, в почтовых марках. И Астрид поощряла его хобби, хотя сама была бесконечно далека от всех его интересов.

Уже много лет Энберг был постоянным клиентом всяческих массажных заведений. Выбора у него не оставалось. От секса с женой – если он вообще случался – впору было плакать. Ее он просто не интересовал. Может, вина тут была Энберга, может, ее, а может, и ничья.

Совокупляясь с девушками из всяческих салонов, Энберг всегда испытывал угрызения совести. И это в немалой степени усиливало эротическое возбуждение. Ничего странного: запретный плод… и так далее.

Но вот теперь Энберг вернулся домой, где ждала Астрид. Хотя ей было за пятьдесят, она осталась стройной, симпатичной и весьма ухоженной.

Астрид читала газету за кухонным столом и едва покосилась на мужа.

– Ты дома! – воскликнул он.

– Да. И мне сразу же пришлось стирать и мыть посуду.

– Я полагал, ты вернешься только на будущей неделе.

– Это не повод, чтобы превращать квартиру в хлев.

– Но, дорогая… – начал было Энберг.

– Да-да, вот именно. Ты так и не привык к порядку.

Энберг убрался в ванную, немного посидел на стульчаке, бессмысленно уставившись перед собой. Потом старательно умылся. Взглянув в зеркало, он убедился, что побагровел, как после тяжких физических усилий. Пришлось пустить холодную воду и ополоснуть лицо, чтобы немного полегчало. Он вернулся в кухню. Астрид все еще читала.

– Ты ела?

– Ужин в холодильнике, нужно только подогреть.

В холодильнике оказалась тарелка с тремя кусочками рыбы и двумя картофелинами. Энберг поставил на плиту кастрюльку с водой, на нее тарелку и стал ждать. Прошло минут пять, и, вытерев низ тарелки, он поставил ее на стол, достал из шкафа стакан и налил молока из литрового картонного пакета.

– Почему ты не пьешь пиво, раз им забит весь холодильник?

Энберг подозревал, что разговор примет именно такой оборот. Он любил пиво и в отсутствии жены ежедневно пил его во время еды. Когда же она была дома, ему не хотелось пива. Пить пиво она считала некультурным, уже само это слово в ее устах звучало как бранное, напоминая плохие фильмы тридцатых годов и подозрительных завсегдатаев забегаловок на Содергатан.

Он не ответил, сосредоточившись на опостылевшей еде. Заняла она не больше трех минут. Потом старательно ополоснул тарелку и поставил в сушку рядом со стаканом и вилкой.

Пока он мыл и расставлял посуду, жена следила за ним страдальческим взглядом. Наконец он подсел к ней и спросил:

– Как в деревне?

Астрид сняла очки, протерла глаза старательно намани-кюренными пальцами и снова надела очки.

– Не видишь, я читаю?

Энберг почувствовал, как злость комом подкатывает к горлу и кровь стучит в висках. Но, как обычно, взял себя в руки.

– Пойду немного покопаюсь в марках…

– Делай, что хочешь,– отмахнулась она и вернулась к чтению.

Энберг перешел в одну из четырех комнат, составлявших их обширную квартиру в старом богатом доме неподалеку от французской школы и собора Святого Яна. Присев к столу, он рассеянно принялся перебирать маленькие разноцветные прямоугольнички. Обычно это занятие его сразу успокаивало, но на этот раз ничего не получалось. Вставив в глаз лупу, он поднял пинцетом марку с изображением футболиста. Энберг собирал марки на спортивную тему.

Некоторое время посмотрев на темнокожего футболиста с напряженными мышцами, он отложил марку, поднял бровь, и лупа выпала на подставленную ладонь. Концом пинцета принялся скоблить кожицу на ногтях, пока белые полумесяцы матово не засветились на розовой поверхности.

Снова поднял марку. Несколько секунд рассматривал ее, потом отложил. И так несколько раз.

В нем все еще не улегся гнев на жену. Одна из марок вдруг скаталась в пальцах в цветной шарик. Взяв его между большим и указательным пальцами, он пустил его под потолок. Шарик взлетел, потом отскочил, и Энберг вспомнил, как когда-то сделал это в школе, когда одноклассник забрал у него насос от велосипеда.

Из заднего кармана он достал бумажник. Там были четыре банкноты по сто крон. Вздохнув, он спрятал бумажник. И снова попытался сосредоточиться на марках. Со вздохом отыскал на полу маленький шарик, с трудом расправил его и долго вглядывался в сморщенный клочок бумаги, который был одним из лучших экземпляров его самой ценной серии. Потом разорвал марку на мельчайшие клочки и сразу как-то постарел – ведь все-таки ему уже исполнилось шестьдесят два…

Несколько раз он пересыпал обрывки с ладони на ладонь. Несколько клочков бумаги упали на пол, словно снежинки. Потом, тяжело вздохнув, отложил кляссеры с марками и пошел на кухню.

Астрид сварила себе кофе. Поднимая чашку, она старательно отгибала мизинец, как видела в кино.

– Не спрашиваю, будешь ты или нет, – сказал она. – Ты же не пьешь кофе по вечерам.

– Сегодня, во всяком случае, не хочу,– заявил Энберг таким странным тоном, что Астрид даже испугалась.

– Что с тобой? Ты что-то неразборчиво бормочешь.

– Напротив, я впервые говорю открыто.

– Открыто?

– Вот именно. Я собираюсь от тебя уйти.

Все было сказано. На несколько секунд воцарилась абсолютная тишина, настолько глубокая, что стало слышно тиканье больших часов в гостиной.

Астрид прервала молчание презрительным тоном, в котором все же чувствовалась нотка беспокойства:

– Уходишь? А на что ты будешь жить? Ты же не воображаешь, что сможешь прокормиться своей жалкой лавчонкой с игрушками?

Энберг почувствовал себя удивительно сильным, спокойным и даже уверенным.

– Я знаю, что все деньги у тебя, – сказал он. – Но это только облегчает дело. Могу не упрекать себя, что оставляю тебя без средств к существованию.

На этот раз голос жены едва не сорвался на визг:

– В прошлом году твой магазин принес максимум двадцать тысяч. Что можно получить за жалкие двадцать тысяч?

– Хоть что-то. Хотя бы спокойствие. И я смогу жить так, как хочу.

– И где же ты поселишься? Где будешь жить, я спрашиваю?

– Сегодня переночую в гостинице. А потом как-нибудь устроюсь. Не думаю, что так уж трудно подобрать жилье пожилому одинокому мужчине.

Губы жены дрожали.

– А обо мне ты совершенно не думаешь?

– Нет, – с удовольствием и радостью ответил он. – Я убежден, что в самом деле больше всего тебя беспокоит только мысль о скандале. Но как-нибудь переживешь. Ведь у тебя хватает денег…

Жена вдруг вскочила и кинулась в спальню. Он услышал скрежет поворачиваемого ключа и ощутил какую-то странную жалость, которая исчезла, однако, так же быстро, как и возникла.

Из чулана он достал кожаный чемодан, купленный два года назад, когда они ездили отдыхать в Израиль. Он даже не пытался войти в спальню за электробритвой, забрав из ванной обычную безопасную. В чемодан уложил три книги: два романа Достоевского и томик стихов Ферлина с потрепанными углами. Книжки он схватил первые попавшиеся, которые ничего не говорили о его вкусах. Но Ферлина он любил. Застегнув чемодан, перетянул его ремнем и заказал такси.

– Машина выезжает, – сообщил диспетчер.

Энберг поднял чемодан и вышел. Когда поворачивал ручку, распахнулась дверь спальни и оттуда с побагровевшим лицом выскочила Астрид.

– Ты не посмеешь уехать! – крикнула она.

– Ну почему же? – Он даже удивился, как легко ему удается сохранять спокойствие. – Прощай. – И вышел.

Он ни разу не оглянулся. Только на улице окинул взглядом унылый фасад и с отчаянием подумал о потерянных тут годах. Вот и такси. «В "Континенталь"!»

Девушка за стойкой была весьма любезна, но, к сожалению, свободных номеров не осталось. Возможно, лучше ему узнать в гостиничной справочной возле центральной станции метро. Но сейчас столько конференций, что нелегко найти свободный номер в любом из приличных отелей.

Пришлось Энбергу забрать чемодан и тащиться к справочной. Девушка за стойкой была еще более любезна и весьма ему сочувствовала, но единственное, что могла предложить, – гостиницу на Дроттингсгатан. Конечно, это не высший класс, но там чисто и уютно.

Энберг потащил чемодан через Васагатан в сторону Кунгсгатан, свернул направо в Бриггаргатан, то и дело косясь на витрины порномагазинов, и так постепенно добрался до Дроттингсгатан.

Немного уже оставалось гостиниц старого типа, убежищ для тех, кто не мог себе позволить поселиться в новых отелях, выраставших как грибы после дождя в преображенном, совершенно перестроенном районе.

Но несколько старых гостиниц еще уцелели: «Викинг», «Каса», «Избавление» и как там их еще… Энберг получил номер в одной из них и поужинал в ближайшем мексиканском ресторане. Цены там были немыслимые, но Энберг чувствовал себя прекрасно.

Немного прогулявшись, он вернулся в номер, лег спать и почти сразу заснул. Последней его мыслью перед сном было решение завтра пойти в полицию и рассказать про Ингу Мари и ее непонятный интерес к маскам.

КАРЛСТАД

В тот вечер премьеру предстояло быть в Карлстаде, чтобы провести там предвыборную дискуссию с руководителем оппозиционной партии центристов. Ян Ольсон отправился с премьером в Вармланд поездом.

По положению Сундлин получил отдельное купе для себя, помощника и Ольсона. Дискуссия в Карлстаде должна была касаться вечно актуального стремления к равенству.

– Грен преподнес сюрприз, по крайней мере мне, – заметил Сундлин. – Не думал я, что он так быстро освоится с ситуацией и превратится в заядлого консерватора.

Для Ольсона, читавшего книгу о битве на Сомме, в свою очередь, было сюрпризом явное спокойствие премьера. Трудно было поверить, что хоть малейшая тучка омрачает его душу.

– Странно, – продолжал Сундлин, – но политика для меня – как наркотик. С утра, стоило вернуться на работу, как почувствовал себя во всех отношениях гораздо лучше.

– А ты не думаешь, что это происшествие дает тебе психологический перевес в дебатах? – спросил помощник, который был членом риксдага и уже видел в мечтах ковровую дорожку в министерское кресло.

– Я думал над этим, – ответил Сундлин. – И даже слышал, как кто-то говорил, что это для меня равносильно победе на выборах.

Ольсон в разговоре не участвовал, но в эту минуту вдруг вспомнил, что Кастро примерно то же самое сказал при известии о покушении на президента Кеннеди. Первая мысль бородатого диктатора была о том, что Кеннеди теперь гарантирована победа на выборах.

«Но вышло все гораздо хуже», – подумал Ольсон и вернулся к повествованию о Первой мировой войне.

– А как тебе кажется, Ольсон? – спросил премьер.

Ольсон прекрасно расслышал вопрос, но, чтобы выиграть время на размышление, сделал вид, что до него слишком долго доходит.

– Возможно, Грен чувствует себя не столь свободно, но даже если так, что это значит по сравнению с твоими переживаниями?

К своему удивлению, Ольсон был зол на Сундлина, считая, что премьер слишком легко относится к собственной ситуации. Но тут ему припомнилась минута, когда он видел его без маски искушенного политика. Чтобы держаться как премьер, нужно обладать невероятной силой воли.

– Вармланд – вечная наша проблема, верно, Бертиль?

– Проблема – слишком мягко сказано, – буркнул помощник, который проблемы этого края знал как свои пять пальцев. – У нас тут в списке нет ни одной привлекательной кандидатуры.

Премьер прервал его с деланным удивлением.

– Что? Ты полагаешь, что Госта – непривлекательная фигура?

– Нет,– холодно прозвучало в ответ.– Госта хорош как управленец, но агитатор из него – не приведи Господь.

Ольсону показалось, что двое политиков воспринимают его как неодушевленный предмет, в присутствии которого можно вести себя бесцеремонно. И решил немного размяться.

– Через пять минут вернусь, – предупредил он.

– Можешь не торопиться, – буркнул премьер.

Вагон-ресторан был рядом. Ольсон купил в баре пиво и сел у окна, за которым проносились воды Нарке.

Пиво пришлось налить в картонный стаканчик весьма неприглядного вида. Оно оказалось теплым, Ольсон поспешил его допить и вернулся в купе.

Премьер с помощником все еще обсуждали тактику вечерней дискуссии.

– Нужно любой ценой избегать домохозяек и многодетных матерей, – говорил премьер. – Ты должен признать, что наши аргументы совершенно не действуют именно на эти слои. Так что уж лучше опираться на проверенные профсоюзные кадры – многая им лета!

– Нам бы пошел на пользу небольшой скандальчик в стане правых, как на предыдущих выборах, – заметил помощник. – Сокрытие доходов, фальшивые декларации…

Сундлин явно устал. Он долго молча смотрел в окно, машинально потирая затылок, разминал шею, крутил головой и, наконец, сглотнул слюну, словно его тошнило.

Помощник проголодался. Он нервно застегнул воротничок, подтянул галстук в темную полоску, поправил безупречного кроя пиджак.

– Пойдем поедим?

Премьер неторопливо повернулся в его сторону.

– Мне не хочется. Что-то разболелась голова. Я лучше подремлю.

Помощник вышел, даже не спросив Ольсона, не составит ли он компанию. Премьер усмехнулся.

– Наверное, ты думаешь, что ему следовало пригласить тебя?

– Нет. Все равно я бы с ним не пошел. И он об этом догадался.

– Он понемногу учится, – примирительно заметил премьер.– Еще остались кое-какие шероховатости, которые нужно отшлифовать. Большинство приходящих в мою администрацию точно такие же. Парень способный, но не настолько, как ему самому кажется.

– Что вообще политик старой школы может думать обо всех этих интеллектуалах, которые прямо со школьной скамьи начинают заниматься политикой? Мне кажется, такая карьера представляет известную опасность для общества.

– Насколько мне известно, и ты подобным образом оказался в САПО, – заметил Сундлин, и Ольсон покраснел. – Это не худший путь, только нужно иметь силы и умение делать дальнейшие шаги.

– Уметь понять, откуда ветер дует?

– Можно сказать и так.

– Но разве не парадокс, что именно такие люди отличаются наибольшим радикализмом в партии и в профсоюзах?

– Не знаю, так ли в самом деле. В Центральном совете профсюзов хватает радикалов и среди людей от станка.

– Голова больше не болит? – сменил тему Ольсон.

– Ничего страшного. Это все нервы. Мне трудно быть столь же откровенным с Бертилем.

– Похоже, с Албанией все устроилось?