Текст книги "Скандинавский детектив. Сборник"

Автор книги: Мария Ланг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 42 страниц)

Но он прекрасно знал, что алкоголь действует на него довольно странно. Мог выпить много, и никто бы по нему этого не заметил. Но потом, превысив норму, вдруг отключался начисто. Пару раз с ним такое уже случалось и приучило к известной осторожности.

Арне подумал, как там Инга Мари. Она без возражений приняла его предложение поделиться будущим вознаграждением. Он довольно ухмыльнулся. Черта с два! Он не собирался ни с кем его делить, ему самому нужны деньги.

Сама мысль выполнить уговор с Ингой Мари казалась ему полным идиотизмом. Разве она не хотела сдать их в полицию? Пусть получает то, что готовила им.

Выпивка сняла напряжение, теперь думать стало куда легче. Разумеется, какая-то тревога в нем еще жила. Как отреагирует Инга Мари, когда убедится, что осталась на бобах?

Над такой возможностью он пока не задумывался. Строить далеко идущие планы было не в его привычке. Он был человеком мгновенных решений и часто доверялся интуиции. Качество это, поначалу бывшее большим достоинством в его бизнесе, постепенно превратилось в недостаток. Так же по интуиции он ставил на лошадей или играл в рулетку. Время от времени случались крупные выигрыши, но куда чаще он проигрывал, теряя огромные деньги.

Временами Арне брался за торговлю наркотиками. Это окупалось, но он оставался только мелкой рыбешкой. Любил быстрые и легко дающиеся заработки, но не трепел долгих и более сложных обязательств.

Арне не мог понять таких, как Боссе, который ужасал его уверенностью в себе, хладнокровием и выдержкой в любой ситуации. При мысли о Боссе Арне скрипнул зубами. Потом достал из заднего кармана расческу, содрогнувшись от отвращения при виде сыпавшейся с нее перхоти. Черт, надо убираться из этой дыры. Теплая ванна, свежее белье и милый гул ресторана… Метрдотель, провожающий его к облюбованному столику… Вот такая жизнь его устраивала, позволяла чувствовать себя важной персоной. Он все еще хранил пару вырезок из «Дагенс нюхетер»: «Молодой миллионер (автомобили) Арне Ризефельт относится к истинной элите Стокгольма. На снимке он на открытии дискотеки вместе с новой избранницей».

Да, были времена. Он еще помнил приемы, стоившие по нескольку десятков тысяч. Если хочешь вращаться в приличном обществе, нужно платить. И он хотел туда вернуться! Для начала недоставало только некоторой суммы. И никто, а тем более женщина, ему в этом не помешает.

Женщины… Эта девушка тоже невесть что из себя корчит. И чего она задирает нос? Прислуга премьера. Наверняка не только прислуга. Наверняка тот ее кое-чему научил…

Лицо Арне налилось кровью. Он вспомнил приказ Боссе держаться от нее подальше. Ладно, ладно. Он ее не тронет. Не она одна на свете. Но хороша стерва!

Он выглянул в окно. Лило как из ведра. Некоторое время он водил пальцем по стеклу следом за стекавшими каплями, походя на ребенка-переростка. Пальцем дотянулся до рамы, капля исчезла. Арне тряхнул головой и оставил свою забаву.

Он снова был бодр, виски помогло. Бутылка все еще стояла на столе, золотистое содержимое заманчиво поблескивало. Арне схватил бутылку, вытянул пробку и услышал единственный в своем роде свистящий звук, когда пробка выскочила из горлышка. Сочный запах виски защекотал ноздри. Почувствовав внезапную тошноту, он заткнул бутылку и встал из-за стола. Еще раз задержался у запертых дверей. Казалось, оттуда слышится ровное дыхание. Рука на рукоятке пистолета расслабилась. «Интересно, решился бы я выстрелить? – подумал он. – Очень интересно».

И попытался вообразить, как сгибается палец, нажимающий на курок, и пуля сносит Анни полголовы. Одна мысль об этом вызвала сильнейшую эрекцию. И как обычно в таком состоянии, он ощутил себя полузагипнотизированным. Немалого усилия стоило стряхнуть с себя это наваждение. Нет, это невозможно…

Он широко зевнул и посмотрел на часы. Половина первого. Боссе нет уже полтора часа. Он говорил, что обернется за пару часов.

Арне несколько раз смочил полотенце и вытер лицо. Ус-талось тяжело давила на плечи. Он чувствовал, что больше не выдержит. Протер глаза – не помогло. В них еще больше замельтешили темные мушки. Теперь он кружил по кухне, чувствуя, что если сядет, то тут же уснет.

Интересно, как поступит Боссе, чтобы вручить письмо Сундлину. Ну, он-то что-нибудь придумает, сукин сын.

Арне не был уверен, удалось ли ему убедить Боссе, что Инги Мари нет в живых. Похоже, тот не поверил, но это и неважно. «Но может, я его и убедил, – успокаивал он себя. – Нужно вспомнить, что я ему наговорил».

Он снова сел к столу, чувствуя себя уже получше. Достал пачку сигарет, щелкнул зажигалкой «ронсон» – памяткой о сладких денечках. Запрокинул голову и выпустил несколько колец дыма. Долго пришлось тренироваться, чтобы научиться такому фокусу.

Арне качнулся в кресле, оно стукнуло ножками об пол и отодвинулось так, что теперь он не мог достать бутылку. И тем не менее достал, отпил глоток, потом другой. И пару раз глубоко затянулся. Ему становилось все лучше. А если и вправду заполучить эту девицу? Она наверняка не против. Как следует ее напугать, а потом взять с ходу, так, чтобы аж кричала…

Он покосился на часы. Трудно было удержать взгляд на одной точке, пришлось прищурить глаз, чтобы увидеть, где стоят стрелки. Да, он стремительно пьянел. Да что там! Все одно.

Еще раз потянул из бутылки. Струйка виски потекла по подбородку. Качаясь, подошел к шкафу и вытащил свою маску. В маске он и возьмется за Анни, это напугает ее еще больше. Но, натянув маску, он почувствовал себя еще хуже. Тошнота так и подкатывала к горлу, он задыхался под резиновой личиной.

В панике Арне сорвал маску, желудок выворачивало, его теплое содержимое размазывалось по лицу и волосам. Смертельно бледный, он по-детски хныкал. Вывернутая наизнанку маска валялась на полу.

Из комнаты постучали. Грязный и униженный, он потащился к двери.

– В чем дело?

– Могу я чем-нибудь помочь?

В голосе Анни звучало сочувствие и беспокойство.

– Я заболел,– ответил Арне, приятно удивленный ее интересом.

– Откройте, я помогу.

Даже не задумываясь, насколько это рискованно, он повернул ключ и открыл двери. В полумраке комнаты Анни не было видно.

– Где вы?

Первый удар ножкой разломанного кресла угодил в горло. Захрипев от боли, он убрался на кухню.

Анни – за ним, с занесенной для удара ножкой.

Арне попытался выхватить из кармана пистолет, но курок зацепился за подкладку. Он плакал, размазывая слезы по лицу.

Анни замахнулась снова, он прикрылся локтем и отчаянно взвыл, когда удар пришелся углом.

– Перестань, перестань, – умолял он.

Сделав вид, что целится в живот, она рубанула его по макушке. Арне рухнул на колени.

Шум разбудил Кристину.

– Анни! – позвала она. – Что случилось?

Анни на шаг отступила и замахнулась для нового удара.

– Хватит! – раздался голос с другого конца кухни.

Анни обмерла. Там стоял Боссе, явно довольный этим зрелищем. Хотя маленький пистолет в его руке к шуткам не располагал.

– Иди займись Кристиной, – бросил он. – Слышишь, она перепугалась.

– Черт, как не повезло!– вздохнула Анни.

– Это верно, – признал Боссе. И носком ботинка пнул корчившегося на полу Арне. – Вставай!

Арне в ответ забормотал что-то невразумительное. Боссе пнул его сильнее. Арне постоял на четвереньках, медленно и с натугой поднялся на колени, но встать так и не смог – снова рухнул.

Боссе рассмеялся.

– Как ты можешь так надираться?

– Не знаю.

– А кто знает? – удивился Боссе.

Арне начал подниматься снова, на этот раз удачно. Стоял, качаясь, как тростник на ветру, все еще перемазанный собственной блевотиной. Немногое осталось от его обычного облика денди.

– Она меня ударила, – пожаловался он.

– Вот именно.

– Я думал, хочет мне помочь.

– Ты всегда ошибался в женщинах. Но ты не ответил на вопрос: как ты мог так напиться?

Арне изо всех сил пытался рассмотреть своего собеседника, но не получалось. Немного помогло, когда он закрыл один глаз. Но комната вдруг поплыла, и Арне снова замутило. Боссе это заметил.

– Если собираешься блевать, пошел к черту во двор.

В отчаянии Арне кинулся к дверям. И едва успел.

Боссе повернулся к Анни все с тем же выражением лица. Похоже, вся эта сцена его немало позабавила.

– Ты – опасная особа, – сказал он. – Нужно тебя получше караулить.

Анни в отчаянии смотрела на него. Потом резко отвернулась и увидела, что Кристина стоит в распахнутых дверях. Малышка сонно моргала и казалась очень удивленной.

– Это его стошнило на пол? – спросила она.

– Да, он заболел.

– А почему ты его била?

– Потому что он глупый.

Кристину такой ответ явно не удовлетворил, и она с интересом уставилась на Боссе.

– А ты бандит, – сказала она.

– Кристина, нельзя так говорить.

Голос Анни звучал сурово, и Кристина удивленно уставилась на нее.

– Я думаю, что ты бандит, – повторила она.

Анни пожала плечами. Боссе, все еще улыбаясь, обошел заблеванное место на полу и налил себе из бутылки Арне.

– Хочешь выпить? – спросил он.

– Нет, спасибо. Пойдем, Кристина, пора в постель. Поздно, а тебе нужно выспаться.

Взяв Кристину за руку, она увела ее в комнату, закрыла дверь и услышала, как Боссе повернул ключ в замке. Анни укрыла девочку одеялом и легла сама.

– Никого бить нельзя, – сказала Кристина.

– Нельзя, но он такой дурак!

– Если кто-то дурак, то его рвет?

– Нет, не всегда. Ну спи уже.

Кристина послушно сунула палец в рот, легла на бок и свернулась клубочком. Закрыла глаза, потом открыла, вынула палец и сказала:

– Завтра я хочу поехать к папе, и все.

– Может, и поедешь. Посмотрим.

НОВОСТЬ

Обвинителя по делу Енса Форса специально для этого выписали из провинциального городка в Северной Швеции. В пятницу вечером его вызвали в Министерство иностранных дел, где сообщили, что все формальности завершены и уже завтра Форса вышлют в Албанию.

Прокурор умел подчиняться. Он сразу понял, что говорить тут нечего, но не хотел сдаваться совершенно без борьбы и потому сказал советнику министерства:

– Я поеду в Лангхольмен – уведомлю Форса.

– Не лучше ли поручить это его защитнику?

– Не думаю.

Ему удалось поймать такси на Фредсгатан. Шофер, мужчина средних лет с багровой физиономией, узнал его.

– Ужасно, что придется выпустить этого идиота.

– Ну что ж, прежде всего приходится думать о похищенных.

– Голову даю на отсечение, что все это придумал Сундлин, чтобы набрать побольше голосов.

На Нора-Бангторгет шофер беззаботно проехал на красный свет. Шины визжали на поворотах. Перепуганный прокурор не отваживался протестовать. С визгом затормозив у главных ворот Лангхольмен, шофер сказал:

– Может, и лучше, что мы от него избавимся, по крайней мере не придется его содержать.

Когда прокурор вошел, Енс Форс читал, лежа на постели, и едва повернул голову. Они поздоровались, и Форс со вздохом отложил книжку.

– Я прямо из Министерства иностранных дел, – начал прокурор.

Форс по-прежнему лежал, глядя в потолок. В бороде застряли хлебные крошки, руки он сжал в кулаки.

– Мне подтвердили, что вас завтра освободят и посадят в самолет, летящий в Тирану, в Албанию.

– Я знаю, что Тирана в Албании. То, что я бросил гранату в американского посла, не означает, что я полный идиот.

– Я вовсе этого не утверждаю,– ответил прокурор.

На миг повисла тишина.

– Вы хотите уехать?

– Не имеет значения, что я хочу. Дело решено и закрыто.

– Никто не может вас принудить к выезду, – заметил прокурор и сам немного устыдился, хотя мысль, что Форс может поддаться на обман, доставила ему удовольствие.

– Уже решено, что мне нужно ехать, – возразил Форс. – Я подчиняюсь отданным приказам.

– Каким приказам?

Легкая усмешка скользнула по губам Форса. Он покачал головой.

– Я представляю, как вам хочется это знать.

Прокурор казался совершенно сбитым с толку. Он поправил галстук, стряхнул пылинку с лацкана пиджака.

– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду…

– И не пытайтесь. Вам ни за что не заставить меня говорить.

У Форса была хитровато-глупая ухмылка, как у человека, который звонит знакомому и требует угадать, кто у телефона.

– Так вам больше нечего мне сказать? – уточнил прокурор. – Не лучше ли в конце концов сбросить с души этот камень? Ведь вы уже ничем не рискуете.

– С чего вы это взяли? Нужно принимать во внимание не только шведский приговор.

– Вам кто-то угрожал?

– Нет.

– Тогда на что вы намекаете? Скажите наконец.

Прокурор пытался придать голосу властность, но желаемого результата не добился. Форс демонстративно сжал губы и для большей выразительности еще приложил к ним палец. Выглядело это довольно потешно.

– Прошу вас, тут не до шуток. Вы же понимаете, что дело очень серьезное и на карту поставлена жизнь двух человек.

– Какое значение имеют две жизни, когда большая часть человечества голодает?

Прокурору трудно было найти подобающий ответ. И что можно на это ответить? Ведь по-своему Форс прав.

– А если бы речь шла о вашей матери?

– Прошу ее не трогать. Впрочем, я и пальцем бы не шевельнул, чтобы ее спасти.

Прокурор знал, что САПО записывает их разговор. Будучи человеком с исключительным чувством собственного достоинства, он не хотел выглядеть смешным в глазах подслушивающих и потому счел дальнейшие разговоры излишними. Ведь дело все равно закрыто. Он получил команду свыше, так что все попытки продолжать разбирательство бесполезны.

– У вас будут два сопровождающих.

– Я в них не нуждаюсь.

– Я тоже так считаю, но мы хотим быть уверенными, что вы действительно доедете и вами займутся.

– Что значит «займутся»?

– Понимаете, вначале вам понадобится помощь. Вы же приедете в совершенно незнакомую страну. Там может возникнуть целый ряд практических трудностей. Хотя бы языковых. Уже одно это может стать обременительной проблемой.

– У меня нет денег, – заявил Форс.

– Об этом прошу не беспокоиться. Обо всем подумали. На дорогу вы получите из казенных средств. А албанские власти обеспечат ваше содержание.

Совершенно неожиданно Форс расхохотался.

– Вы совершенно ничего не понимаете! – выкрикнул он. – Но это все равно и даже к лучшему.

– Прошу вас говорить прямо, что вы имеете в виду.

– Никогда.

Прокурор почувствовал себя неуверенно. Никак он не мог найти нужный подход к человеку, лежавшему в постели. Обычные логические аргументы до него не доходили. Глядя на Форса, он заметил, как тот шевелит губами.

– Простите, не слышу…

– Я сам с собой, – с несмелой усмешкой пояснил Форс. – Так часто случается в одиночестве. В одиночке всегда хочется с кем-то поговорить.

– Это и в самом деле может быть необходимо, – признал прокурор. – Вам нечего мне сказать?

– Нет.

– Тогда нам остается только распрощаться. Впрочем, мы увидимся утром на аэродроме.

– В котором часу вылет?

– Это пока окончательно не определено, но все говорит за то, что вы отправитесь сразу пополудни. Лучше всего было бы лететь через Копенгаген и Прагу.

Прокурор покинул камеру. Форс и не подумал хоть привстать с кровати и натянул одеяло по самую бороду.

В комнате с подслушивающей аппаратурой двое полицейских расслабились. Один из них достал из сумки старый термос и налил себе стакан жидкого кофе.

– Что за церемонии, – буркнул он. – Выслали бы его, и конец, хоть бы мы вздохнули свободно.

– Мне вся эта история кажется довольно странной,– заметил второй, не прерывая чтения «Экспрессен».

– Да, что-то за всем этим должно крыться,– признал первый, прихлебывая кофе.– Слышал, он получит эскорт в Албанию!

– Наверняка пошлют какого-то идиота из криминалки. Нас никогда не посылают за границу. Может, это и к лучшему.

– А ты слышал, что Ян Ольсон на постоянно прикомандирован к Сундлину?

– Я бы с ним не поменялся.

– Почему?

– Очень мне надо – сутки напролет топать по пятам за такой важной шишкой! Тьфу!

Магнитофон был все еще включен, но из камеры Форса почти ничего не доносилось. Разве что скрип кровати,, когда тот ворочался с боку на бок. И все. В комнате было душно. Читавший отложил «Экспрессен» и открыл окно.

Не помогло. Влажный воздух висел над городом, как грязная вонючая тряпка. Дым с фабрик на Лилиехольмен растекался между скопищами домов.

Форс тоже поднялся с кровати и встал у окна. Потом вернулся в постель, сел, опер голову на руки, все еще сжатые в кулаки. «Как я устал,– думал он.– Мне кажется, я сделал все, чего только можно желать, а они все равно недовольны».

Магнитофон – прекрасный аппарат, но все еще далек от совершенства. Мысли он записывать не умеет. Будь такая запись возможной, в САПО уже знали бы, что Форс страдает навязчивыми галлюцинациями. Наяву его постоянно терзали настойчивые голоса. И все чего-то требовали, ни на миг не давая покоя. Было только вопросом времени, когда Енс Форс уже не сможет больше скрывать это. Когда это случится, болезнь его станет очевидна для всех. Но пока еще на вид он был совершенно нормальным.

Форс подошел к двери и спросил дежурного:

– Можно мне сигарету?

СТУРЕБИ

В субботу после обеда маленький «фольксваген» остановился у виллы. Сундлина в Стуреби. Солидный мужчина в фуражке курьера выбрался из-за руля, подошел к двери и позвонил.

Ян Ольсон открыл почти сразу.

– Письмо какому-то Сундлину, – сообщил посыльный, подавая конверт. – Прошу расписаться.

Взяв большой конверт, Ольсон расписался в потрепанной книге, которую протянул посыльный.

– Кто вам дал письмо? – спросил Ольсон.

– Понятия не имею. Мне просто велели приехать сюда.

– Можете подождать немного?

– Нет, у меня нет времени.

Ольсон неохотно достал служебное удостоверение. На посыльного особого впечатления оно не произвело.

– А какое мне дело до ляга… до полиции?

– Я полагаю, никакого, – вежливо согласился Ольсон, – Вот только в этом доме живет премьер Сундлин, а письмо может быть от похитителей.

До посыльного сразу дошло. Сняв фуражку, он почесал в затылке.

– Ну вот, вечно я во что-нибудь вляпаюсь.

– Еще не известно, – заметил Ольсон. – Будьте любезны, войдите.

Они вместе прошли в кухню. Посыльный, вздыхая, сел к столу. Ольсон открыл холодильник.

– Хотите пива?

Тот кивнул. Ольсон достал бутылку.

– Стакана не надо,– сказал посыльный.

Ольсон оставил его в кухне и постучал в дверь спальни Сундлина, который полчаса назад лег отдохнуть.

– Войдите.

Ольсон вошел, подал конверт. Премьер тут же вскрыл его и прочитал.

– От похитителей? – спросил Ольсон.

– Разумеется.

Ольсон машинально протянул руку за письмом, но Сундлин, казалось, этого не заметил, прикусил губу и отвел глаза.

– Он в кухне.

– Кто?

– Посыльный, который принес письмо. Мне кажется, он ничего не знает, но попытаюсь выжать из него все, что удастся.

– Ладно.

Ольсон вернулся в кухню, где посыльный скучал над пустой бутылкой. Фуражка лежала на столе, лысый череп обрамлял веночек кудряшек.

– Как вас зовут?

– Бергман. Йон Бертиль.

– Что вы знаете про это письмо?

– Что его оставили вчера вечером с указанием вручить только сегодня.

– А вам не показалось это странным?

– Говорю же вам, я только получил команду отвезти сюда письмо.

– Простите. Но вы не догадались, что адресовано оно премьеру?

– Нет, не догадался и думаю, никто на это не обратил внимания. Я смотрю только на адрес, фамилия меня не интересует.

Ольсон подумал, что это логично. Продолжать разговор не стоило. После нескольких уточняющих вопросов Бергман уехал.

– Прошу пока никому ни слова, – предупредил на прощание Ольсон.

– На меня можете положиться. Рот на замке.

Премьер перешел в салон и теперь сидел в кресле.

– Что-нибудь получилось?

– К сожалению, нет. Он только знает, что письмо оставили вчера с указанием вручить его сегодня. Возможно, стоит расспросить тех, кто принимал письмо.

– Я не уверен. Такие типы легкомысленно не поступают. Наверняка приняли все меры предосторожности.

– А не лучше ли сейчас же известить криминальную полицию, чтобы они начали работу?

Премьер не ответил. Он ритмично пошевеливал сомкнутыми кончиками пальцев, полузакрыв глаза. Ольсона его молчание несколько беспокоило.

– Я хотел бы знать, не лучше ли позвонить в криминальную полицию, – повторил он.

Премьер перестал заламывать пальцы, пару раз провел рукой по горлу. Судя по сосредоточенному взгляду, он напряженно размышлял.

– Думаю, это лишнее…

Вновь взяв письмо, он держал его в вытянутой руке, словно дохлую мышь. Выглядело это смешно, может быть, даже театрально.

– Но криминальная полиция должна проверить отпечатки, сравнить почерк.

– Я не хочу.

Слова эти были произнесены весьма решительно. Премьер бывал упрям, Ольсону случалось читать об этом в газетах. Видимо, сейчас был как раз такой случай.

В комнате повисла пауза. Сундлин отложил письмо, сунув его под сукно на огромном столе, пересел в качалку и раскачался так, что заскрипели полозья.

Ольсон не знал, как себя вести. И решил оставить начальство в покое. Может, Сундлин передумает, даст ему письмо? В противном случае Ольсон оказался бы в трудной ситуации, ведь чувство долга заставляло его уведомить коллег из уголовки, что произошло. Такого просто замолчать не удастся.

– Сядь, – бросил Сундлин.

Ольсон сел.

– Мне нужна твоя помощь, – продолжал премьер.

– Разумеется, я сделаю все, что могу, – заверил заинтригованный Ольсон.

– Я попал в ловушку.

Воцарилась тишина. Сундлин снова раскачался, да так сильно, что Ольсон испугался, как бы он не перевернулся, и с трудом удержал себя, чтобы не ухватиться за поручень.

Сундлин вдруг подбежал к окну, пустая качалка продолжала раскачиваться. Через несколько минут премьер обернулся к Ольсону.

– Ты должен обо всем знать.

И снова пауза. Ольсон чувствовал, что должен что-то сказать, но ничего не приходило в голову.

Сундлин открыл шкатулку с сигарами, долго и старательно выбирал и, наконец, закурил одну. Пару раз затянулся, потом положил бурый огрызок в пепельницу. Тонкая струйка голубого дыма поднималась к потолку. Сундлин сосредоточился, как бегун перед стартом, когда готовится к рывку.

– Ты должен понимать, что для меня это нелегко.

– Конечно, понимаю.

– Ничего ты не понимаешь!

Этот странный ответ кольнул Ольсона. Он обиженно поджал губы.

– Ты меня неверно понял. Я, конечно, верю, что ты мне сочувствуешь, но не знаешь и не понимаешь причин моей озабоченности.

– Гм…

– Что ты, собственно, обо мне знаешь?

– Думаю, примерно столько же, как и все.

– Знаешь, например, богат ли я?

– Я слышал, у тебя есть в банке пара сотен тысяч.

– Ага, слышал… А больше ты ничего не слышал?

– Нет, а что?

– В самом деле примерно столько у меня на счете здесь, в Швеции. Но гораздо больше в Швейцарии.

Ольсон уставился на премьера, разинув рот. Он сразу понял взрывную силу этой информации.

– Представляю, что ты сейчас думаешь, – продолжал Сундлин. – Понимаешь, это конец для меня и для всей партии, если вдруг станет известно, что я вывез из страны деньги, чтобы избежать налога на прибыль, который сам же утвердил.

Ольсон ничего ответить не смог. Он был совершенно потрясен признанием премьера. Кроме того, он чувствовал себя очень неуютно. Как себя вести? И что кроется за откровенностью Сундлина?

– Остальное ты и сам понимаешь, верно?

В голосе премьера звучали усталость и отчаяние. Он потянулся к сигаре, жадно затянулся.

Ольсон испытующе смотрел на него. Наконец до него начало доходить. И Сундлин вскоре подтвердил его подозрения.

– Полагаю, ты уже понял, – сказал он. – Похитителям нет никакого дела до Енса Форса. Им нужны мои деньги. Требуют полмиллиона.

– Господи Боже! – вырвалось у Ольсона.

– Вот именно, – кивнул Сундлин.

– Но зачем ты мне это говоришь? – спросил Ольсон, и прозвучало это как упрек.

– Потому что рассчитываю на твою помощь.

– Нужно признать, это уже немало.

– Верно.

– Значит, в первый раз ты получил сразу два письма.

– Разумеется.

– И ты намерен заплатить?

– А у меня есть выбор?

– Может, ты с ними уже даже встречался?

– Нет.

– Говорил по телефону?

– Тоже нет.

– Когда нужно передать деньги?

– Завтра. В тот же час, когда Енс будет выслан в Албанию.

– И где?

– На станции в Соллентуне. Прочитай сам.

Сундлин извлек письмо из-под сукна, все еще прикасаясь к нему так, словно это была дохлая мышь. Ольсон раскрыл конверт с машинописным текстом: «До сих пор вы следовали нашим указаниям, и с вашей дочкой и ее воспитательницей ничего не случилось. Чувствуют они себя хорошо. Полагаем, вы уже приготовили деньги и надежного посредника. Надеемся, вы последовали нашим предыдущим указаниям и деньги подобраны в мелких банкнотах разных серий и номера их не подряд.

Деньги уложите в самую обычную сумку. Посредник должен сесть в поезд на Соллентуну, отходящий из Стокгольма в 14.42. В Соллентуне пусть остается на перроне, ожидает поезда с противоположной стороны и ждет у первого вагона. Когда двери будут закрываться, пусть сунет сумку в переднюю дверь вагона, наш человек ее заберет.

И помните: жизнь вашей дочери зависит от того, станете ли вы действовать по инструкции и не будет ли уведомлена полиция».

И это все. Совершенно машинально Ольсон свернул письмо.

– Я хочу, чтобы деньги передал ты, – сказал премьер.

От его сильной личности мало что осталось. Похоже, он уже сдался. Нижняя губа дрожала, он был готов расплакаться. Ольсон невольно растрогался и тщетно пытался сдержать это чувство.

– Но я же полицейский, – сказал он наконец. – И не могу участвовать в подобных делах. Это невозможно.

– Ты получишь, сколько захочешь.

– Не говори лишнего.

Сундлин, однако, вновь обрел прежнюю твердость. В только что мутных глазах что-то блеснуло.

– Чего ты добьешься, если обо всем доложишь?

– Да ничего.

– Вот именно. Ни ты, ни кто другой ничего с этого не получат.

– Не совсем так. Не забывай о своих политических противниках. Они наверняка выиграют выборы.

– Может, и выиграют, но такой скандал приведет к необратимым последствиям в политической жизни.

– Это безумие! И ты сам себя загнал в ловушку.

– Это правда, но я не просто Бенгт Сундлин. Я премьер этой страны. И совершил непоправимую ошибку, как политическую, так и моральную. Вопрос только в том, пойдет ли кому-то на пользу, что эта ошибка станет предметом публичного обсуждения.

– Этот аргумент меня не убеждает. – Ольсон особо подчеркнул слово «этот».

Сундлин за завесой дыма прищурился.

– А какой бы тебя убедил?

– Чисто человеческий. И, что хуже всего, я подозреваю, что ты давно это предвидел. А все остальное – только дымовая завеса. Я не хочу иметь на совести жизнь твоей дочери. Но обещаю молчать только до тех пор, пока твоя дочь и ее воспитательница не окажутся в безопасности.

Сундлин вздохнул.

– Этого достаточно.

ПЕРЕЕЗД

В субботу утром Арне проснулся с жуткого похмелья. Когда сел, его повело, как на карусели. Так что он предпочел медленно и осторожно лечь, а маленькие злые человечки все тыкали его в мозг острыми, как бритвы, ножичками.

Повернув голову, Арне заметил Боссе. Тот выглядел вполне свежо и трезво. Он как раз доедал яйцо всмятку. Из кухни тянуло кофе. От запаха Арне еще сильнее замутило.

– Доброе утро, – ухмыльнулся Боссе. – Как самочувствие?

– Ужасно голова болит.

– М-да, недурно она тебя приложила. Вместе с похмельем это должно здорово отравлять тебе жизнь. А что, собственно, тут произошло?

Арне молчал. Он был просто не в состоянии разговаривать. И совершенно не мог собраться с мыслями.

– Наверняка тебе приспичило ее пощупать!

Арне пытался протестовать, но вышло хуже некуда. Надо бы круто осадить Боссе, но подходящие слова в голову не приходили. Дышалось тяжело, грудь вздымалась, он жадно глотал воздух. Его опять мутило, и Арне изо всех сил пытался усмирить бунтующие горло и желудок.

– Женщин лучше остерегаться, – заметил Боссе.

– Может, тебя кастрировали?

Боссе на такое предположение даже не обиделся, лишь усмехнулся, да сверкнули зеленоватые глаза.

– Нет, почему, я женщин люблю. Но только все в свое время. По этой части Моисей был прав.

– Какой еще Моисей?

– Да так, я вспомнил Библию. Сидя в Лангхольмен, я проштудировал Библию от корки до корки. Толковая книга. Разумеется, если не принимать ее слишком всерьез. Когда мне было лет четырнадцать-пятнадцать, я даже пользовался Библией как порно.

– Порно?

– Да, уж больно здорово там у Иезекииеля… – Боссе громко рассмеялся.

Арне как можно осторожнее повернул голову в одну сторону, потом в другую. Болело так, что задрожали ноздри. Переносица почернела от удара, кровоподтек отливал синим и лиловым.

Боссе старательно выскреб яйцо из скорлупы и откусил побольше хлеба. Потом с явным удовольствием глотнул смоляно-черный кофе.

– Который час? – спросил Арне.

– Скоро девять.

Арне силился собраться с мыслями. Что-то нужно было припомнить, но никак не получалось. Он закрыл глаза. Это помогло.

– Разве вчера ты не сказал, что сегодня нужно куда-то перебираться?

– Точно, ты верно помнишь.

– Ну и как, перебираемся или нет?

– Не торопись. Вначале нужно выяснить, на что ты годен. Потому что сейчас толку от тебя немного. Редко можно видеть настолько упившегося мужика.

Боссе снова рассмеялся. Арне выглядел просто невероятно: глаза ввалились, в волосах, обычно старательно уложенных, засохшая блевотина, и вдобавок страшно распухший и посиневший нос.

– Ты смахиваешь на оживший плакат общества трезвости.

С упорством балованного ребенка Арне снова задал свой вопрос:

– Ну так что, переезжаем мы или нет?

– Думаю, да, – кивнул Боссе.

– Когда?

– Скоро.

И он умолк. Взял еще один ломоть хлеба, намазал маслом, положил сверху толстый кусок сыра.

– Как ты считаешь, достаточно ты протрезвел, чтобы вести машину? – спросил он.

– Вполне.

– М-да… Только не хватало, чтобы тебя задержали за езду в нетрезвом виде. Тогда конец всему. Раз ты похитил дочь премьера, а потом убил сообщницу…

– Да прекрати ты! – истерически завопил Арне.

В эту минуту он даже думать не мог про Ингу Мари. Столько нужно еще было сделать, столько мелочей, о которых нельзя забыть, чтобы весь план удался… А деньги ему нужны позарез…

– Куда нам ехать? – спросил Арне, стараясь говорить спокойно и сдержанно.

– Я покажу дорогу.

– А ей ты говорил?

– Нет.

– Скажешь сейчас?

– Об этом не волнуйся. Я знаю, что делаю.

– Но что мы будем делать, если наткнемся на полицию?

– Тогда нам конец. – Боссе усмехнулся. – По крайней мере, на ближайшие годы нам будут гарантированы приют и пропитание. Нужно рискнуть. Чтобы чего-то добиться, нужно на что-то решиться. Раз ты играешь на бегах, то должен это знать.

Боссе встал из-за стола, взял чашку, убрал ее в мойку. Хлеб, масло и сыр остались на столе.

– Съешь что-нибудь, – бросил он. – Если собираешься ехать, нужно хоть чем-то загрузить желудок.

Арне скривился. При одной мысли о еде ему стало нехорошо.

– Нет, не хочу, – отмахнулся он.

– Не хочешь – как хочешь… Ты же знаешь, что едой нельзя пренебрегать. Потом все это аукнется.

– Не могу, – в отчаянии повторил Арне.

– Нет так нет. – Боссе пожал плечами. – Возьми вещи на пару дней. Приготовь машину.