Текст книги "Скандинавский детектив. Сборник"

Автор книги: Мария Ланг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 42 страниц)

– Что же вы знаете?

– Что в четверг вечером, в двадцать один тридцать, доцент Хофштедтер действительно сел в седьмой автобус и доехал до здания филологического факультета.

– Неужели водитель его запомнил?

– Нет, конечно, не запомнил, но он сказал нам, что в автобусе ехала одна девушка, его знакомая. Она обратила внимание на Хофштедтера и запомнила его!

– От площади до филологического факультета всего несколько минут езды, – сказал я. – А оттуда можно за несколько минут дойти до «Каролины». Так что алиби Германа еще не доказано.

Харалд кивнул.

– Я хочу дать тебе одно важное задание.

Я почувствовал себя польщенным и нетерпеливо смотрел на Харалда, пока он расстегивал свой большой портфель и доставал из него тонкую книжицу в невзрачном коричневом коленкоровом переплете. На ней стоял штамп королевской библиотеки – три короны.

– Прочти,– сказал он, протягивая мне книгу.

– И только? – разочарованно вздохнул я.

Я взглянул на титульный лист. Это был старый немецкий трактат «Учение о причинной связи в гражданском праве» доктора Эбенгарда Винцлера, изданный в Тюбингене в 1916 году.

– Ничего не понимаю…

– Тем более тебе надо вникнуть в содержание.

– Допустим, я как-нибудь ее осилю, – сказал я, – но откуда я знаю, на что надо обратить внимание? Ты ожидаешь, что я сделаю потом какие-то выводы. Но тогда я должен знать хотя бы, в каком-свете мне следует ее изучать.

– Ничего я не ожидаю, – буркнул Харалд. – Эта книга может стать одной из нитей, которая рано или поздно приведет нас к преступнику. Далеко не всегда эти нити ведут в одном направлении. Но, может быть, ты прав, и тебе надо иметь кое-какие предварительные данные. Она должна была стоять на одной из полок в библиотеке Манфреда Лундберга, но ее там не оказалось. Между тем он купил ее совсем недавно у одного немецкого букиниста.

– Но может быть, он сам дал ее кому-нибудь почитать? – предположил я.

– Вполне возможно, но фру Лундберг ничего об этом не знает.

– Ладно, – покорно согласился я. – Придется сегодня же вечером залезть в эти дебри.

– Только не сегодня, – попросил Харалд. – Думаю, что сегодня тебе будет полезнее принять приглашение Улина.

– Ни в ком случае, – возмутился я. – Со стороны Улина просто бестактно устраивать сегодня вечеринку. Ведь за одну неделю мы потеряли двух наших товарищей. Вечеринка будет не из веселых. Биргит категорически отказалась туда ехать. Она была у Эллен Бринкман, и та заявила, что ни она, ни Стина Рамселиус не примут приглашения.

– Но если ты не пойдешь, то и мне не удастся туда попасть, – усмехнулся Харалд. – А мне очень нужно побывать у Улина.

– Значит, мне придется принести себя в жертву правосудию, – вздохнул я.

Мы взяли такси и подъехали к вилле Улина ровно в восемь часов. Въезд Хилдинг привел в порядок, расчистил дорогу от ворот к дому и к гаражу. На лестнице встречал гостей сам хозяин. Он широко улыбался и сердечно приветствовал нас, но на нас не смотрел. Взгляд его был устремлен в сад. Потом он вдруг почувствовал, что мешает нам пройти, и попятился. Мы поднялись по лестнице и вошли в прихожую. Он взял вешалку, чтобы повесить пальто Харалда, и сбросил на пол две другие. Громко рассмеявшись, нагнулся и принялся их поднимать. Нам показалось, он уже немного выпил. В это время позвонили. Он уронил вешалку, которую держал в руках, и пошел открывать. На лестнице стоял Юхан Рамселиус. Хилдинг приветствовал его точно теми же словами, что и нас. Юхан усмехнулся и подошел к нам. А Хилдинг все еще стоял в дверях и смотрел в сад. Возможно, он кого-то ждал.

– И вы здесь? – спросил я Рамселиуса.

Это прозвучало не слишком любезно. Дело в том, что я не ожидал увидеть его здесь сегодня. Я надеялся, что он проявит такт и так же, как его жена, не примет приглашения Хилдинга. Прищурившись, Рамселиус иронически посмотрел на меня.

– Другого такого случая может и не представиться, – негромко заметил он.– Значит, его ни в коем случае нельзя упускать. Кого я вижу? Прокурор!

Гость, который пришел следом за Рамеелиусом, уже стоял в передней спиной к нам и терпеливо слушал разглагольствования Хилдинга. Это был Эрик Бергрен. Рамселиус повернулся, поднял руку и похлопал Эрика по спине.

– Привет, старая галоша!

Эрик даже подпрыгнул от неожиданности, поморгал и уголками рта изобразил нечто похожее на улыбку.

– На вашем месте я не стал бы распространяться насчет галош, – сказал он.

Юхан выразительно надул губы и искоса взглянул на него.

– Пока еще ты не на моем месте,– сказал он.– И едва ли когда-нибудь его получишь.

– Кто знает, – весьма агрессивно заявил Эрик.

– Вот именно. – Рамселиус рассмеялся.

Нас было уже пятеро, и все толпились в узкой маленькой прихожей. Я посмотрел, где Харалд. Он стоял у высокого стенного зеркала и дольше обычного поправлял галстук. За всем происходящим он, видимо, наблюдал в зеркало.

Юхан направился в гостиную. Мы последовали за ним, а Хилдинг долго еще собирал разбросанные по полу вешалки.

В тщательно прибранной гостиной уже сидел Филипп Бринкман и терпеливо ждал начала трапезы. Его дочь и Урбан Турин разговаривали с Йостой Петерсеном. Рамселиус налил себе аперитив. Мы поздоровались и обменялись дежурными приветствиями. Герман Хофштедтер оказался достаточно благоразумен, чтобы отклонить приглашение Хилдинга.

Как и следовало ожидать, вечеринка получилась не из веселых. Беседа шла туго. Каждый старался нащупать безопасную тему, и это слишком бросалось в глаза. К тому же Хилдинг вдруг произнес прочувствованную и проникнутую пафосом речь в память о Марте. Даже у Юхана настроение явно испортилось. Один лишь Филипп Бринкман был совершенно невозмутим и жадно поглядывал на еду. Вероятно, за долгую жизнь он уже привык к любым застольям и не обращал внимания на разговоры.

Мы сидели в гостиной, пили кофе и коньяк. Я не заметил, с чего это началось, но когда я стал прислушиваться, разговор об убийстве был в полном разгаре. Кто-то из присутствующих – кажется, Ульрика Бринкман – попросила Харалда объяснить таинственную историю с галошами.

– Право, не знаю… – нерешительно замялся Харалд.

Однако Филипп Бринкман и Рамселиус стали упрашивать его, и он согласился. Хилдинг предложил Харалду сигару, сам обрезал ее и зажег спичку…

БРУБЕРГ

– Вот как обстоят дела, – начал Харалд, задумчиво попыхивая сигарой.– Лундберг пришел во вторник в университет в своих галошах с меткой «М. Л.». Профессор Рамселиус, доценты Бергрен, Хофштедтер и мой брат утверждают, что тоже пришли в галошах. Лундберг и Рамселиус оставили галоши в преподавательской, возле четвертой аудитории, остальные – в вестибюле…

Харалд сделал небольшую паузу, открыл спичечную коробку и достал из нее пять спичек.

– Каждая спичка – это пара галош, – продолжал он, положив три спички перед собой и две – немного в стороне. – Петерсен утверждает, что он был в ботинках на каучуковой подошве. На такие ботинки невозможно надеть галоши. Если верить нашему хозяину, он пришел в университет в сапогах. Кстати, едва ли имеет смысл лишний раз подчеркивать, что и все остальные показания еще нуждаются в подтверждении.

– Это верно, – ухмыльнулся Филипп Бринкман.

– Когда профессор Рамселиус уходил из кафе «Альма», он по рассеянности надел галоши Лундберга.

Харалд взял одну из спичек и зажал ее между указательным и средним пальцами левой руки.

– В этих галошах он и пришел на следственный эксперимент, что засвидетельствовал комиссар Бюгден. – Харалд снова задумчиво запыхал сигарой. – После следственного эксперимента профессор опять ошибся и по рассеянности надел не галоши Лундберга, в которых пришел в «Альму», а другую пару, стоявшую рядом. Как оказалось впоследствии, эта пара принадлежала профессору Карландеру и исчезла из «Каролины» в этот же день около четырех часов. Что же касается собственных галош профессора Рамселиуса, то они нашлись в четверг вечером в «Каролине». Следовательно, теперь речь должна идти вот об этих галошах.

Он показал на одинокую спичку, которая обозначала галоши, оставшиеся в преподавательской.

– Вернемся к четвертому, – сказал Харалд. – Мой брат, доценты Бергрен и Хофштедтер утверждают, что из «Альмы» каждый из них ушел в собственных галошах.

Харалд взял три спички и зажал их между средним и безымянным пальцами. Теперь с левой стороны у него лежали четыре спички.

– Вы заметили, что об одной паре галош мы все еще ничего не знаем? – продолжал Харалд. – Я имею в виду галоши профессора Рамселиуса.

– Их мог надеть любой, кто зашел в преподавательскую, а потом пойти в них в «Каролину»,– заметил Йоста Петерсен.

– Такой возможности я не исключаю, – кивнул Харалд. – Но это маловероятно. Я хотел бы обратить внимание еще на два важных обстоятельства. Во-первых, пока вы сидели в «Альме», температура воздуха поднялась на несколько градусов. Значит, на улицах прибавилось грязи и слякоти. – Он выпустил клуб дыма.

– А во-вторых?– нетерпеливо спросил Турин.

– А во-вторых, полицейская машина подъехала к университету почти одновременно со «скорой помощью», которая увезла труп Манфреда. Полицейские действовали настолько осмотрительно, что немедленно опечатали аудиторию и составили опись всех вещей, принадлежавших Лундбергу. Но никаких галош не было.

– Это вовсе не исключает того, о чем говорил Йоста, – заметил Эрик.

– А я и не говорю, что исключает, – ответил Харалд. – Но предлагаю рассмотреть другую версию. Ведь кто-то пришел на следственный эксперимент в галошах Карландера, прихватив их в тот же день из «Каролины». Перед закрытием библиотеки в гардеробе не осталось ни одной пары невостребованных галош, если не считать нескольких, забытых раньше. Наверное, можно предположить, что кто-то из вас пришел в «Каролину» без галош и там ему приглянулись галоши Карландера. Но мне представляется гораздо более вероятным, что один из вас надел во вторник галоши Рамселиуса, спутав их с галошами Лундберга. Очевидно, он знал, что Лундбергу они больше не понадобятся.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Ее нарушил лишь голос Харалда, чуть торжественный, как у проповедника.

– А когда было установлено, что Лундберга пытались отравить, он оставил их в «Каролине» и, надев галоши Карландера, отправился на следственный эксперимент.

– Явиться в «Альму» в моих галошах для него было бы слишком рискованно, – задумчиво сказал Рамселиус.

– Разумеется, – согласился Харалд. – Ведь преступник считал, что это галоши Лундберга. И мог предполагать, что на следственный эксперимент, возможно, пригласили фру Лундберг. Или кто-нибудь из присутствующих вдруг опознает галоши Манфреда Лундберга. Или что полиция уже начала разыскивать пропавшие галоши… А если он знал, что разгуливает в галошах профессора Рамселиуса, то мог опасаться разоблачения со стороны профессора. Самое надежное было избавиться от них.

– Я не был в четверг в «Каролине», – поспешно заявил Петерсен. – Если вы посмотрите в регистрационной книге, то моей фамилии не найдете.

– И моей, – заявил Эрик.

Юхан Рамселиус сказал то же, а я промолчал.

– Я никогда не хожу в «Каролину», – заявил Хилдинг.

– Положим, я видел тебя несколько раз в зале периодики, – ехидно заметил Филипп Бринкман.

– Возможно, – смутился Хилдинг. – Я забегаю туда два-три раза в год. Но в последний раз я был там прошлой осенью.

– Даже если преступник не работал в «Каролине» постоянно, он мог зайти туда один-единственный раз, – сказал Харалд. – Ведь он знал, что там стоит множество галош и он сможет выбрать любую пару, какая ему приглянется. Что же касается регистрационной книги, то, насколько мне известно, на нее нельзя слишком полагаться. Там не следят за тем, чтобы каждый посетитель библиотеки непременно записывался. И многие проходят прямо в читальный зал. Затем в бюро заказов они заполняют требование на книгу и уходят.

– Значит, ни в регистрационной книге, ни в требованиях вы не нашли ни одной фамилии? – спросил Турин.

Харалд усмехнулся, стряхнул в пепельницу длинный столбик пепла и снова затянулся.

– Нашел. Одну!

Никто не показал виду, что это сообщение хоть немного его взволновало. Турин обвел взглядом присутствующих и сказал:

– Тогда это, видимо, Герман Хофштедтер.

Харалд молча попыхивал сигарой. В комнате стало тихо. Хилдинг принес еще кофе и разлил по рюмкам коньяк. Турин снова взял инициативу в свои руки.

– Если допустить, что галоши Манфреда Лундберга забрал убийца, то получается, что убийца явился в университет без галош. Едва ли он вышел из вестибюля с галошами в руках.

Он взял со стола последнюю спичку и выразительно помахал ею. Потом сломал ее пополам и бросил в пепельницу.

– Думаю, это весьма логичный вывод, – заметил Харалд.

Петерсен беспокойно заерзал на стуле.

– Без галош пришел я. Но, уверяю вас, я не брал галош Манфреда и ничего не сыпал ему в кофе.

– Мы все можем уверять кого угодно и в чем угодно, – возразил Хилдинг. – Но это ничего не меняет.

– Ты слишком много говоришь о своей невиновности и слишком мало о сливках, которые отдал Манфреду, – сердито заметил Йоста и залпом допил коньяк.

– Я могу рассказать о сливках, – язвительно хмыкнул Хилдинг. – И от этого мои показания не станут менее правдивыми. Но к ним относятся с недоверием.

– Потому что у тебя весьма странное представление о правде, – заметил Йоста.

– Что ты хочешь сказать? – сухо осведомился Хилдинг.

– Говорят, что ты утверждаешь, будто в четверг вечером до одиннадцати часов сидел дома.

– Ну и что? – буркнул Хилдинг.

Даже он теперь понял, что вечеринка не удалась.

– А то, что я был здесь в половине десятого и названивал вовсю, – заявил Йоста. – Но тебя не было дома.

Хилдинг совершил очередной ритуал с сигарой. Раскурив ее, он выпустил облако дыма и посмотрел на Йосту.

– Откуда ты знаешь, что меня не было дома? Возможно, я как раз спустился в погреб. Мне захотелось выпить, и нужно было принести пару бутылок.

– Звучит очень правдоподобно, – фыркнул Йоста. – Но тебе это не поможет. Во всех окнах было темно.

– Я смотрел телевизор, – ответил Хилдинг. – Мне не нужен свет, когда я сижу у телевизора.

– Одну минуточку, – вмешался Харалд. – А что передавали в четверг вечером?

Хилдинг растерянно смотрел прямо перед собой. Турин явно наслаждался этой сценой. А Йоста откинулся назад и многозначительно посматривал на присутствующих.

– Я… я не помню, – ответил наконец Хилдинг. – Я уже забыл. Телевизор был включен, но я почти не смотрел на экран. Возможно, я задремал…

Рамселиус с довольным видом повернулся к Йосте.

– Послушай, возле тебя стоит корзина для газет,– сказал он. – Поищи какую-нибудь за четверг.

Йоста с готовностью выполнил просьбу Юхана. Он перегнулся через спинку кресла и, порывшись в корзине, почти сразу выудил из нее «Упсала Ню Тидниг».

– Посмотрим, – протянул Рамселиус. – Он наклонился над столом и развернул газету. Потом перелистал несколько полос. – Нашел!

Все молча смотрели на него.

– В двадцать один тридцать – новая программа, – продолжал он. – Карло Менотти, «Консул», опера в трех актах. Оказывается, ты любишь оперу, Хилдинг?

– Нельзя сказать, чтобы «Консул» успокаивал нервы,– насмешливо заметил Йоста. – Под такую музыку не заснешь.

Юхан сложил газету и передал Йосте, а тот сунул обратно в корзину. Все смотрели на Хилдинга. Но Хилдинг молчал, только попыхивал сигарой. Настроение у всех было подавленное. Йоста торжествующе потянулся за своей чашкой. И вдруг рука его неподвижно повисла в воздухе. Лицо побагровело.

– Черт возьми!

Все посмотрели сначала на него, потом на его руку и, наконец, на чашку. В чашке плавала спичка. Йоста медленно повернул голову и взглянул на ухмыляющегося Рамселиуса. Потом встал и, не говоря ни слова, направился в прихожую. Рамселиус вскочил и поспешил за ним.

– Не сердитесь, это только небольшой эксперимент! Нужно было проверить мою догадку. И я вовсе не хотел обвинить вас в том, что вы что-то подбросили в чашку Манфреда.

Мы долго уговаривали Йосту сменить гнев на милость. В конце концов пришлось вмешаться Харалду и авторитетно заявить, что Петерсен вызывает не больше подозрений, чем все остальные. Лишь после этого нам удалось усадить Йосту за стол. Выглядел он при этом довольно хмуро.

А мы снова набросились на Хилдинга. Он, по крайней мере, не мог уйти домой. Филипп Бринкман лукаво ухмылялся – видно, приберег что-то про запас.

– Послушай, Хилдинг, – сказал он, – Эллен звонила тебе вчера без четверти десять. И ей никто не ответил. Я знаю это наверняка, потому что она спросила, удобно ли звонить так поздно. «Хилдингу – удобно», – сказал я. – Немного помолчав, он добавил: – Речь шла об обществе «Бернелиуса».

Хилдинг устало посмотрел на него, как бы вспоминая, что еще произошло в тот злополучный вечер.

– Странно, не мог же я так долго пробыть в погребе. Должно быть, я был еще где-нибудь. Возможно, в туалете… Или… Может быть, Эллен так спешила, что неправильно набрала номер? Такие вещи случаются.

Он уцепился за эту возможность, как утопающий за соломинку.

– Студент Турин нам сказал, – вмешался Харалд, – что секретарь факультета встречался в тот вечер с фру Хофштедтер. Очевидно, после следственного эксперимента.

Хилдинг быстро взглянул на Турина. Турин и бровью не повел.

– Об этом я уже говорил раньше, – коротко ответил Хилдинг.

Но Харалд как ни в чем не бывало продолжал:

– По словам Петерсена, после следственного эксперимента он довез фру Хофштедтер до здания филологического факультета. У нас есть данные, подтверждающие этот факт. Кроме того, мы беседовали с профессором Карландером. Он сказал, что пришел на факультет около девяти, точнее – в двадцать один десять. В гардеробе он увидел дамскую шляпу и дамское пальто. Профессор обратил на это внимание по двум причинам. Во-первых, он собирался поработать в факультетской библиотеке, полагая, что будет там один, и был весьма раздосадован присутствием еще кого-то. А во-вторых, пальто висело на вешалке, которую профессор по многим соображениям считал исключительно своей. Потом он перевесил дамское пальто на другую вешалку, а на первую повесил свое пальто. Он специально постарался запомнить, как выглядит это пальто, чтобы при первом же удобном случае дать понять его хозяйке, что не стоит посягать на его вешалку. Профессор Карландер опознал это пальто: оно принадлежало фру Хофштедтер.

– Ну и что с того?

– Если Турин говорит правду, – продолжал Харалд, – секретарь факультета действительно провожал вчера вечером фру Хофштедтер. Во всяком случае от здания филфака после двадцати одного десяти. Марту Хофштедтер убили в «Каролине» между двадцатью одним тридцатью и двадцатью одним сорока. В результате вскрытия нам удалось установить момент смерти с большой точностью, и, вероятно, именно эти десять минут были роковыми. Два человека независимо друг от друга утверждают, что вас не было дома примерно между двадцатью одним тридцатью и двадцатью одним сорока пятью. Вы по-прежнему утверждаете, что в указанное время были дома?

Хилдинг вдруг резко переменил тон. Он очень твердо посмотрел Харалду в глаза, улыбнулся и сказал:

– По-моему, прокурор забыл, что здесь не полицейский участок. И у нас не допрос, а вечер, посвященный памяти Марты. И прокурору пора отведать грога. Равно как и прочим гостям…

Обстановка немного разрядилась, гости столпились вокруг стола, где был приготовлен грог. Я решил не торопиться, Эрик Бергрен тоже остался на месте.

– Почему ты ничего не пьешь? – спросил я.

– Мне нельзя, – ответил Эрик, – я на машине. Кроме того, я сегодня не в форме. Что-то неважно себя чувствую.

– Желудок?

Он кивнул. Действительно он был какой-то вялый.

– Мне все здесь не по душе, – раздраженно буркнул Эрик. – Даже поговорить не о чем.

– Выпей все же немного, – посоветовал я. – Иногда помогает.

– Вряд ли… Мне просто не надо было приходить.

– Не один ты так думаешь, – заметил я.

Бринкман и Рамселиус со стаканами вернулись к нашему столу. Тогда я тоже направился за выпивкой. Себе я налил виски с содовой. В углу стояли Петерсен и Харалд. Я подошел поближе.

– С какой просьбой вы обращалиеь к фру Хофштедтер? – спросил Харалд. Он ни на секунду не забывал о работе.

– С какой просьбой? – повторил Йоста. – Я что-то не понимаю…

– В записной книжке фру Хофштедтер множество всяких пометок. Большая их часть не имеет для нас никакого значения. Это всякие там мелочи: купить молока и тому подобное. Но есть и такая запись: «Не забыть о просьбе Йосты!»

– О какой просьбе? – подумал вслух Йоста.– Что это могло быть?

Он замолчал и задумчиво потягивал грог.

– Возможно, речь идет об Италии – это единственное, что мне приходит в голову, – сказал он после долгого раздумья. – Я попросил Марту дать мне адреса нескольких отелей, хороших и недорогих. Конечно, она не могла их все держать в памяти. Но это было давным-давно. У этой записи есть какая-то дата?

Харалд покачал головой.

– Даты нет, но она была сделана всего несколько дней назад, – сказал он.

Йоста вдруг перешел в контратаку.

– А вы допросили собственного братца? Ведь он тоже оказался возле «Каролины» в самые критические минуты.

– Меня уже допрашивали,– сказал я. – С протоколом и прочими формальностями. Но меня допрашивал Вальграв. Я хотя бы сразу рассказал без утайки все, что знаю.

– Ну, это еще неизвестно, – пробурчал Йоста.

– Расследование ведется совершенно объективно, без всякой предвзятости, – сухо сказал Харалд.

Неподалеку от нас началась перепалка между Эриком Бергреном и Урбаном Турином. Эрик сидел на диване, а Турин стоял перед ним с сигарой в одной руке и со стаканом грога в другой.

– Вы не говорили, что именно вы нашли труп Марты, – заметил Эрик.

– А вы не сказали, что именно с вами у нее было назначено свидание в четверг вечером, – в тон ему ответил Турин, прихлебывая из стакана.

– Я полагал, что вам нет до этого никакого дела,– фыркнул Эрик.

– Мне тоже казалось, что вас не может интересовать, кто ее нашел, – возразил Турин.

Мы с Харалдом подошли к ним и сели рядом с Эриком. Эрик взял стакан с минеральной водой, который стоял перед ним на столе.

– Можно задать один вопрос? – спросил Харалд.

– Пожалуйста, – немного натянуто ответил Эрик.

– Лундберг читал ту книгу Шауна, о которой вы говорили?

– Да-а, – несколько неуверенно протянул Эрик. – Я не знаю, прочитал ли он всего Шауна. Но во всяком случае он прочитал главу о праве давности, которую мы с ним обсуждали. Как раз сейчас я об этом пишу. И Манфред знал, что меня в данном случае может заинтересовать.

– Самое удивительное то,– сказал Харалд,– что у Лундберга этой книги никогда не было. Очевидно, он все-таки заказал ее, но из магазина книгу прислали только в четверг. И ее получила фру Лундберг.

Эрик отхлебнул воды.

– Он мог прочитать какой-нибудь другой экземпляр, – сказал он. – Возможно, эта книга есть в библиотеке юрфака.

– Вы знаете, что такая книга там есть?– спросил Харалд.

– Нет, не знаю,– сознался Эрик.– Но у меня есть свой экземпляр.

Эрик был очень бледен и казался совсем больным.

– Извините, – сказал он, – я пойду в туалет.

Я наклонился к Харалду.

– Эта книга есть в нашей библиотеке? – спросил я, понизив голос.

– Тише, – цыкнул Харалд и продолжал почти шепотом: – Там есть один экземпляр – у библиотекаря, он нужен ему для каталогизации. А экземпляр, принадлежащий «Каролине», с самого начала был выдан Герману Хофштедтеру.

– На дом или для пользования в читальном зале?

– В читальном зале.

– Тогда все ясно,– сказал я.– Манфред мог сесть за стол Германа в «Каролине» и прочитать книгу.

– У Хофштедтера нет своего стола в «Каролине». Он держит свои книги на полке. Эта книга и сейчас там.

– И все равно Манфред мог взять ее там, – настаивал я.

К нам подошел Юхан Рамселиус со стаканом в руке.

– Я вижу, здесь затевается маленький заговор, – пошутил он. Потом сел рядом со мной, заглянул в свой стакан и сделал основательный глоток.

– Совершенно верно, – отозвался Харалд. – Мы обсуждаем следующий ход.

Харалд запрокинул голову и стал смотреть в потолок. Над ним висела старинная люстра из богемского хрусталя. Ее покрывал толстый слой пыли.

– Доцент Хофштедтер подозревает профессора Рамселиуса в том, что он был в близких отношениях с его женой, – сказал Харалд.

Рамселиус отставил стакан.

– Весьма польщен, – сухо ответил он. – Но у Марты не было ни малейшего пристрастия к старикам. Она всегда отдавала предпочтение молодежи. И пусть прокурор обратит внимание на следующий факт: когда я пришел в «Каролину», в четверг вечером, на мне были галоши Карландера. Если бы я прихватил еще и галоши Манфреда, мне пришлось бы нести их в руках, о чем уже говорил молодой Турин. А ведь именно галоши Манфреда вы нашли под окном туалета.

– Но вы могли пойти на хитрость, – сказал я, – и взять галоши Манфреда, чтобы надеть их вечером и тем самым направить полицию по ложному следу. Вы раньше всех ушли из «Альмы», и, кроме вас, в вестибюле больше не было никого. И вовсе не обязательно было держать галоши в руках, можно было спрятать их под пальто.

– Разве кто-нибудь жаловался, что остался без галош? – резонно спросил Рамселиус. – Если бы я обворовал кого-нибудь, пострадавший непременно заявил бы во всеуслышание о своей беде.

Я должен был признать, что после следственного эксперимента никто не жаловался на пропажу галош.

– Твое здоровье, Эрнст! – сказал Юхан. – И надеюсь, что в следующий раз тебе больше повезет.

Он поднял стакан, я протянул руку, взял свой стакан и тоже поднял его.

– Я хочу обратить внимание прокурора на то, что его брат взял мой стакан, – ехидно заметил Рамселиус.

Я тупо уставился на виски. Юхан с видом заговорщика подмигнул Харалду и улыбнулся.

– Еще один маленький эксперимент, – сказал он, очень довольный. – Эрнст пьет одну минеральную воду, так что с ним экспериментировать неинтересно. Поставь стакан туда, где взял!

Я поставил стакан на прежнее место.

– Так вот, это мой стакан, и мне ничего не стоило положить в него яд, – сказал Рамселиус, радуясь, как ребенок.

Первый раз в жизни я посмотрел на виски с отвращением. Юхан поставил на стол стакан, который держал в руке. Поставил его прямо передо мной. А сам взял другой.

– Представим себе прямую линию, которая берет начало в точке, где сидишь ты, проходит через стакан и по столу, – сказал Рамселиус. – Если я хочу незаметно для посторонних глаз поменяться с тобой стаканами, мне нужно поставить свой стакан за твоим почти на одной с ним линии или даже перед ним, если он стоит примерно посередине. В этом случае я могу без особого риска взять твой стакан вместо своего.

У Харалда был такой вид, будто он уже думал об этом.

– Если я поставлю свой стакан или чашку между твоим стаканом и собой, – продолжал Юхан, – под большим углом к нашей воображаемой прямой линии, то, желая взять твою чашку, я протяну руку совсем не в ту сторону, где стоит моя. А это будет выглядеть неестественно и привлечет внимание присутствующих.

– А вы не подумали о еще одной возможности? – спросил знакомый голос.

За нами стоял Эрик Бергрен и внимательно следил за экспериментом Рамселиуса.

– О какой? – с интересом спросил Рамселиус.

– Если вы взяли кофейник, – подумав, сказал Эрик мрачно, – то вам ничего не стоит бросить в него что-нибудь в тот самый момент, когда вы приподнимаете крышку как бы для того, чтобы узнать, есть ли там еще кофе и хватит ли его еще на одну чашку, которую вы хотите налить кому-нибудь другому.

– Это вполне возможный вариант, – спокойно согласился Харалд. – Вы так и сделали?

– Нет, этого я не делал, – ответил Эрик.

Он взял свою минеральную воду и стал пить ее маленькими глотками. Потом снова сел рядом с Харалдом. Мы долго молчали.

Остальные говорили в это время о Германе. Турин страстно защищал его и даже привлек на свою сторону Ульрику Бринкман.

– Зачем было Герману убивать Марту именно в «Каролине»? – спрашивала она.

– Может быть, он застал ее там врасплох, когда она пришла на свидание? – предположил Филипп Бринкман, сладострастно чмокая губами. – И, возможно, она даже призналась? Тогда он впал в неистовство…

Юхан немедленно ввязался в этот спор.

– Герман всегда ходит без шляпы, – сказал он. – Вы не помните, тот парень, что бежал из «Каролины», был в шляпе или без?

Йоста Петерсен нахмурил брови и стал вспоминать. Ульрика Бринкман устремила на Турина свои синие глаза.

– Конечно, он был в шляпе.

– Да, – согласился Турин, – он был в шляпе. Но это ничего не значит. Тот, кто никогда не ходит в шляпе, может надеть ее специально, чтобы его не узнали.

Он замолчал, допил грог и стал смотреть в камин. Там пылало искусственное электрическое пламя с настоящими багрово-красными отблесками. Но искусственные дрова производили неприятное впечатление. Я повернул голову. Харалда в комнате не было. Очевидно, он вышел в туалет. Поджидая его, я выпил еще стакан грога. Он стал очень крепким. Я давно уже заметил, что чем ближе к ночи, тем крепче становится грог.

У всех вдруг пропало желание говорить про убийство. Запальчивость уступила место усталости и безразличию. Юхан первым понял, что делать ему здесь больше нечего. Он встал, поблагодарил хозяина за гостеприимство и откланялся. Филипп Бринкман решил, что хватит уже предаваться возлияниям. К Тому же он смертельно устал. Его дочь и Турин должны были уехать вместе с ним в такси. Внезапно снова появился Харалд и подозвал меня к окну.

– Тебя долго не было, – заметил я.

Он лукаво улыбнулся.

– Я смотрел, в каком состоянии обувь и галоши хозяина, – ответил он.

– Что-нибудь удалось выяснить?

– Кое-что, – ответил он и продолжал шепотом: – Я нашел тот самый узор на подошве и кнопку. А теперь я пойду. Ты можешь остаться и следить за тем, что здесь произойдет…

Он нашел Хилдинга в передней. Я слышал, как Бринкман приглашал Харалда к ним в такси. Входная дверь захлопнулась, и Хилдинг вернулся к нам. Мы снова уселись у камина.

В общем мы сваляли дурака, оставшись. Разговор не клеился. Но мы настолько устали, что не могли подняться и уйти. Силы покинули нас. Мы просто сидели и изредка перекидывались фразами.

Хилдинг поставил несколько старых пластинок.

– У тебя есть Бах? – спросил я. – Мне хотелось бы послушать «Музыкальную жертву».

У него не было Баха. Только джаз. Хилдинг не мог похвастаться тонким музыкальным вкусом.

Наконец Йоста встал и откланялся. Было уже около половины третьего ночи. Его примеру последовал Эрик. Он предложил Йосте подвезти его в своей машине. Но Йоста хотел немного пройтись. Хилдинг проводил их до дверей. Я стоял у балконных дверей и смотрел на темный замерзший сад. Из темноты вынырнула машина с желтыми фарами. Онa свернула за угол и пронеслась мимо виллы Хилдинга. По саду полоснули ярко-желтые длинные лучи света. На мгновение ожили тени – черные, белые и желтые. И все снова окутал непроницаемый мрак.