Текст книги "Скандинавский детектив. Сборник"

Автор книги: Мария Ланг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 42 страниц)

Ее «да» прозвучало твердо, разрыдалась она, только когда за ним закрылась дверь.

– Я уложу ее в постель и посижу с ней, – заверила его фру Гунборг, но отчаянный безутешный плач Марии преследовал Кристера весь день и весь вечер.

К десяти часам он вновь вернулся в ателье, движимый своим неутомимым стремлением к правде.

– Она поспала, – сказала фру Гунборг Юнг, которая все это время просидела на стуле, оберегая сон Марии.

– Вам тоже надо пойти домой и отоспаться, фру Юнг. Я посижу здесь и позабочусь, чтобы она не осталась одна.

Он уселся возле узенькой койки в маленькой комнате за кухней, и когда Мария открыла глаза, то сразу поняла причину его присутствия.

– Вы боитесь, что я выпрыгну в окно и вы потеряете главного свидетеля еще до суда? – угрюмо спросила она.

– Я хотел немного с вами поговорить.

– О чем?

Она поднялась с постели и уселась перед маленьким квадратным зеркалом. В комнате горело лишь бра над кроватью, так что он не видел ее лица – только светлый овал в зеркале.

– О шелке и бархате. О лоскутьях и лохмотьях.

– Вы имеете в виду детскую считалку? – угрюмо спросила она спросила она, рассеянно расчесывая щеткой свои длинные волосы. – К чему это вы ее вспомнили?

– Когда я впадаю в депрессию, – сказал Кристер, – мне кажется, что эта считалка про людей. Шелк снаружи и лохмотья внутри.

Она возразила ему – точно так же, как раньше Гунборг Юнг:

– Нет, не про всех!

– Исключения встречаются очень редко.

– Кто угодно может ошибиться.

– Да, разумеется. И если у человека хватает сил и мужества взять на себя ответственность за свой поступок – как это сделал ваш отец, – ошибку можно исправить. Но на самом деле я думал совсем не об этом.

– Комиссар, – она повернулась к нему, – ведь вам что-то от меня нужно, я чувствую… Вы что-то хотите мне сказать?

– Скорее задать несколько вопросов.

– Опять вопросы!

– Да. Еще два-три вопроса, прежде чем я смогу считать дело Вероники и Хенрика Турен законченным.

– Спрашивайте, – без всяких эмоций согласилась она.

– Вы в состоянии меня слушать? Тогда вот какие у меня вопросы, Мария. Почему Гунборг Юнг никому не рассказала о том, что она обнаружила в комнате закройщицы? Трудно поверить, что она боялась за себя – она не из пугливых. Кого она защищала своим молчанием? Хенрика? Почему все помещения ателье утром на следующий день после убийства были так основательно убраны? До того, как об убийстве было сообщено в полицию…

Почему вы так испугались, когда Жак приоткрыл дверь этажом выше, что никому не решились рассказать об этом? Вам было неприятно узнать, что пустой дом, оказывается, вовсе не так пуст, что по лестнице ходят на цыпочках соседи, которые, возможно, что-то видели и слышали?

Почему вы, Мария, так настойчиво подчеркивали, что у вас не было мотивов для убийства Вероники Турен? Вы хотели быть с Хенриком, вам не нужны были его деньги, и он уже пообещал вам, что разведется. Но вы забыли одно обстоятельство: вы получили это обещание только несколько часов спустя в «Ла Ронд», а когда Вероника примчалась к вам в ателье, ситуация была несколько иной.

Как вы собираетесь жить со всей этой грязью и ложью, которой себя окружили? Как будете ходить по земле ближайшие восемь-десять лет и знать каждый день и каждую ночь, что человек, которого вы любите, сидит в тюрьме вместо вас? Такие жертвы, Мария, принимать никто не может и не должен.

Она опять расплакалась, но, несмотря на все, с облегчением и уже не так безутешно, как несколько часов назад.

Самое ужасное заключалось в том, что она не знала, что знает Хенрик. Он появился в ателье уже после ее ужасного скандала с Вероникой. Из соображений конспирации он доехал на такси до Васагатан, а затем прошел часть пути пешком, в то время как Вероника, разгадавшая его планы, поехала прямо в ателье. Когда все было кончено, Мария в панике закрыла дверь в комнату закройщицы, но на ней не было замка, а Хенрик довольно долго отсутствовал, пока она причесывалась. В «Ла Ронд» оба они были совершенно не в себе, и когда она снова вернулась на Шелегатан, то почувствовала, что что-то не так, она была уверена, что ее ужасная тайна раскрыта, что в ателье уже ждут полицейские, готовые ее арестовать.

Но в ателье было пусто. Там не было никого, кроме покойной, а к той она не могла заставить себя зайти.

Настоящий шок она испытала утром. Сначала – белый шелк. Затем – ножницы. Кто-то вытащил их из груди Вероники и уничтожил тем самым следы. Инстинктивно она чувствовала, что это мог сделать только Хенрик. Она позвонила ему в Мальме, но он изобразил такое полное неведение, что она не осмелилась спросить напрямую.

В дальнейшем он все время защищал ее, солгав насчет ссоры с Вероникой у них на вилле и насчет времени своего приезда в ателье, но, когда они оставались вдвоем, он ни словом не упоминал об этом или о чем-либо другом, связанном с убийством.

– Мне кажется, что он предпочитал не думать об этом, забыться, убежать. Раз мы не говорили об этом, то этого вроде бы и не существовало. Как тогда, когда он садился в машину и ехал, ехал, куда глаза глядят… прочь от всех неприятностей. Он был так необыкновенно добр ко мне, так выгораживал меня. Он даже сказал, что это он застал Жака в тот момент, когда он разговаривал с фру Юнг, и задушил его. Это было не так, вы, наверное, давно догадались, херр комиссар. Я вернулась в ателье, потому что волновалась из-за утюга, но тут у меня появился куда более серьезный повод для волнений. То, что Жак говорил Гунборг какими-то расплывчатыми намеками… все это было совершенно ясно для меня, до ужаса ясно. Он видел меня в тот момент, когда Вероника примчалась в ателье, и даже слышал начало нашей жуткой ссоры, он упомянул о ней, когда разговаривал с Гунборг, хотя и не называл моего имени. Он мог в любую минуту засадить меня в тюрьму. Я совершенно потеряла рассудок от страха. В голове у меня билась одна-единственная мысль – заставить его замолчать. Любой ценой. Но… но я не помню, что я делала. Про Веронику я помню. Помню, как она закричала и упала на мой стол… А про Жака – нет. Не помню, как я затянула лоскут, как я затащила его под вешалку с вечерними платьями за шторой. Ничего не помню.

Все было сказано, и нечего было добавить. В управление полиции они пошли пешком. На обветшалой и грязной лестнице она на секунду задержалась, провела пальцем по прихотливому металлическому узору перил и обернулась, глядя на дверь ателье.

Потом двинулась дальше.

– Что… что я буду делать?

– Когда? – спросил он, идя в полушаге позади нее.

– В тюрьме.

– Я думаю, шить.

– Да, – тихонько вздохнула она, и цоканье ее каблучков по разбитому мозаичному полу почти заглушило этот вздох. – С этим я, по крайней, мере справлюсь.

* * *

Две недели спустя Кристер Вик шел в противоположном направлении, поднимаясь на четвертый этаж.

Дверь ему открыла Би – как ни странно, на этот раз она почему-то не жевала яблоко.

– Фрекен Мартин здесь. Извините, мне ужасно некогда.

В примерочной Камилла любовалась длинным платьем с узкой юбкой и широкими китайскими рукавами, усыпанными жемчужинами и расшитыми золотом. Восточный облик дополняли лукавые, чуть раскосые глаза.

Аста Арман и Гунборг Юнг с обеих сторон подкалывали ткань, на полу у ее ног ползала Би с невероятным количеством булавок на рукаве, в воротнике халата и даже во рту.

– Я смотрю, ателье не прогорело?

– Нет, – отмахнулась Аста. – А что если сделать еще одну вытачку вот здесь, под грудью? Наши дела идут неплохо, но только потому, что все не щадят себя. Би – просто ангел, берется за любую работу, даже самую трудную и скучную, и фру Юнг работает буквально день и ночь.

– Хотя ей вовсе не нужно больше столько работать, – сообщила Камилла. – Хенрик Турен прислал ей ту старую долговую расписку, разорванную на куски. Я думаю, он мог это себе позволить.

– А как поживает Ивонна Карстен?

– Неожиданно для всех она оказалась способной закройщицей. Аста даже не подозревала, что Ивонна может быть такой полезной.

– Кстати, если уж мы заговорили об этом, – вмешалась Гунборг Юнг. – Ваши водолазы действительно нашли ножницы?

– Нет.

– Значит, это был только блеф?

– Ну да.

Она едва заметно поджала тонкие губы и заговорила о другом:

– А что делать с шелковым платьем, которое вы собирались заказать к свадьбе?

Камилла с сомнением протянула:

– А разве оно готово?

– Мария его раскроила и наметала для примерки.

Голос фру Гунборг звучал сухо и обыденно, и Камилла неожиданно кивнула.

– Разумеется, заказ остается в силе.

– Но… – неуверенно начала Аста.

– Когда что-нибудь затеваешь, всегда возникает масса всяких «но». Кристер с головы до ног – клубок противоречий. Он просто сросся со своей профессией, и мне неприятно думать, что ему приходится иметь дело с такими, как Мария. Но я не могу отказаться от платья, которое она для меня раскроила, только потому, что хочу быть подальше от его забот. Но только не сейчас, вы что, с ума сошли? Отложим на четверг. Уже час дня, и мне пора вести комиссара полиции на премьеру.

– Премьера? Среди бела дня?

– «Мечта Терезы», – благоговейно выдохнула Камилла и выскользнула из китайского наряда. – В ротонде. Эрик Сайден, Рунстен и Ларе Верле.

Аста сочувственно покосилась на Кристера.

– Я и не знала, что ты любишь такую ультрамодную музыку.

– Если честно, я терпеть ее не могу. К Вагнеру и Верди я кое-как привык, особенно когда поет Камилла. Но вообще-то я не большой любитель оперы.

Аста задумчиво протянула:

– Иногда я задаюсь вопросом, разумно ли вам будет пожениться?

– Разумно?

Зрачки Камиллы сузились, глаза по-кошачьи сверкнули.

– Знаешь, я так об этом никогда не думала. Мне скорее казалось, это будет…

– Прикольно, – услужливо подсказал жених и подал жакет.

Комментарий Би заглушили булавки во рту.