Текст книги "По воле тирана (СИ)"
Автор книги: Марина Бишоп
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)
Она потупилась, читая вслух благодарственную молитву.
– Ты будешь вознаграждена за свою веру.
Она вновь со скоростью вихря пронеслась во тьме, медленно приходя в себя в храме. Кутаро вытеснил ее из сада без предупреждения. Он раньше никогда так не поступал. Невыносимая головная боль беспощадно рассекла виски. На негнущихся ногах она кое-как добрела до скамьи. Она чувствовала себя невероятно уставшей, каждая мышца дрожала, а кости болели. Обычно подобного рода контакты с Кутаро проходили в тайном месте за камином, там она имела возможность прийти в себя прежде, чем опять слиться с жизнью замка. Помня завет матери, Коутрин не хотела, что про ее дар узнали окружающие.
– Госпожа? О святые сады, госпожа, что с вами?
Коутрин с большим трудом разомкнула веки. Над ней склонилась шалфейя – одна из ее фрейлин. Та самая, которую разобрала по кусочкам Дакай. Раз одна фрейлина здесь, значит, и остальная стая бездельниц где-то неподалеку. Королева скривила губы, вспомнив, что в конце недели обычно возносилась традиционная благодарственная молитва Кутаро и его супруге. Она осознала, насколько сильно рисковала, приняв зов в храме.
– Госпожа, вам плохо? Я сейчас позову лекаря!
Пока шалфейя кружила вокруг нее с глупыми расспросами, Коутрин предприняла попытку встать.
– Что вы! Госпожа, лежите, не двигайтесь! Сюда, сюда скорее, королеве плохо. Кто-нибудь пошлите за лекарем.
Коутрин сотряс спазм. На нее теперь смотрели десятки пар глаз. Она хотела сказать им, чтобы оставили ее в покое. Но язык бился о сжатые зубы, и изо рта вырывались лишь булькающие звуки.
– Прости, Коутрин, мне пришлось парализовать твое тело, – послышалось извинение откуда-то издалека.
Ее взгляд забегал по губам столпившихся шалфейев. Кто-то из них что-то ей сказал? Но теперь их голоса и крики отошли на второй план, словно они говорили с ней через толстую стену.
– Кутаро? – мысленно спросила она.
– Почему ты боишься меня? Ты должна верить мне.
– Зачем ты спрашиваешь меня сейчас? Отчего не спросил в саду? – удивилась королева.
– Твой страх вытеснил тебя быстрее, чем я успел понять, в чем дело, – пояснил голос.
– Я и сейчас излучаю его?
– Нет.
– Иногда мне кажется, что ты явишься мне в той форме, в которой я увидела тебя в первый раз.
– Неужели я был настолько противен твоим глазам, Коутрин?
– Я готова проверить это еще раз, я верю тебе.
Наверное, этот ответ устроил Кутаро, и он освободил королеву от невидимых пут. Коутрин почувствовала, как голова прояснилась, будто ее промыли проточной водой. И все звуки вернулись, тут же заполнив ее до основания. Коутрин села, чем вызвала еще большее волнение. Суматоха вокруг прекратилась, когда в храм влетел король, за ним лекарь.
– Мне уже лучше, – в смятении проблеяла королева.
–Коутрин! – громкий возглас супруга прорезал воздух. Он ускорился с помощью крыльев, быстро оказавшись возле жены, и опустился рядом, сжав ее плечи. Он выглядел чрезвычайно обеспокоенным. Она слабо улыбнулась ему и еще раз повторила, что ей уже намного лучше.
– Я не хотела волновать тебя. Здесь слишком душно, голова закружилась, и мне пришлось прилечь. Прости, что напугала.
– Гловестер? – позвал Рэндел лекаря, чтобы убедиться в словах жены на деле.
– Прошу всех покинуть храм! Службы сегодня не будет.
Храм быстро опустел. Внутри белокаменных стен остались только трое шалфейев.
– Не стоило разгонять их, Рэндел, я же уже сказала, что головокружение...
Король жестом остановил ее.
– Не спорь со мной, Коутрин, – велел он.
Гловестеру это послужило сигналом к действию, и он занял место короля, чтобы осмотреть шалфейю.
***
Через несколько дней, за ужином, король был сам не свой. Коутрин долго выпытывала у него причину отвратительного настроения.
– Мне придется покинуть Райп на много полных лун. У западных границ мы потеряли огромный город.
Он хотел добавить что-то еще, но утопил остаток предложения в кубке с настойкой. Между глаз залегла глубокая складка усталости.
– Тебе обязательно там быть?
В такие моменты Коутрин убеждалась, что ее супруг – это два разных шалфейя. Один – понимающий, добрый, иногда по-отечески строгий. А другой – угрюмый и жалящий. Именно взглядом второго шалфейя он окатил ее, как из ушата холодной водой.
– От города ничего не осталось, он пропал, – проскрежетал король.– Земля заглотила все от границы до границы, не осталось даже шва на том месте, где она сошлась.
– Ты образно, конечно? – предположила Коутрин.
–Конечно? – его бровь взмыла вверх, а в голосе проскользнуло раздражение. – Я говорю как есть.
Королева отложила столовые приборы и положила руки на колени, зачем-то начала их рассматривать, размышляя, стоит ли продолжать разговор.
–Так не бывает, – осторожно засомневалась она.
– Как так?
– Чтобы город просто исчез.
– А как, по-твоему, тогда это произошло?
Шалфейя пожала плечами.
– Должно же было что-то остаться после ...чего бы там ни произошло.
Рэндел сузил глаза, напомнив Коутрин брата. Только так можно было объяснить холодок, пробежавший по спине.
– Почему ты всегда со мной споришь? – мрачно осведомился король
– Я с тобой не спорю, – тихо возразила Коутрин.
– Опять?! Ты мне постоянно прекословишь. Существует ли способ избавить тебя от этой привычки?
– Мне запрещено высказывать своё мнение? – огрызнулась королева
Придворные, пользовавшиеся привилегией принимать пищу за одним столом с королем, мгновенно притихли. Любопытство победило гомон голосов. Каждое ухо в зале напряглось в предвкушении продолжения. Завтра о ссоре царствующих супругов будет известно всем в обширных землях шалфеев.
Коутрин быстро осмотрелась и опустила глаза. Она должна играть свою роль и повиноваться мужу. Она выскажет ему все, что думает, когда они останутся одни в своих покоях. А пока придется смириться.
– Твое мнение никто не спрашивал, – громыхнул король, нарочно усмиряя ее при свидетелях.
Впервые Рэндел сорвал на ней своё неважное настроение.
Проглотив последнее предложение короля, Коутрин вернулась к своей тарелке. Внутри у нее все кипело, про себя она прикидывала, каким будет первое слово, которым она запустит в него, как только он переступит порог супружеской спальни. Она подняла кубок, чтобы его наполнили вишневой настойкой.
– Тебе хватит, – Рэндел отстранил руку раба с кувшином и жестом отослал его в другой конец стола.
– Я не дам тебе уснуть от настойки только, чтобы позлить меня. Сегодня последняя ночь перед отъездом, у тебя есть шанс доказать мне свою преданность и разрешиться наследником к моему возвращению.
Коутрин сжала зубы.
– А если я не смогу, то ты возьмешь к себе в постель наложницу или лишишь меня...?
Король не дослушал речь жены и встал из-за стола, протянув руку Коутрин.
– Их величество устали и желают всем доброй ночи.
Их проводили низкими поклонами. За спинами музыка заиграла еще громче, а гул голосов усилился, обсуждая последнее настроение королевской пары.
– Рэндел?
Король тянул Коутрин за собой вверх по крутой лестнице в башню, на самый верх, где острый шпиль купался во влажных облаках.
– Каждый месяц я буду присылать птиц соколов сюда с письмом тебе. Они будут влетать в окно этой башни. По моему приказу комнату будут протапливать, чтобы ты смогла писать мне ответ тут же.
Он пригласил ее в свои объятия.
– Я буду скучать по тебе, моя королева. Молю Кутаро, чтобы месяцы пролетели, как один день.
Шалфейя уткнулась носом в его шею, словно впитывая в себя запах мужа на долгие месяцы разлуки.
– Мне будет тяжело без тебя.
Король кивнул, но тут же нахмурился.
– Я не хочу оставлять тебя одну, но и с собой взять не могу.
– Если я останусь в замке, что со мной может случиться?
– Наверное, я беспокоюсь, потому что никогда не был так долго в разлуке с тобой. Пойдем в спальню, я не хочу больше ждать.
По лицу Коутрин скользнула лукавая улыбка. Не теряя ни секунды, она побежала вниз по ступеням, сопровождая свой побег смешком. Рэндел не спешил за Коутрин, решив не портить игру и дать ей возможность спуститься по крутой винтовой лестнице без спешки.
Ночь была слишком короткой для обоих. Королева заерзала под одеялом, когда очередной громкий треск горящего полена в камине переплавил веревочки сна. Рэндел покинул ее на рассвете. Коутрин помнила прощальное прикосновение губ и шепот. Он попросил Кутаро оберегать ее.
Позднее тем же утром Коутрин сама расчесала волосы и заплела длинную косу. Не дожидаясь кушины, она умылась холодной водой и выбрала из сундука самое скромное платье. Устроившись на сундуке и глядя в свое отражение, она положила на колени шкатулку, подаренную ей отцом, когда-то давно, казалось, в прошлой жизни. Грусть от разлуки с домом и отлучка Рэндела сделали свое дело. Коутрин смахнула влагу с уголка глаз, продолжая всматриваться в зеркальное блюдо.
– Это мой последний шанс. Нет наследника – нет будущего, – сказала она своему отражению.
Королева провела по плоскому животу, представляя его округлившимся. В ней скопилось столько нерастраченной энергии к иллюзорному ребенку, что она с трудом справлялась с давлением незнакомых эмоций. Чтобы отвлечься, Коутрин отложила зеркало и подошла к окну, разглядывая двор с высоты своей башни. Кушины разгружали повозки, катили бочки с вишневой настойкой. В кушине в нелепом соломенном головном уборе, она узнала Афиру, дававшую указания молодой служанке. В руках у нее был, конечно же, пучок какой-то травы. Она собирала их только в особые дни и в определенное время, наверное, поэтому ее настойки и мази помогали обитателям замка и его окрестностей. Всем, кроме Коутрин.
Шалфейя отошла от окна, не заметив воздушную золотую повозку, спустившуюся во двор. После раннего завтрака в одиночестве Коутрин приняла решение провести время в библиотеке за чтением: древние свитки, религиозные тексты и откровения о сотворении мира. Почти всё, что было уничтожено у соколов, сохранилось в архивах шалфейев. Она глотала новые знания, как иссушенное жарой растение посреди пустыни, впитывая мгновенно, не проливая ни капли мимо. Но нигде она не находила записи, упоминающие о подобных своим контактах с непостижимым Сотворителем мира – Кутаро. Откровения или приходили через сны, или во время долгого транса. Ее же контакт с Кутаро почти всегда оказывался физически болезненным и иногда спонтанным.
– Что вы думаете о скитаниях Нильяны?
Погруженная в чтение Коутрин резко вздохнула. Голос в библиотеке потревожил вековую пыль, а эхо превратилось в подобие гонгов, призывающих к молитве. Королева подняла взгляд на незнакомца. На фоне льющегося из окон солнечного света он, казалось, был окружен слепящей белизной. Она сморгнула видение, подметив, что белый шелк, в который был одет шалфей, неплохо разыграл ее глаза. – Она была очень уникальной шалфейей: первая шалфейя, овладевшая священной грамотой, своего рода революционер. Конечно, не обошлось без покровительства Лантаны. Она великолепный пример для будущих поколений, – на выдохе, словно отвечая перед наставником проговорила Коутрин, слегка прищурившись. – Жаль, ее супруг не разделял ее устремлений.
– Какой бы великолепной, как вы выразились, она ни была, она – шалфейя, и ее муж поступил, как должен был поступить каждый глава семьи – напомнить о ее первостепенных обязанностях.
Коутрин не сразу поняла, что имел в виду говорящий.
– Я, по правде сказать, несколько удивлен, что в замковом храме нет отдельной комнаты для молитв Лантане. Неужели королева шалфейев молится со всеми? С точки зрения безопасности это не совсем уместно.
Шалфейя отодвинула книгу к центру стола и полностью развернулась к неожиданному собеседнику. Ее вопросительный взгляд, видимо, возымел действие.
– Я не представился.
Шалфей слегка склонил голову: не слишком низко, а только обозначив своё уважение к королеве. Коутрин распознала приветствие носителя высокого священного сана.
– Я советник Верховного Жреца – Ульфей – и прибыл сюда по просьбе его величества. Коутрин впервые видела представителя священнослужителя столь высокого ранга в стенах Райпа. По заведенному порядку их союз в Рэнделом был освящен замковым капелланом. Однако теперь неожиданное появление иерофанта озадачило и обеспокоило ее. И чтобы скрыть удивление, королева улыбнулась.
– Конечно, Рэндел мне написал, что к нам направляется советник самого Великого Жреца! – правильно расставив акценты произнесла шалфейя.
"Прости меня, Кутаро, за ложь", – наскоро про себя исповедалась Коутрин. Для чего она только что нагло соврала? Ей было стыдно признаться, что она совершенно ничего не знала о планируемом приезде правой руки жреца, и, будучи гостеприимной хозяйкой, ей пришлось уверить гостя, что его ждали с нетерпением и благоговением. Причину его приезда королева решила узнать в процессе.
– Вы, наверное, считаете меня совершенно негостеприимной. Я не сразу поняла, что это вы тот, о ком упоминал Рэндел. Вы, наверное, устали с дороги, тогда я прикажу слугам приготовить вам комнаты и подать обед.
– В этом нет необходимости, по дороге я остановился в храме, и служители Кутаро позаботились о моих нуждах.
Королева улыбнулась.
– В таком случае, мы можем продолжить нашу беседу, если, конечно, более важные дела не ожидают вашего участия.
– Я думаю, наш разговор столь же важен, как и некое дело, с которым я прибыл в замок, но об этом чуть позже, это грубо с моей стороны сразу переходить к делам. Я впечатлен вашей осведомленности о скитаниях Нильяны, в наше непростое время это большая редкость, – с ноткой искреннего восхищения произнес Ульф, и Коутрин поблагодарила за похвалу.
– Меня всегда интересовала история нашей религии, и несмотря на то, что король соколов обрел веру в несуществующего идола, я смогла сохранить в себя веру в Кутаро.
– ... и супругу его – Лантану, – завершил за нее гость.
Он прищурился и погладил кончик идеально подстриженной острой бороды, осторожно оглядываясь вокруг.
– У короля отменная библиотека, и мне приятно, что вы истинно преданы нашей правому вероучению. Именно такая королева должна быть поддержкой нашему повелителю. Только так мы сможет одолеть наших врагов. Как часто вы молитесь Лантане, ваше величество?
Коутрин помедлила, не совсем понимая природу его вопроса. Спроси ее кто другой, она бы ответила, что это ее личное дело, и никто не имеет права вмешиваться в такого рода таинства. Но перед ней стоял не простой служка, а влиятельное лицо и практически наместник Кутаро в их физическом Бытие.
– Я не молюсь Лантане, – ответила королева. На лице шалфейя отразилось недоумение, и он еще раз задумчиво окинул взглядом библиотеку.
– Тогда вы исповедуетесь самому Кутаро?
Удостоверившись, что он верно расшифровал кивок, Ульф продолжил:
– Шалфейе не подобает обращаться к Кутаро, его супруга – ваша прямая покровительница. Теперь я понимаю, почему вы не можете зачать наследника. Коутрин потеряла дар речи, она не знала, как реагировать на его заявление: выразить недовольство или покорно согласиться. Она не была готова выносить подобное на обсуждение, хотя Ульф не был простым шалфейем, и слухи о ее несостоятельности уже облетели все Верхние земли. Она сначала не придала значение легкому пощипыванию, но затем правда кольнула в самое сердце. Лантана ведь покровительствовала продолжательницам рода. Странно, почему она раньше об этом не задумывалась? Да потому, что она настолько увлеклась прямыми контактами с Кутаро, что напрочь позабыла о роли священной богини в делах продолжения рода.
– Я верю в Кутаро, он наш Бог, и я подчиняюсь его воле так же, как и вы.
– Кутаро не может помочь вам, – сухо возразил Ульф.
Королева поднялась с кресла, теперь казавшегося жестким, как скамья. Она сложила ладони вместе и попыталась улыбнуться.
– Как странно слышать это от его законоучителя.
Проскользнули ли в ее голосе иронические нотки, решать было шалфейю. Если ему и не пришлось по душе высказывание королевы, он не подал вида, однако что-то недоброе промелькнуло в его взгляде. Он по-прежнему продолжал стоять возле двери, отклонив предложение присесть в кресло возле Коутрин.
– Я бы предпочел продолжить нашу беседу за пределами библиотеки. Тут слишком много ушей.
Поняв намек, Коутрин указала в сторону двери, через которую можно сразу попасть в небольшой сад.
– Я слышал, что вы обладаете неким даром.
Коутрин сделала вид, что она была удивлена вопросом, что дало ей возможность помедлить с ответом.
– Вряд ли это можно назвать даром, – слукавила королева. – Я бы назвала это дневными снами. Порой я так устаю, что дневная дремота по-своему интерпретирует прочитанное ранее. Видите ли, я довольно много времени провожу в библиотеке. Так сказать, восполняю пробелы в образовании, вам, наверное, известно, что король соколов сжег все божественные откровения?
Ульф кивнул, но Коутрин настороженно приняла этот жест, поскольку кивок вышел не совсем убедительным – шалфей вряд ли поверил ее объяснениям. Но ничего лучше в данный момент королева придумать не успела.
– И как часто вы грезите подобными сновидениями?
– Не так часто, как прежде...
Выдержав небольшую паузу Коутрин, прибавив своему тону наивности, уточнила природу вопроса:
– Почему вы интересуетесь подобными вещами?
Ульф сделал вид, что разглядывает зеленый куст, подстриженный в виде головы сокола.
– Вы являетесь уникальным проводником к пониманию мира и его божественного проявления. Вероятно, вы можете мне рассказать, каким Кутаро хотел видеть этот мир.
– Как я уже объяснила, вряд ли мою дневную дремоту можно назвать проявлением божественности и...
– Мы оба знаем, что вы не договариваете, – неожиданно резко перебил Ульф. Теперь куст вызвал неожиданный интерес и у Коутрин, она хотела отвести разговор от темы Кутаро и его контактов с ним, но жрец с какой-то нескрываемой настырностью сверлил тему, словно это был воздух, которым он дышал.
Коутрин развернулась к Ульфу. Теперь при дневном свете его черты лица показались знакомыми. Бесспорно, этот некто был очень близок Коутрин. Ульф чем-то напомнил ей мужа, но одна-единственная деталь схожести тут же растворилась. Наверное, Коутрин сильно скучала по супругу.
– Надеюсь, ваши покои вас устроят, приношу извинения, но меня ждут дела, – королева решила прервать диалог, ведущий в незнакомые воды. – Если вам нужно будет поговорить о деле, по которому вы прибыли, то моя главная фрейлина будет рада поделиться с вами моим графиком приема. Боюсь, я не могу больше вам ничем помочь в данный момент.
В глубине души Коутрин боялась говорить о своих контактах с Кутаро вслух. Единственной шалфеей, с которой она могла делиться своими путешествиями в священный сад, была ее мать, и только потому что она имела способность видеть и слышать то, что происходило с Коутрин при контакте. Секрет или нет, Коутрин не намеревалась являть Ульфу свой дар. С самого начала он вызвал ей тревожные эмоции, несмотря на то, что на это не было никаких причин.
Не дожидаясь ответа, королева направилась обратно в библиотеку. Краем глаза она заметила, как Ульф уважительно склонил голову, при этом недовольно сузив глаза, провожая ее взглядом, от которого у Коутрин похолодела спина.
***
– Спасибо.
Коутрин поблагодарила служанку и отпустила на ночь. Приготовления ко сну были почти завершены, но королева продолжала водить гребнем по иссиня-черным волосам, задумчиво смотря в зеркальное блюдо. Она разбирала по составляющим своё прошлое в поисках подсказки для будущего. Приезд иерофанта опечалил ее. В который раз она убедилась в своей несостоятельности как супруги короля. Обида, растерянность и безысходность терзали шалфейю. "А может, он прав, – размышляла королева. – Я искала помощи у Кутаро, но должна была молить о ребенке у Богини". Шалфейя мгновенно ощутила себя виноватой перед своим Богом за подобные мысли, ей стало стыдно.
Она отложила гребень и затушила все свечи, кроме двух по обе стороны кровати. Коутрин проводила одинокие ночи в своей собственной спальне, сон на супружеском ложе напоминал о короле, по которому она безмерно скучала. Шалфейя зевнула и, устроившись на мягкой перине, мечтательно вздохнула. Едва голова коснулась подушки, она погрузилась в сон. Ей снился король. Она лежала на их кровати, а он склонился над ней улыбаясь. Окружавшее их пространство было погружено в пушистый сухой туман. Коутрин улыбнулась в ответ и протянула руку, погладив его гладко выбритую щеку. Она почувствовала, как Рэндел напрягся и отвел ее руку и накрыл своей рукой, прижав к кровати.
– Я чем-то провинилась перед тобой? – прошептала шалфейя.
Король по-прежнему улыбался и вместо ответа приблизил свои губы к ее. Она так желала поцелуя, что закрыла глаза и, не мешкая, соприкоснулась с губами супруга, но тут же отпрянула. Сновидение исчезло так же неожиданно, как и появилось.
После чего королева вновь заснула и больше не грезила в эту ночь.
Но подобные видения терзали ее из ночи в ночь. Почетный гость -Ульф, задержавшийся в замке дольше, чем ожидала королева, хоть больше не задавал вопросы о религиозных предпочтениях, но принялся пристально наблюдать за передвижениями шалфейи. Коутрин начала относиться с нему с еще большей настороженностью и, сама того не замечая, стала избегать встреч с ним по мере возможности.
Коутрин поделилась своими наблюдениями с Дакай, и та с облегчением призналась, что ей показалось странным, с какой настырностью Ульф предлагал ей своих рабов в услужение, ссылаясь на то, что они владели изысканными талантами в рукоделии и изготовлении расслабляющих масел для ванн.
– Что-то здесь не так... Ульф сказал, что у него ко мне какое-то дело, однако я до сих пор нахожусь в неведении об истинной цели его визита в замок. В последнем письме от короля не было никаких упоминаний о советнике Верховного Жреца.
– Почему бы тебе самой не написать королю о незваном госте?
– Тише! – заговорщически шикнула королева, приложив указательный палец к губам и потянув Дакай за собой в темный альков. – Тише ты! Мы говорим о служителе Кутаро. То, что он здесь не просто так, мне стало понятно еще при нашем первом разговоре. Я уверена, что если его величество знали о визите священного лица, то я была бы предупреждена заранее. Что-то подсказывает мне, что Ульф лжет.
– Тогда тем более, почему бы тебе не проверить это самым верным способом? Коутрин согласно кивнула.
– Пошли в башню.
Поднявшись по крутым ступеням в башню, Дакай подкинула несколько поленьев в уже растопленный камин, а Коутрин устроилась на скамье рядом с невысоким столом. Задумчиво покусывая кончик длинного пера, она приступила к письму. Королева начала о состоянии замка и его запасов, ссылаясь на пересчет, что доставили ей сегодня утром. Упомянув о погоде, она уточнила дату возвращения короля, чтобы удостовериться, что он застанет советника Верховного жреца, а также поинтересовалась, как продвигается дело по поводу исчезновения целого города. В конце письма она расписала первую букву своего имени вензелями и запечатала послание.
– Через несколько дней должен прийти ответ.
Коутрин приложила губы к тонкой дудке и резко выдохнула. На протяжный свист отозвался сокол, грациозно приземлившись в оконном проеме башни. Дакай взяла письмо, сложила в несколько раз и, скрутив в тонкую трубочку, просунула в металлический сосуд, привязанный к ноге птицы. Птица с интересом наблюдала за ее действиями, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. При повторном сигнальном свисте сокол развернулся и соскользнул с проема, чтобы, расправив серповидные крылья, грациозно устремиться в небо. Шалфейи проводили его полет, пока на горизонте была видна лишь черная точка удаляющейся птицы.
– С тех пор как Ульф появился в замке, во мне поселилось какое-то нехорошее предчувствие, – поделилась королева. – Хотя, может мне просто не хватает свежего воздуха?
Дакай положила свою руку на запястье королевы.
– Тогда почему бы тебе не приказать приготовить нам лукошко с едой, и мы совершим пешую прогулку за пределы замка. Мне, по правде сказать, и самой уже порядком надоело торчать в четырех стенах.
Озорное настроение Дакай передалось и Коутрин, и она отодвинула на второй план свои натертые до мозолей подозрения и предположения относительно Ульфа. Снарядившись корзиной с ароматным хлебом, сыром и разбавленной вишневой настойкой, впридачу с вооруженным эскортом из 10 кушинов, шалфейи решили направиться в лес, чтобы отобедать нехитрым провиантом на солнечной поляне, которую они довольно часто посещали раньше. Путь лежал по пыльной дороге, где можно было встретить спешащих в замок и обратно лавочников, слуг и рабов, загруженных товарами, а также болезных, укутанных в множество одежд. Шалфейи не спеша шли посередине, окруженные охраной. Коутрин вовсе не беспокоило, что на нее могут напасть, как раз, напротив, она была абсолютно уверена, что их предприятию совершенно ни к чему вооружённый конвой. Но она знала правила и кушины не смели ослушаться своего сюзерена.
Их процессию приветствовали поклонами, расступаясь по краям извилистой дороги. Дакай напевала что-то под нос, тайком пощипывая хлеб, пока Коутрин не выдернула корзинку из ее рук и передала ближайшему к ней кушину.
– В самом деле, Дакай, как маленькая! – шутя упрекнула королева.
На что подруга только отряхнула руки и продолжила мурлыкать незатейливый мотив. Коутрин, улыбнувшись, покачала головой, и они медленно продолжили свой путь в сторону леса, где их ожидала небольшая поляна с густой травой. Пробираясь сквозь редкий кустарник Коутрин поклевывала знакомые ей ягоды, обходя стороной ярко красные плоды. Она хорошо помнила, что хоть они и были необычайно сладкими, но как-то, наевшись их в одну из похожих вылазок из замка по примеру Дакай, королева расчесала все тело чуть ли не до крови. Как потом выяснилось, Дакай решила подшутить и вовсе не глотала ягоды, а потихоньку выплевывала обратно в ладонь. Хорошо, что потом ей хватило смелости признаться в плутовстве, и Коутрин была спасена отваром Афиры. Неизвестно, сколько еще дней пришлось бы Коутрин тереться спиной о стены.
Добравшись до места без приключений, Дакай одолжила у нескольких кушинов их плащи, чтобы расстелить на земле. Обе шалфейи лениво растянулись под горячими лучами, вдыхая свежие лесные запахи. Дакай мечтательно изучала редкие облака, а Коутрин вновь приуныла. Как никогда и ничего на свете, она желала ребенка, и все ее мысли вновь потекли по направлению к проблеме, которую она была не властна решить. Коутрин разморило на солнце, и она погрузилась в легкую дремоту. Несмотря на поникшее настроение, шалфейя обнаружила, что прогуливается по священному саду, но в этот раз рядом с ней никого не было. Она ступала по протоптанной тропе, вдоль которой пестрые румяные лица цветов с любопытством провожали гостью, тихо переговариваясь между собой. Сад был наполнен сладким, почти приторным ароматом, как будто кто-то варил сахарный сироп. Передвигаясь по бесконечной тропе, Коутрин оглянулась назад в надежде встретиться с Кутаро.
Она, конечно же, помнила их договор, но в душу закралась тревога о том, что сказал Ульф. Молилась ли она тому Богу?
– Готова ли ты встретиться со мной, Коутрин?
Королева улыбнулась. Значит, он ждал ее сегодня.
– Я готова, если ты позволишь мне увидеть тебя в привычном мне облике.
Перед ее глазами в воздухе проплыла та самая лента, которую она передала Кутаро, и через мгновение Создатель материализовался в хорошо известном ей образе шалфейя. Верхнюю половину лица по-прежнему скрывали не проходящие сумерки, а на матовых губах гуляла легкая улыбка. Но пропали крылья-шесты из-за спины, что несколько насторожило шалфейю. Она по-прежнему не желала видеть его истинный облик из-за страха, что, как смертная, не сможет вынести его божественной сущности. По крайней мере, об этом говорилось в одном из древних писаний, что тот смертный, кто познает истинное обличие Бога, будет предан вечному забвению. Правда то было или нет, Коутрин не хотела проверять. Губы Кутаро лишь вновь оживила невесомая улыбка, когда королева решилась задать ему этот вопрос.
– Я долго не задержу тебя, – изрек Кутаро. – Я вижу, что ты себе места не находишь, это меня беспокоит.
В его голосе был собрана музыка ветра и тишина ночи, и Коутрин с благоговением подчинилась его умиротворяющему влиянию. Очень часто их контакты были болезненны в той или иной степени, но сегодня, напротив, Коутрин, ощущала необычайную невесомость всего ее существа и сладкую, как аромат в саду, свободу души. В ней что-то изменилось, или она просто привыкла к невероятной силе, исходившей от бога.
– Никогда раньше я не видела тебя во сне, – призналась Коутрин.
Кутаро приблизился к королеве так, что ей пришлось закинуть голову, чтобы заглянуть в черноту скрывающий его лик.
– Потому что ты, наконец, допустила меня к себе.
Он был другим сегодня. Шалфейя чувствовала перемены, но она могла и ошибаться, приняв изменения в поведении Кутаро за всего-навсего изменение места их связи.
– Это не так, ты всегда был во всем моем существовании, – не согласилась Коутрин, продолжая вглядываться в черноту тени, скрывающей глаза в надежде уловить в них хоть искру света.
– Теперь я смогу выполнить твою просьбу, и ты вскоре познаешь счастье материнства.
Коутрин сложила руки в замке и, отступив назад, низко поклонилась богу, ее сердце возликовало, а в душе начался праздник, скрыть который она даже не старалась. От радости она хотела прижаться к Кутаро и окунуться в его существо, которое притягивало к себе с ранее не ведомой ей мощью. Но шалфейя устояла перед наваждением и вновь поблагодарила Кутаро долгим поклоном.
– Тебе пора, Коутрин.
Шалфейя резко проснулась, пряная дремота окутавшаяся ее еще несколько мгновений назад быстро испарилась, не оставив и намека на те необычайно блаженные ощущения, с которым она познакомилась при встрече с Кутаро во сне. Их контакт хоть и продлился недолго, но этого было достаточно, чтобы поднять ей настроение. Находясь под впечатлением, Коутрин не сразу заметила, что Дакай нет рядом и, судя по распотрошенному лукошку без признаков хлеба и сыра, подруга умудрилась смести весь их обед. Шалфейя вытянула ноги и потянулась. Она еще раз осмотрела содержимое корзинки и ничего не обнаружила, кроме сосуда с вишневой настойкой. Неподалеку послышался хохот охранявших их кушинов, они рьяно обсуждали что-то, скорее всего после короткого состязания в стрельбе из лука.
Белая, словно натертая мелом стена, Дакай медленно ступала к королеве мертвой хваткой, сжимая что-то в руках. Она несла это перед собой, не глядя под ноги, оступившись несколько раз, но продолжая шествовать к месту стоянки. Коутрин нерешительно поднялась, заметив необычное поведение подруги, переводя взгляд то на нее, то на ношу. Волна тошноты накатила на нее, когда она заметила продольные пестрины оперенья. Это был тот самый сокол – птица, которого они послали к королю. Измазанный кровью наконечник короткой стрелы торчал из туловища, и перья возле раны уже запеклись. Птицы соколы, хоть и не были связаны с расой соколов, но для Коутрин эти благородные и преданные создания всегда занимали отдельное место в сердце. Какой дикарь посмел так жестоко поступить с ни в чем не повинным существом? Коутрин осенило, как только она запечатлела ноги сокола, а точнее их отсутствие – они были срезаны вместе с металлическим контейнером.
