Текст книги "По воле тирана (СИ)"
Автор книги: Марина Бишоп
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)
Перед Лисицей все завертелось, как в хороводе, и протавр издал сдавленный рев, оступившись всей тяжестью неподъемного веса, пробуравил носом землю, угодив в сеть, наскоро растянутую кушинами. Она ухватилась за мех, но Ролл успел выдернуть ее из-под начавшего заваливаться на бок животного. Еще немного, и Рут подмял бы ее под себя. Фарлал откатился и поймал шест, бросив его в мешок с порошком. Все произошло так быстро, что шалфейя не успела подняться, что и спасло ей жизнь. Тихий шелест, громкий хлопок оглушил и прижал Лисицу к земле, а вспышка осветила залитую кровью землю. Она распласталась на животе, зажав уши руками. Оглушенная, она решила, будто растревоженные взрывом комья земли застыли в воздухе с хрипами покалеченных кушинов.
– Вы здесь очень кстати, – сказал силуэт, быстро превратившийся в сокола.
– Не прикасайтесь ко мне! – во все легкие закричала шалфейя. Она успела рассмотреть два мощных крыла сокола. Его изогнутые пальцы, казалось, проникли сквозь рубашку, добравшись до костей, и потянули за собой.
– Отпусти ее!
Послышался голос фарлала. Великан предупреждает?
– Ролл! – вовремя предупредил Эвель.
Он уклонился он полетевшего в него смертельного мешочка и отбил мечом второй обратно на кушина. Кое-кто еще остался в живых после взрыва. Малочисленный отряд уже не досчитывался три четверти. Разрубленные конечности и разорванные взрывом, как пророчества Эвеля, переполнили становище.
Лисица вывернулась, но сокол вернул ее в западню; ее укусы не беспокоили его, а сжатый в ладони нож развеял эйфорию от схватки.
– Отпусти ее, она принадлежит мне, твой король получил за нее плату, – прорычал воин.
– Мой король передумал, считай, договор расторгнут, – заклокотал сокол. Клюв раскрылся, и фарлал увидел, что половина лица покрыта свежей кровью. Он тщетно старался расправить крылья, и ему досталось от взрыва, что, конечно, не ускользнуло от внимания Ролла.
У великана не было времени на размышления, как дротик, его рука метнулась к обрывку крыла сокола. Но тот сдержал крик, демонстративно ткнув кончиком кинжала в предплечье принцессы. Тонкая струйка крови заторопилась вниз. Лисица заскулила, громко попросив Богиню о помощи. Фарлал коротко выругался, стоя с соколом так близко, что Лисица скрылась в величине двух противостоящих друг другу сторон. Боль от соприкосновения с оружием притупилась, что дало ей силу.
– Вы успели передать вашему королю мое короткое послание? – изворачиваясь и проклиная его, спросила Лисица, не рассчитывая услышать ответ, но ей необходимо было что-то сказать, иначе котел негодования выкипел бы в слезах отчаяния.
– Вы сами скоро сможете это сделать, – тяжело дыша, сплюнул Сокол.
Ролл неотрывно отслеживал каждое его движение, в любой момент готовый воспользоваться ошибкой и вырвать шалфейю. Ему порядком надоело – соколы вторично пытаются утащить ее, может, мотивы их короля вполне объяснимы, но, следуя пророчеству, еще слишком рано избавляться от принцессы.
– Пустите меня!!
Сокол вдруг обмяк, уронил нож на землю и, не веря собственным глазам, зажал кровоточащую резаную рану. Он вытянул окровавленную руку и согнулся с тихим стоном, пытаясь выпрямиться и поднять оружие. Рядом с ним опустилась Лисица, больше не сдерживая позывы к тошноте, держа изогнутое лезвие, на глазах трансформировавшееся обратно в плоский гладкий каменный кусок. Но, кроме кашля и вязкой слюны, ничего не выходило.
– Прекрати давиться!
Просочился голос фарлала сквозь туман потрясения от содеянного. -Вам не уйти от... – с последним стоном позлорадствовал сокол.
Воин поднял Лисицу за ворот и встряхнул несколько раз, прежде чем поставить на землю. Не ожидавшая грубости от великана, она клацнула зубами и больно прикусила язык. Вдобавок к горечи во рту добавился кровяной комок.
– Я предупреждал тебя не источать молитвы к этой проклятой богине, что мне нужно сделать, чтобы до тебя дошло? – вдруг опять разбушевался Ролл. Принцессу не волновала речь фарлала, она переживала момент, когда вонзила острие в бок Сокола. Она знала, что камень будет не камнем, а смертью для Сокола – слуги предателя, но как и откуда пришел импульс? Камень преследовал ее, помогал и лечил, даже убивал для нее, при этом не причиняя никакого вреда великану.
– Неплохо, – похвалил подошедший Эвель. Он элегантно забросил меч на плечо, с каким-то животным блеском в глазах рассматривая сокола. То ли его привлекла яркая одежда, увешанная драгоценными камнями, ведь ему не приходилось так близко находиться с неуловимыми властителями неба, то ли он исходил гордостью за шалфейю.
– Надо уходить отсюда, за одним соколом явятся и остальные, – он принял поводья освобожденного протавра от своего оружника.
– Как она его так? – не понял Малыш.
– Наша маленькая принцесса полна сюрпризов. Что у тебя там?
– Двое. Что будем с ними делать? Оставить здесь?
Роланд отрицательно покачал головой. Его начинало раздражать поведение Лисицы, с неверием уставившейся на свои руки, проклиная булыжник. Правда, она имела такую способность выводить его из себя одним только словом, но встретившиеся кушины, а в особенности назойливый сокол, помешали его тщательно спланированному походу, так что отдуваться придется ей. Он тут же передумал. Двое связанных друг с другом кушинов сидели на земле, выказывая свой трепет только мелким дрожанием. Не будь они связаны, ими, наверное, можно было сбить сливки в крепкое масло. Один был ранен, второй избежал этой участи.
– Вы же не собираетесь их убивать? – Лисица неожиданно выросла перед фарлалом, видимо, оправившись от самобичевания. Она на время отложила вопросы о камне в сторону. – Вы должны их отпустить, они всего лишь защищались!
Эвель вложил меч в перевязь и взял Лисицу за плечи, уводя ее в сторону. – Что вы делаете? – не понимая, почему фарлал вдруг уводит ее с поляны.
Убедившись, что принцесса в безопасности, Роланд разрубил веревку и приказал кушинам подняться. Один подтянул раненого вверх, но Ролл жестом остановил его и указал отойти. Раненый кушин качался, затуманенными глазами умоляя о смерти.
– Нет-нет-нет!! – услышал Кронул.
Слишком поздно Лисица поняла, что собирается делать великан. Под шест с поврежденным фитилем покатилась голова.
– Он все равно бы не выжил, – выговорил Ролл, обтирая меч об одежду обезглавленного кушина и подзывая к себе второго. Короткостриженный кушин злобно взглянул принцессу. Знал ли, кто она, или просто надеялся вымолить жизнь? Или она придумала этот взгляд?
– Пощадите его, – зарыдала принцесса, падая на колени, Эвель не помешал ей исполнить непонятный ему долг, все же не выпуская плечо во избежание скороспелых решений.
Оба фарлала, как две равнодушные статуи из неизвестного материала, созданные по прихоти Нуроса, стали настолько ненавистны шалфейе, что ее вновь затошнило. Кушины, шалфейи – после смерти короля ее подданные, долг, клокотавший сейчас в груди яростью и болью за погибших от мечей. Глупость или бессознательное стремление встать на защиту своих слуг? Жрец подавил в ней весь спектр ощущений, чувств, перекрыл переживания, разрешив сохранить одну единственную цель – выжить самой и спастись; каждый день выступая в роли жертвы, она срослась с каждодневным кошмаром и могла разрисовать страх несуществующей палитрой цветов.
А теперь перед ней молодой кушин, брошенный на поляну, следуя приказу своего командира, вынужденный защищаться. Он не просит о помощи – глупый кодекс не позволяет раскрыть рот и защитить себя хотя бы словом. Все сконцентрировалось в его взгляде, застывшем на Лисице. В этот момент она узнала в нем себя.
– Остановите его! – принцесса обратилась к Эвелю, выискивая в нем хоть каплю понимания.
Опустив уголки рта вниз, Эвель покачал головой. Он сжал ее плечо посильнее, и она опять стояла на ногах.
– Прислужник чудовища! Пусть твои Боги покарают тебя! – вспылила Лисица и замахнулась, целясь камнем в Роланда. Полет его был недолгим, и он упал под ноги воину. Кронул оскалился и убрал меч.
–Уймись. Я не собираюсь убивать его – он может пригодиться живым.
Что это? Облегчение на ее лице? Благодарность?
Эвель убрал руки, и Лисица пропустила вдох, не теряя ни секунды вспорхнула, словно вновь обрела крылья, и уже шептала кушину на своем языке, прижимаясь к его плечу, как к переносному алтарю:
– Повинуйтесь во всем и останетесь в живых, – как можно скорее наставила принцесса, в отчаянии бережно погладив его руку.
Молодой кушин отступил от нее. В его глазах застыли непонимание и брезгливость.
– Спасайтесь сами, – грубо отрезал он и в догорающем свете факела сделал еще шаг назад, теперь развернувшись обратно к великану, но по– прежнему обращаясь к принцессе.
– Скажите ему, чтобы он обнажил меч, я вызываю его на поединок.
Шокированная Лисица не сразу ответила, пропустив руку через волосы, она запаниковала, тропинка к спасению внезапно завела в тупик. Кушин желает умереть. Поединок с великаном равносилен смерти.
– Одумайтесь!
Ролл смерил обоих подозрительным взглядом.
– Я не позволял тебе говорить с ним, – негромко произнес воин. – По его тону я понимаю, что он жаждет отдать себя на прокорм местным червям? Скажи ему, что я разочарую его, но ненадолго, он послужит отличной закуской иному существу. – Потому что основным блюдом будем мы, – мрачно брякнул Эвель.
– Привяжи его к своему протавру и заткни рот, чтобы они не переговаривались. А ты, – обратился Ролл к растерянной принцессе подозрительно спокойно, – подойди и подними то, что бросила.
Лисица уронила голову и присела, чтобы поднять камень. Быстро выпрямившись, она встретила холодные стрелы его зрачков, окружившие ее осажденную крепость. Лисица ахнула, когда фарлал резко притянул ее к себе за волосы. Он всего лишь хотел, чтобы она почувствовала его недовольство. Принцесса оторопела. Неужто за то, что она швырнула камень?
Ролл заскрежетал зубами, сверля ее глазами. Она касалась кушина. Почему его это волновало? Потому что она принадлежит ему – она его недруг, пленница, пророчество и презрение, подогревающие его агрессию и дающая силу. Шалфейя не смеет касаться этого кушина. Роланд прекрасно видел брешь в своих же выводах, но ничего не мог с этим поделать.
– В следующий раз, прежде чем бросать вызов, подумай о силах противника, – не признавая сопливых эмоций, наставил Ролл.
Не церемонясь, он взял ее за шиворот и закинул на спину протавра, она хныкнула больше от неожиданности, но не пожаловалась. Устроившись сзади, Ролл задал направление пополнившемуся отряду. Эвель посматривал на кушина, у того заплетались ноги, но он покорно шел следом. Дорога петляла, пока они не вышли к узкой реке. Лисица слышала журчание воды и поначалу решила, что это ручей.
– Интересно, откуда это? – удивился Эвель, заметив кучки перьев на берегу.
– У меня есть подозрение, – неуверенно ответил Ролл. – Держись подальше от воды. Ролл мимолетно глянул на кушина. Беспорядочные движения выдавали его – он потерял ориентир, Эвель ослабил веревку между ним и своим протавром, лишив его опоры и понимания происходящего. Он, как и принцесса, не обладал способностью видеть в темноте.
– Как думаешь повременить, или обеспечить безопасный переход прямо сейчас? – оскалился в улыбке Роланд.
– Лучше обойти это место, – предложил Эвель откуда-то слева.
Лисица терла глаза и всматривалась в темень. Вся ее забота – кушин, привязанный к протавру, как скотина на поводке к месту бойни.
– Что там? О чем вы говорите? – встряла принцесса. Она напрягла каждый мускул. – Аквонунг, – ласково удовлетворил ее любопытство Ролл, опустив тяжелую руку ей на макушку. Что бы ни означал этот жест, Лисицу почему-то, это успокоило.
– Предательская плоть, – попеняла она на себя.
– Брат Маравы, подаривший нам возможность дышать под водой. Он охотится на пернатых, но не брезгует и нами.
– Мы, наверное, называем его речным зубоскалом, – довольная ухмылка тронула губы Лисицы. Все у великанов преувеличено до видных размеров, и наверняка состряпана легенда.
– Если мы выживем сегодня, я расскажу тебе легенду про него, – прозвучал ответ строна, будто побывавшего в голове шалфейи.
Их обдул прохладный ветер, принеся с собой капли влаги осевшей на путниках. Протавры задергались, переминаясь с лапы на лапы, медленно начиная пятиться назад. Лисица подумала, что она дрожит, но это земля затрепетала под ними. Ветер заныл, как голодный ребенок, требующий молоко матери. Речные капли градом полетели в их сторону. Протавры протяжно засвистели и развернулись к лесу, игнорируя указания Ролла и Эвеля успокоиться.
– Стихии! – воскликнул оружник, – Ролл! Ты чувствуешь?
Кушин замычал в кляп между завыванием ветра, смывающего поверхность воды и разоблачающего бурлящий поток, поднимающийся откуда-то из глубины. Разбросанные перья завертелись в маленькой воронке воды, подступающей все ближе. Если тьма может быть еще чернее, то настал именно такой момент, когда Лисица ослепла от темноты.
– Великая Лантана, что происходит? – истошно выдавила принцесса. Когда же закончатся ее злоключения?
Она стерла капли, смешанные с песком, с лица и прижалась к Роллу. Эвель перегнулся и быстро перерубил веревку, связывающую кушина с протавром. – Вистан!!
– Вистан!! – повторил Кроха за свои строном, и их протавры галопом понеслись прочь от реки, оставив позади кушина.
Их окатило колючим градом, и земля превратилась в трясину. Животные заскользили, но выпущенные когти помогли выбраться из засасывающей вниз вязкой жижи. Каменные тиски великана сжали ребра принцессы, через шум беспощадно хлещущей воды и ветра она расслышала, как фарлал попросил Мараву заслонить их от игр ее брата.
– Держись! – крикнул Ролл Лисице и подтолкнул протавра громким "Вистан". Она чувствовала под собой каждый мускул животного, полет над землей с длинным прыжком; прогиб спины и выброс мохнатых лап вперед. Ветер свистел в ушах, а град заточенными сосульками царапал кожу сквозь одежду.
Как бы быстро ни бежал протавр, их утягивало назад.
– Вистан, – послышался рев Эвеля, и чавканье земли смешалось со шквалом ветра. Лисица изо всех сил держалась за мех, но промерзшие пальцы отказывались подчиняться, она соскользнула бы с Рута, если бы не, пускай и жесткая, поддержка Ролла. Натягивая поводья, фарлал только затормаживал его движения, но если он отпустит их, он сорвется, и его засосет зловещая воронка.
Он обернулся, распознав в разбушевавшейся стихии кушина, кружащего внутри брата Маравы. Она подбиралась ближе к Эвелю. Его протавр не сдавался, буравя лапами землю.
Было уже поздно, когда Ролл заметил, как кушина выбросило из воронки. Он полетел прямо на Эвеля, как выпущенная стрела меткого лучника. – Пригнись!!
Эвель увидел лицо своего строна и взметнувшуюся руку, указывающую на приближающееся тело. Он сильно натянул поводья, и Рут рефлекторно взбрыкнул. Лисицу выбило со спины животного и засасывающий рог воронки потянулся к легкой жертве. Проклиная себя, Ролл развернул протавра. Сильнейшая волна града накрыла борющихся за жизнь путников. Если бы только успеть дойти до леса...
Принцесса упала вниз лицом, руки замесили грязь. Она отчаянно сопротивлялась Стихии. До истощения. Никакой боли, только отупение от невидимого ужаса и отчаянная борьба за жизнь.
На том месте, где был Эвель, праздновала свою победу воронка, пританцовывая, приближаясь к ним, награждая новыми порциями воды. Роланд оголил клыки бросившей ему вызов Стихии и спрыгнул с Рута, прокричав ему вдогонку "Вистан". Не обремененный весом седоков, протавр пустился галопом вперед, к безопасности.
Лисица прижалась к земле на последнем дыхании, держась за густую жижу, просачивающуюся сквозь пальцы. Тяжелое тело накрыло ее, закрывая от атакующих льдинок.
– Нам надо двигаться к лесу, – спокойно произнес Ролл, вытягивая ее из ямы, в которую ее медленно затягивало.
– Я не могу, – запаниковала принцесса и зарыдала в голос.
– Мы должны выжить, – уговаривал воин, переворачивая ее, стирая слезы с измазанного лица.
Как будто услышав ее плач, воронка развернулась к ним, и, насвистывая, зашагала в их сторону. Ей, видимо, наскучило преследовать протавра.
Лед его глаз растаял в ее изумрудном свете, когда он заключил ее лицо в чашу своих ладоней.
– Что бы сейчас ни случилось, я обещаю тебе – это не конец, – Лисица сомневалась, то ли это был его голос, то ли ветер. Ролл выпрямился во весь рост и подтянул к себе Лисицу. Она не видит его, но ее глаза ищут его лицо. Пусть с ними будет то, как предрешено. Он заклеймил ее губы своими. От неожиданности принцесса не сразу ответила, задохнувшись под напором его силы. Он не знал, что их ждет. Вот-вот они станут игрушками Аквонунга.
И больше нет пророчества, ни предсказания. Только двое: шалфейя и фарлал. Два кусочка разных миров; соприкоснувшиеся друг с другом потомки греха.
– Я приду за тобой, – произнес великан, и в порыве ветра принцесса не могла различить – то ли угрозу, то ли обещание. Хотя вряд ли это было важно.
– Тогда я буду ждать, – задыхаясь под натиском его губ, прошептала принцесса, почувствовала, как хватка фарлала ослабла, когда первый диск воронки исполосовал его спину. Ролл резко выгнулся, подавляя боль, и освободил губы шалфейи. Он слышал ее в своей голове. Она говорила с ним не прерывая поцелуй. – Я должен... – на этот раз воин перебил вой ветра, но стихия не дала ему закончить, утащив обоих в зловещий водоворот.
ГЛАВА 8. Коутрин Лиасса Эллисийская
Двадцать лет назад Висячие дворцы Соколов.
Коутрин тихо прикрыла двери и накинула капюшон на голову. Ярко– красная накидка выгодно маскировала ее среди красочной мозаики стен и потолков роскошных залов. Главные двери и балконы дворца в этот поздний час строго охраняются. Во внутренних помещениях царил полный покой. Все рабы и охрана снаружи. Король не раз хвалился тем, что с тех пор, как во дворце оставалась только его семья, попытки отравления и нападения сошли на нет. В это неспокойное время, когда религиозный переворот, поддерживаемый королем, расшатал нервы Духовников и Хранителей, нельзя было доверять никому.
Во время пожара в храме, устроенного последователями прежней религии, в огне погибли бесценные свитки с начала истории расы соколов. После этого король заживо сварил в масле около двух тысяч соколов и добрую половину своего Гарема. Выяснилось, что некоторые были причастны к отравлениям и даже покушениям, предоставляя сведения о спальных покоях сюзерена. Отец Коутрин всегда боялся нападения и менял спальни каждую ночь, при этом не удерживаясь от рутинного соблазна полакомиться свежей наложницей из Гарема. Однажды ему пришлось перерезать горло одной из них, но потом оказалось, что подозрения был напрасны.
"Бедные", – подумала Коутрин. Она жалела наложниц – невольниц, загнанных в Гарем для его же величия. Традиция, доставшаяся от предков. Дурная традиция. Она оставила мысли об их жестокой судьбе и вошла в небольшой дворцовый храм, переделанный на новый лад в соответствии с новой верой. Свечи и кресты, непривычные благовония и портреты соколов с белым шаром вокруг головы – все это убогое убранство не шло ни в какое сравнение с величием храма прежнего Бога. Коутрин вздохнула, но через мгновение ее лицо озарила улыбка. Она скинула капюшон и кивнула показавшемуся из-за штор лицу. Значит, сегодня не придется долго торчать в этом месте, дожидаясь, когда мама сможет усыпить бдительность двух Фурант, приставленных к ней, стерегущих ее покой и сон, как сама высмеивала их предназначение королева.
– Нет ничего хуже, чем ждать, когда обе захрапят, одна всегда засыпает быстро, а вторая елозит и жалуется, что ей плохо, заставляя меня слушать эти невыносимые храпы первой. По-моему, у короля окончательно помутился рассудок, – пожаловалась королева, опуская штору и впуская дочь в тесное пространство между стеной. Она тут же поправила обруч, задев шторой аккуратно уложенные волосы.
Коутрин улыбнулась в ладонь. Ее мама не переставала пенять на нововведения мужа, не понимая, для чего у нее в спальне находятся Фуранты. Сопровождать, развлекать, разносить слухи – их забота, но никак не ночные дежурства рядом с ее постелью.
– Я их усыпила. Перед тем, как закрыть дворец, мне приносят напитки и сладости – вечерняя трапеза счастья, – королева скривила полные губы, несколько слегка заметных морщинок образовались возле глаз. – А я посыпаю их сладким порошком – новое средство от бессонницы, изобретенное до начала гонения староверов. У меня запасы. Ах, я так устала. И почему мы не можем оставить все как есть? Зачем ему понадобилось поддержать это новое течение? А что будет с нами, если он узнает? Королева опять ахнула.
– А если нас поймают?
Коутрин закатила глаза. Она привыкла к частым приступам паники матери. Но раньше она никогда не начиналась вечером – осознание приходило утром. Она врывалась в ее покои и слезно просила отменить их сеансы. Конечно, Коутрин соглашалась, продолжая раз в полную луну встречать королеву вечерами в дворцовом храме за шторой.
– Давай поговорим об этом позже. Никто нас не поймает. Король спит, а во дворце, кроме королевской семьи и твоих фурант, никого нет. Ну, кто нас поймает?
Королева приложила руку ко лбу, как будто смахнула панику прочь. Она вымученно улыбнулась.
– Прости меня, я просто эгоистка
Она вошла обратно в храм и выдернула две тонкие свечи из подсвечников, расставленных перед изображениями.
– Свечи, и те худые. Что за религия? Как можно верить в то, чего не видишь? – сокрушалась королева. – Пошли.
Королева толкнула несколько камней из гладкой кладки за шторой, и они вместе вошли в открывшийся ход. Приятный холодок пробежал по спине в предвкушении контакта. Коутрин взяла теплую руку королевы, ведущей ее вниз по ступенькам.
– Я – шалфейя, разве король не понимает, я не могу отречься от себя? Мы частички Кутаро.
– Конечно, мама, – на всякий случай быстро согласилась Коутрин. -Попробуй поговорить с ним, и нам не придется, как двум ворам, красться в ночи, чтобы помолиться.
Королева остановилась и посветила на лицо дочери, укоризненно цокнув языком. – Чтобы ты знала – после одного такого разговора он запер меня в комнате и приказал переписать это... новое писание в два пальца толщиной, – мрачно пожаловалась королева. – Решил таким образом оценить мои каллиграфические способности.
– Подожди, когда это было?
– Когда он сказал тебе, что я отправилась к сестре.
– Тебя не было почти 3 месяца! – не веря, возмутилась Коутрин.
– А сколько, по твоему времени, занимает перепись такого количества страниц?
– Поверить не могу, ты ничего мне не сказала!!
– И что бы сделала любимая дочь короля? – с ленивым сарказмом спросила королева.
– Я... бы ...
– Твой бунтовской характер отец терпит до поры до времени. Это тебе в наследство от меня, – она мечтательно хмыкнула. – Где же мой былой напор...
Королева вдруг погрустнела.
– Терпеть не могу, когда ты так быстро соглашаешься с волей короля. Перепись! Наказание под стать королеве!
– Моя дорогая, ты когда-нибудь, поймешь, что компромисс вовсе не слабость.
Когда ступени закончились, на их пути выросла дверь. Коутрин подтянула многочисленные юбки вверх и из перевязи на ноге выудила ключ. Королева потрясла массивной связкой ключей.
– Зачем они тебе здесь?
–На всякий случай. Одна дверь – разные комнаты. Вдруг мы пробудем здесь до утра? А если у меня не будет связки, как мы попадем в кладовую? Я предпочитаю держать легенду наготове.
– Мы никогда не проводили здесь больше часа. Никто никогда не заподозрит, что дверь пропускает не только в кладовую.
– Как знать, как знать. Твой отец каким-то образом прознал про мои вылазки в Гарем. Это было еще давно, до твоего рождения, – предвидев вопрос, выросший на лице Коутрин, быстро уточнила королева.
Коутрин вздохнула и прежде, чем вставить ключ, очистила голову от кучи ненужной информации, постоянно поступающей от матери. Она соскучилась по безмолвному общению, где было все ясно и без слов.
– Ты готова?
Королева кивнула и приняла свечу, пока Коутрин ковырялась в замке. Два раза вправо, поднять и повернуть влево, опустить и провернуть. Золотой свет впустил их внутрь круглой комнаты. Высокие колонны подпирали невидимый потолок, скрытый тенями. Блики огня бросали горбатые тени на мозаичные стены. Посередине черная каменная статуя Кутаро, держащего прозрачный шар двумя руками. Отливая безупречным глянцем в танцующем пламени, казалось, Бог двигался, при этом застыв в своей вечности. Шалфейи преклонили колени на шелковые подушки и затем вошли в круг комнаты. Молча Королева затушила и спрятала свечи, заняла место на изогнутой скамье вдоль стены, поместив на колени деревянную дощечку и лист пергамента с сухими чернилами. Коутрин взошла на алтарь, пригубила воды из чаши, сделала надрез на пальце и кинула палочки на камни, читая настроение Кутаро.
– Мой создатель расположен ко мне сегодня, – с ликованием огласила Коутрин результат.
Королева еле заметно кивнула и приложила перо к пергаменту, готовая записывать. Коутрин опять встала на колени и положила обе руки на каменные плиты в углубления, сразу почувствовав легкое покалывание в ладони. Сегодня Кутаро был нетерпелив, он, кажется, ждал ее прихода. Она немного испугалась резкого напора силы и пьянящего ухода из реальности. Кутаро без церемоний выдернул ее из комнаты. Складки боли обозначились на лбу Коутрин. Ее опять встретил золотой свет, и она пробежала по коридору, не оглядываясь на скрежет пера.
– Поднимись.
Огненная грива ослепила Коутрин, но она встала на землю, не глядя на источник завораживающего голоса. Чистый, как воздух после дождя и умиротворяющий, почти гипнотизирующий. Она до сих пор не могла привыкнуть к их контактам, каждый раз обнаруживала новые едва уловимые вибрации, исходящие от него. Объятия неги сгладили секундную боль при перемещении.
– Ты готова увидеть Меня?
– Нет, нет. Пожалуйста, как в прошлый раз, – выдохнула Коутрин, крепко зажмурившись.
Мягкий смех, должно быть, расслабил ее.
– Можешь открыть глаза, – ласково сказал голос, и она послушалась.
Она не воспротивилась порыву посмотреть на оживший храмовый монумент. Его волосы прикрывал головной убор, где два длинных острых окончания загибались внутрь. Половину лица прятала вечная тень. Вместо крыльев – колья с перетянутой между ними прозрачной материей. Красная ряса до земли скрыла остальное туловище. Из широких рукавов показались черные когти, но, к облегчению Коутрин, Кутаро сменил их вид на перстатицы.
Коутрин успокоила рвущееся, как от быстрого бега, сердце. Она не хотела признаться, что в первые минуты их встреч необъяснимый страх, что он решит показать себя в истинном обличии, рвал самоконтроль на части. Облик рослого шалфейя, пускай и со странными крыльями, реже напоминал об их различии, когда они пускались в долгие беседы о мелочах мироздания, где она впитывала каждое слово, как губка, не смея проронить хоть каплю бесценной информации.
– Эллинисты сожгли библиотеку, – взволнованно произнесла Коутрин, заметив, что они оказались в лесу, идущие по утоптанной тропинке. Тонущие в огромных цветах кустарники провожали их любопытным взглядом, переглядываясь между собой. Она видела лица цветов – ожившая мимика на румяных от солнца щеках. Кутаро медленно вышагивал впереди, позволяя Коутрин быть подле него.
– Я знаю. И сегодня ты пришла ко мне с какой-то определенной целью? Не бойся, говори.
Коутрин распустила волосы и безмолвно протянула ему ленту. Ее губы и до этого не шевелились, но теперь она даже не думала.
– Ты хочешь попросить меня о чем-то? – ласковый голос морозом обжег ее руку, когда Кутаро принял дар.
Кустарник сменился одиночными деревьями, выстриженными в виде мелких птичек. Под деревьями счастливые маленькие шалфейи извлекали из свирелей стройную мелодию, тонкой струйкой спешащей увековечить себя в божественном саду. Большой, золотой, словно отлитый из металла жук приземлился на перчатку Кутаро, и он пригладил его крылья
– Да. Я должна восстановить записи. – Так ты за этим пришла?
"Разочарование?", – подумала Коутрин, забывая, что ни одна ее мысль не ускользнет от Бога. Она быстро очистилась.
– Нет, Коутрин, я не разочарован. Конечно, я надиктую тебе, если ты что-нибудь упустила из наших бесед. Но сначала я бы хотел, чтобы ты кое-что для меня сделала...
Коутрин низко поклонилась.
– Я не могла бы и мечтать о такой чести.
– Могла и мечтала, – рассмеялся Кутаро. Эхо его голоса поселилось внутри нее.
– Я не хочу, чтобы ты мешала королю поощрять новую религию. Мне важно счастье и свобода моих творений, а не их вера в меня. Я уже давно не вмешиваюсь в мир творений, я – наблюдатель, но готов щедро наградить знаниями, которые прорастут корнями в материальном мире. Кажется, Коутрин услышала скрип пера.
– Это не все.
Кутаро остановился и заслонил собой весь солнечный свет, склонившись над Коутрин. Тень легла на нее, заключая в трогательный плен. Золотой жук приготовился к полету с его руки, и полупрозрачные крылышки затрепетали под музыку, продолжавшую литься из флейт.
– Упроси отца обручиться с нынешним королем шалфейев. Тогда ты сможешь чаще приходить ко мне.
Что-то больно ужалило ее в бок, она фыркнула и потерла укушенное место. Движение Кутаро остались неуловимыми, расторопно уместив на своей ладони невидимое ей насекомое, он придавил его громким хлопком.
– Укус не причинит тебе вреда, – успокоил Кутаро, прочитав ее мысли, как развернутый пергамент.
– Очень жжет, – продолжая натирать зудящий бок с гримасой на лице, пожаловалась Коутрин. – Что это за насекомое?
Не касаясь ее, Кутаро снял боль одним движением, продолжив прогулку по саду, приглашая ее присоединиться.
– Это укус противоречия и отказа мне, Коутрин. Ты только что сказала мне "нет".
– Но я не говорила "нет". Я даже не успела подумать.
– Твой отец согласится, если ты будешь достаточно настойчива, – безмятежно продолжал Кутаро. – Шалфейи никогда не изменят своей религии – их Жрецы надежны и знают каждую строчку из мироздания.
– Самолюбие, тщеславие? – Коутрин не успела вычеркнуть эти мысли из головы, Кутаро уже успел считать их.
– Когда ты, например, заканчиваешь вышивку, то, несомненно, добавляешь свои инициалы. Ты хочешь, чтобы твой труд был опознан. Верно? Например, на этой ленте буква "К" вышита изумительными вензелями. Гордость переполняет тебя.
– Я не горжусь своим умением.
– Тогда, может, самолюбие или тщеславие? – передразнил Кутаро и она увидела, как его бледные губы раздвинула улыбка. Он был близко, не источая ни тепла, ни холода, ни дыхания. Коутрин стало не по себе, он притягивал к себе, делая бесконтактное сопротивление болезненным.
