Текст книги "По воле тирана (СИ)"

Автор книги: Марина Бишоп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

Коутрин уперлась руками в грудь сокола, отказываясь смотреть на него.

– Не делай того, о чем потом пожалеешь, – не выдав паники, твердо произнесла она.

– Ты не понимаешь и не желаешь замечать, – сквозь сжатый рот процедил Фалькор, ловко поймав ее локоть.

Он захватил ее руки и прижал их к дивану. Фалькор приблизился к ее лицу. Шалфейя побледнела. Сопротивляться давлению на запястья бессмысленно. Перед ней было другое существо, но не ее брат.

– Фалькор. У меня будут синяки!

– Посмотри на меня, – его дыхание стало прерывистым. Но принцесса держала под контролем собственные эмоции, чтобы не дать брату повод к непристойным действиям. Коутрин, наоборот, развернула голову в другую сторону. Несколько свечей задул сквозняк.

– Я – будущий король, и если я желаю тебя, то это станет законом, и ни одна душа не посмеет возразить нам. Ты знаешь, что в моих силах отозвать твою помолвку? Тогда ты останешься здесь, и мы будем вместе. Как раньше. Мы всегда были вместе.

Принцесса чуть не захлебнулась от потока его слов.

– Только мы одни. Нам больше никто не нужен. Ты – моя королева.

Последние слова он прошептал рядом с ее щекой, обжигая горячим дыханием. Она не смела шевельнуться, как молила каждая напрягшаяся клеточка ее тела.

– Я не могу, Фалькор

– Почему?

– Ты мой брат.

Фалькор заклекотал и только сильнее стиснул ее руки, удостоверившись, что она в его распоряжении.

– Это же прекрасно! В нас течет одна кровь, мы – одно целое.

– Ты ошибаешься, я не узнаю тебя, Фалькор. Что произошло с тобой? Опомнись же! Я твоя сестра.

– Я знаю, ты захочешь большего, мы можем любить друг друга не только как брат и сестра, это целый новый мир для нас обоих. Прими меня, и ты никогда не пожалеешь.

Коутрин хотела зажать уши, но она по прежнему была в плену рук Фалькора.

– Ты – мой брат, и по-другому не будет, – твердо опротестовала его откровения принцесса.

Она рассчитывала, что ее хладнокровие отрезвит рассудок наследника.

–А теперь отпусти меня, и мы спокойно поговорим.

Как ни старалась Коутрин, но сверху на нее смотрел неизвестный ей Сокол.

– Позволь мне показать тебе, как мы идеальны

– Нет!! – не выдержав воскликнула принцесса и резко дернула руки. Однако, напрасно.

– Отпусти меня сейчас же!

Фалькор ласково сжал ее подбородок, зафиксировав ее голову в выгодном ему положении.

– Только посмей, и я прокляну тебя!

Сокола не зацепили ее угрозы.

– Я возненавижу тебя!

– Ненависть? Коутрин...– Сокол театрально покачал головой, и характерный клекот искусственного разочарования заглушил ее выкрик о том, что он перестанет быть ее братом. Фалькор видел страх и растерянность, просочившуюся наружу из любимой шалфейи. Он не понимал, почему она отвергает его. Они ведь всегда любили друг друга. Оставив ее в одиночестве на несколько недель, помогая определиться и сделать выбор, он думал, она зацепится за него, как за соломинку посреди стремительного потока событий. Он просчитался. Его шалфейя согласилась следовать записям, уместивших ее судьбу в нескольких предложениях.

– Я упустил из вида одну деталь. И, по-моему, я ошибался, начиная с того дня, когда посмотрел на тебя по-другому, – признался сокол и тут же усмехнулся.

Он освободил запястья шалфейи и сел на край дивана, о чем-то напряженно размышляя. Коутрин получила обратно свободу и в порыве захлестнувших эмоций, стиснув зубы, вонзила кулак в его щеку. Удовлетворенный скрежет сжатых зубов заглушил глухой стон Фалькора, никак не ожидавшего атаку. Вряд ли удар был сильным, хотя для Коутрин в данный момент было важно иное – месть за унижение. Может, и немного грубая своей первобытностью, но принесшая облегчение. Рука заныла, и пальцы свело, как от судороги.

Он бешено сверкнул глазами. Она посмела поднять на него руку. Внутри Сокола что-то перевернулось. Если ему не суждено владеть ею, то пусть она страдает от своей глупости так же, как и он от страсти.

– Прости, – вдруг резко опомнилась Коутрин и виновато поднесла руку к его лицу, но не дотронулась, боясь быть отвергнутой. В ее глазах стояли слезы. Она моргнула, и крупная капля оставила влажную дорожку на бледной коже. Вязкая слюна заволокла рот, и принцесса тихо всхлипнула.

– Я не хочу тебя больше знать, – вынес свой приговор будущий правитель. Он поймал ее протянутую руку и отвел в сторону.

– Если я еще раз увижу тебя, то лишу себя глаза. Если тебе не все равно, держись подальше от меня, и никогда не позволяй нашей встрече случиться. А когда ты станешь женой вероотступника, не смей вспоминать о том, что у тебя есть брат. Я проклинаю ваш союз, как идолопоклонников.

В ровной речи Фалькора можно было уловить раскаленную ревность и отчаяние.

– Ты сам все подстроил! – Коутрин услышала чью-то немую подсказку и только озвучила услышанное.

– Что?

– Это ты! Ну, конечно, же.

Шалфейя схватилась за голову.

– Странное стечение обстоятельств – на самом деле уже разыгранная по ролям пьеса! – ошеломленная догадкой, воскликнула принцесса, гневаясь на себя больше, чем на брата.

– Ты шпионил за мной! Ты ходил за мной по пятам везде и всюду. И, конечно, тебе ли не знать, где я прячу личные записи? Зачем тебе это? За что ты так поступаешь со мной?

Фалькор сузил глаза и выпрямился во весь рост, демонстрируя шалфейе, с какой легкостью он может в мгновение ока продолжить выяснение отношений под другим углом.

Коутрин растерла по щеке непрошеные слезы. Теперь они струились по лицу. Именно через мутный поток слез она увидела истинную сущность Фалькора.

– Как ты это сделал? Что ты сделал с моей матерью?! – завопила принцесса. Ее раздраженные от соленой влаги глаза расширились, она задрожала от обиды.

Фалькор сложил руки на груди и отступил назад, освободив пространство для выражения ее позиции и возможных маневров.

– Мне казалось, ты хотела поговорить спокойно, – словно наслаждаясь ее криком, растягивая слова, объявил сокол.

Коутрин схватила первое, что попалось под руку, и метнула в сторону брата. Слишком медленно и предсказуемо, Фалькор без труда уклонился, запущенная в него древняя ваза пролетела мимо; глиняные черепки, как водные брызги, разлетелись по полу.

– Ты еще хуже, чем твоя мать. Она хоть и змея, но раздувается перед нападением, а ты, как точильщик, покрываешь свою жертву клубами сладкого тумана и под его покровом, как последний трус, жалишь. Тебя этому учили как будущего короля?

Сокол задержал на ней свой взгляд, затем коротко кивнул сестре и, развернувшись, направился к двери. Ему нечего было ответить.

Они также не увиделись в день отъезда Коутрин. Они избегали друг друга до самого конца.

– Не плачь, родная, – прошептала королева своей дочери. – Ты возвращаешься домой. Ты сможешь, наконец, увидеть наши родовые земли. А жизнь при дворе шалфейев совсем иная.

Королева мечтательно закатила глаза, словно стараясь доказать Коутрин, что в мире нет ничего более удивительного, чем замок Райп с его захватывающими дух прилежащими городами.

– Ты будешь королевой, разве я могу молить Бога о большем.

Принцесса тихо всхлипывала, презирая себя за слабость, на которую не нашла управу. Душа разрывалась на части. Она оставляла позади привычную жизнь, почти всю себя. Что она принесет в новый дом? Возможно, только веру в Кутаро и обязательства перед ним. Идти вперед для будущего по его велению.

– Что будет с тобой?

– Не волнуйся за меня, дорогая. Король остынет и, может, даже позволит мне навестить тебя. А пока я отдохну в своих комнатах...

Коутрин покачала головой. Она-то уж знала, что на самом деле происходит между ней и отцом. Зная его характер, он скорее всего, запрет ее одну в одном из крыльев дворца. Пройдет не один месяц, когда королева снова сможет свободно выходить за пределы своей тюрьмы. Сегодня король, все же, смилостивился и позволил им проститься. Сам же он наблюдал за всем с балкона своего приемного зала. Коутрин видела только его силуэт, не имея возможности видеть лица. Но Коутрин не сомневалась, он был не рад разлуке.

– Он допрашивал меня о храме, – еще тише произнесла королева, уводя дочь за локоть в сторону, подальше от ушей ее фурант, взявших их в круг.

Коутрин зачастила ручным веером перед лицом, высушивая слезы и предотвращая прилив румянца к щекам. Об их секретном месте контакта с Богом никто не должен знать. Никогда. Эта тайная комната подарена им Кутаро.

– Я не знаю, кто ему доложил, – ответив на немой вопрос дочери, продолжила Королева. – Это, скорее всего, предположение. Ключ на том же самом месте. Я думаю, король просто прощупывал почву. По его мнению, у нас должно быть место где-то в замке для "еретических ритуалов".

Королева пренебрежительно сделала ударение на последние слова, копируя выражения сюзерена.

– Мама..., – мягко окликнула принцесса, поймав блуждающий взгляд шалфейи, -...облегчи себе жизнь, прими религию соколов. Позволь себе жить, иначе король тебя со свету сживет своей любовью.

– Это не так просто, дорогая, – она скривилась при звуке собственного голоса. – Однажды ты поймешь, что жертвовать собой – это как утренний туалет, совершаемый над тобой рабами. Ты принимаешь его как должное.

Она затихла, и уголки губ приподнялись в нежной улыбке.

– Иди ко мне.

Они обнялись.

– Не волнуйся за меня – я справлюсь, у меня твоё упрямство, – пробормотала принцесса в плечо матери.

– Душа болит, неспокойно мне, хоть и знаю, что ждут тебя родные стены. Меня гложет нехорошее предчувствие, что-то давит меня внутри, окружает со всех сторон, рвет сердце в клочья. Тоска вгрызается, не могу дышать.

Не выпуская дочь из объятий, королева напоследок шепнула:

– Держи в тайне контакты с Кутаро, даже в доме, где его славят.

Она хотела спросить причину, но вместо этого Коутрин посмотрела вдаль, заметив, что короля больше нет на балконе, а это значит, их прощание подходит к концу, и их разведут по разным сторонам. Ее ждет тряска в воздушной повозке до резиденции короля, в землях шалфейев, к замку Райп. Любознательная шалфейя мечтала, наконец, собственными глазами увидеть великолепные белокаменные строения с золотыми сводами, а другая, некогда любимая дочь правителя соколов – забыть все, как страшный сон и остаться рядом с королевой. Но что ее ждет рядом с братом? Как только он взойдет на престол, то будет вправе потребовать от нее исполнения любой прихоти.

– Король шалфейев благороден и добр, – быстро заговорила королева. – Постарайся полюбить его, тогда все будет намного проще.

Королева вздохнула и отстранилась, с печалью с голосе начав размышления вслух:

– О чем я только тебе говорю? О любви. Видишь, куда меня завело это чувство. Любовь – это наказание, но это и счастье, дорогая. И я буду молиться, чтобы ты сделала глоток только последнего. Терпи, родная. И исполняй свой долг.

Плохо королева знала дочь. Коутрин ничего не ответила, только слегка кивнула. Язык защипало от невысказанного секрета о брате. Королева обязана знать, не всю правду, только какую-то часть. Ей здесь жить.

– Сторонись Фалькора, – не выдержала шалфейя.

– О чем ты?

– Он приходил ко мне несколько дней назад и просил остаться, и он показался мне... чужим.

Коутрин покраснела.

– Продолжай, – королева насторожилась.

– Он просто вел себя странно.

– Что значит странно? Ты что-то не договариваешь, я знаю этот взгляд!

– Он угрожал мне и...

Небольшая заминка в повествовании теперь обеспокоила жену короля.

– Коутрин! Что он сделал?

Шалфейя вздохнула, подбирая нужные слова. Она посмотрела через плечо матери. Не спеша, к ним направлялся сюзерен. Фуранты разинули рты, не переставая удивляться размаху его крыльев и расступились по обе стороны, образовав проход.

У Коутрин кровь застыла в венах. Может быть, он передумал? Разорвал помолвку?

– Ваше величество, – склонилась в реверансе шалфейя.

Краска сошла с лица королевы, она резко обернулась, опешив, но быстро собралась, повторив приветствие дочери, и отступила назад, чувствуя приступ паники. Его появление было продуманным актом мести. Сокол мстил своей жене: королеве, супруге, матери любимой дочери, любовнице и лучшему другу, пересекшей черту дозволенного. Сюзерен смотрел на обеих с высоты своего роста и заговорил с Коутрин. Отрывисто и монотонно. Так, как он говорил с послами, слугами, наложницами и... презренными рабами.

– Мы хотим, чтобы вы исполнили свой долг с величием и желанием. Вы понимаете, что этот союз укрепит отношения между нашими расами, и об этом вы должны помнить в первую очередь. Вы станете королевой другого правления, другого мира...

Сокол замолчал, чтобы сделать акцент на последующих словах, на упреке, предназначавшимся не одной Коутрин:

– ...другой религии. И чтобы вы об этом не забывали, мы решили напомнить, что любые несогласованные между нами действия найдут реальное отражение.

По спине шалфейи пробежал холодок. Реальным отражением ее ошибок станет королева, Коутрин без запинки расшифровала его послание.

– Вам пора, – не дожидаясь ее ответа, велел король

Сокол поднял руку, указав вперед, где ее уже дожидалась воздушная повозка и отряд из шалфейев в ослепляющих золотых доспехах. Три ступени к новой жизни, к возможному счастью, или три ступени к горю? Она верила Кутаро, он сам вел ее в чужую культуру, но к родовым истокам. Отец, сам того не подозревая, стал исполнителем воли им же отвергнутого Бога. Ирония свыше. Только три ступени, и все позади или наоборот. Коутрин вскинула голову и обвела взглядом дворец, прощаясь с ним, стоя на платформе, которая изменит ее жизнь в считанные крупинки песочных часов; она осознала себя точкой посреди тысячных строений, и все ее заботы стали еще ничтожнее. Чуть ниже висячий город, и никому нет дела, что дочь короля сегодня покидает родные стены в наказание за несовершенный грех. Вряд ли кому из простых подданных известно, что Коутрин существовала в жизни дворца. Она была лишь запасным вариантом. Ключевой фигурой будет и останется продолжатель расы соколов, рожденный второй женой наследник, Фалькор. Шалфейя обреченно вздохнула, впустив внутрь себя немного отваги.

– Я никогда не пойму ваших мотивов и вряд ли получу ответ на несколько простых вопросов. И, несмотря на это, я никогда не забуду ту вашу часть, которая была ко мне справедлива и благосклонна в ситуациях, когда требовалась жесткая рука правителя, а не поощрения отца. Вы моя семья, мой род, и я всегда буду помнить это. Я обещаю.

Глаза Коутрин заблестели; Королева заглушила всхлип тыльной стороной ладони, словно только после слов дочери поверив, что они больше никогда не увидятся. Под непроницаемым панцирем аристократической выдержки сокол развернул супругу за локоть, и они быстро превратились в тени над землей, слившись с перистыми облаками. За ними последовали фуранты и охрана короля, оставляя Коутрин одиноко стоять посреди платформы. Растерянная и обескураженная реакцией короля, ей ничего не оставалось, как спрятаться в воздушной повозке и передать себя в руки времени, которое по своему назначению должно залечить все ее печали. Завтра наступит новая жизнь, а переживания рано или поздно растают. Что ее ждет впереди? Горчайшее разочарование или бесконечное счастье? Как бы ни сложились обстоятельства, она пообещала себе быть сильной.

ГЛАВА 9. Виддуй

– Дайте мне кровь!

Коутрин подала Афире руку. Та перевернула ее ладонью вверх и резко провела острым лезвием, вырвав всхлип боли у королевы. Капли зачастили по предсказательным палочкам.

– Подарю ли я наследника королю? – спросила шалфейя, глядя, как Афира что-то зашептала, затем собрала палочки и бросила их на грубый деревянный стол.

Она передала королеве платок, пропитанный заживляющим жиром, и сосредоточилась на чтении послания.

От варева на огне пошел удушающий запах. Коутрин терпела как могла. В тесной комнатушке на самом нижнем этаже замка Афира правила в своем маленьком королевстве нетрадиционного знахарства. Глиняные горшочки, как верные подданные, заполняли узкие полки, а с потолка гроздьями свисали засушенные связки трав.

Пока кушина колдовала над ее будущим, королева удрученно подсчитала количество выкидышей за последние полтора года. Лекари разводили руками, ссылаясь на низкую плодовитость из-за смешения кровей с другой расой, конечно же, намекая на ее отца, в то же время, за закрытыми дверями, шептались о близком родстве с Рэнделом. Афира варила ей зелья, очищающие кровь, высчитывала дни и запрещала пить вишневую настойку, но все было напрасно.

– Что там?

Афира всматривалась в узор, но затем резко собрала палочки в пучок и опустила глаза.

– В следующий раз, госпожа.

Шалфейя разочарованно вздохнула.

– Я все равно не собираюсь сдаваться. Спасибо, что согласилась помочь мне, – поблагодарила королева, сжав руку знахарки, подтверждая искренность своих слов. – Я думала, что обрадую Рэндела по его возвращении. Что я за жена, которая не может дать наследника?

Афира, предчувствуя очередной акт самобичевания, спешно поднялась. Растерев несколько листьев, она залила их кипящей водой и подала пиалу с питьем госпоже, погрузившейся в размышления о смысле жизни. Без вопросов Коутрин приняла питье и с упоением вдохнула знакомый аромат мятных листьев с легкой кислинкой.

– Спасибо.

Она сделала глоток и откинулась на спинку стула, сомкнув веки от наслаждения.

Служанка тем временем отошла к очагу и начала помешивать дурно пахнущее зелье, пенящееся в котле.

– Не говори мне, что эта ужасно пахнущая смесь будет моим возможным лекарством.

Афира усмехнулась:

– Это для короля.

Коутрин прыснула от смеха, представив лицо мужа после доброй порции этого варева. Афира также пичкала его своими настойками и заваривала ему травы, те, что дают силы для любовных побед несколько раз за ночь. Он и без них был ненасытным любовником, ласковым и внимательным. Наверное, его главным удовольствием было наблюдать за конфликтом эмоций на лице его королевы, когда он открывал ее двери к невероятным высотам блаженства. На Коутрин накатила горячая волна, припомнив их последнюю встречу после нескольких дней разлуки, когда главным местом действия стала вовсе не супружеская постель, а лестница в главный трапезный зал, которая редко пустела даже в ночное время.

Конечно, любовь к ним пришла не сразу. Первое время они не делили одну постель, Рэндел приходил к ней в спальню в установленные дни. Каждая такая ночь была похожа предыдущую и все вместе – на первую, когда Афира по просьбе Коутрин напоила ее снотворным отваром. Король ужасно рассердился, уходя от полусонной жены, принявшей его общество, как забитая рабыня участь ночной грелки. Так продолжалось, пока не выдался удобный момент изменить рутину.

-Если в этом замке нет никого, кто знает, что значит «чисто», принесите мне бадью и тряпиц! – жестко велела Коутрин, закатывая широкие рукава платья из небесно-голубого шелка.

Ее молодая подруга подавила смешок, наблюдая, как королева приняла белый фартук из рук кушины, не справившейся с уборкой комнат в верхней башне, не обитаемой долгое время. Замок ожидал гостей, и несколько спален наверху не стали бы лишними.

– Представляю, что за слухи поползут – Королева-служанка, – не выдержав, засмеялась Дакай.

Коутрин кисло улыбнулась в ответ, на самом деле не зная, чем еще занять себя. Физический труд приносил большее удовлетворение, чем посиделки в саду с фрейлинами за вышивкой и поддержанием их глупых бесед.

– А ты что стоишь разинув рот, помоги мне! – потребовала Коутрин, метнув в Дакай мокрой суконкой. Она заправила длинный подол за пояс и принялась скрести каменные полы от вековой грязи. Сложилось впечатление, что комнаты не использовались после постройки. Ленивая служанка не соизволила смотать наросты паутины с потолков, не говоря уже о густом слое пыли на сундуке.

– Извини, не могу, если буду наклоняться – меня тут же стошнит!, – посетовала подруга, сморщив носик. Она со вздохом устроилась возле окна.

– Они опять сидят там и, наверное, обсуждают, каким лучше цветом вышить розы. Или вон та, с рогоподобным атуром, все время кусает нижнюю губу, когда делает стежок. Иногда я думаю, почему я родилась среди шалфейев. Вот кушины свободны и делают все, что хотят. А соколы. Коутрин! Расскажи мне о Соколах!

Королева выпрямилась и выдохнула, обтирая лоб. Голова немного закружилась, но она быстро остановила пляску перед глазами.

– Не хочу.

– Как всегда! Другого я и не ожидала, – махнула рукой Дакай, продолжив обсуждения каждой фрейлин и их качеств.

Коутрин перевела дух и опустилась на колени, стараясь достать под кроватью до дальнего угла стены, где она заприметила толстенный слой сажи.

– Мне нужна свежая вода! – объявила она, домывая последний лоскут пола под кроватью.

Когда Дакай не ответила, королева повернула голову в сторону, перед самым носом появился сапог. Она резко выпрямилась, приложившись затылком. Прошипев что-то, она медленно выудила себя из-под кровати, очутившись в компании мужа вместо подруги. Краем глаза она поймала ее ускользающую тень. Дакай помахала ей рукой и послала воздушный поцелуй, со смешком оставив наедине с супругом.

Она увидела протянутую руку короля. Его выражение лица было неопределенным. Одно из тех, что он делил с ней довольно часто: что-то между озадаченностью и любопытством.

– Здравствуй, Коутрин. Мне сказали, что ты в башне, но не уточнили, что натираешь полы.

Коутрин приняла руку. Он помог ей подняться и отступил назад. Легкая полуулыбка тронула уголки губ, когда он заметил длинную полоску сажи на лбу. Щеки украшал персиковый румянец – редкий гость на ее мраморном лице. Несколько локонов, выбившихся из-под обруча, разрушили неприступную крепость нереальной идеалистичности. Рэндел поймал себя на мысли, что она была идеальна даже сейчас, в испорченном платье, с распустившейся прической; ее тело подвижное, совсем не похожее на то, что он познавал ночами. Перед ним была другая шалфейя – живая, его настоящая жена.

– Сегодня в замок доставили письмо, – загадочно начал король.

Коутрин заметно приободрилась и обыскала стоящего перед ней мужа взглядом, полным надежды; Рэндел почти отказался от затеи. В его руках промелькнула хорошо знакомая печать ее прежнего дома. Печать короля соколов. Она потянулась к письму, но оно тут же исчезло в длинном упелянде супруга.

– Ты получишь письмо, но при одном условии, – начал король. – Если...

– Святые сады, какое? – не думая, перебила шалфейя. – Прошу, не играй со мной. Все, что угодно!

Рэнделу с трудом давалось задуманное. Если она заплачет, он не выдержит и отдаст то, что принадлежит ей по праву. Он понимал, что поступает жестоко, выставляя ей требования, играя на ее чувствах. Но отступать поздно, либо она возненавидит его и ничего не изменится, либо он добьется ее расположения и обретет королеву в полном смысле слова. Коварство не было в его крови. Честность, милосердие и справедливость были когда-то главными жизненными законами его существования. К сожалению, взрослея, к нему приходило осознание, что хитрость и жесткость были куда более действенным оружием в среде шалфейев. Подтверждениями был насыщен каждый новый день.

– После ужина я жду тебя у себя в покоях. Если ты не появишься до полуночи, я сожгу его, и все последующие письма будут преданы огню, – мягко проговорил Рэндел.

Коутрин не изменила выражение лица, осмысливая его слова. Она блуждала взглядом по его лицу.

– Я не прошу ничего такого, что не является частью брачного договора, – официальным тоном напомнил король.

Ее реакция, точнее, ее отсутствие подстегнули и углубили его раздражение. Азарт спал.

Коутрин не хотела спорить. Она была не слепа и, конечно, замечала неоднократно, как король всеми доступными гуманными способами пытался добиться ее расположения. Теперь она играла с огнем. Рэндел решился на грязные меры. Она сама довела его, и винить в этом некого. Пора сдаться и признать поражение. Возможно, ей понравится быть побежденной.

– Я приду, – выдавила из себя королева и прошла мимо него к камину, делая вид, что чистка очага занимает ее больше, чем кусок пергамента

– Сделка состоится только в том случае, если будешь твердо стоять на ногах, не падая от внезапно накатившей сонливости, – прямо в ухо прошептал Рэндел, склонившийся над женой. Коутрин спиной ощутила его напряжение. Она не оглянулась на шалфейя.

– В полночь письмо поглотит огонь, – на выдохе пригрозил король, заправив смоляной локон за ухо супруги.

– Я не рабыня, меня не надо запугивать. Если ты считаешь, что от этого я буду дрожать в твоем присутствии, ты сделал неверный выбор. Корнем моего уважения не является страх, но тебе под силу это изменить.

С этими словами Коутрин выгребла глиняные черепки.

– За свою дерзость ты не получишь письмо сегодня, – промурлыкал Рэндел, явно нашедший их небольшую игру увлекательной. Так легко диктовать условия, когда один козырь бьет всю колоду.

– Я ожидаю, что ты покорно не откажешь мне в своем обществе и следующей ночью.

Коутрин чуть не застонала. Мало того, что она пообещала по доброй воле явиться в спальню супруга, так еще и две ночи подряд. Но королева не устояла от замечания:

– Твоя фантазия имеет довольно тугие границы.

– Три, – не скупясь отпарировал король.

Шалфейя развернулась, оказавшись с ним нос к носу.

–Это все? – облизнув губы, холодно осведомилась она, а ком непристойных слов, рвущихся наружу, заклокотал в груди.

Рано король обрадовался, она не собиралась отступать, и последнее слово так и осталось за ней. Он не мог позволить этому случиться, он и без того предоставил ей слишком много свободы. Но рассудок вовремя одернул его. Запугивать жену, конечно, не входило в его планы. Она верно заметила, что в его силах изменить направление их отношений, как в удобную ему сторону, так и превратить их совместное существование в темные галереи великанов.

– Увидимся за ужином.

Королева проводила его взглядом. Ей было тяжело притворяться, замораживаться перед ним, когда на самом деле он начал нравиться ей настолько, чтобы самовольно отказаться от зелий Афиры. Но как признаться в слабости. Ведь она дочь сокола – гордой и сильной духом расы. Наверное, кровь матери сделала ее податливой, словно воск при нагреве. А то, что Рэндел уже давно растопил лед между ними, было понятно даже чистильщику королевских птицеферм.

Коутрин склонила голову, чтобы скрыть тень улыбки от Афиры. Однако приятные воспоминания оборвались письмом, которое король вручил ей, как и обещал, после трех ночей проведенных с ним. В нем говорилось о смерти отца. Оно было написано не рукой ее матери и не брата. Почерк был ей незнаком. Но в известии не было сомнения, пергамент был скреплен королевской печатью, единственным обладателем, которой, вероятно, и стал Фалькор. Если бы не супруг, Коутрин вряд ли бы стойко приняла последующие события – в ту же ночь случился ее первый выкидыш.

Железный привкус крови появился во рту. Коутрин сделала еще глоток, чтобы прогнать его.

– А что если я никогда не смогу разрешиться наследником? Если кто– то из рабынь родит от него сына? Тогда он станет законным наследником, ведь на мне прервется линия.

Афира продолжила помешивать варево, выслушивая очередное тупиковое рассуждение.

– В истории шалфейев уже были случаи, когда правили две королевы, – ужаснулась Коутрин собственным словам, она ни за что не хотела пойти по стопам собственной матери, для которой наличие более одной жены было допустимо.

– Госпожа, вы только что говорили, что не собираетесь сдаваться, неужели мои настои вымывают из вас надежду?

– Твои настои замечательны. Я не могу поладить с собой.

Коутрин отодвинула чашу и встала. Внезапно в ее голове прозвучал отчетливый зов. Зов, который она давно не слышала.

– Я пойду, – как в тумане промолвила королева и покинула жилище знахарки.

Ноги несли в храм. В это время дня в белокаменном строении было пусто. Густым эхом отозвался призыв Бога.

– Великий повелитель мира, вознеси меня в святой сад, я нуждаюсь в тебе. Предстаю перед тобою, жду веления твоего войти. Прошу милосердия и благословения. Душа моя горит, изобилует горем. Открой мне ворота свои и выслушай.

Знакомый запах благовония затеребил ноздри, и Коутрин быстро провалилась в желанную, но неприятную темноту, где голос задал вопрос о желанном обличии. – Шалфей, – решительно отозвалась королева, увидев вокруг себя божественный сад с головами цветов, развернутых к ней. Они с интересом изучали гостью и затрепетали лепестками, перешептываясь друг с другом.

– Коутрин.

Красная ряса Кутаро заколыхалась на ленивом ветерке, когда он произнес ее имя; его дыхание стало причиной теплого дуновения. Материя несуразных крыльев разгладилась, как будто кто-то натянул ее между кольями.

Привычный страх, испытанный в первые мгновенья, быстро оставил ее, не успев вспахать борозду нагого ужаса. Она никогда не могла объяснить эмоций, испытываемых перед Кутаро, и все сильные ощущения быстро забывались, таяли в последующих разговорах.

–Я вижу, ты просила меня о встрече в саду с определенной целью?

Прежде чем ответить, Коутрин поблагодарила его за проявленное нисхождение и позволение стоять перед ним в священном саду. Кутаро удовлетворенно кивнул в ответ.

– Я пришла просить за себя.

– Прогуляешься со мной? – пригласил Кутаро.

Они пошли по бесконечной дороге в глубь сада. За ними последовал рой из золотых жуков. Коутрин была слишком возбуждена, ее лихорадило от внезапно подоспевшего решения своей проблемы, что она не обратила внимания на легкое жужжание издаваемых их тончайшими крылышками.

– Я исполнила твою волю. Я сохранила верность тебе и стала продолжательницей вероучения. Теперь я прошу о вознаграждении.

Она следовала за ним, смотря под ноги, смущаясь сказанных слов. Только бы они не прозвучали как требование.

– Ты пришла за знанием? Я обещал тебе открыть все сокровенные тайны моего существования на благо тех, кто верует.

Коутрин немного расслабилась. Значит, ее поведение не показалось ему дерзким.

– Я хочу пожертвовать знанием ради личной выгоды, – призналась шалфейя. Кажется, цветы замолчали, и Кутаро развернулся к ней. Оба замерли. В тени, где были скрыты его глаза, она увидела вспыхнувшую искру, отчего неосознанно отшатнулась. Искра гнева?

– Говори же, Коутрин. Я остановил звуки для тебя. Я хочу, чтобы ты слышала свою просьбу так, как слышу ее я.

– Я меняю откровение на ребенка, – твердо огласила Коутрин.

Звуки рассыпались вокруг них красочным фейерверком. На щеки шалфейи будто легка пыльца с розового куста.

– Да будет так, как ты просишь, – кивнул Кутаро. Он протянул к ней руку. Черные перстатицы почти коснулись ее плеча, когда Коутрин в благодарности упала на колени, не веря, с какой легкостью создатель мира переменил решение.