Текст книги "Люси Салливан выходит замуж"

Автор книги: Мариан Кейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

– А зачем ты уничтожаешь их? Разве ты хочешь, чтобы мы и дальше делали всю работу втроем?

– Кое-какие анкеты я оставляю.

– Понятно. – Мне не было понятно.

– Я выбрасываю только анкеты замужних женщин, – продолжила она.

– Можно спросить почему?

– А почему это они хотят иметь и мужа, и работу? – горько воскликнула Мередия.

– Ты шутишь? – не поверила я своим ушам. – Не хочешь же ты сказать, что ты уничтожаешь анкеты замужних женщин только потому, что они замужем?

– Хочу, – угрюмо сказала она. – Я просто перераспределяю всемирную удачу равномернее. Нельзя надеяться на одну только карму. Если хочешь, чтобы на свете была справедливость, ты должен сам помогать этому своими активными действиями.

– Но, Мередия, – возразила я, – то, что они замужем, совсем не значит, что они счастливы и удачливы. Может, муж бьет их, или гуляет на сторону, или настоящий зануда И они могут овдоветь, развестись или разойтись.

– Мне-то какое дело, – фыркнула Мередия. – Все равно у них была свадьба и им довелось постоять у алтаря в шикарном платье.

– Но раз ты не хочешь, чтобы они были еще счастливее, то тогда ты, наоборот, должна оставлять их анкеты. Посмотри только, как все мы здесь мучаемся!

– Не старайся переубедить меня, Люси, – сказала Мередия, изучая новое заявление. – Как ты думаешь, эта Л. Роджерс замужем или нет?

– Не знаю. Слушай, давай взглянем на это с другой стороны. Допустим, у нас будет работать еще одна незамужняя женщина. Это ведь только усилит конкуренцию в борьбе за немногочисленных мужчин, имеющихся в наличии.

Я хотела просто пошутить, но лицо Мередии исказила гримаса ужаса.

– О господи, ты права! – охнула она. – Об этом я и не подумала.

– На твоем месте, – сказал я, ощутив прилив озорства, – я бы выкинула анкеты всех женщин.

Ей эта идея понравилась.

– Гениально! – воскликнула она, обнимая меня. – Гениально, гениально!

Я тоже была довольна – на рабочем месте приветствовалась любая подрывная деятельность.

Мередия тем временем принялась повторно пересматривать стопку анкет, стремясь удалить из нее все те, что писались женщинами, до прихода Айвора.

Но чистка на этом не закончилась: Мередию увлекла роль вершителя человеческих судеб.

– А зачем нам на рабочем месте старики? – задумалась она. И стала выбраковывать всех мужчин старше тридцати пяти лет.

Когда-то пухлая пачка заявлений быстро сократилась до нескольких листков, но Мередия решила проверить пункт: «Увлечения и хобби».

– Хм, этот любит возиться в саду. До свидания! – откинула она один лист. – А этот состоит в добровольной дружине по охране порядка, – исчез в бумагоуничтожителе другой.

К тому моменту, как Мередия закончила отбор, осталось всего четыре анкеты. Четверо мужчин в возрасте от двадцати одного до двадцати семи лет, среди увлечений которых числились вечеринки, занятия в тренажерном зале, общение с друзьями, отдых в Греции и выпивка.

Должна признать, что в результате такого отбора наш новый коллега выглядел весьма многообещающе. Если бы я не жила тогда в раю для дураков, думая, что у нас с Гасом все замечательно, то с восторгом предвкушала бы знакомство с ним.

В течение недели все четыре кандидата явились к нам в компанию на собеседование. Каждый раз, когда приходил один из них, Меган, Мередия и я старались оказаться в приемной, чтобы разглядеть его получше, прежде чем Бландина из отдела кадров уведет их к себе в кабинет, чтобы спросить, кем они видят себя по прошествии пяти лет (правильным ответом было: «Трупом, висящим под потолком, если я еще буду здесь работать», но они этого не знали. Что было нестрашно: тот, кого примут, сам быстро догадается).

Мы давали им оценки по десятибалльной шкале за привлекательность, симпатичность зада, размер кошелька и так далее, но, конечно, ни я, ни Меган, ни даже Мередия не имели права голоса при принятии окончательного решения. Но это не мешало нам обсуждать их с горячим интересом.

– Мне нравится номер два, – говорила Меган. – А ты как считаешь, Луиза?

– Меня зовут Мередия, – вспыхивала Мередия. – И по-моему, самый симпатичный – номер три.

– Я бы предпочла второго, – сомневалась я. – Он самый красивый.

Меган поначалу «болела» за номер четыре, потому что ей понравилось, что в качестве хобби он указал занятия в тренажерном зале. Но когда мы увидели его воочию, то сразу опечалились, так как выглядел он стопроцентным гомосексуалистом. Естественно, он сразу вышел из борьбы, потому что Айвор был известным гомофобом. После интервью с четвертым номером Вонючка Симмондс вернулся в наш офис и долго упражнялся в остроумии типа: «Если бы я при нем уронил пятьдесят центов, то не стал бы нагибаться». В конце концов он посерьезнел:

– Нет, девушки, мы не можем взять голубого.

– Почему? – потребовала я объяснений.

Ядовитый Айвор засмущался:

– Потому что… вдруг он… э-э… влюбится в меня.

– В вас! – Я чуть не захлебнулась эмоциями.

– Да, в меня, – сказал Айвор и пригладил то, что оставалось от его волос.

– Умственно отсталым он не выглядел, – заметила я, и Меган с Мередией прыснули каждая за своим столом.

Айвор посмотрел на меня, злобно прищурившись, но мне было все равно, я была разгневана.

– То, что он гей, и то, что вы мужчина, еще совсем не значит, что он обязательно влюбится в вас.

Нет, какая наглость с его стороны! Вообразить, что кто-то – будь то мужчина, женщина, ребенок или скотина с фермы – может найти его привлекательным!

– Разумеется, он влюбится в меня, – настаивал Айвор. – Вы же знаете, какие они. Неразборчивые.

Мы втроем разразились негодующими возгласами:

– Как вы смеете! Да вы фашист! Откуда вы знаете?

– И вдруг у него уже есть бойфренд? – предположила Меган. – Вдруг он уже влюблен в кого-то?

– Не смешите меня, – неуверенно отбивался Айвор. – И можете не стараться зря: он у нас работать не будет. Пусть наймется в парикмахерскую или в модный ресторан. Это ему больше подойдет.

С этими словами он скрылся у себя в кабинете, а мы еще долго возмущались его ретроградными взглядами.

Короткую соломинку вытащил номер два: симпатичный, улыбчивый двадцатисемилетний парень. Ему предложили вакантное место, и он испортил себе жизнь, согласившись.

Его звали Джед, и хотя он не был самым симпатичным из наших кандидатов, мне он показался довольно приятным человеком. Он улыбался без остановки – просто лучился дружелюбием. Уголки его рта исчезали где-то за ушами, и глаз его было не разглядеть. Интересно будет посмотреть, сколько времени понадобится нашей рабочей атмосфере, чтобы стереть улыбку с его лица.

Мистер Симмондс был в восторге.

– Наконец-то у нас в офисе появился еще один мужчина, – повторял он, довольно потирая руки, предвкушая, как в обед они вдвоем будут ходить в паб выпить по пинте пива, поговорить о машинах и покритиковать женщин.

Первый рабочий день Джеда пришелся на мой первый понедельник без Гаса.

В то утро я поразилась своей живучести. Я встала, приняла душ, оделась, добралась до работы – все это время пытаясь понять, где именно я ошиблась в отношениях с Гасом, но в целом чувствуя себя не так уж плохо.

Меган пришла на работу до меня. На выходных она ездила в Шотландию, но очень по-австралийски: зачем лететь на самолете, если можно провести двенадцать часов в старом автобусе и сэкономить пятерку? За сорок восемь часов она посетила десять городов, взобралась на несколько горных вершин, встретила несколько своих соотечественников, напилась с ними в Глазго, спала на полу в их общежитии, нашла время послать всем своим знакомым открытки и прошлую ночь не сомкнула глаз, но выглядела по-прежнему сногсшибательно. Она даже привезла нам подарок: брикет шотландского тоффи – того самого тоффи, который тверже алмаза, намертво склеивает зубы и напрочь лишает дара речи.

Вскоре появилась и Мередия. Ради нашего нового коллеги она замоталась в свою лучшую занавеску. Увидев тоффи, она тут же сорвала с него обертку в клеточку. Мы присоединились к ней.

Последним появился Джед – волнующийся и смущающийся, но с улыбкой во весь рот. И в костюме с рубашкой. Но эту причуду мы быстро из него вышибем.

Поприветствовать Джеда на новом рабочем месте вышел Ядовитый Айвор. Он орал, хлопал его по плечу, запрокидывал голову назад в приступах чисто «мужского смеха». Подобные манеры он подглядел у больших начальников с пятого этажа. Он любил подражать им, но такая возможность предоставлялась ему нечасто.

– Джед! – гаркнул он, тряся руку Джеда. – Рад тебя видеть! Хорошо, что ты принял наше предложение! Надеюсь, ты не дашь себя в обиду этой кучке негодяек, ха-ха-ха! – Он отечески обнял Джеда за плечи и подвел его к моему столу. – Дамы, ха-ха-ха, познакомьтесь, пожалуйста, с пополнением в нашей маленькой команде, ха-ха-ха! Мистер Дэвис.

– Просто Джед, – пробормотал Джед.

Наступила тишина. Мы не могли говорить, потому что наши челюсти были склеены тоффи. Нам оставалось только улыбаться и энергично кивать. Думаю, Джед понял, что мы рады встрече с ним.

Айвор был счастлив, что появился человек, перед которым он мог бы поважничать (он отлично понимал, что мы, женщины, не испытывали к нему ни грамма уважения), и он самым бессовестным образом распустил перед Джедом хвост. Он бесконечно долго распространялся о значении, которое играл наш офис в масштабах всей компании, и перспективах карьерного роста («если ты будешь усердно трудиться, Джед»), а закончил тираду следующими словами:

– Ну, мне некогда. Я не могу стоять тут целый день и болтать с вами. У меня очень много дел. – И гордо, с чувством собственного достоинства ушел к себе.

Меган, Мередия и я замерли в ожидании, неуверенно улыбаясь Джеду. Кивнув в сторону кабинета Айвора, он сказал:

– Зануда.

Слава богу – Джед был одним из нас! Мы обрадованно переглядывались: начало отличное! А уж за дальнейшим мы приглядим, и скоро он будет таким же циничным и саркастичным, как я. Или даже, кто знает, как Мередия.

Глава сорок третья

Изо всех сил я старалась не думать о Гасе, и это помогало. Если бы не постоянная легкая тошнота, то я почти забыла бы о том, как мне плохо. Другим тонким намеком на истинное положение дел было ощущение, как будто у меня на плечах лежит глыба свинца, из-за которой мне трудно двигаться. Но и все.

Я не плакала, не рвала на себе волосы, ничего такого. Я даже ничего не сказала Мередии и Меган.

И только когда звонил телефон, я теряла контроль. Изменница-надежда тут же выскакивала из темницы, куда я ее заточила, и принималась играть в «классики» на моих нервных окончаниях. Но недолго. К третьему звонку я уже успевала поймать ее за хвост, засунуть обратно в темницу и захлопнуть дверцу.

За целую неделю был только один телефонный звонок, достойный упоминания, – от моего брата Питера.

Я никак не могла понять, зачем он мне звонил. Разумеется, он был моим братом, и я любила его, как и положено сестре, но мы не сильно симпатизировали друг другу, как мне кажется.

– Ты давно была у родителей? – спросил он.

– Около месяца назад, – сказала я, надеясь, что не услышу в ответ фразу типа: «Не думаешь ли ты, что пора бы снова навестить их?»

– Я беспокоюсь за мамочку, – сообщил он.

– С чего бы это? – удивилась я. – И почему ты называешь ее мамочкой?

– Ты знаешь, она ведет себя как-то странно.

– Как странно? – уточнила я, стараясь почувствовать приличную случаю озабоченность.

– Она стала забывчивой.

– Ну и что? Может, это болезнь Альцгеймера, только и всего.

– Ох, Люси, как ты можешь над этим шутить?

– Я не шучу, Питер. Может, это действительно так. Что именно она забывает?

– Ну, ты помнишь, что я терпеть не могу грибы?

– Хм, да?

– Да! И ты должна это знать! Все об этом знают!

– Ладно, ладно, успокойся.

– Так вот, когда я приезжал к ним последний раз, она приготовила мне грибы к мясу.

– И что?

– Что значит «и что»? Разве этого недостаточно? И я тогда сказал ей: «Мамочка, я же ненавижу грибы!», и она сказала: «О, наверное, я спутала тебя с Кристофером».

– Какой ужас, Питер, – сухо сказала я. – Нам страшно повезет, если она протянет еще хотя бы месяц.

– Вот всегда ты так, – обиделся он. – Но это еще не все.

– Что там еще?

– Она сделала что-то смешное со своими волосами.

– Да что угодно будет лучше, чем ее обычная прическа.

– Нет, Люси, это что-то совсем непонятное. Она теперь такая блондинка, вся в кудряшках и больше совсем не похожа на нашу мамочку.

– А! Теперь все встало на свои места, – торжественно объявила я. – Не о чем беспокоиться, Питер. Я точно знаю, в чем дело.

– В чем?

– Она завела дружка.

Бедный Питер страшно огорчился. Он-то думал, что наша мать подобна самой Пресвятой Деве, только еще более целомудренна и безгрешна. Но во всяком случае я избавилась от него, и некоторое время он не будет надоедать мне глупыми телефонными звонками. В моей жизни глупости хватало и без него.

Глава сорок четвертая

В субботу Меган со своими соседями по квартире организовывала вечеринку.

Она снимала дом на три спальни с двадцатью восемью другими австралийцами, которые все работали в разное время, так что им вполне хватало кроватей, чтобы спать: то есть кровати использовались двадцать четыре часа в сутки, посменно.

Насколько я поняла, Меган делила односпальную кровать с кровельщиком по имени Донни и с ночным охранником по имени Шейн, с которыми она практически не виделась. Более того, ей нравилось утверждать, что она вообще незнакома с ними.

Она пообещала мне, что на вечеринку приглашены тысячи одиноких мужчин (в четверг я смущенно поведала коллегам об исчезновении Гаса), но к субботе я чувствовала себе прескверно: без Гаса и без предсказанного миссис Нолан скорого замужества моя жизнь казалась такой никчемной! Сама по себе, без дополнения в виде мужчины, без приятных перспектив на будущее, без волшебного сумасшествия я была бесцветной, скучной, приземленной, непривлекательной. Я превратилась в ничто и была неинтересна всем и каждому, включая саму себя.

В общем, я расхотела идти на вечеринку, потому что получала удовольствие, сидя в одиночестве и жалея себя, бедненькую. Но я уже пообещала Джеду, что схожу с ним, и не могла теперь отказаться и бросить его одного, потому что он больше никого там не знал (Мередия не могла пойти из-за другой договоренности, но это было к лучшему, так как дом, где жила Меган, был довольно скромных размеров. Ну а Меган, как хозяйка, будет слишком занята – ведь ей придется разнимать драки и проводить соревнования на то, кто выпьет больше пива).

Мы с Джедом встретились у станции метро «Эрл-Корт», хотя ее следовало бы назвать «Маленький Сидней».

Должна сразу сказать, что ходить с коллегами «выпить по одной» после работы в пятницу – это одно, а вот расходовать на них выходные – это совсем другое, и обычно я этого не допускаю. Но для Джеда я сделала исключение, потому что он был просто замечательный. К концу первой недели, что он работал с нами, он уже придумал для мистера Симмондса новую кличку – мистер Семя, дважды звонил с рабочего телефона по личным делам в Испанию и научился заглатывать целиком шоколадное печенье. С ним было гораздо веселее, чем с Хэтти. Думаю, Айвор уже начал чувствовать, что Джед предал его – так же, как раньше предала его Хэтти.

Как Меган и обещала, на вечеринку пришло множество мужчин – огромных, пьяных, громкоголосых антиподов. Мне казалось, что я очутилась в лесу. Мы с Джедом потеряли друг друга почти в самом начале и больше так и не встретились. Он был слишком низкорослым, чтобы его можно было заметить.

Гигантов звали Кевин О’Лири, Кевин Мак-Алистер и тому подобное. Они занимались тем, что пили и рассказывали о том, как они напились и отправились в Замбию сплавляться на плотах. Или о том, как они напились и отправились в Южную Африку прыгать с парашютом. Или о том, как они напились и отправились в Мексику прыгать на тарзанке с каких-то ацтекских руин.

Все они были для меня иностранцами, людьми другой породы. Они были слишком большими, слишком выгоревшими на солнце, слишком азартными.

И хуже всего было то, что они носили странные джинсы – да, это были брюки из темно-синей джинсовой ткани, но на этом сходство с обычными джинсами заканчивалось. Этикетки и ярлыки на них были совершенно незнакомы мне, и во всем доме только у Джеда были джинсы с пуговицами, а у остальных мужчин – на молнии. У одного парня на заднем кармане был вышит попугай, у другого по середине каждой штанины шла строчка – что-то вроде перманентной стрелки, у третьего до самого низа были нашиты карманы, а у четвертого джинсы были сшиты из маленьких квадратиков. Это было ужасно. У двух или трех присутствующих имелись даже джинсы с эффектом потертости. И им было все равно!

Я всегда считала, что меня не заботит то, как одевается мужчина, что он может набросить на себя первую попавшуюся вещь и мне это будет неважно. В этот вечер я осознала, что меня это заботит, и очень сильно. Оказывается, мне нравилось, когда парень выглядит так, как будто ему наплевать на одежду, но при этом он одет продуманно и тщательно.

Все эти австралийцы пытались затащить меня в постель (некоторые даже по два или три раза), используя при этом одну и ту же тактику:

– Не хочешь позаниматься сексом?

– Нет, спасибо.

– А может, тогда полежишь рядом со мной, пока я им занимаюсь?

Выслушав данное предложение в пятый раз, я сказала:

– Кевин, спроси меня, какие яйца я люблю по утрам.

– Люси, милая, какие яйца ты любишь по утрам?

– Неоплодотворенные! – крикнула я во все горло. – А теперь отвали!

Но их невозможно было обидеть.

– Ладно, – пожимали они плечами. – Не хочешь и не надо. – И просто перемещались к другой девушке, попавшей в поле их зрения, с тем чтобы сделать и ей аналогичное предложение.

Где-то к половине второго я выпила четыре миллиона банок пива и оставалась трезвой как стеклышко. Я не видела здесь ни одного привлекательного молодого человека и догадывалась, что уже, наверное, не увижу. Я решила отправиться домой.

Никто не заметил моего ухода.

Стоя на дороге в ожидании такси, я думала: неужели это все? Неужели мне от жизни больше нечего ожидать? Неужели это лучшее, что может найти одинокая женщина в Лондоне?

Так прошла еще одна суббота.

В квартире было пусто и тихо. Я была в такой депрессии, что вновь вернулась к мыслям о самоубийстве, но на решительные шаги мне не хватало душевных сил. «Может быть, утром, – пообещала я себе. – Может, мне станет полегче и я смогу что-нибудь предпринять в этом направлении».

«Какой же ты подлый гад, Гас, – такой была моя последняя мысль перед тем, как я заснула. – Это все из-за тебя».

Глава сорок пятая

Миновало еще две недели, а Гас так и не позвонил.

Каждое утро я надеялась, что уже смирилась с существующим положением дел, и каждый вечер, ложась спать, понимала, что целый день я, затаив дыхание, надеялась, почти ожидала получить от него весточку. Еще я обнаружила, что стала помехой для окружающих. Допустив, чтобы меня бросил Гас, я тем самым нарушила тонкий трехсторонний баланс, существовавший в нашей квартире. Когда мы трое – я, Карен и Шарлотта – были с бойфрендами, все было хорошо. Если одна пара хотела уединиться в гостиной (по какой-либо причине), то две другие пары могли разойтись по спальням и там развлекаться по собственному усмотрению. Но теперь, когда я осталась одна, те двое, кто желал уединиться в гостиной, сначала испытывали чувство вины, изгоняя меня в комнату, а потом начинали злиться на меня, так как злиться куда приятнее, чем чувствовать вину. При этом считалось, что я сама виновата в том, что Гас бросил меня, что это было результатом моего беззаботного, бестолкового поведения.

Шарлотта решила, что мне нужно завести нового молодого человека. К такому решению ее привело детское желание помочь мне и не очень детское желание хоть ненадолго сплавить меня из дома, чтобы они с Саймоном смогли наконец поиграть в доктора, в медсестру и во что они там еще играли.

– Ты должна поскорее выбросить Гаса из головы и попытаться найти кого-то другого, – посоветовала она мне, когда дома были только мы с ней вдвоем.

– На это требуется время, – заметила я.

Вообще-то эту фразу должна была произносить утешающая сторона, а не горюющая, подумала я в замешательстве.

– Но ты никогда никого не встретишь, если будешь сидеть дома, – сказала Шарлотта.

И, соответственно, им с Саймоном никогда больше не удастся позаниматься сексом на полу в прихожей. Но она удержалась и не произнесла этого вслух.

– Я не сижу дома, – возразила я. – Помнишь, я ходила на вечеринку к Меган.

– Хочешь, дадим объявление в газету, – предложила Шарлотта.

– Какое объявление?

– О том, что ты хочешь познакомиться с молодым человеком.

– Ни за что! – Меня эта идея привела в ужас. – У меня, может быть, и не самое лучшее положение… хорошо, у меня действительно не самое лучшее положение, но до полного отчаяния я еще не дошла.

– Люси, ты неправильно к этому относишься, – попыталась отстоять свою точку зрения Шарлотта. – Множество людей дают такие объявления.

– Ты сошла с ума, – твердо сказала я. – Я не собираюсь присоединяться к этому сумеречному миру баров и прачечных для одиноких, не хочу знакомиться с мужчинами, которые по телефону говорят, что выглядят как Киану Ривз, а на самом деле они скорее напоминают Дэнни Де Вито без чувства юмора, и с мужчинами, которые утверждают, что им хочется равноправных любовных отношений, а потом оказывается, что они хотят забить тебя до смерти и потом вырезать у тебя на животе звезды кухонным ножом. Ни за что. Никогда.

Шарлотте мои слова показались ужасно смешными.

– Ты не понимаешь, – выговорила она наконец, утирая слезы, – теперь все совсем не так. Это раньше объявлениями пользовались всякие…

– Ты бы сама согласилась подать такое объявление? – перебила я.

– Ну, не знаю, – замялась она. – У меня же есть бойфренд…

– Мало того, что на мое объявление может откликнуться какой-то извращенец, – сердито продолжала я. – Еще хуже то, что, согласившись подать объявление, я распишусь в собственной беспомощности. Лучше умереть, чем потерять последнее самоуважение.

– Не упрямься, – сказала Шарлотта и вооружилась ручкой и листком бумаги, который оказался рекламой соседнего китайского ресторана. – Давай опишем тебя так, чтобы тебе ответило много-много милых мальчиков!

– Нет!

– Ну же, давай, – мягко, но настойчиво уговаривала она меня. – Так, что про тебя можно написать? Хм… может, «невысокая»? Нет, «невысокая» не пойдет.

– Ни в коем случае, – неожиданно для себя я включилась в обсуждение. – Люди подумают, что я лилипут.

– Называть человека «лилипут» неприлично. Как насчет «маленькая»?

– Ненавижу слово «маленькая». Оно какое-то… девчачье и… жалкое. Как будто я не могу починить розетку.

– Так ты и не можешь.

– И что, теперь я должна сообщить об этом всему миру?

– Не должна, это ты правильно говоришь. Знаешь что, попрошу-ка я Саймона составить объявление – все-таки он работает в рекламном бизнесе.

– Но ведь он же график-дизайнер!

Шарлотта непонимающе уставилась на меня:

– Ну и что?

– А то, что он рисует для рекламы. А не пишет слова.

– Так вот чем он занимается! – сказала Шарлотта с просветленным видом.

Иногда Шарлотта просто пугает меня. Я бы не хотела жить у нее в голове: там темно, пустынно и страшно. Там можно пройти десятки миль и не встретить ни единой разумной мысли.

– О, придумала, придумала! Как насчет «карманной Венеры»? – Шарлотта сияла в восторге от своих творческих способностей.

– Нет!

– Почему? По-моему, здорово.

– Потому что я никакая не карманная Венера, вот почему!

– Ну так и что? Они-то не знают этого, а когда встретятся с тобой, то увидят, какая ты милая, и не рассердятся.

– Нет, Шарлотта, это нехорошо. И люди могут потребовать назад свои деньги.

– Да, точно, – согласилась Шарлотта, помрачнев. – Могут.

– Пожалуйста, давай бросим это, – взмолилась я.

– А давай тогда сами почитаем объявления и посмотрим, нет ли там кого-нибудь подходящего?

– Нет!

– Ой, смотри, вот одно симпатичное объявление, – воскликнула Шарлотта. – Высокий, мускулистый, волосатый, о боже…

– Фу, – скривилась я. – Это не мой тип.

– Вот и хорошо, – сказала Шарлотта, потеряв часть энтузиазма. – Это не он, а она – лесбиянка. Какая жалость. Я сама чуть было не влюбилась. Ага, вот еще одно…

Шарлотта продолжила чтение, время от времени уточняя у меня непонятные ей моменты.

– Что значит «ч.ю.»?

– Чувство юмора.

– А «х.ч.ю.»?

– Хорошее чувство юмора.

– О, это мило.

– Это совсем не мило, Шарлотта. Это значит, что парень считает себя остряком и хохочет над своими шутками.

– А как ты смотришь на увеселения с супружеской парой в Хэмпстеде в послеобеденное время, кроме выходных?

– Шарлотта! – возмущенно воскликнула я. – Что за вопрос? – Подумав, я добавила: – Ты же отлично знаешь, что я в это время работаю.

И мы обе расхохотались.

– А как насчет «заботливого, страстного мужчины с сердцем, полным любви, которую он хочет подарить Той Самой Девушке»?

– Никогда! Это полный неудачник. Мужской вариант меня самой.

– Да, какой-то слюнявый, – согласилась Шарлотта. – А вот еще: «Зрелый, требовательный здоровяк ищет классную, гибкую, спортивную женщину для совместных приключений».

– Гибкую? – взвизгнула я. – Спортивную? Для приключений? Как это отвратительно! Разве можно быть таким откровенным?

Меня это начинало подавлять. Я решила, что никогда в жизни не стану встречаться с молодым человеком по объявлению.

– Ты такая симпатичная, – сказала Шарлотта, поправляя мне воротник.

– Думаешь, мне от этого легче? – горько спросила я.

– Ты отлично проведешь время, – предположила она довольно неуверенно.

– Я уверена, что все будет ужасно.

– Настройся на хорошее.

– Ага, настройся! Почему ты сама не идешь?

– Потому что мне не нужно. У меня уже есть бойфренд.

– Давай, подсыпь соли на мою рану.

– Он может оказаться славным парнем, – утешила Шарлотта.

– Не может.

– Правда, может.

– Я до сих пор поверить не могу, что ты меня так подставила, – сказала я.

Я в самом деле была в шоке – Шарлотта предала меня. Эта глупая коровища устроила мне свидание с каким-то парнем, чье объявление она вычитала в газете. Даже не посоветовавшись со мной, она договорилась с этим американцем о встрече. Когда меня наконец посвятили, я пришла в ярость.

Но реакция Карен была по-настоящему бурной. Узнав о моем «свидании вслепую», она смеялась до тех пор, пока не зарыдала. Она сумела взять себя в руки, чтобы позвонить Дэниелу и поделиться новостью, после чего еще минут двадцать содрогалась в конвульсиях.

– Господи, да ты действительно дошла до ручки, – сказала она мне, немного успокоившись.

– Я тут ни при чем, – сердито огрызнулась я. – И я никуда не иду.

– Как не идешь? – встрепенулась Шарлотта. – Это будет некрасиво.

– Это твоя идиотская идея, вот ты и иди, – отрезала я.

Она уставилась на меня большими голубыми глазами, в которых заблестели слезы.

– Извини, Шарлотта, – смутилась я. – Это была не идиотская идея.

Несколько дней назад Саймон обозвал Шарлотту идиоткой, и ее босс частенько так ее называл, и поэтому любое упоминание об идиотизме огорчало ее.

– Но все равно, Шарлотта, – изо всех сил старалась я не поддаться слабости, – я никуда не пойду. И меня не волнует, красиво это или нет.

– Я ведь только хотела помочь, – шмыгнула она, и слезы полились по ее щекам. – Я думала, что тебе захочется познакомиться с приятным молодым человеком.

– Я знаю. – Я встала на цыпочки и виновато обняла Шарлотту. – Я знаю.

– Не сердись на меня, Люси, пожалуйста, – всхлипывала она.

– Я не сержусь, – заверила я. – Шарлотта, прошу тебя, не плачь.

Я терпеть не могла, когда кто-нибудь плакал – если только этот кто-нибудь не был моей матерью. Но я клятвенно пообещала себе, что не поддамся на уговоры и слезы Шарлотты и не пойду на свидание с этим американцем.

Я поддалась на уговоры Шарлотты и согласилась встретиться с этим американцем. Не знаю почему и зачем, но я согласилась.

Жалобами и нытьем по этому поводу я пыталась сохранить то, что оставалось от моего самоуважения.

– Он окажется придурком, – заверила я Шарлотту перед выходом. – Как я выгляжу?

– Я тебе уже сто раз говорила, что ты прекрасно выглядишь. Саймон, скажи!

– Что? А, да, очаровательно, – от всего сердца согласился Саймон. Он не мог дождаться, когда же я наконец уйду и они с Шарлоттой смогут заняться сексом.

– И, Люси, он может оказаться очень даже хорошим, – добавила Шарлотта.

– Он окажется мерзким, гадким типом, – пообещала я.

– Кто знает, – загадочно промолвила Шарлотта и погрозила мне пальцем. – А вдруг это тот, о ком нагадала тебе миссис Нолан?

И к собственному ужасу я согласилась. По крайней мере, я стала на это надеяться: он может оказаться приятным человеком, он может стать исключением, доказывающим правило, он может не быть убийцей с топором, страшным уродом или психическим калекой.

Надежда, это переменчивое глупое существо, этот эмоциональный блудный сын, вновь появилась в моей жизни.

Несмотря на то что надежда уже бессчетное количество раз подводила меня, я решила дать ей еще один шанс.

И когда я научусь?

Или мне нравится разочаровываться?

Но тогда меня окатила волна возбуждения – а вдруг он симпатичный? А вдруг он похож на аса, только более нормальный, и не такой безумный, и без минималистского подхода к телефонным звонкам? Вот было бы здорово! А если он мне понравится и у нас с ним завяжутся отношения, то я еще успею вписаться в график миссис Нолан: шести месяцев вполне хватит, чтобы слетать в Америку, встретиться с его семьей и организовать свадьбу.

Глава сорок шестая

Я встречалась с ним в восемь часов возле одного из этих скучных ресторанов в центре города, которые специализируются на кормлении миллионов американцев, ежегодно приезжающих в Лондон.

По телефону Чак (у меня даже закружилась голова, когда я узнала, что ужинаю с человеком по имени Чак) сказал, что я узнаю его по синему плащу и газете в руках. Так вот что было его отличительными чертами: синий плащ и газета!

Я не собиралась топтаться перед рестораном в ожидании его появления – ведь в таком случае у меня не было бы возможности улизнуть, если он окажется уродом. Поэтому я перешла на другую сторону дороги и притворилась, что жду автобус. Подняв воротник пальто, я не отводила глаз от входа в ресторан.

В животе у меня трепетали бабочки. Я, конечно, предполагала, что этот Чак окажется противным, но тем не менее существовала крохотная вероятность обратного.

Он появился без пяти восемь – в синем плаще и с газетой в руках, как обещано. С моего наблюдательного пункта он выглядел неплохо. Всего одна голова, никаких очевидных изъянов, никаких лишних частей тела – по крайней мере, заметных глазу. Конечно, о пальцах ног или о пенисе я пока не могла делать никаких заключений.