Текст книги "Люси Салливан выходит замуж"

Автор книги: Мариан Кейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

– Люси, – тихо, выразительно произнес он, – ты вернулась. Я боялся, что ты уйдешь через другой выход.

– У меня были такие мысли, – не стала отрицать я.

– Я не виню тебя за это, – сказал он несчастным голосом. Затем он откашлялся и приступил к извинениям. – Люси, я могу только искренне попросить у тебя прощения, – быстро затараторил он (похоже, пока я в бешенстве пудрилась, он репетировал эту речь). – Я не имел в виду ничего плохого. Надеюсь, что ты сможешь простить меня, хотя я себя никогда не прощу за то…

И он продолжал в том же духе, обвиняя себя все яростнее, умоляя о прощении все жарче, и конца этому не было видно. Внезапно весь эпизод стал казаться мне уморительным. «Да что, черт возьми, такого ужасного случилось?» – подумала я, и на лице моем расползлась широкая, неудержимая улыбка.

– Что здесь смешного? – спросил меня Гас, прервав затянувшуюся тираду.

– Ты, – засмеялась я. – Ты выглядел таким испуганным, когда Гарри и Уинстон волокли тебя к выходу, как будто вели на казнь! А они были такими важными, словно поймали опасного преступника!

– А вот мне, Люси, было совсем не смешно, – обиделся Гас. – Я думал, что меня вышвырнут на улицу и что я могу пострадать физически.

– Да Гарри с Уинстоном и мухи не обидят.

– Меня не волнует то, что Гарри и Уинстон делают с насекомыми, – сказал Гас, весь воплощенное негодование. – Но я был уверен, что они убьют меня.

– Но не убили же? – спросила я.

– Кажется, нет. – Гас вдруг расслабился. – Ты права. – Он ухмыльнулся. – Господи, я думал, что ты перестанешь разговаривать со мной. Мне так стыдно…

– Тебе стыдно! – фыркнула я.

И я рассмеялась, и он рассмеялся тоже, и я поняла, что мы только что пережили происшествие, о котором будем рассказывать внукам («дедушка, дедушка, расскажи нам о том, как тебя выгнали с бабушкиной работы…»). Да, так создается история.

– Надеюсь, у тебя не будет проблем из-за меня? – снова забеспокоился Гас. – Тебя не уволят?

– Нет, не уволят.

– Точно?

– Точно.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что мне никогда не везет.

Мы посмеялись над этим немного.

– Пойдем, – сказал Гас, взял меня под руку и вывел на улицу. – Я хочу отвести тебя в какое-нибудь хорошее место и потратить на тебя кучу денег.

Глава тридцать четвертая

Это был замечательный вечер.

Сначала он привел меня в паб и купил мне выпить. И даже заплатил за это. Дернувшись за столик с выпивкой, он сел рядом со мной, порылся в своей сумке и выудил оттуда букетик цветов. Цветы смялись и увяли, но все равно было похоже, что Гас купил их в магазине, а не сорвал на чьей-то клумбе, поэтому я была польщена.

– Спасибо, Гас, – сказала я. – Какие красивые! – Потрепанные цветы тоже могут быть красивыми. – Но зачем ты? Не нужно было этого делать, Гас!

– Конечно, нужно, Люси, – возразил он. – Конечно, такой чудесной девушке, как ты, обязательно нужно дарить цветы.

Он улыбнулся мне так славно, что сердце мое подпрыгнуло, душу затопило счастье, и все стало хорошо. Как же я была рада, что не убежала от него через задний ход.

– Это еще не все, – продолжал Гас. Он снова запустил руку в свою сумку и, словно Санта-Клаус из мешка, достал оттуда нечто, завернутое в бумагу с младенцами, аистами и сосками.

– Ой! Люси, извини, я не заметил в магазине, что это бумага для новорожденных.

– О-о… Ничего страшного, – успокоила я его и сорвала неуместную обертку. Внутри обнаружилась коробка шоколадных конфет.

– Спасибо, – восхитилась я тем, что он затратит столько усилий ради меня.

– И это еще не все, – провозгласил Гас и снова нырнул в свою сумку.

Я была совершенно очарована тем, что Гас создавал этот дождь из подарков, строго следуя нашему разговору в пиццерии в воскресенье вечером. Но если на этот раз он вытащит мини-пылесос для диванов, то я определенно умру со смеха. Наконец передо мной появилась маленькая коробочка, упакованная все в ту же бумагу с аистами. Размером она была со спичечный коробок, значит, мини-пылесос отменялся. А жаль. Мередия была бы потрясена.

– Я не мог купить тебе шубу за один раз, – пояснил Гас. – Поэтому я начал приобретать ее по частям. Открывай! – расхохотался он, когда я непонимающе уставилась на него.

Я открыла, и внутри оказался меховой брелок для ключа. Как мило! Гас помнил о шубе!

– Пусть меха всегда будут с тобой, – пожелал он мне. – Я думаю, это норка. Или даже соболь. Но ты не волнуйся, я знаю, что некоторые люди очень расстраиваются, когда зверушек убивают из-за их меха (сам-то я фермерский парень, и меня не смущают подобные вопросы, но я понимаю, что у других людей могут быть другие взгляды), поэтому при покупке я удостоверился, что ни один зверек не пострадал при изготовлении этого брелока.

– Понятно.

Это значило, что брелок сделан не из норки и не из соболя… Но зато можно было не опасаться нападок активистов движения за права животных и их ведер с красками.

– Огромное тебе спасибо, Гас, – сказала я, переполняемая чувствами. – Спасибо за все эти славные подарки.

– Пожалуйста, Люси. – После чего он многозначительно подмигнул мне: – Кто знает, может, и это еще не все! Не забывай, что вечер еще только начинается! – ухмыльнулся он.

– Э-э… да, – промямлила я, вспыхнув. Что, если это произойдет именно сегодня вечером? Скромность побудила меня срочно сменить тему разговора. – Скажи, а что ты делал в кресле мистера Балфора?

– Я там сидел, – сообщил Гас. – Просто сидел, а вовсе не осквернял священный алтарь.

– Но мистер Балфор – наш исполнительный директор! – попыталась я объяснить причины столь резкого поведения наших вахтеров.

– Ну и что? – пожал плечами Гас. – Я сидел в обычном кресле, а мистер Балфор, кем бы он ни был, всего лишь человек. Я решительно не могу понять, из-за чего поднялся такой шум. Хотел бы я работать у вас вахтером: заниматься такими пустяками!

Мне показалось, что Гас абсолютно прав. Он смотрел на вещи гораздо проще, чем я.

– Послать бы этих двух парней на месяц в Боснию, а после их возвращения посмотреть, как их будет волновать сохранность кресла мистера Балфора, – добавил Гас. – А заодно послать туда и мистера Балфора. Так, Люси, а теперь допивай. Мы двигаемся дальше – я собираюсь накормить тебя ужином.

– Гас, я не могу позволить тебе потратить все пособие на меня, – заныла я. – Просто не могу. Я буду чувствовать себя ужасно виноватой.

– Люси, угомонись. Ты съешь свой ужин, а я заплачу за него, и больше здесь не о чем говорить.

– Нет, Гас, правда, не надо. Ты и так купил мне столько подарков и угостил выпивкой. Разреши мне хотя бы заплатить за ужин, пожалуйста.

– Нет, Люси. И слышать об этом не желаю.

– Я настаиваю, Гас, решительно настаиваю.

– Настаивай, сколько душе твоей угодно, Люси, – парировал Гас. – Но этим ты ничего не добьешься.

– Все, Гас, – сказала я твердо. – Я плачу, и хватит об этом.

– Но, Люси…

– Нет, заявила я. – И хватит об этом.

– Ну, раз ты так решила, – неохотно согласился он наконец.

– Да, я так решила. Куда бы ты хотел пойти?

– Куда угодно, Люси, я непритязателен. Главное, чтобы там была еда, и я с удовольствием поем…

– Хорошо, – обрадовалась я. Перед нами лежало море вариантов отлично поужинать. Здесь неподалеку я знала один малайзийский ресторанчик…

– …особенно, если там подают пиццу, – продолжал Гас. – Пицца – мое любимое блюдо.

– О-о, – протянула я, призывая свое воображение из Юго-Восточной Азии обратно («возвращайся на базу, планы изменились»). – Значит, пицца.

А дальше все было замечательно. Мы говорили без умолку, наперебой рассказывая друг другу о себе, захлебываясь словами от энтузиазма и восторга. Каждое второе предложение мы начинали словами: «Точно, я думаю совершенно так же», или «Невероятно, я бы поступил (поступила) точно так же», или «Не могу не согласиться с тобой».

Гас поведал мне о своих музыкальных пристрастиях, о том, на каких инструментах он мог играть, и о том, что он сочинял.

Я была на седьмом небе от счастья. И хотя мы с Гасом много говорили и в субботу, и в воскресенье, но сегодня все воспринималось по-другому: это было наше первое свидание.

Мы просидели в ресторане несколько часов, держась через столик за руки. И о чем бы мы ни говорили, какой бы темы ни коснулись, я была уверена, что Гас поймет меня. Поймет, как не понимал никто другой. И мне стало так хорошо, что я даже позволила себе немного помечтать о том, что будет, если мы с Гасом поженимся.

Конечно, это был бы не самый традиционный брак, ну так и что! Давно миновали те дни, когда женщины сидели дома и занимались хозяйством в коттедже с розами у входа, пока мужчина зарабатывал им на жизнь с рассвета до заката. А вот мы с Гасом были бы не столько мужем и женой, сколько закадычными друзьями. Я бы поддерживала его занятия музыкой, а сама бы продолжала работать, чтобы у нас были средства к существованию, а потом бы он прославился и стал рассказывать в интервью и телепередачах, что без меня он не смог бы достичь такого успеха. Наш дом был бы наполнен музыкой, смехом и интересными разговорами, и все бы завидовали нам и говорили, как мы с Гасом подходим друг другу. И потом мы бы по-настоящему разбогатели, но не перестали радоваться простым вещам и по-прежнему любили бы друг друга сильнее всего на свете. К нам заходили бы без приглашения известнейшие люди, и я бы умудрялась угощать их на славу тем, что оставалось в холодильнике, и мы бы сидели за столом и тонко и глубокомысленно обсуждали ранние фильмы Джима Джармуша. Гас во всем оказывал бы мне поддержку, и я не чувствовала бы себя такой… неполноценной, как сейчас. Я бы чувствовала себя цельной и нормальной, как все люди. И Гас никогда не соблазнился бы ни одной гламурной знаменитостью из тех, что встретятся ему в его мировых турне, потому что ни одна из них не сможет подарить ему такой любви и преданности, которые дарила бы ему я.

После ужина Гас спросил меня:

– Люси, ты торопишься домой? Или мы можем сходить куда-нибудь еще?

– Я никуда не тороплюсь, – ответила я. И я действительно не торопилась. К этому моменту я была совершенно уверена в том, что наши отношения сегодня вечером получат дальнейшее развитие, и это приводило меня в восторг и в ужас одновременно. Я хотела этого и боялась. Любая отсрочка этого момента истины огорчала меня и радовала.

– Хорошо, – сказал Гас. – Тогда я хочу сводить тебя в одно место.

– Какое?

– Это сюрприз.

– Здорово.

– Но ехать туда надо на автобусе. Ты не против, Люси?

– Ни капельки.

Мы сели на автобус, и Гас заплатил за мой билет. Меня умилило то, с какой важностью он это сделал, – как подросток, впервые получивший право прокатить на автобусе девушку.

Когда автобус достиг Кэмдена, мы вышли. Гас взял меня за руку и повел по ковру из пустых пивных банок мимо людей, которые или лежали на расстеленных газетах, или спали на ступеньках подъездов, или сидели на тротуаре с протянутой рукой. Я была шокирована – работая в центре Лондоне, я не могла не знать о том, что в городе есть бездомные, но я и понятия не имела, что их такое количество. Я как будто попала в другой мир, в средневековье, где люди жили в грязи и умирали от голода.

– Гас, подожди, – попросила я и достала из сумочки кошелек.

Передо мной встала неразрешимая дилемма дать ли всю мою мелочь одному человеку, чтобы он смог купить на это что-нибудь стоящее, например еду или питье, или распределить ее между как можно большим количеством народа, и тогда каждому достанется пенсов по двадцать. Но что можно купить на эти гроши? Я подозревала, что даже самая маленькая плитка шоколада стоит дороже.

Я стояла посреди дороги, пытаясь определиться.

– Как ты думаешь, Гас, как мне поступить? – попросила я помощи у Гаса.

– Я думаю, что тебе надо повзрослеть. Научиться закрывать глаза, когда надо. Даже если ты раздашь все, что у тебя есть, это ничего не изменит.

И он был прав. Особенно если вспомнить, что «все, что у меня есть» – это очень немного.

– И все же я не могу закрыть на это глаза, – вздохнула я. – Я бы хотела по крайней мере раздать мелочь.

– Ну, тогда дай ее кому-нибудь одному, – предложил Гас.

– Ты думаешь, так будет лучше?

– Если ты начнешь раздавать по монетке всем бездомным Кэмдена, то к тому времени, когда ты закончишь, паб, куда я тебя веду, наверняка уже закроется. Поэтому – да, я думаю, будет лучше, если ты всю мелочь отдашь кому-нибудь одному, – добродушно пояснил свою позицию Гас.

– Гас! Как ты можешь быть таким бессердечным? – воскликнула я.

– Потому что у меня нет другого выбора. У нас у всех нет другого выбора.

– Ну ладно, так кому мне дать денег?

– Кому угодно.

– Кому угодно?

– Вообще-то правильнее будет, если ты дашь их по-настоящему худому, бездомному человеку. Не стоит пытаться вручить их тем, кто сидит в барах или ресторанах.

– Хорошо, – решилась я наконец. – Я дам их вон тому парню.

– Нет, нет, Люси! – Гас схватил меня за руку. – Любому другому человеку, только не этому мерзавцу.

– Ты шутишь? – спросила я, не зная, как понимать его.

– Не шучу, – ответил Гас. – Любой другой человек во всем Кэмдене будет более достоин твоих денег, но только не он. Он и его братья – настоящие пройдохи. И он даже не бездомный – у него есть муниципальное жилье в Кентиш-тауне.

– Откуда ты все это знаешь? – заинтригованная, спросила я, по-прежнему не зная, верить ему или нет.

– Просто знаю, – невразумительно ответил Гас.

– Ну а как насчет вон того человека? – Я указала на другого бедолагу, сидящего в дверях подъезда.

– Этому можно.

– Он не мерзавец? – спросила я.

– Ничего плохого я о нем не слышал.

– А его братья?

– И о них мне известно только хорошее.

Я рассталась со своей жалкой горстью монет, и мы с Гасом перешли через дорогу и вошли в ярко освещенный, теплый, шумный паб. Он был буквально набит людьми, которые пили, говорили и смеялись. Было похоже, что Гас знал здесь всех и каждого. В углу играли три музыканта: мужчина – на боране, женщина – на свистульке и некто неопределенной половой принадлежности – на скрипке. Я узнала мелодию – это была одна из любимых песен моего папы. И все вокруг говорили с ирландским акцентом.

Мне казалось, что я попала домой.

– Садись сюда, – указал мне Гас на какой-то бочонок, к которому мы пробились сквозь толпы краснолицых улыбающихся людей. – А я быстренько слетаю за выпивкой.

Его не было целую вечность. Я ждала его, взгромоздившись на неудобный бочонок, ободок которого впивался мне в зад. «Который сейчас час?» – гадала я. По моим ощущениям, время уже давно перевалило за одиннадцать, но бармены продолжали обслуживать клиентов. И тут меня осенило: наверное, это нелегальное заведение, одно из тех, которые частенько вызывали у моего отца приступы ностальгии. Я затрепетала от восторга.

Часов у меня не было. Не было их и у женщины, сидящей неподалеку, равно как и у ее друзей и знакомых в нашей половине паба. Но она настояла на том, чтобы пробиться сквозь плотные ряды посетителей и найти кого-то из ее знакомых в другом конце паба, у которого часы, по всеобщему мнению, были. Немного погодя она вернулась с нужной мне информацией:

– Без двадцати двенадцать.

– Спасибо, – поблагодарила я ее за хлопоты. Значит, здесь действительно не закрывали в одиннадцать, как положено! Вот это здорово!

Смело, опасно, декадентски.

Вероятно, со стороны Гаса было не очень хорошо бросать меня здесь в одиночестве, подвергая риску быть арестованной, но мне было все равно. Я чувствовала себя дикой и свободной, живущей полной жизнью.

Наконец пришел Гас с нашими кружками и стаканами.

– Извини, что я так задержался, Люси, – тут же попросил он прощения. – Я встретил парочку старых знакомых и…

– Хорошо, хорошо, – перебила его я и слезла с бочонка. Мне слишком хотелось поговорить о нашем противозаконном поведении, чтобы выслушивать его извинения. – Гас, а ты насчет полиции не беспокоишься? – выдохнула я с круглыми от восторженного ужаса глазами.

– Нет, – удивился он. – Пусть полиция сама о себе беспокоится.

– Да нет же, – хихикнула я. – Я хотела сказать, не боишься ли ты, что они нас арестуют?

Он принялся лихорадочно ощупывать свои карманы, потом вздохнул с облегчением и сказал:

– Нет, в данный момент я этого не боюсь.

Он не воспринимал мои слова серьезно, и это разозлило меня.

– Хватит шутить, Гас! Ведь они могут нагрянуть сюда, всех избить и арестовать.

– Зачем им это делать? – удивился Гас. – Разве недостаточно им людей на улицах, чтобы арестовывать их в каких угодно количествах?

– А что, если они услышат музыку? – раздражалась я все больше от его непонятливости – наигранной или искренней. – Что, если они догадаются, что мы здесь пьем, а времени уже почти двенадцать часов?

– Но мы же не делаем ничего плохого, – сказал Гас и, подумав, добавил: – Хотя, надо заметить, в прошлом полицию это не останавливало.

– Как это – не делаем ничего плохого? Мы же нарушаем закон: пьем после одиннадцати!

– А, нет, не волнуйся, закон мы не нарушаем, – засмеялся Гас.

– Нарушаем!

– Люси, Люси, послушай меня: у этого паба есть специальное разрешение торговать спиртным до полуночи. Поэтому мы не преступники!

– О-о. – Я была крайне разочарована. – То есть ты говоришь, что все, что мы здесь делаем, абсолютно легально? – подавленно уточнила я.

– Да, Люси, разумеется. Надеюсь, ты не думала, что я привел тебя в такое место, где у тебя могут возникнуть проблемы?

– Ну… э-э, понимаешь… я только подумала…

А потом мы с Гасом поехали ко мне. Нам не пришлось ни о чем договариваться, мяться в нерешительности и краснеть от неловкости. Это получилось само собой, как будто иначе и быть не могло: выйдя из бара после того, как Гас поздоровался и попрощался со всеми своими знакомыми, мы просто вместе поймали такси и поехали на Ладброук-Гроув.

Гас не предлагал поехать к нему, а мне это тоже не пришло в голову. И ничего странного в этой ситуации я тогда не увидела.

Глава тридцать пятая

В четверг безбрежный горизонт моего счастья омрачали только два облачка.

Во-первых, стало известно, что Хэтти подала заявление об увольнении. И это огорчило меня. Не только потому, что она была единственной из нас четверых в офисе, кто действительно работал, но и потому, что я привязалась к ней. А еще я ненавидела перемены и с тревогой гадала, кто придет на ее место.

Во-вторых, я обещала матери, что в четверг после работы приеду ее навестить.

В эти дни наши с Гасом отношения находились на той стадии, когда каждая моя мысль была о нем. Я была счастлива почти непрерывно (за исключением периода с семи тридцати до десяти утра, но даже эти ужасные часы переносились теперь мною гораздо легче, особенно если Гас был со мной – но об этом позднее). Когда же я не была непосредственно с Гасом, то я хотела говорить о нем – с кем угодно и со всеми подряд. Я хотела описывать, как великолепно он выглядит, какая гладкая у него кожа, как сексуально он пахнет, какие зеленые у него глаза и какие шелковистые волосы, как мелодичен его акцент и как увлекательно слушать его, какие хорошие у него зубы для человека, который вырос в сельской глуши, или о том, какой маленький и крепкий у него зад. И еще я могла бесконечно пересказывать его выдумки и перечислять то, что он мне подарил.

Счастье и адреналин кипели в моем теле, и ни на секунду мне не приходило в голову, что я – самый скучный человек на свете.

От такого количества положительных эмоций я потеряла остатки разума. Я любила всех окружающих меня людей и думала, что они отвечают мне такой же любовью и так же счастливы, как я.

Конечно, это было далеко не так, и поэтому им оставалось только говорить друг другу: «Это долго не продлится» и «Если я еще раз услышу, как он снял с нее лифчик зубами, я закричу».

Я шучу; разумеется, Гас не снимая с меня лифчик зубами. Но мы действительно возвели (или низвели?) наши отношения из разряда платонических в интимные. Случилось это во вторник вечером и совсем не так, как в «Девяти с половиной неделях». Что меня вполне устраивало – завязанные глаза и кормление маринованными огурцами не входили в мое понимание приятного секса. С моим комплексом неполноценности и неуверенностью в собственной сексуальной привлекательности мне проще всего было заниматься этим в постели. Мужчины, которые ожидали от меня множества разнообразных поз, пугали меня так, что я теряла всякое желание.

Я и без множества разнообразных поз являла собой комок нервов, когда мы с Гасом выгрузились у моего подъезда. К счастью, я была довольно пьяным комком нервов, и это помогало справляться с потенциальным смущением. В результате мы оба заливались смехом и, войдя в квартиру, немедленно направились в мою спальню.

Гас быстро стянул с себя одежду и прыгнул в кровать.

Я совершенно не собиралась смотреть на его эрегированный пенис – я всегда считала себя слишком стыдливой для этого. Но мои глаза невольно обращались к нему снова и снова. Я ничего не могла с собой поделать, он меня просто околдовал.

Надо признать, эти шесть дюймов подрагивающей, тугой лиловатой плоти были весьма привлекательны. Я никогда не перестану удивляться тому, как нечто столь… столь странно выглядящее может быть столь эротичным.

Подошла моя очередь разоблачаться.

– Что происходит? – Гас в притворном удивлении дергал меня за одежду. – Ты все еще при полном параде. Ну-ка, живо раздеваться! – Гас поднялся и встал в ногах кровати. Мне это напомнило, как меня, маленькую девочку, раздевала мама. – Вытяни ноги, – скомандовал он, взялся за носки моих колготок и потянул.

Звук рвущихся колготок вызвал у меня приступ неудержимого смеха.

– Руки вверх, – последовала новая команда. Гас принялся стягивать с меня платье через голову. – Батюшки, а где же твоя голова?

– Здесь. – Я с трудом выпуталась из одежды.

– Слава богу! А то я испугался, что в порыве страсти обезглавил тебя.

Я была раздета в рекордное время, но на этот раз я не комплексовала и не стеснялась своего тела. Деловое отношение Гаса к происходящему просто не оставляло мне возможности скромничать.

– Ты случайно не учишься в медицинском институте? – с подозрением спросила я.

– Нет.

Разумеется, нет. Я совсем забыла, что именно студенты-медики прыскают от смеха каждый раз, когда слышат слово «зад».

Гас не стал утруждать себя предварительными ласками, если не считать вопроса: «Ну как, готова?» Он был уже заведен, и ему не терпелось как можно скорее приступить непосредственно к делу. Ну, а я чувствовала себя польщенной его энтузиазмом, принимая это за доказательство того, как сильно я ему нравлюсь.

– Не смей кончать за три секунды, – только и успела я предупредить его. А когда он действительно кончил за три секунды, мы оба зашлись хохотом.

После чего Гас заснул прямо на мне. Но я не обиделась. Я не завопила на него и не потребовала, чтобы он немедленно просыпался и занимался мною до тех пор, пока я не кончу десять раз, – поскольку таково было мое право как женщины девяностых годов. Напротив, меня только порадовало то, что он не был сторонником заковыристых сексуальных практик: это означало, что мне не придется выпрыгивать из кожи, чтобы соответствовать его уровню. Для меня в сексе было важно чувствовать не оргазм, а страсть и симпатию ко мне партнера. И Гас был очень хорош в проявлении страсти и симпатии ко мне.

С ним я незаметно для себя миновала стадию деликатничанья и всей этой ерунды в духе «давай познакомимся поближе» и со всего разбегу плюхнулась прямо во влюбленность.

И поэтому в четверг я страшно досадовала на то, что на прошлой неделе пообещала матери навестить их с папой. Ведь вместо этого я могла бы провести время с Гасом или, по крайней мере, с теми людьми, с которыми можно поговорить о Гасе (понятно, что маме я не собиралась даже намекать на его появление в моей жизни).

Единственным утешением было то, что со мной вызвался поехать Дэниел. То есть хотя бы в электричке у меня будет собеседник, с которым я смогу развить любимую тему.

Мы с Дэниелом встретились после работы и спустились в метро.

– Существует множество способов более приятно провести сегодняшний вечер, чем ехать за сотни миль, чтобы встретиться с мамой, – бубнила я, пока мы покачивались в вагоне, набитом людьми в мокрых пальто. – Например, добывать соль в Сибири. Или начисто вылизывать кольцевую.

– Но ты же увидишь и своего отца, – напомнил мне Дэниел. – Разве тебе не хочется этого?

– Ну да, но все равно я не смогу нормально с ним поговорить, пока она рядом. И мне каждый раз так стыдно, когда я уезжаю, а он остается там.

– Люси, зачем ты так усложняешь свою жизнь? – вздохнул Дэниел. – Все совсем не так плохо, как тебе кажется.

– Я знаю, – улыбнулась я. – Может, мне просто нравится чувствовать себя виноватой.

Мне не хотелось, чтобы Дэниел снова начал учить меня, как жить. Потому что я знала, что это бесполезно, а он был из тех людей, которых нелегко остановить. И ведь известно, что не одна дружба разбилась о камни непрошеных советов.

– А может, тебе действительно это нравится! – раньше Дэниелу явно не приходила в голову эта мысль.

– Вот и хорошо, – подхватила я. – Рада, что мы с тобой согласны в этом вопросе. А теперь будь добр, перестань беспокоиться обо мне.

Когда мы вышли из метро, нас обступили темнота и холод, а до дома моих родителей еще надо было идти пешком минут пятнадцать. Дэниел настоял на том, чтобы понести мою сумку.

– Ого, Люси, да что у тебя там лежит? Кирпичи, наверное.

– Бутылка виски.

– Для кого?

– Ну уж не для тебя, – глупо хихикнула я.

– Это я и сам знаю. От тебя я ничего хорошего не получаю, только брань и оскорбления.

– Это неправда! Я же подарила тебе отличный галстук на день рождения!

– Да, спасибо. По сравнению с прошлым годом этот подарок был куда приятнее.

– А что я дарила тебе в прошлом году?

– Носки.

– А, да…

– Ты всегда мне даришь «папины» подарки.

– Что это такое?

– Ну то, что обычно дарят отцам, – носки, платки, галстуки.

– Лично я не дарю папе таких вещей.

– А что ты ему даришь?

– В основном деньги. И иногда бутылку хорошего бренди.

– А-а.

– А тебе я собиралась подарить что-нибудь особенное. Например, книгу…

– Но у меня уже есть одна, да, я знаю, знаю, – перебил он меня на полуслове.

– Откуда ты знаешь эту шутку? – засмеялась я. – Разве я тебе уже рассказывала ее?

– И не раз, Люси.

– Ой, как неловко получилось. Извини.

– За что тебя извинить? За то, что ты в сотый раз повторяешь эту дурацкую шутку? Или за то, что, рассказывая ее, ты косвенно называешь меня некультурным обывателем?

– За то, что в сотый раз повторяю дурацкую шутку – эй, и вовсе она не дурацкая! Но я вовсе не извиняюсь за то, что не считаю тебя очень умным. Посмотри на женщин, с которыми ты встречаешься!

– Люси! – рявкнул Дэниел. Я испуганно взглянула на него – кажется, на это раз я действительно рассердила его. Но он рассмеялся и покачал головой. – Да, Люси Салливан, не понимаю, как я еще не убил тебя.

– Ты знаешь, мне это тоже непонятно, – задумчиво согласилась я. – По отношению к тебе я веду себя ужасно. Но я не имею в виду того, что говорю. И я вовсе не считаю тебя тупицей. Да, я и в самом деле нахожу, что женщин ты себе находишь отвратительных и обращаешься с ними плохо, но в остальном ты совсем даже ничего.

– Да, похвалила так похвалила, – ухмыльнулся Дэниел.

Некоторое время мы шагали молча мимо рядов однообразных домиков. Наконец Дэниел нарушил молчание.

– Так для кого оно?

– Для кого что?

– Виски.

– Для папы, конечно же.

– Он по-прежнему пьет?

– Дэниел! Не смей так говорить!

– Как говорить?

– Тебя послушать, так получается, что мой папа – алкоголик какой-то.

– Просто я помню, что Крис говорил, будто ваш отец бросил пить.

– Кто, папа? – переспросила я. – Бросил пить? Что за ерунда! Зачем это ему бросать пить?

– Не знаю, – Дэниел пожал плечами как можно равнодушнее. – Я повторяю только то, что сказал Крис. Должно быть, он что-то недопонял.

Мы снова замолчали.

– А что ты купила матери?

– Матери? – удивилась я. – Ничего.

– Это не очень-то красиво с твоей стороны.

– Это нормально. Я ей никогда ничего не дарю.

– Почему?

– Потому что она работает. У нее есть деньги. А папа не работает, и денег у него нет.

– То есть тебе даже в голову не приходит купить ей хотя бы какую-нибудь мелочь?

Я остановилась и, загородив Дэниелу дорогу, заставила его остановиться тоже.

– Слушай, ты, – сердито сказала я, – я дарю ей подарки на день рождения, на Рождество и на День матери, и этого для нее достаточно. Ты можешь дарить своей матери столько подарков, сколько тебе захочется. И хватит выставлять меня плохой дочерью!

– Я только хотел сказать… не важно. – Он выглядел таким удрученным, что я не могла долго на него сердиться.

– Ладно, – я прикоснулась к его руке. – Раз тебе так хочется, я куплю ей торт или что-нибудь еще.

– Не надо.

– Дэниел! Ну что ты дуешься?

– Я не дуюсь.

– Нет, ты дуешься. Ты сказал: «Не надо».

– Да, я так сказал, – засмеялся Дэниел. – Но не потому, что я дуюсь, а потому что я уже купил торт для твоей матери.

Я постаралась изобразить на лице отвращение:

– Дэниел Уотсон, ты настоящий подлиза!

– Вовсе нет. Это называется хорошие манеры. Твоя мать собирается угостить меня ужином, и с моей стороны было бы невежливо явиться с пустыми руками.

– Ты можешь называть это вежливостью, а я называю это подлизыванием.

– Хорошо, Люси, – сдался Дэниел. – Называй как хочешь.

Мы завернули за угол, и показался наш дом. Мое настроение разом упало. Я ненавидела этот дом. Я ненавидела приезжать сюда.

Внезапно я вспомнила кое-что и схватила Дэниела за рукав.

– Дэниел!

– Что?

– Только упомяни при матери Гаса – и ты мертвец.

– Я и не собирался, – обиженно произнес он.

– Отлично. Хоть в этом вопросе мы понимаем друг друга.

– То есть ты не думаешь, что она обрадуется, узнав о нем? – лукаво спросил Дэниел.

– Заткнись.

Глава тридцать шестая

Я заметила, что занавеска в гостиной заколыхалась. Мы даже не успели нажать кнопку звонка, а мама уже распахнула дверь.

На секундочку мне стало ее жалко. «Неужели ей больше нечего делать?» – подумала я.

– Здравствуйте, здравствуйте, – весело приветствовала она нас, прямо-таки лучась гостеприимством и дружелюбием. – Сегодня на улице так холодно! Как дела, Дэниел? Как мило с твоей стороны, что ты приехал навестить нас! Ты сильно замерз? – спросила она, беря руку Дэниела в свои ладони. – Да нет, вроде не очень. Снимайте же пальто и проходите в комнату. Я уже сделала вам по кружке…

– О, миссис Салливан, я и не знал, что вы занялись гончарным ремеслом! – Дэниел с улыбкой подмигнул моей матери.

– Какой шутник! – залилась она в ответ по-девичьи звонким смехом и убежала на кухню.

Я сунула два пальца в рот и изобразила, что меня тошнит.

– Прекрати, – тихо проговорил Дэниел.

– Что это ты вдруг стал таким сердитым? – удивилась я. – Со мной ты обычно бываешь полюбезнее.