Текст книги "Люси Салливан выходит замуж"

Автор книги: Мариан Кейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)

– Да, – сказал он печально, – мне очень плохо: я не знаю, когда смогу трахнуться в следующий раз.

– Дэниел, – возмутилась я, – как не стыдно! Хотя мне следовало догадаться, что ты только притворяешься огорченным. Ведь ты не способен чувствовать!

– Это была шутка, Люси, всего лишь шутка, – принялся успокаивать меня Дэниел. – Это мой способ борьбы с неприятностями.

– Я никогда не могу понять, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно, – вздохнула я.

– Да я и сам не знаю. А хочешь, я расскажу тебе, в какой замечательный ресторан я поведу тебя завтра?

– Что значит «поведешь»? Когда ты так говоришь, то получается, что у нас с тобой свидание, а на самом деле – ничего подобного! Ну ладно, рассказывай, в какой ресторан ты хитростью заставил меня пойти с тобой.

– Так вот, я хитростью заставил тебя пойти… – послушно начал Дэниел.

– Так-то лучше, – ворчливо одобрила я его старания.

– В «Кремль».

– В «Кремль»? – с тревогой переспросила я. – Это что значит – мы идем в русский ресторан?

– Ну да, – сказал он, в свою очередь тоже встревожившись. – А в чем дело?

– Как в чем дело? Ведь если ресторан русский, то нам придется часами стоять в очереди, чтобы попасть внутрь. А на улице температура ниже нуля. И в меню будет множество изысканных блюд, но подадут нам только сырую редьку.

– Нет, не волнуйся, это дореволюционный ресторан, и поэтому там будет икра и водка, и все будет просто шикарно. Тебе понравится.

– Надеюсь, – пробормотала я. – И все равно не понимаю, почему ты хочешь, чтобы с тобой пошла именно я. Как насчет Карен или Шарлотты? Они обе без ума от тебя. С любой из них ты гораздо лучше проведешь время. Или с обеими одновременно. Как тебе понравится немного флирта перед борщом? А блины под секс втроем?

– Спасибо, не надо, – твердо сказал он. – Я еще не пришел в себя после последней битвы полов. На некоторое время я завязал с женщинами.

– Ты? – завопила я. – Не верю! Тебе женщины нужны как воздух.

– И почему ты такого невысокого мнения обо мне? – удивился он. – Но честно: я бы предпочел побыть в компании не влюбленного в меня человека.

– В чем другом я, может, и не так хороша, но в этом отношении подхожу тебе идеально, – заверила я его почти весело. Похоже, Дэниел сумел меня немного расшевелить.

– Отлично! – сказал он, а потом после небольшой паузы смущенно спросил: – Люси, можно задать тебе один вопрос?

– Конечно.

– Это не очень важно, и ты можешь не отвечать, если не хочешь, но вот мне интересно было бы знать, почему… э-э… почему я тебе не нравлюсь?

– Дэниел, – протянула я с отвращением, – ты жалок.

– Я всего лишь хотел узнать, что я делаю неправильно…

Я повесила трубку.

Как только окончательно остывшая картошка была выгружена на тарелку, телефон зазвонил снова, но на этот раз я была умнее. Я не стала подходить. Мне было все равно, кто звонил. Я ни с кем не хотела разговаривать.

Включился автоответчик.

– Гм… а… алло. Это миссис Конни Салливан. Я звоню своей дочери Люси Салливан.

Это была моя мать.

«Неужели она думала, что в этой квартире живут несколько Люси?» – думала я раздраженно. И в то же время меня охватила радость при мысли о том, как ловко я избежала разговора с ней. Интересно, что ей нужно от меня?

Что бы это ни было, но делиться этим с автоответчиком ей не очень хотелось.

– Люси, милая, это я, э-э, мама.

Я знала, что мамой она себя называла, когда чувствовала себя виноватой. Наверное, хотела извиниться за то, что наговорила мне сегодня днем. Это была ее обычная схема поведения.

– Люси, доченька, боюсь, я, гм, была резковата, когда мы говорили с тобой по телефону. Но это потому, что я очень переживаю за тебя.

Я слушала ее слова, презрительно кривя губы.

– От волнения я даже плохо соображала, понимаешь? – продолжала она. – Я думала, что у тебя… проблема. – Слово «проблема» она прошептала, словно боясь, что кто-нибудь случайно услышит, как она произносит его вслух. – Ну ладно, увидимся в четверг, и не забудь, что в среду начинается Великий пост, и…

Я состроила гримасу, хотя меня никто не видел, и пошла на кухню за солью. И даже себе я ни за что бы не призналась в том, что мне стало гораздо легче оттого, что мама позвонила и в некотором роде извинилась.

Я съела картошку, съела шоколад, посмотрела фильм и отправилась спать пораньше. Вино я не пила, но, пожалуй, напрасно, потому что спала я в ту ночь плохо.

Начиная с полуночи в квартире звенел звонок, хлопали двери, приходили и уходили люди, пахло свежими тостами, кто-то пел, кто-то сдавленно хихикал, падала мебель, потом снова слышалось хихиканье, не такое сдавленное на этот раз, потом кто-то гремел посудой, очевидно, в поисках штопора, и все время звучали мужские голоса.

Ранний отход ко сну в пятницу был почти невозможен в квартире, где остальные проживающие по пятницам не прятались дома, а ходили «принять по одной». В другие пятницы я и сама вовсю хихикала и хлопала дверями и, соответственно, не очень возражала, когда это делали и другие.

Но сейчас я была трезва, несчастна и хотела забыться, и поэтому смириться с этим бедламом мне было гораздо труднее. Конечно, я могла бы вылезти из кровати и промаршировать в пижаме, с растрепанными волосами и без намека на макияж в гостиную и потребовать от Карен, Шарлотты и их гостей вести себя потише. Однако вряд ли это принесло бы хоть какую-то пользу. Они бы или обсмеяли меня из-за пижамы и растрепанных волос, или заставили выпить полбутылки водки.

Иногда я хотела жить одна.

Наконец я смогла заснуть, но спустя немного времени проснулась снова. Не знаю, который был час, но было еще темно. В доме стояла тишина. За окном шумел дождь, оконные рамы дребезжали от порывов ветра. Сквозняк шевелил занавески. По улице проехала машина, визжа шинами на мокром асфальте.

Меня охватило неприятное чувство – пустоты? одиночества? безысходности? «Я больше никогда не выйду из этой комнаты, – подумала я. – По крайней мере, до тех пор, пока мир не переменится. Пока плохая погода и люди не перестанут издеваться надо мной».

Полежав еще некоторое время с открытыми глазами, я не могла не заметить, что не сплю.

Со мной всегда так: с понедельника по пятницу я не в состоянии проснуться даже с помощью будильника и невзирая на угрозу потерять работу, если опоздаю еще хоть раз. Подняться с кровати так трудно, как будто она сделана из клея.

Но наступает утро субботы, когда мне не надо рано вставать, – и я просыпаюсь ни свет ни заря и больше не могу убедить себя закрыть глаза и поспать еще часик. Единственное исключение составляли те редкие выходные, когда я работала. И тогда мне было так же трудно встать, как и предыдущие пять дней.

«Придумала, – сказала я себе, – пойду-ка я съем чего-нибудь». Я встала – в комнате был собачий холод – и через коридор побежала на кухню. К своему неудовольствию у раковины я обнаружила незнакомого мне молодого человека. Одетый в одни лишь трусы, он жадно пил воду из-под крана. У него была прыщавая спина.

Это было не первое субботнее утро, когда я заставала на кухне молодого человека, который мне казался абсолютно незнакомым. На этот раз отличие состояло только в том, что не я привела его домой.

Что-то в облике парня (то ли жадность, с которой он глотал воду, то ли прыщавая спина) заставило меня быть с ним ласковой.

– В холодильнике есть кока-кола, – гостеприимно произнесла я.

Он подпрыгнул и обернулся. Лицо у него тоже было в прыщах.

– О… а… привет, – сказал он, автоматически прикрыв руками пах. – Прошу прощения. Надеюсь, я не напугал вас. Я пришел с… э-э… с вашей соседкой.

– А-а, – сказала я. – С какой?

Кому пришлось весь прошлый вечер выносить знаки внимания этого прыщавого парня? Карен или Шарлотте?

– Э-э… даже неловко как-то, – промямлил он. – Я не помню, как ее зовут. Вчера мы немного выпили.

– Опиши ее, – предложила я.

– Блондинка.

– Бесполезно. Они обе блондинки, – сказала я.

– Э-э… большие… гхм, – проговорил он и стад рисовать в воздухе большие окружности.

– А, большие сиськи, – осенило меня. – Тоже не пойдет. У них обеих большие сиськи.

– По-моему, она говорит как-то смешно. Как будто у нее акцент, – вспомнил он.

– Шотландский?

– Нет.

– Йоркширский?

– Да!

– Значит, Шарлотта.

Я взяла пакетик с конфетами и отправилась к себе.

Через несколько минут прыщавый парень вошел в мою комнату.

– Ой! – сказал он с растерянным видом и опять прикрыл пах ладонью. – А где… я думал…

– Следующая дверь, – сонно пробормотала я.

Глава пятнадцатая

Я проспала почти до двенадцати. В ванной кто-то принимал душ. Клубы пара вырывались из-под двери в коридор. В гостиной я нашла Карен. Она лежала на диване, укрывшись своим одеялом, курила и кашляла. Рядом с ней стояла полная окурков пепельница. Вообще-то сначала я решила, что это не Карен, а панда: это потому, что Карен не смыла вчерашний макияж.

– Привет, – слабо улыбнулась она. – Как прошел вчерашний вечер?

– Никак, – рассеянно ответила я. – А почему у нас дом похож на сауну? Кто в ванной? И почему так долго?

– Это Шарлотта. Она ошпаривает себя кипятком и трет мочалкой до крови, искупая грехи.

Я немедленно почувствовала жалость к Шарлотте:

– О, бедная Шарлотта! Значит, она все-таки переспала с прыщавой спиной?

– Когда ты его видела? – спросила Карен и попыталась привстать, но быстро передумала.

– Где-то в половине шестого утра. Мы столкнулись на кухне.

– Отвратительный парень, правда? Но Шарлотте он показался очаровательным, потому что взор ей туманило пиво. Вернее, текила.

Шарлотта была жизнерадостной, но благовоспитанной девушкой из маленького городка. В Лондоне она провела около года и все еще не завершила болезненный процесс самоопределения. Была ли она добропорядочной, невинной розовощекой йоркширской девочкой? Или соблазнительной пышногрудой блондинкой (в которую она превращалась, стоило ей хоть немного выпить)? Странно, что когда она вела себя как соблазнительная пышногрудая блондинка, то казалось, что волосы у нее становились на несколько оттенков светлее, а грудь – на несколько размеров больше.

Ей было очень трудно совместить в себе эти две ипостаси. После вечера, проведенного в роли роковой женщины, на следующее утро она обычно горько корила себя. Чувство вины, отвращение к себе, страх возмездия становились ее компаньонами. В такие дни она принимала горячие ванны.

То, что Шарлотта обладала светлыми волосами и большой грудью, было весьма неудачно, так как ко всему прочему она была туповата и поэтому являлась ходячим подтверждением известного предрассудка. Именно из-за таких, как Шарлотта, всех блондинок считали бестолковыми. Однако лично я к Шарлотте очень хорошо относилась; она была приятной соседкой.

– Но бог с ней. Расскажи о себе, – нетерпеливо сказала Карен. – Как и с кем ты познакомилась, когда будет свадьба, все-все!

– Не расскажу.

– Почему?

– Я не хочу об этом говорить.

– Вот всегда ты так, Люси.

– Извини.

– Ну, пожалуйста.

– Нет.

– Пожалуйста!

– Ну, хорошо, только пообещай сначала, что ты не будешь надо мной смеяться и не будешь меня жалеть.

После чего я рассказала Карен все с самого начала. Как мы ездили к миссис Нолан и что она нам нагадала, как Мередия получила семь с половиной фунтов, как Меган получила удар от велосипедиста, как Хэтти бросила Дика и стала жить с его братом и как Меган и Мередия стали всем говорить, что я выхожу замуж.

Карен была потрясена.

– Боже мой, – выдохнула она. – Как это ужасно. Как неловко!

– Ага.

– Ты расстроилась?

– Немного, – неохотно признала я.

– Я бы убила эту Мередию. Ты не должна спускать ей все это с рук. И даже не верится, что Меган тоже приняла в этом участие. Она всегда казалась такой нормальной.

– Я знаю.

– Наверное, это была какая-то массовая истерия, – предположила Карен.

В комнату вошла Шарлотта, одетая в бесформенное фиолетовое платье, доходящее ей почти до щиколоток. Это был ее вариант власяницы.

– О, Люси, – захныкала она и подбежала ко мне.

Я обняла ее за что смогла, так как она была на восемь дюймов выше меня.

– Мне так стыдно, – всхлипывала она. – Я ненавижу себя. Лучше бы я умерла.

– Тише, тише, – успокаивала я ее. – Скоро тебе станет легче. Не забывай, что вчера ты много выпила, а алкоголь – это сильный депрессант. Сегодня ты просто не можешь не чувствовать себя подавленной.

– Да? – с надеждой она подняла на меня свои заплаканные глаза.

– Поверь мне.

– Люси, ты такая добрая. Ты всегда знаешь, что сказать, когда мне плохо.

Конечно, я знала, что сказать. У меня была богатая практика – мне приходилось часто утешать саму себя. С моей стороны было бы нехорошо не поделиться с другими тем, что я узнала на собственном опыте.

– Больше не возьму в рот ни капли, – пообещала Шарлотта.

Я ничего на это не сказала.

– Никогда!

Я изучала свои ногти.

– По крайней мере, я больше не возьму в рот ни капли текилы, – страстно сказала Шарлотта.

Я посмотрела в окно.

– Буду пить только вино.

Я уставилась в телевизор (хотя он был выключен).

– И буду чередовать его с минеральной водой.

Я поправила подушку на диване.

– И за вечер буду выпивать не больше четырех стаканов вина.

Мне снова пришлось заняться изучением ногтей.

– Ну не больше шести.

Я снова посмотрела в окно.

– А за неделю – максимум шестнадцать.

Она продолжала в том же духе, пока не пришла к выводу, что бутылка текилы за вечер большого вреда не принесет. Все это я слышала уже не раз.

– Люси, я ужасно вела себя, – призналась она потом. – Я сняла блузку и танцевала в одном лифчике.

– В одном лифчике? – серьезно переспросила я.

– Да.

– Без трусов?

– Конечно, в трусах. И в юбке.

– Ну, значит, ничего страшного не произошло.

– Да? Ну, раз ты так говоришь… Люси, взбодри меня! Расскажи мне что-нибудь. Расскажи мне… что бы такое послушать? Ага, расскажи о том случае, когда тебя бросил твой парень, потому что запал на другого парня.

Мое сердце екнуло. Но винить мне было некого, только себя. Еще в детстве я решила, что нашла способ не выглядеть в глазах окружающих нелепой и жалкой персоной: надо выглядеть остроумной. И стала усердно создавать себе образ комика – по крайней мере, в кругу близких друзей. Я пересказывала им различные трагические случаи из собственной жизни, в которых сама играла главную роль, стараясь представить все в смешном свете.

И тогда никто уже не мог смеяться надо мной, потому что я их опередила.

Но сейчас я была не в состоянии утешать других за свой счет.

– Нет, Шарлотта, я не могу…

– Брось!

– Правда, Шарлотта…

– Пожалуйста! Расскажи, как он заставил тебя коротко постричь волосы, а потом все равно бросил тебя.

– Ох… ох… черт! Ладно, слушай.

Кто знает, может, я и сама немного развеселюсь.

И со всем доступным мне в эта минуты юмором я пересказала Шарлотте историю об одной из моих унизительных неудач в любви. Просто чтобы она смогла почувствовать, что, как бы плохо ей ни было, мне бывало гораздо хуже.

– Сегодня вечером будет вечеринка, – сообщила Карен. – Ты пойдешь?

– Я не могу.

– Не можешь или не хочешь?

– Не могу.

– Почему? – с пристрастием допрашивала меня Карен. – Я была принуждена согласиться пойти поужинать с Дэниелом.

– Ужин с Дэниелом. Счастливая! – вздохнула Шарлотта, и глаза ее мечтательно засияли.

– Но почему он пригласил тебя? – взвизгнула разъяренная Карен.

– Карен! – одернула ее Шарлотта.

– Ой, Люси, ты знаешь, о чем я, – нетерпеливо отмахнулась Карен.

Карен была несдержанна в выражениях. Но она была права – я тоже не понимала, почему Дэниел пригласил меня.

– Он разошелся с этой, как ее там, – сообщила я, чем вызвала бурю восторга.

– Ты серьезно? – на всякий случай уточнила Карен. На лице ее появилось странное, почти маниакальное выражение.

– Абсолютно.

– Здорово, – прошептала Шарлотта.

– Значит, он свободный мужчина? – опять спросила Карен.

– Свободный как ветер, – подтвердила я.

– Если в игру вступлю я, то недолго ему быть свободным, – решительно произнесла Карен. В голове у нее уже проносились кадры того, как они с Дэниелом, рука об руку, входят в модные рестораны, как они ослепительно улыбаются друг другу в день бракосочетания, как они склоняются над первенцем.

– А куда вы пойдете? – спросила она, вернувшись к реальности.

– В какой-то русский ресторан.

– Неужели в «Кремль»? – ахнула Карен.

– Ага.

– Ах ты, везучая, везучая, везучая, везучая корова.

Они уставились на меня с неприкрытой завистью.

– Не смотрите на меня так, – испугалась я. – Я ведь даже не хотела идти.

– Как ты можешь так говорить? – возмутилась Шарлотта. – Симпатичный…

– Богатый, – перебила ее Карен.

– Симпатичный, богатый мужчина хочет пригласить тебя в шикарный ресторан, а ты не хочешь идти?

– Но он вовсе не симпатичный и не богатый… – запинаясь, оправдывалась я.

– Он симпатичный и богатый! – хором сказали они.

– Ну хорошо, может быть. Но… но… но не для меня. Я вижу его только как друга. И считаю, что это расточительство: идти в субботу вечером в ресторан всего лишь с другом. Особенно когда я вовсе не хочу никуда идти.

– Странная ты какая-то, – пробормотала Карен.

Этого я не отрицала.

– Что ты наденешь? – спросила Шарлотта.

– Не знаю.

– Но ведь это очень важно! Ты же не в паб соседний собираешься.

Дэниел прибыл около восьми, а я еще не была готова. Я вообще могла бы быть в пижаме, если бы Карен и Шарлотта не заставили меня принять ванну и надеть мое выходное золотистое платье. Они надавали мне кучу советов, как уложить волосы и как накраситься, и каждую свою фразу начинали словами: «Вот если бы я шла с Дэниелом… Вот если бы Дэниел пригласил меня…»

– Надень вот это, надень вот это, – восторженно настаивала Шарлотта, выудив из моего ящика с бельем шелковые чулки с кружевами.

– Нет, – отрезала я и убрала их на место.

– Но они такие красивые.

– Знаю.

– Так почему ты не надеваешь их?

– Чего ради? Ведь это всего лишь Дэниел.

– Неблагодарная!

– Ничего подобного. Но какой смысл надевать их? Кому я буду их показывать?

– Ого! – Карен выудила из ящика мой лифчик. – Надо же, разве бывают такие маленькие лифчики?

– Покажи, – потребовала Шарлотта, схватила лифчик и тут же зашлась смехом. – Боже мой! Это же подойдет только куклам! У меня сюда и сосок-то еле поместится!

– У тебя, должно быть, крохотные соски, – засмеялась и Карен, шутливо толкая Шарлотту в бок. – Я и не знала, что сейчас делают бюстгальтеры минус третьего размера.

Мне оставалось только сердито ходить по комнате с красным от стыда лицом, ожидая, когда они перестанут издеваться надо мной.

Когда раздался звонок в дверь, Карен влетела в мою комнату и опрыскала меня с ног до головы своими духами.

– Спасибо, – сказала я, пытаясь руками развеять образовавшееся вокруг меня ароматное облако.

– Глупая, это не для тебя, – сказала Карен. – Это чтобы ты пахла, как я. Так Дэниел станет привыкать ко мне.

– О.

Шарлотта и Карен чуть не подрались, споря, кто из них откроет дверь Дэниелу. Карен победила, потому что она жила в этой квартире дольше Шарлотты.

– Проходи, – сказала Карен жизнерадостно, распахивая дверь перед Дэниелом. Карен всегда вела себя жизнерадостно в присутствии Дэниела. И она распахнула бы перед ним не только двери.

Дэниел выглядел как обычно, но я знала, что назавтра мне придется выслушивать от Карен и Шарлотты нескончаемые восторги по поводу его внешности.

Непонятно, что женщины находили в Дэниеле? На мой взгляд, в нем не было ничего особенного: ни голубых глаз, ни иссиня-черных волос, ни сексуального рта, ни челюсти размером с женскую сумочку. Ничего подобного. У него были серые глаза – самые обыкновенные, скучные серые глаза. И волосы его были этого неописуемого цветя – каштановые, совсем как мои, только у него они были гладкие и блестящие, а у меня вились пружинками.

Дэниел улыбнулся Карен. Он вообще много улыбался. И все, кто находил Дэниела привлекательными, наперебой хвалили его славную улыбку. И опять я не понимала почему.

Секрет его успеха, как я догадывалась, заключался в том, что он был похож на хорошего, приличного, честного, дружелюбного парня, который с женщинами обращается как с леди.

Что было до смешного далеко от истинного положения дел. Но к тому времени, как это выяснялось, было уже слишком, слишком поздно.

– Привет, Карен, – сказал Дэниел и снова улыбнулся. – Как дела?

– Замечательно! – провозгласила Карен. – Просто замечательно! – И тут же принялась отчаянно, неприкрыто флиртовать. Она бросала на него откровенные взгляды и одаривала его загадочными улыбками. И с невероятной самоуверенностью она по-хозяйски стряхивала с его пальто несуществующие пушинки.

– Добрый вечер, Дэниел, – медленно выплыла из своей спальни Шарлотта. Она тоже бесстыдно флиртовала, но в отличие от Карен разыгрывала карту невинности: она смущенно улыбалась и лишь украдкой поглядывала на Дэниела из-под опущенных ресниц. Сплошь розовые щечки, нежный румянец и ясноглазая, свежая, вскормленная молоком целомудренность.

Дэниел топтался в нашей маленькой прихожей, улыбался и казался очень высоким.

Он устоял против попыток Карен завести его в гостиную.

– Спасибо, – сказал он, – но нас ждет такси. – С этими словами он многозначительно посмотрел сначала на меня, а потом на часы.

– Ты приехал слишком рано, – обвинила его я, бегая по прихожей туда-сюда в поисках нужной пары туфель.

– Вообще-то я приехал точно как договаривались, – спокойно возразил он.

– Значит, сам виноват, не догадался приехать попозже, – отозвалась я из ванной.

– Ты отлично выглядишь. – Он схватил меня за руку, когда я пробегала мимо него в очередной раз, и попытался поцеловать меня. Шарлотта от огорчения отвернулась.

– Фу, – буркнула я, вытирая лицо. – Отстань, ты испортишь мне макияж.

Свои туфли я нашла на кухне, между холодильником и стиральной машиной. Надев их, я встала рядом с Дэниелом. И все равно он был слишком высок.

– Ты такая красивая, Люси, – завистливо сказала Шарлотта. – Это платье тебе очень идет. Ты в нем похожа на принцессу.

– Да, – согласилась Карен, не отводя глаз от лица Дэниела уже целую вечность. Кстати, он и не возражал, старый ловелас.

– Из вас получится чудная пара, – проворковала Шарлотта, переводя взгляд с меня на Дэниела и обратно.

– Вовсе нет, – проворчала я, смущенно переминаясь с ноги на ногу. – Вместе мы выглядим смешно. Он слишком высокий, а я слишком низкая. В ресторане нас примут за клоунов.

Шарлотта стала возмущенно возражать, а вот Карен не стала. В ней был очень развит дух соперничества. И поделать с этим она ничего не могла.

Она была из тех людей, которые никогда не умаляли собственного достоинства, никогда не отзывались о себе уничижительно, не смеялись над собой. Тогда как я только этим и занималась.

Большую часть времени с ней было нетрудно уживаться, но как только ей начинало казаться, что к ней отнеслись без должного уважения, она становилась опасной – особенно если была не совсем трезва. Месяца два назад ее бывший бойфренд Майк робко предположил, что их отношения зашли слишком далеко. Даже не дослушав его, она выставила его вон, приказав больше не показываться ей на глаза. Она даже не дала бедному парню как следует одеться. У нее до сих пор еще где-то валялись его трусы, которыми она триумфально размахивала в окне, глядя на удаляющуюся спину Майка. Потом она купила три литра вина и заставила меня сидеть с ней, пока не выпила все до последней капли.

Та ночь была ужасной – Карен, мрачная, как туча, молчала, а я нервно глотала вино и бормотала то, что, как я надеялась, утешило бы ее. И вдруг она обрушилась на меня. Схватив меня за воротник, она приблизила ко мне свое лицо и с трудом, но громко спрашивала: «Если я не буду себя уважать, то кто будет? А? Отвечай!»

На следующий день она извинилась и больше так себя не вела. И если не считать ее соревновательного духа, она была отличной соседкой. С ней всегда было весело, она одалживала свою одежду, не требуя за это слишком больших ответных одолжений, порою вела себя вульгарно и всегда платила свою часть арендной платы вовремя. Но я понимала, что если наши интересы совпадут, мне придется или сразу отступить, или быть готовой провести неделю в больнице. К счастью, пока наши интересы не пересекались – и из-за Дэниела вряд ли пересекутся.

Тем временем Карен выжимала максимум выгоды из его присутствия.

– Сегодня вечером нас приглашают на вечеринку, – сказала она, обращаясь исключительно к Дэниелу. – Может, вы присоединитесь к нам после ужина?

– Отличная идея, – с улыбкой ответил он. – Наверное, мне стоит записать адрес.

– Не нужно, – встряла я в их романтическую беседу. – Я знаю, где это будет.

– Ты точно знаешь? – забеспокоилась Карен.

– Точно. А теперь пошли, Дэниел. Давай поскорей покончим со всем этим мероприятием.

– И обязательно приходи к нам на вечеринку, – напомнила Дэниелу Карен, – даже если Люси не пойдет.

«Особенно если Люси не пойдет, вот чего ей действительно хочется», – подумала я про себя со смехом.

И мы наконец вышли на лестничную площадку. Только напоследок Дэниел еще раз одарил Карен и Шарлотту улыбкой телеведущего, а я одарила его удивленно-нетерпеливым взглядом.

– Что? – спросил меня Дэниел, как только мы оказались одни. – Что я сделал?

– Ты невыносим! – засмеялась я. – Ты физически не можешь не флиртовать!

– Но я не флиртовал, – возразил он. – Я вел себя как обычно. Хотел быть вежливым.

Выражение моего лица означало: «Ты меня не одурачишь».

– Ты сегодня такая красивая, – сказал он.

– Какой же ты болтун и бабник! – возмутилась я. – На тебя нужно повесить табличку, предупреждающую женщин об опасности.

– Не понимаю, что я делаю не так, – пожаловался он и открыл дверь подъезда на улицу.

Холодный воздух ударил в лицо. «О боже, – подумала я, – скорее бы все кончилось».

Глава шестнадцатая

В ресторане нас встретил самый печальный человек из всех виденных мною за всю жизнь.

– Дмитрий покажет вам, где можно оставить ваши пальто, – сказал он с тяжелым вздохом и сильным русским акцентом. Помолчав, словно собираясь с силами для второй фразы, он добавил: – И потом проводит вас к вашему столу.

Он вяло щелкнул пальцами, и минут через десять появился Дмитрий – невысокий коренастый мужчина в плохо сидящем костюме. Было похоже, что Дмитрий вот-вот расплачется.

– Сюда, пожалуйста, – сказал он хриплым шепотом.

Сначала он подвел нас к гардеробу, где наши пальто приняла прекрасная, но очень несчастная молодая женщина. У нее была фарфоровая кожа, пышные волосы и многострадальный взгляд. Даже стоваттная улыбка Дэниела не вызвала с ее стороны ни малейшего отклика.

Потом Дмитрий вел нас через весь зал к нашему столу. Наверное, он думал, что наша процессия важно шествует, на самом деле мы ползли – так медленно, что я все время утыкалась ему в спину. Один раз я даже наступила ему сзади на ботинок. Тогда он остановился, обернулся и посмотрел на меня долгим взглядом, в котором было больше печали, чем гнева.

Несмотря на мое нежелание находиться здесь, я не могла не признать, что в ресторане необыкновенно красиво. Посреди канделябров, красного бархата, зеркал в золоченых рамах и пальм болтали, флиртовали, позвякивали приборами молодые симпатичные люди. Они смеялись, пили рябиновую водку и роняли черную икру себе на колени.

Я испытывала огромную благодарность к Карен и Шарлотте за то, что они заставили меня надеть золотистое платье. Может, я и не чувствовала себя в своей тарелке, зато выглядела вполне уместно.

Дэниел приобнял меня за талию.

– Отвали, – прошипела я, выворачиваясь из его объятий. – Что это ты делаешь? Прекрати обращаться со мной как с одной из своих женщин.

– Ох, прости меня, – искренне спохватился Дэниел. – Привычка – вторая натура. На секунду я забылся и стал вести себя так, как всегда веду себя в ресторанах.

Я рассмеялась, и немедленно Дмитрий обернулся и снова холодно посмотрел на меня.

– Э-э… прошу прошения, – смутилась я, чувствуя, что совершила что-то неприличное.

– Ваш стол, – объявил Дмитрий с еле заметным взмахом руки в направлении снежно-белой накрахмаленной скатерти, на которой блестели сотни хрустальных бокалов и мили начищенного столового серебра.

Может, здесь нам подадут всего лишь сырую редьку, но обставлено все было по высшему классу.

– Как красиво, – улыбнулась я Дмитрию.

Затем мы с Дмитрием исполнили небольшой танец, в котором оба одновременно пытались отодвинуть мой стул, потом оба отскакивали, затем снова оба хватались за спинку стула.

– Мы бы хотели сначала чего-нибудь выпить, – сказал Дэниел, когда мы с ним наконец устроились на противоположных концах бескрайнего стола.

Дмитрий вздохнул, показывая тем самым, что он догадывался о возможности подобной просьбы, что просьба эта абсолютно неуместна, но что он, Дмитрий, трудолюбивый, добрый человек и сделает для нас все, что в его силах.

– Я пришлю к вам Григория, – печально объявил он и ушел.

– Но… – только и успел сказать Дэниел вслед удаляющей спине Дмитрия. Остальное ему пришлось сообщить мне: – Я хотел лишь заказать водки. Мне вовсе не хочется изучать их винную карту.

Григорий появился довольно скоро и с грустной улыбкой предъявил нам длиннющий список напитков, который включал в себя, помимо прочего, всевозможные сорта водки.

Мне нравилось здесь все больше и больше. Я была почти рада, что пришла.

– М-м-м, – протянула я в предвкушении. – А как насчет малиновой водки? Или водки с манго? Ой, нет, подождите, может, лучше черносмородиновую?

– Все, что хочешь, – крикнул Дэниел со своего конца. – И выбери, пожалуйста, за меня.

– В таком случае, – решила я, – давай начнем с лимонной, а чуть погодя какую-нибудь еще.

В юности меня приводили в восторг коктейли. Мне хотелось попробовать их все, и я начинала заказывать один коктейль за другим в алфавитном порядке. К сожалению, я слишком боялась опьянеть и поэтому так никогда и не доходила до конца меню. И теперь я, похоже, собиралась сделать то же самое, только с водкой. Нетрезвость по-прежнему пугала меня, но в этот вечер мне почему-то казалось, что я справлюсь.

– Значит, две лимонные водки.

Как только Григорий удалился, Дэниел прошипел через стол:

– Подвинься ко мне. Ты сидишь слишком далеко.

– Нет, – нервно замотала я головой. – Дмитрий сказал, что я должна сидеть здесь.

– Ну и что? Ты же не в школе.

– А вдруг он разозлится?

– Люси, не будь дурочкой. Двигайся.

– Нет!

– Ладно, тогда пересяду я.

Он встал и передвинул свой стул на несколько футов, в результате чего уселся практически мне на колени.

Две стильные молодые пары за соседним столиком были шокированы, и я посмотрела на них жалобно, словно говоря: «Только взгляните, с каким маньяком мне приходится сидеть, не подумайте, что я сама такая же невежа». Дэниел же сиял от удовольствия.

– Ну вот, – улыбнулся он. – Так гораздо лучше. Теперь я хотя бы вижу тебя. – С этими словами он начал передвигать столовые приборы и салфетки.