Текст книги "Люси Салливан выходит замуж"

Автор книги: Мариан Кейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)

– И мне очень приятно познакомиться с тобой, Гас.

– Нет, пожалуйста, называй меня просто Огастас, – запротестовал он, не отпуская мою руку. – Просто Огастас, я настаиваю.

– Если ты не против, то я предпочла бы называть тебя Гас. Выговаривать каждый раз «Огастас» слишком сложно.

– Ну, если ты хочешь соблюсти все формальности, то так и быть, зови меня Гас.

– Спасибо.

– Это свидетельствует о твоем хорошем воспитании.

– Ты так думаешь?

– Да! У тебя прекрасные манеры, ты ведешь себя деликатно и вежливо. Полагаю, ты играешь на пианино?

– Э-э… нет. – Я не понимала, что вызвало такую внезапную смену темы. Мне страшно хотелось сделать ему приятное и сказать, что да, я играю на пианино. Но в то же время я боялась говорить откровенную неправду – вдруг он захочет, чтобы мы прямо здесь и сейчас сыграли дуэтом.

– А на скрипке?

– Э-э, нет.

– А на свистульке?

– Нет.

– В таком случае – на аккордеоне?

– Нет, – сказала я, желая, чтобы он перестал расспрашивать меня о моих отношениях с музыкальными инструментами.

– Судя по твоим запястьям, ты вряд ли играешь на боране^[15]. Но больше инструментов не осталось, значит, ты играешь на боране.

– Нет, и на боране я не умею играть.

О чем он вообще говорит?

– Что ж, Люси Салливан, ты меня загнала в тупик. Так скажи же мне, какой твой инструмент?

– Какой инструмент?

– Тот, на котором ты играешь.

– Но я не играю ни на каком инструменте.

– Что? Ну, раз ты не музыкант, то тогда ты, должно быть, поэт.

– Нет, – коротко бросила я и начала думать о возможных путях отступления. Все это было слишком странно, даже для меня, а я очень терпима к странностям.

Но Гас, словно прочитав мои мысли, положил ладонь мне на руку и неожиданно повел себя гораздо нормальнее.

– Извини, Люси Салливан, – смиренно сказал он. – Прости меня. Я напугал тебя, да?

– Немного, – призналась я.

– Прости меня, – повторил он.

– Ничего страшного, – улыбнулась я облегченно. В принципе я не имела ничего против необычных, слегка эксцентричных людей – только если их необычность и эксцентричность не переходила в психические отклонения.

– Дело в том, что сегодня я принял большую дозу наркотика класса «А», – продолжал Гас, – и сейчас немного не в себе.

– Понятно, – выдавила я, не зная, что думать. Значит, он принимает наркотики? Как мне следовало отнестись к этому? Я решила, что в общем и целом я не слишком возражала, главное, чтобы он не вводил героин внутривенно, так как у нас в квартире и так не хватало чайных ложек.

– Какие наркотики ты принимаешь? – закинула я пробный камешек, стараясь, чтобы в моем вопросе не прозвучало осуждения.

– А какие у тебя есть? – засмеялся он. Потом он внезапно посерьезнел: – Я снова пугаю тебя, да?

– Ну-у-у, как тебе сказать…

– Не волнуйся, Люси Салливан. Я только изредка балуюсь мягкими галлюциногенами, ничего большего. И очень маленькими дозами. И очень редко. Почти никогда. Но вот к пинтам я неравнодушен. И вот ими-то я периодически злоупотребляю.

– А, ну это ничего, – успокоилась я. К пьющим мужчинам я относилась нормально.

Однако меня волновая следующий вопрос: если сейчас Гас находился под воздействием наркотика, значило ли это, что обычно он не выдумывал истории и не дурачился, а был таким же скучным, как все? Я отчаянно надеялась, что это не так. Будет невыносимо обидно, если этот великолепный, очаровательный, необычный молодой человек растает вместе с последними следами наркотика в его крови.

– А обычно ты себя так же ведешь? – осторожно спросила я. – В смысле, выдумываешь разные истории, розыгрыши и все такое? Или это из-за наркотиков?

Он посмотрел на меня из-под темных блестящих локонов. Почему мои волосы не блестят так, как у него, думала я. Интересно, каким кондиционером он пользуется.

– Это очень важный вопрос, так ведь, Люси Салливан? – спросил он. – И от ответа на него многое зависит.

– Угу, – пробормотала я.

– Но я должен быть честен с тобой, строго произнес он. – Я не могу просто сказать то, что тебе хочется услышать.

Не знаю, была ли я согласна с этим утверждением. В нашем непредсказуемом и не всегда добром мире услышать то, что тебе хочется, было бы приятной неожиданностью.

– Угу, – вздохнула я.

– Тебе не понравится то, что я тебе сейчас скажу, но поступить так – мой моральный долг.

– Угу, – грустно сказала я.

– У меня нет другого выбора. – Он нежно прикоснулся к моему лицу.

– Я знаю.

– О! – внезапно выкрикнул он и театрально раскинул руки, чем привлек недоуменные взгляды остальных присутствующих в кухне. – Признаюсь же тебе, Люси Салливан: без наркотиков я еще хуже! Вот, я сказал. Ты теперь, наверное, захочешь повернуться и уйти?

– Вообще-то нет.

– Но разве ты не считаешь меня лунатиком и шутом гороховым?

– Считаю.

– Ага, понятно! Тебя привлекают именно лунатики и шуты гороховые, так, Люси Салливан?

Я никогда не задавала себе такого вопроса, но теперь, когда он упомянул об этом…

– Да, – призналась я.

Глава девятнадцатая

Он взял меня за руку и повел через холл. «Куда он ведет меня?» – гадала я возбужденно. Мы прошли мимо Дэниела, и он вопросительно поднял брови, а потом предостерегающе погрозил мне пальцем. Я проигнорировала его. Посмотрел бы сначала на себя.

– Садись сюда, Люси Салливан. – Гас указал на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей на второй этаж. – Здесь мы сможем спокойно поговорить.

Мне это показалось маловероятным, поскольку на лестнице движение было плотнее, чем в центральном Лондоне в час пик. Я точно не знала, что именно происходило на втором этаже, но полагала, что то же, что и всегда: употребление наркотиков, секс с бойфрендом лучшей подруги на пальто лучшей подруги и тому подобные вещи.

– Я хотел еще раз извиниться за то, что напугал тебя, Люси, просто я решил, что ты – творческий человек, – объяснил Гас, когда я уселась. – Сам я музыкант и очень страстно отношусь к музыке, – продолжал он. – И иногда забываю, что не все разделяют мои пристрастия.

– Ничего страшного, – сказала я, радуясь в душе. Он не только не сумасшедший, он музыкант, а мне всегда нравились музыканты, или писатели, или представители любой другой профессии, которая требует творческих мук и соответствующего поведения. Я ни разу не влюблялась в человека, у которого была нормальная работа, и надеялась, что этого никогда не случится. Для меня не было ничего скучнее, чем мужчина с постоянным доходом, который разумно тратит деньги, который знает, как жить по средствам. Финансовая нестабильность была для меня величайшим афродизиаком. Мое мнение по этому вопросу кардинально расходилось с мнением моей матери, но это потому, что в ней не было романтической жилки, тогда как у меня не только все жилки, но и кости и мышцы были романтическими.

– Значит, ты музыкант? – вернулась я к интересующей меня теме. Может быть, в этом крылось объяснение загадочного ощущения того, что я знала Гаса, – я могла видеть его или его фотографию или слышать о нем.

– Музыкант.

– Известный?

– Что значит известный?

– Знают ли твое имя в широких кругах?

– Люси Салливан, мое имя неизвестно даже в самых узких кругах.

– А-а.

– Похоже, я разочаровал тебя Мы только встретились, и уже в наших отношениях наступил кризис. Нам придется обратиться к семейному психоаналитику, Люси. Ты подожди меня здесь, а я пойду разыщу телефонный справочник.

– Да нет же, – рассмеялась я. – Ты ни капельки не разочаровал меня. Просто мне кажется, что я тебя видела раньше, но не знаю, где именно. И я решила, что если ты известный музыкант, то это все объясняет.

– Ты имеешь в виду, что мы не знаем друг друга? – Гас был явно шокирован.

– Да вроде нет, – удивилась я.

– Не может такого быть, – настаивал он. – Мы знакомы. По крайней мере, были знакомы в прошлой жизни.

– Может, и были, – размышляла я. – Но даже если мы и были знакомы в прошлой жизни, то не факт, что тогда мы нравились друг другу. Мне всегда казалось, что узнавание не означает автоматически взаимной симпатии.

– Ты совершенно права, – сказал Гас и схватил меня за руку. – Я тоже так думаю, но ты первый человек, кто согласился со мной.

– Ты только представь, что в прошлой жизни я была твоим боссом. Ну и что, разве ты обрадовался бы, увидев меня снова?

– Нет! Как это ужасно, а? Ты живешь, умираешь, перемещаешься во времени и пространстве, рождаешься вновь и встречаешься все с теми же мерзкими людьми, что и в прошлой жизни. Помнишь меня по Древнему Египту? Вот и отлично, потому что ты отвратительно построила мою пирамиду, так что отправляйся обратно и все переделай.

– Точно. Или: помнишь меня? Я – тот лев, что съел тебя, когда ты был христианином в Риме. Вспомнил? Хорошо, давай теперь поженимся.

Гас от души рассмеялся:

– Ты замечательная. Знаешь, я сильно подозреваю, что в прошлой жизни мы отлично ладили друг с другом. Должно быть, ты объяснила мне теорему Пифагора, когда у того лопнуло терпение возиться со мной (он был очень вспыльчив, старина Пифагор). А может, ты одолжила мне деньги в Средние века. Или сделала для меня что-то другое, но столь же приятное. А скажи мне, не осталось ли у нас еще «Гиннесса»?

Я послала Гаса за пивом на кухню, а сама осталась сидеть на ступеньке. Я была радостно возбуждена и переполнена счастьем. Какой чудный человек. Как хорошо, что я согласилась пойти на эту вечеринку. У меня сердце замерло, когда я подумала, что могла остаться дома и никогда не встретила бы его. И еще я подумала, что, может, в предсказаниях этой миссис Нолан действительно что-то было. Может, Гас и был тем человеком, которого я ждала всю жизнь.

Кстати об ожидании, куда он запропастился?

Сколько времени нужно для того, чтобы дойти до холодильника и забрать оставшиеся банки пива? Гаса не было уже целую вечность. А что, если, пока я сидела тут на лестнице с дурацкой улыбкой на пол-лица и мечтала, он заболтался с какой-нибудь другой девушкой и напрочь позабыл обо мне?

Я начала беспокоиться.

Сколько еще нужно подождать перед тем, как отправиться на поиски? Какой период ожидания считается приличным? И не рановато ли для наших едва завязавшихся отношений я оказалась брошенной?

Мое мечтательное, счастливое настроение растаяло. Мне следовало бы догадаться, что все шло слишком хорошо, чтобы быть правдой. Внезапно я осознала, что вокруг меня люди – я совсем забыла о них, пока говорила с Гасом. Не смеются ли они надо мной? Чувствуют ли они мою нервозность? Видели ли они, как Гас поступал так же с тысячей других девушек до меня?

Но нет – вот он возвращается! Правда, несколько потрепанный.

– Люси Салливан, – обратился он ко мне. – Я приношу свои извинения за то, что отсутствовал так долго. Меня вовлекли в отвратительный скандал.

– О боже, – засмеялась я. – Что случилось?

– Когда я подошел к холодильнику, то увидел, что какой-то человек хочет стащить пиво твоего друга Доналда. «Поставь пиво на место», – крикнул я ему. Он отказался и заявил, что это его пиво. «Не твое», – сказал я. Завязалась потасовка, в которой я получил небольшие повреждения, но теперь «Гиннесс» в надежном месте.

– Где? – спросила я удивленно, поскольку в руках у Гаса была только бутылка красного вина.

– Да, Люси, я принес великую жертву, и теперь никто не сможет украсть наш «Гиннесс».

– Что ты сделал?

– Разумеется, я его выпил, Люси. Что еще можно сделать с пивом?

– Э-э…

Я нервно оглянулась и сквозь перила увидела, что к нам приближается Дэниел, мрачный, как туча.

– Люси, – крикнул он, заметив меня. – Какой-то мерзавец стащил… – Тут он замолчал, потому что увидел Гаса. – Ты! – рявкнул он.

Ой-ой-ой. Дэниел и Гас, по-видимому, уже познакомились.

– Дэниел, Гас. Гас, Дэниел, – еле слышно представила я их друг другу.

– Это он, – сказал Гас негодующе. – Этот тот самый тип, который хотел украсть пиво твоего друга.

– Как я сам не догадался, – Дэниел лишь качал головой, не обращая внимания на обвиняющий перст Гаса. – Люси, как ты их находишь, а? Объясни мне, как?

– Уходи, свинья лицемерная. – Я была смущена и возмущена одновременно.

– Ты знаешь этого человека? – спросил меня Гас. – Не думаю, что тебе стоит общаться с подобными людьми. Ты бы видела, как…

– Я ухожу, – заявил Дэниел, – и забираю с собой бутылку вина, которую принесла Карен. – С этими словами он выхватил бутылку из рук Гаса и скрылся в толпе.

– Нет, ты видела? – вскипел Гас. – Он опять за свое!

Я пыталась сдержаться, но не смогла и расхохоталась – все-таки я была не так трезва, как мне казалось.

– Хватит, – сказала я и потянула Гаса за руку. – Сядь и успокойся.

– Так ты хочешь, чтобы я сел и успокоился?

– Да.

– Понятно!

Секунду или две он смотрел на меня сверху вниз, яростно нахмурив брови.

– Ну, раз ты настаиваешь, Люси Салливан.

– Настаиваю.

И он смирно сел рядом со мной.

Глава двадцатая

Почему-то я никак не могла придумать, что сказать. Зажатая между перилами и Гасом, я судорожно перебирала содержимое своего мозга.

– Ну! – изрекла я наконец – слишком бодро, потому что пыталась скрыть внезапную застенчивость. «Что будет дальше?» – гадала я. Скажем ли мы друг другу, что было очень приятно познакомиться, и разойдемся, как в море корабли? Или как? Я предпочитала второй вариант.

Пока же я решила порасспрашивать его – большинству людей нравится говорить о себе.

– Сколько тебе лет?

– Я стар, как холмы, и молод, как луна, Люси Салливан.

– А нельзя ли поточнее?

– Двадцать четыре года.

– А-а.

– Вообще-то, мне девятьсот двадцать четыре года.

– В самом деле?

– А тебе сколько лет, Люси Салливан?

– Двадцать шесть.

– Хм, понятно. Ты понимаешь, что я вполне мог бы быть твоим отцом?

– Если тебе девятьсот двадцать четыре года, то ты мог бы быть и моим дедушкой. Однако ты выглядишь замечательно для столь почтенного возраста.

– Здоровый образ жизни, Люси Салливан, вот чем я это объясняю. Здоровый образ жизни и моя сделка с дьяволом.

– И в чем же заключалась сделка? – Я наслаждалась нашим разговором!

– Я не буду стареть все то время, что жду тебя, при условии, что я никогда не войду в офис и никогда не устроюсь на нормальную работу. Иначе я сразу состарюсь и умру.

– Забавно, – ухмыльнулась я, – потому что каждый день, идя на работу, я чувствую, что старею.

– Ты работаешь в офисе? – ужаснулся Гас. – О, моя бедная маленькая Люси, как это неправильно! Тебе вообще нельзя работать, ты должна проводить дни, лежа на шелковой постели в этом золотом платье, поедая засахаренные фрукты в окружении воздыхателей и слуг.

– С удовольствием так бы и делала, – поведала я ему. – Вот только ты не будешь против, если мы заменим засахаренные фрукты на шоколад?

– Разумеется, нет, – великодушно согласился Гас. – Так и запишем: шоколад. Кстати о шелковой кровати, не сочтешь ли ты меня слишком прямолинейным, если я попрошу твоего разрешения проводить тебя домой?

Несколько встревоженная таким поворотом, я только успела открыть рот, как Гас перебил меня:

– Прости меня, Люси Салливан, – заговорил он с выражением бесконечного отчаяния на лице. – Я сам не могу поверить, что сказал такое. Пожалуйста, прошу тебя, забудь мои слова, забудь, что столь грубое предложение сорвалось с моих губ. Пусть меня поразит молния и разразит гром!

– Не переживай, все в порядке, – ласково улыбнулась я, приободрившись при виде его раскаяния. Раз он так смутился, то, значит, он не всегда напрашивается домой к только что встреченным девушкам.

– Нет, не все в порядке, – продолжал он горестно. – И как я мог ляпнуть такое? И кому – тебе! Я сейчас повернусь и уйду, чтобы ты смогла поскорее изгладить мой образ из своей памяти. Это меньшее, что я обязан сделать. Прощай, Люси Салливан.

– Нет, не уходи, – испугалась я. Не знаю, хотела ли я с ним спать, но чтобы он уходил, я точно не хотела.

– Ты хочешь, чтобы я остался с тобой, Люси Салливан? – спросил он, умоляюще глядя мне в глаза.

– Да!

– Ну, если ты уверена… Тогда подожди минутку, я только найду свое пальто.

– Но…

О господи! Я-то имела в виду, чтобы он остался со мной здесь на некоторое время, а не у меня дома на всю ночь, но, похоже, он решил, что я пригласила его разделить свою шелковую постель и засахаренные фрукты! Огорчать его разъяснением мне ужасно не хотелось.

На этот раз Гас вернулся гораздо быстрее, в руках он держал шарф, джемпер и пальто.

– Я готов, Люси Салливан.

Я нервно кивнула.

– Неразрешенным остался лишь один вопрос.

– Что теперь?

– Боюсь, у меня недостаточно денег на такси. Ладброук-Гроув ведь довольно далеко?

– А сколько у тебя с собой денег?

Он достал из кармана горсть монет.

– Так, сейчас посмотрим… четыре фунта… пять… нет, это песеты. Пять песет, десять центов, «чудесный медальон»^[16] и семь, восемь, девять, одиннадцать пенсов!

– Вот это да! – засмеялась я. В конце концов, на что я рассчитывала? Нельзя же мечтать о нищем музыканте, а потом жаловаться на то, что у него нет денег!

– Я рассчитаюсь с тобой, Люси, как только мне улыбнется удача.

Глава двадцать первая

Прошло еще много времени, прежде чем мы добрались до Ладброук-Гроув. В такси мы с Гасом держались за руки, но не целовались. Поцелуи нам еще только предстояли, и я волновалась. В приятном смысле этого слова.

Гас приставал к водителю такси с разными глупыми вопросами: какую самую известную личность тому доводилось возить в своем такси и какую самую неизвестную личность, и тому подобное. Через некоторое время таксист резко затормозил где-то в Вулхэме и немногословно уведомил нас, что если Гас не заткнется сию минуту, то дальнейший путь нам придется проделать самостоятельно.

Да, в этот вечер с таксистами мне не везло.

– Все, мой рот на замке, – крикнул Гас, и остаток пути мы шептались, толкались и хихикали, как школьники, обсуждая причины дурного настроения таксиста.

За проезд заплатила я, но Гас настоял, чтобы я взяла его иностранную мелочь.

– Но она мне не нужна, – сказала я.

– Все равно возьми, Люси. У меня тоже есть гордость, – добавил он не без иронии.

– Ну ладно, – согласилась я, чтобы не огорчать его. – Но твой «чудесный медальон» пусть остается у тебя, у меня у самой таких сотни, хотя все равно спасибо.

– Наверняка тебе твоя мама их надарила.

– Конечно.

– Да, ирландские матери – просто неиссякаемый источник «чудесных медальонов». У них всегда припасен один на всякий случай. А ты не находишь, что твоя мать всегда заставляет тебя есть?

– В каком смысле? – спросила я, открывая дверь подъезда.

Гас заговорил, имитируя женский голос:

– Не выпьешь чашечку чая? Разумеется, выпьешь. Налей ей кружку побольше, пусть согреется. – Он топал за мной по лестнице и кричал мне в спину: – Съешь кусочек хлеба, на, вот, возьми всю буханку. Съешь мешок картошки, съешь обед из восьми блюд, что же ты, тебе нужно поправляться. Непонятно, в чем душа держится. Я знаю, что ты только что пообедал, но от второго обеда вреда не будет.

Против воли я рассмеялась. Хотя завтра соседи обязательно будут жаловаться на то, что в два часа ночи их разбудил пьяный ирландец, настаивающий, чтобы они немедленно съели говяжью ногу.

– Бери же, ешь, – кричал он. – Хочешь, я даже пожарю ее для тебя?

– Тише, – просила я, хихикая.

– Ой, прости, – сценическим шепотом извинился он. – Ну так как?

– Что как?

– Ты съешь целую свинью?

– Нет!

– Но ведь тогда нам придется выбросить ее! А мы зарезали ее специально для тебя.

– Прекрати!

– Ну, по крайней мере глотни святой воды и возьми «чудесный медальон».

– Хорошо, хорошо, только успокойся.

Мы вошли в квартиру, и я предложила чаю, но Гасу чая не хотелось.

– Я так устал, Люси, – вздохнул он. – Давай ляжем спать.

Ох! Я догадывалась, что это значило.

Надо было позаботиться о столь многих вещах, и не в последнюю очередь – о контрацепции, поскольку Гас не производил впечатление человека, которого занимают подобные мелочи. Может, в трезвом состоянии он был более ответственным гражданином, хотя на это я не стала бы слишком рассчитывать. А в данный момент роль благоразумной стороны ложилась целиком на мои плечи. Не то чтобы я возражала – я всегда предпочитала безрассудных мужчин здравомыслящим.

– Что скажешь, Люси? – улыбнулся Гас.

– Конечно! – Я пыталась вести себя непринужденно и уверенно, как женщина, у которой все под контролем. Потом я подумала, что слишком легко согласилась и что Гас решит, что мне не терпится переспать с ним.

– Э, пойдем, – сказала я, надеясь, что прозвучало это достаточно равнодушно.

Я понимала, что веду себя не очень разумно. Я пригласила в дом незнакомого человека, более того – незнакомого мужчину. И если в результате меня изнасилуют, ограбят и убьют, то винить мне придется одну себя. Утешало то, что, судя по поведению Гаса, убийство и насилие не входили в его планы. Он вприпрыжку бегал по спальне, открывал все ящики, читал мои счета и восхищался теми или иными предметами обстановки.

– Настоящий камин! – восклицал он. – Люси Салливан, ты понимаешь, что это значит?

– А что это значит?

– Это значит, что мы должны подвинуть сюда два стула, усесться перед мерцающим огнем и начать рассказывать друг другу истории из жизни.

– Видишь ли, мы обычно не разжигаем камин, потому что трубу нужно…

Но он уже не слушал меня, увлекшись моим гардеробом.

– Ага! Пальто! – Он вытащил мое старое длинное пальто из вельвета с капюшоном и надел его на себя. – Ну, как я тебе? – спросил он из-под капюшона.

– Красавец, – засмеялась я. – Тебе очень идет.

В этом пальто он был похож на эльфа – на очень сексуального эльфа.

– Ты смеешься надо мной, Люси Салливан.

– Нет, ни капельки.

И это было правдой, потому что я действительно находила его очень красивым. Меня восхищал его энтузиазм, то, как его все интересовало, то, как он умел находить в обычных вещах необычные стороны. Не знаю, как еще можно назвать то, что я чувствовала, – я была очарована.

А еще я испытывала огромное облегчение оттого, что он играл в переодевания, а не тащил меня в постель. Он мне нравился – очень нравился, но вот так сразу прыгать с ним в постель я не хотела. Я, однако, помнила, что сама разрешила ему прийти сюда, а в таких случаях этикет требовал, чтобы я разрешила ему и переспать со мной.

Теоретически я понимала, что у меня было полное право не спать с тем, с кем не хочется. Более того, я имела право сначала захотеть, а в процессе передумать и отказаться. Но в реальной жизни я стеснялась сказать «нет».

Кроме того, я чувствовала, что в каком-то смысле мы с Гасом созданы друг для друга. То есть мне казалось, что мой отказ будет не только непростительной грубостью, но и вызовом самой судьбе, за что боги, несомненно, разгневаются на меня.

Итак, выбора у меня не было. Я должна буду заняться с ним сексом. И нечего переживать, ведь все так просто и понятно.

И тем не менее я переживала. Гас бродил по комнате, рассматривал вещи, перелистывал книги и тараторил без умолку, а я сидела на краю кровати и снимала сережки. Сережки и другие украшения я носила специально для того, чтобы в подобных предпостельных ситуациях я могла их снять. Таким образом я создавала видимость, что активно раздеваюсь и готова на все, тогда как на самом деле противная сторона оказывалась обнаженной гораздо раньше меня, а я получала дополнительное время на раздумья.

Этому трюку с украшениями я научилась в то лето, когда мне было пятнадцать. Я, Энн Гарретт и Фиона Харт увлеклись тогда игрой в покер на раздевание с мальчишками с нашей улицы. У Энн и у Фионы уже была большая грудь, и в связи с этим они обожали выставлять себя напоказ. У меня же груди практически не было, и я предпочла бы умереть, чем сидеть за сараями теплым летним вечером в майке и трусах рядом с Дереком Уитли, Гордоном Уитли, Джо Ньюи, Полом Стэйплтоном. С другой стороны, мне отчаянно хотелось быть в компании, чувствовать, что у меня есть друзья.

И эту проблему я разрешила, надевая на себя как можно больше колец, цепочек и брошек. Уши у меня тогда еще не были проколоты, поэтому приходилось носить клипсы, от которых у меня распухали и невыносимо болели мочки ушей. Но я готова была терпеть и большие муки (правда, признаюсь, всегда с радостью встречала первые два проигрыша). Еще я стащила у мамы кольцо с камеей, которое она хранила завернутым в салфетку в коробке под шкафом и надевала только на день рождения и годовщину свадьбы. Кольцо было слишком велико мне, и я все время боялась потерять его. Вдобавок ко всему я отыскала в старых игрушках три пластмассовых браслета, выигранных на каком-то детском празднике. В результате этих предосторожностей мне ни разу не пришлось снять из одежды ничего, кроме носков и сандалий. Для пущей надежности я надевала три пары носков.

Удивительно, что ни Энн, ни Фиона не носили никаких украшений. И еще казалось, что они совершенно не понимали сути игры: они скидывали тузов и королей, как будто те вышли из моды, и в два счета оказывались раздетыми до трусов и лифчиков. Они хихикали, говорили, как им неловко, втягивали животы, расправляли плечи и выпячивали грудь. А я сидела одетая с аккуратной кучкой бижутерии возле меня на траве.

И самым странным было то, что я, почти никогда ни во что не выигрывавшая, в покере на раздевание не знала поражений. Что, впрочем, не производило на остальных игроков ни малейшего впечатления. И только спустя несколько лет до меня дошло, что они вовсе не были горькими неудачниками.

Я была очень наивным подростком.

Итак, я продолжала снимать сережки, а Гас продолжал знакомиться с моей спальней.

– Ты не против, если я прилягу ненадолго, Люси?

– Нет, не против.

– Можно, я сниму ботинки?

– Э-э… конечно, пожалуйста. – Я ожидала, что он снимет не только ботинки. Но раз так, то, может, я легко отделаюсь.

Гас прилег на кровать.

– Как хорошо, – проговорил он и взял меня за руку.

И мне тоже стало хорошо.

– Знаешь, Люси Салли…

– Что?

Он ничего не ответил.

– Что? – повторила я, обернулась к нему и увидела, что он заснул. Прямо в рубашке и джинсах. Он выглядел таким милым – с темными пушистыми ресницами, бросавшими тень на щеки, с едва заметной щетиной, с полуулыбкой на губах.

Я смотрела на него и думала: «Вот то, что мне нужно. Он – тот, кого я искала».

Глава двадцать вторая

Преисполненная заботливости и нежности, я укрыла Гаса одеялом и убрала с его лба прядь волос. Наверное, не очень хорошо, что он заснул в одежде, но тут уж я ничего поделать не могла: раздевать его я не собиралась. Никто не мог заподозрить меня в том, что я копаюсь в чужом нижнем белье и украдкой прицениваюсь к тому, что мне пока не показывали.

Затем – надо признать, несколько разочарованная – я тоже стала готовиться ко сну. Во-первых, я надела пижаму. Я была почти уверена в том, что Гас не из тех, кого особенно волнует сексуальное неглиже (которого у меня, кстати, и не было). Во-вторых, я почистила зубы. Разумеется, я почистила зубы. Я их так почистила, что стерла десны до крови. Из многочисленных журнальных статей и собственного опыта я твердо знала, что когда намереваешься разделить свою постель с незнакомым тебе человеком, то самым важным делом является чистка зубов. Печально, конечно, осознавать, что мужчину, которому ты понравилась настолько, что он согласился провести с тобой ночь, может навсегда отвратить твое несвежее дыхание на следующее утро. Но такова жизнь, к сожалению, и с этим ничего нельзя поделать. Ну и в-третьих, я обновила макияж. Другими словами, я не только не стала смывать косметику, а наложила на лицо еще несколько слоев туши, крема, пудры и помады. Утром, когда Гас проснется и увидит меня, я должна выглядеть привлекательной. Я рассчитывала, что дополнительный макияж компенсирует его трезвость. Наконец я улеглась рядом с Гасом.

Я лежала, глядя в темноту и думая о том, что произошло этим вечером. И как бы вы ни назвали чувства, владевшие мною, – возбуждение, предвкушение, разочарование или облегчение, – они не давали мне заснуть.

Немного погодя я услышала, как открылась входная дверь и в дом вошли Карен, Шарлотта и какой-то мужчина, судя по голосу. Зазвенела посуда, зашумел чайник, на кухне тихо разговаривали и приглушенно смеялись. В целом шума было гораздо меньше, чем в прошлую ночь, – ни громкой музыки, ни падающей мебели, ни пронзительных воплей.

Полежав без сна еще лет сто или двести, я решила встать и посмотреть, что происходит. Я чувствовала себя несколько не у дел. Конечно, это было мое нормальное состояние, но тем не менее я осторожно вылезла из-под одеяла, не желая потревожить Гаса, на цыпочках прошла через спальню и, закрывая за собой дверь, спиной вышла в коридор. И наткнулась на что-то большое и темное.

Я подпрыгнула до потолка и вскрикнула:

– Ой!

– Люси, – сказал мужской голос. Нечто большое и темное положило мне руки на плечи.

– Дэниел! – прошипела я, поворачиваясь к нему. – Что ты тут делаешь? Ты меня до смерти напугал, идиот!

Вместо того чтобы извиниться, Дэниел расхохотался.

– Привет, Люси, – еле выговорил он сквозь смех. – Как всегда, ты очень рада встрече со мной. Но… ха-ха-ха… я думал, что ты на полпути к Москве.

– Что ты делал в темноте под моей дверью? – потребовала я разъяснений.

Дэниел прислонился к стене, все еще смеясь.

– Выглядишь ты – отпад! – сказал он, утирая выступившие на глазах слезы. – Видела бы ты себя, ха-ха-ха!

Меня трясло от злости, я не находила в ситуации ничего забавного и поэтому ткнула Дэниела кулаком.

– Ай, больно! – сказал он и снова зашелся в приступе смеха. – Ты… ха-ха-ха… опасный человек.

Я собралась снова его стукнуть, но тут из кухни вышла Карен, и все немедленно разъяснилось. Многозначительно подмигнув мне, она сказала:

– Это я пригласила Дэниела. Тебе беспокоиться не о чем.

Если бы я была в шляпе, то я бы сняла ее сейчас перед Карен. Я была впечатлена скоростью, с которой она шла к своей цели под названием «Дэниел».

– Я уже собирался уходить, – объяснил Дэниел. – Но если ты не спишь, то я посижу у вас еще.

Мы прошествовали в гостиную, где на диване лежала совершенно счастливая Шарлотта. Комната носила следы недавнего чаепития.

– Люси, – воскликнула Шарлотта. – Как хорошо, что ты не спишь! Иди сюда, садись рядышком. – Она приподнялась и похлопала по дивану рукой. Я устроилась у нее под боком, скромно подтянув под себя босые ноги. Я помнила, что лак на ногтях ног облупился, а на правой пятке еще не прошла мозоль, и не хотела, чтобы Дэниел заметил этот непорядок в моей внешности. Достаточно и того, что он застал меня в голубой пижаме.

– Чаю не осталось? – спросила я.

– Сколько угодно, – ответила Шарлотта.

– Я принесу тебе, – предложил Дэниел, скрылся в кухне и через секунду вернулся с чашкой чая, долил туда молока, добавил две ложки сахара, все размешал и подал чашку мне.

– Спасибо, порою даже от тебя бывает польза.

Он стоял рядом с диваном, склонившись надо мной.

– Ох, да сними же наконец пальто! – буркнула я в большом раздражении. – Ты похож на сотрудника похоронного бюро. И сядь. Ты загораживаешь мне свет.