Текст книги "Люси Салливан выходит замуж"

Автор книги: Мариан Кейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

– Понятно, значит, нет.

– Да нет же, Дэннис, он очень даже мускулистый.

– Высокий?

– Нет.

– Что значит «нет»?

– Это значит, что он невысокий.

– Ты хочешь сказать, что он низкорослый?

– Ладно, Дэннис, будь по-твоему: он низкорослый. Но ведь я тоже маленького роста, – добавила я поспешно.

– Люси, ты всегда выбираешь себе страшненьких.

– Кто бы говорил! – съязвила я, прищурив глаза. – А кто влюбляется во всех невысоких танцоров подряд? Кто сто раз посмотрел видео с концертом «Риверданс»?

Дэннис свесил голову. Однажды по пьяному делу он признался мне в этом. О чем теперь горько сожалел.

– Ну, о вкусах не спорят, – промямлил он.

– Вот именно! – сказала я. – И пусть некоторые считают Гаса коротышкой…

– Он и есть коротышка.

– …зато он очень симпатичный, и у него прекрасная фигура, и…

– Он ходит в тренажерный зал? – радостно спросил Дэннис.

– Он мне ничего про это не говорил, но мне кажется, что нет. – Мне не хотелось разочаровывать Дэнниса, но и обманывать его я не могла. Тем более что он все равно сам все узнает, когда встретит Гаса.

– Значит ли это, что он много пьет?

– Нет, это значит, что он любит находиться в компании.

– Угу. Он много пьет.

– Дэннис, ну почему ты настроен так негативно? – В раздражении я стукнула кулаком по дивану. – Подожди, вот познакомишься с ним, тогда поймешь, какой он славный. Тебе он сразу понравится. Вот увидишь! Он милый, такой забавный, такой очаровательный, и умный, и добрый, и (я клянусь) по-настоящему сексуальный. Может, это не твой тип, но я считаю, что он – совершенство!

– Так в чем же подвох?

– Какой подвох?

– Всегда же должен быть какой-то подвох, так ведь?

– Исчезни! Я знаю, что мне не очень-то везет с мужчинами, но…

– Я не имею в виду только тебя и твоих мужчин, – вздохнул Дэннис. – Это так со всеми мужчинами. Никто не знает этого лучше, чем я.

– Дэннис, – сказала я, – мне кажется, что в случае с Гасом нет никакого подвоха.

– Поверь мне, – ответил Дэннис, – подвох есть всегда. Он богатый?

– Нет.

– Он совсем беден?

– Ну, он получает пособие…

– Господи, Люси, опять ты за свое! Почему тебя всегда тянет к нищим, которые отвратительно одеваются?

– Потому что я не такая пустышка, как ты. Тебя волнует только то, как молодой человек одет, и какая у него стрижка, и какие он носит часы.

– Может, и так, – обидчиво выпалил Дэннис. – А тебя это вообще не волнует!

– Ну и что, – пожала я плечами. – И вообще я не выбираю, в кого влюбиться. Это случается само по себе.

– Ладно. А почему он на пособии?

– Во всяком случае не потому, что он лентяй, недотепа или раздолбай, как сказал бы моя мать. Он музыкант, а музыкантам непросто найти работу.

– Музыкант? Опять?

– Да, но на этот раз все по-другому. И я испытываю большое уважение к тем людям, которые готовы терпеть финансовые трудности ради того, чтобы заниматься творчеством.

– Знаю.

– И я с радостью бросила бы свою нудную работу, но у меня нет никаких талантов, к сожалению.

– Но как ты можешь общаться с людьми, у которых никогда нет ни пенса? Только не надо мне говорить, что любовь превозможет все трудности и что ты еще в таких случаях говоришь. Давай посмотрим на это с практической точки зрения.

– Мне совсем не трудно общаться с людьми, у которых нет денег. Единственное, что меня волнует, так это то, что моей зарплаты может не хватить на двоих. Особенно учитывая запросы Гаса. Мне так показалось. – Это признание далось мне нелегко.

– Что у него за запросы такие? Он принимает кокаин?

– Нет. – Подумав, я добавила: – Хотя… может, и принимает.

– Тебе придется найти вторую работу. Более того, тебе придется принимать кокаин вместе…

– Заткнись! Я хотела рассказать тебе о том, что сегодня мы с Гасом ходили в пиццерию…

– Постой, сегодня же воскресенье. Почему вы не пошли в карри-бар?

– Потому что там были Карен и Дэниел. Судя по всему, они жутко влюбились друг в друга, и мне не хотелось им мешать.

– Дэниел и КАРЕН? – Дэннис остолбенел. – Карен и ДЭНИЕЛ?

– Э-э… угу. – Я совсем забыла, что Дэннис был весьма неравнодушен к Дэниелу.

– Ваша Карен, которая живет здесь? Карен Мак-Хаггис, или как там ее зовут? – А вот Карен он недолюбливал. Теперь он станет относиться к ней еще холоднее.

– Да, наша Карен.

– И Дэниел? Мой Дэниел?

– Если ты имеешь в виду Дэниела Уотсона, то да, твой Дэниел.

– Ох, как же ты огорчила меня. – Дэннис действительно выглядел расстроенным. – Мне нужно выпить.

– Вон там стоит бутылка какого-то вина, кажется.

– Где?

– Вон там, на книжной полке.

– Какие же вы все-таки крестьяне. Держите вино на книжной полке!

– А что делать? У нас нет книг, вот и приходится ставить туда вино.

Дэннис отправился на поиски.

– Здесь ничего нет.

– Да? Странно! Я точно помню, что видела там бутылку. Наверное, Дэниел с Карен выпи… Ой, прости, прости меня! – оборвала я себя на полуслове, заметив, что Дэннис страдальчески сморщился.

– Ничего, скоро я справлюсь с собой, – мужественно проговорил Дэннис, хотя голос его слегка дрожал. – Знаешь, ведь он – гей.

– Ох, ты говоришь так обо всех мужчинах, которые тебе мало-мальски симпатичны.

– Может, пока он и сам этого не осознает. Но раньше или позже он прозреет. И в этот момент я буду рядом.

– Хорошо, хорошо, как скажешь. – Мне не хотелось спорить с Дэннисом, но это доходило до смешного: все гомосексуалисты, которых я знала, утверждали, что подавляющее большинство гетеросексуальных мужчин на самом деле являются латентными геями.

Глава двадцать девятая

Дэннис снова уселся на диван, приложил руку к груди и занялся дыхательными упражнениями. Я нетерпеливо ерзала рядом. Наконец он сказал:

– Теперь все в порядке. Я успокоился.

– Отлично. – Я могла продолжать свой рассказ. – Итак, мы пошли в соседнюю пиццерию. У Гаса не было денег, что, в общем-то, и следовало ожидать, ведь у него не было денег ни вчера, ни сегодня днем, а он, хотя и очень талантлив, но алхимией не очень увлекается…

– То есть ты платила и за себя, и за него.

– Да, и я совсем не против, потому что это только логично…

– Кажется, у них есть официант с очень славной попкой… – Дэннис был голубым двадцать четыре часа в сутки.

– Да, есть там такой. Но Гас выпил бутылок десять пива, и…

– Десять бутылок пива?

– Расслабься, – сказала я. – В принципе я не вижу ничего плохого в том, что человек пьет пиво, тем более что пиво – не самый крепкий спиртной напиток. Однако за него тоже надо платить.

– Тебе не кажется, что он пользуется тобой? – спросил Дэннис, внимательно глядя мне в глаза.

Такая мысль приходила мне в голову, еще когда мы сидели в пабе, и я тогда очень расстроилась, потому что страшно не любила, когда меня считали идиоткой. Но еще больше не любила спорить из-за денег. Такие споры напоминали мне о детстве, о том, как моя мать с красным, искаженным от гнева лицом кричала на папу. Я обещала себе никогда так не поступать.

– Нет, Дэннис, мне так не кажется. Потому что потом он сказал мне замечательные слова.

– Настолько замечательные, что они стоили десяти бутылок пива?

– Как минимум.

– Давай послушаем, что это за слова.

– Он взял меня за руку, – медленно, нараспев, проговорила я, пытаясь произвести должный эффект, – и сказал, очень-очень серьезно: «Я ценю твою щедрость, Люси». Потом он сказала: «Я ненавижу безденежье, Люси», а еще, ты только послушай, Дэннис: «Особенно когда я встречаю такую девушку, как ты». Ну, что ты теперь скажешь?

– А что он имел в виду?

– Он добавил еще, что я красавица и что меня надо возить в красивые места и дарить мне красивые вещи.

– Вот только он их дарить тебе не будет. – Иногда Дэннис бывает слишком прямолинейным.

– Заткнись! – воскликнула я. – Он сказал, что хотел бы кормить и поить меня, покупать мне цветы, и шоколад, и шубы, и кухонную мебель, и электроножи, и эти маленькие пылесосы, которыми можно чистить диваны, и все, что ни пожелает мое сердце.

– И что желает твое сердце? – поинтересовался Дэннис.

– Оно желает Гаса.

– Да? Ты ничего не путаешь? Может, это не сердце его желает, а кое-что другое?

– Как ты вульгарен! Ты хоть иногда думаешь о чем-нибудь, кроме секса?

– Никогда. Ну, и что дальше?

– А дальше он сказал, что теми маленькими пылесосами очень удобно высасывать пыль из карманов пальто.

Дэннис фыркнул:

– Да, ну и подарки! Электроножи и шубы!

Но Дэннис не слышал еще и половины того, что произошло в пиццерии. И мне расхотелось рассказывать об этом, потому что я догадывалась, что наш дальнейший, несколько сумбурный разговор с Гасом произведет на Дэнниса негативное впечатление, а я жаждала восторженных комментариев.

И все-таки я рассказала.

– Тебе нравятся цветы? – спросил меня Гас, когда мы закончили обсуждать пылесосы.

И я ответила:

– Да, очень, но без них я не чувствую себя обездоленной.

Потом он спросил:

– А шоколад ты любишь?

– О да, я обожаю шоколад и ем его в огромных количествах.

– Ах вот как! – Казалось, что эта новость повергла Гаса в отчаяние. – Ну конечно, чего еще можно было ожидать? Такая красивая девушка. Глупо с моей стороны надеяться, что я буду единственным мужчиной в ее жизни.

Я уставилась на Гаса, пытаясь понять, что происходит на этот раз.

– Как наивен был я, думая, что такая богиня, как ты, спустилась на землю ради меня. Богиня, вокруг которой вьются толпы воздыхателей, готовых съесть свое сердце, чтобы только заслужить ее благосклонный взгляд.

– Гас, пожалуйста, прекрати. О чем ты говоришь? Нет-нет, все в порядке, – обратилась я к официанту, который примчался к нашему столику узнать, что случилось и не из-за пиццы ли так переживает клиент.

– Раз уж вы здесь, принесите мне еще одно пиво, – Гас помахал в воздухе пустой бутылкой (девятой, кажется). – Как о чем я говорю? Конечно, о тебе, мисс Люси Богиня Салливан… ведь ты – мисс, я полагаю?

– Да.

– … и о твоих поклонниках, которые дарят тебе шоколад.

– Гас, у меня нет никаких поклонников, которые дарят мне шоколад.

– Но ты же сама сказала…

– Я сказала, что я ем шоколад в огромных количествах. Но не потому, что мне его дарят. А потому, что я сама его себе покупаю.

– Сама, – медленно повторил Гас. – Ты сама покупаешь шоколад. Понимаю…

– Вот и хорошо, – засмеялась я. – Я рада, что ты во всем разобрался.

– Независимая женщина, вот ты кто, Люси. Ты не хочешь быть ничем им обязанной. И правильно делаешь.

– Э-э… кому я не хочу быть обязанной?

– Поклонникам.

– Гас, да нет же у меня поклонников.

– Нет поклонников?

– Нет. По крайней мере, в данный момент. – Я не хотела выглядеть в его глазах законченной неудачницей.

– Но почему?

– Не знаю.

– Ты же такая красивая.

– Спасибо.

– Я никогда раньше не слышал, что англичане – близоруки все до одного, но должно быть, это так. Иначе я не могу объяснить происходящее.

– Спасибо.

– И не надо все время говорить мне спасибо. Я говорю то, что думаю.

Здесь наступила маленькая приятная пауза, во время которой мы сидели и улыбались друг другу. Правда, взгляд у Гаса был какой-то стеклянный, наверное, от выпитого пива.

Потом Гас сказал:

– Хм, Люси… Можно спросить у тебя кое-что?

И я ответила:

– Конечно, спрашивай.

– Если я правильно понял, в настоящее время у тебя нет поклонников.

– Ты правильно понял.

– Могу ли я сделать из этого вывод, что имеется соответствующая вакансия?

– Можно сказать и так.

– Я знаю, что с моей стороны предполагать такое – неслыханная дерзость, но есть ли у меня хотя бы шанс на то, что ты рассмотришь мою кандидатуру?

Я уставилась на красные и белые клетки на скатерти, слишком смущенная, чтобы поднять глаза, но все-таки сумела выговорить:

– Есть.

На этом месте Дэннис прервал мой рассказ возгласом разочарования.

– О, Люси, – вздохнул он. – Сколько раз я говорил тебе – ты не должна соглашаться так легко. Пусть они по трудятся как следует.

– Нет, Дэннис, – решительно возразила я. – Ты должен понять: с ним в эти игры играть нельзя – он и так постоянно все пугал, даже когда я говорила буквально и откровенно. А если я начну манипулировать, применять всякие женские штучки, то есть говорить «нет», имея в виду «может быть», то я потеряю его.

– Ну ладно, раз ты так думаешь. И что же было дальше?

– Он сказал: «Сейчас я тоже не испытываю ни к кому романтических чувств, а ты будешь доедать свою пиццу?»

– Мягко стелет, – пробормотал Дэннис, явно не впечатленный услышанным.

– А я была в восторге, – сказал я.

– Не вижу, от чего тут приходить в восторг, – проворчал Дэннис. – Конечно, за пиццу было заплачено, так почему ее не доесть, раз ему хочется. Но приходить по этому поводу в восторг?

Я не стала вдаваться в объяснения.

– Ну, а каков он в деле? – спросил Дэннис.

– Не знаю.

– Ты не позволила ему?

– Он не пытался.

– Но ведь провели вместе почти двадцать четыре часа! Тебе это не показалось странным?

– Нет. – Мне действительно не показалось это странным. Конечно, подобная сдержанность была довольно необычным явлением. Но в принципе я слышала, что бывает и такое.

– Судя по всему, он – гей, – заявил Дэннис.

– Никакой он не гей.

– Но ты, кажется, даже не расстроилась, что он не запрыгнул на тебя? – озадаченно спросил Дэннис.

– Совершенно не расстроилась, – подтвердила я. – Мне нравятся мужчины, которые не спешат, которые сначала узнают меня поближе, а потом уже спят со мной.

И это было правдой, а не пустой бравадой. Я боялась мужчин, которые не скрывали своей потребности в сексе, боялась больших, зрелых мужчин с огромным сексуальным аппетитом. Мужчин с масляными глазами, крупными бедрами, волосатой грудью, небритыми челюстями. Мужчин, у которых была эрекция шесть раз в час. Мужчин, которые пахли потом, солью и сексом. Мужчин, которые входили в помещение, говоря своим телом: «Вот мой стояк. Остальное прибудет минут через пять».

Мужчины с мыслительным центром в районе лобка приводили меня в ужас.

Вероятно, потому, что я опасалась критики с их стороны относительно моего мастерства в постельных утехах.

Я считала, что женщины толпами увиваются за такими мужчинами, и они, эти мужчины, могут выбирать себе кого пожелают и поэтому привычны к самому лучшему. И если я, с маленькой грудью, не самая длинноногая, бледная, заберусь к ним в кровать, то ничего, кроме отвращения, не вызову.

Я рассчитывала, что если мужчина познакомится со мной поближе до того, как мы займемся любовью, то у меня будет больше шансов, что он не станет откровенно смеяться надо мной. Он будет более подготовлен к тому, чтобы простить мне физические несовершенства, так как уже узнает о моих высоких душевных качествах.

Разумеется, вышесказанное отнюдь не значит, что я ни разу не спала с практически незнакомыми мужчинами. Такое случалось, когда я чувствовала, что у меня нет другого выбора, а такое бывало, когда мужчина мне нравился и я боялась отпугнуть его, отказав ему в немедленном сексуальном удовлетворении. И если бы Гас настаивал, то я бы, скорее всего, согласилась. Но он не настаивал, и я была очень этому рада.

– Это все твое католическое воспитание, – печально покачал головой Дэннис. Мне пришлось остановить его, а то бы он, как обычно, принялся критиковать католическую церковь и школы при монастырях, то, как они калечат психику всех мальчиков и девочек, которые попадают в зону их влияния, то, как они лишают их способности испытывать чувственное наслаждение без чувства вины.

– Да нет же, Дэннис, от беспорядочной половой жизни меня удерживает совсем не католицизм.

Я подозревала, что от беспорядочной половой жизни меня удерживало отсутствие полной груди и длинных, стройных, золотистых бедер. Я подозревала, что при наличии этих аксессуаров я бы с куда большей охотой прыгала в кровать к незнакомым мне людям. Может, тогда секс стал бы для меня просто приятным времяпрепровождением, а не упражнением по маскировке слишком большой попы и слишком маленьких грудей, во время выполнения которого еще надо притворяться, что я получаю удовольствие.

– Итак, чтобы подвести итог, как бы ты оценил события последних суток? – спросила я Дэнниса. – Правда, Гас очаровательный?

– Ну, не знаю… вряд ли это мой тип… Но, – торопливо добавил он, заметив, что я начинаю обижаться, – кажется, он действительно забавный молодой человек. И раз тебе нравятся молодые люди без средств к существованию, то воля твоя, и я только надеюсь, что ты знаешь, что делаешь, но лично я не рекомендовал бы сильно увлекаться, однако мне кажется, что я бросаю слова на ветер.

– А правда, как удивительно то, что сбылось предсказание гадалки? – подтолкнула я Дэнниса в русло позитивного настроя.

– Должен признать, что совпадение по времени поразительное, – согласился он. – Очень возможно, что это знак. При обычных обстоятельствах я бы посоветовал соблюдать осторожность, но здесь, похоже, действительно вмешались высшие силы.

Больше всего на свете мне хотелось услышать именно эти слова.

– Если мы закроем глаза на денежный вопрос, он хорошо вел себя? – спросил Дэннис.

– Очень хорошо.

– Так. Я должен лично встретиться с ним, чтобы окончательно сформировать свое мнение, но пока даю тебе свое предварительное благословение.

– Спасибо.

– Ну ладно, уже половина первого, мне пора.

– Пора надевать рубашку в клеточку и идти танцевать под «Пет шоп бойз»?

– Боже, Люси. – Лицо Дэнниса недовольно скривилось. – Какие ужасные стереотипы.

– Но тем не менее?

– Да.

– Что ж, желаю тебе хорошо повеселиться. А я иду спать.

И я отправилась в постель совершенно счастливая.

Глава тридцатая

Разумеется, на следующее утро мое настроение подпортилось тем, что надо было ни свет ни заря вылезать из кровати и идти на работу. Оказывается, снова наступил понедельник. Несмотря на то что на выходных я завела себе нового бойфренда, пусть даже такого славного, как Гас, жизнь продолжалась своим чередом, и мои привычки не изменились. То есть я не превратилась в человека, который вскакивает еще до того, как зазвонит будильник.

Когда будильник заверещал, я в полусне переставила его на пять минут позднее и снова провалилась в бессознательное состояние. Я бы все отдала за то, чтобы не вставать. Все, что угодно.

Когда будильник зазвенел во второй раз, я услышала, что в ванной кто-то плещется, и обрадовалась. Значит, вставать пока не было никакого смысла. Еще одна отсрочка. Можно немного полежать под одеялом, придумывая различные способы самоубийства, которые потребовали бы меньше хлопот, чем утренний подъем.

Суицидальное настроение посещало меня нередко – почти каждый раз, когда надо было вставать и идти на работу И уже давным-давно я осознала, как плохо современная квартира приспособлена к нуждам людей, желающих убить себя. В ней не было ни шлангов, ни садово-огородного инвентаря, ни бутылки с гербицидами.

Сегодня я снова пробежала по списку доступных мне способов самоубийства.

Можно съесть упаковку парацетамола. Но мне почему-то казалось, что это не сработает, по крайней мере, для меня. Однажды, когда у меня было жестокое похмелье, я выпила двенадцать таблеток и не только не умерла, но даже не почувствовала элементарной сонливости.

Относительно привлекательным было удушение подушкой. На мой взгляд, это мирный, аккуратный способ покинуть юдоль земную, к тому же с дополнительным бонусом: не требуется даже вставать с кровати. Но было одно «но»: как и синхронное плавание, удушение подушкой бессмысленно, если заниматься этим в одиночку.

В этот момент я услышала, что из ванной кто-то выходит, и замерла от ужаса. Но тут же туда зашел кто-то другой. Я облегченно выдохнула – можно еще некоторое время побыть в горизонтальном положении, обдумывая, как покончить с собой. Хотя на самом деле я не собиралась этого делать – лишать себя жизни противоестественно. А еще это требует огромных усилий.

Есть в этом определенный парадокс – ты хочешь умереть, потому что тебе лень жить, но для этого надо проявить сумасшедшую активность и энергичность: двигать мебель, забираться на стул, цеплять к потолку веревку, вязать замысловатые узлы и выбивать из-под себя стул. Или набирать полную ванну горячей воды и возиться с бритвами, удлинителями и электробытовыми приборами. Самоубийство – сложная, энергоемкая задача, зачастую связанная с походом в несколько магазинов.

А если ты смог выбраться из кровати и сходить в центр садоводства или в аптеку, то к тому времени худшее уже позади и с тем же успехом можно и поехать на работу.

Нет, я не собиралась убивать себя. Но от нежелания убивать себя до желания встать с кровати было очень, очень далеко.

Вдруг в мою спальню ворвалась Карен. Она была бодра, выглядела шикарно, макияж был безукоризнен. Общий эффект был несколько пугающим, в столь ранний-то час. Карен всегда выглядела ухоженной, и волосы у нее никогда не вились мелким бесом, как у меня, даже когда она попадала под дождь. Такие люди бывают. К сожалению, я к их числу не принадлежала.

– Люси, Люси, Люси, вставай, – скомандовала она. – Я хочу поговорить с тобой о Дэниеле, был ли он когда-нибудь влюблен, я имею в виду – по-настоящему?

– Э-э…

– Что ты мямлишь! Ты же знаешь его сто лет!

– Ну…

– Наверное, не был, да?

– Но…

– И тебе не кажется, что ему уже пора бы влюбиться по-настоящему? – спросила она.

– Да. – Соглашаться мне всегда было легче, чем возражать.

– И мне тоже так кажется.

Карен плюхнулась на мою кровать. Из ванны доносилось пение Шарлотты.

– Судя по всему, у этого Саймона большой, – предположила Карен.

Я кивнула.

– О, Люси, – драматично вздохнула Карен. – Я так не хочу идти на работу.

– И я тоже.

Потом мы сыграли в игру «Взрыв бытового газа».

– Вот здорово было бы, если бы взорвался газ, – начала Карен.

– Ага! Не очень сильный, но…

– Но достаточно сильный, чтобы мы не могли выйти из дома…

– Но не такой сильный, чтобы кто-нибудь пострадал…

– Точно, но чтобы дом обрушился и тогда мы бы застряли здесь надолго, смотрели бы телевизор, читали бы журналы и съели бы все, что у нас есть в морозильнике…

Фраза «все, что у нас есть в морозильнике» была лишь прекрасной фантазией. В морозильнике у нас ничего не было за исключением огромного пакета с зеленым горошком, который лежал там еще четыре года назад, когда Карен только въехала в эту квартиру. Время от времени мы покупали большие коробки мороженого, намереваясь съедать понемножку каждый день, но обычно оно заканчивалось в первый же вечер.

Иногда для разнообразия мы играли в игру «Землетрясение». Мы воображали, что в городе случилось землетрясение, причем эпицентр находился в нашей квартире. Но мы всегда оговаривали, что никто не погибнет, и не желали разрушений никому, кроме себя. Мы только хотели, чтобы завалило выход из нашего дома. Но чтобы журналы, телевизор, кровати, диваны и еда остались волшебным образом в целости и сохранности.

Раньше мы мечтали о том, чтобы сломать ногу или две, очарованные мыслью о нескольких неделях непрерывного лежания в кровати. Но прошлой зимой Шарлотта сломала мизинчик на левой ноге во время урока фламенко (то есть такова была официальная версия, на самом же деле она получила эту травму, прыгая через кофейный столик под сильным воздействием алкоголя). Так вот, она говорила, что мучения были неописуемы. Тогда мы перестали мечтать о переломах и вместо этого стали мечтать о приступе аппендицита.

– Ладно. – Карен решительно поднялась с кровати. – Я пошла на работу. Сволочи, – добавила она и вышла.

Вошла Шарлотта.

– Люси, я принесла тебе чашку кофе.

– Хм. Спасибо, – брюзгливо сказала я и с трудом села, подложив под спину подушку.

В рабочей одежде и без косметики Шарлотта выглядела на двенадцать лет. Только ее огромная грудь выдавала правду.

– Если ты поторопишься, – сказала она, – то мы вместе пройдемся до метро. Мне нужно поговорить с тобой.

– О чем? – спросила я, догадываясь, что, скорее всего, ее волнуют плюсы и минусы приема противозачаточной таблетки на утро «после того, как». Но нет.

– Понимаешь, – проговорила она с несчастным видом, – вчера мы с Саймоном… Вот как ты думаешь, это очень плохо, что за два дня я переспала с двумя разными мужчинами?

– Не-е-е-е-т… – протянула я как можно убедительнее.

– Да нет же, я знаю, что это очень плохо, но я не хотела, Люси, – оправдывалась Шарлотта. – То есть я хотела, когда я… делала это, но заранее я вовсе не собиралась… Не могла же я в пятницу вечером знать, что в субботу вечером встречусь с Саймоном?

– Конечно, не могла, – горячо согласилась я.

– Это ужасно, Люси, я постоянно нарушаю свои собственные правила, – продолжала бедная Шарлотта, твердо решившая отругать себя как следует. – Я всегда говорила, что никогда, никогда не буду спать с человеком в первый же день знакомства – хотя с Саймоном я дождалась следующего дня, даже следующего вечера, ведь было уже после шести.

– Тогда ничего страшного, – сказала я.

– И было так хорошо, – добавила она.

– Вот и отлично.

– Но как же быть с другим парнем, пятничным – господи, я даже не помню, как его звали, ужасно, правда, Люси? Только подумай, я показывала свою задницу человеку, которого не знаю как зовут! Дерек, кажется, – сказала она, сморщившись от напряжения. – Ты же видела его, Люси. Как ты думаешь – он похож на Дерека?

– Шарлотта, перестань себя корить. Ну не помнишь ты, как его звали, – и ладно. Разве это так важно?

– Нет, это совершенно не важно, – возбужденно подхватила Шарлотта. – Это не имеет никакого значения. А может, это был Джеф? Или Алекс? О боже! Люси, так ты встаешь?

– Да.

– Хочешь, я поглажу тебе что-нибудь?

– Да, пожалуйста.

– Что?

– Что-нибудь.

Шарлотта отправилась на кухню гладить, а я сумела опустить ноги на пол. От дальнейших шагов меня отвлекла Шарлотта, которая прокричала мне из кухни, что она где-то читала, что в Японии делают операции по восстановлению плевы, таким образом возвращая девушкам девственность. Ей хотелось знать, что я думаю по этому поводу и не сделать ли ей такую операцию.

Бедная Шарлотта. Бедные мы все.

Нам, женщинам, было очень приятно получить этот подарок (пусть и не очень охотно врученный) – равноправие полов, но почему в нагрузку к нему нам всучили чувство вины? Это как если бы тебе подарили чудное, короткое, облегающее, красное, очень сексуальное платье, но с условием, что носить ты его будешь с коричневыми ботинками и без косметики.

Одной рукой дали, а другой – забрали.

А на работе было не так уж плохо. Во всяком случае, гораздо лучше, чем в прошлую пятницу.

Меган и Мередия по отношению ко мне вели себя мило и предупредительно, стараясь загладить вину. Разговаривать друг с другом они опять перестали, только иногда Меган спрашивала: «Хочешь печенье, Элинор?» или «Передай мне, пожалуйста, степлер, Фиона», в ответ на что Мередия шипела: «Меня зовут Мередия».

Остальные сотрудники время от времени посматривали на меня насмешливо, но это больше не вызвало во мне чувства обиды, унижения или смущения. Теперь я смотрела на вещи по-другому. Я поняла, что все считают полоумными Меган и Мередию, а не меня. Ведь это они затеяли всю эту глупость со свадьбой.

И, разумеется, существенное влияние на мое настроение оказывало то, что со времени той далекой пятницы в моей жизни произошла кардинальная перемена. Я встретила Гаса. Каждый раз, когда я вспоминала об этом, во мне прибавлялось уверенности, что теперь никто не назовет меня жалкой неудачницей, потому что… потому что я не была ею, так ведь?

Была некая ирония в том, что в пятницу все думали, будто я выхожу замуж, когда у меня даже не было бойфренда, а сегодня, в понедельник, когда у меня появился Гас, никто и заикнуться не смеет в моем присутствии о чем-либо, связанном с браком.

Я чуть не лопалась от желания рассказать обо всем Меган и Мередии, но пока было слишком рано прощать их, поэтому мне приходилось держать рот на замке в ожидании, когда пройдет положенное на обиду и негодование время.

Кроме того, на работе было интересно: оказалось, что Ядовитый Айвор был неравнодушен к Хэтти. В пятницу вечером мистер Симмондс пошел со всеми «выпить по одной», напился и рассказал всей компании, начиная с исполнительного директора и заканчивая вахтерами, что он любит Хэтти и что он в отчаянии оттого, что она бросила мужа, хотя, строго говоря, он в отчаянии не оттого, что она бросила мужа, а оттого, что она бросила мужа не ради него, то есть не ради мистера Симмондса.

Что касается Хэтти, то от нее не было ни слуху, ни духу.

– А Хэтти придет сегодня, или она все еще нездорова? – спросила я с самым невинным лицом у проходившего мимо Айвора. Официальной причиной отсутствия Хэтти было нездоровье.

– Не знаю, – ответил он, и в глазах его появились слезы. Но потом он собрался и прошипел: – Но раз уж вы так обеспокоены этим, то можете взять на себя ее обязанности до тех пор, пока она не вернется.

Ублюдок!

– Разумеется, мистер Симмондс.

Даже не мечтай об этом, приятель.

– Как дела у Хэтти? – поинтересовалась я у Меган и Мередии, когда Айвор ушел в свой кабинет, хлопнув дверью. Несомненно, там он уткнулся носом в стол и заплакал как ребенок. – Кто-нибудь знает?

– Я, я знаю! Я заходила к ней вчера… – подскочила Мередия, стремясь вернуть мое расположение.

– Ну ты и змея! – воскликнула я.

– Так ты хочешь узнать, как дела у Хэтти, или будешь критиковать меня? – обозлилась Мередия.

Я хотела узнать, как дела у Хэтти.

– …и она выглядела не очень счастливой. Не очень счастливой, – повторила Мередия медленно и мрачно, наслаждаясь драматизмом ситуации.

Зазвенел телефон, перебив ее на полуслове. Она схватила трубку, несколько секунд послушала с самым нетерпеливым выражением лица, а потом выпалила:

– Да, я понимаю, но, к сожалению, сейчас наша компьютерная система не в порядке, и я не могу проверить ваш заказ, но вы можете продиктовать ваш телефон, и я перезвоню вам. Угу, угу, – кивала она, притворяясь, что записывает телефонный номер. – Да, я все записала и перезвоню вам как только смогу. – Она швырнула трубку на аппарат. – Господи, как надоели эти заказчики!

– А что, наша система не в порядке? – спросила я.

– Откуда я знаю? – пожала плечами Мередия. – Я еще не включала компьютер. Но с чего бы ей быть не в порядке? Так, ладно, на чем я остановилась? А, да, Хэтти…

Мы часто так поступали. Иногда мы говорили клиентам, что наш компьютер завис, иногда снимали трубку и говорили, что это всего лишь уборщица, а больше никого нет, иногда делали вид, что связь очень плохая и что мы ничего не слышим, иногда просто вешали трубку, будто связь прервалась, иногда притворялись, что плохо говорим по-английски («я прохо говолить ангриски»). Клиенты свирепели и даже требовали, чтобы их связали с начальством. В таких случаях мы переключали телефон на режим ожидания, а через несколько минут кто-нибудь из нас брал трубку и успокаивающим тоном сообщал заждавшемуся клиенту, что нерадивый работник уже уволен и собирает вещи.