Текст книги "Люси Салливан выходит замуж"
Автор книги: Мариан Кейс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)
– Извини.
Дэниел сел на ближайшее ко мне кресло, и немедленно Карен уселась на пол у него в ногах и положила голову на ручку его кресла. Глаза у нее блестели, и вся она выглядела такой романтичной и мечтательной. Честно говоря, я была потрясена.
Она себя никогда так не вела. Обычно она разыгрывала из себя недоступную королеву. Она вила из мужчин веревки и превращала их в ходячие комплексы неполноценности. Другими словами, обычно она была жесткой дамой, а сейчас вдруг превратилась в мягкую, милую и красивую девочку.
Ну что ж, посмотрим.
– Я встретила парня, – объявила Шарлотта.
– И я тоже, – довольно подхватила я.
Карен тоже встретила парня, но говорить об этом прямо сейчас было не очень удобно.
– А мы знаем, – ухмыльнулась Шарлотта. – Карен подслушивала у тебя под дверью, пытаясь понять, занимаетесь вы с ним этим или нет.
– Ах ты, болтливая корова… – вскинулась Карен.
– Ш-ш-ш, – сказала я. – Не ссорьтесь. Шарлотта, расскажи лучше о своем парне.
– Нет, сначала ты расскажи о своем, – возразила Шарлотта.
– Нет, сначала ты.
– Нет, ты.
Карен сидела с видом скучающего разумного человека. Но она делала это только из-за Дэниела, чтобы он не подумал, что и она такая же глупая сплетница, как мы с Шарлоттой. Мы не обижались на нее за это – мы и сами так поступали, когда с нами был парень, по которому мы в данный момент сходили с ума. Все это было лишь уловкой. Как только Карен убедится, что Дэниел сел на крючок, она снова станет самой собой.
– Пожалуйста, Люси, начни ты, – покончил с нашим препирательством Дэниел.
Карен, по-видимому, немного удивилась, но быстро сориентировалась и сказала:
– Да, Люси, хватит разыгрывать из себя девочку-ромашку.
– Ладно, – с восторгом согласилась я.
– Отлично! – Шарлотта подтянула к себе колени и приготовилась слушать.
– С чего начать? – спросила я, ухмыляясь от уха до уха.
– Нет, вы только посмотрите на нее, – сухо проговорила Карен. – Она похожа на кошку, которая дорвалась до сметаны.
– Как его зовут? – спросила Шарлотта.
– Гас.
– Гас! – сморщилась Карен. – Ну и имечко. Горилла Гас. Гас-гусенок.
– Какой он? – спросила Шарлотта, игнорируя недовольное фырканье Карен.
– Он такой красивый, – начала я, но вдруг заметила, что Дэниел смотрит на меня как-то странно – озадаченно и печально. – Чего ты уставился на меня? – спросила я с негодованием.
– И совсем не на тебя! – Но это выкрикнул не Дэниел, а Карен.
– Спасибо, Карен, – вежливо обратился к ней Дэниел, – но мне кажется, что я и сам смогу связать пару слов.
Карен пожала плечами и своенравно повела белокурой головой. Если бы не легкий румянец, проступивший на ее щеках, никто и не догадался бы, что она смутилась. Как я завидовала ее самоуверенности и апломбу!
Дэниел же повернулся ко мне:
– Так о чем же мы говорили? Ах да, о том, что я уставился на тебя.
Я засмеялась:
– Да, уставился. Ты смотрел на меня, как будто знаешь обо мне что-то такое, чего не знает никто, даже я сама.
– Люси, – сказал он со всей серьезностью, – ни за что в жизни я не признаюсь в том, что знаю что-то, чего не знаешь ты. Мне еще не хочется умирать.
– Вот и хорошо, – улыбнулась я. – А теперь можно мне рассказать о моем новом молодом человеке?
– Да! – Шарлотта изнемогала от любопытства. – Начинай уже!
– Ну-у-у, – протянула я, – ему двадцать четыре года, он ирландец и он – супер! С чувством юмора и не такой, как все. То есть он не похож ни на одного…
– Правда? – переспросил Дэниел с удивлением в голосе. – А как же тот парень, Энтони, кажется, с которым ты встречалась?
– Гас ни капли не похож на Энтони.
– Но…
– Энтони был психом.
– Но…
– А Гас – не псих, – твердо заключила я.
– Ну, тогда что ты скажешь о том другом пьяном ирландце из твоих бывших? – продолжал Дэниел.
– Каком? – спросила я, начиная понемногу выходить из себя.
– Забыл, как его зовут. Мэтью? Малькольм?
– Малачи, – пришла ему на помощь Карен. Предательница.
– Точно. Малачи.
– У них с Гасом ничего общего! – воскликнула я. – Малачи всегда был пьян.
Дэниел ничего не сказал. Он лишь красноречиво поднял брови.
– Ладно! – взорвалась я. – Прошу прощения за твой «Гиннесс»! Но я возмещу твои расходы, не волнуйся. И вообще, с каких пор ты стал таким вредным и жадным?
– Я не…
– Почему ты так ведешь себя?
– Но…
– Разве ты не рад за меня?
– Да, но…
– Знаешь что, если тебе нечего мне сказать, то лучше помолчи!
– Извини.
В его голосе было столько раскаяния, что мне стало стыдно. Я дотянулась до него и погладила его по колену – примирительно. Я была ирландкой и, значит, не умела справляться с жарой и сильными чувствами.
– И ты меня извини, – пробормотала я.
– Может, ты все-таки выйдешь замуж, – предположила Шарлотта. – Этот Гас может оказаться тем человеком, которого тебе нагадала миссис Нолан.
– Может, – тихо кивнула я. Мне было неловко признаться в том, что я и сама на это надеялась.
– Знаешь, – виновато сказала Шарлотта, – сначала я думала, что твоим женихом будет Дэниел.
Я прыснула:
– Он! Да я к нему даже прикасаться не желаю – неизвестно, где он был.
Дэниел обиделся, а Карен разъярилась.
Я попыталась обратить все в шутку и дружески подмигнула Дэниелу:
– Шутка. Ты ведь понимаешь, о чем я? Зато моя мама была бы в восторге: она считает тебя идеальным зятем.
– Знаю, – вздохнул Дэниел. – Но ты права, я тебе не подхожу – слишком обыкновенный на твой вкус.
– В каком смысле?
– Ну, у меня есть работа, и я не прихожу на встречу с тобой пьяным, и я плачу за тебя, если мы идем куда-нибудь выпить или поесть, и я не испытываю творческих мук непризнанного художника.
– Заткнись, противный! – засмеялась я. – Тебя послушать, так можно решить, что все мои ухажеры – нахлебники, пьяницы и бездельники. А это не так.
– Тогда прошу прощения.
– Ладно.
– И все равно, – сказал он, – не думаю, что Конни очень обрадуется, когда познакомится с Гасом.
– Она с ним не познакомится, – отрезала я.
– Как это не познакомится? Ты ведь собираешься выйти за него замуж!
– Дэниел, прошу тебя, хватит! – взмолилась я. – Предполагалось, что все вы порадуетесь за меня!
– Ох, я нечаянно, Люси.
Я внимательно присмотрелась к Дэниелу. Он не выглядел очень виноватым. Но не успела я сделать ему соответствующий выговор, как он обратился к Шарлотте:
– Теперь ты должна рассказать нам о своем парне.
Шарлотта была только рада. Оказалось, что парня зовут Саймон, что он высокий, светловолосый, симпатичный, двадцати девяти лет, работает в рекламном бизнесе, водит шикарную машину, а на вечеринке не оставлял Шарлотту ни на секунду и обещал позвонить и пригласить ее на следующий день пообедать.
– И я знаю, что он позвонит, – закончила свой рассказ сияющая Шарлотта. – Почему-то я уверена, что у нас с ним все получится.
– Здорово! – искренне порадовалась я за нее и подвела итог дня. – Значит, сегодня вечер был удачен для каждой из нас.
После чего я вернулась в свою спальню и улеглась в кровать рядом с Гасом.
Глава двадцать третья
Гас по-прежнему сладко спал и по-прежнему выглядел ангельски. Но слова Дэниела огорчили меня – действительно, моей матери Гас не понравится. А точнее, она его возненавидит. Очарование вечера несколько потускнело. Удивительно, как мама может испортить все то хорошее, что у меня есть, – даже сама того не зная и на расстоянии.
Сколько себя помню, она всегда обладала этой способностью. Когда я была маленькой и папа приходил домой веселый, потому что он только что получил работу, или выиграл на скачках, или по другой причине, она всегда умудрялась испортить праздничное настроение. Папа заходил в кухню, сияя улыбкой, с пакетиком сладостей для нас и бутылкой в коричневой бумаге под мышкой. А мама, вместо того чтобы улыбнуться и спросить: «Что случилось, Джеймси? Что будем отмечать?», хмурилась и говорила что-то вроде: «О, Джеймси, ты же обещал, что это было в последний раз» или «О, Джеймси, опять ты за свое».
И хотя мне было всего шесть, восемь или десять лет, я чувствовала себя ужасно. Меня возмущала ее неблагодарность. Мне отчаянно хотелось показать папе, что я знаю, насколько отвратительно ведет себя мама, что я на его стороне. И не только потому, что сладости были редкими гостями в нашем доме. Я всем сердцем соглашалась с папой, когда он говорил: «Люси, твоя мать – унылая зануда».
Итак, когда папа садился за стол и наливал себе стакан бренди, я усаживалась рядом с ним, чтобы составить ему компанию, чтобы проявить солидарность, чтобы поддержать его радостный настрой – раз больше некому было это сделать.
Было здорово наблюдать за ним. Он пил, соблюдая некий порядок, в определенном ритме, и я находила в этом что-то успокаивающее.
Мама выражала свое неодобрение, стуча тарелками, звеня ложками, подметая пол и моя посуду. Время от времени папа пытался вовлечь ее в наше веселье. «Съешь конфетку, Конни», – говорил он.
По сложившемуся обычаю через некоторое время он доставал проигрыватель и пластинки со старыми ирландскими песнями. Он ставил их снова и снова, то молча слушал, то пел сам, а в перерывах кричал маме: «Ешь чертовы конфеты!»
Спустя еще некоторое время он обычно начинал плакать, но все равно продолжал петь хриплым то ли от слез, то ли от бренди голосом.
Я знала, что его сердце разрывается оттого, что прошли те старые добрые времена, о которых пелось в этих песнях, и мне становилось так его жалко, что я тоже начинала рыдать. А мама лишь ворчала: «Господи! Он ведь ни слова не понимает, о чем поет».
Я никогда не могла понять, чем она была так недовольна.
А папа говорил ей, несколько неотчетливо: «Это состояние души, моя дорогая, состояние души». Эта фраза мне была не очень понятна, но когда он добавлял: «Но тебе откуда об этом знать, ведь у тебя нет души!», я понимала, что он имел в виду. Мы с ним переглядывались и заговорщически подмигивали друг другу.
Так и проходили эти вечера: несъеденные конфеты, ритмичное подливание бренди, стук и звон посуды, пение и слезы. Когда бутылка пустела, моя мать говорила: «Ну все, сейчас начнется. Приготовьтесь к представлению». Папа поднимался со стула и направлялся к выходу из кухни. Иногда он не мог ровно идти. Точнее, почти никогда.
– Я возвращаюсь в Ирландию, – скучным голосом говорила мама.
– Я возвращаюсь в Ирландию! – выкрикивал папа, проглатывая отдельные звуки.
– Если я потороплюсь, то успею на почтовое судно, – говорила мама, все так же скучно.
– Если я потороплюсь, то успею на почтовое судно, – в свою очередь кричал папа. Порою у него начинали косить глаза, как будто он пытался разглядеть свой нос.
– Дурак я был, что приехал сюда, – вполголоса подсказывала мама.
– Какой же я был идиот, что приехал сюда, – кричал папа.
– Ого, значит, на этот раз «идиот»? – довольно равнодушно замечала мама. – Мне больше нравилось «дурак», но немного разнообразия не помешает.
Бедный папа стоял в дверях, покачиваясь, ссутулившись, похожий на быка, и смотрел на маму, но видел, скорее всего, не ее, а кончик своего носа.
– Пойду соберу вещи, – продолжала суфлировать мама.
– Пойду соберу вещи, – говорил и папа.
Сколько бы ни разыгрывалась эта сцена, я каждый раз верила, что он действительно уезжает.
– Папа, пожалуйста, останься, – цеплялась я за его рукав.
– Я не собираюсь жить в одном доме с этой старой мымрой, которая даже не желает съесть конфету, что я для нее купил, – был его обычный ответ.
– Мама, съешь конфету, – молила я, одновременно пытаясь не выпустить папу из кухни.
– Не стой у меня на пути, Люси, или я са зебя… я за беся… тьфу ты, провались! – И с этими словами папа вываливался в коридор.
Потом раздавался грохот падающей мебели, и мама бормотала про себя:
– Если этот пьянчуга разбил мой…
– Мама, останови его, – билась в истерике я.
– Да никуда он не денется, дальше ворот не дойдет, – с горечью говорила мать. – Как ни жаль.
Я никогда не верила ей, но она была права. Только раз папа, сжимая пакет с четырьмя кусками хлеба и полупустой бутылкой, прошел по дороге аж до дома, где жили О’Ханлаойны. Там он остановился и стал кричать что-то насчет нечестности Симуса О’Ханлаойна, о том, что тот вынужден был уехать из Ирландии, чтобы избежать тюремного заключения, и тому подобные вещи.
Маме и Крису пришлось пойти за папой. Он сразу успокоился. Мама вела его за руку по улице под взглядами всех наших соседей, которые стояли у калиток, сложив на груди руки и молча наблюдая за спектаклем. Уже подходя к дому, мама обернулась и крикнула им всем:
– Можно расходиться! Представление окончено!
Я очень удивилась, когда заметила, что она плачет. И решила, что ей стыдно. Стыдно за то, как она обращалась с папой, за то, что портила ему настроение, за то, что не ела принесенное им угощение, за то, что не мешала ему уйти. Я считала, что ей было чего стыдиться.
Глава двадцать четвертая
Когда я проснулась, то обнаружила, что Гас склонился надо мной и с тревогой вглядывается в мое лицо.
– Люси Салливан? – спросил он.
– Да, это я, – сонно ответила я.
– О, слава богу!
– А что случилось?
– Я испугался, что ты мне только приснилась.
– Приятно слышать.
– Обычно я просыпаюсь со страхом, что прошлый вечер мне не приснился, – уныло поделился со мной Гас. – Кстати, Люси, спасибо тебе за то, что ты позволила мне провести у тебя ночь. Ты просто ангел.
Я села. В последних словах было что-то прощальное. Он собирался уходить?
Но нет, рубашки на нем не было, значит, по крайней мере, еще немного он побудет со мной. Я снова нырнула под одеяло, и он лег рядом. Мы были разделены одеялом, но все равно ощущение было восхитительным.
– Итак, Люси, скажи мне, сколько дней я здесь провел?
– Еще ни одного целого дня.
– Всего-то? – Гас был, по-видимому, разочарован. – Должно быть, я старею. Но ничего, я постараюсь исправить это упущение.
Меня это вполне устраивало. «Оставайся сколько захочешь», – думала я.
– А теперь можно воспользоваться твоей ванной, Люси?
– Это дальше по коридору, ты увидишь.
– Но, наверное, мне стоит прикрыть свой срам.
Я немедленно привстала – чтобы получше разглядеть его срам, пока его не прикрыли, – и увидела, что Гас когда-то успел раздеться и сейчас на нем только трусы-боксеры. Тело у него было изумительное! Чудесная гладкая кожа, сильные руки, тонкая талия и плоский живот. Рассмотреть ноги я не сумела, потому что Гас практически лежал на мне, но я подозревала, что и они были выше всех похвал.
– Ты можешь надеть мой банный халат, он висит на двери.
– А что, если я встречу твоих соседок? – спросил он в притворном ужасе.
– Ну и что? – хихикнула я.
– Я застесняюсь. И они… ну, ты знаешь, будут думать обо мне разное… – Он печально повесил голову, изображая скромную невинность.
– Что «разное»? – смеялась я.
– Они подумают, что раз я провел ночь здесь, то… И моя репутация будет погублена. – Его голос и акцент ласкали мой слух, я готова была слушать его вечность.
– Иди, не бойся. Если кто-то будет покушаться на твою честь, я защищу тебя.
– Отличный халат, – сказал Гас, примеряя мой махровый халат. Не забыл он накинуть и капюшон. – Ты что, состоишь в ку-клукс-клане? А под кроватью прячешь горящие кресты?
– Нет!
– Ну, если ты решишь присоединиться к ним, тебе не придется покупать их форму. Просто надень этот халат.
Я откинулась на подушки, улыбаясь и чувствуя себя счастливой как никогда.
– Ладно, – сказал он. – Я пошел.
Гас открыл дверь моей спальни, но тут же захлопнул ее.
– В чем дело?
– Этот человек! – прошептал Гас.
– Какой человек?
– Тот, высокий, который украл пиво твоего друга и мою бутылку вина. Он стоит прямо за твоей дверью!
Значит, Дэниел остался на ночь – как забавно.
– Да нет же, Гас, послушай, – прошептала я в ответ.
– Как это – нет, Люси, когда он действительно стоит там, – настаивал Гас. – Или у меня видения?
– Это не видение.
– Тогда нам надо немедленно выгнать его! А то у вас и сломанного стула скоро не останется, поверь мне, Люси. Я уже встречал таких типов. Настоящие профессионалы…
– Нет, Гас, послушай меня, – сказала я, стараясь быть серьезной. – Он не станет красть мебель – он мой друг.
– Правда? Ты в самом деле дружишь с ним? Ну, это, конечно, не мое дело, и я знаю, что мы с тобой только что познакомились, и у меня нет никакого права делать тебе замечания, но – ведь он же уголовник! Я бы никогда не ожидал от тебя такого, и… что здесь смешного? Тебе расхочется смеяться, когда твой диван окажется на блошином рынке, а ты сама будешь спать на полу. Мне не кажется, что этот человек так уж забавен…
– Пожалуйста, заткнись и послушай меня, Гас, – еле сумела я выговорить между приступами смеха. – Дэниел – он и есть тот высокий человек за дверью. Он не воровал ничье пиво.
– Но я видел, как он…
– Это было его пиво.
– Нет, это было пиво Доналда.
– Но он и есть Доналд, и зовут его Дэниел.
Наступила пауза, во время которой Гас переваривал услышанное.
– О боже, – простонал он наконец, бросился на кровать и закрыл лицо руками. – О боже, о боже, о боже.
– Все нормально, – нежно сказала я.
– О боже, о боже, о боже. – Гас немного раздвинул пальцы и посмотрел на меня в образовавшуюся щелку. – О боже.
– Да нет же, все нормально.
– Нет.
– Да.
– Нет, не нормально. Я обвинил его в воровстве его собственного пива, а потом сам все выпил. И еще хотел отобрать вино его подружки…
– Она не его подружка… – возразила я зачем-то. – Хотя кто знает, может, уже…
– Это та жуткая блондинка?
– Э-э, да. – Карен действительно можно так описать.
– Поверь мне, – настаивал Гас. – Она – его подружка, это точно, по крайней мере, она так считает.
– Наверное, ты прав, – допустила я.
«Как интересно, – думала я. – Значит, Гас восприимчив и разбирается в людях? Значит, вся эта легкомысленность и дурашливость – всего лишь игра? Или он одновременно восприимчив и легкомыслен? Как такое может быть? И откуда у него берутся силы на все это?»
– Обычно я не веду себя так безответственно, Люси, честное слово, – горячо убеждал меня Гас. – Это все из-за наркотиков. Я так думаю.
– Понятно. – Я почти огорчилась этому заявлению.
– Мне нужно извиниться перед ним, – сказал Гас и спрыгнул с кровати.
– Нет, не надо, – возразила я. – Вернись. Еще слишком рано для извинений. Поговоришь с ним чуть попозже.
Гас крадучись приблизился к двери, приложил к ней ухо, потом решился выглянуть в коридор.
– Ушел, – сообщил он с облегчением в голосе. – Можно спокойно идти в ванную. – И он исчез.
Пока его не было, я лежала в кровати и, довольная, подводила итоги. Нужно признать, что меня порадовало смущение Гаса, когда он осознал, что вчера вел себя не очень красиво по отношению к Дэниелу и его пиву. Это доказывало, что он порядочный человек. И к тому же умный – он удивительно быстро раскусил Карен. И утром он выглядел еще симпатичней, чем вчера вечером, – наверное, потому что глаза уже не были такими красными.
Я пыталась предугадать, что произойдет по возвращении Гаса из ванной. Существовал вариант, что он оденется и уйдет, намеренно забыв сказать, что позвонит. Но что-то мне подсказывало, что этого не случится. Во всяком случае, я надеялась, что этого не случится.
Я проснулась сегодня без того отвратительного чувства, которым сопровождалось не одно воскресное утро, – когда рядом с собой я обнаруживала совершенно чужих мне людей. Гас даже сам разбудил меня. А ведь он мог потихоньку выскользнуть из кровати, молча одеться и покинуть квартиру с трусами в кармане пальто, забыв наручные часы на моей тумбочке.
Более того, с Гасом я чувствовала себя свободно и легко. И не нервничала. Почти.
Гас вернулся из ванной обернутый в розовое полотенце, с мокрыми блестящими волосами, чистый и благоухающий.
Подозрительно ароматно благоухающий, успела заметить я, но отвлеклась на дальнейшие наблюдения.
Насчет его ног я была абсолютна права. Роста он был не самого высокого, но все в нем было очень мужское. По моему телу пробежала дрожь. Мне хотелось… э-э… узнать его поближе.
– Ты видишь перед собой мужчину, которого выскребли, отчистили, намыли, увлажнили, натерли и чего только с ним не сделали! – Гас ухмылялся с довольным видом. – Люси, помнишь те дремучие годы, когда в ванной мы только мылись? Да, прошли эти времена. Теперь нам надо идти в ноту с прогрессом и следить за всеми новшествами в гигиене и парфюмерии.
– Угу, – согласно улыбнулась я. Он был таким забавным!
– Наверное, во всем Лондоне не найдется человека чище, чем я.
– Пожалуй.
– У тебя отличная ванная, Люси. Ты можешь гордиться тем, как там все устроено.
– Что? А, ну да… – Честно говоря, устройство нашей ванной не часто занимало мои мысли.
– Кстати, Люси, я надеюсь, ты не будешь возражать, что я воспользовался кое-какими вещами Элизабет.
– Какой Элизабет?
– Люси, подумай сама, откуда я знаю? Это ведь ты тут живешь, а не я. Разве это не твоя соседка?
– Нет, здесь живу я, а еще Карен и Шарлотта.
– Значит, она приходит к вам мыться, потому что вся ванная комната заставлена ее вещами.
– О чем ты говоришь?
– Сейчас, я вспомню ее фамилию. Кажется, начинается на «Г». Арден! Точно, там все бутылочки и баночки подписаны «Элизабет Арден». Я еще подумал, какое звучное имя – отлично подошло бы писательнице романов.
Мне оставалось только рассмеяться. Гас помылся очень дорогими средствами «Элизабет Арден», которые принадлежали Карен. Мы с Шарлоттой боялись даже прикоснуться к ним.
На самом деле Карен тоже не пользовалась ими – она выставила их в качестве декорации, чтобы произвести впечатление на нужных людей (например, на Дэниела, хотя он, будучи мужчиной, на такие вещи вообще не обращал внимания). И вообще, до сегодняшнего утра я подозревала, что в этих баночках была лишь крашеная вода.
Боюсь, кому-то не сносить головы.
– Ох, не может быть, – испугался Гас. – Я опять попал впросак – опять натворил что-нибудь? Этими лосьонами и гелями нельзя было пользоваться, да?
– Не беспокойся, – махнула я рукой. Переживать сейчас не было никакого смысла: сделанного уже не воротишь, а если Карен устроит скандал… нет, когда Карен устроит скандал, тогда я предложу ей возместить ущерб.
– Но, Гас, прошу тебя, больше не трогай ничего, что принадлежит Карен, договорились?
– А при чем тут Карен? А, понял, Элизабет передала свои вещи Карен, так? Бедная Карен, ей приходится пользоваться чужими кремами и шампунями! В этом смысле мы с ней похожи: все мои школьные учебники – даже тетрадки – были подписаны не моим именем, потому что у меня множество старших братьев… Короче, в следующий раз я буду мыться твоим мылом.
– Отлично, – улыбнулась я этому указанию на то, что может быть следующий раз.
– Люси, – сказал Гас. Он подошел, сел на кровать рядом со мной и взял меня за руку. Его ладонь была большой и теплой, моя рука полностью утонула в ней.
Мне нравились крупные мужчины, рядом с которыми я выглядела маленькой. Пару раз я встречалась с очень худыми парнями. Ничто так не деморализует девушку, чем нахождение в одной кровати с мужчиной, чьи попа и бедра меньшего размера, чем у нее самой.
– Пожалуйста, прости меня. Я правда не хотел делать ничего дурного, – искренне произнес Гас, гладя меня по спине. Я буквально дрожала от восторга и почти не понимала, что он говорит.
– Ты мне очень нравишься, – продолжал он, запинаясь. – Мы только-только познакомились, а я уже наделал кучу оплошностей.
Мое сердце растаяло. Я и так не сердилась на него, но после его маленькой речи я стала испытывать к нему нежность… нет, нежную любовь.
– А насчет этих гелей в ванной, может, мне стоит поговорить с Элизабет и все ей объяснить?..
– Карен! – поправила я его. – Карен, а не Элизабет… – Я замолчала, заметив в его глазах насмешливый огонек.
– Я шучу, Люси, – мягко объяснил он. – Я отлично знаю, что ее зовут Карен и что никакой Элизабет здесь нет.
– А-а, – смутилась я.
– Ты, наверное, считаешь меня полоумным, – усмехнулся он. – Но с твоей стороны очень мило пытаться научить меня уму-разуму.
– Я просто подумала… понимаешь… – неуклюже оправдывалась я.
– Все в порядке, – остановил меня Гас.
Мы посмотрели друг на друга с улыбкой: теперь это будет нашей маленькой шуткой для двоих. У нас уже были общие секреты, общие шутки, общие воспоминания!
– А теперь, Люси, мы пойдем гулять.
Он уже не раз смешил меня за последние двенадцать часов, но так сильно – первый раз.
– Что здесь смешного, Люси?
– Я? Гулять? В воскресенье?
– Ну да.
– Нет.
– Почему?
– Потому что на улице собачий холод.
– А мы оденемся потеплее. И пойдем быстрым шагом.
– Гас, с октября по апрель я не выхожу из дома по воскресеньям. Только вечером до карри-бара.
– Значит, пора нарушить этот обычай. А что это за карри-бар?
– Это индийский ресторан за углом.
– И вы ходите туда каждое воскресенье?
– Да, каждое воскресенье, и каждый раз заказываем одно и то же.
– Хорошо, мы зайдем туда попозже, но сейчас мы отправляемся в Холланд-парк. Это совсем рядом.
– Да?
– Да! Ты давно тут живешь, Люси?
– Пару лет, – промямлила я, стараясь, чтобы слово «лет» прозвучало похоже на «недель».
– И за все это время ты ни разу не сходила в парк? Как не стыдно, Люси!
– Я не очень-то люблю пешеходные прогулки, Гас.
– А я люблю.
– Ну хотя бы телевизор там будет?
– Будет.
– Правда?
– Нет. Но ты не волнуйся, я развлеку тебя.
– Ладно.
Несмотря на свое нытье, я была очень довольна. Более того, я была на седьмом небе от счастья. Он хотел провести со мной целый день.
– А можно мне надеть этот свитер? – спросил меня Гас, перебирая вещи в моем шкафу. Результатом его поисков был отвратительный синий джемпер, который связала мне моя мать.
– Можно. Хочешь, вообще забирай его себе. Я его ненавижу.
Я не носила этот свитер именно потому, что это она связала его. И вообще в нем я была похожа на стокилограммовую черепаху.
– О, спасибо, Люси Салливан!
Глава двадцать пятая
Я пошла принять душ и, когда вернулась, обнаружила, что моя комната пуста. Гас куда-то ушел, и я слегка запаниковала. Я боялась, что он вообще ушел, но еще больше меня пугала мысль, что он бродит по квартире. Гас обладал редким даром создавать проблемы, где бы он ни появился. Конечно, недавно он извинился за все недоразумения, но все равно я не думала, что его можно оставлять без присмотра в чужом доме.
У меня перед глазами возникла картинка: Гас лежит на кровати между Дэниелом и Карен и беспечно болтает, а они с недовольным видом дожидаются, когда снова смогут вернуться к сексуальным утехам.
Но ничего такого не произошло. Гас сидел на кухне между Дэниелом и Карен. Они все вместе пили чай и читали разложенные на столе газеты. К моему невыразимому облегчению я увидела, что они отлично поладили и непринужденно переговаривались, как и положено цивилизованным людям, вкушающим воскресный завтрак. Этому не помешало ни похищенное пиво, ни туалетные принадлежности «Элизабет Арден».
– Люси, – улыбнулся при виде меня Гас. – Проходи, садись, позавтракай с нами.
Меня, сказать по правде, несколько возмутило (ну не то чтобы возмутило, скорее, вывело из равновесия) то, что все эти люди, которые познакомились друг с другом только благодаря мне, так хорошо обходились без меня.
– Я объяснил Карен, что нечаянно взял ее вещи, – сообщил мне Гас, весь – сама невинность. – И она простила меня.
– Разумеется, – Карен улыбнулась Гасу, улыбнулась Дэниелу и улыбнулась мне.
Вот так так! Не думаю, что она так же улыбалась бы, если бы к ее драгоценным бутылочкам притронулись я или Шарлотта!
Очевидно, Гас понравился Карен.
Или же Дэниел оказался на высоте минувшей ночью. Ну, об этом мне еще расскажут со всеми подробностями. Карен не упустит ни малейшей детали. Надо только дождаться, когда уйдут мужчины.
Мне потребовалось несколько часов, чтобы собраться. В мире нет задачи сложнее, чем одеться по погоде и при этом выглядеть женственной, симпатичной и стройной. И еще: надо выглядеть так, как будто мне все равно, как я выгляжу. Как будто я схватила первые попавшиеся под руку вещи и не думая набросила их на себя.
Ну, джинсы были неизбежны. Как я ни старалась что-нибудь придумать, но пришлось идти в них. Хотя в джинсах у меня толстые бедра.
Свои бедра я ненавидела больше всего на свете и отдала бы что угодно за то, чтобы иметь стройные ноги. Я даже молилась об этом. Один раз. Это было на рождественскую мессу (моя мать настаивала, чтобы мы ходил на мессы всей семьей; любые жалобы и нытье наказывались лишением десерта). Когда священник сказал, что мы должны помолиться о самом сокровенном, я помолилась о стройных ногах. После мессы мама спросила, о чем была моя сокровенная молитва, и страшно разгневалась, услышав мой ответ. Она заявила, что молиться об этом недостойно и себялюбиво. Поэтому я, пристыженная, вернулась в церковь, склонила голову и помолилась о том, чтобы худые бедра были у мамы, у папы, у Криса, у Пита, у бабушки Салливан, у африканских бедняков и у всех остальных, кто пожелает.
Но Бог не вознаградил мой альтруизм, так что мне пришлось скрывать размер своих ляжек путем зрительного их уменьшения, то есть окружая их крупными предметами. Другими словами, я надела тяжелые, неуклюжие сапоги. Образ бывалого туриста, который они создавали, я смягчила нежным розовым свитером из ангоры. А сверху набросила жакет в черно-синюю клетку, в котором я казалась хрупкой и миниатюрной.
Еще час ушел на то, чтобы волосы приняли по возможности естественный вид. Словно я только что собрала их в свободный хвостик на макушке. Словно все эти кудряшки только что сами легли как придется мне на виски и на лоб.
Затем надо было наложить толстый-толстый слой косметики, призванный скрыть наличие на моем лице какой-либо косметики. Чтобы видны были только розовые щеки, прозрачная кожа, яркие глаза и свежие губы.
Когда я зашла за Гасом в гостиную, чтобы идти гулять, то увидела, что он успел крепко подружиться с Карен, Шарлоттой и Дэниелом. Они общались так, будто знали друг друга всю жизнь. Я обрадовалась. Для меня очень важно, чтобы мои соседки и друзья понравились Гасу. И чтобы Гас понравился моим соседками и друзьям.
Однако я не хотела, чтобы они понравились друг другу слишком сильно! Ведь это может привести к ненужным осложнениям, проблемам и путанице, кто, где и с кем спит.
Саймон, как и обещал, позвонил Шарлоте, и Шарлотта, напомаженная и надушенная, готовилась пойти с ним в ресторан.
– Презервативы, – вспомнила она и села, лихорадочно перебирая содержимое своей сумочки. – Презервативы, презервативы… Да где же они?
– Но ведь вы идете в ресторан, – заметила я.
– Люси, не будь такой наивной, – отмахнулась Шарлотта. – А, вот они… Черт, остался только один. Интересно, что это за аромат? Фу, ананас. Что ж, ничего не поделаешь, придется потерпеть ананас.
– Ты выглядишь чудесно, – восхищенно сказал Дэниел.
– Да-да, прекрасно. – Гас повернулся ко мне и хорошенько осмотрел меня с ног до головы.
