Текст книги "Люси Салливан выходит замуж"

Автор книги: Мариан Кейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

– Дэниел, прошу тебя, – в панике прошептала я. – На нас смотрят.

– Где? – спросил он и обернулся. – А, вижу.

– Веди себя прилично! – кипела я праведным негодованием. Но я проиграла: Дэниел выбрал более симпатичную из двух женщин за соседним столиком и принялся за свои обычные трюки. Он пристально взглянул на нее, она вспыхнула и отвернулась. Он тоже отвернулся, но тут она стала смотреть на него. Тогда он снова повернул голову в ее сторону, заметил, что она смотрит на него, и улыбнулся. Она тоже улыбнулась ему, и я стукнула его по руке.

– Слушай, зараза ты эдакая. Я ведь даже не хотела идти с тобой сюда.

– Ой, прости, прости, прости меня, Люси.

– Прекрати это, договорились? Я не собираюсь сидеть тут весь вечер и смотреть, как ты строишь глазки.

– Понимаю, прекращу.

– Это ведь ты настоял, чтобы я пришла, так что будь так добр, прояви элементарную вежливость и говори со мной, а не с соседками. Если ты хотел пофлиртовать, зачем ты тогда вообще меня приглашал?

– Извини меня, Люси, ты абсолютно права, Люси, прости, пожалуйста.

Конечно, он извинялся, но не похоже было, что он действительно раскаивался.

– И нечего разыгрывать из себя непослушного, но милого мальчика, – продолжала я, – со мной этот номер не пройдет.

– Извини, больше не буду.

Прибыл Григорий с двумя внушительного размера рюмками, наполненными ярко-желтой жидкостью. Выглядела она так, словно ее только что привезли из Чернобыля, но сказать об этом вслух я не решилась.

– Ого, – сказал Дэниел неуверенно, разглядывая свою рюмку на свет. – Какая-то она радиоактивная на вид, эта их водка.

– Заткнись, – рявкнула я. – С днем рождения.

Мы чокнулись и выпили. Я немедленно почувствовала, как из желудка по всему телу заструилось приятное, щекочущее нервы тепло.

– Ничего себе, – хихикнула я.

– Что?

– Она и вправду радиоактивная.

– Но довольно приятная.

– Очень.

– Еще?

– О да, с удовольствием.

– Где Григорий?

Дэниел нашел взглядом Григория и махнул ему рукой.

– Повторите, пожалуйста. Спасибо, Григорий.

Григорий, по-видимому, был этим доволен. Если, конечно, в принципе возможно, чтобы человек с разбитым сердцем был доволен.

– Только на этот раз принесите нам розовую водку, – попросила я.

– Клубничную? – уточнил Григорий.

– А она розовая?

– Да.

– Тогда клубничную.

– И я полагаю, нам надо решить, что мы будем есть.

– Хорошо, – согласилась я и взяла меню. Но тут принесли нашу клубничную водку, и она оказалась такой вкусной, что мы решили заказать еще по одной.

Появились две новых рюмки – с черносмородиновой водкой, – и мы их тут же опустошили.

– Как они быстро заканчиваются.

– Еще? – предложил Дэниел.

– Еще.

– А еда?

– Да, пора бы нам что-нибудь съесть. Ага, вон идет Дмитрий. Дмитрий, пожалуйста, сырой редьки, когда у вас будет время, – окликнула я его весело. И поняла вдруг, что у меня чудеснейшее настроение.

– Я должен тебе кое-что сказать, Люси, – обратился ко мне Дэниел с неожиданно серьезным видом.

– А, ну что ж, давай, – брякнула я. – Я уже решила было, что мне тут нравится, но ты прав, лучше не увлекаться.

– Извини, мне не надо было этого говорить. Забудь.

– Я не могу вот так взять и забыть, идиот. Теперь ты должен договорить.

– Ну хорошо, только тебе это не понравится.

– Говори.

– Это про Руфь.

– Говори!

– Это я бросил ее. А не она меня.

– Негодяй! Как ты мог?

– Понимаешь, мне стало ужасно скучно.

– Но ведь у нее такая большая грудь.

– Ну и что?

– И ты взял и просто сказал: «До свиданья, молочные железы»? – сказала я и прыснула, находя себя очень остроумной. Что случалось нечасто.

– Именно, – рассмеялся и Дэниел.

– Ты поступил отвратительно.

– Нет, Люси, я старался не обидеть ее.

– Она плакала?

– Нет.

– И все равно ты мерзавец.

Дэниел немного огорчился и чуть не заплакал. От водки мы оба стали очень эмоциональными.

– Зря я тебе все это рассказал, – насупился он. – Я знал, что ты не одобришь.

– Может, и так, но придется мне примириться с этим.

Я улыбнулась ему. Мне вдруг стало абсолютно наплевать на Руфь. И на все остальное тоже.

– Да ты философ, Люси.

– Угу, у меня сейчас философское настроение.

– Надо же, у меня тоже.

– Отчего это, как ты думаешь? От водки?

– Наверное.

– Я чувствую себя как-то необычно, Дэниел, мне грустно, как всегда, и в то же время я счастлива. Грустно счастлива.

– Знаю, – подхватил он. – У меня то же самое. Только я счастлив, как всегда, и в то же время мне грустно. Я счастливо грустен.

– Вот как чувствуют себя, должно быть, все эти русские, – опять хихикнула я. У меня кружилась голова, и я понимала, что говорю чушь, но меня это не волновало. Мне эта чушь казалась очень умной и важной. – Как ты думаешь, они пьют водку оттого, что они такие задумчивые и несчастные, или они такие задумчивые и несчастные оттого, что пьют водку?

– Сложный вопрос, Люси. – Затем Дэниел снова посерьезнел. – Интересно, почему я никак не могу встретить «правильную» женщину?

– Не знаю, Дэниел. А почему я никак не могу встретить «правильного» мужчину?

– Не знаю, Люси. Неужели я всегда буду одинок?

– Да, Дэниел. И неужели я всегда буду одинока, Дэниел?

– Да, Люси.

Некоторое время мы молчали и печально улыбались друг другу, объединенные горько-сладкой меланхолией. И при этом наслаждались собой и друг другом. В этот момент нам принесли еду. Или не в этот, точно не помню.

– Но, Дэн, это ведь не важно, потому что по крайней мере мы ведем себя гуманно. Мы причастны к боли бытия. Выпьем еще?

– Какой цвет сейчас?

– Голубой.

Дэниел откинулся на стуле, пытаясь схватить за фалды официанта.

– Дама хочет две рюмки вот этого, – сказал он, помахивая пустой рюмкой. – Ну то есть она не хочет две рюмки для себя одной… а может, и хочет. А, Люси?

– Значит, повторить, сэр? – спросил Григорий Или кто-то другой, не помню. Я меланхолично улыбнулась ему, и он улыбнулся мне в ответ столь же меланхолично.

– Ага, повторить, – кивнул Дэниел. – Две того же. Нет, четыре. И… ах да, – крикнул он вслед Григорию. – Пусть они будут голубыми. Так на чем мы остановились? – обратился он ко мне, славно улыбаясь.

Я была так рада, что согласилась пойти с ним сюда! Он мне так нравился!

– Кажется, мы говорили об экзистенциональном страдании, да? – припомнил Дэниел.

– Именно, – сказала я. – А мне пойдет прическа как у той девушки?

– У какой? – спросил он, оглядывая зал. – А, красиво. Только тебе бы пошло еще больше, чем ей.

Я хихикнула, счастливая.

– К чему это все, Люси?

– Что все?

– Ну все это, жизнь, смерть, волосы?

– Откуда я знаю, Дэн? Поэтому-то я такая несчастная все время.

– Но ведь это здорово, правда?

– Что здорово?

– Быть несчастной.

– Да, – хихикала я не переставая. Я не могла остановиться. Он был прав. Мы оба были несчастны, но в нашем горе мы доходили почти до экстаза.

– Расскажи мне, что там случилось с твоей свадьбой.

– Нет.

– Пожалуйста.

– Нет.

– Ты не хочешь об этом говорить?

– Нет.

– Вот всегда ты так.

– Как?

– Ты ни о чем не хочешь говорить.

– А что я могу поделать? Не хочу, и все тут.

– Конни, наверное, пришла в ярость?

– Ага. Она решила, что я забеременела.

– Бедная Конни.

– Бедная, как бы не так!

– Ты несправедлива к ней.

– Ничего подобного.

– Она добрая женщина, и ей хочется, чтобы у тебя в жизни все сложилось наилучшим образом.

– Тебе легко говорить. С тобой она не ругается.

– Я очень хорошо к ней отношусь.

– А я нет.

– Как ты можешь так говорить о своей матери?

– А мне все равно.

– Иногда ты бываешь такой упрямой, Люси!

– Дэниел, – засмеялась я. – Прекращай, ради бога! А то я начну думать, что моя мать заплатила тебе, чтобы ты хорошо отзывался о ней в моем присутствии.

– Да нет же, она мне действительно нравится.

– Раз так, то ты можешь съездить со мной в четверг к моим родителям!

– С удовольствием.

– Что значит «с удовольствием»?

– Это значит «с удовольствием».

– Так ты не против?

– Абсолютно не против.

– О. А я против.

Небольшая пауза.

– Давай не будем говорить о ней, а? – попросила я. – От этого у меня сразу портится настроение.

– Но мы и так уже были несчастными.

– Я знаю, но это было несчастье другого рода. Приятное несчастье. Оно мне нравилось.

– Хорошо. Тогда давай поговорим о том, что в конце концов мы все умрем и что все наши разговоры и чувства не имеют никакого значения?

– О да, пожалуйста! Спасибо, Дэн, ты просто ангел.

– Но сначала, – провозгласил Дэниел, – мы выпьем. Какой цвет мы еще не пробовали?

– Зеленый.

– Киви?

– Отлично!

Прибыли очередные две рюмки. Я знаю, что мы много ели, но у меня не осталось ни малейшего воспоминания о том, что именно. Но, кажется, было вкусно. Дэниел впоследствии утверждал, что я все время повторяла: «Объедение». И мы чудесно поговорили. О чем – я тоже плохо помню. Что-то насчет бессмысленности всего и о том, что все мы обречены. Помню только, что тогда наш разговор казался мне очень умным. И от этого я была в мире с собой, с Дэниелом и со всей вселенной. Помню, как Дэниел горячо стучал по столу кулаком и кричал: «Я полностью с тобой согласен!» Он ловил за руку проходящих официантов и говорил им: «Послушайте, что говорит эта женщина! Она говорит истину».

В общем, вечер прошел замечательно. Вероятно, я до сих пор сидела бы там, выкрикивая все новые и новые цвета («Сиреневая! Есть у вас сиреневая водка?»), если бы Дэниел не заметил в какой-то момент, что из всех посетителей остались мы одни, а невысокие коренастые официанты выстроились за стойкой бара и не сводили с нас глаз.

– Люси, – шепнул он, – кажется, пора закругляться.

– Нет! Мне здесь нравится!

– Правда, Люси, Григорию и остальным надо идти домой.

Тут мне стало стыдно.

– Конечно. Конечно, им надо домой. Ведь до Москвы ехать не один час на ночном автобусе. А завтра им, бедняжкам, с самого утра снова на работу!

Дэниел крикнул, чтобы принесли счет, – почтительность, которой отличалось наше поведение в начале вечера, давно сменилась фамильярностью.

Счет появился очень быстро, и Дэниел взглянул на него.

– Что там, национальный долг Боливии? – спросила я.

– Скорее, Бразилии, – ответил он. – Но это не важно.

– Точно, – согласилась я. – И вообще, ты богат.

– Вообще-то не очень. Все это весьма относительно. Оттого, что ты получаешь жалкие копейки, ты считаешь богачом любого, кто получает хоть немного больше.

– А-а.

– А на самом деле чем больше ты зарабатываешь, тем больше ты должен.

– Дэн, как здорово ты сказал! В этом кроется глубокая экономическая правда – посреди жизни мы в долгу.

– Нет, Люси, – Дэниел охрип от возбуждения. – Это ты здорово сказала! Это так верно: посреди жизни мы действительно в долгу! Ты должна записать эти слова. И вообще, нам надо записать все, что мы сегодня говорили.

От нашей с Дэниелом мудрости у меня закружилась голова. Я объявила ему, что считаю его мудрым и хорошим человеком.

– Спасибо тебе, Дэниел, – сказала я. – Я прекрасно провела время.

– Я рад.

– Все было чудесно. И теперь мне многое стало ясно.

– Что, например?

– Ну, я поняла, почему я до сих пор нигде не чувствовала себя «на своем месте», а здесь мне было легко и приятно. Это потому, что в душе я русская.

– А может, потому, что ты напилась?

– Не говори глупостей. Я напивалась и раньше, но никогда мне не было так хорошо. Как ты думаешь, я смогу найти работу в России?

– Думаю, да, но я не хочу, чтобы ты уезжала.

– Ты будешь приезжать ко мне в гости. Тебе так и так придется осваивать новые пространства, когда ты переспишь со всеми британками.

– Умно. А мы пойдем на ту вечеринку, о которой говорила Карен?

– Да! Я совсем забыла!

Глава семнадцатая

– Ты оставил большие чаевые? – прошептала я Дэниелу, когда мы выходили из «Кремля».

– Да.

– Хорошо. Они были очень милы.

Я заливалась смехом, пока мы спускались по лестнице, и засмеялась еще сильнее, когда мы оказались на холодной темной улице.

– Как смешно! – говорила я, повисая на руке Дэниела.

– Очень смешно, – согласился он. – А теперь постарайся вести себя прилично, а то мы никогда не поймаем такси.

– Извини, Дэн, кажется, я немного пьяна. Но я так счастлива!

– Хорошо, но прошу тебя, заткнись на минуту.

Перед нами остановилось такси. За рулем сидел сердитый на вид мужчина.

– Улыбнитесь, вас снимают! – сострила я, но, к счастью, он меня не услышал.

Мы устроились на заднем сиденье.

– Куда? – спросил таксист.

– Куда вам будет угодно, – мечтательно протянула я.

– Что?

– Куда хотите, – сказала я. – Какая разница? Ведь через сто лет вас ни вас, ни меня здесь не будет, и уж точно ничего не останется от вашей машины!

– Хватит, Люси, – ткнул меня локтем в бок Дэниел, сдерживая смех. – Оставь человека в покое. В Уимблдон, пожалуйста.

– Наверное, по дороге нам нужно купить что-нибудь выпить для вечеринки, – сообразила я.

– Что возьмем?

– Водку. Теперь это мой любимый напиток.

– Значит, водку.

– Нет, я передумала.

– Почему?

– Потому что я и так достаточно выпила.

– Ну и что? Разве тебе не весело?

– Весело, но лучше остановиться.

– Не надо.

– Надо. Давай купим что-нибудь не такое крепкое.

– Светлого пива?

– Например.

– Или бутылку вина?

– На твой вкус.

– А может, «Гиннесс»?

– Как скажешь.

– Люси, ради бога! Прекрати вести себя как безропотная мышь! Скажи мне, чего ты хочешь. Почему ты всегда ведешь себя так скромно и…

– Я вовсе не безропотная и скромная, – снова рассмеялась я. – Просто мне и вправду все равно. Ты же знаешь, я не большой любитель алкоголя.

Таксист негодующе фыркнул. Похоже, он мне не поверил.

Как только мы свернули на нужную нам улицу, то сразу поняли, что прибыли на место: по громкой музыке, звучащей из одного из домов.

– Кажется, вечеринка неплохая, – предположил Дэниел.

– Угу, – согласилась я. – Интересно, приедет ли полиция? Тогда точно можно будет сказать, что вечеринка удалась!

– Слушай-ка, нам надо спешить! С такой музыкой соседи обязательно позвонят в местный участок, и квартиру накроют, а мы даже не успеем как следует повеселиться.

– Не волнуйся, – утешила его я. – В участки звонят часто, а вот вечеринки накрывают гораздо реже.

Дэниел засмеялся.

Я решила, что мы все-таки перебрали с водкой.

Потом мы немного поспорили о том, кто заплатит за такси.

– Я заплачу.

– Нет, я.

– Но ты платил за ужин.

– Но ты все равно не хотела идти.

– Все равно, справедливость есть справедливость…

– Почему ты не можешь расслабиться и позволить мне поухаживать за тобой? Ты такая…

– Эй! Вы уж разберитесь там поскорей! Я не собираюсь торчать здесь всю ночь. – Таксист прервал доморощенный психоанализ Дэниела прежде, чем наш спор успел перерасти в ссору.

– Заплати ему, – пробормотала я. – Быстрее, пока он не вытащил из-под сиденья молоток.

Дэниел дал деньги таксисту, и тот раздраженно принял несомненно щедрые чаевые.

– Ты позволяешь ей слишком много болтать, – заявил таксист на прощанье. – Ненавижу болтливых женщин. – И уехал.

Я дрожала от холода и злобно смотрела ему вслед.

– Да как он посмел! И вовсе я не болтливая.

– Люси, успокойся.

– Ладно.

– Хотя в чем-то он был прав. Порой ты действительно слишком много говоришь.

– Ой, прекрати.

Я попыталась рассердиться на Дэниела, но не смогла и засмеялась. Для меня это было крайне необычное поведение, но я себе объяснила это тем, что вечер в целом тоже был необычным.

Мы позвонили в дверь того дома, где проходила вечеринка, но никто нам не открыл.

– Может, они не слышат звонок. Наверное, музыка слишком громкая, – предположила я.

Влажный холодный воздух пробирал до костей. Мы сжимали в руках банки с «Гиннессом» и прислушивались к музыке и смеху, доносившимся через тяжелые деревянные двери.

– Позволь мне заплатить хотя бы половину, – сказала я, чтобы скоротать ожидание.

– О чем ты?

– О такси. Давай заплатим пополам.

– Люси! Иногда мне хочется тебя стукнуть! Ты выводишь меня…

Тут дверь открылась, и на нас уставился молодой человек в желтой рубашке.

– Чем могу помочь? – вежливо спросил он.

Именно в этот момент до меня дошло, что я понятия не имею, у кого проводится эта вечеринка.

– Гм, нас пригласил Джон, – промямлила я.

– А, понятно, – воскликнул человек в желтой рубашке, ухмыльнулся и внезапно стал очень дружелюбным. – Так вы, значит, друзья Джона. Сумасшедший тип, не правда ли?

– Э-э, да, – рискнула согласиться я. – Абсолютно сумасшедший!

Очевидно, ответ был правильным, потому что дверь широко распахнулась и мы были допущены в дом – принять участие в происходящих внутри увеселениях. С упавшим сердцем я увидела, что там находилось огромное количество девушек. Примерно тысяча на одного мужчину, что являлось нормой для всех лондонских мероприятий подобного толка. И все эти девушки с явным интересом уставились на Дэниела.

– Кто этот Джон? – шепотом спросил меня Дэниел, когда мы вошли в пропитанный эстрогеном холл.

– Разве ты не слышал? Он – сумасшедший тип.

– Это я слышал, но кто он такой?

– Откуда я знаю? – шепотом же ответила я, предварительно убедившись, что молодой человек в желтой рубашке нас не слышит. – Просто я подумала, что среди собравшихся наверняка найдется хоть один Джон. Теория вероятности и все такое.

– Ничего себе, да ты гений! – восхитился Дэниел.

– Не-а, – возразила я. – Просто ты привык общаться с тупыми женщинами.

– А знаешь, ты опять права, – задумчиво сказал он. – Почему мне всегда попадаются безмозглые курицы?

– Потому что только безмозглые курицы согласны встречаться с тобой, – любезно подсказала я.

Дэниел взглянул на меня с горьким упреком:

– Ты так плохо относишься ко мне.

– Совсем нет, – рассудительно произнесла я. – Я критикую тебя для твоего же блага. Мне еще больнее от этого, чем тебе.

– Правда?

– Нет.

– О.

– Вот только не надо дуться. Это портит твою мужественную внешность, и ты распугаешь даже безмозглых куриц.

Наша набирающая силу перепалку была прервана громким радостным воплем:

– Ура! Вы пришли!

Сквозь толпы людей, стоящих в холле с банками пива в руках, к нам пробиралась востроглазая Карен. Должно быть, она весь вечер караулила у входной двери, подумала я осуждающе, но тут же мне стало стыдно. В том, что ей нравился Дэниел, не было ничего плохого, это всего лишь свидетельствовало о досадном недостатке вкуса. Карен выглядела очаровательно – именно такие девушки нравились Дэниелу: очень блондинистая, живая и шикарная. Если она верно разыграет свои карты и сумеет скрыть излишний интеллект, то у нее есть все шансы добиться статуса очередной подружки Дэниела. Она очень оживленно поведала нам о том, как она счастлива нас видеть, и забросала нас вопросами со скоростью дождевых капель, падающих на землю в грозу. Как нам понравился ресторан? Вкусно ли там кормили? Были ли там какие-нибудь известные люди?

Некоторое время я, как дурочка, думала, что тоже участвую в разговоре. Пока не обратила внимание на то, что Карен воспринимает мои уморительные истории о Григории и Дмитрии с каменным лицом, но стоит Дэниелу раскрыть рот, как она тут же заходится от хохота. И когда бы я ни встретилась с ней взглядом, она энергично, многозначительно хмурилась – ее брови падали со лба на скулы и снова подлетали кверху. А потом я заметила, что она что-то пытается сказать мне одними губами. Я прищурилась, пытаясь понять ее пантомиму. Она повторила. Что? Что она хотела сказать? Первая буква? Три слога? Звучит как?..

– Отвали! – прошипела мне в ухо Карен, когда Дэниел отвлекся на минутку, чтобы снять пальто. – Ради всего святого, исчезни!

– О, э-э, ладно.

Семена моего красноречия, как оказалось, падали на бесплодную почву. Я была лишней. Наступило время сматывать удочки. Я догадывалась, что на следующее утро Карен устроит мне головомойку. («Ради всего святого, объясни, ну почему ты торчала возле нас как приклеенная? Честное слово! Не могу поверить, до чего ты тупая!»)

Вообще-то я умела определять, когда мое присутствие было нежеланным. Иногда я догадывалась об этом даже раньше, чем те люди, кому я мешала или надоедала. Но в этот вечер я была необыкновенно толстокожа.

От смущения я покраснела – как будто совершила что-то неприличное – и, пробормотав: «Я, э-э, буду вон там», тихонечко отошла от Карен и Дэниела к стене.

Ни тот ни другая не стали удерживать меня. Во мне зашевелилось было разочарование, что Дэниел не попытался остановить меня, не спросил, куда я пошла, но я понимала, что если бы мы с ним поменялись местами и представитель противоположного пола завлекал бы меня, то я предпочла бы, чтобы Дэниел исчез с горизонта.

Я стояла у стены и чувствовала себя ужасно: я была одна, не видела ни одного знакомого лица и по-прежнему не сняла пальто. Я была уверена в том, что все смотрели на меня и думали, что у меня нет друзей. Недавняя эйфория испарилась, а вместо нее вернулась моя обычная застенчивость. Внезапно я протрезвела.

Большую часть своей жизни я провела, чувствуя себя незваным гостем на празднике. И вот теперь я на самом деле очутилась на вечеринке, на которую меня не приглашали. Единственным утешением было следующее открытие: чувства, испытываемые мною на протяжении всей жизни, оказались именно такими, какие испытывает незваный гость, а именно: изолированность, неловкость, паранойя.

Как можно незаметнее я скинула пальто и постаралась изобразить на лице улыбку, надеясь таким образом дать понять окружающим меня шумным, довольным людям, что не только они отлично проводят время. Что я тоже довольна, что у меня куча друзей, что я стою у стены одна только потому, что мне самой так захотелось. Правда, все мои старания пропали втуне, поскольку никто не обращал на меня ни малейшего внимания. Я заключила это из того, что какая-то девушка, радостно пробегавшая мимо, наступила мне на ногу, и из того, что другая девушка облила меня вином, когда смотрела на свои наручные часы. Больше всего меня расстроило даже не мокрое платье, а то, как эта вторая девушка неодобрительно цыкнула на меня, как будто это я была во всем виновата. У меня стало складываться впечатление, что я действительно была сама во всем виновата и что мне вообще не следовало там стоять.

Мне казалось, что я провела целое тысячелетие, чувствуя себя то излишне бросающейся в глаза, то абсолютно невидимой.

Наконец в просвет между толпами людей я заметила Шарлотту, и сердце мое радостно забилось. Я широко улыбнулась ей и крикнула, что сейчас к ней подойду. Но она еле заметно, но тем не менее очень решительно качнула головой. Она как раз разговаривала с молодым человеком.

Мне оставалось только стоять и по-идиотски ухмыляться. К счастью, спустя вечность или две я придумала, чем можно было занять себя. Я ведь могла положить пиво в холодильник! Наличие цели и смысла в моей жизни привело меня в восторг. Я тоже могла приносить пользу, пусть небольшую.

Трепеща от чувства собственной полезности, я пробилась сквозь толпы народа в холле и сквозь еще более плотные толпы народа на кухне и поставила четыре банки пива в холодильник. С двумя оставшимися банками в руках я направилась в гостиную, где, судя по звукам, происходило что-то очень интересное. Но я даже не успела выйти из кухни.

Я встретила его.

Глава восемнадцатая

В последующие месяцы я проигрывала эту сцену так часто, что теперь могу вспомнить весь тот вечер в мельчайших подробностях.

Я выходила из кухни, когда услышала восхищенный мужской голос:

– Остановись, видение из золота! Богиня. Истинная богиня.

Естественно, я продолжала толкаться и пихаться, пробивая себе путь к выходу, так как кроме золотистого платья на мне был надет и мой хорошо пошитый комплекс неполноценности, и поэтому я ни на секунду не поверила, что это меня называют богиней.

– И не просто богиня, – говорил голос, – а моя любимая богиня – богиня «Гиннесса»!

Это замечание насчет «Гиннесса» пробило стену моей скромности, я обернулась и увидела, что возле холодильника стоит молодой человек. В этом, разумеется, не было ничего необычного, ведь это же вечеринка, и дом полон людей, и среди них вполне возможно встретить мужчину, стоящего возле холодильника.

Молодой человек выглядел красавцем: у него были довольно длинные темные волнистые волосы и яркие зеленые (слегка покрасневшие) глаза. Он улыбался мне, как будто мы были знакомы тысячу лет, что меня очень устраивало.

– Привет, – он кивнул мне дружески и одновременно вежливо.

Наши глаза встретились, и у меня возникло престранное ощущение, как будто я тоже знала его уже тысячу лет. Я смотрела на него не отрываясь, хотя знала, что веду себя грубо. Горячая волна смущения окатила меня, и в то же время я была заинтригована: я отлично понимала, что никогда раньше не встречала его, однако мне казалось, что мы знакомы. Что-то в его облике было очень знакомо мне, но что именно, тогда я не могла сообразить.

– Что тебя так задержало? – спросил он жизнерадостно. – Я ждал тебя.

– Меня? – нервно сглотнула я. В голове моей возникла сумятица. «Что происходит? – недоумевала я. – Кто он такой? Что за странное чувство близости, вспыхнувшее между нами?»

– О да, – ответил он. – Я возжелал прекрасную девушку с банкой «Гиннесса» в руках, и вот ты явилась.

– А.

Последовала пауза, на протяжении которой он все так же стоял, прислонившись к стенке холодильника, и, похоже, не находил ничего странного в нашем разговоре.

– И давно ты ждал? – спросила я. Такой же вопрос я задала бы, если бы мне пришлось разговаривать с незнакомцем на автобусной остановке.

– Большую часть последних девятисот лет, – вздохнул он.

– Девятисот лет? – переспросила я, подняв брови. – Но девятьсот лет назад еще не изобрели банки пива «Гиннесс».

– Вот именно! – воскликнул он. – Вот именно! Бог свидетель, как грустно мне было. Мне пришлось дожидаться, пока их изобретут, и это было так скучно! Вот если бы я мечтал о горшочке меда и кувшине эля, нам с тобой не пришлось бы так мучиться.

– И все это время ты провел здесь? – спросила я.

– Почти, – ответил он. – Иногда я стоял вон там, – указал он на пол примерно в футе от себя. – Но по большей части я стоял здесь.

Я улыбнулась – меня совершенно очаровал он сам и его сказки. Он был именно таким юношей, какие мне нравились: не скучный зануда, а изобретательный, забавный и такой милый!

– Я ждал тебя так долго, что теперь не могу поверить, что ты наконец пришла. Ты настоящая? – спросил он. – Или это разыгралось мое воображение, изголодавшееся по «Гиннессу»?

– О, я абсолютно настоящая, – заверила я его. Хотя сама не была в этом так уж уверена. И так же не была уверена в том, что он был настоящим.

– Я хочу, чтобы ты была настоящей, и ты говоришь мне, что ты настоящая, но мне это может только казаться. Все это так сложно – ты понимаешь меня?

– Понимаю, – серьезно подтвердила я. Он меня околдовал.

– Можно мне получить банку «Гиннесса»? – спросил он.

– Ой, не знаю, – испуганно пискнула я, забыв на минуту, что околдована.

– Девятьсот лет, – напомнил он мне мягко.

– Да, я знаю, – кивнула я, – но это пиво Дэниела. Он заплатил за него и хотел угостить меня… Ну ладно. На, держи.

– Может, заплатил за него Доналд, но предназначалось оно мне, – сообщил он мне конфиденциально, и я почему-то поверила ему. – Доналд и сам бы захотел мне его отдать, – продолжал незнакомец, принимая из моих рук банку пива.

– Дэниел, – рассеянно поправила я его и посмотрела в сторону холла. Там я разглядела головы Карен и Дэниела, склоненные друг к другу. Непохоже было, чтобы в данный момент пиво очень волновало Дэниела.

– Может, ты и прав, – согласилась я.

– Есть только одна проблема, – сказал юноша.

– Какая?

– Видишь ли, если ты – лишь мое воображение, тогда, по определению, твое пиво тоже будет воображаемым. А воображаемый «Гиннесс» и вполовину не так хорош, как настоящий.

Он говорил с еле заметным, очень лиричным и приятным акцентом. Мне этот акцент показался очень знакомым, но я никак не могла вспомнить, где я раньше могла его слышать.

Молодой человек открыл банку и вылил ее содержимое себе в горло. Он выпил все единым залпом. Должна признаться, что на меня это произвело впечатление! Немногие люди смогли бы повторить такой трюк. Лично я видела еще только одного человека, способного на это: моего отца.

Я была в восхищении от этого мужчины-ребенка, кем бы он ни был.

– М-м-м, – задумчиво произнес он, глядя на пустую банку. – Трудно сказать. Это пиво похоже на настоящее, но, с другой стороны, я мог и вообразить его себе.

– Вот, – сказала я, протягивая ему вторую банку. – Это настоящее, обещаю.

– Почему-то я доверяю тебе. – И он взял вторую банку и повторил представление.

– Знаешь, – медленно проговорил он, вытирая рот ладонью, – пожалуй, ты была права. А если «Гиннесс» настоящий, то и ты тоже настоящая.

– Мне тоже так кажется, – произнесла я печально. – Хотя зачастую я в этом не очень уверена.

– То есть иногда ты чувствуешь себя невидимой? – спросил он.

Моя душа взлетела куда-то ввысь. Никто, никто никогда не спрашивал меня об этом, а ведь именно так я чувствовала себя большую часть времени. Я стояла как зачарованная. Удивительно: меня кто-то понимал. Совершенно чужой мне человек заглянул в мою душу и разобрался в моей сущности. От восторга, радости и надежды я чуть не теряла сознание.

– Да, – слабо сказала я. – Иногда я чувствую себя невидимой.

– Я тоже, – кивнул он.

– О.

Мы опять замолчали и некоторое время просто смотрели друг на друга, улыбаясь.

– Как тебя зовут? – неожиданно спросил он. – Или можно называть тебя богиней «Гиннесса»? Или сокращенно БоГи. Правда, в последнем случае я смогу по ошибке принять тебя за беговую лошадь и поставить на тебя на ближайших скачках. А ты, скажем прямо, не очень-то похожа на лошадь, хотя ноги у тебя очень красивые… – Здесь он опустился на пол и внимательно рассмотрел мои колени. – Да, очень красивые, – продолжил он, поднимаясь. – И все равно я не думаю, что ты сможешь выиграть скачки «Гранд нэшнл». Хотя вполне возможно, что ты придешь в первой тройке. Полагаю, все равно можно будет поставить на тебя. Посмотрим, посмотрим. Так как тебя зовут?

– Люси.

– Значит, Люси? – задумался он, глядя на меня зелеными-зелеными и слегка красными глазами. – Хорошее имя для хорошей женщины.

Я наконец сообразила, что у него за акцент. Чтобы удостовериться в верности своей догадки, я спросила:

– А ты случайно не… ирландец?

– Конечно, я ирландец, – сказал он с утрированным ирландским акцентом и исполнил небольшой национальный танец.

– Я тоже ирландка, – радостно сообщила я.

– Что-то не похоже, – засомневался он.

– Ирландка, – настаивала я. – По крайней мере оба моих родителя – ирландцы. Наша фамилия – Салливан.

– A-а, точно, это настоящая ирландская фамилия, – признал он. – А меня зовут Гас. Друзья же сокращенно называют меня Огастас.

Очаровательно. И с каждой минутой все очаровательнее и очаровательнее.

– Очень приятно познакомиться, Люси Салливан, – сказал он и пожал мне руку.