Текст книги "Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна"

Автор книги: Марат Нигматулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

– Какой твой любимый фрукт?

– Мандирин!

– А почему именно мандарин?

– А потому, что манда!

И вот почти все анекдоты, которые там размещались, – были именно что такого уровня. Словом, вы меня поняли.

Сам Артамонов так всем и говорил: «Наш журнал – это порнография, конспирология и ультраправая политика!».

И он отнюдь не кривил душой.

Должен отметить, что описанная выше структура весьма примерна. Многие номера журнала под неё никаким боком не попадали. Бывали там и совершенно выбивающиеся из приведённой выше схемы материалы. Довольно часто, впрочем, описанная структура в общих чертах соблюдалась. Но именно что в общих чертах.

Так, с этим покончили.

Переходим теперь к следующей главе. Глава третья. Искушение политикой.

Так, про рабство я вам более-менее основные вещи передал. Теперь можно и о политоте поговорить. Тем более, что уж чего-чего, а политоте в нашей школе было хоть отбавляй!.. Впрочем, нет. Отбавлять здесь не надо. Всё и так неплохо. Да, это уж точно. Неплохо.

Впрочем, эта глава будет не только о политоте, хотя и о ней в первую очередь. Она скорее посвящена царившему в нашей школу Zeitgeist'у. А он у нас был очень специфический. Да, это был настоящий реакционный дух! Мракобесный и обскурантский. Словом, именно такой, как у нас любят.

Да, это глава о нашей школьной культуре, de consuetudinis et moribus nostris, так сказать.

Итак, приступим.

Как вы уже, наверное, поняли, нравы у нас были не вот тебе какие обыкновенные. Да, были они совсем не обыкновенные, а прямо скажем – наоборот. Ну, для российского общества уж во всяком случае точно.

И вот именно поэтому, наверное, я и не знаю толком, – с чего лучше начать. Поэтому начну с анекдота.

Да, это анекдот. Но это правдивый анекдот. Я сам стал свидетелем описанной ниже сцены.

Перемена. Разговаривают в коридоре, прислонившись к стенке, двое друзей. Обсуждают себе какого-то шкета.

– Да я тебе говорю: он настоящий выродок! – восклицает один.

– Неправда, я тебе говорю, – блядь он, понял?! Блядина! – перечит ему другой.

Так он спорили себе, спорили, как вдруг к ним подошёл тот самый человек, которого они так бурно обсуждали перед тем. И вот один из этих шкетов, – тот самый, что доказывал лупанарический характер этого их общего знакомого, – вдруг поворачивается к нему и прямо в лоб его спрашивает: «Вот скажи: ты блядь или выродок?!».

И будь это какая-нибудь простая, совершенно обыкновенная школа, – сейчас начался бы мордобой. Но это же был великий «Протон»!

Поэтому тот самый общий знакомый этих двух шкетов почесал затылок, а потом и говорит: «Да что вы, братцы! Какая я блядь?! Выродок чистой воды!».

Понять это без знания специальных терминов невозможно. Дело в том, что у нас в школе выродками называли тех, кто родился не на Филях, а где-нибудь в другом месте. Блядями же называли тех, кто как раз родился на Филях. При этом, разумеется, считалось, что родившиеся на Филях определённо лучше тех, кто родился где-нибудь в Калуге.

И да, помимо этого у нас блядяминазывали девушек. Но не в всех, а только добрых и хороших. Собственно, у нас это был комплимент. Если девке говорили, что она блядь, – то это значило, что она интересная и крутая.

Помню, ещё когда я учился в шестом классе, – мне довелось стать свидетелем одной очень интересной сцены.

Перемена. Идёт по коридору старшеклассница. Навстречу ей ещё две. Она так поднимает ручку, машет им и кричит на весь коридор: «Здорово, манды!». А те ей в свою очередь отвечают почти синхронно: «Привет, блядь!».

Вот так у нас в школе и жили.

Впрочем, помимо специфического жаргона были у нас и другие хорошие традиции, о которых самое место рассказать здесь.

Да, если вы сейчас подумали о том, о чем я хочу вам рассказать, – тогда вы на правильном пути.

Итак, у нас было очень тесное и очень сплоченное внутришкольноесообщество.

Так, у нас было принято ходить в гости.

Хотя нет. Просто ходить в гости и пить чаек где-нибудь на кухне – это не про нас. В нашей школе каждый носил с собой не только ключи от своей собственной квартиры, но также и ключи от квартир своих друзей. Да, именно так. Считалось, что ежели вы с кем-то друзья, то должны иметь ключи от квартир друг друга. И никого это, надо сказать, нисколечко не смущало. Таков был заведённый порядок вещей. У нас многие полагали, что иначе и быть не может.

Вот, помню, Миша Стефанко мне рассказывал, что часто бывало у него в жизни так. Приходит он, значит, к себе домой, а там уже сидит на кухне возле открытого холодильника Денис Кутузов. Сидит себе – и пирует за счёт друга. И ничего такого уж особенного Стефик в этом не видел. Ну, жрёт и жрёт. Пусть себе жрёт, сволочь, сколько влезет. Он ведь друг всё-таки...

И это было абсолютно здравое рассуждение. Миша ведь сам частенько припирался к Денису по тому же поводу. Пожрать задарма каждому охота. В нашей школе уж точно.

Аналогичные истории мне рассказывали и другие представители нашей маленькой школьной республики. Взять хотя бы тех же Ярика с Рустиком.

Впрочем, да, про Рустика-то я вам ещё и не рассказал толком. Сейчас я это дело исправлю.

Ох, замечательный человек был этот Рустик. Впрочем, он и сейчас есть. Не умер пока что. И хорошо. Жалко будет, если такое чудо природы сдохнет.

Познакомился я с ним практически сразу, как пришёл в 737-ю.

Знакомство наше было очень милым. Подробно я о нем расскажу как-нибудь в другой раз. Сейчас, как мне кажется, не время.

Тут, знаете ли, я хочу с вами поделиться одной мыслью. Я пока в психушке сидел, всё думал о том, насколько удачной выходит у меня эта книга. И знаете? Я решил, что книга хоть и получается вроде бы как даже и неплохо, но всё равно это не то, что нужно.

Понимаете, я хотел написать историю своей жизни, а вместо этого у меня выходит история 737-й школы и тех замечательных людей, с которыми мне пришлось в этом адском котле вариться. Понимаете, у нас в школе очень много всего происходило. Сначала я думал рассказать обо всем. Потом понял, что сделать это едва ли представляется возможным. А потому я решил, что расскажу лишь о самом важном. Книгу я думал построить так: сначала рассказ о том, какие у нас в школе были порядки, какие нравы и прочее; потом уже рассказывать о своих приключениях.

Эта схема, как вы понимаете, теперь почти полностью провалилась. Материала слишком много. В одну книгу это всё не впихнуть. Отбросим даже все те незначительные истории, как кто-то из моих знакомых напился и натворил делов, или как я кого-то троллил, и как эти люди испытали нехилый бугурт. Оставим все эти смешные и не очень анекдоты. Ограничимся самыми важными событиями, которые со мной тогда только происходили. Хорошо. Этих самых важных событий всё равно будет слишком много для одной книги.

Времени у меня остаётся не так много, а потому я думаю, что стоит в этой книге рассказать о наших школьных нравах. А уж о своих приключениях (в 737-й и не только) я вам поведаю как-нибудь потом.

Да, я так думаю, что мне придётся потом написать ещё одну книгу (возможно, что и не одну) о своих школьных годах. Всё-таки очень интересные были годы, насыщенные событиями и богатые на всякую жуть.

Но это всё будет потом. А сейчас я расскажу про Рустама. Или, как его у нас все называли, Рустика.

Это был до невозможности красивый и очень стройный мальчик с идеальной спортивной фигурой. Лицо его было до такой степени милым, что стоило мне на него посмотреть, так сразу же расцеловать хотелось. Пусть даже и прямо на людях.

У него были милые пухлые щёчки откормленного домашнего ребёнка, аккуратный носик (именно носик; носом его назвать язык не поворачивается) и огромные миндалевидные карие глаза, столь большие, что, казалось, в них можно утонуть. Это были глаза вечно удивленного щенка. Волосы у него были тёмно-русыми. Причёски он носил разные. Общее у них было, пожалуй, лишь то, что все они соответствовали тогдашней сезонной моде. То у него были ниспадающие до плеч волосы, то небольшой и ещё не нуждающийся в резинке хвост, то уложенная набок челка.

Хотя щёчкам Рустама могли позавидовать многие наши девушки (как у нас часто говорили, «пухлые щёчки – для девушки честь; скулы и у парня есть»), – фигура у этого шкета была совершенно атлетической. Ну, на момент нашего знакомства во всяком случае.

Да, я отлично помню, как он тогда выглядел: идеальный пресс кубиками, стальные бицепсы, сильные ноги. Пятая точка у него была что тот топчан, на котором я некогда делал упражнения. Твёрдая была аки камень.

Он был абсолютно сух. Ни грамма лишнего жирка на теле. Ну, если не считать щёк, разумеется. Кожа у него была невероятно тонкая. Сквозь неё легко можно было прощупать волокна мышечной ткани.

Именно из-за этой самой сухости мускулатура у него была ну просто очень рельефной. Если у некоторых других наших спортсменов мышцы были скрыты под более или менее толстой прослойкой жира, – то у Рустика всё хозяйство было на виду.

Фигура у него была точеная. Он был похож на мраморную статую, изображающую какого-нибудь древнегреческого атлета. Когда он в раздевалке снимал с себя всё (кроме трусов, разумеется), – у него, помню, каждую мышцу рассмотреть можно было. Ей-богу, по его фигуре можно было анатомию изучать!

Одевался этот товарищ тоже весьма интересно. То он строил из себя английского аристократа и щеголял в невероятно дорогих шелковых белых рубашках с серебряными пуговицами и золотыми запонками, сверкающих лаковым блеском узких кожаных туфлях и сшитых на заказ чёрных брюках, – то разодевался в обвисшие штаны и огромные кроссовки с вечно развязанными шнурками, напяливал толстовку и укрывал голову кепкой с плоским козырьком, разыгрывая из себя продвинутого жителя американского гетто, настоящего негра и гангста-рэпера.

Мизокосмией Рустам не страдал. Скорее уж наоборот. Он был фанатичным щёголем (чтобы не сказать метросексуалом). За собой этот тип следил очень внимательно. Любой девчонке дал бы фору.

Он регулярно посещал солярий, подвергал своё тело депиляции, подкрашивал волосы на голове и покрывал лаком ногти. И говорил он на то-о-ом са-а-амо-о-ом гла-а-аму-у-урном языке-е-е, на котором говорил некогда Крис и Энджи.

Помимо этого Рустам ходил к Нине Ивановне учиться немецкому языку. Учился, надо сказать, весьма старательно. Немецкий в итоге неплохо выучил. Учил он этот язык для того, чтобы потом перебраться в Германию насовсем. Это была его хрустальная мечта. Ради её исполнения Рустам был готов пойти на всё. Он даже думал, как бы ему попасть под каток наших российских репрессий, чтобы только потом получить в своём любимом Ватерланде политическое убежище. Помимо этого Рустам был бисексуалом. Как, собственно, и многие другие товарищи в нашей школе.

И да, ещё: по нации Рустик был чеченцем.

Впрочем, при общении с ним это вообще не ощущалось. Понять что перед тобой чеченец было решительно невозможно. Выглядел этот парень как обычный европейский подросток. Так выглядят обычно мальчики его возраста где-нибудь во Франции или в Италии. Белокожий, ухоженный, модно одетый. Словом, на вид настоящий европеец. Сын какого-нибудь адвоката из Флоренции.

Да, Рустам был таким. Во всяком случае на момент моего с ним знакомства. Он был на год младше меня. Учился в одном классе с Юхановым. Ну, и с Юхановым он, понятное дело, не только учился...

Да, гомосексуальные связи у них были обширные и разнообразные. Притом подпитывались эти связи во многом именно физической близостью.

Дело тут было в том, что Ярик с Рустиком были соседями. Они жили на одной улице, в одном доме (это дом 4/1 на Багратионовском; стоит он, как я уже говорил, прямо возле метро), в одном подъезде, на одном этаже. Их квартиры делила между собой одна-единственная стенка. Поэтому эти двое вечно ходили друг к другу в гости.

Происходило сие так.

Приходит себе Юханов со школы. Поднимается, значит, к себе на этаж. Открывает ключом дверь собственной квартиры. Заходит внутрь. И тут ему из глубины помещения кричат: «О, Ярик! Заходи скорей! Я тут тебя уже бог знает с какого часа дожидаюсь!».

Ярик идёт на этот приятный зов. Идёт, разумеется, на кухню. Заходит он туда и видит: сидит за кухонным столом Рустик в одних труселях и чаи гоняет. Ну, и не только чаи, надо сказать. Он ведь и ром частенько приносил, и другие всякие напитки алкогольные. А даже если сегодня Рустик и чаем ограничится, – так и тот чай с ромом или коньяком будет.

Это, впрочем, не так уж и важно. Гораздо важнее то, что пьёшь ты хоть чай, хоть ром, хоть ещё какой напиток, – тебе обязательно закусывать надо. Вот и Рустам на кухне у Юханова не только пил, но и закусывал.

Закусывал он по-разному. Иногда с собой полкило халвы приносил, колбасы копчёной или ещё чего в этом роде. Но гораздо чаще Рустам жмотничать и предпочитал обжирать хозяина.

И притом обжирал-то он него основательно. Ярик, помню, вспоминал, что он как-то вернулся из школы, а там у него как обычно Рустик сидит. А в Мойке две сковороды немытые стоят. Этот товарищ, оказывается, с самого утра пошёл не в школу, а к Юхановудомой. Так он и просидел там весь день, друга дожидаясь. За это время две яичницы себе подарить успел и съесть.

Впрочем, не надо думать, что это только Рустик один такое делал. Юханов тоже частенько припирался к своему дружбану и проделывал в его доме всё то же самое, что проделывал этот чеченец в его собственном жилище.

И всё это было возможно лишь потому, что у обоих были ключи от квартир друг друга. Так что уж что-что, а это была очень хорошая бытовая практика. Правда, случались у неё и определённые издержки. Но о них я расскажу несколько позже.

И да: скажу ещё кое-что про Рустика, чтоб на потом не оставлять.

Как я уже говорил, когда я с Рустикомтолько познакомился, – он находился просто в идеальной физической форме.

Так вот, эту самую форму он очень скоро потерял.

Да, когда я с Рустиком только познакомился, – он тренировкам уделял большое внимание. Как-нибудь потом я об этом расскажу поподробнее. Сейчас не хочу отвлекаться на это.

Потом, однако, он со временем тренировки забросил. Произошло это, конечно, не сразу. Просто он постепенно уделял этому виду своей деятельности внимания всё меньше и меньше, а потом и вовсе забросил физкультуру.

Я бы мог, конечно, описать это дело во всех подробностях, но сейчас я этого делать не буду. Оставим эти сведения для будущих сочинений.

Сейчас же ограничимся констатацией факта. Со временем Рустик спортивную форму потерял. Постепенно его идеальный некогда пресс зарос нежным жирком. На месте кубиков образовался очень милый животик. Бицепсы его сделались дряблыми. Ляхи стали как у большинства наших девушек. Пятая точка разрослась (не до денисовских, конечно, размеров, но всё же) и сделалась мягкой, как хорошая подушка.

Разумеется, к такому состоянию означенный товарищ пришёл далеко не сразу. В пятом классе он таким не был. Конечно, пропускать тренировки по этому своему кикбоксингу (он занимался именно этим видом спорта) Рустик начал уже тогда. Однако как следует зарастать жирком он начал только тогда, когда пошёл в шестой класс. Когда же он этот свой шестой класс заканчивал (это была весна 2015-го; я тогда седьмой класс заканчивал), – он уже был именно таким, как я только что описал.

Да, вот такие метаморфозы с Рустиком произошли.

И знаете? Всем от этого стало только лучше!

Сам Рустик по этому поводу не переживал вообще. И правильно делал, я вам скажу!

Юханов по этому поводу тоже ничуть не чесался.

Ну, а уж обо мне тут и говорить нечего. Мне все эти рустиковскиеметаморфозы очень и очень пришлись по душе. И не только мне, надо сказать. Многие наши девушки такую динамику очень оценили.

Да, девчонки на Рустика так и лезли. Они, конечно, делали это и до того, как он растолстел. Но после того, как у него появился животик, – многие из них и вовсе начали сходить по этому парнишке.

И я очень их понимаю...

Рустам, надо сказать, был гиперсексуален. Он любил именовать себя по-английски anal sex guru. Запомните это выражение. В этой книге оно вам ещё встретится по меньшей мере один раз. Ну, я во всяком случае на это надеюсь.

И да, его гиперсексуальность пафосными похвальбами самому себе не ограничивалась. В его жизни было много секса. Я бы даже сказал очень много. И бухла тоже. И наркотиков. И обжорства.

Оно и понятно: он ведь был завсегдатаем тех жутких вечеринок на квартире у Юханова. Да и не только у Юханова. В нашей школе, пожалуй, ни одна вечеринка без Рустика не обходилась.

Впрочем, одним только беспорядочным развратом со всеми подряд на каких-то там мутных тусахдело не ограничивалось. Рустам имел при себе и целый ряд постоянных партнёров. Ну, а самым постоянным из них был, безусловно, Ярик Юханов.

Да, Ярик с Рустиком были друзья не разлей вода. В школе они вечно ходили вместе, притом обязательно взявшись за руки. Они настолько тесно были связаны друг с другом, что даже Тоня никогда не звала из по отдельности. Если ей кто-то из этих двоих был нужен, она просто орала на всю школу (если дело, конечно, происходило в школе): «Я-я-ярик! Ру-у-устик! Идите сюда, блядь, пидорасы ёбаные!».

Вот настолько эти двое были тесно повязаны!

Они, впрочем, и сейчас такие. Их гомоэротическим связям не помешала даже намечающаяся теперь женитьба Юханова. Тут ведь, если вдуматься, – ничего такого. Просто Ярику квартира нужна в центре.

Как яуже говорилось, в те времена, когда я учился в 737-й (словом, и во времена последующие тоже), – эти двое постоянно ходили друг к другу в гости. Делали они это, разумеется, не только для того, чтобы тупо пожрать за чужой счёт. Да, у них там между собой (именно между собой, наедине или же в очень тесном кругу, а не на шумной и многолюдной вечеринке) процветало интереснейшее для всякого сексопатолога общение.

О том, какие сексуальные игры устраивали между собой эти двое, – мне стало известно благодаря тому, что одно время я и сам в этих играх принимал участие. Я, как вы понимаете, сам был к Рустику весьма неравнодушен. Рустик ко мне тоже. Ну, а учитывая уровень сексуальной свободы (или распущенности?) в нашей школе... Короче, иногда Ярик с Рустиком звали кого-нибудь со стороны поглядеть на их испанские безумства. И этим кем-нибудь очень часто оказывался я.

Впрочем, описывать сейчас во всех подробностях то, что мы втроём вытворяли дома у Ярика (ну, или у Рустика; впрочем, у последнего мы собирались гораздо реже по описанным ниже причинам) я не буду. Оставим это для будущей книги.

Пока же отвлечемся от секса и скажем ещё одну важную вещь про этих двоих. Оба они были в рабстве у Тони. И оба они занимались тем, что выпускали уже упомянутый ранее «Журнал патриотического школьника». Как я уже говорил, в выпуске журнала принимало деятельное участие довольно большое количество людей. Среди этих людей были и Ярик с Рустиком.

И знаете? Не могу, конечно, утверждать этого наверняка, но мне кажется, что без этих двоих журнал бы зачах. Они были самыми его преданными репортерами. Никто лучше Ярика не умел делать запоминающиеся фотографии для журнала. Для этих целей он, кстати, вечно носил с собой цифровую камеру. Никто лучше Рустика не мог писать обзорные материалы на пятьдесят страниц. Притом писать так, чтоб это всё хотелось читать и перечитывать.

Собственно, если Тоня зачем-то звала этих двоих в то время, когда они были в школе, – то делала она это лишь затем, чтобы сообщить им, о чём ещё надо подготовить материал для журнала.

Эх, классные всё-таки были ребята!..

Впрочем, они и сейчас такие. И «Журнал патриотического школьника» по-прежнему выходит. И он по-прежнему тот же самый. Не скатился.

Кстати, Рустик после девятого класс ушёл в колледж. На таможенника теперь учится. Клялся мне, помню, что как должность получит, – будет брать взятки. В этом не сомневаюсь.

Ладно, довольно пространных отвлечений. Вернемся теперь к делу.

Помимо того, что у нас принято было носить с собой не только ключи от своей квартиры, но и ключи от квартир всех своих друзей, – была в нас ещё одна интересная практика.

В нашей стране многие не понимают, как американские школьники могут приходить к своим друзьям с ночёвкой. На целую ночь!

У нас в «Протоне» не могли понять другого. Как, всего на одну ночь?!

У нас многие селились у своих друзей на многие месяцы. Да взять хотя бы того же Рустика. Он ведь за весь год у себя дома жил от силы месяца два-три, а всё остальное время проводил у различных своих друзей. Пару раз, помню, он заселялся к разным своим знакомцам на целое лето. Собственно, больше трёх месяцев подряд он ни у кого обычно не жил, но меньше, чем на три недели тоже ни к кому не заселялся.

Собственно, из-за того, что Рустик большую часть года дома не жил, – чаще всего получалось так, что встречались они с Юхановым именно на квартире у последнего. Дело в том, что Рустам здесь рассуждал в том ключе, что нехорошо, дескать, жить у каких-то знакомых, а к себе домой приходить только для того, чтоб сексом заняться. Странно это как-то... Впрочем, и таким странностям в его жизни подчас находилось место.

Бывало, конечно, ещё и такое, что они вытворяли свои игры дома у того человека, у которого на тот момент проживал Рустик. Но это вообще отдельный разговор...

За описанную выше поразительную любовь к перемене местожительства Рустика у нас прозвали Номадом. Ну, или Пришельцем. Это последнее словечко ему, надо сказать, нравилось значительно больше. Собственно, он даже во «ВКонтакте» зарегистрирован как Рустам Пришелец. Впрочем, он и Номадомсебя называть любил.

Однако не только Рустик любил месяцами жить у знакомых.

Денис Кутузов, помню, почти всю осень тринадцатого прожил в Стефика. Ему там было ой как комфортно. Оно и понятно: кормили у Миши дома дай бог всякому. Яичница с беконом на завтрак, пельмени на обед, оливье на ужин. А в перерывах между едой шоколадками перекусывать можно. Да, мишина мама умела готовить и никогда не ограничивала ни своего сына, ни его друзей во вкусной еде. Пусть даже и не самой здоровой.

Поэтому, собственно, к Стефикумногие хотели заехать в гости месяца эдак на два-три. Здоровьице поправить. И каждого Мишка старался принять со всеми положенными почестями.

Поэтому у Миши дома постоянно жил кто-то не из его фамилии. Только один квартирант съедет, – как тут же другой заселяется.

И знаете, никто не жаловался на такой порядок вещей. Напротив, всем у нас это нравилось. Даже самому Мише.

Накладно, конечно, без перерыва принимать у себя гостей. Зато с ними не заскучаешь. Всегда есть чем заняться. Поэтому в тесную машину квартирку скука, я вам скажу, не проникала никогда. Скорее наоборот. Стефик со своими квартирантами вечно стоял себе на голове к вящему удовольствию своей сердобольной матушки.

Эх, помню, был ещё такой случай (не в нашем классе, правда, а в том, где учились Артамонов с Грачом), когда к одному человеку заселилось шестеро друзей одновременно. Они прожили у него где-то около полугода. И ничего. Никто не жаловался.

Дом этого товарища, надо сказать, за полгода превратился ни то в казарму, ни то в сквот. Во всяком случае разбросанные по всему дому грязные носки (ещё и непонятно, чьи именно) имелись в количестве весьма изрядном.

Так, ладно. Это проехали.

То, что у нас принято было приходить в гости без спроса, открывая дверь своим ключом, а потом ещё и задерживаться там на пару месяцев, – это ещё мелочи по сравнению с тем, о чём вам предстоит прочитать дальше.

Расскажу-как я теперь про то, как у нас проверяющих в школе встречали.

Человеку, который подобного мероприятия никогда не видывал, представить такое, честно говоря, довольно трудно.

Знаете, есть в Интернете одно видео. Чаще всего она распространяется под наименованием «Владыка приехал. Мрак. Россия 21 век...».

Посмотрите его.

После этого вам будет намного легче представить себе, как проходили у нас встречи проверяющих и какие при этом толкались речи.

Да, лизоблюдство было страшное.

К встрече проверяющих начинали готовиться за неделю, если не за месяц до их приезда.

Со всех нас в обязательном порядке собирали деньги. Как правило даже не один раз.

Параллельно с этим ещё просили купить каких-нибудь подарков проверяющим и принести из дома еды на общий стол.

Подарки, кстати, требовали покупать хорошие. Дорогие то есть. Дарить точилки и карандаши считалось плохим тоном. Правильным считалось вручать проверяющим ярко раскрашенные коробки со всякой там бытовой техники. Техника притом обязательно должна была быть настолько современной, до такой степени навороченной и вообще крутой, насколько это вообще было возможно. Помимо этого дарили ящики с кубинскими сигарами, наручные часы, деловые костюмы, золотые запонки и тому подобную мишуру. Что касается дорогого алкоголя и не менее дорогих шоколадных конфет, – то это всё почитали нужным ставить на праздничный стол, а не отдавать прямо в руки.

Помню те дни, когда к нам приезжали проверяющие. Нас перед тем всех просили одеться особенно нарядно. Тех, кто приходил в повседневном, – нещадно запирали в подвале. Чтоб проверяющий не дай бог не увидел.

Что же до тех, кто оделся как на парад, – то этих всех снимали с уроков и выстраивали особой торжественной линейкой.

Построение начинали репетировать нередко за несколько недель до приезда комиссии, а потому к моменту этого самого посещения выправке наших шкетов могли позавидовать бойцы лучших эсэсовских частей.

Обычно наряженных школьников выставляли в холле на первом этаже. Сначала строились две шеренги. Одна длинная, – такая, она растягивалась едва ли не на всю длину первого этажа. Вторая покороче. Она стояла напротив дверей. Возле самих дверей выстраивался коридор из наиболее вышколенных учеников. Это был своеобразный почетный караул. Такой де коридор выстраивался и снаружи. Он обычно тянулся до самых школьных ворот. Внутри коридора, прямо между двумя шеренгами школьников раскладывалась дорожка на манер ковровой.

Школьные ворота, разумеется, были широко распахнуты. Равно как и двери самой школы.

Дети-часовые стояли также и на лестницах. Не на всех, разумеется, а только на тех, по которым должна была пройти комиссия.

Вот, помню, стояли мы как на параде и чувствовали себя стражниками Букингемского дворца. Ни чихнуть нельзя, ни пошевелитьс, ей-богу! Знай себе стой как истукан да ничего не делай!

Так нам часами стоять иногда приходилось. Проверяющие вечно опаздывали. С лёгкостью могли припоздниться часа эдак на четыре.

Если такое случалось, – то всё построение превращалось в ад. Попробуй постой в одной позе без движения четыре часа подряд! Если ревизоры опаздывали всего на полтора часа, – это было уже большое счастье.

Один раз, помню, проверяющие опадали всего на сорок пять минут. Вот это был для нас праздник!

Такое, правда, случалось лишь однажды на моей памяти.

Проверяющие никогда не ходили не по одному. Всегда комиссией. Обычно их было человек восемь или десять. Иногда меньше. А вот чтоб из было больше, чем десять, – я не видел ни разу.

Происходило это всё как-то так.

Целый кортеж дорогих автомобилей въезжал на Новозаводскую улицу. Автомобили там были разные, но все дорогие до жути. Модели я называть не буду. Времени у меня и так мало. Одних марок вам, думаю, будет достаточно.

Да, проверяющие приезжали к нам на автомобилях «Mercedes», «Porsche», «Audi», «Lexus», «Jaguar», иногда даже «Bentley» или «Maybach».

Все машины были неизменно вымыты до зеркального блеска.

Кортеж останавливался возле ворот нашей школы. Там уже стояли едва ли не все учителя нашей школы. Все они были разодеты как на парад. Лица их источали блаженство. В руках у каждого было как минимум по одному подарку.

Проверяющие... Чаще всего это были толстые лысые мужики лет сорока на вид и ростом около двух метров, наряженные в плохо сидящие на них строгие костюмы и до невозможности напоминавшие нам всем бандитов из девяностых. Каждый из них был вылитый Стас Барецкий. Ну, или безвкусно одетые, явно злоупотреблявшие духами и косметикой, похожие на старых проституток тётки лет пятидесяти.

Так вот, проверяющие выходили из своих автомобилей. Директор и учителя приветствовали их. Затем проверяющих проводили через коридор почетного караула в здание. И вот только они зайдут к нам в холл, как мы тут же что есть мочи начинаем орать: «Здра-а-ави-и-ия-я-яже-е-ела-а-аем то-о-ова-а-ари-и-ищ такой-то! Ура-а-а! Ура-а-а! Ура-а-а!».

И как только мы прокричим троекратно ура, – тут же на всю школу включается марш Преображенского полка.

Пока играет эта бодрая музыка, проверяющие поднимаются в актовый зал.

Там учителя торжественно вручают ревизорам многочисленные подарки. Подарки дарили просто мешками. Притом каждому.

Нет, серьёзно: случалось, что каждый проверяющий получал от нас по дюжине подарков. Иногда даже больше.

Вот, помню, приехали к нам как-то шесть проверяющих. У нас было заготовлено целых девятнадцать мешков с подарками. Так вот, каждый простой ревизор получил по три мешка подарков, а самый главный из них – целых четыре. И притом подарки-то в мешках были дорогие. Одних только ноутбуков тогда купили двадцать четыре штуки. А ещё ведь в мешках были смартфоны, планшеты, телевизоры и всякий тому подобный хлам.

Процесс дарения, понятное дело, сопровождался произнесением учителями речей вроде той, что вы могли лицезреть на упомянутом мною ранее видео.

После дорогих гостей усаживали за стол. Накрывали его там же, – в актовом зале. Больше у нас нигде столько места бы не нашлось.

Стол этот воистину царский.

Какие закуски! Какие напитки!

Нет, серьёзно: для проверяющих обычно накрывали гигантских размеров стол. Собственно, чтобы встретить важных гостей приходилось сдвинуть воедино два десятка столов. Только так получалось хоть что-то пристойное.

Весь означенный стол, разумеется, был завален самой лучшей, самой вкусной, самой дорогой едой: рябчики с ананасами, чёрная икра, лобстеры, омары, молочные поросята и всё в этом духе.

Ну, и напитки, разумеется, соответствующие: коньяк дорогой, ром, виски и так далее. Абсента, что интересно, не было. Наши учителя считали, что это напиток интеллектуалов. Проверяющим его пить не следует.

Проверяющие заходили в актовый зал, садились за стол и начинали жрать. Они всё жрали, жрали и жрали. Жрали нередко до поздней ночи.

Оно и понятно: еды изначально заготавливалось очень много.

Правило здесь было таким. На огромном столе размешается около трети всей заготовленной еды. Остальные две трети относятся в учительскую. Там всю эту жратву тщательно стерегут от учеников. Когда проверяющие сожрут около половины того, что было изначально выставлено на стол, – учителя начнут доносить продукты из учительской.