Текст книги "Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна"

Автор книги: Марат Нигматулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

Я, само собой, напрягся жутко. У нас же вы знаете, обычно как бывает. Собаки вечно гавкают, встречают.

Ну, прошёл я в кухню. И вот, что я там вижу: сидит Глеб за столом обеденным, смотрит, как всегда, в окно и рыдает. Навзрыд просто рыдает! Меня даже не замечает!

И я подумал тогда: так всё это трогательно и романтично выглядит, что просто мать вашу! Кухня вся такая грязная, запущенная и полутёмная. За окном ливень идёт. Под окном парк раскинулся. И парк этот тоже какой-то весь мрачный и депрессивный. Деревья все такие стоят зелёные и мокрые. Капли крупные по стеклу катятся. А тут, внутри, сидит себе за белым грязным столом законченный алкаш, смотрит на дождь и судьбу свою оплакивает. И бутылка рома прям перед его носом стоит.».

Короче, тогда выяснилось, что Глебу собаки просто до такой степени надоели, что он их взял да и выпустил всех на улицу. Рыжик их потом весь день ловил.

Много раз Глеб пытался повеситься, но ни одна люстра в доме его не выдержала. Все как одна оборвались.

Квартира его от этого стала тёмной и ещё более депрессивной.

Вы, наверное, хотите уже наконец узнать, чем вся эта история с Глебом кончилась?

Хорошо, я вам скажу: он таки покончил жизнь самоубийством. Вскрыл себе вены осколком пивной бутылки.

Случилось это 23 мая 2019 года.

И знаете: вся эта интермедия про Глеба на 160 страниц (именно столько места она заняла в рукописи) – вставлена мною в книгу совсем не просто так.

Дело в том, что история Глеба до невозможности типична.

Такая или похожая судьба была у многих в нашей школе. Просто у Глеба всё сложилась как-то ну совсем уж печально.

Понятно, конечно, что рабство – вообще не сахар.

Многие из наших нажили себе грыжу и ревматизм за годы каторжного труда на тониной даче, но только у Глеба всё закончилось настолько плохо.

Впрочем, нет. Не только у Глеба, если подумать, жизнь сначала превратилась в настоящий ад, а потом трагически оборвалась.

Здесь надо понять тот простой факт, что Грэхэм в некотором смысле не был простым рабом.

Он принадлежал к совершенно особой (пусть даже и неформальной) группе тониных невольников.

Их у нас называли быками, гладиаторами, но чаще всего – легионерами.

Да, Глеб был тониным легионером.

Теперь, пожалуй, надо объяснить, что за элитное подразделение составляли эти самые легионеры и кто это такие вообще были.

Легионерами у нас называли мальчишек с крепкими мышцами и не очень-то развитыми мозгами, которые умудрились-таки попасть в тонино рабство.

Было у нас таких, прямо скажем, немного.

Вообще отношение к спорту в нашей школе было… Ну, не сказать, чтоб совсем прям враждебное, – мол, гадость, мерзость и прочее, – но… Как бы это поточнее сказать?..

Сложное.

Да, именно сложное.

Были у нас, конечно, такие товарищи, которые либо уже превратились в настоящих школьников, либо были на пути к этому. Эти спорт просто ненавидели.

Естественно, ведь настоящий школьник должен проводить жизнь в гулянках и обжорстве. Думать о своём здоровье для него – абсолютное табу. Заниматься спортом – вообще немыслимо.

Но это всё на словах. Не полностью, конечно, но до определённой степени.

Тут надо понять, что настоящий школьник – это, в сущности, ходячее противоречие.

Так, с одной стороны он вроде как должен целыми днями жрать, бухать и не слезать с дивана, а с другой – просто обязан заниматься гоп-стопом и участвовать в уличных драках. И притом не просто участвовать, но и непременно, просто обязательно в них побеждать.

Или вот: реальный трушник должен быть нацистом. Просто обязательно, вот кровь из носу должен быть нациком!

Но чтобы быть наци, – нужно обязательно хоть раз в жизни прочитать «Мою борьбу». Иначе ты не нацист, а просто позёр. Так у нас в школе считалось.

Нет, то есть понятно, конечно, что многие боны «Mein Kampf» в глаза не видели, но у нас в школе такие считались ненастоящими.

Мол, правильный наци знает свою доктрину.

Короче, чтоб у нас тебя нацистом признали, – надо обязательно хоть раз прочесть эту треклятую книгу.

А как это сделать, если настоящий школьник книг читать не должен?

Вот!

И там ещё много всякого такого и ему подобного.

Все эти противоречия, однако, легко снимаются.

Тут главное помнить, что никакого стандарта ГОСТ, где было бы чёрным по белому написано, что должен и что не должен делать правильный трушник, – в природе не существует.

Каждый поэтому волен трактовать квалификационные требования по своему усмотрению.

И вообще, – тут самое главное не то, куришь ли ты «Беломор» и выливаешь ли на себя по литру «Тройного одеколона» в день, – а то, принимают ли другие настоящие школьники тебя в свою компанию.

Короче, если другие трушники считают тебя трушником, то ты уже трушник.

И если так, то тогда уже никого не волнует, соответствуешь ли ты каким-то там квалификационным требованиям или нет.

И вообще: требования у каждого свои, и они очень даже меняются в зависимости от обстоятельств.

Так вот, к делу.

Конечно, на словах все без исключения настоящие школьники (и почти все, кто этого почётного звания пока не удостоился, но всеми силами к тому стремился) – всячески порицали любые занятия спортом.

Да что там порицали!

Они ругали физкультуру на чём свет стоит!

Спорт – это, дескать, ненормально, противоестественно и, несомненно, очень вредно для сердца и спины.

Естественно, сердечко ведь так и выпрыгивает после того, как поднимешься по лестнице, а от тяжёлого ранца так болит спина!

Нет, физические нагрузки – это, вне всякого сомнения, очень и очень вредно!

Так что никакого спорта: только водка и табак.

Но это было на словах.

На деле же многие из наших трушников старались хоть немного поддерживать себя в форме.

Ну, сегодня там пресс покачать немного, завтра по парку пройтись немного, свежим воздухом подышать, физкультуру, может быть, не всегда прогуливать и так далее.

Оно и понятно: бухать и жрать в три горла хотелось каждому, а вот превращаться в обрюзгшего нарика-хлюпика не хотел никто.

Поэтому многие наши трушники качали пресс. Тайком от своих друганов-собутыльников, естественно.

То есть ситуация сложилась ну просто абсолютно патовая.

На публике люди (да ещё какие люди, – школьники!) на все лады ругают спорт, а сами втайне занимаются физическими упражнениями.

Понятно, что для какого-нибудь обывателя это всё выглядит как полный сюр и психоделия, но у нас в школе дела обстояли именно таким образом.

И знаете?

Это всё казалось нам абсолютно нормальным и естественным.

Вся эта ситуация ни у кого даже в мыслях не могла вызвать когнитивный диссонанс. И уж тем более не могла она заставить задуматься, мол, что это я такое делаю, до чего я дошёл и прочее.

Всё это воспринималось даже не как обычное лицемерие системы, не как вся эта хвалёная ложь ради приличий, а… Я даже не знаю как!

Пожалуй, объяснить это всё можно лишь тем, что в нашей школе господствовало тотальное двоемыслие.

Именно двоемыслие (или, вернее сказать, многомыслие) было у нас господствующим способом мышления.

И это было прекрасно!

Я ведь рассказывал уже, как это всё работало в жизни.

На уроках обществознания у нас все как один ругали сексуальную распущенность и гомосексуализм. Говорили, что это всё козни Запада, растлевающего нашу молодёжь.

И притом говорили это искренне. У нас многие так реально думали.

Но это не мешало тем же самым людям, которые так отчаянно рядились на уроках защитниками традиционных ценностей и православной культуры, – во время перемен предаваться содомскому греху прямо в грязных туалетных кабинках с поломанными дверями.

И все знали, что они это делают, но никому и в голову не приходило упрекнуть их в лицемерии.

Потому что не было тут никакого лицемерия. Было самое обыкновенное двоемыслие.

И онанизм у нас точно так же все считали самой ужасной мерзостью на свете. И все практически им занимались. Только не говорили об этом.

Вот и со спортом у нас было то же самое.

Спорт – это табу.

Настоящему школьнику им заниматься никак нельзя.

А нельзя потому, что спорт – это цивильно. Как и вообще забота о своём здоровье. Или уж тем более – о красоте.

Да, кому-то это всё может показаться странным, но у нас в школе с этим всё было ясно: ежели ты следишь за здоровьем, – покупаешь там продукты обезжиренные, ходишь в спортзал и стараешься больше двигаться, – то с тобой всё ясно.

Ты – цивил.

То есть, условно говоря, филистер, мещанин, обыватель, жлоб.

Словом, кто угодно, – только не хороший человек.

Но если ты в парке каждое утро бегаешь ради здоровья, – то это ещё куда ни шло.

Это, конечно, плохо и тоже омерзительно, но это ещё стерпеть трушники могут.

Конечно, в свою компанию они тебя не примут, но терпеть тебя в школе, пожалуй, согласятся.

Но если ты это делаешь для того, чтобы стать похожим на того парня с рекламы фитнес-клуба, – тебе конец!..

Трушники тебя просто уничтожат!

И не думай, что бицепсы тебе помогут.

У нас в школе само делание иметь красивое тело (тут, разумеется, речь идёт о том стандарте красоты, который всё ещё навязывается нам всякими там модными журналами, типа «Cosmopolitan» и «Men’s Health») – уже считалось извращением.

И справедливо считалось, скажу я вам.

И если у нас в школе какая-нибудь девочка решала, что ей надо сесть на диету, чтоб похудеть к пляжному сезону, – её подвергали такому остракизму, что просто мама дорогая.

Да, стремившихся к тонкой талии девок у нас не жалели.

Их у нас называли фитоблядями (а не фитоняшками!), анорексичками, диетодевочками, палками, досками, скелетами, а также просто суками, гнидами и уродинами.

Их травили и ненавидели всей школой.

И это работало.

Многие из них бросали своё похудение и возвращались к нормальному в нашем понимании образу жизни.

Если же у нас какой-то мальчик вдруг решал, что называется, подкачаться ради рельефа, – то его травили как тупого качка и обзывали пиджаком, гомосеком, пидорасом, трансвеститом, пляжником, цивилом и невесть кем ещё.

И это тоже, надо сказать, работало прекрасно.

Но весь этот остракизм, должен сказать, ожидал лишь того, кто спортом занимался открыто, напоказ. Мол, вот какой я тут весь из себя Шварцнеггер, а вы, дескать, русское быдло животастое.

Тогда да, – не будут тебя терпеть трушники.

А если ты потихонечку качаешь себе пресс в своей комнате за закрытой дверью и никому об этом не рассказываешь, – тогда ничего страшного. Если не переусердствуешь с прессиком своим, – авось и за своего сойдёшь.

И никто тебе ничего не скажет.

Впрочем, находились у нас и такие товарищи, которые требовали, чтобы все правила исполнялись буквально и вот прям вообще строго-строго и чтоб никто их не нарушал. А если нарушает, – так гнать его в шею из настоящих школьников.

Таких догматиков, скажу я вам, у нас было немало, но погоды они не делали.

Кстати, Соня Барнаш у нас была именно такой вот кондовой трушницей. Очень она злилась, когда кто-нибудь что-нибудь там нарушал. Вот прям на дух нарушителей не переносила.

Это было очень смешно.

Смешно хотя бы потому, что при всём этом показном ригоризме Соня никогда не курила, не пила спиртного и занималась спортом. Но мало того, – она ведь ещё любила рассказывать всем, как же она ненавидит всяких алкашей, наркоманов, хлюпиков и других унтерменшей, которые по её мнению жить вообще не заслуживали.

Кстати, Барнаш хоть и ненавидела наркоманов, – сама периодически употребляла.

Не знаю, почему именно так происходит, но почему-то все, кому я рассказывал о трушниках, об их образе жизни и вообще обо всей этой специфической субкультуре, – у слушателей почему-то всегда складывалось впечатление, что эти самые настоящие школьники – просто какая-то редкая разновидность гопников.

Так вот, нет ничего более далёкого от истины, чем это представление.

Возможно, конечно, что мой читатель окажется человеком интеллигентным, и ему в голову не взбредёт подобный вздор. Всё-таки все те люди, которым я о трушниках рассказывал, – были ограниченными и скудоумными филистерами, которые, разумеется, ничегошеньки не понимали в колбасных обрезках.

Но всё же…

Мало ли, вдруг и на нашу интеллигенцию вдруг найдёт внезапный приступ упрощательства, и она тоже объявит наших школоло обычными гопниками?

Поэтому объясняю для тупых.

Настоящие школьники на гопников похожи не были. А похожи они были на…

Впрочем, если уж совсем по чесноку, – трушники ни на кого похожи не были.

Ну, разве что на французскую золотую молодёжь времён Термидора.

Впрочем, гордое имя Incroyables у нас носили немного другие люди. Но о них позже.

А вообще это было очень панковское движение.

Да, именно панковское.

Нет, нельзя, конечно, сказать, что настоящие школьники – это всё панки, какая-то их там разновидность.

Трушники панков терпеть не могли, и если бы кто у нас им сказал, что они похожи на панков, – такому типу мигом дали бы в рыло.

Но если подумать как следует, мозгами пошевелить, – то да. Вылитые панки. Ну, во всяком случае похожи.

Похожи, да.

Но именно похожи. Знак равенства между ними никак не поставишь.

Похожи, – и баста.

А чем похожи?

Да много чем!

Панки бухают, – и наши бухают, панки на улицах дерутся, – и наши тоже, панки анашу курят, – и наши её же, панки одеваются так, что мама дорогая, – и наши не отстают.

Но на этом сходства, в общем-то, и заканчиваются.

Всё: дальше не идут.

Впрочем, а реально ли сходство это или так, – видимость одна? В конце концов, все нормальные подростки бухают, дерутся и курят анашу! С какого боку тут вообще панки нарисовались?

Да и вообще, – мало ли на кого там похожи (кстати, а кто это говорит?) наши настоящие школьники.

Они и на мюскаденов похожи (и даже пахнут соответствующе), – но не мюскадены же они. И не панки.

И то, что нам, интеллигентишкам, они кажутся похожими то на гопников, то на панков, – ничего ровным счётом не значит.

Потому что на самом деле они ни на кого толком не похожи.

Знаете, тут я вообще могу сказать только одно: в нашей школе была великая культура экстравагантности.

Да, всё это интеллектуальное (или антиинтеллектуальное?) обезьянничание было у нас в традиции. И притом традиция эта была абсолютно доморощенной. Сермяжной, так сказать.

Вот панки, – другое дело.

Их к нам завезли из-за границы.

Как и скинов, расту и эти прочие молодёжные субкультуры.

Поэтому-то наши российские парки такие унылые. Они подобны кактусам, пересаженным в тощий московский суглинок.

Этим хлюпикам здесь не место.

То ли дело наши трушники!

Вся их экстравагантная субкультура, что называется, шла от земли. И все их безумства, все эти странные и причудливые выкрутасы, – всё это было оттуда же. Всё это было абсолютно русским. В этом всём не было ничего заграничного.

Настоящие черпали свою силу из земли.

И знаете: не зря трушники у нас так любили «Ансамбль Христа Спасителя и Мать Сыра Земля».

Хотя почему любили?

Они и сейчас любят.

И я люблю, коли уж честно признаться.

Кстати, я вот написал сейчас, что трушники у нас панков ненавидели.

И знаете, почему именно ненавидели?

А потому, что все панки – это вшивые интеллигентишки. И притом вшивые – это не метафора. Они ведь реально все больны педикулёзом.

Да, если панков за что и ненавидели в нашей школе, так это за грязь. За то, что эти сволочи никогда не моются и потому смердят как бомжи или хасиды какие-нибудь.

Настоящие школьники грязи не терпели.

В их среде царил настоящий культ мытья. Многие из них мылись по два раза в день.

Но если бы этим всё ограничивалось!

Так нет же!

Одного мытья было мало: у нас все на полном серьёзе считали, что каждый настоящий школьник просто обязан быть напыщенным метросексуальным снобом-педантом, а всякая настоящая школьница – белоручкой и гламурной кисой.

И вот это правило соблюдалось у нас неукоснительно.

Если со спортом всё было ещё туда-сюда, не очень там строго, – то здесь всё было железно. Тут даже без вариантов.

Ежели ты хочешь быть настоящим школьником, – брить ноги придётся по-любому.

И никаких отговорочек!

И если с девочками всё в принципе понятно (ну, яркая косметика там и всё такое), – то с мальчиками творилось нечто.

Пацаны-трушники у нас все поголовно брили ноги и другие места, где волосам расти не подобало, делали всякие там маникюры-педикюры, покрывали ногти разноцветными лаками, красили волосы (на голове), наводили тени на глаза, натирались всевозможными мазями, постоянно юзали автозагар, лили на себя дешёвую парфюмерию в огромных количествах и делали ещё много всего удивительного.

Так, довольно часто (но не всегда, разумеется) эти товарищи изъясня-я-ялись о-о-особым, гла-а-амурным языко-о-ом и го-о-оворили то-о-очно как Крис и Энджи из известной телепередачи.

И ещё пивной живот…

В нашей школе считалось, что у любого хорошего парня (читай: настоящего школьника) должен быть пивной живот.

Это не то, чтоб прям совсем обязательно, но лучше пусть будет.

Честно говоря, девочки у нас реально предпочитали неспортивных парней с щёчками и животами.

И я их, кстати, очень понимаю.

Железобетонный пресс и рельефные мышцы у нас особо не котировались.

Поэтому даже те из трушников, кто хоть немного утруждал свои мышцы работой, – не слишком-то в этом усердствовали.

И правильно.

А зачем?

Мальчики у нас, кстати, тоже предпочитали девочек пожирнее да пообъёмистее.

Впрочем, мода на полноту у нас утвердилась не сразу. Когда я в 737-ю только пришёл в 2013-м, – тогда она как раз начинала распространяться, но массовым явлением ещё не стала. А вот уже году эдак к пятнадцатому, – полнота у нас в школе превратилась в настоящий фетиш и едва ли не универсальное мерило красоты.

Многие у нас тогда специально толстели, чтоб соответствовать этой новой норме.

И я был в их числе.

И да, полнота у нас как стала своеобразным фетишем в 2015-м, – так и осталась им поныне.

Знаете, вот я подумал: всё то, что я там сверху написал, – вам, наверное, покажется удивительным.

То, пожалуй, что прочнее всего вся эта трушническая мода укоренилась среди представителей одного маленького, но очень гордого кавказского народа…

Да, чечены были у нас самыми заядлыми модниками. Они все у нас были ну просто гламурней некуда.

Но про гламурных чеченов я вам расскажу потом. Тема необъятная просто.

И ещё: не знаю, как вас, но меня всегда удивляло то, что все эти маникюры-педикюры нисколько не мешали нашим трушникам избивать и грабить прохожих в тёмных подворотнях, драться со всякой шпаной и эту шпану разбивать в пух и прах, обчищать продуктовые магазины и всегда успешно удирать от полиции.

Так кто же такие были эти самые настоящие школьники?

Знаете, я уже понял тут кое-что: сам феномен трушничества – это то, о чём можно долго и подробно рассказывать. И тогда читатель, возможно, хотя бы примерно начнёт себе представлять, что сие есть и что там к чему. И то не факт.

Но как только пытаешься этому нечто дать характеристику, – такую, чтоб вот в двух словах всю суть передать, – так нет же, в лучшем случае половина смысла теряется! А в худшем – и вовсе происходят какие-то грубейшие искажения, как с теми же дебильными сравнениями: гопники, панки, мюскадены…

Но я, однако, попробую всё же дать хоть какое-никакое определение всему этому достойнейшему обществу.

Пусть и не своими словами.

Вот, помню, был у нас такой случай. Я тогда в седьмом классе учился.

Начинался урок физкультуры.

Ну, у нас, как всегда, четыре класса в одном зале занимаются: мы, понятное дело, бэшки, шестой «А» и шестой «Б».

В начале урока, естественно, построение.

К нам и бэшкам Юлия Николаевна ещё не подошла, а вот Москоленко перед своими уже орёт вовсю.

И тут надо понимать одну вещь.

В 737-й вся та параллель, что была младше нас на год (то есть оба шестых класса на тот момент) полностью, вот прям на сто процентов состояла из настоящих школьников и школьниц.

Более того, все эти школьники и школьницы, – вот реально все как на подбор, – состояли в рабстве у Тони Боженко.

Вдобавок многие из них ещё и состояли в «Ударе» (скоро я уже объясню, что это вообще такое, – обещаю!).

Что всё это значило?

Да ничего особенного. Просто если во всей остальной школе у нас всего-навсего царили трэш, угар и содомия, – то там и вовсе был сплошной чад кутежа.

Тоня эту параллель очень котировала. Рабы там были покладистые, трудолюбивые и, – что особенно важно, – очень верные. А это у нас ценилось.

Помню, в «Журнале патриотического школьника» частенько появлялись статьи, где на все лады расхваливались достижения рабов из этой параллели.

«Такими должны быть рабы!» – называлась одна из этих статей.

Одним названием уже всё сказано. Коротко и ясно. Сама статья, впрочем, была огромной, – на двенадцать страниц.

Да, Тоня и впрямь хотела, чтоб все рабы были такими, как в этих двух классах.

Но если Боженко считала эту параллель образцовой, – то администрация школы думала иначе.

Для Нины Ивановны и Оксаны Сергеевны те два класса были чуть ли не главными источниками проблем. С ребятами оттуда вечно что-то случалось: то они магазин ограбят, то полицейского до полусмерти изобьют.

Да, если кому интересно: в ноябре четырнадцатого года ребята из шестого «А» (среди них, кстати, и Юханов был) избили до полусмерти какого-то полицая.

Дело было ночью. В тёмном и безлюдном дворе это случилось.

Полицая, надо сказать, не просто избили. Его ещё и запихнули в мусорный контейнер со словами: «Мусор – к мусору!». После этого в мусорный бак налили бензина и всё это дело подожгли.

Всё это, естественно, сняли на видео.

Коп тогда чудом из этого ящика выбрался. Обгорел весь, но жив остался, сволочь.

Виновных, понятное дело, так и не нашли.

Впрочем, самым бандитским классом в школе Нина Ивановна почитала шестой «Б».

И совершенно зря, скажу я вам.

Конечно, в той параллели вообще было много всяких разных интересных товарищей, но большая их часть училась в «А»-классе.

Это там обретались Ярик Юханов, Тёма Коротких, Миша Метлицкий и ещё пара-тройка запоминающихся личностей.

В бэшках такого изобилия крутых не было. Из запоминающихся там учились Гриша, Андрей Тихоня, Марк Немчик да Семенович со своей бандой.

Ден Крыса ещё сидел поначалу в бэшках, но потом перебежал в «А»-класс. Поближе к Юханову.

Об этих доставляющих без сомнения персонажах я вам ещё расскажу непременно.

Если успею, конечно.

Да… Банда еврейских гопникрв Семеновича вполне заслуживает, чтобы о ней рассказали как следует.

Ну так вот.

Построение.

Стоим мы все, значит.

Наш класс по команде вольно, так как Юлии Николаевны нет, и нам пока можно обезьянничать, – а вот параллель трушников вся по стойке смирно держится.

Это понятно, в принципе.

Когда на тебя Москаленко орать начинает, – у тебя спина автоматически выпрямляется, и руки по швам сами укладываются.

Ну, наши друзья из седьмого «Б» вообще стоят чёрт знает как безо всякой команды.

Так вот, трушники…

Да, напомню: в зале около ста человек, а все окна наглухо закрыты. Духотища страшная.

Так вот, стоят, значит, трушники.

Красивые все такие стоят.

Мальчики все как один загорелые, стрижки у них моднячие (помню, очень наши трушники любили стричься бобриком, а на висках выбривать себе логотип фирмы «Nike» или ещё какую надпись), животы у всех гордо вперёд торчат.

Последнее, кстати, было особенно заметно.

Настоящие школьники у нас одевались на физру в обтягивающие майки. И не просто обтягивающие, – а скорее даже суперобтягивающие, я бы сказал. Этот стиль назывался у нас берлинским трансвеститом.

Короче, я мог без труда разглядеть каждую складочку на теле любого из наших красавцев.

Девочки были под стать кавалерам: все уже с приличными довольно-таки формами, – ничего, что им лет по двенадцать-тринадцать. Макияж у всех яркий до невозможности. Лица как бумага от пудры белые.

В целом – вылитые гейши. Или уж на худой конец – керамические куклы викторианской эпохи.

Но не так уж важно то, как эта компания выглядела. Гораздо важнее то, – как всё это хозяйство пахло. А точнее – смердело.

Смердело так…

Да я даже не знаю как!

Непривычного человека эта жуткая вонь легко свалила бы с ног, но мы кое-как держались.

Да, от компании трушников исходил жуткий, совершенно непередаваемый запах.

Он складывался из ароматов дешёвой, но очень мощной, бьющей прямо по ноздрям парфюмерии (должен сказать, что некоторые у нас из экономии вместо духов использовали освежители воздуха или даже средства от муравьёв), горького и слегка сырого донского табака, контрафактного алкоголя, сдобренного гигантским количеством химических ароматизаторов всё того же удушающего свойства и жратвы из какого-то убогого японского ресторана.

Вот так и стояли настоящие школьники и школьницы посреди ставшего сейчас таким маленьким огромного зала, источая невыразимое зловоние, и слушали, как Москаленко ругает из на чём свет стоит.

Он много тогда всего сказал, но одно я запомнил совершенно отчётливо: «Вы – надушенные и напомаженные громилы!».

Это была правда.

Боже, как я отвлёкся! Мне же ещё про Глеба и легионеров закончить надо!

Я же только вот на минуточку…

О спорте в нашей школе только хотел рассказать, об отношении к нему – точнее.

А ведь мне ещё про тонино рабство рассказывать!

И ведь я в эту дурацкую интермедию про трушников ещё хотел вставить свои рассказы о…

Да бог знает о чём!

Ладно, о гламурных чеченах, еврейских гопниках, трушниках-качках и трушниках-панках (это были очень гламурные панки, я вам скажу), а также о нашем antisexual moverment, эстетизации ожирения в трушнической среде и особенностях однополого секса в нашей школе – я вам расскажу потом.

А пока вернёмся к делу!

Помимо настоящих школьников со всеми их этими закидонами, с их специфической моралью и не самой обычной для нашего общества эстетикой, – водились у нас и обычные ребята, которым просто было тупо влом заниматься спортом.

Тут ничего принципиального. Эти-то ребята вовсе не боялись зашквариться об цивильный, видите ли, спорт, – в отличии от настоящих школьников. Да и отращивать пивные животы они как правило не стремились (а если стремились, – то значит уже переставали быть просто пацанятами какими-то и становились кандидатами в трушничество).

Просто им было лень.

Лень бегать по утрам, лень качать пресс, лень работать гантелями или отжиматься.

Да что там!

Помню, один из этих лентяев от школы до дома и наоборот добирался всегда только на автобусе, хотя жил-то всего в двух остановках от школы.

Лень ему было пятьсот метров утром пройти и пятьсот днём!

Всё на диване своём валялся как Обломов, на планшете в стрелялки играл да чипсы лопал. Так и помер он от инсульта на этом несчастном диване. Было ему всего-то шестнадцать лет.

Имени этого парня я не знал никогда. Его у нас все звали Длинным.

Красивым он не был, а потому не будем о нём.

Вообще у нас в школе инсульт был довольно частым явлением. Не всегда, конечно, со смертельным исходом, но да, случалось. И довольно часто, надо сказать.

Но помимо настоящих школьников (и кандидатов в настоящие школьники), которых у нас было как хунвейбинов в Китае шестидесятых, и просто лодырей, которых было ощутимо меньше, – водились в нашей школе и те, кто серьёзно так занимался спортом.

Таких было очень немного.

Их-то Тоня и делала своими легионерами.

Да, должен сказать, в хозяйстве у неё вечно ощущался более или менее острый дефицит легионеров. Их всегда не хватало.

Тоня на это постоянно жаловалась, но сделать ничего не могла.

Даже потом, когда дела пошли на лад, и корпорация разрослась до воистину умопомрачительных размеров, – решить проблему тотальной нехватки гладиаторов так и не удалось.

Из немногочисленных быков Тоня выжимала все соки.

Работали они у неё в основном на даче. В городе и без этих силачей справлялись. А вот в деревне без них было не обойтись.

Это они разгружали автомобили, батрачили на бесконечных стройках, пахали землю, таскали воду и так далее. Все самые тяжёлые, грязные и попросту смертельно опасные работы Тоня взваливала на них.

Конечно, работать как вол по двенадцать, а нередко и по четырнадцать часов в сутки – это для здоровья явно не шибко полезно.

Но если бы только работа!

Гораздо страшнее была награда, какую получали гладиаторы за упорный труд.

Думаю, вы уже догадались, что это была за награда, но всё равно скажу.

Это была водка.

Водка, конечно!

Водкой, как я уже говорил, у нас называли любой крепкий алкоголь. Вот этим самым крепким алкоголем их и награждали.

У Тони по этому поводу всё было чётко совершенно: передовикам производства полагалось наливать дополнительно.

И чем больше работал человек, – тем больше ему наливали.

И не только наливали. Выпивкой премиальные не ограничивались.

Легионеры задаром получали табачное курево.

Обычно им выдавали самые дешёвые контрафактные сигареты. Такие Тоня оптом закупала у каких-то знакомых лаварей.

Помню я, как выглядели эти сигареты. Помятые пачки из дешёвой и почему-то всегда влажной бумаги. Бумага была дрянь, но рисунки на ней были красочные. Будто и не сигареты внутри, а кислота. Да, такие рисунки обычно на марках ЛСД в Америке делают. Лубок какой-то, ей-богу.

Но если Боженко почему-то не могла закупить очередную партию этой дряни у цыганских барыг, – то легионерам выдавали вместо покупных свои собственные табачные изделия. Это были папиросы с тониной фабрики.

Но их просто так выдавали редко. Дорогие уж больно они были. Отдавать их задаром Тоня жмотилась.

Ну, бухло и курево – это основное. То, что выдавалось если и не каждый день, то уж во всяком случае часто.

Намного реже выдавались наркотики. Это обычно бывало по праздникам.

Все эти вкусногадости (так у нас называли те продукты, которые вроде как вредные, но без которых настоящему школьнику не жить: водка там, табак, наркотики всякие разные, киевские торты), разумеется, Тоня выдавала далеко не по доброте душевной.

Так она, во-первых, стимулировала своих невольников больше работать меньше отдыхать.

Ну, а во-вторых, когда она, к примеру, велела налить Глебу лишний стаканчик контрафактного виски, – она только и думала о том, что Глеб скоро сопьётся и вынужден будет покупать у неё спиртное за деньги.

Поэтому даже самые трудолюбивые из рабов не могли рассчитывать на полноценную премию.

Так, у нас в школе многие выкуривали по две-три пачки сигарет в день. И притом это были большие пачки, штук на двадцать сиг.

За хорошую работу же получить можно было ну максимум одну пачку контрафактных сигарет в день. И в пачке этой обычно было десять-пятнадцать сигарет.

То же самое творилось и с алкоголем.

Хоть в лепёшку ты перед Тоней расшибись, – а больше одного дополнительного стакана в день не получишь.

Тут надо пояснить, наверное.

На тониной даче каждому рабу полагалось бесплатно двести граммов какого-нибудь крепкого алкоголя в день.

За хорошую работу можно было получить себе прибавку ещё в двести, но уж никак не больше.