Текст книги "Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна"

Автор книги: Марат Нигматулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

Я тогда свою работу выполнил прекрасно.

Но вы не подумайте: это не я сам так считаю, это мне Грач так сказал.

Особенно он меня за список литературы хвалил.

Как сейчас помню: там было ровно 196 книг, брошюр и статей на русском и английском языках.

Грач говорил, что они за рамки этого списка очень долго потом практически и не выходили.

За всю эту описанную выше работу я, понятное дело, не получил ни шиша.

Впрочем, это меня тогда ничуть не расстроило.

Награды я, честно говоря, и не ждал (тем более, что от Тони её все равно ждать было бесполезно).

Я просто рад был трудиться на благо всего человечества.

И мне бы в голову не пришло требовать за это платы.

Однако вернёмся к делу.

Как я уже говорил, в тониной лаборатории производили не только общеизвестные наркотики, но и всякие дизайнерские средства, разработанные нашими школьными умельцами-химиками.

Таких вот самородных изобретателей у нас хватало.

Многие у нас баловались опытами с наркотой, пытались сварганить что-нибудь своё, какую-то эксклюзивную дурь.

Так что мы с дедом были далеко не одиноки в своих изысканиях по этой теме.

Так вот.

Постепенно, ближе году эдак к 2015-му из всей этой изобретательской братии выделился-таки уже известный вам Грач.

Выделился во многом благодаря моим консультациям. Он тогда, помню, вечно ко мне за советами приходил. Расскажи, мол, Марат, как то или это сделать.

И я рассказывал ему что-то, объяснял…

Но Грач, конечно, и сам делал многое. Прикладывал старание, так сказать.

Короче, в конце концов он так прокачал скиллы, что Тоня его наградила.

Он был сделан заведующим нарколабораторией, папиросной фабрикой и винокурней.

Ну так вот.

Чтобы такого карьерного роста добиться (и чтобы потом на занятых высоких должностях удержаться), Грач постоянно экспериментировал.

Сначала он это делал за свой счёт, потом, когда Тоня прочухала, какой он великий химик, стал делать за тонин.

Подробно писать об опытах Грача я здесь не буду.

Может, расскажу ещё о его кокаиновой эпопее, но не более того, если успею.

Да, кое-что у этого алкаша получалось отлично. Кое-что нет. Не суть.

Да, суть не в этом.

Суть в том, что все свои разработки Грач тестировал на Садовникове.

Все!

Собственно, началось это ещё до того, как Грача назначили заведующим лабораторией.

Там ведь как было.

В лаборатории Грач работал с того момента, как её учредили.

Это он непосредственно закупал оборудование, находил литературу по теме и вообще всё там устраивал.

По факту он этой лабораторией с самого начала заведовал. Но официально его статус заведующего был подтверждён лишь в 2015-ом.

Но опыты свои он там проводил и раньше.

Но, как я уже говорил, до пятнадцатого года эксперименты он ставил за свои деньги, а после пятнадцатого – за тонины.

Впрочем, если поначалу Тоня и жмотилась выделять Грачу деньги на всякие дорогостоящие реагенты, нужные ему для его сомнительных опытов, то уж с подопытными животными таких проблем не возникало.

И этими животными, как вы понимаете, были отнюдь не кролики и не морские свинки.

Да, свои изобретения Грач тестировал на рабах.

Поначалу Тоня для этих целей выделяла ему каких-то хлюпиков. Гладиаторов ей было жалко. Не как людей, разумеется, а скорее как приносящую стабильный доход и вообще весьма полезную в хозяйстве тягловую скотину.

Так было сначала.

Потом, однако, Грач вставил Тоне в ухо банан своей гениальной, воистину прорывной теории.

И вот что это была за теория.

Грач предположил, что ежели рабов изо дня в день накачивать какими-нибудь наркотическими стимуляторами, типо амфетамина, то производительность труда у них вырастет.

Естественно, ведь благодаря стимуляторам невольники будут гораздо медленнее уставать!

Они смогут работать по восемнадцать, а то и по двадцать часов в сутки без каких бы то ни было перерывов. Более того, производительность их труда в конце смены будет такой же высокой, как и в её начале, так как уставать они не будут.

Одним словом, всё будет ништяк.

Правда, тут есть одна мелочь, которая мешает осуществить этот план здесь и сейчас.

Существующие на сегодняшний день стимуляторы очень дорогие.

На то, чтобы изо дня в день накачивать всех без исключения тем же амфетамином, в хозяйстве попросту не найдётся денег.

Однако тут ещё не всё потеряно: Грач обещал Тоне, что он-то уж сумеет разработать дешёвые, простые в синтезе и при этом очень мощные стимуляторы.

Да, именно стимуляторы, а не один стимулятор.

Грач планировал разработать целую серию различных препаратов такого рода. На все случаи жизни, так сказать.

Там должна была быть куча препаратов, разных и по своей мощности, и по способу употребления, и невесть ещё по каким характеристикам.

Короче, Тоня этот его проект одобрила, и Грач взялся за дело.

А, и самое главное: экспериментатор попросил, чтобы ему для опытов в этот раз дале не одних только хлюпиков, а ещё пару-тройку рабов средней комплекции и одного здоровяка. Так, дескать, выборка будет репрезентативнее.

Короче, тем самым здоровяком, так нужным для репрезентативности выборки и оказался Андрюша Садовников.

А случилась ведь эта вся бодяга в мае 2015-го, аккурат через месяц после того, как Грача заведующим лабой назначили.

У Тони в хозяйстве такие дела в долгий ящик не откладывают. В том же самом мае пятнадцатого начались эксперименты на людях.

В подробности этого тониного проекта я здесь вдаваться не юуду: рассказывать о всех его участниках было бы слишком долго, и рассказ этот вряд ли был бы кому-то интересен.

Скажем поэтому только о Садовникове.

Так вот, Садовникова Грач просто закармливал наркотиками.

Едва ли не каждый день он заставлял его горстями жрать таблетки, втягивать носом всевозможные порошки и курить пропитанный необходимыми реагентами чайный лист.

И если бы только это.

Но нет.

Очень скоро (уже летом пятнадцатого) Грач облюбовал для своих опыток несчастные Садовничьи вены.

Обычно этот жирный карьерист делал Андрюше по два-три укола в неделю.

Впрочем, обычно – это ещё не всегда.

Если у Грача случался вдруг внезапный прилив творческих сил, он мог делать и по два укола в день.

Да, процесс научного поиска у Грача был прост и незатейлив.

Каждый божий день он с утра пораньше принимался что-то бодяжить в своей лаборатории. Потом он это что-то давал подопытным и смотрел, что с ними потом будет.

Дальше в зависимости от того, что происходило с подопытными, он делал выводы о своих недоработках и на следующий же обычно день готовил новое, уже исправленное снадобье.

И хотя в школе у нас многие зубоскалили по поводу того, что Грач, мол, нещадно тонин бюджет пилит, определённых успехов этот толстяк всё-таки добился.

Так, помню, Садовников мне рассказывал, что как-то раз после того, как Грач ему укол сделал, он (Садовников) ни то что уснуть, а даже сесть не мог двое суток. Такая, говорил, гиперактивность напала, что вот реально на месте не мог усидеть, так и тянуло работать. В другой раз, правда, Грач что-то напутал, и Андрюха так же двое суток мучался от жуткого тремора, учащённого сердцебиения, сильной головной боли и повышенного потоотделения.

Дважды даже случалось такое, что Грач сделал Садовникову укол в руку, а потом эта рука покраснела, распухла, стала страшно болеть и даже слегка пованивать.

Когда это в первый раз случилось, Садовников вообще думал, что умрёт. Он думал, что это у него не то заражение крови, не то и вовсе газовая гангрена.

Но ничего, все обошлось. Оба раза Садовников оклемался.

Все эти опыты, однако, не прошли для Андрюхи даром.

Он очень быстро, буквально за одно летом превратился в законченного нарика.

Конечно, Садовников и до всего этого баловался наркотиками.

Как я уже говорил, амфетамин этот товарищ жрал ещё до своего попадания в рабство. Когда же он стал рабом и начал регулярно ездить на тонину дачу, то там он пристрастился к курению конопли. Её у Тони вообще многие рабы курили.

Но это всё было несерьёзно.

Теперь же он влип по-крупному.

Да, в превращении Садовникова в наркомана решающую роль сыграли именно опыты Грача.

Садовников стал наркошей. Он теперь не мог жить без наркотиков.

А со временем ещё ему стало мало тех снадобий, какие ему давал Грач, и он стал регулярно покупать наркотики в этих тониных лавочках для рабов и всех желающих (да, лавочка у Тони была далеко не одна).

Параллельно с этим, надо сказать, Садовников продолжал хавать в огромных количествах всю эту химию для бодибилдеров.

Спортом он тогда уже, понятное дело, давно не занимался, но искренне надеялся, что тяжёлая работа на даче этот самый спорт заменит.

И да, вдобавок ко всему вышеперечисленному Садовников ещё и пил. Причём хорошо так, уверенно.

В таком режиме прошло два года.

Садовников бухал, торчал и очень много работал.

Работал он по-прежнему до седьмого пота.

Опыты Грача всё никак не кончались.

И так бы оно, наверное, всё и тянулось ещё бог знает сколько лет, если бы 31 мая 2017 года Андрюшу не хватил инфаркт.

Случилось это с ним почти так же, как и с Глебом, во время работы.

Садовникову, правда, повезло меньше, чем Глебу.

У Грэхэма это всё произошло прямо в усадьбе. Садовникова же удар как назло настиг в глухом лесу.

А случилось это вот как.

Весной того года Тоня (предварительно посовещавшись с Грачом, разумеется) решила провести один эксперимент из области агрономии.

Дело в том, что до этого момента они у себя всю коноплю выращивали только в теплицах.

В открытый грунт её никогда не высаживали. Боялись заморозков и неблагоприятной погоды вообще.

Оно и понятно: растение-то ценное.

В том году, однако, Тоня решила изменить обычной практике и высадить с десяток кустов марьиванны под открытое небо.

Мало ли, вдруг приживутся?

Посадить драгоценные кустики решили не где-нибудь, а в глухом лесу.

Почему – в принципе понятно.

Хозяйство к тому времени так разрослось, что свободного пространства близ тониного дома практически не осталось.

Одни только теплицы два с лишним гектара занимали.

Вот и стала тогда Тоня осваивать близлежащие леса.

Короче, выделили делянку в лесу. В самой чаще выделили. Деревья там порубили.

Деревья-то порубили, но пни-то остались.

Вот эти самые пни и выкорчёвывал в тот день Садовников. Работал он в одиночку.

Тогда-то с ним инфаркт и приключился.

На следующий день пришёл на делянку Вдовин (о нём я ещё расскажу). Садовникова пришёл сменить.

Ну, пришёл и видит, что Садовников на земле в неестественной позе валяется: сам весь на спине лежит, конечности в стороны раздвинул, в левой руке топор зажат (он этим топором корни рубил). По лицу Андрюшкиному муравьи ещё бегали.

Ну, решил Вдовин, всё, умер.

Попробовал он кореша своего в усадьбу отнести. Навалился всем телом, значит, от земли его оторвал, а Садовников тут и задвигался – живой оказался.

Ну, Вдовин его взвалил как мешок картошки себе на спину – и так отнёс в усадьбу.

Там ему Грач инфаркт и диагностировал.

Кстати, про Грача.

Тоня тогда решила, что инфаркт у Садовникова случился из-за Грачёвых (или, как у нас говорили, грачебных) опытов.

Боже, насколько она была близка к истине!

Короче, проект Грача с разработкой чудо-стимуляторов Тоня свернула. Тем более, что поставленных целей этот авгур за два года так и не добился.

Все его разработки были либо дорогими и малоэффективными, либо высокоэффективными, но дорогими, либо дешёвыми, но малоэффективными.

Впрочем, многие из созданных им средств Тоня запустила в производство.

Производились эти вещества, понятное дело, на продажу.

И, надо сказать, изобретенная Грачом наркота пользовалась большим успехом у покупателей, а её коммерческая реализация принесла Тоне целое состояние.

Однако вернёмся к делу.

Андрюша, понятное дело, после инфаркта выбыл из строя.

Временно.

Тут работало незыблемое тонино правило: кто стал рабом – тот раб навсегда.

Даже если ты стал инвалидом, выгнать тебя не могут.

Будь ты хоть слепой, глухой и безногий – всё равно будешь работать до тех пор, пока не сдохнешь.

Впрочем, удивляться тут стоит не только тому, что Садовников после инфаркта хоть и с горем пополам, но всё же вернулся к работе, но и тому, что он вообще остался в живых.

Когда Садовников от инфаркта малость отошёл, Тоня позволила ему съездить в Москву подлечиться. Врач тогда, говорят, был в шоке и удивлялся, как, во-первых, Садовников умудрился заработать себе инфаркт в таком-то возрасте, а во-вторых, как он после этого инфаркта остался жив.

Потом был ещё общий медосмотр. Потом посещения разных врачей.

В ходе последних ничего особенного не выяснилось.

Ну, только нашли у Андрюхи одиннадцать ранее не диагностированных переломов костей.

Переломы это были в массе своей старые. Десять из них были получены ещё в прошлые годы, и лишь один – ранней весной семнадцатого.

Все эти переломы к тому времени уже срослись.

Правда, шесть из них срослись неправильно, но это уж никого не волновало. В том числе и самого Садовникова.

После такой производственной травмы Андрюша, понятное дело, легионером быть больше не мог. Ударный труд на тониной даче ему теперь вообще был строжайше противопоказан.

Для Тони, однако, никогда не было проблемой придумать кому-нибудь работу. И этот раз не стал исключением.

Боженко почесала себе репу да и определила Садовникова сторожем. Парники охранять.

Находились эти парники на территории завода Хруничева. Раньше они принадлежали заводу, но потом…

Короче, когда завод Хруничева обнищал и большую часть его корпусов забросили, вместе с корпусами бросили и парники.

Ну, а поскольку места, забытые Богом, арендуются Дьяволом, то захват этих парников Антониной был лишь вопросом времени.

К тому времени, когда произошла вся эта история с Садовниковым, в заводских теплицах уже вовсю выращивали марихуану.

Вот эту самую марихуану Садовников и должен был охранять.

Он и охранял.

И охранял, надо сказать, неплохо.

Уж чего-чего, а воровства не было. Вот серьезно не было. В остальном же…

Ну, вы понимаете, наверное. А ежели не понимаете, так я поясню.

Да, было пьянство. И ещё какое!..

Если на даче Садовников ещё хоть немного сдерживался, то в Москве он просто абсолютно слетел с катушек.

Вот теперь-то он воистину бухал по-чёрному!

И это было замечательно!

Обычно Андрюха нализывался ещё до работы. Бар, как вы помните, работал у нас круглосуточно, а потому он каждое утро туда заходил. Заходил он туда примерно в 7:30 утра. Ну, выпивал пару стаканчиков вискаря, и шёл себе на работу.

Работа у него, как вы понимаете, была в высшей степени непыльная.

А что?

Сиди себе весь день напролёт посреди развалин, сторожи коноплю от всяких хулиганов да ни о чём не беспокойся.

Сидел Садовников, кстати, не где-нибудь, а в тесной как гроб деревянной будке.

И сидел он там не один. С ним было старое охотничье ружье, замотанное проволокой. С его помощью он и должен был защищать драгоценные парники (и ещё более драгоценное их содержимое) от наглых расхитителей народной собственности.

И да, иногда Садовникова заменял на боевом посту другой человек. Про этого последнего я ничего не знаю, кроме, пожалуй, того, что был он родом с поймы и тоже пил по-чёрному.

Так вот, Андрюха днями и ночами сидел в своей будке и бухал, бухал, бухал…

Он почти что и не просыхал.

Впрочем, почему не просыхал? Он и сейчас не просыхает. Хоть и сторожем теперь не работает.

Но если бы Садовников только бухал!

Нет, он был не таков!

Он ещё и жрал в три горла.

И ещё: спортом он тогда уже никаким, понятное дело, не занимался, но всякую дрянь для бодибилдеров жрал исправно.

Хотя, нет. Не то слово.

Он эту гадость не просто жрал исправно. Он её хавал как не в себя. И при этом вёл образцово сидячий образ жизни.

От этого Садовников жирел.

Да, буквально за одно-единственное лето этот товарищ омерзительно, просто безобразно разжирел.

Да, он не просто разжирел. Он именно безобразно разжирел.

Когда Садовников разжирел, он превратился отнюдь не в милого поросёнка, а в огромную жирную свинью.

При этом он стал невероятно уродливым.

Отмечу, что особого уродства ему добавляли изувеченные до невозможности уши. Он много раз повреждал их на тониной даче. Большая часть этих повреждений была получена им во время строительства акведука. Он тогда часто падал с недостроенных кирпичных арок на груды кирпича, из которого эти самые арки складывали.

Тогда это вообще была немаленькая проблема.

С этих арок падали все, притом падали постоянно. Садовников тут был не одинок.

Что же говорить до меньшей части полученных Андрюхиными ушами травм, то эти последние были в основном результатом постоянных падений Садовникова с лестниц. Либо с приставной, либо с той, что находилась внутри тониного дома.

И хотя в чём-то эти лестницы и различались, обе они были просто невероятно крутыми и жутко неудобными.

Падал с них Садовников (да и не только Садовников, но и всякий, кто выполнял ту же работу, что и наш гладиатор) в основном тогда, когда поднимал по этим самым лестницам тяжёлые грузы на чердак.

Да, поначалу это делалось либо при помощи той самой приставной лестницы, либо по лестнице внутридомовой.

Но с приставной лестницей там сразу не заладилось. Рабы с неё постоянно падали и, что самое, пожалуй, неприятное, постоянно роняли на землю грузы. Грузы от этого, понятное дело, портились.

Когда Тоне это надоело, она велела соорудить небольшой подъёмный кран для затаскивания наверх тяжёлых грузов.

Кран это был очень примитивный. В действие он приводился за счёт нечеловеческих усилий трёх человек.

Состояла сия машина лишь из деревянной перекладины, куда было забито стальное кольцо, и длинной толстой верёвки. Эту верёвку рабы в магазине для альпинистов купили.

Сначала все думали, что этот самый канат прослужит долго. Потом выяснилось, что ничего подобного. Верёвка уже через месяц истлела под тяжестью поднимаемых грузов.

С тех пор, собственно, рабы каждый месяц покупали для крана новую верёвку за свой счёт. Вот прям скидывались все и покупали.

Впрочем, скидывались, понятное дело, не все. Только те, кому это было реально нужно. То есть те, кто занимался подъёмом грузов наверх.

Впрочем, даже после того, как у Тони появился этот примитивный подъёмник, многие не слишком тяжёлые грузы по-прежнему таскали по внутридомовой лестнице.

А поскольку лестница эта, как я уже говорил, была неимоверно крутая, узкая и шаткая, Садовников с неё постоянно падал и травмировал уши.

В результате всех этих неудачных падений уши Садовникова вообще перестали выглядеть как уши. Как человеческие уж точно.

И стал наш Андрюха похож на жирного и уродливого гоблина.

Не на того, конечно, который Дмитрий Юрьевич. Хотя этого последнего я не слишком жалую, должное ему отдать надо. По сравнению с Садовниковым нынешним, этот Гоблин просто невероятно красив.

Нет, наш Андрюха стал похож именно на оригинальных гоблинов – на омерзительных уродцев из мрачных европейских сказок.

Так он с тех пор и жил. Сидел себе днями и ночами в своей будке, пил, как конь и жрал, как свинья.

Он окончательно и бесповоротно опустился. Скурвился, как говаривала про таких людей Ульяна-Ангелина.

С ним больше никто не дружил.

Да что там!

С ним и разговаривать-то теперь никто не хотел.

И если Садовников встречал на улице кого-то из своих старых товарищей, этот кто-то всегда делал вид, что Садовникова не знает. И, желая избежать неприятного разговора, от греха подальше переходил на другую сторону улицы.

Девушки в открытую насмехались над Андреем.

Если он по пути на работу (или с работы, соответственно) встречал на своём пути стайку девушек, то эти самые девушки тут же начинали злословить и грубо шутить на тему Андреевской внешности.

При этом они говорили громко. Так, чтобы Садовников их обязательно услышал.

И Садовников их слышал.

Слышал и от этого ещё больше расстраивался. Ну, а от расстройства ещё больше пил.

В десятый класс Андрюха не пошёл. В колледж, понятное дело, тоже. Так и остался он со своими девятью классами образования.

Сейчас, когда тонин бизнес накрылся, жизнь Садовникова изменилась не сильно. Разве что теперь он не вынужден сидеть в тесной будке днями и ночами, а потому бухает он теперь дома. Ну, или в баре. Теперь он проводит там гораздо больше времени, чем раньше. Раньше он заходил туда ненадолго перед каждой сменой и чуть на большее время после каждой смены. Теперь же он частенько просиживал там по двое суток безвылазно.

Так и посиживает, говорят.

Такие пироги.

А был ещё помимо Садовникова такой человек.

Вдовиным его звали.

До чего красивой сволочью он был!

Помню, каким он был в шестом классе. Высокий и очень бледный пепельный блондин с почти прозрачными голубыми глазами и абсолютно прямым носом.

Таким он, впрочем, и остался. Похожим на молодого Дэвида Боуи.

Жизнь у Вдовина сложилась почти так же, как и у его другана Садовникова.

На Вдовине разве что наркотики не испытывали.

Отчасти поэтому он и продержался в роли гладиатора дольше, чем Андрюха.

Да что там! Он даже Глеба в этом деле обгонял!

Да, инфаркт настиг Вдовина только в ноябре 2017-го.

Настиг он его в автобусе.

Случилось это так.

Был пасмурный день. Уроки в школе закончились.

Вдовин вышел из школьного здания и пошёл к близлежащей автобусной остановке. Там он дождался 653-го автобуса. Когда автобус пришёл, он сел в него.

Автобус этот шёл к станции метро Фили.

Отмечу, что у Вдовина тогда весь день болело сердце.

Он, понятное дело, значения этому не придавал. Коньячку, дескать, выпью – и пройдёт мигом всё.

На автобусе Вдовин доехал до церкви. Там-то незначительная ноющая боль в сердце и перешла в нестерпимую резь.

Конечно, Вдовин завыл от боли, люди всполошились, автобус остановился…

Да только к тому моменту, когда приехала скорая, Вдовин уже был мёртв.

Так и погиб гладиатор.

А теперь скажем ещё пару слов про Грэхэма – и закроем эту тему.

Грэхэм ведь за свою недолгую жизнь успел-таки выдать пару интересных мемов, прочно в итоге прижившихся в нашей школьной среде.

Первый мем он выдал так. Глеб тогда сидел на своей кухне за столом, опохмелялся и рассказывал Рыжику про то, как он обустроит в будущем свою жизнь. Закончил он эту свою речь такими словами: «А вот выйду на пенсию – буду копить денежки…».

Вот это самое «буду копить денежки» и стало первым Глебовым мемом.

Второй мем появился при аналогичных обстоятельствах.

Тогда Глеб также точно сидел на своей кухне, опохмелялся и рассказывал Рыжику о своих планах на будущее.

И вот, когда Грэхэм уже рассказал о том, как он женится на красивой девушке, заведёт свиней на балконе и будет варить на продажу самогон из огрызков, он вдруг поднял указательный палец к потолку и, потрясая этим самым пальцем, точно булавой, с очень важным видом протянул: «А-а-а е-е-если-и-и е-е-ещё-ё-ё и-и-и по-о-оби-и-ира-а-аться!..».

Вот это самое «а если ещё и побираться» и стало вторым Глебовым мемом.

Вот, собственно, всё, что я могу сказать о Глебе и о гладиаторах.

Так, а теперь вернёмся на чёрт знает какое количество страниц назад и расскажем-таки о тонином рабстве!

Я не буду сейчас во всех подробностях рассказывать о том, как именно тоня выстроила свою корпорацию. Это заслуживает отдельной книги.

Здесь я просто расскажу о том, что это за рабство было у нас в школе, как вся эта система работала и, пожалуй, намечу здесь основные вехи развития этой самобытнейшей хозяйственной практики.

Итак, наше школьное рабство – это была сложная и довольно оригинальная система эксплуатации человека человеком.

Суть её была в следующем. Некоторые люди из нашей школы (а в более позднее время не только из нашей и не только из школы) попадали к Тоне Боженко в кабалу. Происходило это по-разному. Чаще всего случалось так, что некий шкет брал у Тони кредит. Ну, а поскольку проценты у Тони росли не по дням, а по часам (подчас даже в прямом смысле слова), отдать долг этот самый шкет не мог никаким боком.

Ну, а ежели деньгами взять этот самый долг было нельзя, Тоня накладывала на несчастного должника целую кучу повинностей, какие он должен был безвременно нести в её пользу.

Так, должник был обязан все деньги, какие у него только заведутся, отдавать Тоне в погашение долга. Надо ли объяснять, что долг при этом не уменьшался, а прямо наоборот – продолжал расти. И, надо сказать, вырастал подчас до космических сумм. Я знавал людей, которые должны были Тоне десятки миллионов долларов. Да и вообще проценты у Тони накапливались по каким-то жутко хитрым схемам, в которых никто, кроме самой Тони и её рабов первой категории, разумеется, ничегошеньки не шарил.

Короче, за все те годы, которые Тоня занималась ростовщичеством, отдать долг ей сумел лишь один человек. Его судьба вам известна.

Впрочем, если вы угодили в тонины сети, отдавать этой украинской девочке все деньги будет ещё не единственной вашей обязанностью.

Тот, кто не смог отдать Тоне долг, оказывался вынужден также оказывать своему кредитору всяческие услуги. Притом безвозмездно и ровно в таком количестве, в котором пожелает сам кредитор.

Фактически это означало, что тот, кто брал у Тони в долг, оказывался вынужден работать на эту девчонку до седьмого пота, не получая ничего взамен. Все заработанные таким образом средства, естественно, шли на уплату всё возрастающего долга.

Вот так-то человек и становился рабом.

Впрочем, были, конечно, и другие дороги к рабству.

Так, некоторых загоняли в рабство при помощи шантажа и угроз.

Для этих целей Тоня активно собирала на всех компромат. У неё дома стояли целые стеллажи, заполненные бумажными папками. С этим самым компроматом. Одна папка – один человек.

Компромат Тоня собирала не только на учеников школы, понятное дело. Её интересовали также учителя, чиновники из московского Минобра и полицейские.

Их в рабство, понятное дело, никто загонять и не думал. Здесь Тоня просто хотела обезопасить свой бизнес от возможных посягательство со стороны этих учителей, чинарей и полицаев.

Весь этот сбор компромата в конце концов привёл к тому, что в составе тониной корпорации появились свои собственные разведка и контрразведка. Но о них я ещё расскажу дальше. Сейчас же скажем о третьем пути попадания в рабство.

Это, как ни странно, было добровольное вступление в тонину корпорацию (на правах невольника, разумеется).

Да, представьте себе: некоторые люди у нас по доброй воле становились тониными рабами.

Более того, становились они ими по большей части из карьерных побуждений.

Тут дело было в том, что рабская масса отнюдь не была монолитной.

Напротив, рабы у Тони строго делились на категории.

Сначала этих категорий было три.

Первая категория – это «рабы высшего повиновения», как их называла Тоня и как они сами любили себя называть. Это были тонины приближённые, при бесстыдном ограблении других взятые в долю. То есть, иными словами говоря, рабы первой категории – это практически и не рабы.

То есть, конечно, рабы высшего повиновения должны были оправдывать своё название и демонстрировать по отношению к Тоне поистине самурайскую преданность.

И да, преданность эта выражалась в первую очередь в самоотверженном и неустанном служении.

Ну, или как выразилась однажды Юля Авакумова, «первейшая обязанность раба высшего повиновения – что есть мочи рвать жопу во имя нашей госпожи, а госпожа чтоб этого раба при этом всём в эту самую жопу, которую он за неё, родимую, рвёт, что есть мочи ебала».

И знаете, все рабы первой категории со своей главнейшей обязанностью справлялись прекрасно. Тоня им в этом помогала.

Надо ли говорить, что такого рода преданность более чем щедро оплачивалась?

Впрочем, если принимать во внимание воистину маниакальную страсть Антонины к кидалову, – упомянуть об этом всё же следует.

Да, рабы первой категории могли преспокойно помыкать другими рабами, упиваясь собственными властью и безнаказанностью, и наслаждаться всяческими материальными благами, которыми Тоня щедро делилась со своими присными.

Подробнее об этом я ещё расскажу дальше.

За рабами первой категории следовали рабы категории второй. Это, если по факту говорить, были не столько рабы, сколько погонщики рабов. Они в основном занимались тем, что орали на рабов третьей категории, что есть мочи, заставляя тех работать. Ещё их изредка загружали какой-нибудь не слишком трудной, но довольно важной работой, вроде ведения простейшей бухгалтерии, составления строительных смет и прочих дел того же рода.

Это, впрочем, случалось нечасто.

Обычно с такими делами маялись рабы первой категории.

Ну, а поскольку такие работы открывают широкое пространство для коррупции, – результаты их Тоня всегда проверяла лично. Оно и понятно. Деньги-то – вещь далеко не шуточная!

Впрочем, иногда случалось, что такие работы давали и рабам второй категории. Но это случалось только при том условии, если в конторе бывал полный аврал, и рабы высшего повиновения со своей работой не справлялись. А это случалось нечасто.

И, наконец, были рабы третьей категории. Это были ломовые лошади. Притом почти в прямом смысле. К этим людям Тоня относилась как к скоту. Она ни во что их не ставила.

Рабы третьей категории днями и ночами батрачили на Тоню, брались за самую трудную, грязную и опасную работу, выполняли любой каприз своей госпожи и, разумеется, ничего с этого не получали взамен.

Ну так вот.

Среди нашей школоты находилось немало таких товарищей, которые только и мечтали о том, чтобы влезть ближнему своему на спину и погонять этого ближнего тяжёлой палкой.

Вот такие-то и вступали в рабство добровольно.

При вступлении они все автоматически записывались в третью категорию, но многие из них со временем добивались повышения и попадали в категорию вторую. Да, кто-то из них добивался столь желанного карьерного роста.

Вообще, без дураков, добиться этого самого роста в тониной корпорации было пусть и не так легко, но всё же вполне возможно.

Честные люди, правда, никогда не поднимались у Тони высоко.

Если ты хотел карьерного роста, – ты должен был идти по головам, передавать товарищей и всячески демонстрировать свою преданность Тоне.

Ну, и работать как вол, понятное дело.

Хотя…

Это последнее было не так уж обязательно.

Да, сделать у Тони карьеру, и даже блистательную карьеру, – было вполне возможно. Но вакантных мест наверху было не так уж и много, а вот желающих их получить, напротив, – всегда было пруд пруди.

Многие не выдерживали конкуренции.

Значительная часть тех добровольцев-карьеристов наверх так и не забиралась. Эти люди так и остались у подножия иерархической пирамиды. Над такими у нас все насмехались, и никто их не уважал.

Впрочем, были у нас перед глазами и примеры удачных карьер.

Взять хотя бы того же Дениса!

Был никто и звать никак, – а стал рабом первой категории, третьим по факту человеком в корпорации и без пяти минут тониным мужем. Правда, он потом и удар основной принял на себя.