Текст книги "Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна"

Автор книги: Марат Нигматулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)

Марат Нигматулин.

Теперь всё можно рассказать.

Том первый.

Воистину, нет ничего лучше, чем стать алкоголиком в пятнадцать лет!

– Джек Лондон, «Джон Ячменное Зерно».

Часть первая.

 Предисловие.

Нет, всё же не зря это предисловие я пишу не где-нибудь, а в тюряге. Да, в самой настоящей русской тюрьме с самыми настоящими зэками, урками и тому подобными. Более того, я – один из них.

И вот, оказавшись в этом чудном месте, где никто мне не мешает работать, я вздумал изложить свою биографию просто и популярно. Как я докатился до жизни такой.

Книгу эту я замышлял давно, а времени писать все не было. То времени не было, то желания. А сейчас делать все равно нечего. Вот и решил написать книженцию. «Историю моих страданий», так сказать.

Раньше, когда я брался писать свои мемуары (а брался я за это многократно), я всё пытался подражать кому-нибудь великому. Жюлю Валлесу, Максиму Горькому, Луи-Фердинанду Селину, Гибриэлю Гарсии Маркесу и другим мастерам автобиографической прозы.

А вот сейчас я решил, что не буду подражать никому. Даже моему любимому Донасьену Альфонсу Франсуа де Саду. И Франсуа Рабле я тоже подражать не буду. Всё: буду оригинальным! Пусть мне подражают жалкие эпигоны! Поэтому я отныне пишу то, что в голову взбредёт. Отныне я себя не сдерживаю. Это что касается стиля повествования. А теперь пару слов про содержание.

Моя книга написана в любимом жанре Антонины Боженко (о ней вы ещё узнаете). Это натуральная чернуха на грани порнухи. Того и другого здесь будет предостаточно. Поэтому если вы толераст, пидорас или человек традиционной морали, то не читайте вы эту книгу. Вы сдохнете от инсульта на середине.

Тут будет много матерщины. Простите уж меня, но без неё никак!

От ужасов, которые вы здесь прочитаете, – вы потеряете сон, аппетит, потенцию и многое другое.

Это не точно, но возможно.

Увы, без этих ужасов, достойных Стивена Кинга, о жизни современного российского школьника не рассказать никак.

А всему виной кровавые карлики, захватившие нефть и газ. Эти проклятые сволочи, уроды и кровопийцы сосут из нашего народа жизненные соки, дерут три шкуры, и отнимают последнюю рубашку.

Вы ужаснётесь тому, во что эти гады превратили нашу российскую школу! В настоящий вертеп разврата, логово фашистов и царство Сатаны. И всё это под разговоры о «православном воспитании»!

Вы будете в ужасе и возбуждении от кровавых оргий, которые творят школьные учителя со своими воспитанниками, – совсем малыми детьми. Это будет полный срыв башни. Уже хочется?..

Хочу лишний раз напомнить, что вся эта дрянь происходит потому, что наши правители все сплошь бандиты, воры и убийцы. Это они растлили нашу российскую школу, это они так испортили педагогический состав и погубили наше образование. Этим людям нет и не может быть прощения. Они все заслужили гильотины или даже четвертования. Если вы в это не верите, то я вам докажу.

В этой книге я обличаю пороки чиновников и вскрываю гноящиеся раны нашего образования. Против богов! Против деспотов! Против имущих! Вот, против кого написана эта книга.

И пусть эту книгу запретят, порвут и сожгут тираны, захватившие власть в России. Пусть эти лживые лицемерные сволочи, эти поганые учителя ругают её столько, сколько им вздумается. Пусть верещат от злости и осыпают меня проклятиями. Все знают, что я пишу только правду и ничего, кроме правды. Одно лишь это и придаёт мне сил.

Сейчас надо следовать примеру ветхозаветных пророков, а они не боялись «ни пасти кита, ни львов рыкающих, ни правителей алкающих». А уж наши теперешние карликовые тираны не очень похожи на легендарных вавилонских царей.

Тем не менее, когда идёшь в пасть Левиафана, то не забудь захватить с собою меч. Тогда уж будет совсем не страшно. И пусть обвиняют меня хоть в экстремизме, хоть в клевете. Народ всё равно будет знать, что я прав, а мои гонители – это всего лишь ломехузы.

Да, я со всей ответственностью заявляю, что наши учителя (а особенно учителя обществознания, а особенно «заслуженные») – это ломехузы, отправляющие наших русских детей духовным ядом. Они научают наших детей разврату, фашизму и поклонению Сатане.

Поэтому мне больно видеть, что в России всё ещё народ уважает учителей, этих гиен проклятых, этих гадюк, этих уродливых обрюзгших баб.

Этой книгой я хочу научить вас правильному обращению с учителями: гоните этих развратников кнутом из своего дома! Гоните их так, чтоб не возвращались! Слова доброго не говорите этим гадинам!

В нашей стране половина учителей заслужила гильотины, половина – пожизненной каторги. Будь моя воля, я бы их всех отправил на галеры. Ради такого стоит возродить галетный флот!

Я раскрою в этой книге много секретов.

Секретов, составляющих корпоративную тайну российских школьных учителей.

Эти секреты омерзительны и ужасны, но рассказать о них необходимо. Страна задыхается от лжи, а потому ей сейчас так нужен глоток истины. Чистой, свежей истины!

Поэтому я тороплюсь. Кто знает, что ждёт меня в будущем. Надо писать быстрее... Люди должны знать правду во всей её неприглядности, во всём её уродстве. Именно это сейчас необходимо. «Подбирать слова» – это трусость.

Тут надо вывалить на читателя всё таким, какое оно есть. Да, грязь-грязища, но зато правда.

Надеюсь, эта книга хоть немного пошатнёт власть учительской корпорации. А уж в том, что эта корпорация сильна, – сомневаться не приходится. Наши государственные школы, раскиданные по городам и посёлкам России, представляют собой своеобразное государство в государстве, настоящий архипелаг...

Эх, на Солженицына потянуло, хотя никакой я не Солденицын, не Политковская, не Новодворская... Потому что я – леворадикал, коммунист, почти анархист. Либералов я ненавиду. Всегда ненавидел, а сейчас ненавижу особенно. В конце концов именно эти сволочи и привели к власти нашего императора Пу И, которого мы все вынуждены терпеть десятилетиями! Я не могу лгать, подобно Солженицыну, и передёргивать, подобно Политковской. Нет, я решил писать правду, – её одну и буду писать.

Тем более, что мне и сочинять ничего не надо. Жизнь Российского школьника – это такой беспросветный кошмар, что страшнее и придумать невозможно.

Хватит, наверное, мусолить уже предисловие, пора заняться делом и поведать вам обо всём... Словом, ещё одна деталь.

Впервые идея написать мемуары ко мне пришла в четвёртом классе. Пришла от мамы.

Тогда я уже успел хватить того самого школьного ужаса сполна, но всей глубины его пока что не ощутил. Тогда Мама моя уже ужасалась, тряслась (впрочем, как и теперь) и однажды сказала мне, что, мол, жаль, что теперь писатели не пишут про школу рассказов. А то, мол, были когда-то хорошие «Денискины рассказы» Виктора Драгунского, но они теперь устарели. Напиши, мол, сынок, что-нибудь новенькое в том же духе.

Новенькое... В том же духе...

Вот оно, это новенькое! Хотел писать «Денискины рассказы», а получаются «120 дней Содома», пытаюсь подражать Драгунскому, а подражаю де Саду. Если в моей книге р есть юмор, то он либо чёрный, либо пошлый.

Каковы причуды капризной Клио! За какие-то сорок-пятьдесят лет добрый школьный мир «Денискиных рассказов» превратился в настоящий ад, в кровавую оргию сатанистов, фашистов, работорговцев и педофилов.

О причинах этой трансформации мы ещё поговорим.

А теперь же приступим к делу.

 Глава первая. Семья.

Я родился в Москве от отца и матери. Случилось это 13 марта 2001 года.

Отец мой, Владислав Нигматулин, – некогда очень богатый, но к тому времени уже разорившийся бизнесмен. Мама моя, Людмила Курбанова, – к тому времени уже домохозяйка.

Отец мой родом из Грозного, столицы Чечни. Это сказалось на нём очень сильно. С самого детства ему приходилось драться с чеченами (именно так он их всегда называл) за свои человеческие права. В Чечне ничего не даётся легко, а особенно человеку нездешнему. Приходится бороться за каждый глоток свежего воздуха, за право пройти по дороге, за право видеть солнечный свет не только из окна и особенно за право дышать. Жизнь – это борьба. Эту истину отец усвоил с детства.

В молодости он занимался плаванием. На время он даже вошёл в юношескую сборную РСФСР. Он выучился на тренера по плаванию в Педагогическом университете имени Льва Толстого. Потом служил радистом в Афганистане.

Войны мой отец всегда ненавидел. «Война – это грязь, кровь и смерть!» – говорил он мне часто.

Позднее, в 1987 году, отец приехал в Москву. Здесь он занялся бизнесом. В 1990-Е годы он превратился в миллионера, но после кризиса 1998 года он всё потерял.

Вскоре после этого родился я.

У моего отца было четыре жены, одна из которых фиктивная. Именно поэтому я имею двух старших братьев. Одного из них зовут Артур, а другого – Энвер.

Артуром (он родился в 1981 году) отец гордится. Он выучился на финансиста в Высшей школе экономики, а теперь занимает руководящую должность в одном американском банке. Платят ему там не просто большие, но поистине сумасшедшие деньги.

А вот об Энвере (этот родился в 1991 году) отец и вспоминать не хочет. Ныне он живёт с третьей женой моего отца в Лондоне. Там де он выучился (на деньги моего отца, конечно же), а теперь не может найти работы. Именно поэтому живёт он теперь на отцовские деньги, которые вечно просит. Отец всегда даёт, но всё равно недоволен.

Отец моего отца, то есть мой дед по отцовской линии, – был военным моряком. Он служи на Чукотке, в Ревеле и в Дербенте. Потом вышел в отставку.

Он оставил мне в наследство прекраснейший советский кортик 1947 года выпуска. Красивый кортик. Я его берегу. Он сейчас хранится у меня дома завёрнутый в советский флаг.

Бабушка моя по отцовской линии много лет проработала медсестрой. Она знает невероятно много. Многое она повидала.

Один раз бабушка Луиза (таково её имя) раскалывала о том, как она с подругой попала в шторм на Аральском море. Они тогда направлялись на пароходе из Аральская в Муйнак.

Ещё она рассказывала о том, как видела ужасный голод начала 1930-х годов. Она тогда была маленькой девочкой из одного башкирского села. Она помнит, как при сорокаградусном морозе трупы укладывали штабелями на окраине деревни, а потом увозили на захоронение.

В их деревне поймали одного каннибала. Его потом расстреляли. Во рту у мёртвых тогда находили сено.

Она помнит, как в замёрзших домах вскрывали двери, как оттуда выносили трупы. Ещё она рассказывала о том, как она общалась с пленными японцами и немцами после войны...

Словом, этот человек – просто кладезь историй.

Мама моя тоже родом из Грозного.

Она выучилась сначала на физика в местном институте, а потом уехала в Москву. Это было перед началом Первой Чеченской войны.

Здесь Мама работала и училась. Притом не где-нибудь, а в МГИМО, хоть и на вечернем отделении. С отцом она познакомилась ещё в 1987, но поженились они только в 2000 году.

Моя мама имеет одну сестру, – тётю Лену. Она сейчас живёт со своим мужем дядей Игорем в Одессе.

Сразу скажу: почти всё, что говорят о притеснении русских на Украине, – правда. Родственники сами стали жертвами этих притеснений.

На Украине сейчас страшно жить. Это я знаю от очевидцев. Поэтому да будут прокляты те сволочи, что рассуждают о великом счастье, будто ты наступившем на Украине. Эти пропагандисты омерзительны, они хуже гадов ползучих.

Словом, про Украину мы ещё поговорим.

У тёти Лены есть дочь Илона, а у неё в свою очередь есть муж Ваня и двое детей – Саша и Ваня-младший. О них мы ещё поговорим.

Пару слов о дедушке и бабушке по материнской линии.

Дед мой, Юрий Курьанов, родился в селе Коктюбей. Это в северном Дагестане. Село это было рыбацкое. Поэтому дедушка мой с самого детства ходил с отцом в море для ловли рыбы.

Много мне всего дедушка рассказывал и о море, и о рыбе. Рассказывал, как его отца с другими рыбаками в шторм унесло на кукую-то отмель. Несколько недель они там пробыли, едва не умерли.

Рассказывал ещё про тюлений промысел на Каспийском море, про добычу ворвани рассказывал.

Село их, Коктюбей, находилось на берегу моря. Но не совсем на берегу. Дело в том, что берег Каспия там весь порос камышом. Этот камыш тянется километров на тридцать. Там находятся лиманы, маленькие озёра, болота и ручейки, иногда даже речки.

«Там» – это на берегах.

Словом, трудно определить, где кончается лиман и начинается море.

В тех камышах и находилось село Коктюбей.

Лягушек там было множество! Комаров – тоже непочатый край. А ещё там водились черепахи, водяные змеи, нутрии и ондатры. Жаль только, что лягушек-быков не было.

Мой дедушка добросовестно л на флоте, а потом (в 1956 году) поехал учиться на инженера в Грозный. Там он выучился, устроился на работу на местную электростанцию, женился на Вере Марченко, – моей бабушке. Она была родом из Краснодарского края и работала в детском салу воспитательницей.

Они так и будут жить в Грозном до 1995 года.

В 1995 году, спасаясь из-под обстрелов, пробираясь по подвалам, они покинули Грозный и нищими уехали в Москву.

Дед рассказывал, как они, выбираясь из города, видели куски человеческих тел, разорванных минами. Руки и ноги висели даже на ветках деревьев...

Разумеется, чеченов в нашей семье, мягко говоря, не любят. Это понятно. Честно говоря, я и сам не очень-то жалую отдельных представителей этой нации. Но об этом – позже.

Семейное предание гласит, что род моего отца княжеский, а потому я – татарский князь и едва ли не потомок Чингисхана. Согласно другому преданию, род моей матери восходит к самому Степану Разину.

Словом, с родословной у меня всё в порядке. Потомок Стеньки Разина и Чингисхана!

Однако я пишу свою автобиографию, а не историю семьи.

Поэтому перейдём к делу.

 Глава вторая. Первая кровь.

Пафосное название. Очень пафосное.

Хотя на самом деле ничего собо выдающегося в тот день не произошло.

Мне было тогда года два, наверное.

Мы тогда всей семьёй жили в крохотной квартирке на Тучковской. Там и сейчас проживает мой дедушка. Теперь уже в одиночестве...

В тот день погода была ненастная. Было холодно, дул ветер. Комнаты были сырыми и тёмными.

Я сидел на коврике и занимался своей игрой. Я играл в кубики.

На компьютерном столике стояла бутыль с водой. Это была минеральная вода «Ессентуки N. 17». Отец всегда очень любил эту воду.

Тогда родителей рядом не было.

Я решил достать эту бутыль и поиграть с ней.

Что было дальше, я не помню. Суть в том, что я страшно порезался. Рана была на всю мою детскую руку.

Боли я уже не помню, но зато помню испуганные глаза родителей. Родственники суетились всё вокруг меня, суетились. Потом меня отвезли в больницу, где рану зашили. Шрамы от неё и поныне видны на моей руке.

Я привёл это воспоминание потому, что это первое, что я помню в своей жизни. Ничего более раннего я не запомнил. Словом, и более поздние вещи требуют напряжения памяти.

Я помню, как мы въехали в новую квартиру на Багратионовском проезде. Это было солнечное весеннее утро 2003 года. Рука моя к тому времени зажила.

Я вошёл вместе с родителями в просторную и светлую квартиру. Она была для меня такой огромной!

Это был сталинский дом с потолками 3,5 метра. Раньше это была коммунальная квартира. Именно поэтому она была такой большой. Особенно для меня тогдашнего.

У меня появилась своя комната. Я даже немного помог малярам покрасить её стены.

У нас в семье эту комнату никогда не называли «детской». Просто говорили: «твоя комната». Мне это нравилось.

В детстве со мной не сюсюкались, как это некоторых принято. Говорили со мной как с равным. Это правильно и хорошо. Это воспитывало во мне человеческое достоинство. Впоследствии плохо пришлось моим учителям...

Вообще же меня с детства ужасало то, что многие родители своих детей или чересчур опекают, или же бьют по любому поводу. И плохо, что в последнее время заговорили про «непоротое поколение».

Мол, моё поколение да «непоротое»! Говорить так может лишь сущий невежда или просто гнида. Моё поколение, быть может, самое поротое в истории страны. В новейшей – уж точно. Да, меня не пороли. Это хорошо. Спасибо огромное родителям за это. Но вот мои друзья и одноклассники все ходили поротыми и битыми во всех отношениях.

На период моего детства пришёлся расцвет всевозможных педагогических сект и секточек. Об этом мы ещё поговорим позже.

Вся эта дребедень пришла, разумеется, с Запада.

Свойства этих педагогических сект такие же, как у этого вашего «Гербалайфа», сайентологии и книжек по бизнесу в духе «Как стать богом с помощью двух ванн скипидара» и прочего бреда американских шизофреников, который у нас преподносится как истина в последней инстанции.

Все эти педагогические методики одна другой бредовее и , как у Льюиса Кэрролла, «страньше и страньше». Некоторые – так и вовсе сущий бред.

Зародыш в утробе должен слушать музыку Моцарта! Это, мол, сделает его умнее!

Ага, сейчас!

Но ведь многие тогда в это верили.

А ещё была тогда глупая и вредная мода на запрет компьютеров детям. «Мы нашему Бореньке компьютер не покупаем!» – с гордым видом говорили тупые родители. Сами, мол, ничего не знаем, – так пусть и ребёнок ничего не знает.

Полный маразм!

И если мода на запрет компьютеров сошла на нет, то с Моцартом всё куда печальнее.

У многих представителей моего поколения сознание поистине мифологическое. И понятно, почему.

Дети моего поколения с самого детства были окутаны плотной пеленой самых разных мифов: и новых, и старых, и всяких. Притом мне известны мамаши, которые, выписывая глянцевые журналы и веря решительно во всё, что там написано, продолжали ходить в православную церковь, возить ребёнка к знакомой знахарке и пользоваться гомеопатией.

Поистине, мракобесие сближается!

Ребёнка надо воспитывать по новейшей методике американского доктора, свозить в церковь к батюшке для того, чтоб он его святой водой окропил. Потом надо сынишку окурить знахарскими травами и накормить гомеопатическими лекарствами. А на ночь ещё молитву прочитать и амулет Индийский у кроватки повесить.

Немногие из детей (впрочем, из взрослых тоже) задумываются над тем, как всё это глупо. Даже с точки зрения религии или любой лженауки. Это даже не религиозное сознание, а какой-то варварский синкретизм.

Едва не написал «кретинизм». Впрочем, и это подойдёт.

Моё поколение воистину несчастно. Некоторые сволочи говорят, что вас, мол, жизнь балует: не было на вашем веку ни мировой войны, ни голодомора, ни всемирного потопа. Неженки вы, мол, неженки.

Можно подумать, в том, чтобы выбираться из всей этой дряни и состоит смысл жизни человека. Интересно, захотели бы солдаты Мировой войны своим детям такой же участи?! Да никогда! Никогда больше!

На наше поколение тоже выпало немало горестей. И первая из них – это те самые педагогические секты. Всё это настоящее преступление против детей, против разума и против человечества. За это создателей сект надо судить как на Нюрнберге. Они настоящие гниды. Поверьте, я уж знаю, что я говорю. Мне-то ещё повезло, что моя мать женщина образованная. А вот одному моему другу пришлось всё детство спать на холодном полу без одеяла и простыни. Таким образом его мать «дух укрепляла». Несчастный потом страдал от проблем с мочеиспусканием и потенцией. Дух он, кстати, не укрепил. Человеком он остался самым и безвольным.

До меня тоже долетели отголоски этого педагогического мракобесия. Но это именно отголоски. Так, сущая мелочь. По сравнению с вышеуказанным товарищем.

Мне выпали всего лишь авангардные методики изучения английского языка. Методики, конечно, бред, но всё равно. Среди своего поколения я не первый страдалец. И это замечательно. Многим нашим приходилось намного хуже. Именно поэтому они сломались, потерпи Веру в себя и человечество.

Я эту веру сохранил, а потому могу обо всём этом написать. Это здорово.

Вернёмся, однако, к делу.

Летом 2003 года мы поехали в Испанию. Отец имел там большой дом. Красивый был дом. Очень красивый. Там были огромные хрустальные люстры в роскошной столовой с колоннами белого мрамора. А ещё там была высокая башня, куда можно было подняться лишь по винтовой лестнице. В этой башне и находилась моя комната. А ещё рядом с домом был бассейн, пальмовая роща, где жили очень милые пальмовые крысы и волнистые попугаи, а также выход к каналу, где парковали лодки и яхты.

Этот огромный дом очень нравился мне. Мне нравилось там всё, а особенно бассейн. На террасе рядом с ним я ловил ящериц. Они очень милые. Я и сейчас с улыбкой вспоминаю их весёлую беготню. Иногда они тонули в бассейне. Тогда я плакал.

Всего, конечно, не вспомнить. Помню, как я катался по двору на электрокаре. Помню, как я косил газон и рубил дрова. А ещё помню такой случай.

Я показал бабушке фигурку пигмея и спросил: «Кто это?». «Это боевик!» – ответила бабушка. «Они на милицию нападают, на людей.» – добавила она.

«На милицию? – удивлённо спросил я. – Наша милиция сама на кого хочешь нападёт!».

Да, недетские разговоры я вёл в то время.

Шла Вторая чеченская война. Россия побеждала. В нашей семье предпочтения были на стороне России.

Естественно, после того, как моих дедушку и бабушку лишили всего имущества и едва не убили, – симпатии к чеченцам не было никакой.

Однако всё это не имеет никакого значения. Сейчас-то я уже полностью на стороне борющегося за свою свободу чеченского народа. Но тогда я был тем ещё шовинистом. Маленьким, но очень злым шовинистом. Я ненавидел «проклятых горцев» и «гуронов», как их в нашей семье называли. Но то, что я обожаю чеченских боевиков, – ещё ничего не значит. В школе я постоянно дрался с чеченцами.

Понимаете, чеченцы – они как гиены. Если издали смотреть, – то красивые и благородные животные, а близко подойдёшь, – такая вонь от них…

Словом, чеченцев хорошо лбить на расстоянии. Вблизи они омерзительны. И правильно наши люди называют их дагами, хачами и чурками. Слова эти, может, и обидные, но очень уж точные, меткие, как все слова русского языка.

Эх! Сейчас я уже так устал от всего этого говна вокруг, что готов даже уголовников и джихадистов славить.

И знаете: когда няня-джихадистка Бобокулова отрубила голову русской девочке, то мне нисколько не было жалко девочку. Как и её родителей. Это были люди богатые, хотя и невежественные. Таких не должно быть жалко. От них ничего хорошего быть не может. Ненавижу таких людей.

А вот Бобокулову я понимаю. С ума сойти можно от окружающей действительности. Поэтому люди и начинают бороться со всем этим. В том числе и такими методами.

Нет, на самом деле метод хороший.

Так делать и надо. Надо реально брать топоры и рубить буржуям головы. И не символически, а по-настоящему. И головы надо рубить не только взрослым буржуям, но и буржуазным отпрыскам. Даже если те – ещё малютки.

Однажды я попробовал так делать. О том, что из того вышло, я расскажу позже. Всё это было очень смешно и немного грустно. Но вернёмся к делу.

Отец купил наш испанский дом ещё тогда, когда он был богат. Позднее он потерял деньги, но дом-то остался. Содержать его, однако, было довольно тяжело.

Найти хорошую работу в Испании оказалось проблематично. Оно и понятно. Все хорошие места заняты испанцами. У нас в стране многие думают, что в Испании, в Италии, вообще в Европе нет ни кумовства, ни коррупции.

Ага, сейчас!

Всё это там есть, хотя этого и меньше, чем у нас.

О чём ещё вспомнить?

Ну, в Испании я купался в море. Первый раз в своей жизни. Мне очень понравилось.

Ещё мы ловили однажды раков в реке, а потом варили их и ели.

В приморских районах Испании люди брезгуют речной рыбой и раками. Конечно, ведь рядом псть море! Поэтому речушки Каталонии (а жили мы именно в Каталонии) полны рыбой и раками. Рыба там крупная, людей не боится и вообще очень медлительная. Раки и вовсе ловятся элементарно.

Вот мы однажды и поехали раков ловить. Мы ловили их в маленькой сонной речке. Она текла в одном лесу неподалёку от города.

Красивый это был лес! Очень он был похож на наши подмосковные леса. Те же клёны, те же берёзки. Всё одно.

Раков наловили много. Помню, они были очень вкусными. Одного маленького рачка мама разрешила выпустить в канал. Я тогда не знал, что вода в канале солёная, а потому рачок там погибнет…

Ещё мы ловили рыбу в той же реке.

Помню ещё, что однажды к нам приходил на своей яхте один знакомый моего отца, – Франсуа. Яхта его называлась «Побег». Дело в том, что у него были очень плохие отношения с женой. Поэтому он хотел сбежать от неё. В конечном итоге сбежал. На его яхте мы ходили далеко в море. Дошли даже до острова Ивиса. Там я выпил молочный коктейль.

Золотые были времена…

Потом мы уже всей семьёй в тот испанский дом не приезжали. И денег у нас не было, и дедушка с бабушкой постепенно старели…

Отец ездил туда один. Чистил бассейн, убирал плесень, косил траву и живую изгородь.

А потом мы этот дом продали. Продали для того, чтобы купить дачу в Подмосковье. Про неё я ещё расскажу отдельно. Эта дача стала настоящим кошмаром для моей мамы.

А вот испанский дом купил один голландец. Он снёс башню, где находилась моя комната, срубил огромный кедр, вырубил пальмовую рощу и уничтожил живую изгородь. Мне так жалко пальмовых крыс, которых он вытравил… Сволочь!

В 2007 году отец окончательно продал дом в Испании.

Словом, я в тот дом приезжал только два раща. Я провёл там лето 2003 и лето 2004 годов.

Следующий период моей жизни начинается в 2005 году. Мне тогда было четыре года.

 Глава третья. В поход!

Начался этот период с того, что мне страшно захотелось в поход. Даже не знаю, с чего именно мне захотелось. Может быть, мультфильм посмотрел какой, а может быть сам захотел.

Главное здесь то, что мне захотелось в поход. Я помню, как я тем солнечным утром (в детстве я всегда вставал рано; в 6-7 утра уже бывал на ногах) собирал свой детский рюкзачок. Рюкзачок был в форме морды долматинца.

Мама в тот день вызвала бабушку, и она пошла со мной «в поход».

Я и поныне помню маршрут этого «похода». Мы погли к метро Фили, потом завернули к Детскому парку, прошли его насквозь, а затем направились к Багратионовскому рынку. Там мы купили мяса, а щатем пошли домой по Багратионовскому проезду.

Конечно, такой результат меня не устроил. Ведь мы не встретили ни волка, ни медведя! Да и леса мы никакого не ведели!

В тот день я орал и страшно ругался.

На следующий день к нам домой пришёл дедушка. Он сказал, что поведёт меня в настоящий позод. И мы пошли, а точнее поехали.

Поехали мы на автобусе N. 653 на Филёвскую пойму. Это место и впрямь довольно дикое и совершенно заросшее.

Вообще же Филёвская пойма – это узкая полоска земли между Москва-рекой и телом города. Восточная часть поймы примыкает к жилым домам, а западная – к заброшенным корпусам завода Хруничева.

Я помню, как мы ехали туда на автобусе. Из окна мне были прекрасно видны эти самые заброшенные корпуса. Их вид поразил и ужаснул меня. Они казались такими огромными и пустыми, что становилось не по себе.

Уже тогда я пролил первую свою слезу по поводу родной промышленности. Захватившие нашу страну варвары-тираны совершенно распоясались. Российская промышленность фактически уничтожена. Останется не так много времени, и всё: мы окончательно скатимся к уровню стран третьего мира. Мы превратимся в «белую Африку», а править нами будет король Муани-Лунга…

То есть, простите, Владимир Владимирович Путин. Впрочем, невелика разница.

Во всём этом, однако, есть и что-то хорошее. Меня, к примеру, всегда привлекала эстетика руин. Я ещё в детстве любил уходить на руины и подолгу там мечтать, думать. А ещё мне в детстве очень нравилась книжка Юлиуса Эволы «Люди и руины». Руины всегда имели какую-то особую притягательность для меня. Они манили меня.

На руинах я часто встречал призраков и подолгу беседовал с ними. На руинах вообще водится много призраков.

Но об этом я расскажу позже. Сейчас о другом.

Не знаю, чем именно наши постсоветские руины, эти груды поросших дикой травой, крапивой и лопухами бетонных обломков, эти брошенные здания заводов и рдавые громады подъёмных кранов привлекали меня раньше и привлекают сейчас.

Не знаю, чего больше в этой любви, – подлинного влечения или же пустого интеллигентского оригинальничанья. Возможно, что и второго, но я точно не знаю.

О своей любви к руинам я ещё напишу. Сейчас же надо сказать слово о тех, кто тоже любил и любит всем сердцем руины. Особенно наши, филёвские.

Естественно, как только рабочие покинули корпуса завода Хруничева, как туда немедленно пришли поклонники дьявола. Сатанизм в нашем районе стал процветать. В заброшенных корпусах стали теперь служить чёрные мессы, во время которых совершались человеческие жертвоприношения. Словом, в жертву приносились не только люди, но и животные: в первую очередь кошки и собаки, потом уже свиньи и козы.

По всему району пропадали люди. Повсюду висели объявления в духе «Пропал человек такой-то такой-то…». Люди и впрямь исчезали постоянно. Особенно это касалось детей.

Сатанисты частенько воровали маленьких мальчиков и девочек, настловали их во время своих черных месс, калечили, а потом приносили их в жертву Сатане. Это происходило сплошь и рядом.

Из нашего дома пропал мальчик Миша. Умный был мальчишка, хороший. Мы жили в первом подъезде, а он – во втором. То есть практически наш сосед. Пошёл однажды гулять, но не вернулся.

Он был сирота. Воспитывала его бабка. Она и без того имела скверный характер, а после этого и вовсе сошла с ума. Она сбрендила, притом так сильно, что это все замечали.

Она завалила свою квартиру мусором, ходила в старье, постоянно что-то бормотала себе под нос и часто набрасывалась на прохожих. По ночам она издавала такие страшные звуки и тглашала дом таким жутким рёвом, что все соседи тряслись от ужаса.

Особенно же тряслись мы.

Дело в том, что нашу квартиру и квартиру сумасшедшей бабки разделяла лишь одна стена. Поэтому её ночные вопли мы слышали лучше других.

А помимо воплей я слышал часто, как будто кто-то наваливается на стену с обратной стороны, а потом карабкается поиней и долезает до самого потолка,а потом возвращается обратно.

Вам, возможно, не страшно, а вот я был в ужасе.

Потом отец позвонил куда следует, и тогда бабку забрали в психушку.

Но обо всём этом я ещё успею вам рассказать, а потому вернусь к «походам».

Так вот, мы с дедушкой стали ходить «в походы» (на самом деле это уместнее называть прогулками).

Ходили мы очень много. Каждый день мы садились на автобус N. 653 и ехали на Филёвскую пойму. Я изведал её всю целиком. Нет, пожалуй, на всей пойме и единого закутка, где бы я не побывал. Всё это расстояние было ещё в детстве мною изведано и пройдено многократно.

Сначала мы обследовали только Филёвскую пойму, но потом стали посещать и Филёвский парк.