Текст книги "Магия, кофе и мортидо наставника Медея. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Макар Ютин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)

Стояла темнота. Только лился сверху слабый, далекий, умирающий свет заходящего солнца, а далеко-далеко, у заднего входа, еще виднелись уцелевшие светильники и доносился далекий звук сражения.

Медей с трудом убрал руку, придавленную тяжелым обломком стула. Вздохнул. Попытался собрать мысли в кучу.

Кем бы ни являлась та пара магов, на арену они пришли с одной-единственной целью – убить высокопоставленных сопляков. Или сопляков высокопоставленных людей, не суть. А теперь они (хотя, скорее, их подельники снаружи) бились со стражей, чтобы вовремя покинуть сие гостеприимное заведение. Диверсия прошла успешно.

Феерично успешно. Им точно помогли изнутри, раз защитный контур самой арены безо всяких проблем пропустил оба предельно плотных составных заклинания двух опытных магов четвертого ранга.

В голове продолжало пищать, тело хотело отдохнуть на мраморной кроватке изгвазданного пола. Пришлось понукать себя сначала встать на колени, потом, чисто из чувства гордости, упереться в них руками, подняться на ноги. Как назло, большая часть кресел перестала существовать в магическом аду, поэтому опереться оказалось абсолютно не на что.

Даже на убежденность в собственном выживании.

Медей напряженно огляделся, однако кромешная темнота не озарялась ни одним красным всполохом. Самого страшного для него, пожара, не произошло. Только раскуроченные трупы то здесь, то там, освещенные парой слабых, уцелевших после терракта, ламп далеко сверху. Все еще слишком темно для его тела из первого мира, однако новый Медей куда лучше видел в темноте. Например, он мог различить фрагменты чьих-то конечностей, пока подволакивал ноги к левой стенке, подальше от уничтоженной убийцами компании

«Насрать». «Вы все ненастоящие».

Это не люди, это продвинутые декорации. Никто не плачет, когда моб третьего плана умирает у него на глазах. Иначе игроки не истребляли бы бандитов в каждой второй РПГ. И не вырезали стражников чисто по приколу в каждой первой.

Он сцепил зубы в приступе ненависти. К себе, к ублюдкам, чуть его не убившим, к жалкому ничтожеству, чье тело он вынужден был носить

«Перестань. Шанс на жизнь стоит неприятностей. Даже если придется куковать в созданном чужой волей мирке картонных персонажей. По крайней мере, сегодня было весело. И в первый бой, и во второй».

– И в третий, – неожиданно для себя хмыкнул Медей. Саркастично, да, но и весело тоже.

Он втянул в себя воздух. И, вместе с резким, мускусным запахом смерти вдруг ощутил… Восторг.

Этот высосанный из пальца мир способен его убить, в нем есть место случайности! Оригинальный Медей бы погиб на его месте, а значит… Каким бы мусором не являлся один наставник – он уже стал частью истории.

– Часть команды – часть корабля, – смех перешёл в кашель, но ему все равно оставалось весело.

Возможность, всего лишь возможность изменить, вписаться в более широкие рамки.

«Однако, Бог ты, демон или слепой случай – спасибо и за нее», – подумал он и втянул такой сладостный, такой терпкий запах ситуативной свободы.

О чем моментально пожалел. Картонные мобы или нет, а от насыщенных миазмов братской могилы все равно хотелось поднести к носу бутылку с ацетоном. И оставить ее там до самой Академии.

Медей удержал все внутри, подавил внезапный рвотный позыв. Потихоньку добрался до стеночки, затем медленно, помогая себе рукой, стал подходить ближе к длинному коридору для выхода.

Нет, плохая идея. Там сейчас рубятся давешние мудаки и несколько слабосилков, оставленных в качестве символической охраны. Основная погибла вместе со своей клиентелой.

Медей не очень понимал, почему они так наплевательски относились к охране, но камон! Как будто в его прошлом мире несколько ублюдских террористов, из числа самых дружелюбных граждан в мире, не начинали резню целого концертного молла.

Тем временем, дела принимали дурной оборот. Наставник дышал все тяжелее. Из-за темноты этого места, он не сразу заметил, как в глазах начало плыть, а голова стала кружиться все сильнее и сильнее. Следовало как можно быстрее найти выход, иначе он задохнется. Пойти к ближайшему, где идет борьба? Те же шансы на смерть, только, в случае выживания, раскроется личность: появятся вопросы от Академии.

Медей вздохнул, закашлялся и упрямо поковылял дальше.

Из новеллы он помнил про существование черного входа (еще более черного чем «главный», сам по себе черный для основного здания склада), но вот узнать его среди обломков, среди облака гари разрушенного зала, в темноте, в ослабленном, мятущемся состоянии

Внезапно он ощутил, как нагрелись за пазухой кости Парменида. Мир вокруг моргнул, зрение на секунду прояснилось, обрело пугающую, болезненную резкость

Точно по наитию, Медей остановил взгляд на чуть более темном, чем окружающий мрак, подкопченном прямоугольнике.

«Дверь»!!! – искренне обрадовался наставник.

Второй раз он обрадовался, когда благополучно вылез из огромной ловушки в виде интересной арены. В третий – когда обнаружил ночь на дворе, а также полное отсутствие прохожих в этой части здания. Все внимание оказалось приковано к противоположной стороне склада. В четвертый, когда дополз до небольшого колодца, что использовался складскими рабочими и кое-как привел в хитон в порядок.

Сажа с пылью отмылись относительно легко, чего не скажешь о багровых разводах, после того, как куски тел барабанили Медея по плечам и спине. Удалось лишь размазать их, а потом смешать с грязью. Теперь, сухопутный Робинзон выглядел так, словно всего лишь упал в лужу из-под потекшего холодильника. А не терся, на манер кошки, о вскрытый человеческий труп.

«И то хлеб».

Он вздохнул, снял с лица аукционную маску. Копоть, а также легкие красные брызги на матовой глазури придавали карнавальной легкомысленности неожиданную глубину, мрачную подлинность под цветастым налетом. В неверном свете звезд и далеких городских огней она выглядела откровенно жутко. И все же Медей ощутил от маски некие эманации, робкое зарождение духовной ценности.

«Похоже на перспективную заготовку под артефакт. Надо только обратиться к специалисту и продумать концепции», – решил он и оставил себе неприятный аксесуар до будущих времен.

А сейчас… Медей кинул на нее последний взгляд и с удовольствием умостил на своем потном, впалом от изнурения лице. Ему предстояла длинная дорога сначала до противоположных окраин Лемноса, а оттуда – до Академии Эвелпид. И, пока он ковылял, мысли сами собой перескочили на увиденное. На чужие смерти, на сражения, на жезлы…

«На жезлы? А ведь действительно, зачем им кастовать полное заклинание, если посохи дают сокращенную формулу? Значит, жезлы – нечто другое?»

Наставник зарылся в память отродья и сам не заметил, как начал шагать по центру города. Поздние прохожие шарахались от него в сторону и нервно сглатывали, к полному его удовлетворению. Не зря пыхтел в этой маске по жаре, пусть даже вечером поднимался приятный ветерок.

Он закончил свои «исследования» уже на пороге городских врат. Память отродья все же дала некий результат. Теперь Медей понял: жезлы, в отличие от посохов, не давали возможность сокращать время каста заклинаний. Жезлы стабилизировали его. Не позволяли пережечь каналы слишком большим количеством духовной энергии, удерживали чересчур длинную форму от случайной активации. Не пускали энергию, если заклинание явно срывалось.

Прекрасная страховка от летальных или даже просто неприятных последствий колдовства для недоучек, слабых, неуверенных в себе или просто не слишком сильных магов. Очень и очень полезная вещь, особенно для школяров, вполне сравнимая со стандартными посохами. Возможно, имелись и другие особенности, но он их не знал. Он и суть самих жезлов понял только сейчас – через смутные воспоминания отродья, собственные неоформленные ощущения, а также резкий прилив вдохновения.

«Вдохновение? Всего лишь адреналин после избегания скорой смерти. Человек не просто смертен, а смертен внезапно, да? Ха, даже мир новеллы может преподнести такие сюрпризы. А теперь вопрос на вилку в глаз, без других вариантов: насколько мне вообще нужен жезл?»

Еще сутки назад он бы сказал: позарез. Сейчас, с двумя перспективными особенностями, следовало подумать даже над посохом.

Медей шел и наслаждался мягкой, южной ночью. Он снял маску, чтобы поглубже вдохнуть воздух этих полей, ностальгично улыбнулся ярким, совершенно незнакомым звездам и щербатой зеленой луне

В пятый раз ему обрадоваться не дали. Кто? Колхида, которая ждала загулявшего наставника с самым свирепым выражением лица, которое он когда-либо у нее наблюдал. Включая память отродья. К сожалению, удачи дайсов хватило лишь на одно событие, а метнуть кости второй раз он не подумал.

Медей улыбнулся лихо, напоказ, а сам захныкал от ужаса внутри своего сознания.

Глава 14
Исцелительная

❝Кто этому не верит, с того талер❞

Братья Гримм

Как говорится, лучшая защита – это нападение.

Или – кто первый пожаловался воспиталкам, тот не остался без сладенького. Без сладенького Медей и так оставался все проведенное в этом мире время, однако великую китайскую стратагему провернул незамедлительно.

– Наставница Колхида!!! – он издал вопле-всхнык самым плаксивым и обрадованным тоном, на который оказался способен… отродье.

Сам Медей забыл такие интонации еще с последнего вызова родителей в школу по поводу взрыва собственноручно сделанной кхм-киси кхм-тона в бочке с опилками класса технологии. Он назвал его: «золотой дождь для Буратино».

Директор назвал его анафемой и окаянной тварью.

– Наставник Медей, потрудитесь объяснить… – зашипела рыжая училка, а затем ловко увернулась от его «панических» объятий.

– Наставница Колхида, на меня напали terrorist’y!!!

– Кто такие эти ваши тер… терра-исты? – она приложила кончики пальцев к вискам.

«Ну япона твоя мать. Так и проваливаются великие планы. Нахер китайцев с их стратагемами. Зачем вообще слушать советы о войне от народа, который ни одной войны не выиграл? Дядя Толян тоже говорил мне не пить, и что, помогло? Вообще говоря, помогло. Когда своровал у него последнюю поллитру и отдал преподу шараги за зачет. Но дядя не оценил».

– Маги! Злые маги! Целая свора! Орда! Иноземное вторжение! Но я сумел спастись, отбиться, гм, сохранить целый склад, в смысле район, короче, сам город!

На последней фразе он решил сменить тактику и одарил собеседницу самой томной, самой тошнотворной улыбкой из имеющихся. Медей назвал ее: «любвеобильная улыбка тридцатилетнего мага». Ну, или просто номер тридцать. Все равно рассказывать Колхиде про арену не стоило. Мало кто вызывает у наставников Академии столько же отвращения, сколь ее посетители. Вот жеж засада!

– Хотите расскажу как? – он сказал это и облобызал несчастную наставницу еще более томным, влажным, неизбывно нежным взглядом, еще более карамельным, слипшимся, диабетным голоском

После чего шагнул к ней вплотную, нагло вторгся в личное пространство. Решил даже подхватить под локоток, но потом опомнился. Не стоит помогать тем двум магам подчищать за собой свидетелей.

Колхида тут же отодвинулась, одернула руку, кое-как сдержала поток ругательств и возвела серые, как газобетон, глаза к темному небу.

– Расскажете, непременно расскажете. Когда пройдете полное обследование Эскулап. К слову, будить вы ее будете сами, – улыбнулась мягкой, материнской улыбкой

Словно мифическая царица Прокна за готовкой мужу семейного ужина.

Наставница любезно проводила его до самых ворот в обитель полубога-врачевателя, сама постучала медными кольцами по полотну, чтобы не загружать пострадавшего коллегу. А потом также быстро, как будто бы даже поспешно удалилась. Лишь педантично пожелала Медею спокойной ночи. Хмурые, невыразительные серые глаза в этот момент искрили почти невозможной для нее эмоцией злорадства.

– Ах, вы так любезны, милейшая наставница Колхида. Позвольте мне…

Он недоуменно моргнул и воззрился на далекую спину и упругие подпрыгивания буйных кудрей. Мало того, что местный дух манер и педантизма оборвал его самовлюбленный пассаж (а ведь такая шутка умерла!), так еще и скрылась она со скоростью скримера в компьютерной игре! Когда жуткая НЁХ внезапно преодолевает сотни метров, стоит лишь на мгновение отвести от нее камеру.

«Эй, гадость растрепанная, под какой поезд ты меня сейчас бросила?» – внезапно для себя забеспокоился Медей.

Со стороны дверей донесся протяжный стон, исполненный муки, злобы и обещания скорой расправы.

«Эскулап ненавидит вставать ночью», – подсказала память отродья.

Память самого Медея добавила в копилку тошнотворных картин, заботливо изображенных художником новеллы. Одна из них живописала, как главгероиня с ее неофициальным гаремом пробралась в терапевтирион, благополучно украла какую-то дрянь и сбежала под покровом орущих: «тревога» барельефных стражей. Однако отряд не заметил потери бойца: один задохлик остался парализованный на полу.

Следующая сцена – он привязан к кровати, по одеялу ползет ленивый предрассветный луч солнца, глаза воспалены, выпучены и бешено вращаются, на лице сопли со слезами и потом, тело дергается, мышцы непроизвольно сокращаются. Невероятно детальная картина панической атаки. Спасибо, автор! Спасибо, иллюстратор! В тот раз ваш преданный читатель так и не доел свой бублик с вареньем.

А Эскулап всего-то убрала спасительную иллюзию сознания. Ту, в которой мы не замечаем звуки собственного тела: как трутся друг об друга кости, булькают легкие, гудит кровь по венам, шелестят глаза при движении, непрерывно плещется вода в желудке и так далее. Добилась эффекта безэховой камеры. Провести в которой дольше нескольких минут достаточно сложно для неподготовленного человека. Эффекта частичного, поскольку другие чувства все же оставались доступны. Небольшое милосердие, чтобы не концентрироваться исключительно на новых ощущениях.

Судя по картине, помогло не сильно.

Кажется, она наложила заклинание на час, но дальше воспаленное сознание просто продолжило транслировать ему сигналы. Так Медей, в своем прошлом мире, иногда начинал слышать рингтон входящего звонка, даже если мог быть абсолютно уверен, что тот нереален.

«Вот, почему рыжая стерва так радовалась. Нафиг-нафиг, не хочу такой экскурсии в практическую физиологию! И то наказание, где гениальный медик заставила какого-то идиота целый день моментально выкрикивать правду и только правду на каждый заданный вопрос, тоже пробовать не хочу. Спалюсь ведь по всем фронтам, без вариантов!»

– Загадка бытия: как встретить злую, разбуженную Эскулап и не умереть? Вряд ли она сделает скидку по старой памяти.

Времени на раздумья уже не оставалось. В ночной, неприязненной тишине старого замка стали отчетливо слышны мерные шлепки босых ног по выложенному мозаичной плиткой полу.

Шлеп, шлеп, шлеп-шлеп-шлеп, шлепшлепшлепшлеп

Шорх.

Тело остановилось под дверью. Время умерло вслед за Ницше. Один вариант. Пан или пропан. Бутан или изобутан. Вот такая она, девочка-зажигалочка.

– Кто-о-о-ау-а-а, посмел? – створки торжественно распахнулись, едва не щелкнули окованной древесиной по носу позднего посетителя.

Вон он, момент истины.

– Знаешь, когда лучше всего рассказывать страшные истории? – он ухмыльнулся как можно более дерзко, сочно, уверенно

– На пороге с-с-смер-рти? – казалось, даже белые чешуйки на ее идеальной коже светятся от гнева.

Взгляд цепкий, несмотря на недавний сон. Эскулап сразу отметила его состояние, заметила легкое потряхивание после приключения, размазанную по хитону и коже кровь, багровые разводы на лодыжках, сандалиях, запястьях. Все, что, как надеялся Медей, не смогла обнаружить разгневанная Колхида.

– Я думал, что ты от порога уводишь, – сказал он скучным, будничным тоном.

– Туда или обратно, не все ли равно? Старик Харон точно мне задолжал. Устрою к нему на переправу без очереди. Пользуйся, – гнев в ее голосе слегка убивался, потерял остроту.

– Ба, романтика свиданий в лодке сильно переоценена. Сейчас люди предпочитают совместное творчество, – он подмигнул своей персональной Немезиде и жесткая складка на лице Эскулап слегка разгладилась.

Она раздраженно закатила глаза, а затем схватила его за подол хитона и бесцеремонно втащила внутрь. Створки позади них шумно захлопнулись, словно врата Аида за несчастными душами.

– Когда я говорила о посещении завтра, то имела в виду дневное время, а не сразу после полуночи.

– Этот город никогда не спит, – он дурашливо направил на нее пальцы-пистолеты.

– Зато сплю я, – Эскулап заразительно зевнула.

– Ладно, показывай, нет, рассказывай, во что ты опять вляпался? Если история будет идиотской, то я не дам тебе ни единого шанса загладить вину. Будешь ходить следующие сутки с удаленными веками и шепотом в голове, – проворчала она.

– Посмотрим, как ты сможешь тогда заснуть.

– Ах, как это по-собственнически. Ты словно намекаешь, чтобы я смотрел на тебя не отрываясь. Пик ми, сэмпай! – хрипло рассмеялся Медей, а затем закашлялся.

К симптомам вроде гудящих ног и обожженной спины добавилась боль в легких. И голени, в которую его пнула маленькая ножка. Эскулап не стала переспрашивать: опять закатила глаза в ответ и прошлепала к ближайшей кровати, все еще с куском хитона в руке. Медей враскоряку засеменил следом.

Ее осмотр длился всего несколько минут. Рассказ Медея занял втрое больший срок, но разочарованной полубог не выглядела.

– Ладно, звучит достаточно забавно. Почти уморительно. То есть ты выжил, благодаря интуитивно поставленному щиту? Причем не быстрому Варду, а его стихийному усилению, – скепсис в нежном голоске жег сильнее батиного супа.

– Однако я не вижу, что бы ты лгал, наставник Медей, – первый раз, когда Эскулап назвала его по имени.

Он вздрогнул, посмотрел ей в большие, завораживающе-прекрасные глаза: дорожка лунного света окутывала изящные плечи светлым саваном, подсвечивала изнутри смолистые кудри, превращала ее фигуру в прекрасный мираж, в

Он мотнул головой, отогнал наваждение. Гипнотический взгляд пленил его легче, чем в прошлый раз. Усталость. Во всем виноваты усталость, духовное истощение и боль.

– Ах, так ты еще и ложь чувствуешь? – он попытался улыбнуться, но губы отказались слушаться.

Медей знал, что она не чувствует. Просто опыт, ум и… Тонкое знание человеческих реакций.

– Быстрый удвоенный щит… ты что, за сутки успел сравниться в мастерстве с выпускниками? Причем, талантливыми выпускниками. Или всегда умел, только, хмф, притворялся?

Иронией в ее голосе можно было накормить всех детей Африки. Однако во лжи она его не обвинила.

"Ну естественно, она может более-менее распознать правду. Лет через сто я даже без ее врачебных навыков и чувствительности тоже бы смог. Ага, если бы отродье не сдыхал, по сюжету, через два с копейками года. Не то, чтобы я сильно переживал по этому поводу, но все равно неуютно.

А теперь вопрос на миллион дог-коинов: стоит ли рассказывать своевольной полубогу о перспективной вундервафле? А, собственно, что я теряю? Рассказать третьему лицу ей все равно не даст полубожественная природа. А похвастаться тянет уже меня. Не, ну какой смысл создавать тайное супероружие (в перспективе, ребята, в перспективе), если нельзя рассказать о нем городу и миру? А так, хоть кому-то проболтаюсь.

Может, Эскулап даже подскажет чего. Окей, уговорил, чертяка языкастый, намекну ей. Посмотрим, насколько мое изобретение перспективно и как она на меня насядет с просьбой научить".

Перед глазами встала картина умоляющей девушки с умильно-влажными глазами и молитвенно сложенными ладошками.

«Да, было бы неплохо», – мечтательно покивал он благостной картине.

– Скажем так, одно мое бесполезное умение оказалось лучше, чем я думал. И теперь мои заклинания выросли в силе и скорости произнесения, – пафосно ответил он.

– Риторика, что ли? – пренебрежительно фыркнула миниатюрная девушка и порылась в карманах своего гигантского (для нее) халата.

Выудила оттуда некий камень, иголку, без предупреждения ткнула Медея в щиколотку, а затем поднесла к пористой структуре капельку крови. Медей не смог узнать заклинания в ее тихом бормотании. Вместо этого он издал полный удовлетворения стон, когда все его болячки разом потеряли актуальность.

– Нет. А что, упражнения, типа разговора с набитым камнями ртом или бесконечное повторение скороговорок, могут помочь?

– Разве что для проблем с дикцией, – махнула она белым, накрахмаленным рукавом.

– Тогда я нашел другой способ.

– Хм, – она никак не прокомментировала его заявление, затем наткнулась на испытующий взгляд и безразлично зевнула.

– Не хочешь – не говори. Нет, ты точно хочешь. Тогда не говори тем более. Вы, смертные, до смешного трясетесь над своими мелкими секретиками. Часто бесполезными. И очень обижаетесь, когда ваша страшная семейная тайна уже пару столетий, как практикуется всеми, кому не лень.

А вот щас обидно. Ничего, она еще распробует, в смысле, распознает величие моего ума. Может, он не самый высокий интеллектуал в Академии, но, по сравнению с отродьем…

– А если бы ты посчитала его полезным лично для себя? – задал он провокационный вопрос.

– Тогда бы предложила что-нибудь на обмен. После достижения зримого результата, – педантично уточнила она и уселась к нему на кровать.

– Лежи уже, – сказала, когда он собрался встать, – эту ночь проведешь в терапевтирионе. Иначе та вздорная девица съест тебя на завтрак вместо хлеба с сыром.

– Ах, моя благодарность не знает

– Когда стоит промолчать. Как ты вообще продержался три года? Нет, не говори. Понятно как: не попадал ко мне ни разу. Что изменилось?

– Земля налетела на небесную ось, – буркнул Медей.

Его собеседница моргнула, а затем, внезапно, расхохоталась.

– Ох, какое освежающее самомнение. Ладно уж, храни свои секреты. А если найдешь что-нибудь действительно ценное… для меня, – уточнила Эскулап, – то я пороюсь в закромах, достану нечто интересное уже тебе.

– Можешь начинать прямо сейчас, – подмигнул ей Медей.

Тело без импульсов боли привело его в чувство и настроило на игривый лад.

– Сначала заслужи мое прощение своей выходкой. Ты все еще под угрозой лишения век.

Медей издал показательный вздох.

– Знаешь, как начинают болеть глаза уже через несколько часов? – она пододвинулась к нему, интимно прошептала на ушко, а потом отстранилась, провокационно улыбнулась маленькими, аккуратными губками, когда заметила его реакцию в виде приподнятого холмика под одеялом.

«Вот ведь стерва!» – благодушно подумал он.

– Хорошо. Так как насчет страшных историй?

– Принимается, – благосклонно кивнула она.

Щелчок пальцев, свет в приемном покое моментально погас, лишь два наконечника копий в руках барельефных стражей продолжали слабо разгонять тьму мистическим синим цветом. Интимная обстановка – чек. Осталось либо прижать к себе подружку на ночь, либо рассказывать страшилки. В целях сохранения жизни, нервов и свободы передвижения Медей выбрал второе.

"Итак, о чем бы рассказать? Слава местному Богу Гелику, память на разные тексты после перерождения только улучшилась. В отличие от имен родственников, точных воспоминаний прошлой жизни и другой ненужной чуши. Главное – знать наизусть Гомера и Луку Мудищева, тут древние греки не ошиблись. Хотя та книжка про осла и подглядывания в купальнях тоже ничего. А вот про бомжа в бочке с анимешным именем Дио мне не понравилась. Маринетти и смешнее коленца откалывал.

Хм. Так кого мне выбрать? Лавкрафт? Рано, слишком сильный импакт. Сначала не страшно, а потом становится жутко. Вот уж кто действительно маэстро ужасов. И передать в рассказе тяжело. Кинг? Ну такое, на любителя. Скорее интересно, чем крипово".

Медей непритворно задумался. Потому что столкнулся с проблемой, о наличии которой даже не подозревал. На самом деле, большая часть ужастиков сильно слабеет в реалиях фэнтези-мира. Ну вот чем может напугать «Кладбище домашних животных», когда здесь есть жрецы некромантейона, храма-убежища спиритов с кусочками классической фэнтезийной некромантии? Или истории о призраках, с которыми местные сталкиваются регулярно. Не говоря уже о том, что некоторая классика, вроде «Дракулы» или «Призрака дома на холме», сама по себе скорее неуютная, чем страшная.

А значит что? В дело вступает фантастика. Местные еще не знают этого жанра, поэтому история про другой мир или будущее, или мрачное прошлое древней цивилизации проберет их гораздо сильнее, чем современника Медея.

– Эта история началась, когда набитая трупами повозка пересекла незримую черту опасных районов и выехала на границу Запретной Территории. В место, под названием лимес, фронтир, «Кордон»… – он не стал играть голосом на манер местных сказителей или актеров озвучки из своего мира.

Нет, Медей имитировал злой, прокуренный, но цепляющий, четко поставленный голос своего товарища по лестничной клетке – ветерана последней войны, одного из немногих уважаемых им в прошлой жизни людей. Этот голос, совершенно не профессиональный, саднящий, точно дым в легких, он и пытался передать.

Потому что только такой звук и мог создать нужную атмосферу для его рассказа.