Текст книги "Магия, кофе и мортидо наставника Медея. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Макар Ютин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)

Медей дождался, пока он начнет обволакивать вешалку под верхнюю одежду, а затем

– Алу Вард Мальм!

Хды-ды-ДЫЩ

Железный ком с деревянной крошкой на месте вешалки.

– Ого!

Пришлось выйти в коридор. Там экспериментировать безопаснее.

– Гинн Алу Сфагиазе

– Гинн Алу Мальм! – закричал он сразу, однако маленькие металлические заряды успели преодолеть львиную долю коридора.

БАММ!!!

Каждая толстая игла резко изменила траекторию на ближайшую товарку. Металл с грохотом столкнулся друг с другом, скрежет заставил передернуться все существо Медея, а затем небольшой железный камень упал на пол и начал истаивать искрами.

– Окей, это уже похоже на что-то. А, в любом случае, время истекло. Попробую такую заготовку. Лучше у меня

Есть, разумеется, но показывать нельзя. Да и насрать. Аристон и от нее язык проглотит. Отродье в бою могло разве что коварно истощать врагов, подставляя под заклинание свое собственное тело. Прогресс! Стоит ли его показывать?

«Блин. Эх. Ладно, все равно ведь наследил. Лучше сделать процесс контролируемым, чем отвечать на вопросы о том, что еще я знаю».

За завтраком Колхида обрадовала тем, что с завтрашнего дня, субботы, начинают прибывать в Академию остальные наставники. Ментор Алексиас приедет в понедельник вечером, аккурат к приветственной речи для школоты, будущей и нынешней. Остальные, в основном, в воскресенье.

Новость вызвала двойственные чувства. С одной стороны, начало самых интересных событий не могло не радовать. С другой… Медей успел привыкнуть к пустым пикселям территории замка, где всегда можно укрыться в аккуратной иллюзии одиночества. Дескать, он один и все полигональные пространства воплощенной новеллы принадлежат только ему

И немножко Эскулап.

Самую капелюшечку, чисто для фансервиса. Странного такого, где вместо труселей в разных ракурсах приходится пялиться на ноги или выпуклости кремовой кофты. Еще бы не бесил так ее наряд: это для местных он выглядет суперэкзотикой. Медею лабораторный халат слишком напоминал врачебные. Полгода смазанных, неверных воспоминаний больницы всегда вызывали горько-сладкие чувства.

Безудержный кутеж пополам со старыми палатами, чужой, отстраненной речью безликого акцента Среднего Запада, сраными беженцами и мигрантами, от которых всегда воняло их родиной, тупыми соседями, презрительными взглядами юных медсестричек. Эх, вот какой смысл накачивать такую жопу, если не даешь страждущим за нее подержаться?

По крайней мере, врачи так и не поняли, кто сдирал пластыри кхм-кхм-орфина с уродливой, пигментной кожи умирающих стариков, а потом рвал это, жевал кусочки, давил лыбу в облегчении и слушал, как безнадежные пациенты кричат от боли. Толерантность к лекарствам, бессердечная ты сука.

Медей отставил пустую тарелку, покорно поднялся вслед за Аристоном и побрел в малый тренировочный зал.

Глава 20
Много смерти, и немного графоман

❝ Поехали за деньгами для органа, а занялись черт знает какими говенными делами ❞

В. И. Ленин

Эх, как в школе. Тоже будет игра в вышибалу. Только зубы станут вышибать персонально ему.

Они дошли до тренировочного зала быстрее, чем Медей успел накрутить себя. В смысле, накрутить себя достаточно, чтобы нажать на все кнопки беспечного наставника, использовать любые способы избежать дуэли, просить, умолять

Ладно-ладно.

Просто шарахнуть говнюка безмолвным Гинн Алу Сфагиазе, чтоб его самомнение можно было намазать на бутерброд вместе с ошметками плоти на стене. Впрочем, воин четвертого ранга, каким и являлся Аристон, держит мощное укрепление тела даже во сне. Мелкие металлические стрелки отродья ему как слону дробина даже в категорично усиленной безмолвной версии.

– Деньги потом отдам. Подолью вина удовольствия в твою юдоль отчаяния и скорби, – ухмыльнулся наставник по ближнему бою, когда они зашли в местный аналог спортзала.

Коварный водонагреватель совершенно не скрывал своего желания конкретно так повеселиться за счет нерадивого оппонента. Об их джентльменском соглашении духовный наследник англосаксов или забыл, или не подавал виду, чтобы Медей не расслаблялся раньше времени.

Одна херня. Все равно страшно. Где мой кусочек счастья со спины раковой бабки?

– Дам тебе возможность ударить по мне один раз безнаказанно. А потом не взыщи, – он даже не стал облачаться в доспех.

И оппоненту своему не позволил.

«Один шанс, значит? Какой самоуверенный тренер. Я тебя понял, дурак, сопляк».

Аристон также ослабил внутренние чары укрепления – легкое сияние кожи поблекло, потеряло мистический блеск.

Медей хмыкнул и демонстративно отошел в другой конец зала. Его оппонент насмешливо оскалился. Прописную истину о важности расстояний между магом и воином знало каждое отродье. Урод излучал самоуверенности больше, чем Мария Кюри – радиации. Ах, как хотелось стереть эту самодовольную рожу ножовкой. Ничего, он позволит рассмотреть свое злорадное лицо во всех подробностях… Когда Аристона, через неполных два года, будет ломать агония в канаве замка.

– Гинн Твир, – произнес Медей первое заклинание из продуманной связки.

Малоизвестная особенность заклинания удвоения Твир: в связке с Гинн оно, при хорошей ментальной дисциплине, может ракрыться еще парой функций. Таких, как разделение будущего спелла на два потока, и/или удвоенную задержку для второго заклинания.

«Спасибо тебе, сноска, добавленная чей-то трясущейся рукой на свободном участке учительского учебника! Испытание подтвердило ее правильность».

Медей развел руки в стороны, точно гигантский, бетонный Иисус на памятнике в Бразилии. Ладони смотрят вперед, на противника, поза каменная, напряженная, лицо расслабленное и с неким усталым лукавством. Точно Спаситель – лишь надгробный памятник для города под ним.

– Гинн Алу Сфагиазе, – стрелки полетели сразу с двух рук: густо, мощно, однако чересчур широко, с явным перелетом долговязой фигуры наставника.

Тот презрительно скривился и не сделал ни единой попытки атаковать в ответ. Ждал, пока заклинание окончательно исчезнет? Зря.

– Гинн Алу Мальм Трир!

Последнее слово добавилось по наитию. Времени на произнесение спелла: «Трир», утроение, как раз не хватало для необходимого разлета пущенных зарядов.

При первых же звуках заклинания Аристон насмешливо развел руки в стороны, а затем соединил на щите. Трезубец, как и доспех, он брать с собой в схватку побрезговал. Его сферическая защита выглядит прозрачным, голубоватым яйцом: модификация Вард, встроенная в щит. Она смотрелась достаточно надежно, чтобы безо всяких проблем отразить чахленький шквал металлических стрелок, даже если бы они полетели точно в цель.

Они и полетели. Позже.

Второе заклинание настигло их между Аристоном. Не особенно ровно: всего лишь треть снарядов вышла во фланги его противника. Не важно.

Медей с трясучим внутренним напряжением смотрел, как жужжит с двух сторон черная стая металлических стрелок, как обходит фигуру противника с двух сторон, закладывает вираж, точно истребители перед столкновением, как

Толстые, точно пластилиновые иглы рванули друг к другу так быстро, что размазались в воздухе, оставили фантом движения. Все разом, без деления на отстающих. Вспышка, грохот! Душераздирающий, противоестественный скрежет, стон сминаемого металла

Медей покачнулся от вибрирующего гула, услышал впереди яростный крик. Клубы металлической пыли заволокли верхнюю часть зала, сквозь плотную взвесь хрустели радужные линии остатков сферической защиты, сияли чистой магией завихрения от клочьев разбитого щита Аристона

Давление чужой магии пригнуло его, слова застряли в воздухе, новое заклинание лопнуло в душе тонкой гитарной струной. Треск и световые всплески впереди прекратились резко, точно нажали кнопку: «стоп», вновь раздалось

Он пригнул голову чисто по наитию. Злой, деревянный дротик с игольчатым костяным лезвием прошелестел по затылку, впился в противоположную стену ясеневой ракетой, разочарованно зазвенел

– Алу Вард! – заполошно крикнул Медей, вскинул перед собой в бесполезной, инстинктивной защите холеные ладони.

Аристон вынырнул из остатков облака, сходу врубился в металлическую пыль.

Лицо перекошено, на бицепсах и левой ноге рваные раны, глаза белые от ярости, уши – кровоточащие обрубки

Чужой щит закрыл собой мир, окрашенная древесина врезалась в лицо, хруст, ослепительная боль, слезы, металлический запах в носоглотке. Голова мотнулась, зрение высветило сетку вен на манер молнии, правый глаз лопнул,

Лопнул.

ЛОПНУЛ

Вязкая жижа в глазнице заставила его хныкать в ужасе и отвращении, тьма с той стороны хлюпала кровью и плотными сгустками

Тело врезалось в стену, яркое мгновение новой боли в левом бицепсе, хруст в спине, черная вспышка небытия. Зрение волочит разум за шкирку, выдергивает на цветастое человеческое пятно в прыжке

– Гинн Алу Сфагиазе! – закричал он хрипящим, кровоточащим ртом.

Сознание вопило от мучительной, бесконечной трясины в запертом мирке головного мозга. Густой вкус крови мутил желудок, мысли путались, остаток зрения показывал смутные силуэты и обещал страдание, заклинания и связки рассыпались карточным домиком, только

Он освоил кое-что из своего опыта кликаний по спеллам во внутренней пустоте. Не обязательно отпускать заклинания сразу. Их можно вести, наблюдать за ними, сохранять тонкую ниточку контроля, чтобы

Медей рухнул на пол, ноги подкосились, голова запрокинулась под широким углом. Сквозь кашу на месте лица пробилось немного света – Аристон отвел щит назад, чтобы снова обрушить излохмаченный деревянный контур ему на голову. Свист, резкий хлопок, гул по доскам зала на кончиках поверженных пальцев, ранний летний дождь кровавых капель на теле

– Ги

Щит опустился во второй раз.

БАХ!

Растянутая в секундах агония, черная пустота, БОЛЬНО, больно,

БОЛЬ

Ушла.

Облегчение, сумерки разума, пренебрежимо малый момент осознания себя… Он снова в теле.

В теле.

Руки-ноги могут двигаться. Позвоночник держит равновесие. Грудь… грудь вздымается от сбитого, панического дыхания, амплитуда вдохов постепенно снижается, мутирует обратно к норме. Он снова чувствует, ощущает. Облизывает чистые, не разбитые губы. На языке – остаточный привкус ужина, а не густая похлебка из собственной крови с желудочным соком. Нос снова дышит, кожу пронзает тепло вместо вибраций чужих ударов

Свет.

Свет, яркая желтизна сквозь закрытые веки. Словно прекрасный сон, словно его недавнее пробуждение утром.

Медей моргнул. Моргнул и открыл глаза. Он едва не упал на колени, так как почему-то продолжал стоять на ногах. Как в тот момент, перед атакой, когда они с Аристоном обменивались ругатель

А.

А-А-А-А-А-А-А-А!!!

ТЫ-ы-ЫЫЫЫЫЫ!

– Ах ты трахнутая подставка под голландский штурвал, свинья в фильме: «Джентльмены», смычок человеческой многоножки, безотказный раб босса качалки, сын сифозной фурри и нефритового стержня из Чернобыля!

Он дышал так тяжело и часто, словно пробежал марафон ради всей этой тирады. Его обманули, нет, его поимели, как последнего лоха в девяностые.

Только что Медей думал о второй смерти, чувствовал, как его, сука, мозги вытекают манной кашей из крякнутой, как компьютерная игра, черепной коробки, как больно лежать поленом, когда рядом нет Урфин Джюса, а теперь оказывается, что все это

Не по-настоящему. Демо-режим, уловка, Ви-Ар арена, способ Аристона пощекотать себе нервы, когда щекотание очка уже невозможно по медицинским причинам.

Медей открыл рот для самых отборных, богохульных, презлейших волхований в своей жизни, однако глотка выдавила из себя только мнительный, шокированный хрип.

Черт. Значит, все это время он распинался про себя?

Горечь от бессмысленных усилий остудила его пыл быстрее любых таблеток.

– Ты что, забыл про контуры? – ублюдок выглядел точно также.

Ходил точно также, корчил ту же харю, срал словами с той же помесью неловкости и самодовольства

Нет. Презрения стало меньше. Особенно, если вспомнить их первую (после смены хозяина внутри отродья) встречу.

Контуры? Ах, да. По периметру арены действительно угасали ломаные синие линии. Медей не помнил, светились ли они, когда их пара вошла внутрь? Похоже, он так основательно врос в роль наставника, что испугался легкой взбучки от жалкого протеинофага. Обладателя роста, мышц и премии за самую унизительную смерть в новелле.

Даже оригинальное отродье опозорило свое звание куда меньше…

Пфф! Ладно, может, они оказались равны в своей никчемности.

Все равно техническая победа: от павлиньего мудака-предшественника другие наставники ждали только повода для скандала или раннего сердечного приступа от постоянного стресса.

Так что там с контурами? Память отродья послушно вызвала ассоциацию О. Ну да. Астральные копии, перенос сознания в псевдоматериальное тело. Драться могут только друг с другом – человек уничтожит их щелчком пальца.

«Занятно. Что только не придумает автор, лишь бы оправдать „супер-смертельно-опасные“ бои между школотронами. Здесь еще хоть немного постарался. Грац бабе, что написала гребаную новеллу. Счастья, там, хорошего настроения, попадания в Колхиду через годик».

Ересиарх в печень – никто не вечен.

– Наставник Медей!

Водонагреватель озабоченно крутился рядом. Сытая лень хищника на морде и маленькие искры признания в глазах уступали место напряжению, непониманию и нарастающей панике.

«Ага, думает, сломал придурка. В смысле Аристон – отродье. Ровно перед поступлением студентов. А теперь трясется. Не зря! Да за мой вылет из Лиги Обучения Сопляков не к ночи упомянутая Колхида тебя сама на осиновый кол помножит, маньяк ты подканавный! А потом разделит об бесконечное множество ударов, прям по геометрии Лобачевского. Будешь потом ходить и ссаться под себя, лишь бы не попадать еще и к Эскулап».

Медей кинул на окаянного изверга, протеинового Гитлера, злого брата-близнеца Пол Пота яростный, ненавидящий… нет, просто раздраженный взгляд из-под полуприкрытых век.

Этот бесхитростный сын овцы и Дункана Маклауда просто не понял, в чем проблема. Дескать, все живы ну и что теперь? Как бы ему отомстить… И надо ли вообще? Ха. Дурацкий вопрос. Конечно, надо. И он обязательно подумает, как.

Медей стоял так уже добрую пару минут: сначала приходил в себя, затем успокаивался от злости на невольную подставу от тренера. Последнюю минуту он тупил с потерянным взглядом исключительно ради паникующего Аристона, который козликом скакал вокруг неподвижной фигуры недавнего противника и не понимал, что ему делать. В конце-концов, Медей не выдержал, фыркнул, отчего удостоился злобных криков тренера, в которых оказалось куда больше облегчения, чем ярости.

– Гелик тебя переедь колесницей, какого Аида ты тут вытворяешь, наставник Медей⁈

– Ага, испугался, древолаз недоразвитый!

Рот вместо членораздельной речи издал шипение Гарри Поттера, когда тот придушил чужого змея.

Аристон тяжко вздохнул, затем вдруг коротко хохотнул и, без лишних слов, кинул ему кувшин с водой.

– Давно не ходил, ага? Все равно странно, что ты не привык.

– Каждый раз, как в первый раз, – прохрипел Медей.

Наглый водонагреватель подсунул ему тепленькую водичку в кувшине, (гнида, надо было выключить его капитальнее) похлопал наставника по спине, а затем мягко оттащил к лавке за пределами контура.

– А ловко ты меня приложил: я даже сразу и не понял! – ворчливо, но при этом довольно сказал он, – пробил мой щит. А ведь он на чары четвертого ранга рассчитан! Ну, не составные, но все же.

– Мгм, это совершенно естественно, наставник Аристон. Я ведь пятый ранг, – не удержался Медей от легкой, воздушной шутки.

О, прекрасный вид вытянувшейся рожи тренера стоил нескольких лишних градусов выше комфортной температуры питьевой воды. Они оба знали цену пятого ранга отродья, вот только весь преподавательский состав давно привык к игре: «я знаю, что ты знаешь, что он знает, что наставник Медей – чмо облезлое». А кто скажет это вслух, тот определенно потеряет часть авторитета в курятнике Эвелпид.

Медей растянул губы в максимально мерзкой, тошнотворной, понимающей улыбке. Аристона отчетливо передернуло.

– Ничего, я потом скажу наставникам, когда все приедут, чтобы на всякий случай проверили заклинания. А то мало ли: будет как с тобой. Щит не выдержит моей атаки…

Каждое слово точно кромсало самую суть несчастного тренера огромным праздничным ножом. Он поднял на него влажные, молящие глаза

Сердце Медея не знало пощады.

После таких слухов над засранцем станут угорать даже второкурсники. Прошлые мучения со списком кораблей покажутся Аристону приятной, расово адаптированной сказкой Диснея.

– Ах, пожалуй, первой начну с Эскулап. Заодно предложу ей подготовиться к вашему неизбежному визиту, раз вы у нас такой рассеянный, наставник Аристон. Но не волнуйтесь!

Новая улыбка радостного энтузиазма. Из самых идиотских, какие только могло изобразить отродье.

– Я обязательно спрошу совета у каждого, как именно можно помочь с вашей рассеянностью! В том числе учеников. И подробно опишу, как я пробил ваш щит.

– Да что я тебе такого сделал⁈ – в отчаянии закричал водонагреватель.

– Мне не нравится чувствовать, как все течет, все меняется из моей расколотой черепушки в окружающую среду, – проворчал Медей.

Первая искренняя фраза за все знакомство с Аристоном.

Тренер моргнул глазами. Раз, другой.

– Как ты ещё раз сказал?

Болван успел забыть все угрозы и ругательства, стоило только услышать «невероятно красивую фразу». Он доставал Медея добрых четверть часа, пока тот не закоротил его мозг долгой серией фразеологизмов со столь грязными намеками, что после них моются даже индусы.

– Я не смогу также… – расстроенно подытожил он.

По глазам тренера Медей понял, что грядет второй раунд полоскания его мозгов на предмет словесных игрулек (лучше бы в Героев наворачивал, ей-Богу), поэтому, все еще слегка шальной и придурковатый после мнимой смерти, Медей пошел в контратаку.

– Ну, мои софизмы мы уже послушали. Как насчет ваших, наставник? Я ведь знаю, вы не чужды сочинительства…

Да, он знал. К своему стыду или смеху. Память отродья сначала буксовала, но потом выдала несколько попыток Аристона. Пару лет назад тот хотел блистать стихами если не на пирах великих полководцев, то уж среди своих коллег-наставников точно.

Первые две попытки люди сидели с каменными лицами, придавленные лютой кринжатиной самозарожденной клоаки разума их обычно хмурого, надежного и немногословного коллеги. Третью, публичную попытку, кое-как остановил Алексиас. Пока его коллеги плакали от стыда, напивались до беспамятства… Или уходили в себя так далеко, что превращались в неподвижные статуи, как при тибетской посмертной медитации.

Каждый семестр-два Аристон предпринимал попытки реабилитации, на что наставники и наставницы тут же забывали обо всех склоках и вставали против него широким фронтом. Единственное, что спасало репутацию Академии – все эти стихи тренер декламировал исключительно на собраниях или каникулах, без присутствия учеников.

– Вы же знаете, у меня нет особого таланта к сочинительству…

– Ну что вы, это преувеличение, – гнусно, непередаваемо мерзко соврал Медей.

– П-правда…?

– А вы попробуйте. А то я прошлых попыток, считай, и не помню вовсе.

– Ну тогда, есть один. Про мою победу два года назад. Помните, как напали на Академию? Ну, вот… – смущенно прокашлялся Аристон и стал вбрасывать, то есть наваливать, тьфу, то есть декламировать.

– Копрофагос Демотик,

Что ж ты, гнус такой, притих?

Аристона враг упорный

Лебезит теперь покорно!

Божьих сил взалкал, аспид

И пошел на Эвелпид!

Ждал погодки, встретил вьюгу.

Доблестью разбит, с потугой!

От меня познал расплату:

В глаз трезубую лопату!

Сначала сей благородный поэт мямлил, но, когда, со скрытым напряжением и страхом, вгляделся в лицо Медея и не нашел ничего, кроме вежливого интереса… У Аристона открылось второе дыхание.

Остаток своей воинственной поэмы он говорил громко, четко, рокочущим басом, а последнюю, несомненно, самую гениальную строчку рифмы: «расплата-лопата» прокричал с доблестным, ни в коем случае не детским восторгом, прирожденного победителя.

Воцарилась маленькая, но очень неуютная тишина.

«Охренеть, он еще и сам про себя сочинил!» – мысль билась белоснежным лебедем в нефтяном пятне, а по орбите звенел подавленный хохот.

Несколько мучительно долгих секунд Медей пытался собрать мозги в кучу от злостного вражеского воздействия. Сначала подавил истеричный, кукарекающий смех, потом долгое и протяжное: «АААААААА», и лишь собравшись с мыслями, пропищал:

– Ого, как воинственно! А искренность, искренность! О, вы воспели настоящий подвиг, Аристон, – начал размахивать руками Медей, чтобы подавить лезущий из него гигантский фырк.

Фырк таких размеров, что легко мог, вместе со смехом, слюной и соплями выплюнуть ему селезенку или огненный шар из Наруты.

– М-можно и на «ты», – смутился он от похвалы, а потом воспрял, ударил по тощей спине отродья своей лопатой (спасибо Господи, не трезубой)

– Правда, неплохо?

Смущенный дылда с мордой завзятого душегуба придавал всему диалогу оттенок нереальности, будто в дурном, психоделическом сне.

– Неплохо. Даже хорошо! – вновь не поскупился на похвалу Медей, – есть шероховатости, не без этого, зато быстро, хлестко, а главное – искренне. Прям веришь!

Сказал – и закряхтел от камнедробильных объятий. А потом с ужасом почувствовал на себе

Нет, не настолько ужасное и не внизу. «Всего лишь» всхлипы. Здоровенный мужик натурально рыдал у него на плече хуже юной непорочной девицы.

«С большой силой приходит большая ответственность», – грустно подумал наставник, пока неловко похлопывал коллегу по раздутым трицепсам – выше он не дотягивался.

«О Марвел, лучше бы умер дядя Бен. И тетя Мэй. И Мэри Джейн. И еще кто-нибудь из близких человека-паука, чем испытывать такое!»

– Никто-о, – прорыдал ему в макушку Аристон, пока его новый лучший друг мучительно пытался понять, попала ли чужая сопля на волосы или обошлось, – никто ник-никогда не хвалил мо-мою ли-и-ирику. Спа-спасибо, Медей!

Он сдавил его так, словно пытался выдавить последнюю горошину из тюбика зубной пасты.

– Ну будет, будет, – прохрипел Медей.

Похлопывать он уже не мог. Только вяло махать какому-то мрачному дед инсайду из-за спины Аристона, плывущему в лодке по подземной реке, пока позади угрюмо шелестели тысячи мертвых душ.

Наконец, наставник оказался отпущен на свободу, дедан разочарованно исчез вместе со своей готической байдаркой, а тренер вытер глаза бронзовым наручем и пальцами освободил бороду от соплей.

– Это ведь новинка, да? Ты никому еще не рассказывал?

– Никому, – глухо подтвердил соплевытирате, тьфу, водонагреватель и уставился на него глазами Хатико в запое.

– Ничего, мы еще найдем момент рассказать. Я тебя всецело поддержу, – подмигнул он и Аристон расцвел, как целый сад изящных слов.

"Ну что ж, а вот и первое оружие массового поражения в моих руках. Синтезировал быстрее, чем Иран. Осталось только придумать, как и где его применить против дорогих коллег. И не передержать. А то соседи смекнут и ударят по Газам. Хотя, конечно, монстра я родил – мое почтение. Один его трезубец, в порыве вдохновения обозванный лопатой, чего стоит. И это не говоря об имени недруга.

Копрофагос, реально? Я-то думал, этому миру до современности, с двачем и любителями замужних женщин в онлайн-играх, еще переть и переть. А они, в натуре, челику дали кликуху: «говноед». Ну, или сам Аристон постарался. Что, если подумать, еще смешнее".

– Ну хорошо. Лирика мимолетна, а материальное – вечно. Посему… Где деньги, Лебовски? Гони мою половину выручки!

Пока они обсуждали творчество, а Медей отходил от воспоминаний собственной смерти, Аристон уже успел провести нечто вроде разминки после боя и успокоится достаточно, чтобы насесть на него с новыми вопросами:

– Сначала ответь, как ты догадался использовать то заклинание? Где нашел? Купил? Выменял? Я ни разу не видел, чтобы меняли магию Гинн уже после выстрела!!!

– Придумал в комнате раздумий. Пока гадил под кустом у ваших окон, наставник, – любезно разъяснил он.

– Ну, не хочешь – не говори, – проворчал он, слишком заинтригованный и по-детски восторженный, чтобы обижаться на грубость, – все равно Колхида захочет узнать подробности

А потом подошел и приобнял его за плечи.

– Если я ей расскажу. Да ладно тебе, наставник Медей. Неужели сам придумал? Ну, колись. Я все равно не могу использовать такие связки. Да никто не сможет, даже из магов, если стихии железной нет.

«Металлической», – хотел поправить Медей, но потом осекся.

Если они считают стихию металла стихией железа, то… Это открывает кучу возможностей после. Особенно, если он сможет заменить его на другие. У местных не получилось, по прозаической причине. Медь слишком связана с той стороной, ее в голову не приходит трансмутировать или добавлять в заклинания. Сурьма местным знакома плохо, хотя памяти отродья полностью доверять не стоит. Серебро или золото магически инертны, их невыгодно использовать в любой артефакторике. Ртуть греки не считают металлом, свинец нафиг никому не сдался, его только простые солдаты и используют, как снаряды для пращи. И воины – им его тяжесть так сильно не мешает. А остальное – смеси или сплавы, вроде бронзы. Вот и сидит железо, отдувается за всю стихию металлов.

– Я и придумал. Всего лишь эксперименты. Выучил год назад, только недавно получилось что-то путное. И то, когда отошел от, хм, проторенных путей, – с салфеточно-любезной улыбкой разъяснил он

Абсолютную чушь. А вот попробуй докажи! Нет? Ну так и рот закрой, поц!

Вот примерно так он собирался оправдываться. Главное, не закончить пятном на стене, если реально откроет рот в подобном тоне на одного из наставников. Чорд. Теперь ещё и контролировать себя придётся, чтобы не отвечать, как в последние полгода своей жизни. Или все остальные – в интернете. Плак-плак. Зато деньги получил.

Аристон окончательно отвял еще через полчаса. Просто не стал давить дальше. После пятиминутки успешного злословия, то есть, стихотворчества, авторитет Медея улетел для него в далекие выси, так что он искренне пытался сдержаться и не лезть. Хотя был органически неспособен на любую деликатность.

Вместо этого, тренер заставил выслушать нового приятеля хвастливые объяснения своих навыков и хода боя, похвалил за придуманное заклинание, поругал за то, что столбом стоял, отдал четыреста (четыреста, Карл!) оболов за порубленные растения и моузов

Да с такими расценками Медей готов геноцидить местных лосей до полной победы, до вымарывания их упоминаний в книгах, до расстрелов за произнесение названия вида вслух! Только раз на раз идти на них немножко боялся.

Зато сдал три трофейных глаза, импровизированный кинжал из осколка клешни и листочки «с куста» водонагревателю. А, ну и отрезанную хоботяру той крысы до кучи. Аристон, при виде того, что лежит в мешке с подарками, некультурно раззявил варежку, затем закрыл, после чего скомкано попрощался.

Даже спрашивать откуда не стал, а Медей побрел переодеваться в комнату.

У него ещё кофе в городской кофейне не выпит.