Текст книги "Магия, кофе и мортидо наставника Медея. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Макар Ютин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

Суверен мужественно проигнорировал реплику и продолжил:

– Наставник Медей развоплощал слабых и значительно ослаблял более сильных одним‑единственным контрударом из разума. Более того: его ментальная аура раскрылась во вне запретом на телекинез – в ее пределах фантасии почти не могли влиять на реальность, а их магические атаки частично срывались или ослаблялись на выходе.

Несмотря на всю нервозность, мандраж и злость от ситуации, в которой он оказался, Медей не мог не признаться себе: ему приятно смотреть на своих судий. Приятно видеть, как снисходительные, брезгливые, или скучающие мины коллег отродья сменяются удивлением, оторопью, неохотным уважением, даже восторгом, если брать более молодых наставников – Фиальта и Киркею.

Спасибо, Диана все еще оставалась за бортом. Отпетая сука должна прибыть в Академию лишь на следующий месяц, после своей стажировки в летнем лагере пафосной столичной школы для сливок общества.

Тем временем, Немезис дошел до самой мякотки: боя с призраком бывшего ученика Академии Эвелпид. Тут ему уже не хватало деталей, но даже так Медей мог понять, что «всэ били паражины». Достижение, за которое отродье могло отдать душу. Не это ли произошло на самом деле?

Впрочем, у одной особы его похождения, вместо удивления, вызывали искреннее веселье. Эскулап следила за выводами великого детектива Немезиса с неослабевающим вниманием ребенка перед говенными мультиками. В особо удачных моментах она охала, хмыкала и хихикала, в противовес тревожно молчащей аудитории. А нет, другие тоже проявляют эмоции, просто боятся прерывать Суверена.

Милый старичок Демокрит подскакивал на кресле, шевелил вислыми, казацкими усами, порывался задать двум баламутам тысячи вопросов, но кое‑как держал себя в руках, закрывал рот в последний момент – придерживался регламента.

Примерно также себя вел человек‑беда Павсаний, только еще и барабанил кулаками по подлокотникам, пока его демон неодобрительно бурчал и косился на Медея с внезапной опаской. Ну да, отродье же типа наставник по местным призывам и посылам. Может и отправить обратно в мессенджер Маск эту квазимоду. Теоретически. Так что правильно боится, черт. Ведь он знает из новеллы его истинное имя – Шуту. Стоит, на всякий случай, сделать заготовку‑подавитель. А то ишь, ряху наел на всяких ритуалах, срамных и нечестивых. Демон же. Хотя, кто его знает, чем его Павсаний кормит. Тот тоже не «новичок».

Киркея явно переживала, бросала на обоих нарушителей жалостливые взгляды, Фиальт вел себя как футбольный болельщик, которому пультом от телевизора выключили звук, но не энтузиазм. Даже простая, сермяжная, невыразительная физиономия Тартароса отражала некий внутренний процесс.

Да что Тартарос – сама Пенелопа отбросила свой скучающий вид и слушала Суверена с неприятным, болезненным вниманием. Вот уж от кого Медей точно не хотел получать никакой обратной связи, как бы ни тянуло его взглядом к прекрасному лицу в обрамлении блондинистых локонов, лебединой шее и другим изгибам.

– … Таким образом, наставники смогли пройти в Делетерион, – закончил Немезис первую часть марлезонского балета.

– К сожалению, их дальнейшие злоключения обрываются на моменте входа. Мы не можем сказать, как и чем они занимались внутри. Даже не можем быть до конца уверены, вышли ли те же люди, что и вошли сюда…

А вот теперь молчание стало резко негативным. Каждый из наставников понимал, насколько опасным являлось то место. Каждому вбивали правила безопасности при приеме на работу, проводили беседу, тащили в Зал Воспоминаний, чтобы показать память тех, кто прошел через ужасы Академии Эвелпид и щедро поделился ими с будущим поколением.

Понимал это и Медей. Жаль, исключительно ретроспективно. Пары часов перед судилищем оказалось достаточно, чтобы порыться в памяти отродья, вспомнить обрывки показанных видений: люди с быстрыми, нечеловеческими глазами на омертвевших лицах, обряд изгнания – на каждый удачный пришлось три летальных, мелкие признаки, по которым вычисляли одержимых. Да, их приключение оказалось действительно опасным.

Если бы не его странная ментальная защита, созданная походя, как побочный продукт безмолвных заклинаний, если бы не прекрасное заклинание Киркеи… Он вполне мог пополнить печальную статистику.

– Вы понимаете, насколько опасным, безрассудным, самоубийственным вышел ваш проступок? Наставник Аристон? – тот сжал кулаки, – наставник Медей?

Медей убрал с собственной, такой чужой, и, одновременно, слишком привычной физиономии самовлюбленное, поверхностное выражение отродья. Позволил серьезности ситуации исказить легкомысленные черты лица.

– Мы…

– Молчать! – резко оборвал его Суверен, – право на ответ будет только на стадии вопросов.

Медей попытался скрыть дрожь в руках. Безуспешно. Такой Немезис – серьезный, почти злой, по‑настоящему испугал его. Шутки кончились.

Первый помощник Алексиаса очень редко демонстрировал хоть какие‑то эмоции. В новелле такое состояние всегда флегматичного наставника предвосхищало грядущую бойню. Триумф насилия, оком бури которого выступал Суверен академии.

Только один раз его гнев не привел к многочисленным трупам – во время дисциплинарной комиссии над Главной Героиней. И то: кто знает, чем бы закончилось то разбирательство, если бы в момент судилища не произошли более важные события, чем вопрос об отчислении одной наглой

– Все мы знаем достоинства наставника Аристона. Знаем и его пороки. Главный из которых, пьянство, и привел к теме сегодняшнего собрания. Однако лично я считаю, – он откинулся на кресле, лицо едва заметно скривилось в отвращении, – в нынешней ситуации большая часть вины лежит именно на наставнике Медее.

Слова упали с грацией лезвия гильотины.

«Ах, я всегда чувствовал странную уверенность в завтрашнем дне. А потом дно пробивалось и я падал дальше…»

Но даже всегдашний глупенький или черненький юморок не принес ему спокойствия. Скорее наоборот: он почувствовал, как холод, как тревога и неприятие ужасного в своей несправедливости вердикта нависли над ним Дамокловым мечом.

Ментор Алексиас не успел или не захотел успеть к уродливому, жуткому разбирательству. И теперь Медей остался один на один с рациональной машиной, привыкшей решать все проблемы радикальным путем. Если Александр Македонский разрубил Гордиев Узел ради славы, то наставник Немезис мог порвать его голыми руками просто, чтобы тот не мешал.

Негромкий, разноголосый гул быстро закончился, стоило Суверену вновь открыть рот.

– Поэтому я предлагаю голосование. Кто за то, чтобы разделить наказание наставника Аристона и наставника Медея?

Присутствующие потянулись к стилусам, начали выводить на маленьких, медных табличках, вделанных прямо в стол напротив каждого места, одно простое слово. Да или нет.

Больше половины коллег незамедлительно проголосовали «за».

Глава 2Пам‑пам‑па‑а, рам‑пам… еду в Магадан (2)

Что сказать о жизни? Что оказалась длинной

Много водки в ней было и мало кваса,

Но пока мне рот не забили глиной

Из него раздаваться будет лишь: «Ж*ды! П*дарасы!»

Всеволод Емелин

Медей улыбнулся. Пусть жалко, пусть через силу, но он должен был. Должен показать этим трахнутым лицемерам, что не позволит присвоить себе ярлык твари дрожащей. Даже если не имеет ни капли права.

Он проигнорировал презрительные, жалостливые или равнодушные взгляды. Проигнорировал то, как виновато глянул на него напарник по несчастью, по легкой прогулке, по веселой игре, ставшей ареной узаконенного насилия. А потом… Потом пришло презрение ко всем остальным.

Весь страх мгновенно ушел. Напряжение рвалось из него булькающим смехом, просилось наружу плохо переваренной пищей. А вышло – холодным ветром сознания. Как они посмели! Всего лишь двумерные оплёски чужой воли. Если человек на шесть десятых состоит из воды, то персонажи заполнены электронными чернилами по самую макушку.

Безликий буквенный код, созданный для его развлечения. Запрограммированная воля, прописанные реакции, как у муравьев или пчел. Насколько сложен и прекрасен весь улей, настолько неказист и незначителен каждый его член. Не стоит ставить знак равенства между целым и суммой его частей.

Он еще спляшет на их могиле, насладится прекрасным сюжетом. Требовалось лишь не ломать сценарий сильнее определенной черты. Непосильная задача для того ничтожества, в теле которого Медей оказался.

На лицо сама собой легла мягкая, доброжелательная улыбка отродья, из которой он кистью вымарал все скрытое высокомерие. Какой смысл показывать свои настоящие эмоции неписям?

Их песочили еще добрых полчаса. Он пропустил момент, когда обсуждалось наказание водонагревателя. Кажется, заполнить бойлер или работать без электроэнергии… он не вникал.

Немезис продолжал перечислять нарушенные статьи, затем слово взяла Колхида: она упирала на недопустимость и стыдила их обоих. Остальные разве что переговаривались между собой. Старичок‑алхимик Демокрит издавал хо‑хо‑подобные звуки, оглаживал набалдашник своей трости, да приговаривал: «палехче‑палехче», Тартарос скучал, демон Зу и Павсаний откровенно завидовали приключению – им пришлось дать слово, что они не повторят «подвиг» двух лишенных самосохранения пропойц.

Эскулап с самого начала вставляла язвительные ремарки, сверлила Медея непонятным взглядом своих огромных, фансервисных глаз, мотала головой с одного виновника собрания на другого, иногда откровенно смеялась, когда Немезис начал спекулировать на сакраментальном вопросе:

– Зачем они вообще туда пошли? Какая мотивация?

– Они были пьяные! И отправились на подвиги!

– Мы хотели в подземелья, но перепутали, – ответил Медей с извиняющейся улыбкой.

Эскулап откинулась в кресле и захохотала, задорно дрыгая ногами. Большинство мужских взглядов как‑то незаметно сместились с нарушителей, на ее точеные ноги и распахнувшийся подол халата.

– Дева Эскулап! – воскликнула Колхида предупреждающим голосом.

– Да‑да, продолжайте, – легкомысленно отмахнулась она, словно и не зависела от этого собрания жизнь и смерть одного одержимого чужой душой отродья.

Затем посыпались вопросы. Сначала – про их путь до Делетериона. В основном, их задавал Павсаний, но путешественника иногда перебивал Фиальт. Его комментарии отличались сумбуром и почти щенячьим восторгом. Взгляд Немезиса серьезно поубавил ему настроения, но заткнуть насовсем не смог даже он.

На самые сложные или неприятные вопросы отвечал Аристон, с обстоятельностью бывалого воина. После первых ответов он полностью вернул свое самообладание и больше не выглядел нервным питбулем, которого хозяин поймал над обгрызенным диваном и пахучим калачом посреди гостиной.

Медей довольно удачно скидывал на него все непростые вопросы, притворялся дурачком и говорил максимально обтекаемо. Впрочем, остальные приняли это с заметным смирением и еще более заметным злорадством. Так смотрят зеваки на хохмящего висельника.

– Меня больше удивляет, – вдруг раздался сильный, независимый голос Пенелопы, – что у наставника Медея вдруг прорезались совершенно нехарактерные особенности. Позвольте поинтересоваться, когда вы успели так улучшить свою ментальную защиту? – властно спросила она.

– Ого, у меня, оказывается, сильный ментал. Не было удобного случая узнать. Наверное, фантасии так удивились! – Медей широко распахнул глаза и послал ей смущенную улыбку.

Белоснежные зубы скрипнули как‑то совсем уж некрасиво, Демокрит прикрыл глаза и покачал головой, Киркея издала грустный вздох, а

Великая целительница снова заржала.

«Ах ты мелкая зараза! Хватит рушить мне всю малину! Щас вообще никто не поверит, что я удивлен. А Я УДИВЛЕН!!!»

На следующие вопросы пришлось отвечать серьезно. Больше четверти часа общее собрание тщательно, скрупулезно вытягивало из него подробности вторжения в Делетерион. Здесь пришлось отдуваться исключительно Медею – Аристон во время той прогулки разве что по полу не ползал, заранее сдавшись, раз не рожден летать.

Наставников интересовало все: обстановка, состояние тех или иных артефактов, стеллажей, проходов, центральный зал, особенности ментальных атак или посулов живущей там мерзости.

Под это дело достали старые карты, Немезис вытащил заранее написанные свитки, где набросал ключевые моменты из воспоминаний прошлых участников, в том числе своих собственных. После чего тщательно, утомляюще‑детально, начал сверять их со свежими данными.

И вот теперь во взглядах остальных начало сквозить неохотное уважение. Ведь Медей ДЕЙСТВИТЕЛЬНО побывал в Делетерионе. Запомнил множество важных деталей, после чего благополучно вышел сам. Более того, вывел оттуда недееспособного, почти беспомощного коллегу. Это смягчило общее настроение куда больше всех возможных слов.

И подняло недоумение, нет, скорее даже тупую оторопь до предельного значения.

– Итак, каков будет наш с вами вердикт, коллеги? – Немезис, наконец, добрался до самого главного.

– Добавлю лишь одно обстоятельство. Думаю, наставник Медей может получить небольшое снисхождение, – он сделал паузу.

– Если добровольно отдаст воспоминания или, хотя бы, нарезку, отредактированную память о своей… прогулке по Делетериону в Зал Воспоминаний.

Медею хватило ума и самоконтроля отвесить ему короткий, благодарный кивок, принять из рук фарш‑машины оливковую ветвь. Хотя внутри аж зудело презрительно отвернуться, бросить им в лицо отказ в столь необходимых сведениях. Зудело настолько сильно, что пришлось сцепить зубы и не издать ни звука.

А потом начался самый неприятный для Медея и самый волнительный для всех остальных этап. Обсуждение наказания. Путем выкриков с места, возмущенных реплик, фырканья и кашля количество вариантов снизили до трех.

– Предлагаю три варианта голосования… – на грифельной, такой знакомой Медею по прошлой жизни, доске позади косипоров стали появляться слова.

1. Отложенное увольнение с обязанностью отработать текущий учебный год.

2. Публичный экзамен на профпригодность, как для талантливых выпускников последнего курса. Теория и практика с полосой препятствий на 10 уровне подземелья.

3. Дисциплинарное взыскание с созывом комиссии по соответствию рангу в конце года.

Медей несколько секунд молча пялился на доску, но фразы: «понять и простить» там не нашлось, сколько бы он не скользил глазами по равнодушным строкам. Каждая из них в перспективе сулила смерть.

Он мог быть уверен, что первый пункт невозможен: у ментора Алексиаса такое своеволие подчиненных найти понимания точно не могло. Увольнять персонал имел право лишь он один. Каким бы солнечным сангвиником директор ни пытался показать себя перед окружающими, покушаться на свои привилегии, подрывать авторитет лидера он бы не стал ни под каким соусом. Чересчур опасно для него и его планов.

Второй пункт казался более реалистичным, но, вместе с тем, чересчур затратным и утомительным. Уж Медей не понаслышке знал, как упарываются преподаватели в преддверии нового учебного года. Небольшой шанс только на то, что отродье достало всех достаточно, чтобы добавить себе кучу головной боли.

Таким образом, наиболее вероятным наказанием ему виделась именно дисциплинарка. Что ж. По крайней мере, здесь у него оставался некий призрачный шанс подтвердить свой нарисованный пятый ранг за десять месяцев учебы.

«Кого я обманываю», – горько усмехнулся он, – «У отродья имелось больше семи лет, три – в должности наставника. Его результат меньше, чем муха на стене. Ха. А Немезис еще что‑то болтал о снисхождении. Чертов лицемер».

Варианты стали медленно, с глумливой торжественностью всплывать на медных табличках перед наставниками. Буквы ползли по гладкому металлу

Эскулап извернулась в кресле, хмыкнула, а затем щелкнула пальцами.

Третий вариант на доске моментально опустел. После чего с той же скоростью появилась новая надпись:

«До начала работы приемной комиссии принести в дар терапевтириону средний специальный кристалл для диска Прогнозиса».

Эта же версия заменилась и в маленьких табличках у кресел.

– Не голосуем! Не голосуем! – поднялась с места Колхида, когда заметила, что ее жесткое наказание в последний момент заменила Эскулап своей странной ерундой.

Поздно: остальные уже взяли стилусы в руки. Рыжей заразе оставалось только бессильно скрипеть зубами и бросать неприязненные взгляды на больничного полубога.

«А, так вот, на что рассчитывал клятый фарш‑машина», – Медей зябко передернул плечами от равнодушной физиономии Суверена, направленной прямо на него вот уже целую минуту. С момента странной эскапады одной обаятельной врачевательницы.

«А‑а‑а, на тоненького прошел… Спасибо, красавица!» – искренне поблагодарил он, – «найти редкую хрень с моими знаниями будет проще, чем доказывать, что я не верблюд. Потому, что я тот еще верблюд, а Россия – не родина слонов».

– Объяснитесь, дева Эскулап, – прошелестел голос Немезиса.

– Что тут объяснять? – она зевнула и пожала плечами с откровенно незаинтересованным видом.

– В первый же месяц куча бездарей, лентяев и неудачников будет штурмовать двери моего терапевтириона с самыми тривиальными проблемами. Для большинства из них достаточно диска Прогнозиса, а гений мудрости подскажет, где взять готовое зелье или повязки. Хватит с них артефакта и светлого духа. Не говоря уже о том, что традиционное Второе Испытание без него не состоится.

– Но какой в этом смысл? – нахмурилась Пенелопа, – ментор Алексиас еще с середины прошлого учебного года ищет, и никак не может найти кристалл для вашего диска прогнозов. Их просто нет в свободной продаже. А на аукционе кристаллы среднего качества и выше моментально перекупают частные лица.

На лицах остальных наставников застыл тот же вопрос. Зачем поручать Медею заведомо невыполнимое задание? И что будет, если он его не выполнит? Последнее и озвучила Колхида своим тоном сдержанного, утробного неодобрения.

– Ах, тогда можно просто удерживать три четверти его зарплаты в счет покупки кристалла, – лукаво улыбнулась полубог, – как раз, за год и отобьется. А за два – можно будет купить его по самой высокой цене аукциона.

Несколько человек в комнате весело хмыкнули. Для Медея, самого алчного и самого никчемного из наставников, зарплата оставалась самым уязвимым местом. Особенно, по сравнению с остальными.

У него почти не имелось возможности добыть что‑то на стороне, зато о шопоголизме одного наставника по демонолатрии знал каждый. Особенно те, кто имел несчастье слушать за завтраком пустые разглагольствования отродья про купленные шмотки.

«А, еще одно издевательство», – заключил буквально каждый из наставников.

Медей быстренько состряпал перекошенную, с трудом удерживаемую улыбку. Правда, кривил рожу он больше от смеха, а не от горя и бессильной ярости, но знать им об этом определенно не стоило.

«Ха! Даже если дело не выгорит – откуплюсь деньгами. Ну и хрен с ними. Уж как‑нибудь найду способы заработать, чай не отродье. Да и в Академии деньги сами по себе не особо полезны. Нормально жить можно даже без них, хотя это крайний случай».

Немезис снова заткнул шепотки легким движением мимики, после чего объявил итоги собрания. Сначала о скучной ерунде – наказании наставника Аристона. Потом – о новых обязанностях наставника Медея.

– Новых обязанностях? – переспросил герой дня.

– Первое. Вам поручено добыть кристалл среднего специального уровня для артефакта: «диск Прогнозиса». Артефакт имеет важное значение для работы всего терапевтириона. Я настаиваю, – надавил он, – отнестись к этому поручению со всей ответственностью. Если вы успеете найти его в срок, то Академия не только возместит его стоимость, но и выдаст поощрительную грамоту.

«То есть на премию я так и так не заработаю? Жадина‑говядина, соленый огурец, по полу валяется, но, сука, страшно, как котам. Ну и ладно – почетная грамота для меня важнее денег: лишняя запятая в мою пользу на чашу весов: „уволить нельзя оставить“. А кристалл… Ага, важное для работы терапевтириона, как же. Просто одна лоля хочет сачковать побольше и не заниматься всякой ерундистикой уровня медсестры. Я также покупал себе в институт ноут на родительские деньги „исключительно для учебы“».

– Второе…

Суверен сделал паузу, в которую совершенно естественным образом вклинилась Эскулап.

– Наставник Медей назначается куратором для Второго Испытания. С обязанностью предоставить академический план по новому проекту не позже следующего полудня, – радостно объявила она и глаза полубога таинственно замерцали от предвкушения.

– Что‑о⁈ Какое еще Испытание?

«Вы чо, угораете⁈ Да уж лучше сразу в дурку! Где мои санитары? Ах, да. Санитар – это про другую книгу».

Преподаватели внезапно оживились. Началась дискуссия, где большая часть скептиков сошлась насмерть с любителями импровизации, хаоса и перемен: Павсанием и Фиальтом, пока Эскулап фырканьями и движением бровью сбивала накал со спорщиков. А еще долго, очень долго играла в гляделки со злой, как голодная рысь, Пенелопой.

Медей же вдруг сопоставил некоторые реакции мелкой пакостницы, ее действия в новелле, а также странное, не похожее на привычное, по памяти отродья, второе Испытание в новелле. Дурацкое, сырое, совершенно невыверенное, точно слепленное на коленке.

«Да ну нафиг!»

Эскулап настолько надоели однотипные Испытания, которые десятилетиями оставались неизменны, отличались лишь в самых деталях, что она решила подсуетиться? И в книжном повествовании, и в его слегка измененном ответвлении. Неизвестно, что делала и как давила на учителей оригинальная полубог, но эта, из его новой реальности, решила убить сразу всех зайцев скопом.

Девушка банально отказалась обеспечивать медпомощь без своего диска‑диагноста: с какой‑то стороны справедливо, потому что она точно не сможет успеть везде, при массовых‑то травмах. Хотя для нее это – больше удобное оправдание. А затем, коварная бессмертная завела продуманную интригу: пришла на судилище, разбавила своей легкомысленностью обстановку, одной рукой как бы спасла Медея, а другой лишний раз подчеркнула, что без артефакта не сможет провести оригинальное Второе Испытание.

И раз Медею поручили добыть кристалл, то он, как бы, берет ответственность за Испытание. Тем более, артефакт сходу точно не сможет работать должным образом без калибровки, поэтому думать над новым Испытанием нужно так и так. Почему бы и не возложить эту почетную обязанность на никчемного лентяя?

«Вот она, обратная сторона славы. Без гребаного, УСПЕШНОГО похода в Делетерион никто бы над таким подвывертом даже не задумался! Только посмеялись неловко, как над глупой и неуместной шуткой. А теперь вон, сидят, корчат напряженные хлебальники».

– Но почему именно я? Уважаемый мастер‑наставник Немезис, неужели нет других вариантов? – обеспокоенно улыбнулся Медей типичной гримасой отродья в попытках уйти от ответственности – само получилось, он даже не старался.

Память реципиента его слегка успокоила: альтернативное Испытание утвердили еще в начале каникул. То самое, из новеллы: сырое, невыразительное, глупое. Просто затычка, скучная пародия на таинственную, мистическую процедуру. Ибо стандартное провести без артефакта они не могли.

«Блин стоило раньше догадаться. Хотя зачем, я и так помню».

– Это моя плата за помощь тебе. Избавь меня от мелких царапин глупых юнцов и того убожества, которое ментор утвердил вместо традиции. Не справишься – я сама назначу Испытание. Персонально вам, наставник Медей, – промурлыкала дева, нисколько не стесняясь заинтересованных физиономий людей вокруг.

Он против воли нервно дернул плечом. Проверять, насколько серьезно она настроена и сколько в ее словах игры на публику и семян новых интриг, несчастный наставник по демонолатрии не хотел точно. И саботировать приказ теперь точно не выйдет: Эскулап тогда точно устроит ему бананы‑кокосы, апельсиновый рай. А остальные с радостью окажут помощь по борьбе с утопающим.

«Нельзя было просвещать ее насчет Ницше. Теперь „падающего подтолкни“ станет ее официальной доктриной», – с досадой подумал он.

Люди вокруг заулыбались: кто глумливо, кто сочувственно, кто в предвкушении веселья. Выходку Эскулап действительно считали помощью только трое человек: сама целительница, наставник Медей и… Немезис Суверен, собака страшная.

«Спасибо тебе, модный Бог Гелик, что он такой флегматичный и незаинтересованный. Вот уж кто сумел бы спокойно и из Эвелпид меня выкинуть, и под статью подвести и даже работать заставить! Он вам не Димон и даже не Колхида».

– Боюсь, я не вполне соответствую высокой должности экзаменатора. И уж точно я не смогу сразу подготовить и план на Второе Испытание, и найти нужный кристалл для артефакта, – попытался отбояриться Медей.

Тщетно.

– Я в вас верю, наставник, – несмотря на фальшиво‑медовые нотки издевательства, полубог говорила абсолютно искренне, – я считаю: для высвобождения всего потенциала, вас надо поставить в тяжелые, невыполнимые для обычного человека условия. И тогда мы с коллегами увидим настоящий пир духа.

«То есть эта психованная решила меня каждый раз бросать под поезд, чтобы я в темпе вальса все разруливал⁈ Да если у меня получится, то я навечно стану кризисным менеджером на побегушках. Да, именно так. Жалко, абсурдно, однако таков путь. Да мной будут помыкать все кому не лень! Не‑не‑не, отмажусь как смогу! Лучше бабки платить».

– К сожалению, даже резервный план сейчас неосуществим, – предвосхитил Немезис реакцию почтенной публики, – у каждого есть свои обязанности, дела и фронт работы. Внести в график столь масштабную работу малореально… для всех, кроме уважаемого наставника Медея, – признал он проблему аврала.

– А как же… – тут же нашел Медей козла отпущения, но его опять прервали:

– Из‑за вашей выходки, наставница Киркея будет занята не менее срочным делом – устранением возможной угрозы со стороны Делетериона. Поэтому, обязанность придумать и подготовить поле для второго Испытания ляжет на вас. Проект должен быть сдан на одобрение ментору Алексиасу сразу по его прибытии в восемь вечера следующего дня.

Немезис покивал своим мыслям. Выглядело, словно кто‑то щелкнул пальцем по метроному.

– Если вы не справитесь: не успеете в срок, подадите нежизнеспособный план или провалитесь иным способом… ментор все равно обяжет вас проводить Второе Испытание. Только в формате, который не понравится ни вам, ни будущим студентам, – мрачно припечатал он.

Сомневаться в его словах не приходилось, особенно сказанных таким тоном. Как уже утверждалось неоднократно, Немезис Суверен совершенно не умел шутить. Зато очень любил ставить людей вокруг в безвыходное положение, чтобы с искренним интересом наблюдать за их потугами.

Медей вздохнул и обвел присутствующих влажным, щенячьим взглядом отродья. Никто не впечатлился. Большинство преподов откровенно злорадствовали, только Фиальт смотрел на него с толикой почтения поверх сомнений да Киркея сочувственно покачала головой. Почему‑то лишь Эскулап, единственная из присутствующих в комнате, включая доброго ангела, не сомневалась в его успехе.

– На этом я предлагаю завершить сегодняшнее собрание. Результаты мы все будем наблюдать в течение этого и следующего дня. Наставник Аристон, надеюсь, вам хватит времени на выполнение задания. Наставник Медей… ожидаю от вас не менее впечатляющих результатов, чем вы показали этой ночью.

После чего Медей с Аристоном поклонились, поблагодарили присутствующих и быстро‑быстро засобирались к себе в покои. Остальные учителя также встали и принялись расходиться шумной, праздной, гомонящей толпой. Медей хотел было перехватить Эскулап и спросить, что это вообще было, зачем она пришла, что за наказание такое, но она исчезла также быстро и незаметно, как и появилась.

А их догнал гомон коллег. Медей поступил как настоящий, благородный наставник: бросил под паровоз Аристона, а сам взял пример с Эскулап и тихо улизнул к себе в сычевальню. Он не горел желанием продолжать знакомство. Злость дергала его сердце назойливым ребенком, проклинала нервным тиком правый глаз, виски и левую скулу.

Зачем все это? Что происходит?

Остаток воскресенья предстояло потратить на беготню по Лемносу в поисках клятого кристалла… и мучительные раздумья о том, на какие шиши вообще его покупать.

– Трагичны итоги недели / Как будто в душу нассали вы, / Вот и сочиняй вам идеи… Особенно национальные, – раздраженно пропел Медей себе под нос вечные строки Емелина.

Демон Зу позади него захрюкал. Так мог хрюкать камень, если бы его насмешил один слабосильный иномирец. Медей вздрогнул и направился к выходу из замка.