Текст книги "Магия, кофе и мортидо наставника Медея. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Макар Ютин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 34 страниц)

Они вошли через главные ворота Академии, под табличкой: «Да не войдёт не знающий геометрии!».

– Потому что именно геометрия, математика и аналитика – главные условия разучивания заклинаний, – нравоучительно пояснила Колхида, пока они продолжали шествие мимо нескольких теплиц и огороженных сплошным забором участков.

«Что есть, то есть. Без вычислений там никак, даже таких примитивных, как у местных», – покивал Медей, – «если пытаться идти диким путем, через интуицию, то шанс провалиться в изучении спелла процентов пятьдесят, покалечиться – двадцать, а умереть – не меньше десятки. И еще пятнадцать – на частичный успех. Потому что сразу постичь заклинание сложно, это я, подлец, считерил своей тригонометрией…»

Ворота и замок вызвали в новоиспеченных студентах истинное восхищение, особенно у бесфамильных. Внутреннее убранство собрало вздохи поскромнее, но радости добавило больше. Жить, все же, будут внутри, а не снаружи под прекрасными видами.

Отдали должное и тканевым плакатам – гобеленам, особенно вон тому, в углу: «проклинающий да будет сам проклинаем» и под надписью мужик с рожей уродливой – во рту зеленая пена да гриб гигантский, глаза закатаны. Походу, чел не умел микродозить и решил бахнуть мухом*р до результата, а художник срисовал последствия, чтобы юные биохакеры не повторяли.

Конец экскурсии настал в коридоре со студенческими комнатами. Колхида еще раз предупредила их в шесть вечера приходить на торжественную линейку, или что там организует академия, Медей не вслушивался, после чего пальцами указала, какому курсу какая дверь принадлежит.

Лептосомы, ожидаемо, находились прямо через лестницу с его личными покоями, в каких‑то пяти‑шести метрах, ближе всех. Вот ведь Колхида, вот ведь гадина – все рассчитала.

Он вздохнул, толкнул дверь общаги на себя, после чего зашел внутрь и жестом велел подопечным пройти вместе с ним. Последний захлопнул дверь и все студенты невольно сглотнули, когда остались наедине со своим педагогом.

Медей хмыкнул и направился в центр передней, хотя было странно называть так достаточно просторную комнату с мозаичным углублением в центре, где располагалось три изящных столика, традиционные ложи и более привычные стулья, а также несколько кушеток по краям, точно диваны в гостиной.

Медей облокотился копчиком на спинку стула, после чего молча обвел своих подопечных бесстрастным взглядом без малейших признаков улыбки. Это напрягло их куда сильнее, чем его всегдашние кривляния. Жаль, в этот момент наставника не могли радовать такие мелочи: просто состав его «подопечных» раздражал Медея куда сильнее.

Гэ героиня и Арна Бендида, ее будущая лучшая подруга из версии новеллы, уже сейчас стояли рядом друг с другом, соприкасались ладонями и вообще выглядели не разлей вода. Арна не решалась встречаться с ним взглядом, только кусала губы и нервничала – частично из‑за его и его должности педагога, частично от радости и опаски, того возбужденного состояния ума, когда твои мечты сбылись, однако ты не можешь поверить, что обошлось без подвоха.

Сама Грация смотрела на него с опаской, вызовом и той легкой, неуловимой насмешкой в глазах, которая могла появиться лишь у человека, что имеет над тобой некоторую власть. Так и было – он должен ей одну серьезную услугу и абстрактную «помощь» со всякими мелочами. Таким оказалось условие ее учителя‑макрона, чтоб этот уродливый карлан сдох побыстрее, раз уж Медей достаточно изменил сюжет новеллы, чтобы набрать целых пять лишних человек на курс.

Рядом с парочкой неуверенно терлась еще одна девушка – дриада Доркас. Она почти не боялась Медея, скорее злилась на него и презирала. Из всех лептосомов, именно странная местная фуррятина генерировала наибольший негатив. Впрочем, большую часть внимания и интереса у нее оттягивали новоиспеченные подруги, а также сама Академия. Никаких вайбов малолетних мстителей: «цель – убить одного человека». Просто Медей ей не нравился.

Поодаль от дриады неуверенно мялась Елена Дионида – новая головная боль наставника и потенциальный источник кучи развлечений одновременно. Проблема в том, что ни она, ни дриада не появлялась на страницах оригинала, поэтому сам Медей не знал, чего от них ждать.

Последней, пятой девушкой в цветнике, оказалась знакомая ему по кофейне: «трактир» Авлида Ифигения. Красноволосая ученица, как и Елена, стояла наособицу, но без надрыва или подозрительности. Просто человек посреди незнакомцев. Она единственная, кто смотрел на Медея без скрытой обиды, злости, опаски или других негативных эмоций. Они имелись, но почти незаметные на фоне радости и некоего боязливого восхищения.

«Какого Дамблдора? Чем я вообще заслужил такую позитивную реакцию? Прожарил молнией жопы бандосов? Дак не сделали бы ей ничего особенно плохого! Денег одолжил? Так люди, наоборот, ненавидят своих кредиторов! Хочешь расплеваться с челиком – одолжи ему бабки. Какая‑то она странная, эта будущая соперница гэ героини. Пожалуй, буду держать ее на расстоянии постоянными напоминаниями о десяти оболах. Эх, самое удачное вложение в жизни, после того электропогоняла. О, кстати, надо будет поделиться с Гнилоустом историей. Уверен, башка оценит».

Он перевел взгляд на парней. Они казались проще, понятнее, безопаснее для него. Более знакомыми, более управляемыми. Юный Пеон и юный Гектор. Чувак с именем рабов‑орков из третьего Варкрафта обладал похожей внешностью – тоже кривые зубы, пухлое несуразное тельце и странный светло‑коричневый с зеленцой оттенок кожи.

Второй, Гектор, играл значительную роль в новелле. Некий гений‑тюфяк, который пытался выучить заклинание с десятилетнего возраста, запомнил неправильно, получил какую‑то ерунду… и она оказалась рабочей.

«Черт, хоть убей – не помню, что он там замонстрячил…»

– Для начала, предлагаю нам всем познакомиться, – снова улыбнулся Медей и люди вокруг расслабились. Серьезный наставник их пугал, – назовите свое имя, расскажите свою цель, что любите, что не любите… в двух словах.

– Может, тогда подадите пример, наставник Медей? – миленьким голоском сказала ему Грация.

– Почему бы и нет? Меня зовут Медей, без фамилии, без прозвища. Моя цель – стать любимым наставником своих милых ученичков! – он горделиво потряс кулаком, чем вызвал кривые, вымученные усмешки присутствующих.

– Я люблю наблюдать за людьми и за магией, а не люблю чересчур долго заваривать кофе и когда капают кровью мне на тунику. В прошлый раз мимам удалось отмыть, но это было так неприятно, – поделился он своими искренними переживаниями после эпопеи с кражей украденного у троицы бандитов.

Кажется, его ученички не оценили – даже шаг назад сделали. Ха! Куда вы денетесь с подводной лодки.

– Меня зовут Грация, без фамилии, – начала гэ героиня после кивка наставника, – моя цель, стать великой волшебницей, даймоном! – она обвела присутствующих вызывающим взглядом, но никто не стал бросать ей вызов и мэри сьюха продолжила:

– Я люблю блинчики с разными начинками, – молодежь недоуменно переглянулась, – и учиться магии. Не люблю, когда ограничивают свободу! И мою, и тех, кто со мной! – последняя фраза отдавала вызовом.

«Ах ты злобная дрянь! Уже решила продавить мою оборону? Прогнуть меня, да? Типа, свобода гнобить наставников Медеев? Я понял намек, прелость! Это война, да? Война⁈ Блин. Можно, пожалуйста, не война?» – Медей напрягся.

Да, гэ героиня не выглядела Гераклом, бросающим вызовы наставнику‑Авгиевой конюшне, скорее уж ученикам – возможным насмешникам. Да и не излучала в его адрес особого негатива… Но это все уловка! Он‑то знает, какая хитровыделанная гадость эта ваша заливная, кхм, эта ваша протагонистка! Она уже, наверняка, спланировала ему несчастный случай после выполнения обязательств! Стоит оставаться бдительным!

– М‑меня зовут Арна Бендида, – слегка неуверенно и нервно произнесла подруженция гэ героини, – моя цель – стать сильной и умелой волшебницей! Я люблю читать, слушать гимносы разных сказителей и наблюдать за птицами. Не люблю… не люблю, когда решают за меня и обижают своих, – тихо произнесла она.

– Меня зовут Доркас Дриопа, – звонко начала дриада, – я желаю получить титул лучшей ученицы на курсе.

– Оу! Тогда тебе придется превзойти меня! – подмигнула ей Грация.

Остальные начали смущенно, неуверенно улыбаться. Вот же имба роялистая – успела сломать первый лед и подала заявку на лидерство!

– Посмотрим, кто кого, красотуля, – задорно улыбнулась ей природная нимфа, – я люблю наши сагенейские леса и чувство магии! Не люблю тех, кто смотрит на меня свысока и обзывает животным!

– Меня зовут Авлида Ифигения. Я хочу создать новое заклинание и получить за него прозвище! – она улыбнулась, довольная пониманием и поддержкой людей вокруг, – Я люблю становиться лучше и узнавать новое. Не люблю, – она покраснела и стрельнула глазками в Медея, – не люблю, когда кричат и домогаются мужчины.

Остальные явно неправильно поняли намеки Авлиды, когда она украдкой на него смотрела, потому что наставник собрал еще несколько удивленных, неодобрительных и гневных взглядов.

– Ме‑м‑меня зо‑зовут Пеон, – пухлый, невыразительный юноша смущался и краснел под взглядами четырех красавиц и жуткой гэ героини, – я мечтаю стать д‑достойным магом, как мой брат. Лю, – его голос дал петуха, он покраснел, но упрямо продолжил, – люблю вырезать из дерева, а не люблю, когда надо мной подшучивают, – грустно закончил он, однако слегка приободрился от вежливых аплодисментов.

– Меня зовут Гектор, без фамилии, – этот выглядел куда представительнее и смазливее третьестепенного персонажа Пеона, – я тоже мечтаю стать уважаемым, сильным магом и повидать мир! Люблю слушать истории, а не люблю, хах, – он почесал затылок удивительно домашним, уютным жестом, – не люблю, когда говорят гадости и высмеивают мечту.

Ему похлопали, послышалось несколько одобрительных реплик, после чего наступила тишина. Юноши и девушки, не сговариваясь, повернулись к единственной оставшейся ученице. Медей так и не мог понять, как они к ней относятся – слишком сложные рожи корчила большая часть его подопечных.

– Меня зовут Елена Дионида… – тихо сказала она, – моя цель – закончить Академию. Я люблю, – она запнулась, но продолжила, – я люблю смотреть на звезды и выпечку моей сестры. Не люблю, когда на меня смотрят с ненавистью люди, которых я даже не знаю…

Никто не улыбался, никто не хлопал.

– Что ж, раз мы все познакомились друг с другом, предлагаю показать вам комнаты и разойтись. Не забудьте прибыть к шести вечера в зал, в который вам добрых десять минут тыкала пальцем моя уважаемая коллега наставница Колхида, – Медей прервал гнетущую тишину как ни в чем не бывало, не показал ни скрупула неприязни к сектантке. Впрочем, он его и не испытывал.

– Вот здесь находится гинекей, женская комната. Рассчитана на восемь человек, вас пять, так что поместитесь. Вот здесь находится андрон, мужская часть, тоже на восемь. Вас вообще двое, счастливчики! Так что разберетесь. Девушкам нельзя заходить в мужские покои, юношам – в женские. Можете попробовать войти, если хочется почувствовать новый вид боли. Ну что ж, еще раз поздравляю вас с поступлением! А теперь, оставляю вас наедине. Знакомьтесь, общайтесь, развлекайтесь.

«Не совокупляйтесь», – хотел добавить Медей, но не стал.

Просто вежливо помахал рукой и оставил своих геморройных подопечных под их дружные вздохи облегчения. Наконец‑то можно уйти в свои покои…

– Наставник Медей, – а ведь он был так близок! Только руку протянуть и дверью хлопнуть.

– Наставница Колхида, – он скорее оскалился, чем улыбнулся.

– Просто напоминаю, – миленько захлопала глазами сквернавка с волосами и характером цвета ржавчины, – что, после недельной адаптации, вам следует устроить небольшой пир с подопечными. Следует начинать готовиться уже сейчас. А теперь, не буду вас отвлекать. Увидимся на церемонии принятия, – она ушла подозрительно быстро, не дожидаясь ответа.

Медей же сначала застыл на месте, с ладонью на ручке двери. Затем вздохнул, на мгновение прикрыл глаза. Медленно, осторожно запрокинул голову назад, на манер чайки. После чего

– АААААААААААААААААААА!!!

Глава 13
Где на наставника нашла коса

❝ Я слышу – скулит собака, занимаясь расхищением своей души ❞

Андрей Платонов

Что такое крайности? Лишь предел сиюминутной воли. Когда пошел выносить мусор, а попутно обнес чужую хату.

Вот и Медей вроде ушел к себе, но так задумался, так замучался, так испереживался, что пришел в себя уже у терапевтириона, с занесенной над монументальными воротами рукой. В другой он держал за волосы Адиманта (нахрена вообще взял?), а тот, в свою очередь, недовольно мычал в засунутую через зашитые губы промасленную тряпку. В самой тряпке купался в солнечных лучах коридора небольшой фиал с щедрой порцией кофейных зерен.

– Ах, прекрасная девушка, позвольте угостить вас самым ароматным напитком Ойкумены, – он протянул ей голову галантным жестом, с каким протягивают цветы дамам на свидании.

Эскулап фыркнула, поклонилась насмешливым, театральным жестом, вытащила хрустальную емкость из тряпочки в зубах нежити, посторонилась, чтобы он прошел.

«Ах какая женщина, мне б такую…», – благодарно хмыкнул Медей и переступил порог врачевальни, – «тут, главное, не закончить, как Басков. А то, какую надо не выдали и все: Киркоров подсуетился и утешил, негодяй».

– Что, наставник, пришел пожаловаться на новые обязанности? – на удивление, ее голос не содержал ни ехидства, ни желания уязвить, только легкое, вежливое любопытство.

– Да вот, захотелось попить кофе в приятной компании, – он улыбнулся ей во всей полноте заискивающей мины отродья, – а то кислые рожи моих подопечных вызывают изжогу и потерю аппетита. Я умоляю великую целительницу о лечении.

– От потери аппетита лечит работа. Кажется, я обещала напустить на тебя пчел еще дней десять назад. Такая терапия вернет тебе радость жизни и краски в серые будни.

– О, жестокая. Теперь я еще больше захотел упасть на колени, обнять тебя за ноги и громко молить о прощении. Хотя мой язык в какой‑то момент может оказаться занят… – он подмигнул ей, а Эскулап в начале ненадолго зависла.

Она не поняла сразу значения его фразы, моргнула, наморщила лоб

– Ах ты, кобель похотливый! Завяжи свой уд тройным узлом! И язык вместе с ним!!! – она отвела руку назад, словно для пощечины, на кончиках пальцев зазмеилось начало боевого гимна, однако дева‑целительница сдержалась и просто пнула его голой пяткой по голени. Между прочим, очень больно.

– Хватит уже каждый раз придумывать все более мерзкий способ до меня домогаться! Когда‑нибудь я не выдержу и открою тебе все глубины моей изобретательности, – она быстро успокоилась от своей вспышки смущения и злости, хотя кожа вокруг чешуек на щеках и под глазами все еще казалась слегка красноватой.

– Ой да ладно. Ты настолько красива, что я каждый раз теряюсь, словно последний мальчишка. Мое сердце говорит быстрее, чем сознание успевает подобрать подходящие слова, – пафосно объявил Медей.

Эскулап на это только закатила глаза и надменно отвернулась. Кажется, ей стало немного неловко. Хотя нет, ему показалось, она просто подбирала подходящий ответ.

– Судя по всему, ты превратился в одно большое сердце. Гнилое, раз столько гадости говоришь окружающим. Я прощаю тебя только за идеально организованное Испытание, – при упоминании экзамена Медея, в ее глазах вспыхнули огни веселья, – как ты вообще додумался до такой отменной жути⁈

– Ах, как насчет обсудить это за чашечкой кофе?

– Не то, чтобы я против. Но почему ты постоянно приносишь кофе на заварку мне и не хочешь делать его сам? И зачем ты взял с собой эту мерзость, агоранта?

«И действительно, зачем?».

– Ах ты гад, молча напросился! Н‑на!

Медей подбросил голову за волосы под самый потолок терапевтириона, размахнулся и вмазал точно в челюсть своему фамилиару, когда тот опустился до уровня глаз.

Адамант захрипел от восторга, пролетел два метра и упал на соседнюю кровать. Его глаза дергались от блаженства за закрытыми веками, а губы кривились, трещали, исходили гноем в оковах суровой нити. Глаза Эскулап комично округлились, стали походить на совиные… исключительно от переизбытка мудрости и никак иначе!

– Да ему нравится, так что не обращай внимания, – легкомысленно ответил Медей на незаданный вопрос своей подруги.

– А‑га… – медленно сказала она, затем вздохнула, покачала головой, издала тихий смешок и пошла колдовать над зернами кофе.

– О‑О‑О, кофе, вкусный кофе, прекрасный кофе, – кофе – царица наук, в задницу математику!

Он может придумать заклинание на одной теплой, успокаивающей энергии чарующего напитка. Не нужны ни формулы, ни даже человек. Достаточно овеществленной мысли! Например… О‑о‑о, неужели так? Или так? Или даже вот так!

Медей плыл на волнах удовольствия, купался в душевном равновесии, пел песни в прекрасном и яростном мире. Приходил в себя после тяжелых испытаний, после всех угнетений и несправедливости, после страшной хтони в лице, нет в роже, в физии, в прости господи, едале главной героини. Как же страшно, когда эта НЁХ на него смотрит! Будто овеществленное проклятие, ожившая сущность Лавкрафта, обаятельная кукла мадам Мэндилип…

На этой мягкой, уютной волне он рассказал все интересующие Эскулап подробности. И выслушал своим одухотворенным сознанием все те многочисленные эпитеты, которыми его награждали ученики, премного благодарные за такое качественное испытание мужества.

– Ах, моя прекрасная подруга, не могла бы ты рассказать мне, кто и как меня называл? Можно только лептосомов: это юный…

– Я помню каждого, – бесцеремонно прервала его Эскулап. На нее кофе такого сильного воздействия не оказывал, только бодрил и убирал негатив, – я – полубог, у меня идеальная память.

– Сочувствую, – произнес Медей и немножко пожалел свою несчастную кандидатку на дружбу с привилегиями.

Когда‑нибудь, он скажет ей об этой перспективе вслух и больше никогда не будет онлайн.

– Ты первый, кто это понял, – тихо произнесла врачевательница, а змеи с ее посоха зашипели тоской вместо привычной агрессии.

– Ладно, – на ее личико снова наползла улыбка, теперь шкодливая, – я расскажу самые уморительные. Например, твоя любимая дева Грация ругалась в лабиринте злее любого моряка и гаже любой проститутки. А дриада, как оказалось, знает толк в мужском бессилии, чего и желает всем подряд, с кучей подробностей. Я не буду озвучивать конкретных имен, но авторы каждой цитаты называют тебя своим педагогом.

– Ну что ж, послушаем, – Медей поудобнее откинулся на своей личной (как ему хотелось считать) кровати.

– Гм, некий ученик желал тебе: «получить вместо такого грязного рта голубиную клоаку, чтобы оттуда лезло хоть что‑то хорошее, а не только содержимое ночного горшка». Топорно, зато искренне. Другие оказались лаконичнее: «изверг», «деспот», «червь из задницы иноземных купцов», «любовник Харона, а не видно, потому что все время на коленях в лодке», ха‑ха, вот это забавно, «личный мочевой пузырь Тартара», тоже ничего, «выкидыш циклопа», «жадный кастрат», «полощет рот водой из бочки, где моют мудя достойные мужи».

Эскулап со смаком перечисляла самые забавные, на ее вкус, оскорбления. Медей только хмыкал, бессмысленно улыбался в наведенном кофейном блаженстве, и запоминал отдельные пассажи, чтобы вбросить их как‑нибудь на уроке и найти гадину по реакции.

Потом уже наставник рассказывал, как призвал специального демона для Лабиринта, который и помог ему с некоторыми воздействиями. Описал внешность, условия, аспект.

– Ты знаешь, я ведь и не слышала о такой твари, – вдруг произнесла целительница, – большая часть демонов хорошо известны, даже если не знать, как и когда их лучше призвать. Но ты… почему ты так хочешь скрыть свой талант? Зачем играешь роль ничтожества? Почему тогда открылся мне? Зачем прячешься за всеми этими шутками, фальшивыми улыбками и демонстративным неуважением?

Медей застыл с открытым ртом. Слова очередной блеклой шутки шипели у него на языке, исходили бессильным ядом. В голове вдруг стало пусто, руки задрожали, а приятный кофейный дурман перетек в слезливую тоску, как от не вовремя выпитого алкоголя.

«Ты умрешь!», – хотелось закричать ему, – "ты, такая обаятельная, талантливая, интересная. Такая уникальная! Просто возьмешь и погибнешь, сдохнешь от рук каких‑то жалких, недостойных тебя выродков, а я не могу сделать ровным счетом нихера!!!

Просто задолбанный прошлой жизнью, пережеванный и высранный обществом потребления жалкий дух в теле самовлюбленной болванки, бракованной заготовки под нормального наставника. Ни силы, ни влияния… ни желания что‑то исправить".

– Ты что‑то знаешь! – поняла девушка по мрачному, издерганному лицу собеседника, – ты знаешь нечто опасное, чудовищное, может быть. И это гнетет тебя, гнет и ломит в раскол!

– О чем ты говоришь, о прекраснейшая? Единственное, что я хочу – это достойно выполнить свои обязанности, – он скривил губы в улыбке через силу, через сопротивление тупого тела отродья, через неудачный момент кофейного дурмана, обнаживший его душу сильнее, чем тело в ванной комнате.

– Обязанности… – неуверенно повторил он под тяжелым, интенсивным взглядом полубога, – ну, немножко развлечений и много‑много силы тоже не помешают, – подмигнул он ей, ненавидя и стыдясь себя в этот момент.

– «Всех ненавижу, всех кляну, от всех бегу. То разум, иль природа, иль безумие, – но ненавидеть сладко», – пропела врачевательница, а ее змеи музыкально шипели в такт, – я вижу боль, я вижу страх довериться, выражение загнанного в угол.

– Что, предлагаешь излить душу⁈ – наконец, огрызнулся Медей и еще больше разозлился от мелькнувшего на вечно юном личике удовлетворения, – со мной все просто прекрасно! Шутить – весело и приятно, мне нравится. Только магию бы усилить немножко. Не поможете, о искуснейшая? – гневно прищурился он.

– Истинный наставник. Что, готов даже грязную ложку облизать, лишь бы силы прибавилось? – насмешливо хмыкнула она.

Только яркие глаза блестели на ее лице далекими звездами, смотрели на него выжидательно, с сочувствием и готовностью помочь. Эта готовность, этот жест участия злили и жгли его сильнее любой пережитой боли.

– Ложку нет, но если ты прольешь зелье на свою красивую ножку, то я с удовольствием…

– Пошел. вон. извращенец, – в ее голосе больше не осталось возмущения – только чистое презрение.

Не к самому наставнику, но к его выбору. К его глупой, напускной позиции, к его броне вокруг души, отказу пускать людей глубже, доверять им. А еще, обида и разочарование от того, что он не принял ее протянутую руку.

Медей вышел сквозь ворота в самом поганом настроении за все время пребывания в Академии. Монументальные створки с грохотом захлопнулись за его спиной, на что он не обратил никакого внимания, весь погруженный в свою злость и смакование негатива.

«Кажется, я лишился своей единственной отдушины», – меланхолично подумал он.

Медей не собирался никого пускать в свое сердце, искренне привязываться или влюбляться. Он знал. Знал, что, даже если он поверит во всю эту сказку, в реальность мира, в возможность получать взаимность… отродье ненавидели все. Рано или поздно те, кто отнесутся к нему с симпатией, отвергнут его. Так все вышло в его прошлом мире. Всегда, раз за разом. Даже самые ничтожные из людей, жалкие, зависимые от синтетической дряни или общественного одобрения.

Просто некоторые уходили раньше. До того, как начало заморозков их отношений перерастало в игнор, черный список или глумливое смешивание с грязью. Ещё тогда, в период шести месяцев агонии на грязной койке чужой страны, в одиночестве и нищете, когда наступали моменты постыдной слабости, он рыдал и давал клятву. Никогда больше. Не верь, не бойся, не проси. Медей думал, что уже поздно, что время прошло…

И снова чуть не наступил на те же грабли. Нет, он не допустит снова тех же ошибок, не доверится больше никому. Пепел прошлых разочарований стучит в его сердце.

«Они предадут меня, рано или поздно. Как делали все и всегда. Однако ни один гений не способен плюнуть в душу тому, кто никогда ее не раскроет».

– Уф. В последнее время она стала реагировать сильнее на мои светлые, безобидные шутки, – Медей потер задницу, по которой его ударила ручка двери во время демонстративного захлопывания.

Дурашливая улыбка пыталась родиться на его лице, но раз за разом съеживалась и опадала. Наставника всерьез задела ссора со своим первым другом. И он понял, что отгораживаться поздно. Эскулап уже влезла к нему под кожу. Осталось только решить, что с этим делать. А пока следует поспешить в Гласный Чертог, на торжественное сборище, побери его все черти разом.

Он пришел на четверть часа раньше, чем вызвал удивленные взгляды своих коллег. Впрочем, Медей не обратил на них никакого внимания, слишком нервный, психически‑злой, с обидой и легким флером стыда одновременно. Благо, ментор Алексиас прошел к трибуне сразу, как только Медей и Фиальт поднялись на сцену, так что общаться с коллегами ему не пришлось.

– … Поздравляю первокурсников с поступлением в Академию Эвелпид! А нашим старшим курсам рад сказать: «добро пожаловать»! – Алексиас сошел с трибуны.

Медей с высоты небольшой полукруглой сцены смотрел на студентов внизу. Они стояли в зале Гласного Чертога. Деревянные подмостки, где сейчас стояли коллеги, плотный занавес из дешевой ткани, ряды удобных кресел в зале, сейчас сдвинутые к стенам. Все, кроме отделки настоящим деревом, походило на актовый зал стареньких школ навсегда потерянной Родины. Беззаботные годы учебы – единственное светлое пятно на обгорелом гобелене его никчемной жизни.

«Оказалось, это больно. Школа, школа, я скучаю…»

Он окинул грустным, усталым взглядом ровные ряды трех колонн студентов. Первый курс выглядел восторженными мальчиками‑зайчиками и девочками‑припевочками. Даже его Испытание не смогло оставить на них серьезного следа. Лица морщились только, когда натыкались глазами на его неподвижную фигуру в шеренге остальных наставников позади ментора Алексиаса.

Второй курс казался более профессиональным, битым жизнью. Они уже успели потерять двух человек за прошлый год учебы. Прошли практику в первом и втором полугодии, выжили в неприятном инциденте «Белого Безмолвия» их первого года обучения.

Третий курс являлся самым малочисленным, всего четырнадцать человек. Но каких! А, впрочем, они тоже еще не выглядели взрослыми. Лишь потрепанными жизнью детьми с глазами натасканных псов, зависимостью от магии и мимикой привыкших к боли подростков. «Какие прекрасные лица. И как безнадежно бледны…».

На одно исчезающе малое мгновение, Медей пожалел, что оказался в теле ничтожества. Что ему не дано ничего изменить. Лишь маршировать в задних рядах к запланированной бойне.

Чувство исчезло также тихо и буднично, как возникло – ненависть к людям перевесила. Серая и ломкая, как волосы от болезни и недоедания. Такая же мертвая и безжизненная, как его прежнее тело в том мире. Она все еще цеплялась за его душу, отравляла чистую радость нового, на удивление приятного существования. Впрочем, без нее Медей бы чувствовал себя неуютно. И не смог бы в будущем так легко расставаться с героями.

А так… Пустые болванчики книжного мира все еще способны развлечь его. Более чем достаточно для следующих двух лет приятной, наполненной весельем жизни. Только бы вернуть, как было, отношения с Эскулап.

Медей краем уха слушал яркую, но чересчур затянутую речь Алексиаса. Ментор не опускался до самовосхвалений и умел говорить так, чтобы люди слышали, как это было перед Испытаниями. Однако искренним он бы его не назвал.

Больше всего глава Эвелпид походил на политика, современного первой жизни Медея. Эдакий Вилли Старк, который бьет себя пяткой в грудь и корчит ниспровергателя устоев. Он пользовался революционным для местных приемом – не говорил о себе больше одного предложения. Нонсенс, когда местные политики или начальники пытались как можно дольше и цветистее рассказать о своих достоинствах.

– А сейчас, наставница Колхида напомнит вам о правилах.

Медей только хмыкнул, когда рыжая зануда принялась долго и путанно объяснять сложную систему Академии Эвелпид. Он бы сделал это в три раза быстрее и во столько же раз понятнее. По сути, в замке правила бал рейтинговая система. Основой служили Итоги: промежуточные экзамены примерно раз в месяц. Некая смесь мини‑Испытаний на вступление, православного ЕГЭ и студенческой практики.

По «Итогам», первые три места получают три особые привилегии, которые могут выбрать из списка, следующие пять – одну на выбор, а последние три места – урезание в правах. Кроме того, наставники могут награждать учеников за правильные ответы, внеклассную помощь и другие активности.

За правильные действия награждали драхмами Академии, которые можно было обменять на всякие мелкие ништяки. Или накопить, чтобы гульнуть по полной. Сама Колхида подробно на этом останавливаться не стала – дескать, список висит в личном крыле статуи Идалии, на информационном щитке возле «учительской» или рядом с кабинетом ответственного за дисциплину Тартароса.

Медей кое‑как вспомнил некоторые пункты: частично из текста новеллы, частично из памяти отродья. Там действительно имелось за что побороться: от простеньких амулетов‑телесм до личных уроков с наставником по выбору или даже покупки специальной мебели в ойкос.

Имелись и запреты. О них Колхида рассказывала живо, почти что с огоньком.

Нельзя подниматься в Пустую Башню, где находился Делетерион, а также обитали привлеченные миазмами и заключенные на этажах блуждающие фантасии.

Нельзя спускаться в подземелья без санкции личного педагога, ментора, его помощников или эпимелета Академии – разумного автоматона Идалии. С последней посоветовали обращаться особенно осторожно – около шестидесяти лет назад она убила ученика, причину тогдашний ментор – маг высшей категории Даймона, признал веской.

Нельзя специально наступать в стигму, нельзя устраивать драки в коридорах или ойкосах, нельзя, нельзя, нельзя, нельзя…

– А теперь прошу пожаловать в пиршественную залу! – Алексиас со смешком прервал свою вторую заместительницу.

Колхида поджала губы, однако спорить не стала, вернулась в строй, пока студенты внизу повалили в ворота. Идалия встретит их за поворотом, проведет куда надо и даже прочитает лекцию об опасностях Академии. Только, как всегда, забудет упомянуть о себе самой.

– Уважаемые наставники, ментор, – вдруг повернулся к ним Аристон, когда коллеги развернулись, чтобы покинуть сцену, – я прошу дозволения выступить во время пиршества со своим стихом.