Текст книги "Меч Кайгена (ЛП)"

Автор книги: М. Л. Вонг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц)

– Тогда, – сказала Мисаки, растерявшись, – в чем проблема?

Робин возмущенно вздохнул.

– Ты не могла бы бить по коленям?

– Спина – более крупная цель, – возразила она. – Ледяные копья трудно направлять на расстоянии. Я понимаю, что ты не хотел бы никого убивать, но если выбор между убийством опасного преступника и его побегом…

– Пусть убегает, – твердо сказал Робин.

– Так тебе нужно, чтобы все жили, но плевать, честный ли бой? – Мисаки растерялась.

– У меня всегда был детский взгляд на чистый бой, – Робин скрестил руки. – Для меня «чистый бой» – тот, от которого мир становится чище, а не кровавее.

Мисаки не хотела смеяться – Робин говорил честно – но она не сдержалась.

– Это не просто по-детски, идиот. Это безумие, – но это было так мило. В стиле Робина. – В этом даже нет смысла.

– О чем ты?

– А если ты отпустишь кого-то, и это будет не мрачный бандит, как Яотл Техка? А если это будет серийный убийца или безумец, решивший отомстить? А если люди будут в опасности из-за того, что они убежали?

– Тогда я приму ответственность за это, – решительно сказал Робин. – Я не буду пасть, пока их не поймают.

– И ты думаешь, что это сработает?

– Должно.

Мисаки мгновение разглядывала друга.

– Робин… Жар-птица… люди умирают, – сказала она. – Сколько я слышала об этом месте, люди тут все время умирают. Почему тебе так важны эти жизни?

– Потому что никто за ними не приглядывает.

– Ты не думал, что дело в том, что они того не стоят?

Робин резко повернулся к ней, темные глаза сверкнули.

– Посмотри вниз, – он указал на пятна крови на асфальте, где Мисаки одолела стражей Техки. – Ты знаешь, как эти люди ушли из переулка?

– Ты послал сигнал. Я знаю, что полиция не вызвала скорую, но решила, что кто-то это сделал, – хотя, если подумать, она не слышала сирен.

Робин покачал головой.

– Тут неподалеку вейсис адинов.

– Вейсис? – Мисаки слышала раньше каритианский термин, но не знала, что он означал.

– Нейтральная земля, – сказал Робин, – убежище, признанное всеми главными бандами. Ты не нападаешь на человека, укрывающегося в вейсисе, это против кодекса улиц.

– Я не знала, что тут есть кодекс чести, – признала Мисаки.

– Его не признает правительство. Все в этой части города были подавлены или брошены силами теонитов, на которые полагается остальной мир, но они не сдаются. Они создали тут свою жизнь и культуру. Не идеальные, но стоящие защиты, даже если правящие теониты, политики и полиция решили иначе.

– Если люди тут честно пытаются, то почему тут такой бардак? – спросила Мисаки. – Почему тут все еще есть бедные и необразованные?

– Почти половина Северного Конца населена коренными баксарианцами. Они хорошо жили, пока колонизаторы Яммы не явились и убили их треть, поработили еще треть и заставили последнюю треть заключить браки Фаллеи.

– Точно, – джасели в Ишихаме всегда рассказывал Мисаки, что жители Абирии и Кариты были благодарны бракам с сильными ямманками. Она быстро поняла по коренным баксарианцам в Карите, что это было далеко от правды. Похоже, не все в мире считали сильный род стоящим обмена на автономность.

– Адины тут без преимущества, – продолжил Робин. – Их привели сюда как рабов, чтобы создать фермы на землях, которые Ямма украла у коренных, но когда их эмансипировали, им не дали своих владений. Некоторые коренные баксарианцы могут хотя бы соперничать с келендугука физически, но у адинов нет даже этого. Просто судить, когда у тебя есть наследие, важное имя, поразительные силы от родителей, – голос Робина стал пылким. – Как просто, по-твоему, построить жизнь из ничего?

– Ты говоришь не только об адинах и коренных баксарианцах, – тихо сказала Мисаки. – Ты говоришь о себе, – он попал в Кариту как беженец, у него не было ничего, потому он ощущал близость с этими людьми.

– Что? – Робин удивился. – Нет. Я… мне повезло больше, чем им. Да, мы с Эллин были беженцами в этих трущобах, но редкие сироты Ливингстона обладают силами, которые могут провести их в академию теонитов.

– Не твои силы делают тебя особенным, – сказала Мисаки, – вас обоих.

Ее отец всегда говорил, что не всему бойца можно было научить – духу, смелости и способности быть больше себя. Робин отличался от сотен коро, которые звали себя смелыми и бескорыстными. Он умер бы честно, чтобы защитить самого грязного нищего в этих трущобах. Это было глупо, красиво, и это вызвало жуткую тревогу у Мисаки.

Как и говорил Робин, уличные бои были грязными и полными обмана. Он мог говорить, что у банд в Северном Конце был кодекс чести, но Мисаки была уверена, что никакой кодекс не защитит честного парня, как он. Ей было не по себе, пока она думала, какие монстры в переулках могли использовать доброту Робина, и что они могли с ним сделать… Вопрос бы не в том, умрет ли он. Вопрос был в том, умрет ли он быстро, с целым духом, или медленно, когда все зло мира порвет в нем оптимизм на кусочки.

Робин был сильным бойцом, но она знала, что хватит меткой иглы, чтобы повалить великана. Были сражения, где можно было победить беспощадностью. Один миг колебаний или мягкости против опасного противника мог стоить Робину жизни. Тот свет погас бы. Мысль создала безумную панику в Мисаки.

– Но ты убил бы, – сказала она, звучало как мольба, требование, – если придется.

– Нет.

– Даже серийного убийцу? Насильника? А того колдуна, о котором мы слышали, который скармливает врагов диким зверям?

Робин покачал головой.

– Это не мне делать. Миру не нужен еще один сильный теонит, пытающийся навязать свою идею справедливости городу адинов. Я не буду таким.

– А спасение своей жизни? – осведомилась она. – Если можно будет спасти тебя или врага…

– Я найду способ избежать смертей.

– А если не сможешь? – наставала она. – Если они слишком сильны, другого выхода нет, тогда ты убьёшь?

– Нет, – тут же ответил Робин. – Слушай, первые борцы с преступностью Ливингстона убивали людей, и все они умерли жестоким образом до своего времени.

– О, ладно, – сказала Мисаки, используя каритианский сарказм, чтобы скрыть тревогу. – Это очень успокаивает.

– Я о том, что попытки зарезать преступника раньше, чем он ударит тебя, не обязательно хорошая стратегия.

– Это самое глупое, что я слышала, – рявкнула Мисаки, – и ты уже сказал много глупостей сегодня, – она не знала, как это работало с уличными бойцами, но каждый мечник знал, что первый удар был важен.

– Я просто пытаюсь сделать все лучше.

– Ты – идиот.

Робин пожал плечами.

– Мой брат говорил так, когда мы были маленькими. Я не передумал.

Мисаки глядела на Робина, кусая щеку изнутри, внутри нарастал странный гнев.

И она толкнула его.

Обычно изящный боец растерянно пискнул, и Мисаки испытала миг ужаса, думая, что он упадет – что она убила его – но он сохранил равновесие на краю крыши.

– Мисаки! – он повернулся к ней, температура поднялась от ярости. – За что?

– Я не знаю… – было странно, как приятно было видеть гнев на его лице, знать, что он не хотел умирать. – Мне нужно было убедиться, что ты адекватный.

– Что с тобой такое?

– Я не хочу, чтобы ты умирал.

– Мисаки, – он покачал головой. – Я не знаю, о чем ты думаешь, но я могу о себе позаботиться.

– Я знаю, – сказала она. – Я не уверена, что ты сделаешь это.

– Сделаю.

– Да? Как много раз ты мог одолеть Яотла Техку сегодня, пока он не прижал мачете к твоей шее? Сколько раз ты будешь рисковать своей жизнью, чтобы спасти преступника, который этого не заслуживает? Как долго ты сможешь так держаться, пока не умрешь?

– Если нужно убивать, чтобы это работало, я умру. Я видел многих теонитов, ставящих свои жизни выше других, потому что они считали себя правыми. Я не буду один из них.

– Ты не понимаешь? Ты умрешь!

– Тогда я умру правильно! – он шагал к ней, но раненая нога не выдержала, и он упал.

– Робин! – Мисаки бросилась и схватила его за руку, когда он потянулся к ней.

Зная, что ей не хватит веса, чтобы удержать обоих, даже если бы она стояла прочно. Мисаки бросила весь вес назад. Они рухнули на бетонную крышу вместе, Робин оказался на ней. Он уперся ладонями, не дав своему телу раздавить ее, но Мисаки ощутила прилив жара от такой близости.

«Великий Наги! – ошеломленно подумала она. – Он такой тёплый!» – не обжигал, не был как голубой огонь Матабы. Просто… теплый. Он выдохнул, и жар задел ее холод паром. Мисаки ощутила, как ее лицо покраснело.

– Прости! – громко сказала она.

– Прости, – Робин отпрянул от нее, и она села, фыркнув, благодарная, что он не ощущал ее усиленно. Иначе он ощутил бы, как трепетало ее сердце за возмущением на лице. Хотя теперь она прислушалась, его сердце быстро билось. Он… он просто чуть не умер. Наверное, причина была в этом. – Спасибо, – сказал он. – Я…

– Больше так не делай! – выпалила Мисаки, удивленная силой эмоций в голосе. Это потрясало и Робина, он моргнул.

– Что не делать? – спросил он. – Не падать со здания?

– Не пугай меня так! Я говорила тебе не стоять у края, идиот! Говорила!

Мисаки глядела на него, ее щеки пылали, она ощущала гнев, но увидела перед собой свою цель.

– Ты меня толкнула, – ошеломленно сказал Робин.

– Ты меня довел, – рявкнула она.

– Почему ты так злишься на меня?

– Потому что ты мне нравишься! – закричала Мисаки, не думая. Глаза Робина расширились, и она ощутила, как покраснела сильнее, все ее лицо точно стало ярко-розовым.

– Ты… что?

– Я… уважаю тебя, – исправилась она, щеки пылали. – Я уважаю то, что ты не убиваешь, и я попытаюсь быть осторожнее с клинками в будущем, но мне нужно, чтобы ты что-то понял.

– Да? – настороженно сказал Робин.

– Если я подумаю, что твоя жизнь в опасности, я убью за тебя.

– Что? Я не хочу, чтобы ты так делала.

– Это не тебе решать.

– Я не хочу, чтобы ты убивала хоть кого-то в этом городе.

– Тогда лучше не попадай в смертельную опасность, – сказала Мисаки.

– Что?

– Это просто, – Мисаки встала над Робином. – Хочешь оберегать убийц и наркоторговцев, не давай им тебя убить. Я прошу лишь сохранить себя живым. Ты же можешь это сделать?

Робин вздохнул, прижал ладонь к лицу.

– Только ты можешь предложить предложение помощи в угрозу.

– Просто пообещай, что ты будешь осторожнее со своей жизнью.

– Это странно.

– Пообещай мне!

– Ладно. Обещаю, что постараюсь.

* * *

Следующим утром Мисаки проснулась рано, пошла к Коли Куруме в башне Филдстон. Первогодки обычно не получали свои мастерские, но они обычно и не могли строить свои компьютеры и голографические проекторы.

Таджака сидел за столом, сутулясь, широкие ладони двигались над его работой, как пауки. Многие нуму не использовали скорость теонита, Коли использовал ее, и его пальцы двигались быстро, как его мозг.

– Нуму Курума? – сказала он, открывая дверь. – Прости, что мешаю…

– Я же говорил, можно просто Коли.

– Коли… – было странно так фамильярно обращаться к кузнецу из знаменитой семьи. – Прости, но я потеряла один из ножей, которые ты мне дал.

– Ты знаешь, как долго мои друзья из Кумбии их ковали? – Коли был плохим кузнецом для нуму, но он развил широкую сеть других мастеров, так что это было не важно. Он передавал работу по металлу родственникам и друзьям в обмен на сложную техническую работу, которую они не понимали.

– Прости. Замена возможна?

– Те ножи были близнецами, Мисаки. Нельзя заменить один и ожидать, что они будут как прежде.

«Мастер», – подумала печально Мисаки.

– Ладно, если тебя это тревожит, я возьму другую пару. Я буду рада заплатить, сколько…

– У моей семьи больше денег, чем ты когда-либо видела, принцесса.

– Л-ладно… – неуверенно сказала Мисаки. Она знала Коли Куруму месяцами, но его поведение все еще ее путало.

– Я знаю, что важные корону всегда думают, что нуму нужно защищать, но я работаю не за деньг.

Мисаки не знала, что сказать. Она не знала, почему он говорил с укором, многие нуму полагались на поддержку коро. Богатая семья Кол была одним из нескольких кланов нуму в мире, которые заслужили право управлять своей огромной корпорацией. Такого не существовало в Кайгене.

– Я не говорила о…

– Пойми, Мисаки. Я снаряжаю тебя, Робина и Эллин, потому что хочу. Уважай это и больше не предлагай мне деньги. Если нужно ещё кинжалов, они твои.

– Я… кхм… Я хотела поговорить об этом, Нуму Ку… Коли. Я думала, что могу перейти от кинжалов дальше. Я… – она сделала паузу. – Я хочу меч.

Коли повернулся на стуле и приподнял брови.

– Что? – спросила Мисаки, смущаясь под пристальным взглядом.

– Ничего. Просто помню, как предложил меч, когда ты впервые пришла за оружием ко мне. Ты сказала мне что-то глупое. Что это было? – он прищурился. – Мечи – оружие мужчин?

Мисаки нахмурилась.

– Знаешь, что? Не важно. Не хотите помочь, я найду оружие сама, – она повернулась и была почти у двери, когда Коли заговорил снова:

– Уточнения?

Она замерла с ладонью на дверной раме.

– Ничего необычного, – решила она через миг. – Мне просто нужен клинок длиннее кинжалов, что-то, что может рассечь несколько тел, если нужно.

– Ох, планируешь убийство, принцесса?

Ее ладонь сжалась на дверной раме.

– Надеюсь, нет.

Дальше Мисаки направилась в главную гимназию. Она избегала открытых продвинутых тренировок с мечом, придя в Рассвет. В начале года она посещала пару тренировок новичков ради веселья, но не ощущала себя готовой к серьезным занятиям. Она могла быть талантлива, но меч никогда не был ее целью. Как иначе? Она была девушкой. Но тем утром она присоединилась к продвинутым ученикам под стеклянным куполом гимназии.

Инструктор меча Рассвета, Макан Вангара, обычно поручал присмотр за новичками своему сыну, Киноро, или одному из студентов высокого ранга, но старый коро всегда следил за продвинутыми тренировками сам. Сегодня он стоял на трибунах, следил за входящими студентами. Продвинутая тренировка была открыта для всех, хотя Вангара переводил студентов в группу новичков, если они плохо справлялись.

Мисаки была уверена, что могла заниматься с этой группой, некоторые тренировались с мечом три-четыре года, которые посещали Рассвет. Но она ощущала себя ужасно маленькой, когда они стали искать напарников для боя. Она была ниже всех ее возраста, и эти студенты были от двух до четырех лет старше нее.

Девушка-биладугука с коричневой кожей сжалилась над Мисаки и предложила потренироваться с ней. Ей было на вид лет пятнадцать, второй или третий курс.

– Я – Азар Туроре, – девушка поприветствовала Мисаки в стиле Ямма, взяла джиджаку за руку и коснулась губами костяшек.

– Верно, – Мисаки ответила на жест, неловко ткнулась губами в костяшки Тароре и отпустила ее ладонь как можно быстрее, но не грубо. Она не привыкла к прикосновениям, как таджаки, и она не была уверена, что привыкнет. Она не была против жара, но знала, что им было не по себе от ее холодной коже, и это ее всегда смущало… хотя Робин не был против. Она встряхнулась и улыбнулась девушке. – Я – Мисаки Цусано. Рада знакомству, Коро Тароре.

– Просто Азар, пожалуйста, – сказала девушка, и они стали выбирать тренировочные мечи из ящика.

Боккены тут не были деревянными, как у Мисаки дома. Они были из какого-то синтетического материала, который не загорелся бы в руках разошедшегося таджаки. В Карите редкое было из дерева, кроме самих деревьев. В стране было больше сорока процентов таджак, так что дерево было непрактичным стройматериалом.

Мастер Вангара крикнул название техники, которое Мисаки не узнала, и остальные бойцы стали двигаться, стуча синтетическими боккенами. Несмотря на ее опыт, Мисаки не привыкла к терминам Яммы и тренировочным методам.

– Ты уже применяла такую технику? – терпеливо спросила Азар.

– Нет, – Мисаки следила за парой студентов рядом с ними, повторяющими движения в третий раз.

– Ого, я могу тебя научить.

– Все хорошо. – Мисаки следила за двумя студентами, повторяющими прием в четвертый раз. – Я справлюсь.

– Что…?

– Я справлюсь. Прошу, нападай, Коро Азар.

Азар напала впервые, сделала это так нежно, словно переживала, что сломает Мисаки, если ударит слишком сильно. Мисаки привыкла к этому, но Азар набрала силу и скорость, как только увидела Мисаки в действии.

– Откуда ты? – спросила Азар, когда мастер Вангара объявил перерыв.

– Я из Широджимы. Кайген.

– Почему я не видела тебя на этих тренировках раньше?

– Я… кхм… – Мисаки пожала плечами, не желая объяснять.

Другие девушки в Рассвете относились с отвращением к идее стать домохозяйкой. Глубокая и беспокойная часть Мисаки была рада, что находилась там, где ее жестокость была ожиданием, не удивлением. Другая глубокая часть нее желала защитить ее культуру от чужаков, которые не понимали ее.

– Кто тебя научил? – спросила Азар.

– Мой отец.

– О, он военный?

– Нет, – предположение было понятным. Во многих странах самые умелые бойцы вступали в армию. Кайгенская империя набирала воинов из основных провинций, оставляя дома коро в Широджиме и других провинциях вооружаться и тренироваться самим.

У Азар было больше вопросов, но мастер Вангара призвал их выстроиться. Вторая техника была сложнее, и Мисаки ощущала пробуждение. Азар не давала Мисаки заскучать, хотя ее стойки были недостаточно широкими, а плечи были чересчур напряжены. Мисаки этого не сказала, конечно. Азар была старше, это было неуместно.

Они перешли к продвинутым техникам, и Азар начала понимать уровень Мисаки.

– Фаллеке! – воскликнула она. – Я еще не видела, чтобы кто-то менял стойки так быстро!

– Я маленькая, – Мисаки пожала плечами. – Ниже центр притяжения.

В отличие от некоторых корону, резкая реакция Азар на навыки Мисаки не была возмущением. Она была в восторге.

– Тебе нужно потренироваться в следующий раз с Киноро или ребятами с четвертого года, – сказала она, когда мастер Вангара объявил конец разминки, – кем-то ближе к твоему уровню.

Мисаки видела немного тренировок Киноро Вангары, знала, что Азар перегибала, намекая, что она была близко к его уровню. Или она не понимала разницу между умелым бойцом и гением.

После короткого перерыва мастер Вангара собрал учеников у боевого круга, отмеченного на полу.

– Что будет теперь? – прошептала Мисаки Азар.

– Не знала? Продвинутая тренировка заканчивается боями. Все бьются хоть раз.

– О, – удивленно сказала Мисаки. – Весело.

Азар скривилась.

– Иногда, – сказала она. – Порой это страшно.

Мастер Вангара хлопнул в ладоши, призывая группу послушать, и разговор умолк.

– Хватит разминки, ребята, – мечник не говорил громко, ему не нужно было. Он был из тех, кого все старались услышать. – Пришло время боев.

– Хочешь, чтобы я судил второй ринг, Баба? – предложил Киноро.

– Нет, я буду судить начало, – сказал мастер Вангара, – и так далеко, насколько бойцы… – он потер руки, повернулся к студентам у круга. – Ты, – он указал на Мисаки, и она выпрямила спину от удивления. – Новенькая. Знаешь сражения с очками?

Мисаки мысленно скривилась. Она знала международный стиль боев на мечах, просто не думала об этом толком.

Таджаки, похоже, любили жалкие стычки, которые загоняли бойцов до физических границ и давали возможности для креатива и бахвальства. В схватках работала глупая система очков, которая позволяла соперникам с тренировочными мечами получать очко там, где они умерли бы в бою с настоящим оружием.

Первый летальный удар давал пять очков. Каждый следующий стоил двух, а удар, который мог бы пустить кровь, но не был летальным, стоил одного очка. Судья просто кричал очки, когда видел их, без перерывов. Хоть за первый летальный удар давали пять очков, все это было нереалистично.

Мисаки подозревала, что такой подход к бою давал Робину обманывать себя тем, что он мог вступать в схватки с шестью преступниками за неделю, не умирая. Любой мечник Широджимы знал, что настоящий боец мог повалить противника одним ударом. Но долгий бой с очками мог быть выгодным Мисаки, если она планировала выживать в Северном Конце, раня преступников, но не убивая их…

– Ну? – сказал мастер Вангара, и Мисаки поняла, что глупо глядела на него миг.

– Д-да, Короба, – тихо сказала она. – Я знаю сражения с очками.

– Отлично. Раз ты впервые с нами, выбирай.

– Что?

– Выбери кого-то для боя.

Мисаки осмотрела группу, взвешивая варианты. Она никого из них не знала. Она решилась, расправила плечи и назвала противника:

– Киноро Вангара.

В зале стало тихо.

Это было нагло, Мисаки обычно так не делала, но ей нужно было стать чем-то больше, чем просто Мисаки, чтобы исполнить обещание. Обычный мечник не сможет защитить Робина.

Мастер Вангара смотрел на нее с новым интересом, другие ученики шептались.

– Думаю, стоит уточнить перед тем, как ты ступила в ринг: ты понимаешь, кому бросаешь вызов?

– Да, Короба.

– Хорошо, – Вангара кивнул сыну пройти в круг, но Киноро медлил. Он переводил взгляд с отца на Мисаки и обратно.

– Уверен, Баба? – сказал он.

– Да, – сказал мечник. – Занимайте позиции.

Юный Вангара все еще медлил.

– А ты уверена? – спросил он у Мисаки.

Киноро Вангаре было шестнадцать – на два года старше Мисаки – и у него была типичная темная кожа Сицве и черные косы, которые он собирал резинкой сзади для боя. Он был сложен как кот из джунглей, длинные конечности, сильные мышцы.

– Не будь грубым, Киноро, – упрекнул мастер Вангара. – Она хочет боя. Прояви уважение.

Киноро сдался и прошел в круг, Мисаки заняла позицию напротив него. Студенты вокруг завопили и захлопали. У ребят не из Кайгена была раздражающая привычка вопить и топать, отвлекать шумом, пока бойцы сражались. Они считали, что помогали. Они решили, что похвала и песня давали силы. Работа многих джасели Яммы состояла из преследования коро, рассказов о них и песнях об их достижениях.

Мисаки не понимала, как песня могла сделать человека сильнее. Сила рождалась в человеке и жила в бессловесных глубинах души. Сила рода не была тем, о чем пели, ее знал владелец, а другие лицезрели. Коро Кайгена редко давали джасели ходить за ними. Настоящая сила не нуждалась в словах. Она говорила за себя.

Она невольно поклонилась, прижав ладони к бокам, боккен был под правой рукой. Поклон не был тут частью боевого ритуала, но ощущалось неправильным начинать бой иначе. Киноро поклонился плавно в ответ, как мечник Кайгена сделал бы, и Мисаки вспомнила, что Вангара славились тем, что учились разным стилям по всему миру, от Сицве до Ранги и Биладугу. Этот парень тренировался с кайгенцем раньше. Он узнает ее уловки, а она его трюки не знала.

– Займите стойки, – сказал мастер Вангара.

Мисаки подняла боккен на среднюю высоту, стандартная позиция, которой ее научил отец, Киноро опустился в странной кошачьей стойке, которую она не узнала. Медленно выдохнув, она попыталась увидеть в нем преступника. Ей нужно было не позволить ему навредить Робину. Ей нужно было…

– Бой!

Киноро вскочил, словно вылетел из пушки. Его боккен скользнул по животу Мисаки раньше, чем она стала защищаться.

Мастер Вангара крикнул:

– Пять очков – Киноро!

«И конец боя», – подумала Мисаки, ее мутило, и это не было связано с ударом тренировочного меча по животу.

Но они бились с правилами таджака. Мисаки попыталась ответить, ударила боккеном по шее Киноро, но он отскочил так быстро, что оказался вне досягаемости, когда оружие долетело. Она разворачивала меч для второго удара, когда он попал ей по ноге.

– Одно очко – Киноро!

Сын мечника превосходил Мисаки в размере, силе, скорости, гибкости, и больше злило то, что он в этом не нуждался. Его навык так превосходил ее, что он мог бы одолеть ее, даже ограниченный физически. Каждый финт был идеален, ловил ее, каждый удар был направлен безупречно. Его шаги были замысловатыми, он будто телепортировался с одной стороны от Мисаки к другой.

Как только она подумала, что поймала его, он вдруг пропал, а появился через миг и получил очко, ее клинок взлетел широко, раскрыв ее центр. Он не ударял больно, но каждый удар его боккена потрясал ее. Ученики по краям топали и кричали так громко, что она едва могла думать, и он был таким быстрым…

«Нет, – подумала она, когда он ударил ее по плечу, миновав ее защиту. – Это не просто скорость. Это предвидение», – Киноро Вангара двигался идеально вовремя, предвидя каждое ее движение, ударяя, когда она была уязвима. Ей нужно было вести себя не так предсказуемо, запутать его.

Она стала наступать, сделала обманчивый выпад к его шее, который пробовала уже несколько раз. Он уклонился, как она и ожидала, отпрянул от радиуса ее взмаха, но все же был достаточно близко, чтобы его задняя нога толчком направила его в атаку. Но она не стала ждать, пока он прыгнет, а повернулась, дала силе ее атаки направить ее в другую, удар снизу в том же направлении, что и первый.

Киноро удивился и избежал удара по голове, только неожиданно изменив направление шага. Боккен Мисаки по стуком попал по его косе, и толпа по краям одобрительно взревела. Даже почти очко против Киноро было для них поводом праздновать. Не для Мисаки. Ей нужно было биться лучше.

Она всегда быстро училась, но этот Киноро Вангара, похоже, учился даже быстрее. Вторая ее попытка сделать финт и поворот вызвала его ответ, он пригнулся и направил ногу в развороте, чтобы сбить Мисаки с ног. Ее инстинктом было откатиться при падении, но Киноро как-то зацепился пальцами ног за ее лодыжку, сделав ее ход невозможным. Она рухнула на предплечья, ощутив боль, чуть не сломав нос об пол из стекла джонджо.

– Два очка, Киноро! – крикнул мастер Ваджака, боккен таджаки коснулся шеи Мисаки сзади и замер там.

– Сдавайся! – сказал Киноро.

Мисаки хотела. Она задыхалась, руки болели от ударов Киноро. Но Робин встал бы. Робин бы еще бился, и Мисаки должна была его защищать. Упершись левой ладонью в пол, она стиснула зубы. А потом вонзила боккен в меч Киноро, отбивая его от своей шеи.

Другие ученики вопили и пели, а она поднялась на ноги, шатаясь, но Киноро вскоре снова сбил ее на пол. В этот раз она рухнула на спину, звезды вспыхнули перед глазами, боккен Киноро коснулся ее горла. Она быстро моргала, чтобы темное лицо таджаки не расплывалось над ней. На его лице не было насмешки. Мисаки не была такой нежной со слабыми бойцами.

– Ты постаралась, – сказал он, черные глаза были мягкими от сочувствия, в котором Мисаки не нуждалась. – У тебя мое уважение.

«Я не хочу твоего уважения, – с горечью подумала она. – Я хочу быть лучше!».

– Сдаешься?

Мисаки стиснула зубы. Она еще ни разу не попала. Киноро посмотрел на отца.

– Баба, ты можешь отозвать…

Мисаки взмахнула боккеном изо всех сил. Он попал по голой лодыжке Киноро с громким треском.

– Ай! – закричал Киноро. Внезапная боль заставила его ослабить хватку на его боккене, и Мисаки выбила его из его руки. Она перекатилась и оказалась на карточках с двумя мечами. – Это было нечестно! – воскликнул Киноро, держась за лодыжку.

– Одно очко, новенькая! – рассмеялся мастер Вангара.

– Баба! – Киноро возмущенно посмотрел на отца, его температура росла. Было сложно сказать, злился он больше на Мисаки или отца, но раздражение могло сделать его неуклюжим. Он повернулся к Мисаки и указал на нее. – Я теперь буду бить тебя по-настоящему.

Обычно Мисаки нравилось издеваться над соперником. Она веселилась, побеждая Робина и делая подножки Казу, но сейчас улыбаться не хотелось.

Киноро без оружия принял боевую стойку. Мисаки взвесила варианты. Благородный боец бросил бы оружие таджаке, но она забыла о чести, ударив его по лодыжке. Никому не было дела до правил в бою на улице, и если она хотела там преуспеть, она не могла позволить вежливость.

Бросив Киноро боккен, она могла его отвлечь, но его рефлексы были так хороши, что он поймал бы его в воздухе. Она не могла даже выбросить меч за ринг, парень мог как-то поймать его и там.

Оставалось только держать оба меча и думать, что можно было сделать. Она не умела сражаться с двумя мечами, но два кинжала в боях с преступниками давали ей ощущение равновесия, когда оружие было в обеих руках. Сжимая правый боккен так, чтобы бить дальше, она повернула левый обратным хватом, чтобы защищаться, если Киноро приблизится.

Острые глаза таджаки следили за движениями, он читал ее мысли. Он уже не просил отца остановить бой. Теперь он включился. Шум толпы стал ритмичным хлопаньем, словно биением сердца, постепенно ускорялся, пока два бойца кружили.

С защитой в виде меча в левой руке, Мисаки могла бить противника свободнее. Киноро был подвижным, но она смогла поймать его у края круга. Даже загнанный в угол, Киноро смог отразить ее атаку, приняв удар предплечьем, а не ребрами, а потом юркнув мимо Мисаки и уйдя из зоны досягаемости ее меча.

– Одно очко, новенькая! – заявил мастер Вангара.

Толпа одобрительно ревела, но звук злил Мисаки. Одного очка было мало. Ей нужен был убивающий удар. Придется взмахнуть быстрее, чтобы получить шанс на решительный конец. Без колебаний.

Киноро тряхнул рукой и напал на нее.

Вот! Она взмахнула… и промазала. Киноро как-то смог юркнуть быстрее, чем она могла думать. Ее левая ладонь, которую нужно было поднять, чтобы защитить центр вторым боккеном, попалась в обжигающую хватку Киноро. Она пыталась ударить правой рукой, но взмахнула до этого так сильно, что потеряла равновесие. Киноро использовал момент, чтобы перевернуть ее и обрушить на спину.

Мисаки смогла повернуться в воздухе, ноги оказались под ней, но это не помогло. Она едва коснулась земли, и ладонь Киноро ударила ее в грудь, бросая ее назад. Оба боккена вылетели из ее рук. Она услышала, как они упали со стуком, ее тело рухнуло на пол и немного проехало. Стеклянный купол кружился над ней. Она не могла дышать.

– Киноро! – сказал с упреком один из старших учеников. – Это было слишком!

– Прости! – сказал Киноро, и Мисаки смутно уловила приближение его быстрых шагов. – Ты…

– Она в порядке, – сказал мастер Вангара. – Оставь ее.

Шаги остановились.

– Но, Баба…

– Займись поединками, Киноро. На другом круге.

Глаза слезились, Мисаки смогла вдохнуть. Она просто упала. Вангара был прав, она будет в порядке. Хотя она себя так не ощущала. Она была в панике. Бой – даже поражение – еще никогда не вызывал у нее такие чувства.

До этого игра с мечом была чистой радостью. Ее талант и доступ к указаниям отца автоматически ставили ее выше девяноста процентов других бойцов, кого она встречала. И если она проигрывала – если Казу удавалось нечаянно попасть или кто-то ее сбивал – разве это было важно? Она была девушкой, и никто не считал ее достойным соперником. Это было лишь хобби – радостью, если получалось, не важным, если не выходило. Но если такая ошибка означала разницу между жизнью и смертью Робина… эта мысль не радовала. Вызывала только боль.

Она лежала, смотрела на потолок, медленные шаги приблизились, и она увидела мастера Вангару над собой.

– Тебе это не понравилось, – бодро сказал мечник.

Мисаки не сразу ответила. Она все еще старалась глубоко дышать.