Текст книги "Меч Кайгена (ЛП)"

Автор книги: М. Л. Вонг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц)

Мамору показалось, что Кван хмыкнул недоверчиво за ним, но когда он оглянулся, северянин тихо слушал.

– Поражение абирианцев было неизбежно с их слабыми генами. Ямманки были чистокровными таджаками, рожденными и выращенными владеть своей силой, а абирианцы были смешанной крови, результат браков между народами Абирии, Ямманки, иммигрантов Кайгена и, что опаснее всего, белыми рабами. Такая грязь ослабила божественные энергии, дарующие теонитам их силу. Смешанные теониты, как абирианцы, не могли без помощи выстоять против чистокровной армии таджака. Теперь я дам вам несколько дат, священных с состязанием Ямма и Сицве за территории их колоний.

Мамору пытался сделать записи, пока Хибики-сэнсей говорил монотонно на кайгенгуа, но вместо этого рисовал. Он начал рисовать клинок меча, но порыв ветра сотряс школу, ручка съехала, и меч стал водой. Мамору последовал за новым изгибом, добавил под ним линии, превратив его в грубое подобие волны Цусано, герба семьи его матери. Больше волн добавилось рядом с гербом Цусано, некоторые стали рыбой, и Мамору заполнил половину страницы морем в шторм, а потом вспомнил, что должен слушать лекцию.

– Даты событий, которые привели к Келебе, – сказал Хибики-сэнсей, и Мамору попытался сосредоточиться на лекции. – 5286 – год, когда появился Каритианский Союз и сопротивлялся правлению Яммы, – Хибики-сэнсей записал год на доске. – 5287, – он записал следующую дату, и Мамору стал делать записи. – В этот год колония Сицве в Малузии устроила большое восстание, которое сотрясло контроль Сицве над всем регионом. В то же время простые жители устраивали бунты в западной части Кайгенской империи. Их быстро подавила армия империи, но они были предвестником крупных бунтов…

5288. Под влиянием продажных политиков города, ведомые Ранга, поднялись против Кайгенской империи. Этот мятеж был подавлен в тот же год, его лидеров публично казнили за измену империи.

5289, год, когда Ямма победила Сицве и забрала контроль над Малузией, стала отбирать у Сицве другие колонии, усиливая давнее напряжение между двумя суперсилами Келендугука.

5290. Западные провинции Кайгена поднялись снова в мятеже. Используя пропаганду и ложные обещания, мятежники-туланисты смогли обмануть необразованных жителей Ранги, направив их большими количествами. В то же время Конфедерация Лонгхаус в Абирии устроила повторение своего прошения о независимости в 5153 под тем же флагом.

В конце того года, двадцать восьмого крибакало, ранганийские террористы напали на выпускной в Академии Утра в Карите, убили директора Ойеде Биида и несколько учеников Яммы и Кайгена. После этой злобной и трусливой атаки Ямма согласились поддержать нашу великую империю в бою против ранганийских мятежников.

5291. В начале года ямманки вступили в союз с нами, добавив отряды на кайгенскую почву впервые. В ответ на их участие Сицве присоединились к нашим врагам-мятежникам и к абирианцам, которые боролись с Яммой за независимость. Это привело к открытой войне Ямма и Сицве. Абтия поддержала Ямму.

5292. Этот год отметил единственный раз в истории Дюны, когда все главные силы теонитов – Кайген, Ямма, Абтия и Сицве – воевали. В этот год ранганийские фоньяки напали на Широджиму и были побеждены.

– Победа на войне, как всегда, пришла к чистокровным, – сказал Хибики-сэнсей, повернулся к классу драматично. – Мы тут, на Мече Кайгена, благословлены лучшими и самыми чистыми родословными джиджаками в мире. Мацуда, – он указал на Мамору, – Юкино, – он указал на Юту, продолжил указывать на великие дома, чьи представители были в классе. – Амено, Гинкава, Икено, Катакури – все вы из рода великих бойцов, которые были еще в мифические времена. С рассвета Кайгена этот полуостров сдерживал врагов. Потому мы зовемся Меч Кайгена. И снова во время Келеба Мацуда, Юкино и другие сильные джиджаки полуострова Кусанаги отбили врага в решительной победе.

В этот раз Мамору услышал презрительное фырканье сзади, но слушал лекцию, Хибики-сэнсей продолжал:

– Меч Кайгена для того, чтобы нападать, чтобы умирать. Когда ранганийская армада добралась до полуострова Кусанаги, воины домов Мацуда, Юкино, Амено, Икено и Гинкава вместе с их подданными встали в ряд на пляже. При первой новости о ранганийких кораблях наша столица послала запрос Ямме о помощи. Но, когда силы Яммы добрались до нашего полуострова, джиджаки тут – ваши деды и прадеды – уже разгромили вторгнувшихся ранганийцев. Пилоты Яммы облетели полуостров и увидели, что пляж был красным, как край меча, вкусившего победу. Готовые к бою, они полетели ниже, но обнаружили, что бой был завершен. Тела в море были в форме Ранги. Красное на песке было нечистой кровью фоньяк. Воины Кусанаги бились так яростно, что среди кайгенцев жертв почти не было.

Мамору услышал смешок Квана. Хибики-сэнсей тоже это услышал.

– Наша история для тебя смешная, Кван-сан?

– Нет, сэнсей. Простите.

Хибики-сэнсей холодно посмотрел на Квана, повернулся к классу и продолжил на диалекте:

– Это ваше прошлое. Ваше наследие. Вы в этой школе, потому что вы – потомки величайших воинов Дюны. Лучшая кровь в мире течет в ваших венах. Будете хорошо учиться и слушать, трудиться, и Меч Кайгена будет жить, яркий и острый, будет передан вашим сыновьям, а от них – их сыновьям.

МИСАКИ

В первый год в академии теонитов Мисаки на всех уроках получила лучшие оценки. На второй год она была быстрее многих на курсе скорости, ее опередил только Робин Тундиил. На третьем году она превзошла некоторых самых страшных бойцов мачете из Кариты в одиночном бою. Как подросток, она носила эти достижения с гордостью… но не знала, что в тридцать четыре будет больше всего гордиться тем, что смогла уложить пять буйных детей спать.

– Успех? – шептала она, вернувшись домой, держа в руках спящего пятилетнего.

– Успех! – подтвердила Хиори, Мисаки без рук сняла обувь. – Все спят, как ты и планировала.

Хироши задремал на плече Мисаки, пока она несла его из начальной школы. После двух часов тренировки на мечах с ребятами вдвое больше него даже он потратил энергию. Его волосы промокли от пота, ручки были в мозолях от большого тренировочного меча, но он не жаловался, просто тихо прильнул к плечу матери и дал ей отнести его домой.

Ее второй сын был странным. Она знала, когда он был лишь маленьким биением сердца в ней, что он был ребёнком своего отца. Холодным. Говорили, все джиджаки рождались с чем-то от моря в себе, но многие моря были с теплыми потоками и холодными вулканическими ручьями в глубинах, свободной водой между ледяными потоками. Даже самые ледяные джиджаки имели в своих душах теплые места – так Мисаки думала, пока не попала в семью Мацуда. Хироши родился с убийственным спокойствием замёрзшего моря. Как его отец, он был холодным, каким бы ни было его настроение или уровень усталости. Даже его пот был холодным, как утренняя роса.

Он шептал что-то о шагах, Мисаки уложила его на футон, где Рёта и Нагаса уже спали.

– Шш, – выдохнула Мисаки в его волосы. – Мы почти пять из пяти.

– Что? – глаза Хироши открылись.

– Ничего, – Мисаки прижала ладонь ко лбу, опустила его рядом с его братом. – Ничего, мой маленький воин. Просто отдыхай.

– Мм, – Хироши кивнул и уснул.

– И мы это сделали! – прошептала Мисаки, задвигая за собой дверь. – Все пять спят.

– Надолго это? – спросила Хиори.

– Наверное, ненадолго, – Мисаки вздохнула, опустилась на подушки рядом с двумя другими женщинами. – Мальчики устали, но малыши проснутся от голода.

Мисаки отчаянно хотела закрыть глаза и уснуть, но знала, что нужно было использовать руки, пока они не были полными извивающихся малышей, так что она поднялась и взяла шкатулку для шитья. Герб семьи стал отрываться с хаори Такеру, его нужно было пришить. Она осторожно взяла правильную нить, сочетающуюся с темно-синими и белыми бриллиантами герба Мацуда, и вдела в иглу.

На пике власти семьи Мацуда, во время войн Кайгена до Келебы, древний дом был полон слуг, которые готовили, убирали и шили вместо хозяйки дома. Отец Такеру жаловался, что слуг больше не присылали, но Мисаки не могла винить дома меньше, которые бросили дом, больше их не поддерживающий.

Дома воинов, как Мацуда, когда-то зарабатывали, обучая владению мечом и джийе сыновей меньших домов. Ученики приходили толпами в беспокойное время, когда часто проходили сражения, а мирное время было другой историей. За десятки лет после Келебы даже обещание тренироваться с величайшими мечниками Кайгена не могло удержать обычных корону в Такаюби.

Герб Мацуда все еще был меткой гордости, и Мисаки пришивала его к каждой накидке, кимоно и хаори.

– Мне тоже стоит заняться работой, – Хаори вытащила из мешка, принесенного из дома, то, что шила она. Мисаки устала вышивать четыре бриллианта на вещах, но она не завидовала Хиори, ведь символ Юкино был снежинкой.

– Так тихо, – отметила Сецуко. – Не помню, когда в последний раз в доме было так мирно. Ты – гений, сестренка.

– Я пытаюсь, – Мисаки улыбнулась.

– Моя бедная матушка растила девятерых в доме размером с эту комнату! – сказала Сецуко. – Конечно, она стала сдвинутой после стольких лет.

– О, как твоя матушка, Сецуко? – спросила Мисаки, повернувшись к ней. – Ты же к ней ходила пару недель назад? – Мисаки была так занята малышом и двумя старшими мальчиками, что не успела спросить, как прошел ее визит.

– Моя мама в порядке, – сказала Сецуко, – все еще удивительно здоровая, но она стареет. Как я сказала, ее разум немного сдвинут. Она убеждена, что ранганийцы нападут на нас из-за океана.

– Почему она так думает? – Хиори рассмеялась, но Мисаки замерла, крепче сжала иглу.

– Говорит, она это чувствует, – сказала Сецуко, – «интуиция старой рыбачки», как-то так. Она говорит, ветер фоньяка отличается по вкусу от обычного морского воздуха.

– Странные слова, – сказала Хиори.

– Мама Сецуко жила у океана девяносто лет, – отметила Мисаки. – Она была тут, когда ранганийцы пришли в прошлый раз. Может, она что-то знает, чего не знаем мы.

– Думаешь, моя чокнутая матушка права? – удивилась Сецуко.

– Если бы ранганийцы хотели напасть, этот район ощутил бы это первым, – сказала Мисаки. – И пострадал бы первым.

Полуостров Кусанаги тянулся далеко в Кайгенское море, закрывая путь к безопасным портам и пляжа архипелага. Те, кто вторгались в море, сначала плыли мимо полуострова и его обитателей.

– Но нам не стоит бояться Рангу, – отмахнулась Хиори. – Наши братья и мужья достаточно сильные, чтобы прогнать врагов. И, если бы серьезная угроза была от Ранги, правительство сказало бы нам.

– Возможно, – с сомнением сказала Мисаки.

– Что значит «возможно»?

– То есть… – Мисаки сделала паузу. – Я о том, что новости не обязательно правдивы.

– Что? – Хиори была потрясена, а Мисаки жалела, что заговорила.

– Мисаки-чан порой говорит нечто странное и зловещее, – Сецуко с упреком посмотрела на нее. – Не забивай этим милую голову.

Но Хиори глядела на Мисаки, не понимая.

– Ты… хочешь сказать, что правительство соврало бы нам?

Ответом было «да», конечно, но Мисаки не могла сказать это прямо. Так не говорили в Кайгене.

– Мисаки? – сказала Хиори, в ее милых глазах были боль и страх, и Мисаки пришлось предложить ответ. Она прикусила губу, тщательно подбирая слова:

– Я ходила в школу со многими джасели Яммы, – сказала она, наконец, – самопровозглашенными хранителями истории Яммы. Забавно, что эти джасели говорили, что, в зависимости от их семьи, региона и коро, которым они служили, они говорили разные истории. Порой они сидели друг рядом с другом и рассказывали об одном событии разные версии. Я говорила с одним из таких джасели. Спросила, как он может понять, что его история – правда, когда другой джасели рассказал мне иную историю и назвал ее правдой. Мне казалось, что один из них врал. Я ему это сказала.

– И что он сказал? – спросила Сецуко.

– Он сказал: «Есть миллион способов рассказать одну историю. Наша работа как джасели найти ту, которую нужно услышать народу. Не обязательно ту, что делает его самым счастливым или дает больше всего информации, но ту, которую им нужно услышать, чтобы сделать то, что нужно». Он сказал мне, что так джасели заботятся о коро и других.

– Хорошо, – Хиори растерялась. – При чем тут наше правительство?

– Думаю, так правительство Кайгена заботится о нас, – сказала Мисаки, – как джасели в Ямме заботится о своих коро, – конечно, в Ямме джасели могли сами решать, как им петь песни и рассказывать истории. Им правительство не выдавало одобренные сценарии, которые нужно озвучить, но Хиори не оценила бы такое обсуждение. – Наш император говорит нам то, что нам нужно слышать.

Судя по тому, как Хиори моргала, она не понимала.

– Думаешь, наше правительство право, говоря, что мы в безопасности? – спросила Сецуко. – Или ты думаешь, что моя старая мать что-то уловила?

– Я давно не была вне страны, – признала Мисаки, – но знаю, что фоньяки могут куда больше, чем верят многие кайгенцы.

– Правда? – Хиори не была удивлена. – Например?

– Когда ранганийцы отделились от Империи, военное дело было другим, – сказала Мисаки. – Армия империи Кайгена всегда основывалась на джиджаках, как мы, а фоньяк учитывали позже.

– Это логично, – сказала Хиори. – Фоньяки – необученные простые жители. Джиджаки чище и сильнее.

– Не совсем, – сказала Мисаки. – Не всегда.

– О чем ты? – в голосе Хиори появилось раздражение. – Если бы фоньяки были так хороши, как мы, зачем империи было бы держать воинов только из джиджак?

– Потому что главные центры силы империи – Джунгсан, Широджима, Хайцзин – всегда были населены, в основном, джиджаками, – сказала Мисаки, забыв о шитье. – Успех Революции Ранги доказал, что большая сила фоньяк, даже не организованная, могла одолеть армию джиджак.

– Но они не одолели нас, – возмутилась Хиори. – Революция не преуспела.

– Что ж, – сказала Сецуко, – они раскололи империю пополам.

– Но они не превзошли наши армии – настаивала Хиори. – Как только они добрались до океана, мы прогнали их.

– Да, – Мисаки забыла, что этому учили в старшей школе в Кайгене, но ей не нужно было спорить с Хиори сейчас. – Ты права, но это часть моей точки зрения. Во время Келебы воины Ранги были не так хорошо организованы или обучены. Фоньяки никогда не работали вместе в таком количестве, так что они не создали военные формации, чтобы подавить наши или отряды Яммы, но Ранганийский Союз был суверенной силой уже семьдесят восемь лет. У них были десятки лет, чтобы понять, как действовать как боевая сила. Те группы фоньяк могут делать то, о чем никто не мечтал пятьдесят лет назад.

– Откуда ты все это знаешь? – просила Хиори.

– Тише, Хиори-чан, – прошептала заговорщически Сецуко. – Такеру-сама не любит, когда это упоминают, но Мисаки-чан долгое время жила вне Кайгена.

– Нет! – милые глаза Хиори расширились от шока.

– О, да, – сказала Сецуко. – Когда она была подростком, она училась в международной школе теонитов Карите.

– Карита! – глаза Хиори стали еще больше. – Так далеко!

– Да, – Сецуко радовал шок женщины, – и в той странной международной школе у Мисаки было много странных друзей, включая ее соседку, которая была… – Сецуко сделала паузу для драматического эффекта, а потом прошептал, – фоньяка из Ранги!

– Нет! – воскликнула Хиори, опустила вышивку, чтобы закрыть руками рот. – Мисаки-сан, там не было страшно?

– Нет, – Мисаки не отрывала взгляда от работы. – Ей было тринадцать. Думаю, она боялась меня больше, чем я ее – по крайней мере, пока мы не узнали друг друга.

– Но вы же не могли дружить? – тревожно сказала Хиори. – Она же рангийка!

Мисаки пожала плечами.

– Мы много спорили первые два года. Ее манеры мне не нравились… – но она не стала уточнять. Попытки объяснить школьные дни Хиори только навредят. Мисаки вообще считала, что не стоило говорить о Рассвете с кем-то, кроме Сецуко, и даже Сецуко не могла все понять. Человек мог не все понять, если всю жизнь пробыл на крохотном острове.

– И твоя соседка-фоньяка… она рассказала тебе о рангийском войске? – сказала Хиори.

– Немного, да, – сказала Мисаки. Конечно, у нее были другие друзья из Ранги, знакомые и профессора, но Хиори не нужно было это знать.

– Тогда она это выдумала, – сказала Хиори с невинной уверенностью, которая могла быть только от жизни в тумане национализма. – Все знают, что рангийцам нельзя доверять.

Мисаки не ответила.

– И, – продолжила Хиори, – не важно, каким сильным стал Ранганийский Союз, потому что Кайген тоже теперь сильнее. В любых новостях видно, что наша армия больше, и наша экономика процветает.

Мисаки молчала, сосредоточилась на шитье. Она подозревала, что Кайген не испытывал экономический рай, как говорили репортеры по ТВ. Если так было, богатство не затронуло Широджиму. Рыбацкая деревня Сецуко страдала, и когда родители Мисаки навещали ее в последний раз, они сказали, что две самые большие фабрики возле Ишинамы закрылись, оставив тысячу человек без работы. Годы назад империя обещала временный магтрек между главными островами Широджимы, но проект не был завершен.

– Смешно думать, что Ранга – угроза для нас тут, – сказала Хиори. – Любой воин скажет, что у Кайгена самые сильные бойцы.

– Любой воин скажет, что даже сильные должны быть настороже, – буркнула Мисаки.

– Что ты сказала?

– Ничего, – Мисаки покачала головой. – Это не важно.

Пока Сецуко успокаивала Хиори смехом, Мисаки смотрела на синюю ткань на своих коленях, гадала, почему не подумала об этом раньше. Келеба стоила Кайгену самых важных сельскохозяйственных провинций, дешевой рабочей силы и многих главных торговых путей – ресурсы теперь принадлежали Ранганийскому Союзу.

Фоньяки в Рассвете могли делать то, о чем Мисаки не мечтала, и то было давно. Что армии Ранги делали еще пятнадцать лет? Кайген избежал полного развала в прошлую войну с Рангой, но справится ли Империя с новой атакой? Когда Мисаки отступила, чтобы посмотреть на все фигуры, было понятно, что Ранга была куда сильнее, чем во время Келебы, а Кайген был намного слабее.

Но тут, высоко в туманах Такаюби, где ничто не изменилось за тысячу лет, было просто поверить в фантазию о стабильном мире.

МАМОРУ

Класс пошел во дворе на обед, и Мамору догнал Квана.

– Что это было? – спросил он, поравнявшись с городским мальчиком.

– Что было?

– На уроке истории. Почему ты смеялся?

– Я пытался сдержаться, – сказал Кван, – и я бы не назвал мусор, который произносил тот джасели, историей.

– О чем ты? – потребовал Ицуки, он и Юта догнали их.

– Хотя бы половина того, что он говорит вам, даже не правда, – Кван посмотрел на трех парней Такаюби. – Это пропаганда.

– Пропаганда? – Мамору пару раз слышал это слово. Люди говорили, что пропаганду использовал Ранганийский Союз, чтобы обмануть необученных жителей, заставить их идти в бой. Это была тактика Ранги. Кайген не использовал пропаганду. Все это знали.

– Фаллеке! – выругался Кван. – Вы в этой деревне верите во все это? Вы верите всему, что вам говорит правительство?

– А почему нет? – бесхитростно спросил Ицуки.

– Вы должны видеть, что тут происходит, – голос Квана был почти умоляющим, он посмотрел на каждое лицо. – Император использует вас.

– Мы рады служить нашему императору, – страстно заявил Юта. – Как он может использовать нас?

– Он может кормить вас ложью о Ранге, о ваших предках. Он может заставлять вас думать, что вы непобедимы, когда это не так.

– Мы – Меч Кайгена, – яростно сказал Юта, – защитники империи.

Кван фыркнул.

– Это красивое название пушечного мяса.

Голос Мамору стал ледяным.

– Что ты сказал?

Кван напрягся, было ясно, что он ощутил ярость ньямы Мамору. Мамору смотрел, как глаза северянина двигались в нерешительности, а потом ощутил невольно восхищение, когда городской мальчик уперся ногами в землю и посмотрел ему в глаза.

– Я сказал, что вы – пушечное мясо, – голос Квана был ровным. – Император даст вам любую выдуманную историю, чтобы вы остались и умерли за него. Вы можете считать себя великими воинами с благородной целью, но для столицы вы – фигуры в игре.

Мамору глядел на Квана, щурясь. Океан кипел в его кулаках.

– Забери свои слова.

– Не стану, – упрямо сказал Кван. – Я иду обедать, – он зашагал прочь, но Мамору встал перед ним, преградил путь во двор.

– Я сказал: забери слова.

– Думаешь напугать меня, Мацуда? – Кван согнул пальцы, Мамору ощутил, как джийя мальчика замерцала, готовая к действиям. – Плевать, как хорошо ты бьешься. Еще шаг, и я…

Мамору шагнул вперед.

– Что ты?

Кван двигался быстро. Его апперкот с ледяными костяшками сработал бы против любого теонита, но Мамору был не любым. Он шагнул в сторону, повалил мгновенно новенького на землю. Кван рухнул на камни двора с приятным стуком, дыхание вылетело из его тела.

Оглушенный, северянин попытался втянуть пар в ладони для атаки, но джийя Мамору пробила его силу, забирая молекулы из его контроля. Он поднял Квана за воротник формы. Туман собрался и стал клинком льда на его свободной ладони, торчащего из костяшек у горла Квана. Это не был лед, рассекающий сталь, но это пронзило бы тело человека.

– Ого! – Мамору едва слышал тревожные голоса Ицуки и Юты за шумом гнева. – Полегче, Мамору-кун! Убери острие клинка, пока не случилось беды!

– Ты – хороший боец, – сказал Кван, все еще наглый, хоть у его горла был клинок, – и твоя гордость деревушки милая, но все это основано на лжи.

Мамору скрипнул зубами, его лед стал острее.

– Мамору-кун, ты не хочешь его убивать!

– Ты прав, – Мамору выдохнул, клинок стал водой. Он хотел ударить Квана по наглому лицу.

Так он и сделал.

Когда директор вошел во двор.