Текст книги "Меч Кайгена (ЛП)"

Автор книги: М. Л. Вонг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)

Мамору не знал, как ответить.

– Эм… надеюсь, дядя.

– Хороший юноша, – отметил Такаши, Мисаки отошла, чтобы успокоить Изумо. – Отец явно тобой гордится.

– Н-надеюсь, когда-нибудь будет, – сказал Мамору, заметно смущённый. – Вряд ли я заслужил…

– О, ты заслужишь гордость отца… – Такаши со звяканьем налил себе еще сакэ, – или будешь пытаться всю жизнь, как делал он, как делал наш старик и наш дед. Ты вырастешь, будешь тренироваться и расти, тренироваться всей душой, пока однажды не будешь сидеть за столом Кумоно, гадая, зачем потратил столько времени, чтобы стать сильным бойцом. Чтобы биться с графиками и анкетами? Чтобы передать утомительный бред своему сыну?

– Нии-сама, – голос Такеру был таким холодным, что мог треснуть, как лед. – Прошу, не говори так о наследии нашей семьи.

– Тихо, Такеру-кун. Я говорил не с тобой. Я скажу тебе кое-что, Мамору-кун… – пауза для глотка, – я рад, что у меня девочка.

Последовала растерянная тишина.

– Ты смотришь на меня как на безумца, – Такаши рассмеялся. – Но я серьезен. Девочки для мирного времени. Девочка может процветать в мирное время. Меня утешает то, что моя маленькая Аюми не будет терпеть этот бред. Тренировки до крови, чтобы оставаться в ножнах и ржаветь…

– Я в-вряд ли понимаю, дядя.

– Надеюсь, и не придется. Ты слишком яркий, чтобы ржаветь, – Такаши вздохнул, это звучало почти как стон. – Я тоже когда-то был ярким.

– Дядя…

– Хватит болтовни, – резко сказал Такаши. – Выпей, племянник.

Пауза, глоток, и Такаши рассмеялся.

– О, Мамору-кун! Видел бы ты свое лицо!

* * *

– Я поговорю с ним, – пообещала позже Сецуко Мисаки и Хиори, – за вас обеих. Но не сейчас. Я подожду, пока у него прояснится голова.

Три женщины сидели в редком моменте покоя. Мамору учился в соседней комнате с Кваном Чоль-хи. Хироши, Нагаса и Рёта ползали по полу рядом с мальчиками старше, гоняющими лед в игре, которой их научил Мамору. Изумо спал, а Аюми тихо ела у груди Сецуко.

– О, не нужно говорить со своим мужем за нас, Сецуко-сан, – сказала Хиори. – Это мужское дело.

– Хиори-чан права, – утомленно сказала Мисаки, выбирая из шкатулки иглу. Она была не в настроении говорить о ситуации с Такаши и Такеру, она хотела закончить с шитьем, так что думала закрыть тему как можно быстрее. – Кумоно – школа Такаши-самы. Если он хочет изменить работников, это его решение.

– Да, – сказала Сецуко, – но это глупое решение, и кто-то должен ему сказать.

– Сецуко-сан! – охнула Хиори. – Как можно так оскорблять своего мужа?

Сецуко пожала плечами.

– Он знает, что я люблю его.

– Уверена, Дай-сан уже озвучил возражения, – отметила Мисаки. Дай был мужчиной, мог говорить за себя. – Если он или мой муж против решения Такаши-самы, это их работа – разобраться с ним. Они же взрослые мужчины, да?

– Погоди. Почему твой муж против изменений? – растерялась Хиори.

– Такеру обычно не жалуется, – сказала Сецуко, – но ему не нравилось учить в Кумоно.

– Правда? – Хиори была потрясена. – Мой муж говорит об этом как о лучшей работе в мир. Великий мечник, как Такеру, должен тоже быть рад.

– Есть разница между тем, чтобы быть великим воином и хорошо учить этому, – сказала Мисаки. – Такеру-сама лучше за столом с бумажной работой, чем в обучении учеников. Потому Такаши-сама и хочет его рядом, чтобы получить помощь с управлением, которое он ненавидит.

– Не знаю… – Хиори сомневалась. – Разве можно так говорить о главе семьи?

– Нет, Мисаки права, – Сецуко вздохнула. – Бедный Такаши-сама не любит работу директора Кумоно. Порой я думаю о том, что он должен – хочет – просто передать работу Такеру или Даю. Они были бы в этом хороши.

Мисаки невольно рассмеялась в потрясении.

– Дай-сан, возможно, но Такеру… – Такеру не смог выбраться из бумажного мешка, чуть не сказала она. Для правления нужен хребет.

– Такеру умный и благородный, – сказала Сецуко, – чего я не могу сказать о своем бедняге.

– Сецуко-сан! – красивые, как у лани, глаза Хиори расширились в ужасе. – Нельзя так говорить о своем муже!

Мисаки смотрела на свою работу, радуясь, что она не стала озвучивать свои мысли о Такеру. Она не хотела, чтобы у бедной Хиори был сердечный приступ.

– Я не хотела обидеть, – быстро сказала Сецуко. – Мой муж – великий мужчина со своей силой, но он – не любитель идеала, как Такеру. Он не любит бумажную работу. От этого ему скучно, и он ворчит, а потом не так весел в постели.

– Сецуко-сан! – Хиори зажала руками рот и покраснела так сильно, что Мисаки боялась, что она потеряет сознание от прилива крови к голове.

– Что? – сказала Сецуко, и Мисаки гадала, не выпила ли и она сакэ. Даже Сецуко обычно была сдержаннее. – Он куда энергичнее, когда побывал в додзе, чем когда провел весь день в кабинете. Уверена, и Дай-сан такой…

– Нам не нужно говорить о Дай-сане, – поспешила сказать Мисаки и стала искать тему. – Эм, Хиори-чан, у тебя не осталось темно-синей нити?

– О, к-конечно, – пролепетала Хиори. – Я не использую ее так много, как ты. – Цвета Юкино – белый, серебряный и зеленый.

Мисаки порылась в шкатулке, взяла бледно-серую нить и подняла катушку.

– Меняемся.

– О… Мисаки-сан, не нужно…

– Меняемся, – заявила Мисаки и бросила катушку на колени Хиори.

– О… спасибо, – Хиори взяла катушку и прижала к груди, как сокровище. – Ты всегда такая добрая, Мисаки-сан, – румянец не пропал с ее лица, и Мисаки гадала, как женщина с ребенком могла быть такой до смешного невинной. – Дай мне динма, – Хиори встала, чтобы проверить свою сумку. – Я поищу тебе синюю нить.

Обычно Мисаки была не против шитья, но сегодня она отвлекалась.

– Маттаку моу! – выругалась она. – Бардак. Такое можно отдать Тамами-сан, – жена Котецу шила куда лучше женщин-коро.

– Что с ним случилось? – спросила Хиори.

– Бой, – сказала Мисаки.

– О. Но… Дай не тренировался с твоим мужем месяцами… – все знали, что Дай был одним из немногих мечников, который мог дотянуться до Такеру стальной катаной. – Кто сделал это с кимоно?

– Мамору.

Хиори охнула.

– Он стал таким умелым?

Впервые за тот день Мисаки улыбнулась.

– Не такой умелый, – она подняла кимоно Мамору, которое было так рассечено, что едва держалось целым.

– Мамочки! – Хиори рассмеялась. – Нужно много нити, да? Такой оттенок подойдет? – она подняла катушку.

– Выглядит идеально, – Мисаки потянулась за нитью.

– О, Мисаки-сан! – вдруг воскликнула Хиори, замерев. – Что с твоими руками?

– Что? – сердце Мисаки сжалось. – О! Ничего, – она быстро убрала руку. Она знала, что нужно было больше времени потратить на исцеление мозолей! – Аллергия на новое мыло. Появились волдыри.

– Я не видела новое мыло, – сказала Сецуко. Они с Мисаки мылись, стирали и мыли посуду в одном месте.

– Потому что я его выбросила, – сказала Мисаки. – Оно было плохим.

– Выглядит как мозоли, – тревожно сказала Хиори. – Странно… порой у моего мужа такие ладони.

– Правда? – сердце Мисаки забилось быстрее. Такеру уже был недоволен ею, не хватало, чтобы кто-то узнал, что она была в его додзе и трогала оружие. И если ее поймала наивная Хиори, ее гордость не могла такое вынести.

Хиори придвинулась ближе, коснулась ладони Мисаки.

– Почему у тебя мозоли как у Дая?

Мисаки искала лож, когда…

– Такеру-сама! – с облегчением воскликнула она. Обычно на не была так рада, ощущая неприятный холод мужа в комнате. – Ты рано вернулся!

– Шиматта…! – выругалась тихо Сецуко, прикрыла грудь своим кимоно.

– Я не знал, что мы не одни, – сказал Такеру, не приветствуя женщин. – Кван у нас дома?

– Он заключил уговор с Мамору, – сказала Мисаки.

– Что?

– Мамору помогает ему с боевыми тренировками, а он взамен помогает Мамору с кайгенгуа.

Бедный Чоль-хи не выдерживал дольше ваати в додзе, потом слишком уставал, чтобы держать боккен, и они уходили в гостиную, чтобы развивать словарный запас кайгенгуа до того, как темнело. Так мальчики провели почти все каникулы посреди зимы.

– Хм, – фыркнул Такеру, холодно посмотрел на Хиори. – А ты… разве ты не должна готовить ужин дома?

– О… д-да, Мацуда-доно, – Хиори поспешила собрать вещи, поклонилась и ушла.

– Это было грубо, – буркнула Сецуко.

– Мисаки, – сказал Такеру, – проводи подругу и приходи в мой кабинет.

Его монотонный голос мешал понять, была Мисаки в беде или нет. Но лучше было выполнять его слова без вопросов.

Рёта заплакал, когда Хиори сказала ему, что пора идти.

– Йош, йош, – Мисаки успокоила малыша, погладив его по голове. – Нага-кун будет тут и завтра.

– Спасибо за время, как всегда, Мисаки-сан, – Хиори поклонилась. – О, и не переживай за кимоно Мамору, – она удивительно хитро улыбнулась.

– Что?

Хиори похлопала по своей сумке.

– Я верну его к следующей неделе.

– Хиори-чан, я не могу отдать тебе всю работу! – Мисаки потянулась к сумке Хиори, но женщина прижала сумку к груди.

– Нет! – сказала она. – Прошу, дай мне сделать это за тебя, Мисаки-сан. У Дая вся одежда в хорошем состоянии, так что мне нужно штопать не так и много.

– Ладно, – Мисаки вздохнула. – Я буду в долгу. Позволь потом помочь тебе со стиркой.

Хиори была из хорошей семьи, но ее джийя была слабой. Движение воды, которое легко давалось Мисаки, быстро ее утомляло.

Хиори тепло посмотрела на нее, Мисаки не понимала этого и не заслуживала.

– Ты всегда так добра, Мисаки-сан.

– Хорошей ночи, Хиори-чан, – Мисаки поклонилась и невольно похлопала нежно подругу по щеке. – Увидимся завтра.

– Спокойной ночи, милашка, – Сецуко помахала Хиори.

Улыбка увяла на лице, Мисаки прошла по гостиной к кабинету Такеру.

– Такеру-сама, – тихо сказала она у двери. – Ты хотел меня видеть?

Такеру не посмотрел на нее, только махнул заходить. Он был увлечен кайири на его столе, и Мисаки с поклоном вошла в комнату и тихо приблизилась. Она опустилась на колени перед Такеру – так она садилась раньше перед его отцом – пока он не решил заговорить с ней.

Он опустил перо и посмотрел на нее.

– Тебе еще одно письмо, – он вытащил свиток из кладок кимоно и вручил ей. Свернутый кайири был потрепан и в пятнах, словно прошел долгий путь.

– Это из Колунджары! – воскликнула Мисаки, увидев адрес отправителя.

Имени не было. Ее пальцы задели печать и замерли, обнаружив, что она была целой. Она посмотрела на Такеру с удивлением. Он не открывал письмо.

Мисаки казалось – нет, она была уверена – что первые годы брака Такеру перехватывал письма, приходящие ей. Только скучные поздравления со свадьбой доходили до нее, ничего важного. Ничего существенного.

Письма, которые должны были прийти, не попадали в ее руки. Она уже знала, что было во многих из них. Эллин выразила бы скованно меньше печали, чем ожидала, а потом сказала бы, что уважала решение Мисаки. Мастер Вангара сказал бы ей быть осторожной. Коли разразился бы тирадой о разуме и перешел бы в ворчание из-за амбиций людей и свободной воли. А Робин… она пыталась не представлять, что он написал бы. Это было слишком больно.

Она могла возразить, и если бы она хотела, она нашла бы способ получать письма раньше Такеру – но это было в чем-то добротой. Было проще забыть жизнь, которую она оставила… по крайней мере, прогнать из мыслей.

Может, она должна была радоваться, что десять лет спустя муж стал доверять ей достаточно, чтобы дать ей письмо, не проверив его. Но, когда она поискала в горьком сердце каплю благодарности, она ничего не нашла.

– Почему тебе пришло письмо из Колунджары? – спросил Такеру.

Мисаки не слышала подозрений в его голосе, но его присутствие показывало: он доверял ей так, чтобы дать письмо, но будет стоять над ней, пока она его читала.

– Не знаю, – честно сказала она.

– У тебя нет знакомых, которые могли это прислать?

Коли Курума, насколько знала Мисаки, все еще жил в столице Яммы, но почерк на свитке был слишком аккуратным для него. Она покачала головой.

– Я понятия не имею, от кого это.

Она с любопытством сломала печать и развернула письмо. Слова были на ямманинке… нет. Не совсем. Буквы были ямманинке, но сами слова были на линдийском языке. Который Мисаки не видела и не слышала со школьных дней.

На бумаге из знакомых символов была только подпись внизу. Мисаки охнула.

– Что это? – спросил Такеру. – От кого?

– Моей… старой соседки, – сказала Мисаки, не упомянув, что соседка была ранганийкой.

Дорогая Мисаки,

Давно не виделись. Знаю, ты сказала, что для тебя в браке будет лучше, если мы не будем связываться, прости, что нарушаю это. Я рискую больше, чем хочу говорить в послании тебе, но не смогу жить, если не отправлю его. Я верна своей стране, но ты – моя подруга, и я не хочу вреда тебе и тем, кого ты любишь.

Если ты уже не живешь на полуострове Кусанаги, письмо до тебя не дойдет, и хорошо, что ты тогда вне опасности.

Но если ты читаешь это, то ты все еще по тому адресу в Такаюби. Если так, ты в опасности. Я не знаю, что за информацию тебе дает правительство Кайгена насчет состояния Ранги или возможности войны, но, говорят они или нет, вы в серьезной опасности. Бери семью и покидай Такаюби как можно быстрее.

И если ты переживёшь грядущие недели, если сможешь, ответь письмом по этому адресу, чтобы я знала, что ты в порядке.

Ньяма тебе. Миллион раз ньяма тебе.

Нами, пусть это не будет наш последний разговор.

Твоя верная подруга,

Гуан Я-ли

Мисаки словно стала камнем.

– Что это? – Такеру прочел шок на ее лице. – Что там говорится?

– Прошу, Такеру-сама, присядь, – тихо сказала она.

– Что?

– Тебе нужно это услышать.

Сидя напротив мужа, Мисаки перевела письмо вслух. Такеру слушал без эмоций.

– И кто такая Гуан Я-ли? – спросил он.

– Сказала же, подруга из школы, – ответила Мисаки, тщетно надеясь, что Такеру не будет давить сильнее.

– И где она родилась?

Гуан было распространенной фамилией в Наминдугу. Было много Гуанов на севере Кайгена, как и в Ранге, но…

– Я-ли – ранганийка.

– Тогда письмо нужно уничтожить и забыть, – спокойно сказал Такеру. – Ее словам нельзя доверять.

– Она была близкой подругой… – возразила Мисаки.

– Ты несешь чушь, Мисаки. Даже если Гуан Я-ли была твоей подругой, откуда женщине знать о планах ранганийских военных? Это невозможно.

– Возможно, – Мисаки старалась подавить возмущение. – Когда мы с Я-ли закончили обучение, ее сестра стал генералом ранганийской армии.

Такеру издал презрительный звук, и Мисаки скрипнула зубами.

– Ее сестра? Что это за шутка над военными?

Мисаки игнорировала слова мужа.

– Я-ли знала бы, и, что бы ты ни думал, она не врала бы мне. Не об этом. Я понимаю, что ты не хочешь верить на слово ранганийке, но дело не в ней. Казу, лорд Цусано, предупреждал нас, по-своему.

– Твой брат сказал лишь, что нам нужно отправиться на Джунгсан.

– Это звучало странно. Он явно хотел нам что-то сказать.

– Это было совпадением.

– При всем уважении, Такеру-сама, я знаю своего брата. И я знаю эту женщину. Думаю, ранганийцы что-то планируют.

– И что с того? Если ранганийцы придут, они погибнут, – он говорил с той же глупой уверенностью, какая была у всех в Такаюби. – Это Меч Кайгена. Попасть сюда – значит умереть.

– Красивые слова, – сказала Мисаки, – но ты не видел, что за пределами.

– Не важно, – сказал Такеру, вставая и нависая над женой. – Империя полагается на нас, что мы сдержим угрозу с запада, и мы делали это безупречно векам.

– Знаю, – Мисаки осталась на коленях, надеясь, что, если она сдержится и будет говорить тихо, она заставит его увидеть правду. – Ты и другие мужчины – великие воины, но не армия. Этот полуостров – не крепость теонитов, каким он был, когда ранганийцы напали в прошлый раз.

– Возможно, – признал Такеру, – но будет куда хуже, если мы уйдем. Ты не думала, что твоя старая подруга могла пытаться уговорить тебя на измену?

– Что?

– Она знает, кто твой муж?

– Да.

– Тогда это хороший план, да? – сказал Такеру. – Заставить тебя покинуть полуостров с семьей, может, всей семьей Мацуда, когда мы нужны Империи больше всего. Ранганийцы хитрые.

«Что ты знаешь о них? – хотела рявкнуть Мисаки. – Ты никогда не встречал их», – но она сдержала гнев. Женщина не говорила так со своим мужем.

– Вряд ли она хотела такого… – начала ровно Мисаки, но Такеру снова прервал ее:

– Я не хочу слушать дальше, о чем ты думаешь! – его голос стал выше в редкий миг гнева. – Ты не понимаешь ничего в том, о чем говоришь. Не важно, врет ранганийка или говорит правду. Убежать, когда мы нужны стране, это измена, и я не буду такое слушать. Мы – Меч Кайгена. Если мы позволили ему заржаветь, то мы заслуживаем умереть на нем вместе с врагами.

– Включая твоих сыновей? – осведомилась Мисаки. – Твоих малышей?

– Да, – Такеру говорил без иронии или колебаний. – За кем ты замужем?

Мисаки сжала кулаки. Теперь нужно было попросить у мужа прощения, опустить стыдливо взгляд. Но она встала и посмотрела в глаза Такеру. Гнев пятнадцати лет наполнил ее грудь за миг, поднял ее голову и расправил ей плечи.

– Я забираю мальчиков.

– Что, прости?

– Я беру сыновей и отправляюсь на Ишихаму к родителям, – решила она, и слова вылетели из ее рта.

– Не смеши. У твоих родителей уже нет дома. Это они должны приехать к нам…

– Ты можешь поехать с нами, если хочешь, – сказала Мисаки, – но я забираю их.

– Мисаки, – Такеру шагнул вперед, глядя на свою жену так, что крепкие мужчины задрожали бы. – Это не твое решение.

Мисаки не боялась, выдерживала его взгляд. Она давно не находила смелости дать отпор. Если она не могла биться за своих детей, тогда кем она была? Кем она стала?

– Ты можешь попытаться меня остановить, – сказала она и пошла к двери.

– Мисаки… – Такеру схватил ее за руку. Она сделала себя водой и ускользнула из его пальцев до того, как он сжал крепче.

Юркнув под его рукой, она побежала к двери, но он был быстрее. Мисаки знала, когда он сомкнул пальцы на ее запястье, что она не вырвется, но у нее была защита.

Двигаясь на рефлексе, она сосредоточила всю джийю в свободной руке и вонзила два пальца в руку Такеру.

Вне мифа о Кровавых Кукловодах было невозможно для джиджаки управлять большим количеством крови в теле другого человека. Ньяма теонита была сильнее всего в его венах. Но Цусано много веков назад поняли, что капля крови, которой управляют точно, могла быть самым опасным оружием.

Сила Мисаки стала острием иглы. Сильное тело Такеру и даже сильная джийя мешали пробить его, но Мисаки смогла. На миг его кровь стала ее иглой, ударила по точке давления глубоко в его руке. Рука Такеру дернулась, напряглась на миг, а потом обмякла.

Его ладонь съехала с ее запястья, и Мисаки даже хотела остаться и насладиться шоком на его лице.

– Это была…?

– Кровавая Игла, – сказала она, улыбаясь. Что важнее, это была комбинация традиционной Кровавой Иглы Цусано и медицинской акупунктуры, которой она научилась у Я-ли. – Твоя рука снова будет работать через пять сииирану – четыре, если расслабишься, – она пошла к двери.

– Мисаки, – голос Такеру был чистым льдом. – Ты…

– О, и я не использовала бы в это время джийю, – добавила она. – Если не хочешь, чтоб мышцы ценной ведущей руки не пострадали навсегда.

– Ты пожалеешь…

Он не успел закончить, Мисаки захлопнула дверь и запечатала ее толстым слоем льда. Часть про не использование джийи была ложью, придуманной мгновенно, она всегда была хороша в таком. Поймет ли Такеру блеф и освободился джийей или будет ждать четыре сиирану, пока пройдет Кровавая Игла, у Мисаки были лишь мгновения.

Задрав кимоно, она побежала по коридору. Замерев у спальни мальчиков, она вытащила Изумо из колыбели. Резкое движение и безумная джийя матери разбудили его, и он заплакал, но у Мисаки не было времени переживать из-за этого.

– Йош, йош, Изу-кун. Все хорошо, – напевала она скорее себе, чем ребенку, пока бежала в гостиную. – Каа-чан все сделает хорошо.

– Каа-чан! – воскликнул Мамору, когда Мисаки ворвалась в гостиную, заметно потрясённая, ее джийя источала панику. – Ты…

– Помоги братьям одеться, – сказала Мисаки. – Мы уходим.

– Что? – сказал Мамору. – Каа-чан…

– Чоль-хи-кун, – Мисаки обратилась к северянину, который все еще сидел на коленях у стола напротив Мамору. – Тебе стоит бежать домой, к отцу, и убираться с этой горы.

– Мацуда-доно, что такое? Вы что-то слышали…

– Будет время на вопросы позже, – сказала она. Боги, она надеялась, что это была правда. – Сейчас слушайтесь меня!

Сецуко появилась в дверях.

– Что происходит?

– И ты, Сецуко. Бери Аюми, и уходим.

– Что?

– Нет времени объяснять, – Мисаки укутала Изумо в плащ и передала его растерянному Мамору. – Нужно уходить отсюда, с этой горы.

– Что? И куда?

– Не знаю… в дом твоих родителей, – решила Мисаки. – Мы сначала остановимся там, – рыбацкая семья укроет их, если будет нужно, и Мисаки была уверена, что Сецуко не покинет Кусанаги без них.

– Почему? – спросила Сецуко. – Мы в опасности?

– Отчасти… да, – ответом было да, но Мисаки не упомянула, что опаснее всего сейчас был ее муж.

– Я не могу уйти без Такаши, – возразила Сецуко. – Он еще не дома.

– Он быстрый, – сказала Мисаки. – Он сможет пойти за нами, если нужно. С малышами мы медленные. Нужно уходить сейчас!

Мисаки еще не видела Сецуко такой испуганной.

– Х-хорошо, – сказала она. – А твой муж? Где Такеру?

– Он будет с нами через сииру.

Если Мисаки хотела получить время на побег с детьми, ей нужно было сильнее обезвредить мужа. Пока он был удивлен, ей нужно было повредить ему колени или вырубить ударом в висок. Но она пока не собиралась проявлять открытую жестокость к мужу… да?

Да?

Она обдумывала ситуацию и понимала, что Такеру пойдет за ними. Он точно был в ярости. Вряд ли Мисаки сможет уговорить его после того, как открыто пошла против него. Он догонит их. Попытается вернуть их силой. И она навредит ему? Она станет биться с ним серьезно? Из мыслей поднялся темный вопрос: это что-то изменит?

Мисаки сражалась с жуткими теонитами, но Такеру был намного сильнее, чем они. Ей стоило вернуться и обезоружить его? Это мог быть ее единственный шанс, сейчас, пока он не мог использовать правую руку и мог не решиться использовать джийю.

– Каа-чан, – голос Мамору отвлек ее от мыслей. – Хиро-кун и Нага-кун в плащах. Чоль-хи говорит, что не уйдет, пока ему не объяснят, в чем дело. Что мне теперь делать?

– Мамору… – Мисаки медленно повернулась и посмотрела на сына.

Переживая, что за ними пойдет Такеру, она не учла, что Мамору тоже будет там… Мамору был достаточно сильным, чтобы склонить весы в какую-то сторону. Учитывая уровень навыков, силы и опыта, она понимала, с кем решит остаться Мамору.

Но это не могло произойти.

Не с Мамору, который был верным, переживал за родителей. Ребенок не должен делать такой выбор. Но реальность была в том, что если Мисаки и Такеру начнут биться при нем, ему придется выбирать. Если она хотела убежать с мальчиками сейчас, она обречет Мамору на грех – ему придется поднять меч на кого-то из родителей.

Она не могла так поступить.

Ее решение было принято.

– Мамору.

– Да, Каа-чан?

– Ты делал для Нагасы и Рёты ледяные санки… можешь сделать такие, чтобы уместились твоя тетя и четверо малышей?

– Эм… да. Думаю, да.

– Хорошо. Делай эти сани, усади всех в них и спусти с горы как можно быстрее, не разбив их.

– Что… сейчас?

– Да, сейчас. Иди!

– А ты, Каа-чан?

– Я буду сразу следом, – Мисаки расправила плечи и повернулась к коридору. – Мне нужно кое с чем разобраться.

Мамору не успел возразить, она пошла по коридору, решимость стала льдом.

Она решила пойти к Такеру. Он был не таким, как враги, с которыми она разбиралась в прошлом, которого можно было обезвредить одним разрезанным сухожилием или метким ударом по колену. Его ньяма тянулась так глубоко, что он мог двигать водой разумом. Такеру с разбитыми конечностями все еще был опасен. Такеру, который мог хотя бы пошевелиться, был все еще опасен.

Ее сердце забилось быстрее, разум представлял возможные реакции Такеру, любую его атаку, и как она могла ее отразить.

Она завернула за угол… и обнаружила, что путь был перекрыт.

– Нии-сама!

Она так погрузилась в свою тревогу, что не ощутила ньяму Такаши, вошедшего в дом.

– Мисаки, что происходит? – осведомился Такаши. – Почему дверь кабинета моего брата заморожена? Почему все в панике?

Лед Мисаки рассыпался. Ее сердце грозило выпрыгнуть из груди. Такаши был тут. Он был тут. Это все меняло. Если шансы против одного Мацуда были небольшими, то против двоих шансов не было.

– Что происходит? – настойчивее повторил Такаши.

Джийя Мисаки кипела в ней, ей нужно было действовать, но она не знала, как.

– Я… – голова Мисаки кружилась. Слова не приходили.

– Твоя джийя странно себя ведет, сестренка, – сказал Такаши, хмурясь в тревоге. – Ты в порядке? – он протянул к ней руку.

Если бы она ударила его сейчас, пока он этого не ожидал… но нет. Если она поднимет руку на Такаши, Сецуко не простит ее, не пойдет за ней в безопасность. И она не могла уйти без Сецуко…

– Ответь, Мисаки.

Мисаки открыла рот, но не успела соврать, раздался грохот.

Дверь кабинета Такеру взорвалась, куски дерева и льда полетели в стороны.

– Что это было? – сказал голос, Мамору прибежал в коридор, Сецуко и Чоль-хи – за ним. – Каа-чан, ты…

Но все умолкли, Такеру появился в дверях кабинета. Сила его гнева была такой тяжелой, что никто не мог говорить или даже дышать из-за нее. Он сделал шаг в коридор, и все отпрянули – все, кроме Мисаки, которая не могла шевелиться.

Правая рука Такеру все еще свисала сбоку, но ему она не нужна была, чтобы удерживать Мисаки. Его взгляд прибил ее к месту, как меч, пронзивший живот. Его голос мог заморозить солнце, когда он сказал:

– Мисаки…

После этих трех слогов она поверила впервые, что у ее мужа были эмоции. Он мог ненавидеть.

Она ждала, застыв, пока взгляд Такеру станет физическим льдом и оборвет ее жизнь. Она не могла смотреть ему в лицо, закрыла глаза. Она знала звук меча, пронзающего тело человека. Она знала смертельный холод Шепчущего Клинка. Она знала, каково было носить внутри такой лед. Она была готова…

Но следующим звуком был не хруст льда об кость, а звон колокола. Она ощутила не твердый лед в животе, а нежный ветерок на щеке. Слабый. Слабый, но живой. И в тот момент джийя Мисаки, Такеру, Такаши и Мамору была задета чем-то чужим, чем-то легче и быстрее, но не менее сильным.

Мисаки открыла глаза, видя все ужасно четко. Мир перевернулся. Страх раскрылся, угроза от двух мужчин Мацуда перешла к чему-то больше и хуже…

Такеру отвел от нее взгляд, повернулся на неожиданный звук.

– Это колокол храма?

– Звук похож, – Сецуко склонила голову.

– Почему фины звонят им сейчас? – спросил Мамору. – Буря?

– Наверное, – сказал Такаши. – Новости предупреждали о штормах.

– Это не прибрежный шторм, директор, – Кван Чоль-хи озвучил осознание, которое Мисаки побоялась назвать. – Это фонья.

– Кван-кун, – начал возмущенно Такаши, но слова проглотил звук, какого они еще не слышали раньше. Рев, но не звериный и не человеческий, а нечто между.

Звук сотряс гору, половицы под их ногами загремели. Колокол фина, который должен был звонить ровно веками, загремел быстрее, потонул в вое, таком хищном и пустом, словно он звучал из зияющей пасти Лааксары.

Мисаки знала, когда ветер стал хлестать ее по коже, что письмо Я-ли пришло поздно.

– Они тут.